Прокурор Горайко и его коллеги

СЛЕДОВАТЕЛЬ С КОСИЧКАМИ

В один из летних дней 1947 года в местечке Д. на Подолии был традиционный воскресный базар. К площади подъезжали автомобили, телеги, длинной вереницей по бровке дороги шли крестьяне из окрестных сел и деревень. Вскоре раскаленная от жары площадь гудела, как потревоженный улей. Людей столько, что взглядом не окинешь! Торгуются, покупают, продают, кругом смех, острые шутки.

И вдруг зловещий шепот прокатился по праздничной площади. Кто-то принес ужасную весть: на центральной улице, в подвале дома, где жил всеми уважаемый престарелый врач Петр Федорович Котенко, обнаружен полуистлевший труп.

…Доктор Котенко проработал в местечке Д. свыше двадцати лет. Все хорошо знали этого доброго, скромного человека, отличного специалиста. И днем и ночью, если нужна была его помощь, он спешил к больным. Ни одного дурного слова соседи не слышали от него. Жил он тихо и спокойно. Жена его давно умерла, два сына служили в Советской Армии, оба отличились в боях за Родину. И вот вдруг такое событие!

…На место происшествия прибыли прокурор, следователь и работники милиции. Из областного центра был вызван судебномедицинский эксперт.

Осмотр закончен. Составлен акт, в котором говорилось, что в каменном доме, построенном примерно десять — двенадцать лет тому назад, есть подвал, куда жильцы из года в год ссыпали золу. В связи с ремонтом дома подвал начали чистить и наткнулись на полуистлевший труп. По заключению эксперта, он находился там не менее трех лет. По распоряжению прокурора труп вынесли из подвала и закопали в саду около дома.

При этом судебный эксперт Микола Фирченко, весьма опытный в своем деле специалист, допустил ошибку. В пепле имелись различные мелкие кости, но он на них не обратил внимания.

Около дома собралось множество любопытных. Все ахали и охали, гадали, кто же все-таки убит.

Один из присутствующих высказал предположение, что это труп Розы Маркулис, владелицы половины дома, где все случилось. Она исчезла в годы войны, куда — никто не знал. Соседка врача утверждала, что во время фашистской оккупации Котенко очень хотел купить вторую половину дома, которую в былые годы продал семье Маркулис. Но Роза не соглашалась.

Кто-то сказал, что убийство — дело рук Котенко; мол, в тихом омуте черти водятся. Эти слова, брошенные на ветер, вызвали слух среди обитателей местечка.

«Ну кто бы мог подумать?» — удивлялись все.

В акте судебного медика было указано, что убитой женщине, труп которой нашли в подвале, 25—30 лет, что ее смерть наступила от выстрела в голову.

Следствие продолжалось. Другая соседка врача сообщила, что, когда фашистские войска в 1941 году оккупировали Украину, она оставалась в Д. Семья Розы и сама она оказались в гетто. Розе в то время было лет двадцать шесть — двадцать семь. По словам этой гражданки в гетто к ней приходил доктор Котенко и настойчиво требовал, чтобы она сказала, где спрятана купчая на вторую половину дома. Котенко будто бы при этом говорил, что Розе купчая ни к чему, так как ее все равно скоро расстреляют.

В извлеченном из подвала трупе Розу Маркулис опознали многие, в том числе и ее родственники, приехавшие из города. Долго всматривались они в изуродованный временем труп и все же пришли к заключению, что это Роза.

Котенко присутствовал при этом, охотно отвечал на вопросы, держался спокойно. Однако слух о подозрении, павшем на него, видимо, уже дошел до него. Было заметно, что спокойствие дается ему нелегко.

Следствие, естественно, заинтересовалось биографией Котенко.

По его показаниям, после окончания медицинского института он возвратился в родной край — Подолию. В середине тридцатых годов, уже сорокалетним человеком, он построил себе в местечке Д., где работал заведующим, районной больницей, дом. В 1939 году половину этого дома он продал матери Розы Маркулис.

Когда фашистские части подходили к Д., Котенко с женой эвакуировался, но в апреле 1942 года они вернулись домой — немцы настигли беженцев. Во второй половине дома вместо семьи Маркулис жили уже другие жильцы. Выяснилось, что долгое время там жила Мария Сокурина — заведующая районным отделом социального обеспечения, ее дочь, племянница мужа — Наташа Байдиченко и приехавшая к ним в 1945 году невестка Сокуриной Лида Коваль; одни жильцы приезжали, другие уезжали.

Между тем работники милиции продолжали опрашивать людей, которые могли хоть что-нибудь знать об обитателях дома. И тут кто-то высказал предположение, что убитая вовсе не Роза Маркулис, а Лидия Коваль. Что же, надо было проверить и эту версию.

Нашли и запросили по этому поводу Марию Сокурину.

Из Одесского института судебной экспертизы сообщили, что по присланным фотокарточкам Розы Маркулис и Лиды Коваль так же, как и по черепу, извлеченному из подвала, совершенно невозможно судить о том, кому принадлежит труп. Эксперты установили лишь наличие в черепе двух пулевых сквозных отверстий, отсутствие двух резцов и одного коренного зуба в нижней челюсти. Никаких следов вставных зубов они не нашли. Это, между прочим, противоречило словам соседей о Розе Маркулис, которые дружно утверждали, что у нее было несколько вставных зубов.

Следствие зашло в тупик, дело попало в архив, а в местечке Д. постепенно стали забывать об этом случае…

В декабре 1947 года в район была назначена следователем комсомолка Валерия Барко. Худенькая, с косичками, как у школьницы, она не производила солидного впечатления. Так о ней думал и прокурор района, тот самый, что сдал дело о смерти неизвестной женщины в архив.

…Просматривая дела прошлых лет, Валерия Барко заинтересовалась этим делом. Она сразу же почувствовала, что следствие велось недостаточно глубоко, что многие обстоятельства остались невыясненными.

Неужели, думала Валерия, невозможно раскрыть это преступление? Неужели нельзя узнать, кто убил женщину?

Прежде всего Барко решила уточнить, где было гетто, куда и по какой дороге фашисты водили на расстрел мирных жителей. Нашлись люди, хорошо знавшие эту «трассу смерти»: Галина Дорчук, Анастасия Коломарь и другие.

Когда еврейское население местечка согнали в гетто, украинцы и русские, мужчины и женщины, старики и молодежь делились с заключенными своими скудными продовольственными запасами. В гетто передавали кто что мог, Галина Дорчук несколько раз приносила своей давней знакомой Розе Маркулис (они вместе служили в конторе «Заготзерно») молоко и хлеб. Однажды — это было летом 1942 года, — придя в гетто, Галина Дорчук увидела, что все обитатели его построены в ряды; их собрались куда-то уводить. Узники были окружены полицейскими и эсэсовцами, злобно рычали овчарки.

Роза Маркулис стояла во втором ряду, вместе с нею были ее дочь и муж. Лагерь был полон плача и стонов. Матери умоляли пожалеть хотя бы детей. Но эсэсовцы были глухи… Вскоре колонна двинулась в направлении села Теперовка к Яру… Это был последний день существования гетто в местечке Д…

Дом Анастасии Коломарь стоял как раз возле дороги, по которой вели на расстрел этих людей. Анастасия была знакома с семьей Маркулис и сразу узнала во втором ряду поседевшую Розу, которая вела за руку девочку. Рядом шел ее муж.

— Если в подвале нашли труп Розы, — рассуждала Валерия, — получается, что она спаслась из гетто.

Это было мало вероятно, но отдельные такие случаи известны. Каких только поразительных случаев не было во время войны. Бывало, и «мертвые» воскресали.

Валерия Барко ворошит документы тех лет, сохранившиеся в архивах. Она тщательно изучает фашистские приказы и секретные отчеты, от которых веет ужасом. Она находит список расстрелянных немцами в 1942 году обитателей местечка Д. В этом списке — имена Розы Маркулис, ее дочери и мужа.

Значит, в подвале нашли вовсе не ее труп. Тогда чей же? Но прежде следователь решила поближе узнать, что собой представляет Котенко. На него же брошена зловещая тень! Ведь он будто бы приходил к Розе Маркулис в гетто и требовал купчую на половину дома. При этом заявлял, что так или иначе Роза дома больше не увидит, ее расстреляют. По крайней мере так утверждала одна из свидетельниц.

Барко отправилась к старому врачу на прием, сказавшись больной. Котенко произвел на нее очень хорошее впечатление.

— Нет, он не может быть убийцей! — подумалось ей.

Кроме того, беседуя с десятками людей, Валерия установила, что в период оккупации немцы вели за Котенко слежку, так как его сыновья служили в Советской Армии.

Так кто же в конце концов убитая? И кто ее убийца? Эти вопросы ждали своего разрешения. Однако ответить на второй вопрос можно было только после установления личности убитой: только в единичных, редчайших случаях удается раскрыть убийство до того, как бывает выявлена личность жертвы преступления. Валерия Барко не раз слышала это на занятиях в университете и, не жалея сил, стала восстанавливать обстоятельства, относившиеся к давно ушедшим временам.

Упорству молодого следователя можно позавидовать. Она собрала сведения о всех проживавших в этом доме с 1940 по 1946 год и организовала их розыск.

В первую очередь она занялась семейством Сокуриных. Несколько человек из числа жителей местечка сообщили ей, что невестка Марии Сокуриной, Лидия Коваль, куда-то внезапно уехала.

Кто же такая Лида Коваль? Что о ней известно? Выяснилось, что она родилась в 1923 году в рабочей семье. Вскоре ее родители умерли, и Лида с братом и сестрой остались сиротами. Воспитывались дети в детском доме. Лида выросла веселой, жизнерадостной девушкой.

Когда началась Великая Отечественная война, Лида ушла в Советскую Армию. Служила на Востоке. Там познакомилась с младшим сержантом Кондратом Сокуриным. Полюбила его. Когда война кончилась, Лида ждала ребенка. Молодые люди задумались, как жить дальше. Можно было, конечно, разыскать брата или сестру Лиды и поехать к ним, но Кондрат решил, что лучше всего ей уехать к его матери в местечко Д.

Появление Лиды для Сокуриных было неожиданностью, так как сын им ничего не писал ни о женитьбе, ни о приезде жены. С первого дня мать Кондрата невзлюбила невестку. Она жаловалась соседям, что сын женился на девушке некрасивой, без образования, ничего у нее нет — «голь перекатная». Словом, Лида пришлась не ко двору, как говорили в старину.

Отношения между Сокуриной и Лидой не могли, конечно, не заинтересовать следователя. Валерия Барко еще раз перечитала заявление Марии Сокуриной, в котором та сообщала, что Лида выехала не то во Львов, не то в Куйбышев — туда, где живет ее брат. Вскоре из Львова сообщили, что Лидия Коваль в городе не проживает и никогда не проживала. Из Куйбышева ответа не было.

Валерии из дела было известно, что во время приезда Лиды в Д. у Сокуриной жила племянница ее мужа — Наталья Байдиченко, которая не могла не знать о взаимоотношениях свекрови с невесткой.

Наташа нашлась: она проживала в одном из районных центров Ростовской области. По просьбе Барко местный прокурор побеседовал с Натальей.

На вопрос о том, при каких обстоятельствах уехала Лида, Байдиченко ответила то же самое, о чем прежде писала Сокурина: уехала с сестрой и ребенком во Львов…

Через несколько дней прокурор района вызвал Байдиченко, на этот раз на допрос. Наталья рассказала немного больше.

— В мае 1945 года, — показала она, — к тете приехала невестка. Вскоре у Лиды родилась девочка, ее назвали Светланой. Сокурина часто ссорилась с Лидой, считала, что она недостойна ее сына, всячески унижала и обижала ее, попрекала куском хлеба. Лида не спорила со свекровью, а только уходила в сад и там плакала. Она стала очень грустной, замкнутой. В письмах к сыну Сокурина жаловалась на Лиду. Не раз свекровь, как бы вскользь, говорила, что на Лидином месте давно бы покончила с собой. Добра ей в жизни все равно не будет…

То была поистине страшная повесть о тяжелой жизни молодой женщины, затравленной жестокой свекровью.

Показания Натальи Байдиченко вызывали необходимость установить, куда девался ребенок Лиды. Достаточно ли тщательно был в свое время осмотрен подвал, в котором обнаружили труп? В связи с этим Валерия решила раскопать то место в саду, где был закопан обнаруженный в подвале труп.

Эксгумацию производили в феврале. Замерзшая земля звенела под кирками и лопатами. Барко и медицинский эксперт терпеливо ждали.

В земле были обнаружены прядь светлых волос, кости разной величины и два зуба.

Перед новой судебномедицинской экспертизой следователь поставила задачу: определить, кому принадлежат обнаруженные кости — взрослому человеку, ребенку или обоим вместе, а если ребенку, то каков примерно его возраст.

Поздно вечером скорый поезд увозил следователя в город, где высококвалифицированные специалисты — эксперты изучили извлеченный из земли материал. Эксперт дал заключение, что среди найденных костей имеются и кости ребенка в возрасте примерно двух-трех месяцев. Пролежали они в земле два-три года, а поскольку труп ребенка подвергается разложению значительно быстрее, ткани сохраниться не могли…

Итак, установлено, что в подвале были погребены два трупа — женщины и ребенка…

В Куйбышеве и Львове, между тем, продолжались поиски Лидии Коваль, ее брата и сестры. На вторичный запрос следователя куйбышевский адресный стол сообщил, что в городе проживает несколько десятков граждан по фамилии Коваль. Среди них была и женщина по имени Лидия.

Куйбышевская Лидия Коваль, когда ее спросили о родственнице по фамилии Сокурина, только пожала плечами — никогда таких родственников у нее не было. Посмотрев на фото Кондрата Сокурина, она заявила, что видит этого человека впервые.

Значит, это другая Лида Коваль! На всякий случай допросили всех женщин по фамилии Коваль.

Ни брата, ни сестры Лиды в Куйбышеве тоже не оказалось. Во Львове жило несколько Ковалей, но никто из них к убийству в местечке Д. не имел никакого отношения…

В руках Валерии Барко документ, присланный из Таганрога: письмо мужа Сокуриной к своей племяннице — Наталье Байдиченко.

Даже при беглом чтении ясно, что письмо — образец неумелой конспирации.

Вот что писал дядя:

Для следователя Барко, да и не только для нее, было ясно, что сообщение Наташиного дяди, как говорится, шито белыми нитками.

Показания Натальи Байдиченко, а главное письмо ее дяди вызывали новые вопросы, разрешить которые Барко решила лично, не поручая этого кому-либо на месте.

Появление следователя из Подолии в районной прокуратуре Ростовской области многих удивило. Чего ради приехала Барко? Ведь Байдиченко допрошена? Барко объяснила, что должна еще раз ее допросить.

Байдиченко на допросе вела себя как-то странно: чувствовалось, что она чего-то не договаривает; только начнет рассказывать, но тут же спохватывается, и умолкает.

Вдвоем они просидели очень долго. Наталья говорила только о взаимоотношениях Сокуриной с Лидой, а едва дело доходило до того, куда та девалась, сразу умолкала и исподлобья глядела на следователя.

Барко чувствовала, что Байдиченко многое знает. Но как заставить Наталью заговорить?

Следователь решает взять ее с собой в Д. Может быть, там, на месте, где было совершено преступление, она станет более откровенной.

В дороге они говорили, о чем угодно, только не об убийстве. Постепенно официальные отношения уступали место простым, человеческим, почти дружеским. И вдруг, когда до Д. оставались уже считанные километры, Наталья призналась в том, что Лида и ее дочь были убиты.

И вот в кабинете прокурора Наталья Байдиченко рассказала страшную повесть: она говорит о своих родителях, о том, где она училась, кем ей доводится Мария Сокурина, о том, как в расцвете лет погибли молодая женщина и ее ребенок.

— «Лиде жилось у Сокуриной очень плохо. Но чем я могла помочь ей? Я ведь и сама целиком зависела от тетки, боялась, что она в любой момент выгонит меня. А куда я денусь — без специальности, без денег? Тетка часто возмущалась выбором сына. И писала ему об этом. Под влиянием матери Кондрат все реже и реже подавал весточки жене. Лида это очень переживала.

— Как-то раз мы с теткой сидели вдвоем. И вдруг она мне предложила убрать Лиду. Прямо так и сказала: «убрать». Я не поняла, что это значит. А тетка также спокойно ответила: «убить, значит». Я была в ужасе. Я вскочила и закричала, что она сошла с ума. «Ты у меня в руках: вот отравлю ее, а свалю на тебя. Мне поверят», — так говорила тетка.

— Однажды она послала меня за каким-то лекарством — хотела им отравить Лиду. Я разбила пузырек по дороге. Тетка тогда ничего не сказала. А потом снова завела разговор об убийстве Лиды. Я отказалась наотрез. Вскоре к нам явился какой-то мужчина. Фамилии и имени его не знаю, но видела его несколько раз в местечке. Я знала, зачем он пришел, и убежала из дому. Когда возвратилась, тетка говорит: «Тебе нечего бояться, он сам все сделает. Когда он появится, ты уйди куда-нибудь, а я в город уеду. Нас никто не заподозрит».

— Рано утром, когда Лида и ребенок еще спали, Сокурина уехала в областной центр. В это время в дверь постучали. Пришел «тот». Я впустила его в квартиру, показала, где спит Лида, взяла деньги, оставленные теткой, и пошла на базар. Когда вернулась, незнакомец сидел на кухне и пил водку. Лиды с ребенком не было. На полу и на подушке виднелись следы крови. Через несколько часов тетка вернулась. Мы с нею договорились, что распустим слух, будто за Лидой приехала из Львова сестра, и они, забрав вещи, в том числе и вещи тетки, уехали, а я в тот день ходила к соседке занять денег «на дорогу Лиде».

— После убийства Лиды я не могла оставаться в теткином доме и вскоре уехала к матери в село под Таганрогом.

— Как убивал этот мужчина Лиду, я не видела. Но, когда мыла полы, нашла револьверную гильзу и выбросила ее в сад. Наволочки на кровати, где спала Лида, были в крови, я их сняла и выстирала. Когда земля в погребе начала оседать, тетка велела засыпать яму золой. Она часто лазила в погреб, но что там делала, — не знаю.

— Вскоре после того, как нашли труп, тетка прислала письмо, в котором писала, что ее вызывали в местечко Д., допрашивали, но труп опознать не могут. Бояться нечего, только не надо ни в чем признаваться. Письмо это я уничтожила».

Кто же приходил к Сокуриным? Опять бесконечные допросы свидетелей. И вот всплывает некто Антон Кушевар. Он в свое время был осужден за какое-то преступление, в 1945 году вышел на свободу, но вскоре после этого умер. Все это было выяснено следователем. Наталья Байдиченко без труда опознала его фотографию, которую ей предъявила следователь среди других, близких по типу.

Мария Сокурина была арестована. Она категорически отрицала свое участие в убийстве Лиды Коваль и ее ребенка.

— Убежала она от меня, вот святой истинный крест, убежала. Да еще и вещи мои прихватила, — клялась и божилась Сокурина.

На одном из допросов Сокурина вдруг заявила, что после отъезда Лиды, примерно через месяц, она получила от нее письмо, как будто из Владимира.

— Где письмо?

— Наверное, выбросила.

Запросили Владимир. Ответ: по данным адресного стола, Лидия Коваль в городе никогда не проживала.

Дело Сокуриной и Байдиченко слушалось в открытом судебном заседании в местечке Д. Байдиченко подробно рассказала о всех обстоятельствах трагической гибели Лиды. Сокурина продолжала отрицать все и лишь в последнем слове заявила, что признает себя виновной в том, что не предотвратила преступления…

Суд воздал преступникам по заслугам.

Так молодой следователь «с косичками» показала высший класс следственного мастерства — пример, на котором могли бы поучиться и убеленные сединами прокуроры и следователи…