Пропадал и нашелся

Глава 5

С души моей совлечены покровы.

Бог еще раз привел меня на суд – 24 февраля 1946года. Был серый, неприглядный день. Холодный ветерпронизывал насквозь. Мокрый снег падал за ворот ихолодными каплями стекал по спине. Я стоял с поднятымируками, как преступник, осужденный на смертную казнь.И я был не один. На лицах сотен людей можно былопрочитать отчаяние, ужас и обреченность. Нас охраняласпециальная команда первой христианской дивизии. Отсолдат несло перегаром. В этот день исполнились моитяжелые предчувствия. Я снова ощутил себя виновнымне перед людьми, за что меня хотели отдать на смерть, аперед Богом.

Вот они, суды Божьи! Воистину, они справедливы!Но еще оставалась надежда на милосердие Божье,вера в Его всемогущество. И я стал усердно молиться.Не знаю, почему я повторил несколько раз молитвуЕфрема Сирина: «Господи, Владыка живота моего...»Потом я почувствовал, что эта молитва не отражаетмоих переживаний. Я искал иные слова и нашел их вмолитве мытаря: «Боже, будь милостив ко мне,грешному».Проходили страшные минуты, запечатленные в словахпоэта:

Из вскрытого горла текущая кровьКричит безглагольной струею,И снятый с петли возвращается вновьК веревке, что манит петлею.

День подходил к концу, и тогда пришел ответ на моюмолитву. Я получил возможность жить, и эту жизнь яназываю сверхурочной жизнью. На следующий день ялежал в госпитале и вспоминал страшные минуты вчерашней трагедии. Сердце переполнялось благодарностьюк Богу. Как милостив Он! Как велик Он в Своей любви!Но впереди было еще много трудностей и лишений,прежде чем я оказался в относительной безопасности.В госпиталь приходил католический монах-немец. Емуодному было позволено посещать меня и других страдальцев за родной народ. Монах принес мне медальондля ношения на груди – как «верный паспорт» для входав Царство Небесное. Он несколько раз обращал моевнимание, что этот медальон был освящен в самомВатикане.

Через несколько дней я призвал православного священника, исповедался и принял и исполнил таинство причастия.Но исповедь и таинство принесли мне лишь временноеоблегчение.

Внешне я как будто готов был встретить смерть, нодуша все еще не обрела полного мира и прощения «всем ився». Прощение грехов, объявленное священником послемоей исповеди, не принесло мне полной радости. Я чувствовал, что Бог, как справедливый Судья, вынесет мнеза мое непослушание суровый приговор.

Однако через несколько дней Бог снова явил Своюмилость и снял с меня карающую руку. В первое жевоскресенье я пошел в церковь, чтобы возблагодаритьЕго за это. Я ставил перед «святыми угодниками» свечи,купленные за последние гроши. Еще раз я обещал Богупостоянно читать Библию и молиться, как будто не я, аБог имеет в этом нужду. И на этот раз я остался веренсвоим обещаниям. Но, оставаясь верным этим обещаниям,я оставался верен и «злому гостю», который продолжалжить в союзе со мной и старался овладеть моими желаниями, мыслями и чувствами.Я читал духовную литературу, которой располагалправославный дом «Милосердный самарянин». Я сталпридерживаться наставлений отцов церкви и русскихподвижников благочестия, таких как святитель ФеофанЗатворник (Вышинский). Вот, например, некоторые изего советов:

«Раза два становись до обеда, раза два после обеда,всякий раз творя сто молитв Иисусовых с поклонами…Молитву Иисусову повторяйте пять-десять раз и более.А то тридцать три раза по числу лет пребывания Господана земле... Когда язык навыкнет, оно все будет читатьсясамо собою. Или прямо возьми двадцать четыре молитовки Златоустовы» («О молитве Иисусовой СвятителяФеофана», Мюнхен, 1947, с. 6, 7, 11).

Я следовал этим советам и повторял молитвы, стоя наколенях, а иногда ложился на пол, повторяя молитвы сеще большим усердием. Но после этих молитв я частовпадал в уныние и даже сомнение; но я делал всевозможное, чтобы остаться верным своему обещанию.Через два с половиной года Господь мне открыл, чтоможно часто читать Евангелие, можно молиться – и всеже оставаться погибшим человеком. Господу не нужнынаши молитвы. Ему нужно наше сердце.

Помню, как в Страстную субботу, перед праздникомВоскресения Христова, я постился. Вечером я пошел вцерковь Святителя Николая, которая находилась на другом конце города. Кулич, несколько яиц и кусок ветчиныя взял с собой для освящения.

Церковь была переполнена. В обычные дни пустая, втот день она не вмещала людей. Люди толпились водворе. Я нашел место, куда доносились звуки чудныхпасхальных песнопений в исполнении церковного хора. Яслушал, думал и вспоминал. Совесть осуждала моюпостыдную и недостойную христианина жизнь. Я попрежнему ощущал на душе тяжелый камень и не знал,как от него избавиться. Слезы невольно навернулись наглаза.

Через щель в боковой двери я видел хор. Все былипразднично одеты. На раскрашенных лицах поющихженщин цвели улыбки. В перерывах между пением однипереговаривались, другие сдержанно смеялись. Но вотсвященник произнес: «Твоя от Твоих, Тебе приносяще,о всех и за вся...»Регент взмахнул палочкой, и хор запел: «Тебе поем,Тебе благословим...» Но здесь тенор вывел фальшивуюноту. Лицо регента исказили ужас и злоба, что вызвалосмех у не поющей части хора. На лицах многих певчихбыла заметна явная насмешка над несчастным тенором.Некоторые перемигивались. Я увидел, что певчие совсемне переживают того, о чем поют. Их пение зовет к небу ивызывает на глазах слезы, мысли же их текут в руслеземной греховной жизни. И от этого на сердцестановилось еще тяжелее.

Во время крестного хода вокруг храма все запелитропарь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смертьпоправ и сущим во гробех живот даровав». И здесь яувидел другую категорию людей – поющих и плачущих.Плакал и я, сам не зная почему. Плакал и пел: «Воскресение Твое, Христе Спасе...» Хотелось глубже понять идостойнее оценить это близкое и дорогое имя – Спас.Рядом со мной шел религиозный человек, талантливыйврач. В суровые дни войны мы вместе с ним пережилинемало трудностей. Он же был и крестным отцом моегосына.

Когда мы в конце длинной очереди подошли к кресту,чтобы «приложиться», уже начинало светать. Повсюдураздавалось: «Христос воскресе! Воистину воскресе!..»«Приглашаю ко мне. Вместе разговеемся», – предложил мне доктор. Он жил на втором этаже дома, в которомразмещалась и церковь. Доктор убедил меня побыть унего, пока начнется движение трамваев. Мы поднялисьнаверх. Здесь же была комната настоятеля прихода иквартиры некоторых других церковнослужителей. Когдамы вошли в комнату, стол был уже накрыт. В центрестояла бутылка водки. Мы поздравили друг друга спраздником Воскресения Христова и отведали освященного яйца и пасхи по устоявшейся традиции. По коридорубеспокойно сновали люди. Доктор вышел из-за стола изакрыл на крючок дверь.

– Вы, наверное, забыли, что мы живем не в СоветскомСоюзе? – спросил я.

– Нет, дело в том, что к нам может прийти незваныйгость, отец X. Обонянию этого человека можно толькопозавидовать. – И добавил: – Я дал святому отцу советне пить вечером, а теперь, после службы, было бы какраз кстати.

– Как? – удивленно воскликнул я, даже не пережевавкусок ветчины. – Разве отец X. перед службой позволялсебе пить водку? Разве он не постился?

Доктор сообразил, что об этом следовало бы молчать,но было уже поздно. Тогда он попытался хоть как-тоисправить свою ошибку:

– Отец X. не придает этому особого значения, –ответил он.

– Значит, эти руки, к которым я благоговейно приложился, целуя крест, недавно держали рюмку с дьявольским зельем?

Я опустил руки. Исчезло праздничное настроение.Доктор, заметив мое негодование, пытался меняуспокоить:

– Чему ты, друг, удивляешься? Мне это с детстваизвестно. Для многих священников церковную службуправить – как бухгалтеру на счетах щелкать.Когда он увидел, что я не успокаиваюсь, добавил:

– Каждый баран за свою ногу будет подвешен. ТакБог поступит и с людьми. Перед Ним каждый за себяответит. Ты ведь приходил молиться не священнику, аБогу, и что тебе до того, что священник перед службоймалость «клюкнул»? Может, это для голоса полезно...Доктор поставил передо мной рюмку.

– Не забывай, мы, русские, должны быть верныправославному обычаю.

Я заметил, что принятие алкоголя считаю грехом.

– И где это написано? Разве в Кане ГалилейскойХристос не претворил воду в вино?

На этот вопрос я не смог ответить.

– А лучше, – продолжал доктор, – подойти к этомувопросу с медицинской точки зрения. Водка – хорошеедезинфицирующее средство. От водки несомненный вред,когда ее употребляют сверх меры.

Я уже не раз решал не пить водку. Но и на сей раз неустоял, особенно после того как доктор заявил, что онзнать меня не захочет, если откажусь от его угощения.«Только одну рюмку», – подумал я.

– На слезы не оставляй. Все выпьешь – веселеебудет, – подбадривал меня мой друг.

И в самом деле, стало веселее. Я стал другим человеком.У этого, другого человека, другие мысли и другие желания.Этот человек забыл о намерении выпить только однурюмку. Этот человек забыл докторский урок, что алкогольочень вреден, если употреблять его сверх меры. Но гдеже эта мера? У пьющих об этом бесполезно спрашивать.

– А все-таки водка для священника – больше чемгрех. Другое дело – мы, простые смертные... А? –говорил я доктору.

– Но ведь это в самом деле несправедливо. Священниктоже человек. Да об этом и в заповедях не написано, –заметил мой друг.

– Если не написано, – ответил я, – то, судя по моемусостоянию, Бог, должно быть, забыл это сделать. Ногде-то об этом написано.

– Давай лучше споем твою любимую песню, – сказалдоктор и первый запел тихим тоскливым голосом. Нагнувголову и закрыв глаза, чтобы доктор не увидел слез, яподхватил:

...Жена найдет себе другого,А мать сыночка никогда...