VI

Дело было так.

Накануне ухода нашего из Гонконга, часу в первом ночи, катер с несколькими офицерами, бывшими в театре, возвращался из города на клипер, перешедший с утра на самый конец рейда, почти к выходу.

Несмотря на усеянное звездами небо, ночь была темная. Темная и душная. Стоял мертвый штиль, и из-за гор не вырывались порывчики освежающего ветра. На рейде стояла глубокая сонная тишина. Дремало, казалось, море, дремали многочисленные корабли, вырисовываясь в темноте какими-то высокими фантастическими силуэтами с мерцавшими, словно на фоне неба, огоньками фонарей на мачтах, терявшихся во мраке южной ночи. Изредка лишь, в получасы, тишина рейда нарушалась тихим, словно жалобным, звоном судовых колоколов, отбивающих склянки. Вот разнесся по рейду один удар (половина первого), и бухта снова погружалась в ночное безмолвие, среди которого раздавался лишь тихий однообразный и мерный всплеск весел нашего катера.

Офицеры лениво перекидывались словами о певицах и певцах путешествовавшей оперной труппы, из Гонконга в Шанхай. Уставшие от долгой гребли, матросы наваливались на весла ленивей и слабей и жадно вдыхали не освежавший ночной воздух. До клипера еще было порядочно далеко, и его два огонька еще не виднелись. Катер проходил совсем близко от какого-то «купца» с широким скуластым носом, как вдруг среди ночной тишины, с судна, над нашими ушами, раздался тихий и скорбный голос:

— Братцы, землячки… голубчики!

Все мы невольно вздрогнули от этого неожиданного молящего окрика. Один из гребцов сказал:

— Да ведь это Акимка Жданов!

Между тем на «купце» послышалась английская ругань.

— Братцы, помо…

Речь оборвалась на полуслове. Раздался шум возни, и всё смолкло.

Не ожидая команды, гребцы перестали грести и держали весла над водой. Очевидно все ждали распоряжения пристать к «купцу».

— Жданов! — громко окликнул лейтенант, оказавшийся старшим между нами.

Ответа не было.

Тогда тот же офицер окликнул по-английски:

— На купце! Кто есть?

С «купца» никто не отозвался, точно на нем не было живого человека.

После короткого общего совета, решено было пристать к борту и взойти на купеческое чтобы освободить нашего матроса.

Несколько взмахов весел, и катер был у борта.

— Вам что надо? — окликнул с палубы чей-то грубый голос по-английски.

— Русского матроса с военного судна…

— Никакого русского матроса здесь нет.

— А вот увидим. Разбудите-ка капитана! — резко проговорил лейтенант, — и с этими словами начал подниматься по трапу. Вслед за ним поднялись и мы, пять офицеров, а за нами шесть человек гребцов. Остальные шесть остались на катере.

Человеческая тень куда-то исчезла, и мы остались одни на палубе.

— А если нам не отдадут Жданова? — заметил кто-то.

— Пустяки, отдадут! — проговорил лейтенант Горский. Не посмеют, канальи, не отдать! А чуть что, мы останемся здесь, а катер с шестью гребцами пошлем на клипер дать знать капитану.

Чрез минуту из каюты вышел на палубу, с фонарем в волосатой руке, высокий и плотный заспанный человек в желтом халате, из карманов которого торчало по револьверу. Это был курчавый сильный брюнет лет за сорок, с энергичным и суровым смуглым лицом, окаймленным длинной черной бородой.

— Что вам угодно, сэр? — холодно спросил он, поднимая фонарь и не без угрюмого удивления бросая быстрый взгляд на нашу группу.

— Вы капитан?

— Положим, капитан. Капитан, сэр, американского барка «Encounter» Из южных штатов! — заносчиво прибавил он.

Дело было во время междоусобной войны в Соединенных Штатах Америки.

— А вы? — закончил он вопросом.

— Русские офицеры с военного клипера.

Американец-южанин мотнул головой вместо приветствия.

— Чем обязан?

Горский объяснил причину нашего появления в такой поздний час.

Капитан на минуту задумался.

— Вы ошиблись, сэр… Никакого русского у меня нет… Есть всякая сволочь, но русского, сэр, нет… Обознались.

— Я пошлю на клипер за командой и дам знать в полицию! — проговорил Горский.

Глаза капитана метнули молнию. Он резко свистнул.

На свист его прибежал негр-матрос.

Капитан осыпал его бранью, пообещав его проучить, отчего негр вздрогнул, и велел привести «новичка».

— Я не знал, что за человека мне привезли неделю тому назад. Знаю, что я заплатил за него пятнадцать долларов, а человек хотел бежать. Ну я припрятал его… А какой он нации, какое мне дело!.. Мои дьяволы напрасно его выпустили ночью… К вечеру уж вы бы его не увидали! — насмешливо прибавил капитан.

— Ушли бы в море?

— Ушел бы, сэр… А теперь ищи нового подлеца! Вы ввели меня в большие убытки, сэр… Надеюсь, вы их вернете?

— Пятнадцать долларов я вам заплачу…

— Мало, но… с военными моряками не сговоришь… All right! — прибавил он.

Через несколько минут явился Аким в каких-то лохмотьях, с подтеками и синяками на лице. Какие-то тени появились на палубе. Свет фонаря позволил различить эти черные, получерные и белые отчаянные физиономии матросов этого судна.

Аким между тем радостно бросился к своим.

— Здравствуй, Жданов! — ласково приветствовали офицеры Жданова.

— Здравия желаю, ваше благородие!.. — сконфуженно отвечал Аким. — Грех попутал… Чуть было с ими в море не ушел, ваше благородие. А всё из-за своей подлости, ваше благородие. Из-за самого эстого вина.

Аким радостно пожимал руки товарищам матросам.

Горский отдал 15 долларов капитану, и все стали спускаться в катер.

— Господь услышал мои молитвы. Опять я со своими российскими! — тихо говорил Аким, усевшийся на носу шлюпки… И сколько же я горя принял, братцы, у этих идолов… Капитан ихний просто лютый зверь… Ну да и матросы… с разных сторон понабраны… И негры, и арапы, и индейцы… одно слово чума настоящая!

Загрузка...