ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖИЗНЬ

С того дня, как мать не вернулась из фашистского плена и отец привел в дом новую жену, для Миши и его братьев начались тяжелые дни. Голодные, немытые бродили они по улицам. Часто их видели в чужих садах и огородах. А когда дети жаловались отцу, что мачеха их не кормит, он им не верил и бил.

В двенадцать лет Миша Гук уже знал, что такое украсть, обмануть, продать с выгодой. Постепенно отец совсем перестал интересоваться жизнью сына, и Михаил в четырнадцать лет стал преступником.

И вот однажды его поймали. Суд осудил Михаила к двум годам лишения свободы. Через несколько месяцев он был освобожден по амнистии, однако не прошло и полугода, как его снова поймали на месте преступления. И снова суд, снова колония…

Потом освобождение. На свободе Гук был недолго. Вскоре он — это был уже его пятый судебный процесс — снова оказался за решеткой. На этот раз приговор был суровым: двадцать лет лишения свободы!

В тюрьме Михаил Гук стал своего рода знаменитостью, хотя «славе» его мало кто завидовал. Никто в камере не смел противоречить Рукатому — такой была кличка у Михаила.

— Сегодня не пойдем на работу, — распоряжался Рукатый. И ему подчинялись.

Вскоре Гука отправили на лесоразработки. Когда конвой доставил заключенных на место, их выстроили, чтобы распределить по участкам. Михаил попробовал и здесь командовать. Но майор, заместитель начальника колонии, изолировал его от других заключенных и отправил на самый тяжелый участок.

По телефону он предупредил:

— Сейчас к вам отправлен заключенный Михаил Гук, обратите на него особое внимание. Его необходимо приучить трудиться, не давать возможности уклоняться от работы. Не забывайте о нем, лейтенант, разыщите пути к душе этого человека. Я понимаю, что путь этот очень трудный, но он существует, и вы должны его найти…

Так началась битва за Михаила Гука.

— Ну, братва, как живем? — спросил Игорь, старожил здешних мест, отличный лесоруб. Он сел на кровать, закурил.

— Лучше всех, — ответил Михаил, задирая ногу на кровать.

— Неужели прекрасно?

— А то как же! Живем не скорбим, хлеба не покупаем… Всем обеспечивают. На всем готовом, как на курорте!

— Кто это тебя обеспечивает?

В это время подошло еще несколько заключенных.

— Конечно, государство, — ответил Михаил.

— Тебя содержат твои товарищи, а ты лодырь, не хочешь работать, играешь целыми днями в карты. Паразит на шее своих товарищей — вот кто ты такой! А теперь подумай над этим. А если ничего не поймешь, приходи, поможем, — и, засверкав черными глазами, Игорь не спеша вышел из комнаты.

— И почему это я должен работать? С какой-такой стати? Проживу и так, срок большой, успею еще наишачиться, — ухмыляясь, сказал ему вслед Гук.

…Приближалась суровая сибирская зима.

Снег выпал глубокий. Каждое утро заключенные поднимались на работу. В помещении было холодно.

Шли они на целый день в тайгу, на лесоразработки. Вечером возвращались злые, уставшие, с одним только желанием — добраться до койки и уснуть.

Гук и его немногочисленная «свита» бросали насмешливые реплики:

— Ну как, архангелы, тайгу укротили?

— Хотите скорее на свободу? Ничего у вас не выйдет, на том свете вас отблагодарят.

— Работайте, работайте, таких иногда любят…

— Эй ты, Рукатый, замолчи, а то голову скручу, — кричал плечистый парень от умывальника.

— Попробуй! Жизнь надоела?…

…Прошёл год, как Михаил Гук прибыл на лесоразработки, но он еще ни разу не выходил на работу. Увещевания, строгие предупреждения, наказания — ничто не помогало. Как-то раз лейтенант Дудин зашел в барак и объявил:

— Сорокин и Беляев! Готовьтесь, завтра вас освобождают!

— Счастливчики, — с нескрываемой завистью сказал Гук. — Как я скучаю по родным местам! — тихо добавил он и отвернулся. Глаза его сделались влажными.

Это успел заметить Дудин.

— Да, — сказал он, — они досрочно освобождены. Хорошо работали, и командование колонии представило их к досрочному освобождению. Вот вы, Гук, скучаете по родным местам, а почему же не хотите работать? Сами себе удлиняете срок. Вы могли бы иметь семью, вам только жить бы да жить и честно работать, а вы «героя» из себя корчите, не хотите работать. Подумайте, Гук!

Дудин ушел. Сорокина и Беляева окружили заключенные, поздравляли, желали им успеха. Вечером их проводили. У счастливчиков, как их называл Гук, лица светились радостными улыбками.

Михаил начал всерьез задумываться над своей судьбой. После отбоя он долго не мог уснуть. События последних дней не выходили у него из головы.

— Начну работать, — решил он.

Утром, к всеобщему удивлению, он одним из первых встал в строй тех, кто направлялся в лес на работу.

— Смотрите, — крикнул кто-то, — Рукатый собрался лес заготовлять!

— Нет, братва, это я решил вас разыграть! — вынужденно засмеялся Михаил и стремглав выскочил из строя.

Но мысли о работе не давали ему покоя. Он не находил себе места.

Вечером в барак снова зашел Дудин.

— Гражданин лейтенант, хочу с вами поговорить, — обратился к нему Михаил.

— Слушаю.

— Надумал я работать…

— Давно пора, Гук.

Михаил было замялся, но потом, как бы собравшись с силами, сказал такое, что даже Дудин, уж ко всему, казалось, привыкший, недоуменно уставился на Михаила.

— У нас в колонии — сказал он, — есть такие, кто не хочет работать, особенно те, кто имеет по нескольку судимостей и большие сроки. Вот и назначьте меня бригадиром в такую бригаду! Я всех заставлю работать, поверьте мне!…

— Да, — промолвил лейтенант, еще не пришедший в себя от неожиданности. — Я доложу.

Прошло несколько дней. И однажды, ранним утром произошло нечто совсем исключительное: во дворе, со строгим выражением лица, стоял Михаил Гук, а его дружки сновали по баракам, откуда нехотя, ругаясь, выходили заключенные. Гук размахивал руками и кричал на тех, кто медленно пошевеливался. Некоторые заключенные, махнув рукой, с презрением сплевывали сквозь зубы и возвращались в бараки. Но большинство из числа вчерашних «отказчиков» все же становились в строй гуковской бригады.

…С каждым днем бригада численно увеличивалась, наращивала темпы и приближалась к выполнению плана.

Редакция газеты «Лесоруб» объявила конкурс на лучшую заметку. Михаила сначала это не заинтересовало, а потом он решил испробовать свои силы. Но о чем писать?

— А ты напиши о себе, расскажи, как стал преступником, как и почему долго не работал и как трудишься сейчас, — посоветовал библиотекарь.

Михаил сел, взял бумагу и… начал сочинять стихи.

— Человеком стать не поздно!

Я сегодня не стыдясь,

Не по-книжному серьезный,

Отмываю пыль и грязь…

Назывались они «Хочу стать человеком». Стихи привлекли к себе внимание редакции. Это был крик наболевшей души, мимо которого нельзя пройти. Кто же такой этот Гук? — заинтересовались сотрудники газеты.

Лейтенант Дудин дал о нем хороший отзыв.

С каждым днем работа становилась для Гука все легче и легче, и все необходимей. Он мог теперь смотреть в глаза товарищам. О Михаиле начали говорить как о лучшем лесорубе.

Стихотворение «Хочу стать человеком» напечатали в газете, читали в кружке художественной самодеятельности…

Как-то, просматривая почту, я увидел письмо:

«Многоуважаемый прокурор! Пишет Вам Михаил Гук. Вы меня, возможно, и не помните, дел у Вас много. Но я обращаюсь к Вам с просьбой.

Перед тем, как изложить свою просьбу, хочу написать о себе. Вот уже седьмой год, как я отбываю наказание. Долгое время поведение мое в колонии было плохим. Но на своем жизненном пути я встретился с хорошими людьми, которые вложили в мое воспитание много труда…

Мне во многом помог лейтенант Дудин. Вот уже четыре года, как я не только сам изменился к лучшему, но и воспитываю других.

Я полностью осознал свою вину. Есть ли необходимость человеку полностью отбывать срок наказания, если он уяснил свою вину, стал на путь исправления и сам воспитывает других? Думаю, что нет. Ведь Советская власть не мстит!

Хочу честно работать, устроиться на работу, иметь семью и стать полноценным гражданином нашей великой страны!».

И вот передо мной дело Гука, разысканное в архиве суда…

Это произошло в селе Рудках. Колхозники были в поле, и поэтому возле магазина сельпо людей оказалось немного. Из подъехавшей «Победы» вышли двое неизвестных, зайдя в магазин, посмотрели на прилавки, расспросили продавца, как идет торговля, большая ли выручка. Неизвестные были хорошо одеты. Продавец счел их за какое-то начальство. А когда стемнело, на сторожа магазина набросились грабители, связали и бросили на пол. Ограбив магазин, преступники скрылись.

Об этом рассказывали страницы дела, извлеченного из архива. А вот еще — оттуда же.

…Это уже произошло в городе. Варвара Петровна Мальченко собиралась на базар, когда кто-то постучал.

В комнату вошел незнакомый молодой человек. Поздоровавшись, сказал:

— Я насчет газа. Его вам еще не провели?

Варвара Петровна обрадовалась. Наконец прислушались к ее просьбам. Но не успела она спросить незнакомца, кто он и откуда, как тот уже закрывал за собой дверь.

Возвратившись с базара, Варвара Петровна увидела, что квартира ее ограблена…

Как выяснилось позднее, Мальченко обокрал один из участников шайки, возглавлявшейся Михаилом Гуком. Он и приходил на квартиру к Варваре Петровне. Эта же шайка совершила преступление и в селе Рудках, и в других местах.

Страницы дела рассказывали о том, как при попытке ограбить магазин задержали Гука. В карманах у него нашли документы на разные фамилии, а также студенческие и профсоюзные билеты, несколько разных бланков.

За все эти преступления и был осужден Гук.

Теперь нам предстояло решать его судьбу.

В моем кабинете собрались прокуроры, в том числе и тот, который выступал в свое время по делу Гука в качестве обвинителя. Долго обсуждали этот вопрос. И в конце концов пришли к выводу, что Гук заслуживает снисхождения.

…Приближался Новый год.

Я получил еще одно письмо от Гука. Он писал:

«За работой забываю все. Особенно, когда дело по душе. Когда видишь от своего труда пользу, так увлекаешься, что душа поет.

Жизнь моя сложилась неудачно, но какой она прекрасной будет еще!»

К письму была приложена фотография. На меня смотрел молодой, здоровый, красивый парень.

Через несколько дней мне позвонил брат Михаила Гука.

— Я решил вас побеспокоить, — сказал, он, — чтобы узнать, верно ли пишет Михаил, что он скоро вернется? Мы не верим этому, знаем, какой он был и что наделал…

— Можете верить Михаилу. На этот раз он пишет правду…

Прошло немного времени, и вот Михаил Гук у меня в кабинете. Просит помочь ему устроиться на работу. Я позвонил директору одного автохозяйства и рассказал ему кратко о судьбе Михаила Гука.

— Пусть завтра приходит ко мне. Примем его шофером на самосвал, — ответил директор.

Многие в прокуратуре знали о моей переписке с Гуком и теперь, узнав, что он у меня в кабинете, с любопытством рассматривали его. Когда он ушел, один из моих помощников с лукавой усмешкой спросил:

— Чем окончился ваш эксперимент, Борис Тихонович?

— Вы называете это экспериментом? Да, пожалуй, это действительно эксперимент, и нам к нему нужно почаще обращаться. Что касается Михаила Гука, то думаю, что все будет в порядке.

— Посмотрим, посмотрим…

Прошло три месяца. Молчание Гука стало меня тревожить. Я позвонил в автохозяйство и попросил Михаила зайти. Он явился, веселый и жизнерадостный.

— А вы знаете, Борис Тихонович, меньше чем на 140 процентов я план не выполняю. Все идет хорошо и начальство довольно…

Гук помолчал, а потом, немного смутившись, добавил:

— Помните, я когда-то вам рассказывал о своей жене. Она ушла от меня, так как я опозорил ее. Родив сына, она уехала в Польшу. Теперь пишет, что хочет вернуться ко мне… Как вы смотрите на это?

— Если жена столько лет помнит о тебе и есть сын… Теперь ей не стыдно будет за своего мужа.

Вскоре после этой встречи меня перевели в другую область и я на какое-то время потерял след Михаила Гука. Шли годы.

— К вам пришел какой-то Гук, Борис Тихонович, — доложила мне секретарь.

— Проси, проси, пусть заходит!

— Не ждали меня? Я сегодня приехал попутной машиной и через несколько часов возвращаюсь. Специально к вам… — И он стал рассказывать о своем житье-бытье, о служебных делах. С гордостью сообщил, как ему удалось разоблачить воров, которые чуть было не втянули его в свои грязные дела.

— Как-то вечером приехал я в гараж. Во дворе меня встретил завхоз автоколонны и попросил отвезти уголь. Говорит, здесь недалеко, всего несколько километров до села. Ничего плохого не подозревая, я согласился. Без меня нагрузили полный самосвал угля, дали адрес — куда и кому отвезти. Привез я уголь, сбросил. Хозяин дает мне деньги и просит передать их завхозу; только тогда я понял, что уголь воровали в автоколонне. Не долго думая, сажусь в самосвал и еду в городской отдел милиции. Все рассказал и деньги отдал. Как легко можно попасть в сети, расставленные мошенниками. Век живи, век учись. Теперь я свидетелем буду. Не хочется идти в суд, но надо.

— Нужно было документ взять на уголь, — заметил я.

— Был документ, но он оказался поддельным…

…Время шло, а известий от Михаила все не было. Я поинтересовался и узнал, что он ушел с работы в автоколонне и куда-то выехал.

Неужто я ошибся в Гуке? Не может быть, — успокаивал я себя.

Заканчивался 1964 год. Приближались Октябрьские праздники.

«Поздравляю с Великим праздником. Желаю больших успехов в работе тчк Ваш Михаил Гук тчк».

В начале 1966 года мне сказали:

— С вами хочет поговорить по телефону не то Гук, не то Чук…

— Это вы, Борис Тихонович? Говорит Михаил Гук. Я приехал в Ивано-Франковск к брату в гости и хочу заодно оформить семейные отношения… Шлю вам привет…

Мы пожелали друг другу успехов в жизни…

Через некоторое время я получил письмо от Гука. Он писал о том, что сдал экзамены на права водителя первого класса, что его выбрали председателем товарищеского суда…

Писал Гук и о своих семейных делах. Жена вернулась в Советский Союз, и они решили оформить свой брак в загсе. В свидетели пригласили прокурора города. Гук писал:

«Тот самый прокурор, который больше двенадцати лет тому назад выступал обвинителем по моему последнему делу. Это он потребовал для меня двадцать лет лишения свободы. Ну, подумал я тогда, если когда-нибудь выйду из колонии, расправлюсь с ним. Вспомнил я об этом, когда мы шли в загс. А теперь прокурор — мой свидетель и первый гость на свадьбе. Вот ведь как бывает, Борис Тихонович!»

Михаил писал, что работает внештатным корреспондентом республиканской газеты. Состоит он и в народной дружине.

Из письма я понял, что жизнь Михаила Гука налаживается. Он возвращается в жизнь.

Загрузка...