Пропавший лагерь

10. Как будто самая обыкновенная нищенка

— Подайте безродненькой… Тук, тук.

Бродит под окнами села чумазая, обтрепанная нищенка. Босые ноги волочат пыль. Терпеливо обходит она кучи хвороста, бревна и добирается до окна.

— Подайте безродненькой… Тук, тук…

Некоторые окошки открываются, и тянет рука кусочек черного хлеба, иные молчат, а иные с сердцем:

— Не прогневайся, много вас, бездельников.

От таких окон обыкновенные нищенки быстро семенят и открещиваются. Наша нищенка наоборот, услыхав такое из окошка, остановилась.

— Я бы, тетенька, доработалась.

— А чего умеешь-то?

— Да по хозяйству помочь, в огороде, не то с ребятами.

— А ты не воровка?

— И-и, што ты, тетенька, вот те хрест, нет.

— Ну, взойди.

Нищенка обошла плетень и шагнула в скрипучие сени, оттуда в душную парную избу. Плотная глазастая баба внимательно оглядела ее и совсем неожиданно предложила.

— Сядь, поешь.

Нищенка, не спеша, уселась, положила под ноги узелок и поправила волосы.

Скоро появилась чашка щей, ложка, немного меньше чашки, и ломоть хлеба. Нищенка стала есть, быстро и ловко орудуя ложкой.

— На еду ловка — на работе бойка, — заключила наблюдавшая за ней хозяйка. Самый верный способ работника узнать — это по еде. Тут участь нищенки была решена, хозяйка предложила ей за харчи и за обнову остаться работать.

В люльке запищал ребенок, и новая нянька принялась за свою работу. Не успела укачать, послышался на улице вой и рев, и затем в избу на одной ноге вскочил парнишка, держа другую в руке и вертясь:

— Ой, ой, мама…

— Что те бес носит! — цыкнула мать.

— Мамынька, нога, ой, нога!

— Да што те, паровозом што ль переехало?

— На бутылку… я… ой…

— Засыпь землей, не то паутиной залепи, чего реветь.

— Иди сюда, — позвала нянька, — сейчас устроим, — и потащила парня на крыльцо.

— Держи так. — Скоро нога была промыта и завязана чистой тряпкой. — Ну, утихает. А паутиной иль землей не вздумай.

Парень успокоился и теперь только заметил, что человек новый и не их — деревенский. Покосился.

— Что смотришь? Я нянька теперь у вас.

— А каши молочной давать будешь, — прошлепал толстыми губами парень.

— Сколько хошь.

Парень помотал головой, такую-де няньку признать можно.

День новая нянька приглядывала, поучалась. Вечер — пригнали стадо. Полон двор скотины набежало. Хрюкали свиньи и тыкали мордами в ноги, прося пойла, орали овцы и мычала корова, чтобы и о ней не забыли. Нянька с хозяйкой всех угомонили. Потом хозяйка стала доить корову, а нянька собирать на стол. Пока она собирала, из сеней, как кузовки, выщелкивались один за другим, белые, одной масти, только калибром разные.

— Ишь, сколища их, — махнула рукой хозяйка Марья, — и все ребята, хучь бы одну девчонку, а эти прощалыги, как утро, так стрекача, только ужинать и приходят.

Как накрыла на стол, услышала в окно громкое:

— Тпру. Приехали.

Задребезжала соха и засопела лошадь.

— Отец приехал.

Ребята навострили уши, и половина их, числом трое, выбежала к отцу.

Через пять минут они вбежали снова, и за ними вошел «отец».

— Ну, команда, по местам, — шутливо топорща рыжие усы, махнул он рукой. В середине шести белоголовых уселся сам и взял хозяйской рукой ковригу и оделил всех ровным ломтем. На няньку взглянул тогда, когда потянул ей тоже кусок.

— Чья такая?

— Няньку вот нашла, лето пособит, харчи наши, да там платьишко к празднику.

Отец молча протянул ломоть хлеба, и тем новая нянька была утверждена окончательно в своем звании и чине.