Проповедь под горой

Пролог

Христос проповедовал, взойдя на гору, а я решаюсь проповедовать только у подножия горы. Невидимый Христос и сегодня стоит на горе, то есть над всеми нами, и говорит с людьми с высот Своего Духа и Евангелия, а я стою под горой, прислушиваюсь к Христу и веду беседу с братьями своими, которые собрались около меня здесь, внизу.

Христос говорил с авторитетом, а я говорю без авторитета. Весь мой авторитет во мне, его нет вне меня. Мой авторитет не в моем происхождении, не в моем звании и не в моей миссии, но в моей вере, которой я живу, и в моей любви, с которой я предлагаю свою веру братьям моим. Я лишь предлагаю свою веру, я ее никому не навязываю. Примет ли кто мою веру? Если никто из людей не примет ее, я останусь под горой один — один со своей верой. Но такого одиночества я не боюсь. Я не боюсь одиночества без людей, я боюсь духовного одиночества — одиночества без веры.

Я хотел бы, чтобы мою веру приняли все, кто ощутил одиночество без веры или, пустоту жизни без веры. Я хотел бы этого не ради того, чтобы прославить нашу веру за счет множества своих последователей, а для того, чтобы через веру ее последователи стали более достойными в жизни своей и в смерти своей. Я ревную не о достоинстве веры, а о достоинстве людей. Вера не цель, а мотив жизни. Вера существует не ради веры и не ради Бога, но ради людей. Верой люди могут сделать лучше и выше только самих себя, а не Бога. Перед величием Бога одинаково ничтожна и человеческая вера, и человеческое безверие. Бог хочет, чтобы люди верили, не ради Своего величия, но ради них самих.

Бог ни во что не верит — Бог все знает. Человек, который ни во что не верит, должен или знать все, или воображать, что знает все. Человек, который знает все — а такого не существует — был бы равен Богу, человек, которому кажется, что он знает все — а таких много — стоит ниже того, кто ничего не знает. Тот, кто поддерживает веру знанием и верой дополняет знание, практически решает проблему веры и знания. Любое другое решение, продиктованное либо тщеславием либо невежеством, лишь нагромождает гору тайн и загадок, у подножия которой человек не находя ответов мечется всю жизнь.

Мы, в двадцатом веке по Рождестве Христовом, стоим у подножия горы тайн и загадок мира так же, как стоял человек за двадцать веков до пришествия Христа. И в наше время, как и в минувшие века, слышится вздох сомнений и бессилия:

О, отгадайте мне загадку жизни,

ту скрытую и древнюю загадку!..

Скажите мне, что значит человек?

Откуда он пришел? Куда идет?

И кто живет там, наверху,

на звездах золотых?

(Гейне, Die Fragen).

Даже если человечество за 4000 лет сделало 4000 шагов вперед — что они значат перед громадой тайн, простирающихся выше Сириуса и превосходящих все наши числа? Ничего. Но этого достаточно, чтобы сделать веру необходимой, глубокой, возвышенной и окрыленной.

Правда, крылья веры часто напоминают крылья Икара. Крылья Икара растаяли от солнца, а крылья веры часто тают от сомнений. Но чего только не разъедало и не расплавляло сомнение, и знание и незнание. Английские позитивисты (Дж. Миль), больше других, ценившие позитивные знания, больше других и усомнились в них.

У веры теорий, понятий и силлогизмов всегда Икаровы крылья, она всегда подвергается сомнению.

Вера же, которая стала неотделимой частью жизни души, которая управляет всеми поступками и всеми делами человека, вера, которой человек живет, такая вера имеет крылья сильнее крыльев Икара. Такой веры не коснутся сомнения, с такой верой человек может взлететь высоко — высоко на гору, где стоит Христос. С такой верой, человек может и перед скалами тайн и загадок жизни быть героем, полным мужества, радости и мира в душе.

Думаю, что своим братьям, собравшимся под горой я предлагаю такую веру.

Примет ли кто-то мою веру? Или я останусь один, один со своей верой? Впрочем, такого одиночества я не боюсь. Я не боюсь одиночества без людей, я боюсь одиночества без веры, ибо это самое пустое и самое мучительное одиночество, которое только может постичь маленьких жителей подножия горы.