Происшествия под водой

Птицы и рыбы

Слышишь, какая перекличка высоко в небе, какое ликование! Это журавли летят.

Здравствуйте, журавли! Далеко ли путь держите?

Каждую весну возвращаются из теплых краев на родину журавли, дикие гуси, грачи, скворцы, жаворонки и другие перелетные птицы. Они направляются в родные леса, рощи, сады, летят на озера и болота, где родились и выросли, чтобы построить там гнезда и вывести птенцов.

А из озер и морей движутся в реки косяки рыб! Плывут так называемые «проходные» рыбы — сельдь, осетр, белорыбица, лосось, корюшка… В морях преодолевают огромные пространства треска, морские сельди, морские окуни и другие рыбы. Они, как птицы, устремляются туда, где родились, чтобы выметать там икру и дать жизнь миллионам новых рыбок.

Какие бы разные ни были рыбы по виду, но жить начинают одинаково: выклевываются из икринок, как цыплята из яиц. Надо вам сказать, нелегкое это дело — выбраться на волю из икринки; немало приходится рыбьему детенышу для этого потрудиться.

Мне не раз приходилось наблюдать, как выклевывается личинка рыбы. Смотрела я на это в микроскоп, который увеличивал во много раз, так что всё было отлично видно.

Вот личинка быстро двигается, кружится в своей тесной комнатке. Вот замерла, устала. А через секунду, отдохнув, вздрогнула, напряглась, снова завертелась.

Вся она как крошечная свернутая пружинка.

Еще, еще толчок!

Когда птенчик стучится клювиком в стенку яичной скорлупы, продалбливая дверцу в мир, — мать нередко приходит ему на помощь. Рыбьим личинкам приходится выбираться на свет самостоятельно. Хорошо еще, что к этому времени оболочка икринки становится тоньше, а от движений и толчков личинки она еще растягивается.

Ну, последнее усилие!

Ура! Оболочка треснула, разорвалась, и личинка выскальзывает в воду.

Появилась новая рыбка.

Впрочем, крошечное это существо еще мало похоже на рыбку. В самом деле: взгляните‑ка! Ну что это такое — голова да хвостик, а посередине поблескивает что‑то большое, круглое, точно пузырь!

Оказывается, это очень важный орган для личинки — желточный мешок. Здесь находится запас пищи на первые дни жизни. Новорожденный еще слаб и беспомощен. Он не может как Следует управлять своими движениями, не может противиться течению воды. Хвостик и плавнички у него совсем маленькие, а тут еще желточный мешок мешает.

И вот представьте себе, что где‑нибудь у морского берега появилась на свет масса таких крошек. Оглянуться не успели, а уж рядом чьи‑то оскаленные зубы, хищные разинутые пасти.

Спасайтесь! Спасайтесь!

Да куда уж таким пловцам спастись!

Случается, вдруг ветер налетит, поднимет волны, подхватит беззащитных мальков, вместе с волной выплеснет на берег. Тут им и конец. Или разгуляются волны — и угонит мальков далеко — далеко от родных мест, в холодные незнакомые воды, где труднее найти еду: мало водорослей и микроскопических рачков — пищи рыб. А ведь как только используют мальки свой запас еды из желточного мешочка, наступит время самим добывать пропитание.

Часто случается, что личинки и выклюнуться не успеют: много в море любителей икры!

Вот почему у рыб, которые нерестятся — то есть откладывают икру — в морях, очень много икринок. Одна крупная треска, например, откладывает несколько миллионов штук!

А вы ясно представляете себе, что такое миллион?

Если бы кто‑нибудь из вас захотел пересчитать миллион икринок и каждую секунду стал бы отсчитывать по одной, ему пришлось бы заниматься этим делом день и ночь целых одиннадцать с половиной суток.

Очень это много — несколько миллионов икринок!

И хорошо, что их у трески так много! Ведь из этих миллионов выведутся, уцелеют и, может быть, вырастут до взрослых рыб всего лишь несколько десятков штук.

В реке спокойнее, чем в море. Можно найти у берега укромное местечко, где и течение слабое — никуда мальков не унесет — и хищников меньше. К тому же на мелких, пригретых солнышком местах, в толще воды плавает масса микроскопических водорослей, всевозможных рачков и других крошечных животных. Всё вместе это называется планктоном. (См. рисунки на стр. 71–74.)

Там, где много планктона, жизнь у мальков сытная и привольная. Тут от голода никто не погибнет.

У рыб, которые нерестятся в реках, например у леща, окуня, щуки, икры меньше: десятки, сотни тысяч икринок. Всё же и это порядочно.

А вот у колюшки всего — навсего одна — три сотни. Это, по рыбьему счету, совсем пустяк!

Можно подумать, что все реки, речки и озера битком набиты лещами, окунями, а колюшку встретишь лишь изредка.

Однако это не так. Наоборот. Колюшек во много раз больше, чем лещей, щук и окуней. Повсюду водится, колюшка: в морях, в озерах, прудах… Да еще сколько ее — без счета!

Как же это? Почему?

Да потому, что колюшка проявляет большую заботу о своем потомстве. Об этом и будет рассказано в следующей главе.

Маленькие строители

Многие из вас, вероятно, хорошо знают колюшку. Она серенькая, с зеленоватой спинкой. Величиной с ваш палец. А ее побаиваются и большие хищники. У нее вместо брюшных плавников острые колючки. Такие же шипы и колючки, только еще погрозней, на спине. Недаром зовут ее колюшкой!

Когда всё вокруг спокойно, она прячет свое оружие, прижимает его к телу. Но чуть грозит беда, — растопыривается, как ерш. Попробуй подступись!

Когда наступает пора икрометания, самец колюшки выбирает на дне реки или озера, среди водорослей и трав, укромное местечко и принимается за работу.

Он усердно таскает во рту веточки и обрывки стеблей подводных растений и складывает в облюбованное место. Строительного материала много вокруг, — но как смастерить из этих обрывков прочное гнездо?

Трудно, конечно, подглядеть, как сооружает колюшка свое гнездо «на воле» — в реке или в озере. Другое дело — в аквариуме. Здесь всё на виду. Наши аквариумисты не раз наблюдали, как ловко втыкала в мягкий грунт маленькая рыбка самые длинные, самые гибкие корешки и стебельки, выбирая их из своего «строительного материала».

А мелочь? Она на что годна?

Очевидно, годится и мелочь, потому что колюшка начинала проделывать над этим ворохом странные на первый взгляд упражнения. Она проплывала вплотную над кучей, касаясь ее каждый раз своим брюшком, приглаживая растения, будто утюгом. Она проделывала это много раз, и постепенно беспорядочно торчавшие во все стороны стебельки и травинки соединялись всё плотнее и прочнее, будто склеивались. Да, склеивались. Каким же образом? Откуда мог раздобыть клей маленький подводный строитель?

Оказывается, он сам его приготовил. Это клейкое вещество, которым смазывал он обрывки растений в то время, когда их «утюжил», вырабатывали почки рыбки.

Работа шла вовсю, и вскоре дно ямки было выстлано «полом» из растений. Затем с таким же старанием были сооружены стенки и верх гнезда.

Очень интересно наблюдать, как хлопочет маленькая рыбка, создавая надежное убежище для своего потомства.

Строитель трудится без устали. Он при этом принаряжается: серенькое брюшко и бока у него краснеют, спинка становится темнозеленой, глаза — ярко-синие.

Вот, наконец, и гнездо готово. Оно похоже на маленькую муфточку, но только с одним отверстием — входом. Самочки заполняют его икрой и уплывают, а строитель остается у входа на страже.

Нечего тут толковать про мелких врагов; стоит только сунуться к гнезду зубастой морде и покрупнее, — навстречу ей стремительно кидается этакое маленькое пестрое чудище с растопыренными колючками!

Нет, лучше от него подальше!

Когда врагов поблизости нет, заботливый отец занят другим важным делом: он непрерывно машет, как веером, грудными плавниками, чтобы в домик всё время поступала свежая вода и омывала икринки.

Наконец из икринок выклевываются личинки с огромными желточными мешками. Первые дни маленькие колюшки почти не двигаются. Неудобно ведь плавать с таким мешком! Захочет малыш повернуть направо, а вместо этого течение перевернет его через голову и понесет совсем в другую сторону.

Такого неуклюжего пловца всякий обидит!

Но колюшка — отец не выпускает из гнезда этих беспомощных детенышей. Только попробуют выплыть, сейчас же загоняет обратно: не время еще таким младенцам выходить на прогулку. Сидите дома, малыши, да питайтесь своим желтком.

К тому же времени, когда у личинок истощится запас желтка, они подрастут, превратятся в стройных молодых колюшек и расплывутся.

Домик из воздуха

Маленькая рыбка макропод также заботливо охраняет свое потомство.

Макропод — обитатель жарких стран. Водится он в реках Африки, Южного Китая, Индо-Китая.

Часто живет в канавах рисовых полей. Уже около ста лет, как завезли его в Европу, но у нас макропода увидишь только в аквариумах.

Это очень интересная рыбка. Приспособилась она жить в теплой стоячей или медленно текущей воде, где так мало кислорода, что другая рыба там задыхается.

А макропод живет.

У него развился особый наджаберный орган. Он соединен с жаберной полостью, где разветвляется масса складок слизистой оболочки. Они изгибаются так причудливо, что напоминают лабиринт. Вот почему рыб, у которых есть такой орган, назвали лабиринтовыми.

Захватывая воздух, макропод катает его во рту, при этом обогащает кислородом воду, которая соприкасается с этим воздушным шариком, и гонит эту воду в лабиринт. Здесь тысячи мельчайших кровеносных сосудиков забирают кислород из воды и разносят его по телу рыбки.

Как же развивается икра у макроподов? Ведь икринкам очень нужен кислород. В теплой стоячей воде они жить не могут, задохнутся.

Что же делать?

И макропод мастерит гнездо для своей икры из самого необычайного строительного материала — из воздуха, из крошечных воздушных пузырьков, прозрачные стенки которых состоят из слюны рыбки.

Когда наступает пора икрометания, самец макропод начинает забирать очень много воздуха, гораздо больше, чем обычно. То и дело высовывается из воды его мордочка, шлепнет губами — и обратно.

Запасшись воздухом, рыбка уходит вниз и выпускает его. Освобожденный, устремляется он кверху маленькими пузырьками. За первым пузырьком уже спешит второй, третий, четвертый… Сколько их! Без счета!

Строительство идет вовсю!

Вскоре на поверхности воды появляется серебристая пена из нескольких слоев пузыречков. Эта пенная шапка светится, переливается разными цветами в солнечных лучах.

Вот и готово гнездо из воздуха! Теперь самочке остается заполнить его икрой.

Я познакомилась с парочкой макроподов как раз в то время, когда значительная часть поверхности маленького аквариума была покрыта пеной из многих слоев этих пузыречков. Строительство воздушного гнезда, видимо, было закончено.

Сам «работничек», нарядный, расцвеченный ярко-красными и изумрудными полосками, плавал под своим сооружением, выражая заметное беспокойство. Он то и дело подплывал к самочке, как бы приглашая ее к гнезду.

А маленькая самочка стояла неподвижно в уголке аквариума, и казалось, — вид у нее виноватый, будто она извиняется, что не готова еще у нее икра, не дозрела, поторопился строитель с гнездом.

Мне рассказали, что нередко в аквариуме можно наблюдать и другую картину.

Воздушный домик еще не выстроен, а самочка начинает проявлять большое беспокойство. Она суетливо плавает по аквариуму, начинает гоняться за самцом и сильно толкает его в бок носом.

Это можно понять так: «Икра у меня готова. Где же гнездо? Что ты, заснул, что ли? А ну, поторапливайся!»

Однако чаще дело обходится спокойнее: гнездо бывает закончено как раз во — время.

И тогда самец загоняет самочку под гнездо, она переворачивается брюшком кверху и выпускает струйку икры.

Вот ведь как ловко! Икринки попадают прямо в гнездо, между пузырьками воздуха. Здесь‑то уж икре будет достаточно кислорода. Это как раз то, что так необходимо икринкам. Ведь в каждой началась жизнь, развивается зародыш, он и дышит.

Если какая‑нибудь икринка не попадет в гнездышко из пены, макропод — самец тотчас же ее подхватывает и водворяет на место.

Кажется, всё в порядке. Теперь маленький строитель, так же как и колюшка, остается охранять зыбкое свое сооружение и его обитателей.

В аквариуме это не такое уж сложное дело: тут нет врагов, которые захотели бы полакомиться икрой, нет ветра, который может сбить в кучу пузырьки или, напротив, разорвать легкую пену.

Главная забота здесь — «ремонтировать» постройку, заменять лопнувшие пузырьки воздуха новыми.

Другое дело — где‑нибудь в южной реке. Там зевать не приходится!

Не успел макропод отогнать какого‑нибудь хищника, — новая напасть.

Налетел ветер, дрогнула вода, качнулся легкий домик, и все икринки сбились в кучу. И пузырьки воздуха переместились; в одном месте их много, а в другом почти вовсе нет.

Снова надо наводить порядок. Тут наш сторож превращается в своеобразного «коменданта дома».

Надо расселить жильцов, чтобы всем было свободно и удобно.

Снова осторожно распределяет он, как нужно, икру и пузырьки воздуха.

В домике наступает, наконец, пора великих событий. Икры уже нет, зато появились крошечные личинки. Их почти не заметно, — такие они прозрачные. Но заботливый отец хорошо их видит и по-прежнему не спускает с них глаз, пока они не подрастут и не окрепнут.

Ведь врагов у личинок видимо — невидимо. И даже в аквариуме, где плавает только парочка макроподов, малышам грозит опасность от самки; поэтому аквариумисты ее обычно отсаживают после икрометания в другой аквариум.

Невольная нянька

У макроподов намного икры, а у рыбки горчака — еще меньше, всего сотня икринок.

Водятся горчаки и в наших реках, и во Франции, и в Китае — во многих странах. Любят они жить на быстром течении, но часто встречаются и в медленно текущих, даже стоячих водах.

Снова возникает вопрос: как же в такой бедной кислородом воде может развиваться икра? Ведь гнезд из воздушных пузырьков горчаки не строят.

И вот что заметили ученые: горчаки водятся только там, где есть ракушки с закрывающимися створками — двустворчатый моллюск. Где нет моллюска, там нет и горчаков.

Что за история! Какое значение для жизни горчаков имеет этот моллюск? Питаться им горчаки не могут: моллюск такой же величины, как сама рыбка.

Однако моллюски, оказывается, весьма полезны, даже необходимы для горчаков. Рыбки приспособили их, так сказать, «в няньки» своему потомству.

Самочка, улучив момент, когда створки какой‑нибудь ракушки приоткрыты, выпускает свои икринки в тело моллюска. Икринки попадают в жаберную полость моллюска и остаются лежать между жабрами. Здесь всегда много воды, богатой кислородом, и икринки прекрасно развиваются.

Вряд ли непрошенные жильцы доставляют особое удовольствие моллюску, но что поделаешь — приходится с ними мириться.

А икринкам хорошо в раковине — спокойно. Лежат они, будто в маленькой крепости, упрятанные от врагов. Разве только кто‑нибудь проглотит самого моллюска. Что ж делать — всё случается.

Когда выведутся личинки, они сперва не покидают моллюска. Невольная нянька медленно передвигается по дну, занятая своими делами, а молодые горчаки остаются в этом живом домике, питаются собственными запасами желтка и подрастают, укрытые за крепкими створками раковины.

Каждый заботится по-своему

А это что за зверь? Поглядите‑ка!

Хвост у него загнут крючком, голова похожа на лошадиную.

Хотя совсем мало напоминает это животное рыбу, а всё- таки это рыба. Называется она: морской конек.

Морского конька можно увидеть среди подводных зарослей у берегов Черного и Средиземного морей, Индийского и Атлантического океанов. Впрочем, обнаружить морского конька не так‑то просто. Он буровато — зеленый, точь — в-точь под цвет морской травы, среди которой живет. Формой тела удивительно напоминает он ее изгибы. К тому же плавает он медленно, а чаще держится на одном месте, зацепившись крючковатым своим хвостиком за какую‑нибудь водоросль.

У морского конька совсем мало икры, всего несколько десятков штук. А по неписаным законам природы — чем мало- численнее потомство, тем больше о нем заботы.

Как же уберечь коньку свои икринки?

Приклеить к растениям или отложить на дне — нельзя. Живет морской конек в прибрежных водорослях. Во время отлива море отходит далеко от берегов, дно и вся прибрежная растительность обнажаются, икра может вскоре высохнуть и погибнуть.

Выпустить икру прямо в воду? Тотчас кто‑нибудь проглотит.

Как же всё‑таки спасти потомство? Трудная задача!

И вот в течение многих веков рыбка приноровилась к этим суровым условиям жизни. У морского конька появилось интересное приспособление.

К тому времени, как самочка начнет откладывать икру, у самца на брюшке образуются большие складки, своего рода брюшные мешочки. Сюда самочка откладывает икру.

Наступает час отлива. Не страшно! Вместе с водой подальше в море вплывает морской конек со своей драгоценной ношей.

В брюшных мешочках икра всегда хорошо снабжается кислородом, и выклюнувшиеся мальки некоторое время, пока окрепнут, не покидают этого удобного и безопасного убежища.

Морской конек оберегает и сохраняет свое потомство от всяких бед в брюшных складках. А маленькая морская рыбка апогон вынашивает икру во рту. Здесь она не только защищена от многих опасностей, но находится всё время в потоке свежей воды, которая непрерывно притекает к жабрам.

Этим делом занимается не только самец, но и самочка. При этом рыбки так набивают рот икрой, что его не закрыть. Так они с полуоткрытым ртом и плавают.

Вы спросите: а как же они в это время питаются, что едят?

Никак не питаются. До еды ли тут, когда, как говорится, хлопот полон рот!

Забирает в рот свои икринки и обитательница тропических вод — рыбка хромис.

Выклюнувшиеся во рту матери мальки далеко не уплывают, держатся возле своего живого «дома», а рыбка зорко охраняет стайку своих детенышей. При первом же признаке опасности она широко разевает рот и малыши торопятся спастись в этом привычном помещении.

А зазевавшихся она подхватывает в рот сама.

Как судак толкается

Старательно охраняет свое потомство и самец судака.

Однажды рыбовод Марина Федоровна предложила мне посмотреть судачье нерестилище. Мы сели в маленькую лодочку и поплыли по мелководью к отгороженному участку, куда была выпущена пара судаков.

Надо вам сказать, что судак выметывает икру на дне рек и озер, на заливных лугах, среди корней придонных растений. А в этом отгороженном участке все растения с корнями заранее удалили, оставили их только в одном уголке. Там насыпали гору песка. Марина Федоровна хотела узнать, как здесь устроятся судаки. Она наклонилась над водой, пристально всмотрелась.

— Ну‑ка, Тоня, — сказала она молодой лаборантке, которая была с нами, — пошарь там хорошенько!

Тоня сунула руку в воду и тут же с криком выдернула ее обратно.

— Что случилось?

— Толкается кто‑то. Как налетит да пихнет!

— Тебе показалось, — засмеялась Марина Федоровна и сама опустила руку за борт лодки, но, как и Тоня, поспешно выдернула. По большому пальцу сочилась у нее кровь.

Я спросила:

— Укололась? Обо что?

— Укусил, — отозвалась Марина Федоровна, разглядывая ранку.

— Кто укусил?

— Судак, конечно. Да еще как здорово — в трех местах! Ну, погоди, мы до тебя всё равно доберемся!

И Марина Федоровна решительно закатала рукав до самого плеча.

— Ага! Есть! — раздался ее торжествующий голос. — Вот она, икра! Беру. Сейчас…

Она не договорила. Большая рыбина промелькнула у самого борта лодки. Марина Федоровна покачнулась. Я невольно схватила ее за плечо. Но она уже вытащила руку. В пальцах был зажат какой‑то обрывок корешка.

Мы с Тоней удивленно посмотрели на Марину Федоровну. Где же икра?

— Какой молодец! — воскликнула она. — Дерется, как боксер! Ведь я оттуда целую горсть икры захватила. А он как поддаст головой или боком — уж не знаю… Так пальцы у меня и разжались. Несколько икринок всё‑таки добыла. Вот они, к корешку как крепко приклеились! А гнездо судаки по- своему переделали. Песок раскопали, дорылись до корней… И знаете, — заметила Марина Федоровна, — судаки, стоя на карауле, то и дело машут плавниками: многих любителей полакомиться икрой и это отпугивает. Но судак делает это вовсе не для устрашения врагов — для этого у него зубы и хвост, — он попросту работает, как вентилятор, — пригоняет к икре свежую воду.

Марина Федоровна бережно опустила корешок с икринками в банку с водой.

— Да, — продолжала она, — охраняет судак свое гнездо с удивительным упорством. В дельте Волги на полоях — впадинах, залитых весенней водой, — а также на заливных лугах, выметывают икру много лещей, сазанов, судаков. Все они плывут сюда из Каспийского моря. Случается, задует в это время сильный северный ветер и погонит воду с заливов, с полоев в море. Местные люди называют этот ветер выгонным. Отхлынет в море вода, и на обнаженной траве остаются миллионы высыхающих икринок. Нередко находят там, возле погибшей икры, мертвых судаков.

Марина Федоровна помолчала и добавила:

— Вы только что были свидетелями того, как рьяно охраняет судак свое гнездо. И так бывает он озабочен этим делом, что не замечает, как северный ветер погнал воду с полоев и заливов, не видит, что лещи, вобла, сазаны, спасаясь, спешат в море, не чует опасности.

А может, и чует судак, да не уйти ему никак от икры, не бросить ее.

Всё пуще лютует ветер, всё меньше на полоях воды, вот уже обнажились, выступили кругом холмики, покрытые обсыхающей травой… Тогда, наверное, пробует судак уйти, спастись, да поздно, — закончила свой рассказ Марина Федоровна.

Баночку с судачьими икринками на корешке Марина Федоровна поставила в свою походную лабораторию. Через два дня там уже плавали крошечные личинки судака.

Значит, и под водой вывелись уже судачата.

Интересно узнать, — что же там происходит?

Мы снова подплыли к тому месту, где толкался судак, но там уже никого не оказалось.

— Всё, — сказала Марина Федоровна. — Малыши уплыли, кончилась отцовская забота. Теперь, чуть только подрастут судачата, лучше не попадаться им на глаза своему заботливому папаше, — проглотит!

Невидимки

Лещ, сазан, вобла приклеивают желтенькие, с булавочную головку, икринки к подводным растениям на мелких местах, хорошо прогретых солнышком.

Отложат рыбы икру — и уходят. Остаются икринки без защиты.

Кто только не пробирается сюда, чтобы полакомиться икрой! И колюшка, и серебристая уклейка, и всевозможные подводные жуки…

Много гибнет этих живых крупинок. Да ведь на каждом стебельке, на каждом листике их без счета. Всех не съесть, не погубить.

Через три — четыре дня — чем вода теплее, тем скорей — из каждой икринки выходит новое существо.

Вылупится личинка — и нет ее, будто пропала.

Ну — ка, поищем!

Оказывается, личинки приклеились к листьям. У них на головках находятся особые желёзки, которые выделяют густой липкий сок — настоящий клей собственного производства.

Приклеились они головками — и висят, не двигаются. Так как личинки совсем прозрачные, их и не видно. Не сразу враги найдут, и течением не унесет: плавают‑то ведь они еще плохо.

Когда же используют весь запас желточного мешочка, подрастут немножко, окрепнут, тогда отклеятся и поплывут.

У сельдей

Каких сельдей только нет! Каспийские, волжские, керченские, беломорские, полярные, чуть не десяток разных пузанков: пузанок азовский, дунайский, каспийский. — всех не перечесть!

Есть сельди крупные, чуть не с полметра длиной, встречаются они на Волге. Есть помельче. Водятся и совсем крошечные, со спичку, — кильки и тюлька.

Некоторые сельди проводят всю жизнь в морях. Там у берегов они мечут икру.

На Дальнем Востоке, у берегов острова Сахалин, собираются такие огромные, мощные косяки сельдей, что вода при икрометании становится мутно-белого цвета от молок.

Другие сельди — проходные — плывут на нерест в реки: из Каспийского моря — в Волгу, из Азовского — в Дон. Там и мечут они икру, тоже сразу целым стадом.

У проходных сельдей икра крупнее, чем у морских. В каждой находится маленькая жировая капелька. А ведь жир легкий, поэтому икринки плавают в толще воды: одни у самой поверхности, другие поглубже, третьи — у самого дна.

Плывут икринки вниз по течению, и в каждой развивается будущая рыбка. Так, еще не появившись на свет, икринкой, начинает сельдь свое путешествие по рекам и морям.

Путина

Рыбаков всегда интересует, где и в какое время нерестятся рыбы. Ведь они идут на нерест большими косяками. Во время путины, так называется время большого хода рыбы, ее выгоднее ловить.

Кто живет в Ленинграде, тот хорошо знает, что в мае- июне в магазинах, на рынках и прямо на лотках продается много свежей корюшки. В это время по Неве идут косяки этой рыбы. Она заходит сюда из Балтийского моря, поднимается по реке километров 30–40 до порогов и по пути откладывает икру.

Много сетей ее подстерегает, но рыба, которая благополучно их миновала и дошла до своих нерестилищ, — в безопасности. Никто ее не тронет. Места нереста охраняются законом. Ловить там рыбу строго запрещено: ведь здесь зарождаются миллионы новых рыбок — будущее богатство наших рек и морей.

Итак, ловить можно только- на пути к местам нереста. Эти пути не всегда легко отыскать. Одно дело, когда косяк идет по реке. А в море? Ведь там бесчисленное множество дорог.

Вот, например, треска. Массой движется она в морях и океанах. Но как узнать, открыть ее пути — дороги? Куда направляться рыбачьим флотилиям? Как узнать, где места ее нереста?

Тут рыбакам помогли ихтиологи — ученые, изучающие жизнь рыб.

Научные экспедиции разных стран уже много лет бороздят на больших и малых кораблях Атлантический океан, Немецкое, Балтийское и Белое моря…

Старательно плавали они вдоль берегов. То и дело забрасывали небольшие, густые сети. Изредка, среди другой рыбы, попадались детеныши трески. Вдруг на мелком месте у берега сетка зачерпнула сразу чуть ли не сотню мальков.

Продвинулись вперед, снова закинули свою снасть — еще больше!

Прошли корабли немного дальше в море — исчезли тресковые мальки, снова перестали попадаться.

Так, шаг за шагом прощупывая моря, наносили ихтиологи на морскую карту места рождения трески. Это главным образом отмели у берегов. Солнце прогревает здесь воду до самого дна, тут много подводных растений, обилие планктона.

Немало подводных рыбьих троп и дорог открыли ученые, узнали, какими путями следуют на нерест треска, сельди и другие рыбы, отыскали места, где они откладывают икру.

А вот осетровых нерестилищ долго не удавалось найти.

Где же рождаются осетрята?

Осетр — рыба внушительных размеров. Рядом с ним самый крупный лещ покажется совсем маленьким. Если нарисовать осетра такой величины, какой он на самом деле, на всей странице этой книги только полголовы поместится.

Осетр — древняя рыба. Предки его жили на свете, когда не было еще на земле ни щуки, ни карпа, ни других рыб.

У осетра и его родственников — белуги, севрюги, стерляди — тянутся вдоль тела ряды блестящих костяных бляшек, крепких, как панцырь черепахи; четыре ряда — по бокам, пятый — на спине. Зато костей у осетровых мало, больше хрящей.

Когда едят рыбу, часто говорят: осторожно, не подавись! У осетровых нет мелких косточек, которые так и норовят впиться в десну, а хрящики можно разжевать. Мясо у осетровых очень вкусное — нежное и жирное. Ценнейшие рыбы — осетр, севрюга, белуга, стерлядь! Недаром осетровых всюду усиленно ловили. В других странах их почти не осталось.

У нас в Советском Союзе их больше всего водится в Каспийском и Черном морях. Мы очень бережем наше осетровое стадо, и ученые много делают для того, чтобы этой отличной рыбы становилось всё больше.

Осетровые большей частью живут в морях, а метать икру заходят в реки. Тысячи километров проплывают они, поднимаясь против течения. Особенно далеко заплывают белуга и осетр в верховья Волги.

В районе города Саратова, за несколько сотен километров от моря, рыбаки вылавливали проходных, то есть идущих на нерест, осетров. Икра у них была совсем развившаяся — крупная, зрелая. В этом же районе попадались в очень густые сети из марли крошечные осетровые мальки. Значит, где‑то близко были осетровые нерестилища.

Однажды весной, когда высоко поднявшаяся в Волге вода докатилась до крутых саратовских берегов, там появилась лодка.

Очевидно, это были рыбаки. Только сети у них какие‑то необычные: металлическая рама, а к ней пришиты два мешка из сеток — один мешок в другом. Меньший — из крупной, редкой сетки, больший — из мелкой. Такая рама с сетчатым мешком называется драгой; но эта драга была особенной, двойной. Люди забрасывали драгу глубоко в воду, до самого дна. Глубина была здесь большая — десять метров.

Лодка медленно шла вдоль берега и тащила за собой драгу по каменистому дну. То и дело драгу вытаскивали. Потянут с минуту — и уже выбирают.

Ну‑ка, посмотрим, что за улов у наших рыболовов?

Что это? Вместо рыбы — отшлифованная, окатанная галька. В мешке, где сетка покрупнее, галька побольше, в мешке из мелкой сетки — и камешки мелкие.

Вот так улов! Выкинуть их скорее, эти камни!

Как бы не так! Люди, сидящие в лодке, осторожно берут один камень за другим, внимательно разглядывают и только после этого выбрасывают за борт.

— Опять ничего, — говорят они, осмотрев последний камешек.

Снова закидывается драга', опять вылавливают и разглядывают гальку. И так без конца.

Всем теперь ясно, что не рыбаки здесь промышляют; это, оказывается, трудятся ученые — рыбоводы, они разыскивают осетровую икру.

С утра до позднего вечера можно видеть эту лодку возле обрывистого берега. Рыбоводов палило солнце, поливал дождь, в шторм качали волны.

Но люди терпеливо, настойчиво продолжали свою работу.

Однажды, рассматривая улов, исследователи заметили на одной из галек несколько крупинок, величиной с гречневое зерно. Не веря своим глазам, они молча переглянулись. Уж не ошибка ли? Может быть, им только почудились эти темные крупинки?

Рыбоводы внимательно осмотрели мокрый, блестящий от воды камень. Черные крупинки всё‑таки были! Да и не крупинки это были вовсе, а икринки, долгожданные осетровые икринки! Они плотно прилипли к камешку. Просто удивительно, как, такие маленькие, нежные, уцелели они среди тяжелых камней, когда люди вытаскивали драгу.

Как радовались рыбоводы! Ведь это были первые осетровые икринки, которые удалось обнаружить. Значит, осетровые нерестилища, как и предполагали ученые, были именно здесь.

Подумайте, какое нужно было терпение, чтобы добыть со дна реки несколько крошечных икринок! Ведь тут и водолазы не могли помочь исследователям: слишком мутная вода весной в Волге — не разглядеть икры.

Немало еще пришлось рыбоводам потрудиться, чтобы узнать точнее расположение осетровых нерестилищ.

Всё же в конце концов выяснили и это. Ученые даже составили карту тех мест, где осетры и севрюга откладывают икру.

Теперь известно: в районе Саратова, вдоль правого, обрывистого берега Волги, на большой глубине, где быстрое течение и песчаное дно усеяно галькой, откладывают осетры свои черные икринки. Они прилипают к камням. Здесь и выводятся осетрята.