Проклятие любви

Глава 25

Никогда ей в голову не приходила мысль, что когда-нибудь она может забеременеть. Элан не раз позволяла себе близость с Ройденом, рыцарем из числа стражников Пендери. Это было до того, как она соблазнила Эдвина Харволфсона. Теперь вина за ее позор ложилась на его плечи. Чувствуя себя прескверно, девушка ворочалась на мягкой постели и наконец успокоилась, лежа на спине и глядя в потолок.

После встречи с Эдвином она вернулась в замок, нарочно измазав грязью платье. И там, в замке, бросилась к ногам отца и рассказала о том, что с ней случилось, доведя себя чуть ли не до припадка. Отец слушал, кипя от бешенства, и казалось, что в замке висят на гобеленах его яростные проклятия. Пендери-старший брызгал слюной и топал ногами.

К сожалению, Элан забыла предусмотреть одну немаловажную подробность — испачкать юбки в крови. Поэтому отец, лелея надежду, что сакс не лишил ее девственности и дочь еще сможет выйти замуж, послал Элан к лекарю.

Тот в присутствии ее матери осмотрел девушку. Элан похолодела, когда лекарь выпрямился и заглянул ей в глаза. Конечно, он понял, что тот, кого она обвинила в изнасиловании, был не первым. Но, будучи добропорядочным подданным короля Вильгельма и имея дело с соплеменницей, он не стал уличать ее во лжи. Лекарь пробормотал что-то о варварах-саксах и пожелал им скорейшей гибели.

В зале поднялся невообразимый шум, когда лекарь во всеуслышание объявил, что Элан уже не девственница. Пендери-отец бушевал несколько часов. Элан свернулась калачиком возле матери и плакала. Отец неожиданно перекинулся с Харволфсона на нее. Он требовал ответа на вопросы, проклиная ее за то, что она без сопровождения выехала из замка. Родитель выбирал обидные, грубые выражения, и они били больнее, чем хлыст. Никогда еще не доводилось Элан слышать такие слова. Слезы заливали ее лицо. Хоть бы отец быстрее успокоился. Оставалось только ждать, понесет она или нет. Понесла…

Элан всхлипнула: до этого ее жизнь шла так, как ей хотелось, но теперь пропало желание жить. Девушка сердито смахнула слезы. От них глаза краснеют и распухают, превращаясь в узенькие щелки.

«Плакать не стоит, — решила Элан. — Надо дождаться рождения ребенка, а потом умыть руки и вновь наслаждаться жизнью». Норманнка провела по своим бедрам, которые могли бы быть немного пошире. Она не отличалась хрупким сложением, но лекарь предупредил ее, что появление ребенка на свет доставит ей немало хлопот.

Элан снова всхлипнула — будь прокляты мужские способности Эдвина, который сумел зачать ребенка с одной встречи, будь проклят его рост, ребенок, несомненно, будет большой. Если бы дитя принадлежало Ройдену…

— Леди Элан, как вы себя чувствуете? — внезапно раздался голос.

Вздрогнув, она повернулась и взглянула в грубоватое, но участливое лицо сэра Гая, который склонился возле ее постели. Что он здесь делает? Неужели ее всхлипывания разбудили его?

— Хорошо.

— Я слышал, как вы плакали, — с неожиданной нежностью сказал он.

— Ну, немного, — пришлось ей признаться.

— Почему?

Девушка пожала плечами и подкрепила движение словами:

— Просто мне грустно.

— Потому что вы уехали из Трионна?

— Да, наверно, и от этого.

— А еще от чего?

Элан ощутила, как потеплело у нее на сердце от участия и заботы Гая. Он лучше, чем Ройден.

— Разве брат не сказал вам?

Торкво покачал головой:

— Нет, миледи, я ничего не знаю.

«Скоро узнаешь», — подумала она, поглаживая пока еще плоский живот.

— Давайте поговорим в другом месте, — предложила Элан, поеживаясь при мысли, что люди, спящие рядом, могут проснуться, если только они не притворились спящими.

Сэр Гай протянул ей руку:

— Я знаю одно место.

Когда его пальцы сомкнулись на ее руке, Элан поняла, что ей нравится прикосновение этого человека.

Войдя в альков, рыцарь неохотно разжал пальцы:

— Итак, чего я не знаю?

Элан пожалела, что выпустила его руку — по ней можно было лучше узнать, какое впечатление на него произведет ее признание:

— Я жду ребенка.

Конечно, ее слова ошеломили его, но в алькове стоял полумрак, в котором нельзя было разглядеть лица.

— Понятно.

— Ничего вам непонятно, — возразила она. — Это не просто чей-то незаконнорожденный ребенок. — Хотя девушка уже столько раз лгала, но сейчас ложь давалась ей с большим трудом. — Это ребенок Харволфсона.

— Этого следовало ожидать.

«Конечно, — подумала Элан. — Мой отец постарался, чтобы об этом узнала вся Англия».

И все же она пришла в ужас. Почему? Почему этот человек заставляет ее чувствовать стыд, хотя ей должно быть безразлично, что он о ней думает? Он просто обычный мужчина, такой же, как Ройден.

— Я понимаю ваше отвращение, сэр рыцарь, — проговорила Элан, зная, что слова обвинения уже готовы сорваться с его языка. — А теперь я пойду спать.

Но Торкво, к ее удивлению, схватил за руку и вернул обратно в альков:

— Я не питаю к вам отвращения, леди Элан, потому что не вас надо винить.

«Никого другого, кроме меня», — подумала девушка, но вслух, конечно, этого не сказала.

— Нет, не меня, — солгала она в сотый раз. Рыцарь кивнул.

— Харволфсон заплатит за все, — решительно произнес он. — В этом я клянусь.

Ей стало стыдно перед Гаем, но она попыталась не думать об этом. Похоже, Эдвин заплатит за то, чего никогда не делал. Ему будут мстить отец, брат и Гай. А все потому, что ей надо было как-то скрыть потерю девственности: ведь вся неприглядная правда открылась бы в первую брачную ночь. Саксонский волк Харволфсон сыграл роль козла отпущения, сам того не ведая. Но нет, думать об этом пока не стоит. Эдвин давно стал мертвецом, еще до того, как она объявила его насильником. На него устраивают настоящую охоту за мятеж. Поэтому ничего плохого она ему не сделала. Успокоив этим рассуждением свою совесть, Элан спросила:

— А почему вы собрались мстить за меня, сэр Гай?

— Потому что, миледи, я буду вашим другом, если, конечно, вы позволите.

«Друг? И все? — сначала возмутилась девушка, но пристыженно покраснела. — В твоем чреве — незаконнорожденный ребенок, а ты думаешь, как бы нового кавалера затащить в постель».

— Будем друзьями, — солгала она.

— Друзьями, — подтвердил рыцарь.

Будто груз свалился с ее плеч. Элан легким шагом пошла рядом с ним к своей постели.

— Спокойной ночи, — проговорила девушка, садясь на одеяло.

Поклонившись, рыцарь осторожно убрал прядь с ее лба.

— Спокойной ночи, леди, — и, повернувшись, пошел к своей постели.

Девушка смотрела на его ложе так долго, пока не устали глаза. Затем, улыбнувшись, уснула.

— Она ушла, — сказал Максен.

— Ты говоришь о Сете? — уточнила Райна, не зная, о ком идет речь.

— Да, о Сете, — подтвердил Пендери.

— Я ничего не понимаю, — призналась саксонка.

— Я отправил ее с рыцарями отца. Вернувшись в Трионн, они отвезут ее в Блэкстер.

— Но почему?

Подняв ее подбородок, он поцеловал девушку.

— Она слишком долго мучила тебя, и мне это надоело, — объяснил он. — Я устал от ее лжи и наветов.

Значит, рыцарь понял, что. Сета солгала о саксах, готовивших мятеж.

— Ты поверил мне?

Он нежно коснулся ее губ;

— Конечно.

Райна улыбнулась — присутствие злобной женщины угнетало ее. Теперь не надо терпеть ее несносный характер и нападки. Но кого-то другого ждет сия участь.

— Сэр Гай знает, что ты отправил ее в Блэкстер?

Максен расстегнул запону, стягивающую ворот плаща.

— Знает, и, как ты можешь догадаться, не в восторге от моего решения. — Сняв плащ, он перебросил его через руку. — Хотя велико было искушение отправить Сету на все четыре стороны, вынудив ее добывать себе хлеб насущный. Но это было чересчур жестоко даже для меня.

— Спасибо, Максен, что ты убрал ее из Этчевери, но не бросил на произвол судьбы.

— Вряд ли она испытает чувство признательности.

— Испытает, когда наступят холода.

Пендери пожал плечами:

— Неважно. Теперь пусть болит голова у Гая.

Насильник. Он сохранял невозмутимость, когда ему принесли последние вести о его жестокости, но теперь, оставшись наедине с деревьями и равнодушным небом, он дал волю страстям.

— Сука! — шипел и рычал Эдвин. — Дьявол в юбке, лживая шлюха!

Слова, слова, но ни одно не могло точно выразить его состояние и возмущение. Называться дикарем, мятежником — это одно, такие прозвища заслужены им, но жить с клеймом насильника — невыносимо! Никогда не брал Харволфсон женщину силой, а особенно — норманнку, тем более такую тварь, как Элан Пендери!

Прошло несколько дней с их встречи в лесу, а он никак не мог понять, почему эта женщина добровольно и так легко отдалась ему. А вот теперь все стало ясно! Его хотят заклеймить позором, объявить насильником. Будь проклята мерзкая лгунья!

— Ад и преисподняя, — раздался скрипучий голос.

Эдвин, резко обернувшись, едва не сбил с ног Дору. Как ей удается так тихо передвигаться с ее скрюченным телом и одеревеневшими ногами? А еще удивительнее, как колдунья могла догадаться, о чем он думает? Старуха улыбнулась, и он заметил новую дырку в вернем ряду зубов.

— Когда-нибудь ты поймешь, Эдвин, что я — это я.

Прорицательница? Ведьма? Нет, она видела и понимала то, что другим было недоступно, не только благодаря своей прозорливости.

— Я не верю во всякую небывальщину, — прохрипел сакс, давая понять, что хотел бы остаться один.

— После того, как я вдохнула в тебя жизнь? — ухмыльнулсь старуха. — После того, как я предсказала, что ты будешь человеком, который прогонит норманнов с нашей земли и вернет Англии свободу? После того, как я показала, какова на самом деле Райна, и мои слова подтвердились?

Широко расставив ноги и скрестив руки на груди, Харволфсон пристально взглянул на Дору.

— Я еще дышал, когда меня вытащили из-под груды трупов, — нетерпеливо пояснил он, в сотый раз рассказывая одну и ту же историю.

— Нет, дыхания не было, — упрямо возражала колдунья, тоже в сотый раз отрицая его слова.

— Еще неизвестно, удастся ли под моим водительством изгнать захватчиков, — продолжал Эдвин, не слушая ее возражения, — а что касается Райны… — и замолчал в раздумье.

Если верить Этелю и его сотоварищам, она не отреклась от своего народа, а сдалась, когда не было выбора. Но как быть с пятым саксом, пронзенным стрелой в тот миг, когда он поверил в свободу и честность Пендери? Знала девушка, что задумал Максен?

— Знала, — словно прочитала его мысли Дора. Эдвин резко повернулся:

— Ты угадала мои мысли, Дора. Может, ты и впрямь обладаешь таким даром, и в этом все твои чудеса?

Рассмеявшись — ее смех походил на скрип двери, — она подошла ближе и остановилась прямо перед ним:

— Дар, а? Да, я обладаю им, хотя ты прекрасно знаешь, что это еще не все. У меня есть власть…

— Хватит!

Он больше не станет ее слушать — иначе придется заключить сделку с самим дьяволом. Почему бы просто не отослать старуху? Эта мысль уже трижды за день приходила в голову, но что-то удерживало его.

— Она подарит тебе сына, Эдвин, — заговорщицким тоном проговорила старуха.

Сакс нахмурился.

— Райна?

— Нет. — Дора помахала сморщенной рукой. — Я говорю об этой шлюхе, Элан Пендери.

Он был ошеломлен ее словами и не напомнил, что не так давно она и Райну называла шлюхой. Неужели после одной встречи девушка зачала?

— Сын, — пробормотал он.

В его душе, наполненной местью и ненавистью, шевельнулось теплое чувство.

— Послушай меня, Эдвин. Ему нельзя жить на этом свете.

— Что? — воскликнул он. — Ты предлагаешь мне убить своего собственного сына?

— Неважно, чья рука это сделает.

— Ты зашла слишком далеко, старуха, — взревел сакс, сжимая и разжимая кулаки. — Уходи, иначе я избавлюсь от тебя раз и навсегда.

Дора широко раскрыла глаза:

— Он будет норманном!

— И саксом тоже.

— Одна капля норманнской крови может все испортить.

Харволфсон не был охотником убивать, но сейчас он бы с удовольствием свернул старухе шею, радуясь хрусту костей.

— Я не хочу повторять, — рявкнул он и оттолкнул от себя колдунью.

Дора едва устояла на ногах, запутавшись в плаще.

— Я все сделаю для тебя! — закричала она. — Я вернула тебе жизнь! Не только при Гастингсе, но и когда Томас Пендери… — тут старуха замолчала, застыв от ужаса.

Один прыжок — и Эдвин был рядом.

— Так это ты, да? Ты сделала это!

Женщина долго на него смотрела, зрачки ее глаз расширились, потом опять сузились:

— Я убила его!

— Ты метнула кинжал?

— Я!

Господи, может, она и ведьма, но откуда взялись силы в ее тощем, старом теле, чтобы бросить кинжал и попасть в цель?

— Зачем?

Дора провела языком по пересохшим губам:

— Он хотел тебя убить, а этого я не могла допустить. Не для того я воскресила тебя. Конечно, ты мне обязан.

Харволфсон, оглянувшись, посмотрел на нее:

— Я ничем тебе не обязан, старуха, и уж никак не жизнью сына.

— Это так мало, Эдвин.

Разъярившись, он шагнул к ней с явным намерением сломать шею.

Старуха с неожиданной для ее возраста ловкостью увернулась.

— Я тебя предупредила, — взвизгнула она и бросилась наутек.

Эдвин посмотрел ей вслед, потом, закрыв глаза, опустил голову на грудь. Господи, как он устал от крови, сражений, мести и ненависти, от постоянного бегства и ожидания, когда Вильгельм поймает его, устал от бесконечных нашептываний и козней Доры и зла, которое она принесла в его жизнь.