Проклятое дитя

Глава 9

— Мы скоро придем? — сгорая от любопытства, уже в десятый раз нетерпеливо спросила Анна, поправляя повязку на глазах, которая жутко раздражала.

Хасин со смехом убрал ручки девочки от лица, продолжая вести ее в неизвестность.

— Скоро, — хмыкнул юноша.

— А мне понравится?

— А когда тебе не нравились мои подарки? — улыбнулся демон, и девочка ответила на эту улыбку, пусть и не видела ее.

Но в отличие от окружающих, она знала Хасина куда лучше, и по голосу определяла, когда он улыбается. Все вокруг поражались тому, как неизменно радостно и счастливо встречала Анна своего долгожданного гостя. Никто не понимал этой любви и грусти девочки по этому демону. Никто не осознавал, откуда в ней эта привязанность и ожидание, трепет в глазах и счастье в улыбке, когда она находится рядом с ним. А ведь все было на поверхности, все было на виду.

Анна росла в отчуждение, в одиночестве, встречая везде если не презрение, то равнодушие, если не ненависть, то пренебрежение. Каждый склонялся перед принцессой в реверансе, поклоне, никто никогда не промолчал, не выразив ей уважения или должного почтения. Но ребенок видел разницу в этих поклонах и улыбках с теми, которыми одаривали ее сестру и братьев. Видела существенное отличие, и давно уже понимала их неискренность. И знала причину — была достаточно взрослой, чтобы понимать.

"Проклятое дитя" — так называли Анну, и девочка не раз слышала эту фразу, произнесенную тихим шепотом, который не особо-то скрывали от нее. И причину, и того, кто первым ее так назвал — она все знала. Леди Мирай, ее воспитательница все честно и прямо рассказала девочке не так давно, когда обиженный невниманием ребенок снова плакал, свернувшись калачиком в своей кровати под покровом паутины и цветов.

— Почему меня никто не любит? — всхлипывала девочка на руках у немолодой женщины, которая тоже не смогла удержать слез после этой фразы, пропитанной болью и тоской, которые дети не должны узнать в столь юном возрасте.

— Есть много причин, моя милая.

И леди Мирай рассказала Анне все: о ее рождении, об истинности умалчивания информации о ее женихе, о котором она знала лишь имя, о Хасине. Была сказана лишь правда, немного смягченная и облегченная, чтобы дитя смогло все понять, но правда.

К огромнейшему удивлению женщины, Анна восприняла рассказ спокойно, но тут же догадалась о причине: принцесса с младенчества все видела, росла, осознавая свое положение и различие с прочими детьми, и наверняка искала причины. Вот они и открылись перед ней. Но только что это меняет? Что эта правда даст Анне? Лишь понимание, но и только. Просто теперь девочка будет знать причину подобного к ней отношения. Но возможно, так будет лучше? Возможно, она перестанет ждать чуда, перестанет надеяться на изменения, перестанет с непониманием встречать странные взгляды всех вокруг? Хорошо, если это закалит ее, принесет успокоение и смирение с подобным положением. А что, как не смирение, должно помочь юной принцессе? Ее некому поддержать, кроме единственной леди Мирай, что полюбила ее всем сердцем вопреки суждениям и предвзятости. Никто не пообещает ей избавления, никто не даст надежды на лучшее. И только смирение поможет ей примириться с собственным положением, принять его и прекратить пытаться изменить.

Глядя в потухшие глазки Анны, леди Мирай пожалела о своих словах. Ей вдруг подумалось, что слишком рано юная девочка познала разочарование и понимание, что ничего не изменится. Она лишилась надежды на лучшее, на чудеса, и все в таком юном возрасте. Но тем сильнее было бы разочарование и крушение ее иллюзий, узнай она все позже.

Многое еще было не понято Анной, многое было не рассказано по причине того, что она слишком мала. И будут проходить годы, и по мере этого времени, она будет узнавать больше, понимать лучше. Раскроется все лицемерие, поймется вся грязь, в полной мере она однажды осознает истинность своего положения, без прикрас и утаивания, которыми женщина пощадила ее детскую невинность. И леди Мирай надеялась лишь на то, что все это не ожесточит столь нежное и ранимое сердечко, не сделает его холодным и безжалостным. Будет трагедией, если это дитя растеряет всю свою доброту и свет по вине окружающих, лишится той нежности, лучистости и обаяния, которые уже сейчас выплескиваются из нее волнами тепла. Не обернется ли это разочарование в родных и любимых людях столь плачевными последствиями?

— А Хасин? — вдруг спросила затихшая на долгое время Анна дрожащим голосом.

Леди Мирай не знала, что ответить. Заложенное воспитанием, временем и обществом мнение о демонах не менялось. При одном упоминании об этой расе становилось не по себе, в душе поднималась волна негатива и ненависти, обоснованные и вполне понятные. И она не хуже других знала, что говорят о беловолосом демоне, не хуже других знала о его репутации, о его нраве, характере и поведении. Но лучше всех прочих она видела в его отношении к Анне не просто долг и обязанности, возложенные на него отцом и принцем. Это был не просто демон, берегущий то, что принадлежит ему по праву, и руководствующийся лишь выгодой собственной империи. Так же как и король Тамир, она видела в этом демоне свет, который пробуждается в его глазах при взгляде на принцессу. Его забота о ней не была просто обязанностью. Это было проявлением участия, заботы и нежности — пусть и казалось это диким в его случае — Бастард не знает жалости, не знает любви. Но лишь в нем одном немолодая женщина видела то, что было так нужно ее воспитаннице. И вопреки собственным предубеждения и убеждениям, она ответила:

— Его Светлости ты всегда можешь доверять. Он никогда не будет тебя обманывать, никогда тебя не предаст и не обидит.

Услышь сейчас кто-либо эти слова — и леди Мирай была бы прилюдно казнена за измену на главной площади Акилона уже завтра на рассвете. Но не сказать этих слов она не могла.

— Пусть это останется нашей тайной, — мягко попросила женщина принцессу.

Та кивнула с серьезностью и уверенностью, а после вдруг крепко-крепко обняла ее, повиснув на шее, чем несколько сбила с толку леди.

— А еще я знаю, что вы меня любите, — тихо-тихо прошептала Анна. — Но это тоже будет нашей тайной.

Со слезами на глазах и дрожащими губами, леди Мирай смотрела на девочку в своих руках, которая с нежной улыбкой вытирала ее слезы, катящиеся по морщинистым щекам.

И в свете грустного осознания истины, Анна ждала приезда Хасина еще больше, еще горячее и нетерпеливее.

И сейчас, держа его за руку, нетерпеливо не смолкая, она была счастлива. И не в подарке было дело — никогда.

— Пахнет лошадьми, — принюхалась принцесса носом-кнопочкой, вызвав усмешку на губах беловолосого Бастарда.

— Ты ездишь верхом? — спросил он.

— Немного. Лили хорошая наездница.

— У тебя еще все впереди.

— Ты каждый раз так говоришь, — вдруг усмехнулась сама девочка, явно научившись у него — настолько характерным был изгиб ее губ.

— Но я ведь прав, — мягко возразил Хасин. — Всему свое время, моя милая. И впереди тебя ждет много всего, что тебе предстоит постичь, попробовать и узнать. И даже больше, чем ты можешь представить.

— Я хочу знать все, что знаешь ты.

— Постарайся, и ты превзойдешь даже меня, — хмыкнул юноша.

— Но ты ведь поможешь мне? — задрав вверх личико, спросила Анна, словно знала куда смотреть, хоть и была в повязке.

Остановившись, Хасин присел перед малышкой, беря в руки ее ладошки.

— Всегда, — тихо и серьезно произнес демон, снимая темную ткань с глаз девочки. — Никогда не сомневайся в этом.

Анна смотрела на него своими детскими глазами, в которых были отнюдь не детские чувства: сомнения, страх, неуверенность в себе.

— Обещаешь? — прикусывая губку, прошептала принцесса.

— Клянусь, — искренне и без намека на игру или шутку, произнес Хасин, тут же подтвердив клятву магией: нарисовав в воздухе печать обещания, он вплел ее в амулет Анны. — Теперь ты всегда можешь призвать меня к ответу, — улыбнулся он малышке, коснувшись пальцами кулона на ее груди.

— Я запомню, — прищурилась на миг Анна, но тут же рассмеялась.

— Мы пришли, — сказал Хасин, поднимаясь на ноги и указывая рукой в сторону загона для лошадей.

Девочка повернулась туда и восторженно и немного испуганно замерла.

— Кто это? — протянула насторожено, но все же с любопытством Анна, осторожно подходя ближе, но держась Хасина.

— Нравятся? — улыбнулся демон, подхватив Анну на руки и смело шагнув ближе. — Это — эрхи. Особая порода лошадей. Дикие, сильные, их выращивают специально для моей расы, для демонов. Они не терпят людей, людских прикосновений, даже ваш запах их раздражает.

Эрхи действительно были лошадьми, за исключением нескольких значительных отличий от привычных для принцессы пород. Огромные, превышающие в полтора раза по размеру даже самого крупного коня. Шерсть лоснится и блестит на солнце, словно шелковая, скрывая сильные мышцы и широкие кости. Мощные копыта достигали размера головы взрослого человека, морду с синими, чуть сияющими глазами, украшал большой широкий рог, острый и крепкий даже на вид. Грива шла не только по спине, но и вокруг головы, длинная и густая, она спускалась по широкой груди до самых колен. Хвост был не менее шикарен и едва не стелился по земле.

— Красивые. Но ты сказал, что они не любят людей, — опасливо протянула Анна, когда Хасин вплотную подошел к одной из двух особей.

— Ты станешь исключением, — ободряюще улыбнулся демон. — Они привыкнут к тебе очень скоро, только нужно время. Потрогай, — и, подавая пример, он коснулся рукой морды коня.

Тот одобрительно прикрыл глаза, но стоило девочке протянуть руку, как веки распахнулись, а глаза полыхнули алым, и животное буквально отпрянуло от хрупкой ладошки и издало звук очень похожий на рычание. Анна испуганно дернулась, но демон быстро успокоил ее, обнадеживающе улыбаясь.

— Они привыкнут.

— Это пара? — оглядываясь через его спину, спросила принцесса, когда демон понес ее из загона.

— Да.

— Как их зовут?

— Имена ты дашь им сама. Ты почувствуешь, как они хотят зваться. Не сразу, но почувствуешь.

— Они меня не съедят?

Хасин засмеялся.

— Познакомься, Анна, — отвлек от созерцания ужасных, но красивых животных девочку Бастард.

Она отвернулась от загона, чтобы увидеть перед собой незнакомого ей демона, который склонился в почтительном поклоне перед ними.

— Это Фарх. Он будет присматривать и ухаживать за эрхами. Он же научит вас ладить.

— Ваше Высочество, — снова поклон, но вот голос был не так любезен, да и взгляд явно не выражал радости от его новой должности.

Он с долей презрения смотрел на принцессу, пытаясь скрыть свое недовольство тем, что ему придется служить человеку и жить в ее доме. Демон выглядел намного старше Хасина, что говорило о том, что ему куда больше семисот лет: по человеческим меркам он выглядел лет на сорок. Но тут же смутился и поник, стоило беловолосому юноше резко и отрывисто произнести несколько слов на родном языке. Выглядел при этом Хасин недовольно и даже гневно.

— Простите, Ваша Светлость, — на общем языке произнес Фарх, снова склоняясь в поклоне.

Взгляд уже не был высокомерным, скорее напуганным и стушевавшимся.

— Я ему не понравилась, да? — расстроено и догадливо прошептала Анна, когда Хасин отошел от загона на достаточное расстояние.

— Люди и демоны никогда не были друзьями.

— Но мы ведь друзья, — не спрашивая, а уверенно заявляя, ответила девочка.

— Все дело исключительно в тебе, — улыбнулся девочке юноша. — И Фарха ты скоро очаруешь, я уверен.

Анна смутилась от похвалы и комплимента.

Но Хасин оказался прав — нельзя было не поддаться обаянию этой девочки. И уже спустя всего несколько месяцев демон с искренней улыбкой встречал маленькую принцессу в своей отдельной конюшне, которую выстроили специально для эрхов, которые не терпели соседства с обычными лошадьми, то и дело порываясь полакомиться ими. С прежним презрением и раздражительностью Фарх относился к господам и лордам в этом дворце, которые первое время повадились в его царство — любопытство не давало им покоя. И каждый не забывал указать демону его место — слуга и только. И лишь Анна была неизменно к нему добра, отвечала улыбкой на ворчание, смехом на хмурый взгляд и искренним любопытством к каждому его слову, когда он любовно рассказывал о своих питомцах. И нельзя было не откликнуться на восторг и интерес девочки к делу всей его жизни, не притворный и вежливый, а неподдельный и искренний.

И потому, спустя еще несколько месяцев, Анна впервые оказалась верхом на демоническом животном. Харди — так она назвала кобылу — смотрела на нее с осторожностью, когда Фарх усаживал принцессу в седло, но не делала попыток сбросить с себя. Фырчала, выпуская из больших ноздрей белый дым, который выдавал ее недовольство, но стояла спокойно, позволяя взять поводья и натянуть их.

— Умница, — довольно улыбался конюший, беря лошадь под уздцы и ведя по загону по кругу.

— Я или она? — хихикнула несколько настороженная Анна, которая пусть и проявила смелость, все равно побаивалась.

— Вы обе, — хмыкнул мужчина, поглаживая кобылу по морде возле рога, что особенно нравилось этим животным.

А еще несколько месяцев спустя Анна мчалась во весь опор по бесконечным просторам лугов за дворцом, что простирались, куда хватало взгляда. Крошечная девочка на огромном монстре смотрелась почти нелепо, но вот звери — что Харди, что Ноан — отзывались на каждое ее движение на себе, на каждый приказ и звук.

И снова во дворце шептались о проклятом ребенке, которому подчиняются все самые мерзкие твари демонов. Никто не ждал добра от девочки, что все ближе и ближе становилась к ненавистным врагам. Но Анна, которая все так же слышала все эти шепотки за спиной, уже не обижалась. Она твердо заняла позицию безразличия к тому, что о ней говорят.

— Они многое говорят и будут говорить, и ты будешь слушать их, если тебе есть дело до каждого из них. Но разве им есть до тебя дело? — сказал Хасин в прошлый свой приезд.

— Нет.

— Значит, ты не обязана соответствовать их ожиданиям. Они многого будут от тебя просить, требовать, не давая ничего взамен. Но принцесса здесь ты — это они должны соответствовать тому, что ты от них ожидаешь, — улыбнулся демон девочке.

— Я ничего от них не хочу.

— Тогда не обращай внимания. Они боятся тебя, завидуют, не признавая этого даже в своем сердце. И с каждым днем эти чувства будут становиться все крепче и злее. Но и ты будешь расти, будешь сильнее, ты можешь ответить каждому, если пожелаешь.

— Я не желаю.

— И правильно делаешь. Не трави свое сердечко злобой и местью, просто защити его, — нежно улыбнулся Хасин, целуя ее в лоб и укладывая спасть.

— Сказку?

— Конечно, — пообещал демон, укладываясь рядом поверх одеяла и беря в руки книгу.

И снова он исчез, едва она уснула.