Черный пластиковый корабль с соблюдением всех возможных предосторожностей прокладывал курс вдоль борта халианского фрегата. Черный корпус был невидим для световых сенсоров, и никто не обнаружил его визуально, когда он проскользнул между кораблями, патрулирующими по периметру район дислокации халианской армады, а пластик делал его недосягаемым и длят приборов радиопоиска. И вот четыре огненных дротика метнулись от его борта — ракеты с мощными боеголовками, поблескивающие искусственными алмазами. Они пробили борт халианского фрегата, и в следующее мгновение в воздухе выросли четыре грибовидных облачка.
Внутри черного чудища взвизгнули лебедки, натягивая тросы, и два корабля пошли на сближение. Потом лязгнуло металлическое кольцо, ударившись о борт халианского фрегата, и по нему побежал ток, намертво прихватив гигантскую втулку к борту, а тем временем автоматические буравы уже вгрызались в обшивку корабля. В туннель, которым втулка сообщалась с пластиковым кораблем, впрыгнули люди и облепили борт халианского фрегата студенистой взрывчаткой, придав этой массе круглую форму.
Теперь в черной пустоте плыли два корабля, сцепившиеся в объятиях ненависти. Где-то вдалеке светились звездочки — халианские и терранские корабли, окружавшие Мертвую Звезду 31, и их мерцание наводило на мысль о скорой гибели.
В детстве Корин мечтал о брате. И еще ему очень хотелось, чтобы папа почаще бывал дома — как отцы в других семьях.
А вот кто ему совсем не доставлял радости, так это три старшие сестры, одна младшая, и мать, которая без устали на него орала.
— Будем пробиваться вперед, — сказал капитан, — задумка может сработать всего один раз, но этого достаточно. Мы прорвемся через их боевые порядки и окажемся в глубоком тылу противника. Шанс на успешное выполнение операции — один из ста, но рискнуть стоит. — Он свирепым взглядом окинул шеренгу десантников. — Вопросы есть?
Все молчали.
— Сэр! — вперед шагнул сержант Кроувви.
— Я вас слушаю, сержант, — капитан обернулся и посмотрел на него, грозно сдвинув брови.
— Если шанс на успех операции — один из ста, то каковы шансы вернуться живыми с задания?
— Один из миллиона вас устроит? — капитан оскалился по-акульи.
Вот тут-то Корин и вышел из строя.
— Желаете добровольно принять участие в операции, или у вас просто мозги потекли? — поинтересовался капитан.
— Добровольцем, сэр. — Корин замер, вытянув руки по швам, глядя прямо перед собой, с застывшим, словно маска, лицом.
— Мне как, санитаров вызвать, или вы объясните мотивы?
— Все веселее, чем киснуть без дела в этой мышеловке, — Корин пожал плечами.
— Ну и?..
— Уж очень хочется узнать, что это за план такой, — насмешливо скривил лицо Корин.
— Узнаете, раз вызвались пойти, — кивнул капитан, — план очень даже неплох. — Он повернулся к остальным десантникам: — Ну, кто еще?
И оглядел с ног до головы каждого, кто стоял в этой длинной, безмолвной шеренге.
Сержант Кроувви прокашлялся и сделал еще один шаг вперед.
— Значит, двое из пятидесяти! — капитан усмехнулся. — Что ж, неплохо. Но мне-то нужна дюжина. Ну, кто еще готов сложить голову во славу нашего Флота?.. Неужели таких нет? Разойдись!
Капралы отрывистыми, лающими голосами разнесли команду вдоль шеренги, и строй пехотинцев пришел в движение.
— А вы двое — за мной, — капитан кивком указал в сторону воздушного шлюза.
На борту командирского корабля он посвятил их в свой замысел.
Все это впечатляло. Но теперь Корин знал точно — план неосуществим.
Папа постоянно находился в разъездах. Папы вечно не было дома, а стоило ему появиться, как он тут же исчезал в своей комнате.
— Сколько раз я ему втолковывала, что ты не разрешаешь ходить через наш двор, — надрывалась мама, — и с тобой, и с ним говорила, а ты хоть бы слово вымолвил.
— Велика важность, — промямлил отец.
— Да, это важно! Я не хочу, чтобы старый заморыш околачивался у нас во дворе, да еще без разрешения! Я обращалась к адвокату! И знаешь, что он сказал? Старик добился, чтобы городской совет подтвердил его «право на свободный проход»! Но ты-то можешь хоть пальцем пошевелить, чтобы остановить его? Хотя, куда тебе!
А папа к тому времени уже пробирался к себе в комнату. Он постоянно там отсиживался.
Спору нет, затея дурацкая, но Корин знал об этом уже в тот момент, когда шагнул из строя, хотя о самом плане не имел ни малейшего представления. Он подозревал, что план неосуществим, а если даже и есть шансы на успех, то все участники рейда неминуемо погибнут. И вот теперь, узнав детали предстоящей операции, Корин окончательно в этом убедился.
И все-таки игра стоила свеч. По крайней мере, появилась возможность покончить с этой дьявольской неопределенностью — убеждал он себя. Да, хотя бы это.
И в самом деле — чего проще? Выбрать самый крупный корабль из халианской армады, потом найти фрегат, расположенный поближе, завладеть им, и, используя находящиеся на борту орудия и торпеды, подбить основной корабль. В последнее время поползли слухи, что у халиан задействованы крупные корабли. Значит, дредноуты Флота смогут ворваться в образовавшуюся брешь, расправляясь попутно со всякой мелюзгой, а отбитый у противника фрегат обеспечит им проходной коридор, расстреливая подряд всех халиан, оказавшихся рядом. Этот фрегат изрядно потреплет вражескую эскадру, пока эти твари догадаются наконец, что происходит, и сотрут его в порошок.
Вот в чем весь фокус: незаметно подобраться к борту халианского фрегата, не дав себя обнаружить — ни глазами, ни приборами, и захватить корабль, действуя достаточно быстро, не оставив противнику времени вызвать подмогу. Что он навряд ли станет делать. Учитывая представления халиан о сотрудничестве, можно смело предположить, что каждый экипаж предпочтет сам позаботиться о своих собственных непрошеных гостях.
В глубине души Корин считал, что капитан слегка переоценивает их шансы на возвращение.
Но, странное дело, его это нисколько не удручало. Более того, он пребывал в прекрасном расположении духа.
— Вынеси мусор, Кори, — приказала ему мама, — не откладывай все на потом, как твой отец.
Он послушно выбросил мусор, но, вернувшись, услышал:
— А про корзину в ванной забыл? Ну-ка сделай все как следует!
Как он ненавидел очищать эту корзину! Дарлен доверху забивала ее кусками марли со следами косметики, клоками волос и черт знает еще какой дрянью.
Он делал это, скрепя сердце, но после обеда мать снова выскакивала из комнаты с воплем:
— А мыть я буду за тебя? Ну-ка живо бери шланг и марш во двор!
Дело происходило в ноябре, на улице в этот час темно и холодно, и он возвращался в дом с посиневшими руками.
Не считая длинных рядов сидений, судно было оголено до каркаса, и казалось, что также оголены были нервы десантников. Они сидели, пристегнутые ремнями, в тягостном молчании. Корабль качнуло, и Корин понял: пошли на абордаж. Весь обратившись в слух, он напряженно ждал. Вот раздался оглушительный треск — это их втулка с электромагнитом впилась в борт халианского фрегата. А вдруг обшивка не железная?
Но на этот случай электромагнит снабдили огромными сверлами. Длинные жала со скрежетом поворачивались, все глубже вонзаясь в обшивку пиратского корабля.
— Подготовиться к взрыву!
— Есть!
Валиус не мешкая приступил к делу, когда в борту барракуды появилась дыра с рваными краями, напоминающая цветок ириса. Он запрыгнул туда и стал лепить по кругу пластик на корпус халианского фрегата — это был отформованный заряд, достаточно мощный, чтобы проделать пробоину в корпусе космического корабля, неся смерть тем, кто окажется в продырявленном отсеке в момент взрыва…
Сверху пластик начал уже испаряться.
— Без паники, — предупредил капитан. — Ниже он свое орудие опустить не сможет, а мы уже перешли на автономное воздухоснабжение.
Все, само собой, уже обрядились в скафандры и дышали сжатым воздухом из баллонов. И к тому времени, когда пираты придут в себя, десантники уже проникнут внутрь.
Корпус барракуды вибрировал еще какое-то время, но вскоре рев насоса стих — теперь воздух перекачан из корабля в накопительные цистерны.
Валиус пятился, на ходу разматывая проволоку, подсоединенную к круглому заряду.
— Подрывай! — скомандовал ему капитан.
Что Валиус и сделал, выведя из строя систему искусственной гравитации на фрегате.
Корин. Вполне подходящее для мужчины имя. Отец убеждал его в этом. Имя позаимствовали у Шекспира, так в его пьесе звали не то пастуха, не то еще кого-то. Но вот незадача — в той же школе училась девочка по имени Корнелия, но все звали ее просто Кори, это имечко прилепилось и к нему.
А в результате однажды он возвратился домой с синяком под глазом, все еще дрожа от возмущения, и мать, завидев его, опять стала метать громы и молнии:
— Угадай, кто нам только что звонил? Твоя учительница! Она рассказала, что на игровой площадке ты только и делаешь, что задираешься! Только посмей еще раз что-нибудь натворить!
Тогда его прорвало:
— Мама, он ведь первый меня ударил!
— Не смей повышать на меня голос! — Шлеп! Оплеуха пришлась как раз по больному месту — куда ему до этого стукнули кулаком, а мать все не унималась: — Тебя всегда бьют ни с того ни с сего. Я знаю тип людей вроде тебя, такие сами напрашиваются на взбучку.
— Да они дразнились. Называли меня Кори.
— Ну и что здесь такого? Прекрасное имя.
— Да нет же! Это девчоночье имя. А я хочу мужское, Почему вы меня не назвали как мальчика?
— Как ты смеешь так с матерью разговаривать!
Мать размахнулась для новой затрещины, но он увернулся.
— Ах ты маленькое чудовище! Ты еще будешь от наказания увиливать! — На сей раз она вцепилась ему в плечо и так заехала по уху, что в голове зазвенело, а удары продолжали сыпаться градом.
Они почувствовали, как их корабль содрогнулся от взрыва, увидели дыру, зияющую в том месте, где была прилеплена взрывчатка, и стелющийся по краям туман — это воздух вырывался из фрегата наружу.
— Вперед! — рявкнул в наушниках голос капитана, и Корин юркнул через открывшуюся пробоину внутрь халианского фрегата, нажимая на курок, паля во все стороны разлетающимся конусом очередей. Трое товарищей запрыгнули следом, и пламя, вырывающееся из их автоматов, слилось с его огневым шквалом. Неважно, что пули могут продырявить обшивку. Утечка воздуха — тоже не беда. Скафандры спасут. Сейчас важно только одно: перебить побольше халиан…
Пока они в этом преуспели. Стрельба оказалась излишней. Три мертвых хорька болтались, застряв в сетках подвесных коек, — они едва успели проснуться — лишь один сжимал в руке оружие. Изо рта и из носа у них выскакивали маленькие красные шарики. А один хорек словно надул огромный, налитый кровью пузырь. Возникший после взрыва перепад давления сделал свое дело.
Корин перезаряжал оружие и, глядя на подвешенные мертвые тела, думал: «С этими возиться не пришлось».
И снова ребята дразнили его на игровой площадке девчачьим имечком, но он не осмеливался ввязываться в драку, опасаясь материнского гнева. Его младшая сестренка Снуки все подслушала и стала распевать оскорбительный стишок дома.
— Проснись, проснись, милашка Кори. Проснись, ну сколько можно спать.
— Заткнись, — огрызнулся он.
— Это почему она должна молчать? — в комнату влетела разъяренная мать. — Не командуй здесь, Корин. Пусть поет все, что захочет. Не трогай ее!
И снова ему пришлось проглотить обиду, а немного погодя, когда песенка изрядно поднадоела матери, она выпроводила обоих на улицу, поиграть в кэтч. Сестра его не подняла вовремя перчатку, мячик с размаху угодил ей в щеку, и у Корина все похолодело внутри при мысли о предстоящей жестокой расправе — сейчас Снуки, истошно вопя, вбежит в дом, и ему несдобровать. Если только не удастся поднять настроение сестре.
— Снуки! — с ужасом воскликнул он и бросился к ней. — Прости меня. Я ведь не нарочно. Очень больно?
На какой-то момент она застыла. Потом улыбнулась, часто заморгала, высушивая уже навернувшиеся на глаза слезы, выдавила из себя короткий смешок и сказала с напускной бесшабашностью:
— Так, ерунда, слегка задело.
И игра продолжалась, но теперь Корина мучило сознание того, что он струсил, сдался прежде, чем ему бросили вызов.
Корин окинул взглядом отсек и увидел большие отверстия в кормовой и носовой части — два наглухо задраенных стальных люка. Халиане обычно не транжирили деньги, но на аварийных системах не экономили. Валиус прилеплял взрывчатый заряд к носовому кубрику, чтобы наверняка ликвидировать отдыхающих после вахты членов экипажа. Это удалось — трое из шести или семи уже мертвы, но как только давление в отсеке упало, переборки изолировали кубрик от остальных отсеков корабля, чтобы свести к минимуму утечку воздуха и избежать новых потерь. Теперь другие хорьки получили короткую передышку, чтобы влезть в скафандры или вызвать подмогу. Сделать и то, и другое они не успеют.
— Джейке и Боблач — в кормовую часть, — сыпал капитан отрывистыми командами, — Валиус — подготовить проход.
Валиус принялся лепить бесформенную массу на переборку в кормовой части.
— Но, капитан, — попытался возразить Джейке, — там наверняка никого не окажется.
— Если так, беги в носовую часть. А если найдешь кого-нибудь, прикончи, а потом за нами. Подрывай, Валиус.
Воздух с шипением вырвался наружу, когда взрывом снесло переборку. Джейке и Боблач бросились в образовавшуюся пробоину.
— Остальные — в носовую часть, — капитан обернулся, — Валиус, второй заряд готов?
— Ммм… один момент, капитан.
— Давай!
Люк заволокло клубами дыма, на какой-то момент установилась зловещая тишина.
— Ну что стоишь, разинув рот! — гаркнул капитан. — Вперед!
Сержант Кроувви ринулся в проход, открыв стрельбу, — и ему тут же снесло взрывом голову.
При виде разлетающегося вдребезги красно-серого шара Корина вывернуло наизнанку.
— От тебя требуется не болтовня, а работа! — отчитывал его приказчик, — тебя здесь держат не для того, чтобы ты фланировал по магазину с важным видом.
— Простите… но… — Корин вскинул подбородок и стиснул челюсти, чувствуя, что плечи безвольно обмякли. — Он заставил меня сделать разметки мелом, а потом вдруг говорит…
— Да слышал я, что он сказал! Я сыт по горло твоей болтовней! Оказывается, ты молокосос с непомерным гонором, который и на складе-то недостоин работать.
— Я лишь посоветовал ему чуть поднять манжеты…
— За советом клиент пусть идет к портному! А твоя задача — торговать одеждой, ясно?
— Но послушайте! Если бы я разметил неправильно, клиент вряд ли бы остался доволен!
— Не спорь со мной! — заорал приказчик.
— Я не спорю. Я просто пытаюсь объяснить…
— Не нужно. — Глаза у босса сузились. — Объяснишь все, когда будешь хлопотать о пособии по безработице. Ты уволен.
Корин нырнул в лаз и, упав плашмя на живот, зашелся в атакующем крике. Автомат его яростно огрызался очередями, каждый выстрел отдавался в плечо. Он уперся ногами в переборку, и в этот момент два хорька обрушили на него шквал огня. Пуля рикошетом ударила в ствол, и Корина обожгло болью, когда оружие дернулось в руках, но тут к нему пробился Луркштейн, а за ним Данвель и Парлан с вздрагивающими от очередей автоматами. Теперь хорькам пришлось разделить свое внимание, и у Корина появилась возможность перехватить автомат, бегло осмотреть его, снова прицелиться, и осыпать халиан градом пуль. Данвел дернулся и рухнул, истекая кровью, но зато и хорьки отлетели назад, искромсанные вдоль и поперек. Скафандры и безвоздушное пространство поглощали крики, а передатчики халиан работали на других частотах. Луркштейн и Парлан продолжали расстреливать хорьков, извивающихся в зловещем танце смерти.
Чуть позже к ним присоединились Мортон и Дюнскайф. Перешагнув через изуродованные останки Кроувви, Валиус принялся лепить взрывчатку на следующую переборку. Отсек внезапно заполнился десантниками.
Капитан потянул за руку Корина.
— Ну что, сынок, больно? — раздался в наушниках его суровый голос.
— Нет, сэр. — Корин судорожно глотнул воздух и встряхнул головой. — Наверное, должно болеть, но я ничего не чувствую.
Катерина с досадой швырнула меню на стол.
— Даже не дал мне заказать первой.
Корин вздрогнул и удивленно взглянул на нее:
— Я ждал. Но ты ведь все тянула, вот я и опередил тебя.
— А теперь пытаешься представить дело так, будто я цепляюсь к тебе по любому пустяку. Давай поговорим откровенно, Корин — то, что мы живем с тобой, совсем не означает, что ты можешь мной помыкать.
— Да я ведь и не заказывал для тебя.
— Но ведь мог заказать. Так совпало, что я тоже хотела цыпленка по-киевски, но сказать об этом не успела — ты уже заказал его для себя.
— Что же тут плохого — любить одни и те же вещи? — возразил он.
— Послушай, если ты собираешься мной командовать, то лучше вообще забудь, что у нас были какие-то отношения.
— Да у меня и в мыслях такого не было!
— Ну что же, посмотрим.
Корин едва успел поменять обойму, как корабль накренило, и Дюнскайфа отшвырнуло в другой конец кубрика. Валиусу оставалось лишь молиться о собственной шкуре — студенистая взрывчатка, которую он прилепил к переборке, отлетела при толчке, а это не сулило ничего хорошего.
— Хорьки маневрируют! — крикнул капитан. — Держитесь крепче.
Те десантники, кто смог дотянуться до поручней, ухватились за них, а Корин вцепился в чью-то лодыжку, затем, подтянув тело кверху, за протянутую руку. Он нащупал пульт управления огневыми средствами и, взявшись за край, попытался встать. Это было все равно что карабкаться на гору со стофунтовым снаряжением за спиной, но нечеловеческим усилием он сумел приподняться и протянул руку к комку желеобразного взрывчатого заряда.
И тут, как назло, подножие горы и ее вершина поменялись местами, а потом гора упала набок — видимо, пилот взял влево — и Корин с размаху врезался в пульт. Боль пронзила бедро, но он по-прежнему не выпускал взрывчатку, при этом судорожно вцепившись в пульт. Уперевшись ногами в боковую панель пульта и изогнувшись всем телом, Корин схватился за Т-образную ручку, которой хорьки задраивали люки. Напрягая до предела мускулы, превозмогая боль в боку, он дюйм за дюймом подтягивался вверх, чтобы снова прилепить желеобразный ком взрывчатки к переборке.
— Молодцом, солдат, — прогрохотал в наушниках голос капитана, — теперь лупи по ней, пока не сплющится.
Корин успел ударить по ней пару раз, прежде чем «потолок» стал «стеной», а его отбросило на пол. Он повис на Т-образной ручке, закинул ногу на железный прут, и снова принялся утрамбовывать желеобразную массу.
— Теперь выровняй по краям, — командовал капитан, — сделай полусферу.
Да кто я, черт возьми, — десантник или скульптор! — промелькнула в голове безумная мысль, пока он месил это вязкое тесто.
— Отлично, теперь отойди подальше, — скомандовал капитан.
Корин выпрямил ногу и повис на руках под прямым углом к переборке. Он взглянул вниз, увидел голую стену, отпустил руки — и камнем обрушился вниз, согнув ноги в коленях, чтобы смягчить удар, и тут же ухватился за пиллерс.
А потом капитан нажал кнопку, и люк сорвало взрывом.
— Послушай, мне нравится Джоди, и я хочу позавтракать с ней.
— Хорошо, хорошо! — Корин отвернулся и примирительно вскинул руки. — Значит, завтракаем порознь. Увидимся вечером.
— Сегодня вечером не получится. У меня деловая встреча.
— Я подожду тебя здесь, ладно? — Корина уже терзали смутные сомнения — нужно ли это? Сточило ли им вообще съезжаться?
— Ладно, только накачай меня выпивкой как следует! — Элен перешла в атаку: — Бедняжка Корин, ему невмоготу сидеть дома! У него и друзей-то нет.
— Может быть хватит? — не выдержал Корин.
— Вот именно, хватит! Будешь ты мужиком когда-нибудь?
Корин обернулся, нахмурившись.
— Я всегда считал себя таковым.
— Только к вечеру ты об этом забываешь. — Элен решительно направилась к двери и, распахнув ее, бросила на ходу: — Отдохни хорошенько, когда вернешься домой, ладно? Быть может, это пойдет тебе впрок.
Теперь такое понятие, как «низ» вообще потеряло смысл, видимо, взрыв оглушил пилота, и он навалился всем весом на акселератор. А может быть, собирался дать последний бой.
— Вперед! — скомандовал капитан. Он подхватил Дюнскайфа за ноги и метнул его как дротик. Дюнскайф вылетел в дыру, но слишком рано открыл огонь — его отбросило назад. И очень кстати, потому что пули хорьков забарабанили по переборке, часть из них через лаз рикошетом попадала в десантников. Все бросились врассыпную, но одна пуля все-таки успела раздробить колено Дюнскайфу. Вскрикнув, он откатился в угол и скорчился от боли.
— Их там осталось двое! — крикнул капитан. — От семерых им не отбиться.
На самом-то деле хорьки вполне могли сдержать атаку — капитан и сам это понимал. Слишком уж удобную оборонительную позицию они занимали, черт бы их побрал.
И тут пилот снова затеял игрища — на этот раз он превзошел самого себя.
Внезапно люк оказался «внизу». Корин примерился к лазу и спрыгнул. Падая, он навел автомат вниз. Хорек, видимо, снова выжал акселератор, но в тот момент проскользнувшее в лаз тело Корина уже имело достаточную инерцию, и он яростно застрочил из автомата, накрыв все огненным, конусом.
Пули веером разлетались по кабине пилота, а отдача замедлила его падение настолько, что Корин мог безопасно приземлиться.
Вопрос только, куда? В пустоту? Внизу его поджидала черная бездна, в которой мерцали вкрапления звезд. В корпусе корабля зияла огромная дыра, прямо перед ней находился пульт, а на нем устроились два хорька в скафандрах, державшие его на прицеле.
«Где наша не пропадала!»— вихрем пронеслось в голове, и Корин выпустил длинную очередь.
Какое-то расплывчатое пятно промелькнуло мимо, и звезды внизу словно накрыло паутиной. Ну конечно, никакая это не дыра, а просто огромный сферический иллюминатор. Халиане так и не смогли подняться над своей примитивной сущностью, им нужно все оценивать на глаз, даже если под рукой экраны измерительных приборов.
Он приземлился, согнув ноги в коленях, стараясь смягчить удар об иллюминатор, отделяющий его от бескрайней вселенной. И поднял взгляд, но в тот же момент хорьки полетели кувырком, залитые струйками крови, бегущими из пробитых скафандров. А над ними виднелись два дула и две просунувшиеся в лаз головы в шлемах морских пехотинцев.
И только тогда Корин почувствовал боль в грудной клетке, она нарастала и нарастала, и наконец захлестнула его с головой — мир заволокло пеленой, а потом все померкло и исчезло…
— Но ведь он мой отец — как ты не поймешь!
— А я хочу пойти на «Лебединое озеро».
— Если бы ты хоть сказала заранее, что купила билеты, я бы тогда…
— Так что, мне из-за любой мелочи перед тобой отчитываться? Ты собираешься следить за каждым моим шагом?
— Вовсе нет, я просто думал, что сегодня ты опять придешь поздно, и…
— И ты сможешь смыться к своему папаше, чтобы поплакаться ему в жилетку! — Элен тяжело вздохнула и покачала головой. — Ей богу, Корин. Пора уже тебе повзрослеть и избавиться от опеки своего папочки.
— Да я и так уже избавился. Мы с ним встречаемся только когда он приезжает в город, а он здесь появляется раз в год по обещанию.
— Тоже мне потомственный горожанин. — Губы ее презрительно скривились. — Даже работу в городе не может подыскать.
— Он торговый агент!
— Вот именно, уже сорок лет как торговый агент, и до сих пор не выбился в приказчики. И охота тебе разговаривать с таким растяпой!
Гнев закипел в нем, мешаясь со стыдом, а вместе с ним пришло острое понимание того, что не стоит связываться с женщиной. Он побледнел но остался стоять на месте, словно окаменев.
— И попробуй доказать, что я неправа!
Корин бросился вон из комнаты.
Он вернулся на следующий день, торопливо побросал в один чемодан одежду, в другой — книги и разные безделушки, и, не мешкая, ушел. От остальных вещей он отказался без всякого сожаления: новую пишущую машинку он купит запросто, и вполне обойдется без всякой дребедени, которую она ему дарила.
Оставалось только внести двухмесячную плату за аренду квартиры. Он прислал чек, не сообщив свой новый адрес.
Боль снова вернулась, тупая, ноющая. Корин обнаружил у себя во рту кислородную трубку; он выплюнул ее и разлепил веки.
Над ним маячило ухмыляющееся лицо капитана.
Корин снова прикрыл глаза.
— Можешь снова приступить к службе, сынок, — бодро сообщил капитан, — я залатал твой скафандр, да и тебя заодно.
— Вправили мне… ребра? — Корин снова приоткрыл глаза.
— Наложил повязку. Ты сможешь продержаться, пока мы здесь закончим.
Корин опустил взгляд и увидел широкую ленту, опоясывающую его грудь поверх скафандра. — А боль…
— Действие анестезии, — капитан улыбнулся еще шире. — Плюс пять инъекций адреналина.
И только сейчас грудь защемило. Внезапно туман в голове рассеялся, и Корин почувствовал себя гораздо лучше, если, конечно, это выражение здесь было уместно: казалось, через его тело пропускают электрический ток.
— Не стоило так возиться со мной, капитан.
— Ничего, сочтемся, когда бой закончится. — Капитан кивком головы указал на пульт. — А пока давай, подключайся. Твои дружки давно уже бомбят хорьков, но кроме тебя никто не понимает их языка.
Корин ощутил прилив сил. Он усмехнулся и, подобрав под себя ноги, приподнялся от пола.
Схватившись за пульт, он выгнулся, чтобы втиснуться между Кэнком и Лиспом. Экран пестрел синими и красными вспышками, и оба десантника водили по нему перекрестными прицелами, то и дело нажимая на кнопки пуска, оставляя расползающиеся светло-желтые пятна в тех местах, где в прицел попадали зеленые сигналы.
Из радиоприемника доносилась тревожная скороговорка — кто-то без умолку трещал на языке хорьков.
— Это по моей части, — оживился Корин.
Кэнк взглянул на него с явным раздражением и неохотно посторонился, освобождая место. Корин примостился на нелепом сооружении, которое халиане считали стулом.
Трескотня в эфире продолжалась.
Вот что Корин смог разобрать:
— Фрегат номер тринадцать, что у вас там происходит, будь вы неладны?!
Он включил микрофон и доложил:
— Неполадки в системе контроля. Соблюдайте осторожность! Есть опасность столкновения! Неполадки в двигательной системе. Неполадки в системе управления огневыми средствами!
В правой части экрана возник обширный световой сигнал, и едва Лисл схватился за гашетку, в иллюминаторе появился увеличивающийся диск — вот и халианский крейсер пожаловал. Корин понял, что сознание у него было отключено всего лишь несколько минут. Вот бы еще хоть немного подурачить хорьков…
— Глушите двигатель! Остановить корабль! — яростно потребовал крейсер.
— Неполадки в системе контроля! — снова выкрикнул Корин в микрофон, следя, как Лисл берет в перекрестный прицел самый крупный на экране объект.
— Корабль неуправляем! Акселератор выжат до предела и заблокирован. Пытаемся восстановить контроль! Перехожу на прием.
— Прекратить огонь! — лихорадочно взвизгнул капитан халианского крейсера.
— Мы не можем, — объяснил Корин, и Лисл нажал кнопку на своей гашетке. А Корин продолжал болтать: — Орудия заблокированы. Мы пытаемся разомкнуть цепь, но не получается.
Лазерный луч, выпущенный в крейсер, был невидим в безвоздушном пространстве, в котором отсутствовала даже атмосферная пыль. Корин тоже взял крейсер на прицел и выпустил ракету, не сводя глаз с подлетающего к ним диска.
Следующая фраза хорьков переводилась примерно так:
— Да они, видно, с ума там посходили на корабле, или сам корабль обезумел.
В ответ кто-то другой затараторил:
— Подлежат немедленной ликвидации.
А потом корпус крейсера озарился яркой вспышкой.
— А какой ты раньше была веселой! — упорствовал Корин, стоя к Нэнси спиной. — Все было так замечательно, когда мы начали встречаться! Ты — такая красивая, музыка нас обволакивает, и никого нет на свете, кроме нас двоих, и ничего, кроме нашего танца, а твои глаза…
— Хватит! — оборвала она. — Что же ты вытворяешь со мной!
Он снова повернулся к Нэнси и увидел красные, воспаленные глаза, растрепанные волосы, наполовину закрывающие одутловатое лицо; слишком откровенно распахнутый халат, под которым проглядывало тело, некогда таившее для него столько соблазнов, а теперь обрюзгшее и непривлекательное.
— Ты ведь сама говорила — твои друзья станут и моими тоже. — Он подошел ближе. — А мои друзья будут твоими.
— Если ты считаешь, что я способна появиться на людях в компании эти социопатов, на которых давно все крест поставили…
— Хорошо, не хочешь, так и не надо! Ты хоть помнишь, когда я последний раз разговаривал с Сином или Бобом?
— Ах, мой бедный мальчик! Совсем ты без друзей остался!
— По крайней мере, без твоих.
— Не думаешь же ты, что я покажусь им… в таком виде!
— А почему бы и нет? — взорвался он, — я-то тебя вижу такой!
— Так ты мой муж!
— И поэтому заслуживаю меньшего, чем твои друзья!
— Тебе самому станет стыдно, если друзья увидят, во что ты меня превратил.
— Так это я заставлял тебя пить как лошадь? Это я запретил тебе ездить на оздоровительные курорты?
— Да! А теперь мне просто стыдно с ними встречаться.
— Наверно, мне не стоило об этом просить. Но я действительно хотел вытащить тебя куда-нибудь. Мы ведь раньше, бывало, веселились до упаду.
— Да, конечно, пока ты зарабатывал, — истерично выкрикнула она. — Ты и меня упрашивал оставить работу.
— Не просил я тебя этого делать!
— Просил. — Она поджала губы. — Я точно помню — ты сидел в этой комнате на диване, теребил мое ухо и нашептывал: — Дорогая, брось ты свою работу. Я обеспечу нашу семью.
— Не было этого! Да, мы сидели на диване, верно, и я ласкал твое ухо, а ты при этом ворковала: «Послушай, ты устроился в хорошее место, мне теперь не обязательно ходить на службу». А я тебе ответил…
— Я такое говорила? Да как ты смеешь обвинять меня во лжи! И все потому, что не удержался на своем «хорошем месте».
— Да ты ведь знаешь, компания разорилась!
— Мне уже тогда следовало знать, что ты свяжешься с какими-нибудь недотепами!
Он медленно поднял взгляд, глаза его сузились:
— Как это прикажешь понимать!
— Рыбак рыбака… — она язвительно усмехнулась.
Он бросился со сжатыми кулаками, с пылающим гневом лицом.
— Ну давай, ударь меня! Мне наплевать! — истошно кричала Нэнси, закрываясь руками.
И он чуть было не ударил — особенно оскорбительно было это «наплевать». Но в последний момент Корин сумел сдержаться и выбежал из комнаты.
Как бы они ни скандалили, заканчивалось всегда именно этим — он просто уходил из дома куда глаза глядят.
И вот однажды, спустя два часа после очередной ссоры, уже выходя из мрачного хмельного забытья, он поднял глаза и наткнулся на объявление, гласящее: «Приходите служить на Флот!», украшенное изображением десантника на фоне космического корабля.
Оглядевшись по сторонам, он обнаружил, что это единственная освещенная витрина на улице — даже у бара вывеска погасла.
И тогда он вошел — просто чтобы посидеть в тепле — так он успокаивал себя. Потому что больше согреться было негде.
Он так никогда и не вернулся назад. И с тех пор не приближался к Земле ближе, чем на пять световых лет. Тем не менее исправно, каждый месяц, посылал ей денежные чеки, а если они делали посадку на базе Флота, отправлял письма. Правда, ответа он так и не получил, если не считать письма от ее адвоката с бумагами бракоразводного процесса.
Сам луч остался невидим в космическом пространстве, но разрушения он причинил немалые. Корин теперь один управлял обеими системами наведения: лазерными лучами, выводящими из строя системы управления у крейсера, и торпедами, несущими смертоносные ядерные боеголовки. Сейчас Корин готов был со спокойной совестью уничтожить все, что под руку попадется: корабли, хорьков, боссов, прежних возлюбленных, жену, сестру, мать! Но тут на экране замелькали в великом множестве сигналы, похожие на белоснежные градинки — торпеды, выпущенные дюжиной халианских эсминцев, такой же сокрушительной силы, как тот сплав ненависти и ненасытной алчности, который женщины именуют любовью, торпеды, призванные в конце концов испепелить его, заставить пройти очистительное пламя, но на этот раз все надвигалось слишком медленно, невыносимо медленно.
Потом самый яркий сигнал на экране переменил цвет на желтый, а огромный диск в иллюминаторе мгновенно вырос еще вдвое. После пяти доз адреналина Корин балансировал на грани здравого смысла и безумия, и теперь, ослепленный этим огненным сиянием, он почувствовал какую-то необыкновенную легкость, экстатическое блаженство, утолив наконец свою жажду безграничного разрушения. Видя, как Лисл берет на прицел целый рой торпед, он повел свою гашетку в том же направлении, понимая, что им ни за что не справиться с такой тучей зарядов, а если это и удастся сделать, им все равно не задержать лазерные лучи, которые, наверное, уже прожигают корпус корабля и скоро обратят их в прах.
Он надеялся лишь, что еще раньше его настигнет смерть от торпеды.
Одна из них достигла своей цели; боеголовка подорвала электростанцию, превратив атомный реактор в водородную бомбу, и в тот короткий миг, который ему осталось прожить в ядерном пекле, в сознании Корина успела промелькнуть мысль, что ради такого стоило пойти на смерть.