Проклятый Лекарь. Том 8

Глава 7

Сосуд Живы внутри меня, который только что достиг ста процентов, вдруг изменился. Не переполнился, как обычно. Не потребовал экстренного сброса. Он начал… тянуть меня.

Как водоворот. Или как черная дыра. Хотя это было похоже и на пылесос на максимальной мощности.

Некроэнергия кладбища, воронки, самих призраков — все начало течь ко мне. Медленно, почти незаметно для обычного зрения, но я чувствовал каждую каплю.

Что за… Нет! Это совсем ненормально. Сосуд никогда так себя не вел.

Обычно на сотне процентов он, как переполненный мочевой пузырь, требует немедленной разрядки. А тут… он хочет БОЛЬШЕ.

Это новое правило игры? Или проклятие решило, что пора поднять ставки? Что ж, я люблю азартные игры.

— Святослав? — голос Аглаи в голове звучал встревоженно. Она чувствовала изменения через нашу ментальную связь. — Что происходит? Твоя аура… она меняется. Растет. Пульсирует. Как будто внутри зажглось второе солнце. Только черное.

— Я не знаю, — честно ответил ментально, не в силах скрыть нотки хищного восторга. — Но ощущения очень интересные.

— Интересные⁈ Святослав, это пугает!

— Как оргазм, помноженный на инфаркт и приправленный передозировкой кофеина. Больно, приятно и хочется больше одновременно, — успокоил я ее, хотя описание вряд ли могло кого-то успокоить.

— Это звучит опасно!

— Все самое интересное в жизни опасно, — отрезал я. — Безопасно только лежать в гробу. И то не факт, я встречал там агрессивных червей.

Призраки начали двигаться. Медленно, синхронно, как единый организм, управляемый невидимым дирижером. Воронка пульсировала в такт их шагам — они были связаны с ней, питались от нее, были ее стражами.

И тут пазл сложился.

Тьма меня побери. Воронка — не ловушка. Это инкубатор. Экзорцист не запер их случайно. Он их выращивает. Культивирует. Как бактерии в чашке Петри. Только вместо лекарства от всех болезней получится армия призраков-берсерков. Очень удобно для Ордена.

— План меняется! — крикнул я команде, перекрывая вой ветра. — Это не спасательная операция! Это ритуал!

— Какой ритуал⁈ — заорал Кирилл, усиливая световой барьер. Его лицо было бледным, но решительным.

— Мой ритуал! Повышения уровня! Прямо здесь, прямо сейчас!

— Вы с ума сошли⁈ — в голосе парня смешались ужас и восхищение.

— Нет! Я эволюционирую! — рявкнул я в ответ.

И первым нас атаковал призрак полковника в мундире Крымской кампании. Усы топорщились, как у ежа, глаза горели красным огнем ярости. Он бросился на меня с призрачной саблей наголо, издав боевой клич, от которого завяли бы уши у живого.

Костомар перехватил его в полуметре от светового барьера:

— Я ем грунт!

Врезался в призрака, как таран. Физический скелет против метафизического духа — казалось бы, несовместимо. Но Костомар обладал остаточной некромантической энергией, которая делала его частично материальным для призраков. Раздался звук, похожий на удар мокрой тряпки о стену.

Полковник взвыл, отлетел на три метра, врезался в надгробие какого-то купца. Мрамор треснул — вот что значит аристократическая ярость, даже посмертная.

— Сильно! — деловито сказал Ростислав, элегантно уворачиваясь от призрачной графини, которая пыталась ударить его веером. — И между прочим, мадам, вы совершенно не умеете фехтовать веером! Это нелепо!

— Молчи, выскочка! — взвизгнула графиня и замахнулась веером, как топором.

Аристократки дерутся веерами. Прекрасно. Кажется, я видел все в этой жизни. И в прошлой тоже. Хотя в прошлой одна графиня убила мужа вязальной спицей, так что веер — это еще гуманно.

Я закрыл глаза и открыл Сосуд полностью. Без ограничений, предохранителей и страховки.

Боль ударила как кузнечный молот по наковальне. Каждая клетка тела взвыла от перегрузки. Но я держался. Стоял прямо, не сгибаясь. Архилич не показывает слабость, даже когда его выворачивает наизнанку.

Некромантические нити вырвались из меня, как щупальца спрута-мутанта. Невидимые обычным зрением, но в некромантическом спектре они сияли черным светом — оксюморон, но иначе не опишешь.

Пятьдесят три нити. По одной на каждого призрака. Тонкие, как паутина, прочные, как стальной трос.

Я зацепил первого — того самого полковника. Нить вошла в его призрачную грудь, нашла ядро — сгусток эктоплазмы, который служил душе якорем. И начал тянуть.

— АААА! — взвыл полковник, его фигура начала искажаться. — ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ, ЖИВАЯ МРАЗЬ⁈

— Поглощаю, — спокойно ответил я, концентрируясь. — Ничего личного. Просто бизнес.

Энергия потекла по нити. Не быстро — призрак сопротивлялся. Но текла. Холодная, древняя, пропитанная аристократической спесью и порохом.

Остальные призраки поняли, что происходит. Взвыли хором — пятьдесят три голоса слились в один вопль ярости и отчаяния. И бросились в атаку. Все разом.

— Держать строй! — заорал я, продолжая вытягивать энергию.

Кирилл выставил руки вперед, усиливая барьер. Свет стал ярче, плотнее, начал пульсировать в бешеном ритме — сто двадцать ударов в минуту, возникла тахикардия от стресса.

— Не могу долго! — крикнул парень. Из носа потекла тонкая струйка крови от перенапряжения. Капилляры в слизистой не выдерживают давления. — Их слишком много!

Первая волна призраков врезалась в барьер. Раздался звук, похожий на треск разбитого стекла. Свет против тьмы, жизнь против смерти. Барьер прогнулся, затрещал, но выстоял.

Вторая волна ударила сильнее. Барьер дал трещину. Тонкая, как волос, она поползла по световому куполу.

— Вольдемар! — крикнул я. — Прикрой Кирилла!

Зомби шагнул вперед, загородив мага своей тушей. Призраки начали проходить сквозь него, но застревали. Мертвая плоть Вольдемара, насыщенная моей волей, работала как вязкий фильтр — пропускала их медленно, с видимым сопротивлением. Идеальный щит. Непробиваемый и невозмутимый.

— Я ем грунт! — Костомар, видя, что лобовая атака бесполезна против такой толпы, разобрался на части.

Тактическая дезинтеграция. Умно. А ведь он становится умнее. Или просто вспоминает старые трюки? Целого скелета легко обойти. А когда кости летают в разные стороны, как шрапнель — попробуй увернись от этого роя.

Череп с диким клацаньем полетел влево, кусая призраков за эктоплазматические пятки. Руки — вправо, хватая и удерживая самых назойливых. Ребра веером разлетелись по воздуху, работая как метательные бумеранги. А позвоночник, извиваясь как костяная змея, опутывал призрачные ноги, заставляя их спотыкаться и падать.

— Это великолепно! — восхитился Ростислав, элегантно паря над полем боя. — Какая стратегия! Какая тактика! Настоящий некро-фельдмаршал! Атакуй ребрами левый фланг! Они там проседают!

Тем временем я продолжал ритуал. Вторая нить, третья, десятая. Каждая находила свою цель, вгрызалась в призрачную суть, начинала высасывать.

Сосуд расширялся, принимая невозможные объемы энергии. Сто процентов были пройдены давно.

Цифры потеряли смысл. Я перешел на другую шкалу измерения — не количественную, а качественную.

Эволюция. Не просто повышение уровня, а метаморфоза. Как превращение головастика в лягушку. Или куколки в бабочку. Или лекаря-бастарда в нечто большее. В нечто, чем я был когда-то.

— Святослав! — голос Аглаи прорвался сквозь поток энергии, он был единственным, что я слышал ясно. Она наблюдала за происходящим издалека, через нашу ментальную связь. — Твое тело! Оно светится!

Я мельком взглянул на свои руки. Действительно, кожа излучала мягкое, но уверенное фиолетовое свечение. Как будто под ней текла не кровь, а чистая магия. Как радиоактивный светлячок. Только красивее и опаснее.

— Это нормально? — в ее голосе звучал страх.

— Для человека — нет. Для некроманта в стадии апофеоза — да, — ответил я, стараясь, чтобы мой ментальный голос звучал спокойно.

— Апофеоза⁈

— Технический термин. Означает превращение в нечто божественное. Преувеличение, конечно. Я не становлюсь богом. Максимум — полубогом. Четверть-богом. Восьмушкой божества.

— Ты шутишь, когда тебя атакуют полсотни призраков⁈ — ее возмущение было почти осязаемым.

— А когда еще шутить? После смерти поздно будет. К тому же это весело.

Воронка отреагировала на мои манипуляции. Она поняла, что я — угроза посильнее. Начала сжиматься, уплотняться. Я выкачивал из нее слишком много энергии через призраков-проводников.

— Критическая фаза! — заорал я, открывая глаза. Они горели тем же фиолетовым огнем, что и моя кожа. — Всем назад!

Я ударил обеими руками о землю. Ладони вошли в грунт на десять сантиметров, как в масло. Некромантическая волна ушла вглубь, пробуждая то, что спало веками.

Земля содрогнулась. Не землетрясение, а некротрясение. Могилы начали вскрываться. Трещины побежали по надгробиям, как молнии. И из земли поднялись тела. Скелеты… десятки скелетов. Полуистлевшие трупы. Мумифицированные останки. Все, что осталось от двухсот лет захоронений рода Ливенталей. Пятьдесят три тела для пятидесяти трёх душ.

— Мать моя женщина! — выдохнул Ростислав, на секунду забыв о своем аристократизме. — Он поднял их всех!

— Не всех, — поправил я, управляя мертвецами как марионетками одним усилием воли. — Только тех, чьи призраки здесь. Семейное воссоединение, так сказать.

— Зачем⁈ — не понял Кирилл.

— Загнать призраков обратно в их тела! А потом упокоить окончательно!

— Но это же невозможно! Как мы поймём, куда какого призрака загнать?

— У них есть изображения на надгробиях и памятниках, так и поймём! Смотри и учись!

То, что произошло дальше, потом, возможно, назовут «Кладбищенской симфонией» в учебниках по прикладной танатологии. Если такие учебники напишут. И если останется кому их писать.

Костомар — все еще разобранный на части — начал действовать, как скоординированная стая. Череп, паря в воздухе, командовал:

— Я ем грунт!

Левая рука Костомара молниеносно полетела влево, схватила призрачную графиню за подол платья.

— Отпусти, костяная мерзость! — взвизгнула аристократка, пытаясь вырваться.

Правая рука подлетела с другой стороны, создавая клещи. Графиня оказалась в ловушке.

Вольдемар, действуя с методичностью фабричного робота, подхватил извивающуюся графиню и понес к ее телу — полуистлевшему трупу в остатках бального платья, который уже стоял и ждал с протянутыми руками.

— Не смей! — визжала графиня. — Я из рода Голицыных! Мой прадед был фаворитом императрицы!

Вольдемар не реагировал. Правильно, зомби не впечатляют титулы. Он методично и без сантиментов запихнул призрачную сущность в труп.

Запихивать призраков в трупы — это как надевать носок на ногу с подагрой. Больно для обеих сторон, но необходимо для лечения.

Ростислав применил другую тактику. Психологическую войну, свое любимое развлечение.

— Эй, граф Петр! — кричал он, уворачиваясь от призрака в гусарском мундире. — Да, ты, с моноклем! Знаешь, почему твоя жена сбежала с учителем музыки? Потому что он, в отличие от тебя, хотя бы знал, куда вставлять свою флейту!

Граф взревел от ярости, его призрачная фигура исказилась. Он потерял концентрацию и бросился прямо на Ростислава. Тот в последний момент юркнул в сторону. Граф по инерции влетел в свой собственный склеп, где его уже ждал с распростертыми объятиями поднятый скелет.

— Попался! — радостно воскликнул Ростислав. — Психология, батенька! Даже мертвые аристократы не терпят упоминаний о рогах!

Кирилл тем временем, оправившись от шока, нашел себе применение. Он создавал световые коридоры, как стены в лабиринте, направляя паникующих призраков в нужную сторону.

— Направо! Ваша могила справа! — командовал он, размахивая руками, как авиадиспетчер. — Нет, ваше сиятельство, не туда! Это чужая могила! Ваша — с ангелочком!

— Все ангелочки на одно лицо! — огрызнулся призрак какого-то барона.

— Нет! На вашем ангелочке отбита левая ручка! Вон ваша фамилия, — Кирилл, войдя в раж, уже не просто направлял, а командовал призраками, как регулировщик на перекрестке.

Бюрократия работает даже с призраками. Я наблюдал за этим сюрреалистичным зрелищем. Показал бумажку — то есть надпись на надгробии — и аристократ послушно полез в свою могилу. Власть документооборота непобедима.

Процесс загона душ в тела занял двадцать три минуты. Я засек — хронометраж важен для отчета. Если выживу и буду писать отчет для самого себя.

Но это был не просто загон. Это была операция военной точности.

Костомар — собранный обратно, хоть и криво — работал в паре с Вольдемаром. Один хватал, второй тащил. Конвейер смерти. Или возвращения в смерть. Философский вопрос, не требующий ответа.

— Я ем грунт! — радостно заявлял скелет, засовывая очередного аристократа в его истлевшую оболочку с таким видом, будто упаковывает ценный товар.

Проблема возникла с детскими призраками. Пятеро детей — от трех до двенадцати лет — сбились в кучку в центре кладбища, подальше от хаоса. В отличие от взрослых, в их глазах был не гнев, а чистый, животный страх.

— Мама! — плакала девочка лет пяти в выцветшем призрачном платьице. — Где моя мама? Мне страшно!

Дети. Даже в безумии они остаются детьми. Ищут родителей, плачут, боятся. Это ломает сердце. Если бы оно у меня еще было. В метафорическом смысле — физическое на месте и работает исправно.

— Машенька? — голос Аглаи в голове дрогнул. — Это же Машенька! Моя двоюродная тетя! Она умерла от туберкулеза в пять лет! Я видела ее портрет…

— Я помогу ей, — пообещал я, чувствуя, как внутри что-то сжимается. Неприятное, почти человеческое чувство.

Я медленно подошел к детским призракам, опустился на колено, чтобы быть на уровне их глаз. Моя фиолетовая аура, пугавшая взрослых, для них, видимо, выглядела иначе — как странный, но не угрожающий ночник.

— Привет, — сказал я мягко, стараясь, чтобы мой голос не звучал, как скрежет надгробий. — Меня зовут Святослав. Я врач. Я помогу вам найти родителей.

— Правда? — девочка посмотрела на меня огромными, полными слез призрачными глазами.

— Правда. Но сначала нужно вернуться в свои кроватки. Помните, где они?

— Моя… там, — девочка показала на маленький, почти вросший в землю гробик у семейного склепа. — С розочкой.

— Пойдем, я провожу.

Я протянул руку. Она колебалась секунду, а потом взяла меня за призрачную ручку. Холодная, почти неосязаемая, как дуновение ветра, но я чувствовал доверие в этом прикосновении.

Я довел ее до гробика. Внутри, под сгнившей крышкой, лежал маленький скелетик в остатках платья.

— Это… я? — удивилась девочка, заглядывая внутрь.

— Это твое тело. Оно устало и хочет отдохнуть. Ляжешь?

— А мама придет?

— Обязательно придет. Во сне, — соврал я. Хотя кто знает, может, и не соврал.

Девочка кивнула и послушно легла в гробик. Ее призрачная форма слилась с костями. Я провел рукой над гробом, выполняя ритуал упокоения. Мягкий, деликатный, как колыбельная.

— Спи спокойно, Машенька.

Детский призрак растворился с легкой улыбкой. Окончательное упокоение.

Дети не должны быть пешками в некромантических играх. Это правило я не нарушаю. Даже ради власти. У каждого монстра должны быть свои принципы. Это отличает нас от настоящих чудовищ.

С остальными детьми я поступил так же. Каждого проводил лично, каждого упокоил отдельно. На это ушло почти десять минут, но оно того стоило.

Взрослые были проще. Загнанные в свои тела, они бились, кричали, проклинали. Но я держал их некромантическими нитями, как марионеток.

— Покойтесь с миром! — прокричал я, вкладывая в латинскую фразу всю накопленную мощь. Язык мертвых империй. Идеально для мертвых аристократов Российской Империи.

Волна покоя прошла по кладбищу, как ударная волна. Только наоборот — не разрушающая, а успокаивающая.

Тела с запертыми в них душами начали оседать. Медленно, как сдувающиеся шарики. Плоть превращалась в прах, кости крошились в пыль, души растворялись в небытии.

Окончательное упокоение. Не временное усыпление, не изгнание — полное и бесповоротное. Земля принимала их обратно. Могилы закрывались сами собой. Надгробия выпрямлялись, трещины затягивались. Кладбище возвращало себе подобающий вид — место вечного покоя, а не поле битвы.

Кладбище быстро затихло. Полная, абсолютная тишина. Даже ветер перестал шуметь в ветвях старых берез. Как будто природа затаила дыхание, наблюдая за произошедшим.

Тишина после некромантической битвы особенная. Это не отсутствие звука — это присутствие покоя. Редкая вещь в нашем шумном мире.

Моя команда собралась вокруг меня. Все выглядели как участники особенно неудачного корпоратива — потрепанные, уставшие, слегка безумные.

У Костомара отвалилась челюсть — в который раз за вечер. Он держал ее в правой руке, левая была все еще прикручена задом наперед. Три ребра отсутствовали, позвоночник искривлен буквой S.

— Я… ем… грунт? — с трудом произнес он без челюсти, звук был похож на шелест сухих листьев.

— Какая разница? — устало ответил я, оглядывая свою потрепанную армию.

Ростислав стал почти прозрачным от потери энергии. Сквозь него было видно надгробие с выцветшей надписью «Здесь лежит раб Божий Семен. Жил тихо, умер громко».

Иронично. Этот Семен наверняка был одним из самых громких призраков.

Вольдемар потерял левое ухо — где-то выпало во время боя. На его месте зияла дыра, через которую было видно остатки мозга.

Мозг зомби — отдельная тема для диссертации. Он вроде есть, но не работает. Как правительство в кризис присутствует, но абсолютно бесполезно.

— Вольдемар, ты как? — спросил я, подходя к нему.

Зомби молча поднял три пальца. Потом, кажется, передумал и опустил один.

— Оцениваешь свое состояние по десятибалльной шкале? Два из десяти?

Медленный кивок.

— Что болит? — задал я заведомо глупый вопрос.

Он указал на дыру в животе, которую кто-то из призраков прогрыз насквозь. Через нее виднелся его позвоночник.

— Потерпи. Зашью потом. Если будет «потом», — сказал я.

Кирилл сидел прямо на земле, привалившись спиной к надгробию. Из носа текла кровь — тонкими струйками, как из крана с плохой прокладкой. Руки тряслись от магического истощения. Он выглядел как студент после особенно тяжелой сессии.

— Я всё, — прохрипел он. — Магия кончилась. Совсем. Даже спичку зажечь не смогу.

— Это временно, — успокоил я его. — Магические каналы перегружены, восстановятся через пару дней. Будешь как новенький.

— А если не восстановятся? — в его голосе прозвучала нотка настоящей паники.

— Тогда станешь обычным человеком. Это не так плохо, как кажется. Меньше проблем.

— Для мага это смерть!

— Для мага это карьерный переход, — пожал я плечами. — Можешь пойти в некроманты — у нас магия не главное, только трупы и здоровый цинизм.

— Святослав? — голос Аглаи в голове звучал слабо, устало, но с облегчением. Она все это время была нашим удаленным наблюдателем. — Вы справились? Все закончилось?

— Почти. Осталась маленькая, незначительная проблема, — ответил я ментально, поворачиваясь к воронке.

Она изменилась. Кардинально изменилась.

Из огромного черно-фиолетового вихря размером с трехэтажный дом она сжалась до размера теннисного мяча. Но плотность… о, плотность увеличилась в тысячи раз.

Теперь это была не просто воронка некроэнергии. Это была микроскопическая черная дыра, нестабильное ядро чистой смерти, способное поглотить все живое в радиусе километра.

Я подошел ближе, активировал некромантическое зрение на максимум.

Структура воронки была полностью нарушена. Теперь она была нестабильна, как перегретый реактор, готовая либо схлопнуться, либо… Это все из-за отсутствия призраков, которые каким-то образом ее стабилизировали. Но при этом с ними, от нее было нельзя избавиться.

Мой ритуал…. Я выкачал слишком много энергии через призраков. И это давало мне шансы на победу. Воронка теперь не действовала на меня. Так что Кирилл мне был особо не нужен.

— Черт, — выдохнул я.

— Я ем грунт? — Костомар, кое-как прицепив челюсть обратно, подошел ко мне.

— Да, Костомар. Если эта штука рванет, мы все будем есть грунт. Изнутри. Потому что станем его частью.

— Насколько все плохо? — спросил Кирилл, с трудом поднимаясь на ноги.

— По шкале от одного до десяти? Пятнадцать.

— Но шкала же до десяти! — не понял он.

— Эта проблема вышла за пределы шкалы. Как ученик, который настолько глупый, что получил отрицательную оценку за контрольную.

— Что за проблема, Святослав? — Аглая в моей голове начинала паниковать.

— Воронка. Она молодая, ей всего три дня. Старые воронки стабильны, как выдержанное вино. Их можно разрушить контролируемо — как снос здания, заложил заряды в нужных местах и нажал на кнопку.

— А молодая?

— А молодая — как подросток с гранатой, которому отказала девушка. Нестабильная, непредсказуемая, готовая взорваться от любого неосторожного движения.

— И если взорвется, то что будет?

— Кратер. Большой кратер. Радиусом километр минимум. Барвиха, где мы все живем, исчезнет с карты. Вместе с половиной ближайших поселков. Никто даже не поймет, что случилось.

— Это же тысячи жертв!

— Десятки тысяч, — поправил я. — Плюс некротическое заражение местности на годы вперед. Авария на атомной электростанции покажется детской песочницей.

Воронка пульсировала. Быстро, агрессивно, как сердце колибри на амфетаминах. С каждым ударом она сжималась чуть сильнее. Критическая масса была близко.

— Сколько у нас времени? — спросил Ярк по ментальной связи через Аглаю.

— До взрыва? Минут сорок. Может, час, если повезет. И если мы не будем ее трогать. Но проблема в том, что тронуть ее нам придется, — хищно улыбнулся я, закатывая рукава.