День за днем. День за днем. Болезнь уводила Максена в такие бездны подсознания, что ему было все равно, кто перевязывал раны, выхаживал его, обтирал тело влажной тканью, кто спал рядом с ним, просыпаясь от малейшего шума, кто успокаивал, когда ему снились кошмары, и он называл имя Нильса. Он-то не знал, зато все остальные прекрасно видели, какой заботливой нянькой стала Райна, с какой настойчивостью она спасала его от смерти, хотя порой казалось, что это лучший для него выход. Кристоф, сэр Гай, слуги с любопытством смотрели на нее. К удивлению и радости девушки, в глазах сэра Гая уже не было презрения и ненависти.
На пятый день, когда ночь неохотно уступала место первым проблескам зари, Райна проснулась и ощутила рукой, что тело Максена стало прохладным. Сначала она подумала, что все кончилось, и ужаснулась. По его телу прокатилась дрожь, но она почувствовала, что это от обычного холода. В тусклом свете угасающего факела Райна вгляделась в лицо раненого:
— Максен!
Веки его дрогнули, но остались закрытыми.
— Холодно, — пробормотал он и потянулся за одеялом, которое сбросил на пол.
Видя, что ему не дотянуться, Райна, став на колени, вытащила одеяло из-под его ног:
— Сейчас я вас накрою.
Как только одеяло коснулось его груди, Пендери блаженно улыбнулся, но тут опять его охватила дрожь.
Тогда Райна укрыла его своим одеялом и тщательно подоткнула с боков. Но и это не помогло: раненый по-прежнему дрожал. Хоть ты грей его собственным телом! Эта мысль вызвала у нее воспоминания о счастливом детстве. Зимой, когда дул свирепый ветер, она и братья забирались в постель к родителям и согревались вместе с ними под одним одеялом.
Конечно, можно попросить принести теплое одеяло. Но она решила, что проще сделать по-другому. Не раздумывая, Райна легла рядом с Максеном.
Тот повернулся на бок, обнял ее и притянул к себе. Лишь тонкая рубашка разделяла их, и девушка затаила дыхание, когда его твердые мускулы коснулись ее спины. Конечно, такая близость под стать любовникам. Пусть. Он нуждается в тепле, и она согреет его. Он еще дрожал, но эта дрожь слабела, и Максен плотнее прижался к девушке, вбирая ее тепло. Наконец он успокоился и затих. Райна приказала себе расслабиться — разжать пальцы, не напрягать спину, ноги. Закрыв глаза, она тоже попыталась уснуть, чтобы не думать о рискованной близости. Здесь, в его комнате, кошмары перестали так, как раньше, мучить ее, но все-таки, хоть раз за ночь, посещали.
Она не успела еще заснуть, когда прозвучал его голос:
— Благодарю вас.
Она вздрогнула от этих слов признательности. Они даже напугали ее. Похоже, Максен не понимал, с кем разговаривает, но она не стала его спрашивать, потому что после своих слов раненый погрузился в сон, а узнице оставалось только размышлять над тем, что он сказал.
Тот день, когда Максен последний раз спал с женщиной, запомнился ему надолго, потому что она насквозь пропахла дымом и потом после долгих часов, проведенных у жаркой плиты. А вот та, что сейчас была рядом, пахла чем-то неуловимо таинственным, незабываемо сладким. Тело кухарки было мягким, даже слишком, непохожим на это хрупкое существо, приютившееся возле него.
У той волосы напоминали вороново крыло. Они были прямые и жесткие, а у этой шелковистые золотые пряди закрывали плечи. Он не помнил ее имени, как, впрочем, и имени кухарки. Потешив свою плоть, Максен выпроводил темноволосую бабенку, не желая делить с ней остаток ночи. Эта же девушка провела с ним всю ночь. Так почему же тело горело огнем неутоленной страсти?
Должно быть, он не воспользовался тем, что Райна была с ним. Наверно, болезнь не позволила сделать это?
Он пытался вспомнить события недавних дней: он горел, как в огне. Нежные руки касались его, облегчая страдания, подносили питье к губам, пересохшим от жажды. Райна? Нет, на такое не способен человек, ненавидящий его всей душой. Скорее, это была Сета. Но прошлой ночью…
Прошлой ночью этим занималась, конечно, Райна — ведь она все еще лежала рядом, согревая его своим теплом. Только тепло она отдала ему, а не тело? Та женщина, которую он хотел видеть и верил, что таковой она и была, оставила бы его дрожать от холода. Так почему же саксонка поступила по-другому?
Нахмурившись, рыцарь приподнялся на локте, и от этих усилий перед глазами поплыли круги, в голове зашумело. Только бы опять не впасть в забытье! Ему это удалось. Затаив дыхание, он осторожно убрал белокурые пряди с лица девушки. Она была так прекрасна, так похожа на сошедшего с небес ангела! Не верилось, что такое прелестное создание могло причинить кому-то зло. А ведь говорят, что красота таит в себе обман и предательство.
И все-таки, почему она не отвернулась от него, когда ему было так плохо? Почему Райна не осталась на полу, ведь цепь позволяла ей сделать это, а пришла к нему, согрев его теплом своего тела? Он не находил ответа, и это его злило.
Когда это было? Вчера? Его разбудил шлепок по щеке? Странно, но Пендери припомнил, что обозвал ее «ведьмой». А еще отчетливее он помнил о своих притязаниях на нее и поцелуй, когда он вынужден был проверить, нет ли отравы в вине, помнил упругие ягодицы под рукой, грудь, напрягшуюся от прикосновения, округлое бедро. Что на него нашло? Почему Максен желал именно Райну, а не Сету или какую-нибудь другую женщину? Или это просто зов плоти, а не чувство?
Стон Райны прервал его размышления. Шевельнувшись, она задела его бедро, зазвенев цепью, положила голову на плечо рыцаря, прижалась теснее. И ее обнаженная нога оказалась на его бедре. Женщина застыла, издав звук, отдаленно похожий на мяуканье.
Максен мысленно выругался. Неужели эта чертовка не понимает, чем рискует? Нет, конечно, знает, и даже лучше, чем он. Проклиная ее, он ощутил, как кровь прилила к низу живота и как приподнялось одеяло. Неудивительно, что все его тело болело.
Пендери мог бы столкнуть ее с постели, избавив себя от искушения, но как ни странно, он не хотел этого. Может, лучше показать свою силу и перестать думать о ней?
Рыцарь, закрыв глаза, обратился к Богу с молитвой, к которой при крайней нужде прибегали все монахи.
Бесспорно, такой именно час и наступил. Молитва помогала ему. А может, больше всего помогала усталость: ведь приходилось выстаивать на коленях по нескольку часов. Правда, там не было рядом теплого, нежного создания.
А Райна хотела спать, прикрыть глаза, чтобы не видеть начинающийся день, забыть, что за ней постоянно наблюдают, наверстать часы недосыпа…
Едва приоткрыв глаза, она увидела темные вьющиеся волосы. «Грудь Максена, — поняла девушка. — Значит, я пристроилась возле своего врага?» Она подняла голову и взглянула в его глаза. В утреннем свете они приобрели оттенок голубого неба.
— Вы проснулись! — обрадованно воскликнула девушка.
Он поднял брови, но по-прежнему молчал. Сидя на постели, Райна, подтянув одеяло, прикрыла им грудь:
— Жар прошел, — едва слышно проговорила она, застенчиво улыбаясь.
Рыцарь усмехнулся:
— Разочарованы?
Улыбка исчезла с ее лица. Вот тебе и раз! Она-то старалась от души, выхаживала его. А чем он ответил? Упреками! Тут кто угодно расстроится.
«Глупая, — корила она сама себя. — Чего же ты ждала? Ты сделала то, что могла бы сделать и Сета, не вкладывая в это душу! Не надейся, что за твои услуги он отпустит пленников и не станет их больше преследовать».
— Нет, я не разочарована, а чувствую облегчение.
— Очевидно, в случае моей смерти вас ждало более суровое наказание?
Вот он о чем! Напрасно так думает. Да, она помнила о строгом предупреждении, но облегчение-то чувствовала по другой причине. Каждый день, ухаживая за Максеном, девушка все больше к нему привязывалась. Она желала, чтобы человек, однажды назвавший ее ангелом, поблагодаривший за заботу, выжил. Кто знает, может, Максен способен на милосердие?
Она покачала головой:
— Вы ошибаетесь.
— А вы лжете.
Рыцарь резко поднялся и сел на постели. Пошатнувшись, он поморщился, кляня себя за слабость.
— Максен, — Райна положила руку на его плечо, — вам еще рано вставать. У вас жар держался пять дней.
— Пять дней? — недоверчиво спросил он.
— Да, пять дней.
Взглянув на ее хрупкую руку, лежавшую на плече, Пендери переложил ее на колено девушки:
— Заботься лучше о себе. Это будет разумнее.
Ну вот, перед ней прежний Максен — жестокий, неумолимый.
— Вы обязаны жизнью Богу. По его милости вы остались в живых. Его и благодарите.
— Бог, — фыркнул бывший монах. — Молиться надо на Кристофа.
Отбросив одеяло, он, зазвенев цепью, встал, но тут же опять лег, и лицо его посерело:
— Проклятая слабость!
— Вам надо побольше есть и отлежаться, Максен!
Во взгляде Пендери было столько холода, что по спине саксонки пробежали мурашки.
— Я сам знаю, что мне надо, — в его голосе звучала злоба, — и не заставляйте напоминать вам, как полагается ко мне обращаться.
Она молча проглотила обиду. Ее надежды на милосердие норманна бесследно развеялись как дым.
— Да, милорд.
Протянув через всю постель цепь, она опустила ноги на пол. Слава Богу, что ничего лишнего не сорвалось с языка.
— Я позову Кристофа, — одергивая подол платья, проговорила девушка. — Он посмотрит вас.
Пендери не ответил, молча наблюдая, как узница обошла постель и подошла к ширме. Она взяла платье, встряхнула его и надела.
— Кристоф, идите сюда, — крикнула она и начала завязывать пояс.
— Отличная одежда для рабыни, — подал голос раненый.
Девушка, не спеша, туго завязывала узел:
— Я не просила. Ее мне принесли. Может быть, вы хотите, чтобы я носила что-нибудь другое? Подходящее для рабыни?
— Да, очень хочу.
Она повернулась к нему:
— Что ж, ваше желание скоро исполнится.
— Смею надеяться.
Она несказанно обрадовалась, когда пришел юноша, избавивший ее от словесной перепалки, в которую упрямо втягивал Максен. Неизвестно, кто бы вышел из нее победителем.
— Слава Богу! — воскликнул Кристоф, подходя к постели. — Наконец ты пришел в себя. Я уже не надеялся…
— Как видишь, я выкарабкался, братец, благодаря тебе, — ласково улыбнулся раненый.
А Райне вдруг стало обидно, что эта улыбка и эти слова обращены не к ней.
— И в хорошем настроении, — добавил Кристоф. — Благодари за это Райну.
Не зная, что на это ответить, она лишь пожала плечами. И правильно сделала: у рыцаря странно блеснули глаза, не сулившие ничего хорошего:
— Я имею в виду ее заботу о тебе, — попытался уточнить юноша.
— Полагаю, за это надо благодарить Сету.
— Сету? — удивился Кристоф. — Но за тобой ухаживала Райна. Она настояла на этом. Разве она не сказала тебе?
Искра в глазах Максена погасла. Он спросил:
— Скажи, как мои дела?
— Похоже, ты близок к выздоровлению, — Кристоф поднял одеяло, поправил повязку. — Но мне надо осмотреть рану.
Пока юноша разматывал повязку, Максен размышлял над его словами. При других обстоятельствах он был бы благодарен Райне за такое самопожертвование, но сейчас чувствовал лишь гнев и досаду, хотя Райну не в чем упрекнуть. Пускай-ка она играет ту роль, какую он ей выбрал.
Сказав, что рана затянулась, нагноения нет, но придется полежать в постели еще несколько дней, Кристоф добавил:
— Можно всем об этом объявить!
«Покончить с надеждами того, кто хотел стать моим преемником», — усмехнулся про себя Пендери-старший, но вслух проговорил:
— Я проголодался как волк.
Юноша кивнул и ушел.
Оставшись наедине с девушкой, рыцарь приподнялся и устроился поудобнее, привалившись к спинке кровати:
— Почему вы делали это?
— Заботилась о вас.
— Странно.
Не глядя ему в глаза, Райна нервно перебирала завитки белокурых волос, падавших на плечи:
— Надо же помочь человеку. Даже если он твой враг!
— Сета бы вполне справилась.
— Но я же была рядом с вами.
— И она могла бы быть!
Райна бросила быстрый взгляд на него и пояснила:
— Я хотела, чтобы вы остались в живых.
— Зачем? Чтобы я был вашим должником?
— Вы спасли мне жизнь. О каком долге речь? Нет, Максен… милорд, — поправила она себя, — не обязаны вы мне ничем, но знать должны.
— Знать о чем?
Отбросив волосы со лба, девушка подошла к постели:
— Что саксы не такие, какими вы видите их. Они испытывают боль, обиду, унижение и борются за то, что по праву принадлежит им.
Это Максен уже давно понял. Он вырос среди этих людей, водил с ними дружбу — и так продолжалось до тех пор, пока герцог Вильгельм не призвал его и братьев доказать свою преданность мечом. Пендери с детства умел обращаться с оружием, но в пылу битвы забыл о друзьях, с которыми вырос и которых знал лучше, чем норманнов.
Именно по этой причине рыцарь уединился в монастырь, замаливая грехи: ведь он погубил слишком много жизней. Другая причина ухода в монахи — смерть Нильса, открывшая ему глаза на ужасы, творимые его рукой. Но вот демоны в душе возродились вновь, когда пришла весть о гибели Томаса.
Снова в сердце закипели гнев и злоба. Какой дорогой пойти? Навстречу умоляющим глазам Райны или путем возмездия? Душу рвали на части противоречивые чувства. Какое сильнее — доброе или злое?
Он выбрал что-то среднее:
— Я хочу имя того, кто убил Томаса.
В глазах Райны заблестели слезы. Протянув руку, словно желая дотронуться до него, девушка тут же отдернула ее, опасаясь, что он оттолкнет ее:
— Если бы я знала, то сказала вам. Я отдала бы одну жизнь для спасения сотен.
Пендери в душе соглашался с нею, но трудно было поверить, что узница не видела человека, метнувшего кинжал.
— Убийцу надо наказать, чтобы другим было неповадно.
— Повесив пленных, вы ничего не предотвратите. Это только подтолкнет саксов к бунту, к новым смертям в Этчевери.
Максен понимал, что не стоит продолжать спор, но не внял разумному внутреннему голосу:
— А кто накличет беду на Этчевери? Эдвин сбежал, Райна, а все мятежники у меня.
— Сейчас он в бегах, но скоро вернется.
— Я должен его бояться?
Она покачала головой:
— Нет, но вам придется туго.
— Почему?
— Вам надо убедить саксов пойти на перемирие. Если вы хотите, чтобы Этчевери процветало, они будут вам нужны как земледельцы и скотоводы.
— Зачем мне люди, готовые воткнуть мне серп в спину, а не в пленницу? — рассмеялся норманн.
— Да, они бы предпочли сделать именно это, — согласилась девушка. — Но если вы будете справедливы с ними, то со временем саксы сослужат вам добрую службу.
Рыцарь усмехнулся:
— Вы такая же мечтательница, как и Кристоф. Людям Эдвина нельзя доверять.
— Вы не можете этого знать.
— Представьте, я знаю, как и то, что пора кончать глупый спор. Не мешало бы поспать. Где еда? Почему не приносят? — рыцарь нахмурился.
Райна хотела бы продолжать начатый разговор. Об этом говорил ее взгляд: ведь речь идет о самом насущном. Но не решилась и только вздохнула:
— Меня в башню вернут? Так?
Максен и сам еще не знал, как с ней быть:
— Погодите!
Девушка изумленно подняла брови:
— Почему не сейчас?
— Я еще не закончил с вами!
Райна отвернулась, сердце у нее в груди забилось. Пендери касался ее, ласкал, целовал, и в ней проснулась женщина. Неужели он думал взять ее силой? Но как об этом спросишь? Можно ведь попасть в смешное положение! Впрочем, что церемониться с рабыней. Норманн, конечно, намеревался взять то, что не досталось еще ни одному мужчине. Да что стоит эта девственность? Ведь если суждено сбыться проклятию Томаса, то она никогда не выйдет замуж. Но дети? А вдруг сын у нее появится? Скажем, незаконнорожденный отпрыск Максена?
Приход сэра Гая и Лусиллы, несущей поднос с едой, прервал ее мрачные размышления. Сев на стул, она смотрела, как сэр Гай подошел к постели и сказал:
— Вы поправились?
— И голоден, — добавил Пендери-старший, не отрывая глаз от подноса с аппетитно выглядевшими яствами. Он с лукавой улыбкой взглянул на Гая:
— Досталось тебе? А? — и указал на синяк на подбородке.
Рыцарь потер подбородок:
— Вам не понравилось, когда вас приподнимали.
Максен понял намек, поморщился и взглянул на Райну. Девушка тоже поняла, о чем идет речь, прочитав это в его глазах, но истолковала по-своему. Что-то будет сегодня ночью? Может, он подождет до полного выздоровления? Господи, пусть подождет. Ей еще трудно смириться с мыслью, что тело ее принадлежит ему, что все равно когда-нибудь Максен навалится на нее, как Томас на Сету. Она однажды застала их в таком виде. А может быть лучше, если он не станет ждать и овладеет ею? Тогда все будет позади…
— Райна…
Она смущенно улыбнулась Лусилле:
— Да?
— Я принесла тебе поесть.
— Я не голодна.
— Тогда я поставлю поднос на стол.
Подтянув ноги к груди, саксонка содрогнулась от лязга цепи. Как ненавидела она это железо, которым приковал ее к себе Максен! Цепи рабства! Как проклинала она эти два года, прожитые в ненавистном замке!.. Занятая своими мыслями она не слушала разговор сэра Гая и тех, кто пришел следом за ним…