Мистер Меламед решил первым делом расспросить мистера Абрамсона. Идя от лавки к складу, он придумал предлог, чтобы вовлечь его в разговор. Он спросит, не нужны ли на складе рабочие руки. Такой вопрос звучал вполне правдоподобно. Поскольку мистер Меламед был членом совета Большой синагоги и оказывал ей денежную поддержку, его напрямую затрагивали дела общины, в том числе и безработица среди новых иммигрантов.
Но, несмотря на благодатную тему, вопрос не вызвал дружелюбного ответа.
— Спросите лучше у мистера Лиона, — хмуро проговорил мистер Абрамсон. — Хозяин он, не я.
— Знаю. Но у него назначена важная встреча в Вест-Энде, поэтому он посоветовал обратиться к вам, ведь вы руководите рабочими и заведуете складом.
Мистер Меламед пристально разглядывал бывшего торговца. Если мистеру Абрамсону и была присуща ложная гордость, как можно было предположить по его угрюмому лицу, то управляющего задело бы очередное напоминание о том, что теперь он работает на складе, в то время как мистер Лион посещает богатых покупателей в их роскошных резиденциях. Но, как ни странно, лицо мистера Абрамсона оставалось совершенно бесстрастным.
— Надеюсь, дела идут хорошо? — продолжал мистер Меламед. — Может быть, вам нужны еще часовщики или столяры?
— Дела идут плохо, мистер Меламед. Работы едва хватает тем, кого мы уже наняли.
Он кивком указал на мастерскую. Около дюжины человек сидело за двумя длинными столами. Один из них, заметил мистер Меламед, был искусным каллиграфом: перед ним лежало несколько циферблатов, на которых он вырисовывал римские цифры. Несколько человек расписывали люнет лунными пейзажами. За другим столом сидели часовщики: они изготовляли тончайшие механизмы с помощью миниатюрных инструментов. Мистер Меламед предположил, что напольные часы делают снаружи, во дворе.
Он не был знаком с рабочими, но знал их в лицо — они виделись в Большой синагоге на шабат, когда община собиралась на службу. Всю неделю эти люди читали ежедневные молитвы здесь, на рабочем месте; как можно было увидеть по их бородам и одежде, они были родом с европейского континента и придерживались своих заповедей и традиций. Мистер Меламед подумал, что большинство из них, вероятно, знает лишь несколько слов на английском. Ему также пришло в голову, что, если бы не такие предприятия, как лавка мистера Лиона, им было бы очень нелегко найти работу.
Его разгневала мысль о том, что мистер Лион будет вынужден закрыть лавку, а эти славные труженики снова окажутся на жестоких улицах Лондона — но он не знал, в какое русло направить свою злость. Ни мистер Лион, ни «Смит, Фрай и Ко» не виноваты, что рынок обернулся против них. Честные проигрыши были такой же неотъемлемой частью торговли, как честные доходы. Иное дело — воровство; и мистер Меламед вернулся мыслями к собственной работе, то есть к поискам вора. Внезапно он вспомнил о напольных часах, которые лорд Гренвилл вернул в лавку. Было ли совпадением то, что они остановились примерно тогда же, когда из тайника пропала шкатулка? Или же кто-то пытался запятнать деловую репутацию мистера Лиона?
— Ну, лондонский сезон заканчивается, не так ли? — сказал мистер Меламед, решив попробовать подобраться к управляющему с другой стороны. — Вероятно, дороги уже полны карет, едущих в Брайтон.
Поскольку тот ничего не ответил, мистер Меламед продолжал:
— Брайтон — прелестное место. Вам случалось там бывать, мистер Абрамсон?
И вновь он попытался разглядеть в лице управляющего перемену — может быть, вспышку гнева или зависти. Но глаза мистера Абрамсона по-прежнему сохраняли безразличное выражение.
— Раньше мы ездили туда из-за сына. Он любил море.
— Должно быть, теперь, когда обстоятельства изменились, ему тяжело сидеть все лето в Лондоне?
Мистер Абрамсон холодно взглянул на него:
— Моего сына нет в живых, мистер Меламед. Он был убит в прошлом году в Испании, в сражении при Талавере. В следующем месяце будет его йорцайт[5].
Мистер Меламед закрыл глаза. Он чувствовал себя дураком или даже хуже того — как он мог забыть такое?
— Простите меня, — сказал он.
— Вы и сами недавно пережили потерю. Горе делает человека глухим к чужим печалям. Я знаю, — добавил мистер Абрамсон, — что мистер Лион старается помогать иммигрантам, но сейчас не время нанимать новых работников. Прежде всего мы должны заботиться о тех, кто уже работает здесь. Мы не можем допустить, чтобы они потеряли работу. Если мистер Лион спросит моего совета, я так ему и скажу. Надеюсь, вы понимаете.
— Я понимаю, — ответил мистер Меламед, — и благодарю вас за то, что искренно высказали ваше мнение.
И он действительно верил в искренность собеседника. Какая бы внутренняя борьба ни терзала управляющего, его и вправду заботила судьба работников, и он бы не стал вредить делу мистера Лиона.
— Но возможно, нам понадобится новый мальчик-посыльный.
Мистер Меламед, уже повернувшийся было к двери, остановился и посмотрел на мистера Абрамсона. Он и забыл о Саймоне.
— Мне казалось, у вас уже есть мальчик-посыльный. С ним что-то случилось?
Мистер Абрамсон пожал плечами:
— Не знаю. Я весь день его не видел.
— По утрам он обычно бывает здесь?
— Да, и весьма досадно, Что сегодня он не пришел. Вчера днем упала цена на красное дерево. Сегодня я хотел с самого утра послать его с заказом на склад древесины. А теперь, должно быть, все дерево уже раскупили.
— Что ж, если вам понадобится новый посыльный, мистер Лион знает, где меня найти.
Когда мистер Меламед вернулся в кофейню Бэра, там уже воцарилась совсем иная атмосфера, чем утром. Воздух просто-таки звенел от оживленной болтовни. Толпа посетителей заполонила зал, почти все столики были заняты. О «Смите, Фрае и Ко» уже забыли: все были поглощены новостями о крахе еще одного банка. Столицу охватила финансовая паника; у каждого из собравшихся было собственное мнение (и каждый спешил выразить его, для чего порой приходилось перекрикивать остальных) о том, что следует предпринять правительству, чтобы спасти страну от разорения.
Мистер Меламед занял свое всегдашнее место у дальней стены. На протяжении нескольких минут он слушал шумные разговоры посетителей, затем вернулся к своему расследованию. Он был рад, что может вычеркнуть мистера Абрамсона из списка подозреваемых, но жалел, что не может поступить так же с Саймоном — по крайней мере, пока что.
Мистер Бэр подошел к его столику, и мистер Меламед заказал холодную мясную закуску. Никто из них не проронил ни слова о мистере Лионе. Эшер Бэр был весьма удивлен, когда сыщик спросил, понизив голос:
— Джейкоб Оппенгейм был здесь вчера?
— Да, он заходил вчера вечером.
— Вы знаете, где он остановился?
— Я спрошу у миссис Бэр.
Мистер Меламед улыбнулся. Уж кто-кто, а миссис Бэр всегда знала, где найти того или иного молодого холостяка: она считала, что ее истинное призвание — устраивать браки. Наверняка добрая женщина все еще была разочарована тем, что мистер Оппенгейм покинул Лондон прежде, чем она успела подыскать ему супругу. И она бы ни за что не позволила ему уйти из кофейни, не разведав, где он остановился, — ведь никто не знает, когда на горизонте может возникнуть достойная юная леди, а потому следует быть всегда наготове.
Вернувшись с тарелкой холодного мяса, хозяин кофейни сообщил мистеру Меламеду нужные сведения, добавив, однако:
— Надеюсь, ваш интерес к мистеру Оппенгейму никак не связан с тем делом?
— Я тоже надеюсь, что мои подозрения не оправдаются, — ответил тот. — Но упоминал ли он, зачем приехал в Лондон?
— Насколько я помню, нет.
— Он разговаривал хоть о чем-нибудь?
— Да, он спросил, что нового в общине. Миссис Бэр рассказала ему, что ваша дочь уехала в Америку и что дочь Сэмюэла обручилась с сыном Голдсмитов. Миссис Бэр спускалась сюда на несколько минут, чтобы поздороваться с мистером Оппенгеймом. Она очень привязана к нему, и для нее остается великой загадкой то, что такой славный молодой человек до сих пор не нашел жену. Она весь вечер только об этом и говорила.
— Несомненно, это великая загадка для всех нас. Но скажите, был ли он в радостном расположении духа или, быть может, встревожен чем-либо?
— Кажется, он выглядел вполне веселым. Но, по правде сказать, я был занят другими делами. Тряпка упала в печь, и все заведение чуть не сгорело дотла. Миссис Бэр и я побежали наверх тушить огонь. Когда я спустился обратно в зал, его уже не было. Думаю, он устал ждать, вернулся к себе и пообедал там. А сейчас, с вашего позволения, я вернусь к другим посетителям.
— Последний вопрос, Эшер. Вы помните, в котором часу спустились сюда?
— В половине седьмого. Я слышал бой часов.
Мистер Бэр удалился, а мистер Меламед сосредоточился на обеде. Он не мог долго оставаться в кофейне — предстояло еще нанести несколько визитов. И все же он просидел некоторое время, размышляя над одной загадкой: как раз около половины седьмого мистер Оппенгейм столкнулся с мистером Лионом на углу Свитингс-элли. Если мистер Оппенгейм был голоден, почему он не вернулся в кофейню с мистером Лионом или, если уж на то пошло, не предложил пообедать в каком-то другом месте? И если он располагал достаточным временем, чтобы поговорить с мистером и миссис Бэр, то почему же ему было некогда говорить с мистером Лионом — гораздо более близким его другом, чем Бэры? А более всего мистера Меламеда занимал вопрос: что привело молодого человека в Лондон?
— Мистер Оппенгейм? Сожалею, мистер Меламед, но он уже уехал.
— Надеюсь, не дурные вести стали причиной его отъезда? Насколько я понимаю, он прибыл в Лондон лишь вчера.
Миссис Леви — вдова, владелица почтенного пансионата на Кинг-стрит, возле Большой синагоги, — ничего не сказала. Мистер Меламед не мог не признать, что ее молчание достойно восхищения. Многие хозяйки с радостью ухватились бы за любой повод посплетничать о жильцах, посудачить об их поведении.
— Нельзя ли посмотреть комнату, где он останавливался? У меня на примете есть человек, которому, возможно, понадобится жилье на несколько недель.
В сущности, он не лгал. У него на примете было много людей, нуждавшихся в чистой удобной комнате. Миссис Леви, знавшая о связях мистера Меламеда с синагогой, не заподозрила в его вопросе никаких скрытых причин и провела гостя по лестнице.
— Окна выходят во двор, поэтому здесь не очень светло, — объяснила она, пока гость поспешно оглядывал помещение. — Зато уютно и чисто.
Все верно: комната была темноватой, но опрятной. К его разочарованию, после отъезда жильца здесь уже успели убраться. Кровать была застелена свежим бельем, таз — вымыт и высушен. Мистер Меламед подошел к платяному шкафу и распахнул дверцы в надежде найти улику, связанную с лондонским визитом мистера Оппенгейма. Но молодой человек ничего не оставил в комнате.
— Вы выдаете каждому жильцу ключ от входной двери, то есть они могут входить и выходить, когда им вздумается, и нет нужды будить вас или слуг?
— Все мои жильцы — добропорядочные джентльмены, мистер Меламед. Они могут получить ключ, если пожелают. Но мой пансионат — не постоялый двор для тех, кто проводит вечера за выпивкой и картами, а потом вваливается в комнату среди ночи, грохоча на весь дом… если вы это имели в виду.
— Благодарю вас, что успокоили меня. Я так и предполагал, что все ваши жильцы — такие же достойные люди, как мистер Оппенгейм, и мне жаль, что мы с ним не встретились. Если бы я раньше узнал, что он в городе, то зашел бы вчера вечером. Впрочем, вероятно, я все равно бы разминулся с ним, если вечером его здесь не было. Полагаю, он ужинал с друзьями.
Миссис Леви позволила ему полагать все, что угодно, поскольку в ответ она произнесла лишь:
— Если вы уже посмотрели комнату, мистер Меламед, мне пора возвращаться к работе.
— Прошу прощения, миссис Леви, я не хотел вас беспокоить.
— Вы вовсе не побеспокоили меня. И если тот джентльмен, о котором вы говорили, нуждается в хорошей тихой комнате, — продолжала леди, спускаясь с мистером Меламедом по лестнице, — то лучше, чем эта, ему не найти.
Он мысленно согласился с ней. Пансионат был самым укромным местом, какое только можно себе представить, — а значит, идеальным жильем для тех, кто хочет спрятаться.