Прощание с Землёй

Для птиц

Чарльзу Модайну было уже около сорока, и он отличался отменным здоровьем, однако, несмотря на это, ни разу не бывал в космосе. Чарльз, конечно же, видел космические станции по телевизору и время от времени читал про них в газетах и журналах, но не более того.

По правде говоря, космос его совершенно не интересовал. Он родился на Земле, и Земли ему было вполне достаточно. Когда ему хотелось переменить обстановку, Чарльз отправлялся на море, потому что был заядлым и весьма умелым моряком.

Поэтому он испытал настоящее отвращение, когда представитель Корпорации космических поселений сообщила, что для выполнения заказанной ему работы Чарльзу придется покинуть Землю.

— Послушайте, — заявил Модайн, — я не имею к космосу никакого отношения. Я занимаюсь тем, что моделирую одежду. Мне ничего не известно про ракеты, ускорение, траектории и тому подобные вещи.

— Зато мы в этом отлично разбираемся. Так что не беспокойтесь, — ответила его собеседница.

Ее звали Найоми Баранова, и у нее была необычная походка — походка человека, который провел в космосе так много времени, что не очень понимает, какой в данный момент является сила тяготения в том месте, где он находится.

Одежда, с раздражением заметил Модайн, служила Барановой лишь для того, чтобы прикрывать наготу — и ни для каких других целей. Видимо, эта женщина прекрасно чувствовала бы себя в какой-нибудь бесформенной брезентовой накидке.

— А зачем мне отправляться на эту станцию? — поинтересовался он.

— Из-за вашей профессии. Мы хотим, чтобы вы для нас кое-что сконструировали.

— Одежду?

— Крылья.

Модайн задумался. Его большой бледный лоб всегда слегка розовел, когда модельер предавался размышлениям, — по крайней мере так ему говорили. На этот раз если он и покраснел, то во многом потому, что Чарльз разозлился.

— А разве здесь я этого сделать не смогу?

Баранова твердо и уверенно покачала головой. У нее были темные, чуть рыжеватые волосы с проблесками седины, и казалось, ее это совершенно не беспокоило.

— Мы хотим, чтобы вы поняли нашу ситуацию, мистер Модайн, — сказала она. — Мы обратились к специалистам-компьютерщикам, и они создали для нас самые лучшие крылья, какие только смогли построить, — так они говорят. Они приняли в рассмотрение натяжение и качество материалов, их эластичность, общую маневренность и… в общем, самые разные аспекты. Однако ничего не получилось. Мы подумали, что, может быть, несколько оборочек…

— Оборочек, мисс Баранова?

— Ну, что-нибудь в дополнение к техническому совершенству. Нечто, могущее вызвать интерес. Иначе наша космическая станция не выживет. Именно поэтому я и хочу, чтобы вы лично там побывали; вы должны на месте оценить ситуацию. Мы готовы заплатить вам очень большие деньги.

Обещанное солидное вознаграждение и немалый гонорар, который Модайн должен был получить, даже если бы потерпел неудачу, заставили его решиться на космическое путешествие. Нельзя сказать, чтобы он любил деньги больше, чем обычные люди, но и равнодушным к ним не был, а еще ему нравилось, что его работа высоко ценится.

По правде говоря, все получилось совсем не так плохо, как он ожидал. В самом начале эры космических путешествий пассажиры на короткое время становились жертвами ускорения, а потом вынуждены были мучиться от тесноты и неудобств в крошечных модульных отсеках. Постепенно сложилось, что живущие на Земле люди по-прежнему именно так и представляли себе передвижение в космическом пространстве. Однако со времени первых кораблей прошло целое столетие, нынешние шаттлы были максимально удобны, а гидравлические сиденья поглощали ускорение так же незаметно, как ловкая хозяйка вытирает пролитый нечаянно кофе.

Модайн все время в пути изучал фотографии крыльев в действии и просматривал голографические видеопленки.

— Они это делают очень грациозно, — заявил он.

— Вы смотрите на специалистов, спортсменов. — Найоми Баранова грустно улыбнулась. — Если бы вы увидели, как я пытаюсь справиться с крыльями, как меня мотает из стороны в сторону и я постоянно падаю, боюсь, вы бы на славу повеселились. И это при том, что я еще не самая худшая ученица.

Шаттл приближался к Пятой космической станции. Официально она именовалась Куколкой, но все называли ее Пятой.

— Кажется, должно быть как раз наоборот, — заметила Баранова, — но это место не навевает никаких высоких или романтических мыслей. Вот в чем наша главная проблема. Здешнее поселение не стало домом для тех, кто к нам приехал; люди просто делают свою работу, и мы не можем убедить их привезти сюда семьи и обосноваться как следует. Пока они не станут относиться к Пятой как к дому…

Далеко впереди Модайн заметил небольшую сферу. Пятая космическая станция выглядела совсем так же, как в телевизионных передачах о ней, которые Чарльз видел на Земле. Модайн конечно же знал, что станция на самом деле гораздо больше, чем кажется, но был совершенно не готов к тому, как быстро начала расти сфера на обзорных экранах. Корабль да и сам он казались крошечными и становились все меньше и меньше по мере того, как шаттл приближался, а потом начал медленно кружить над громадным объектом из стекла и алюминия.

Модайн долго не отводил глаз от экранов, пока не сообразил, что они по-прежнему висят над станцией.

— А мы разве не сядем? — спросил он тогда.

— Все не так просто, — ответила Баранова. — Пятая оборачивается вокруг своей оси за две минуты. Благодаря этому возникает центробежная сила, которая прижимает все содержимое станции к внутренним стенам и создает искусственное тяготение. Прежде чем приземлиться, нам следует набрать необходимую скорость, а это требует времени.

— Неужели она должна так быстро вращаться?

— Да, для того, чтобы центробежная сила воссоздала земную силу тяжести. Это главная проблема. Было бы гораздо лучше, если бы мы могли воспользоваться медленным вращением, но тут приходится учитывать человеческую физиологию. Возникшее тяготение тогда было бы в десять раз меньше, а люди не могут долго выносить низкую силу тяжести.

Скорость корабля почти достигла скорости вращения Пятой. Модайн ясно видел изгиб внешнего зеркала, которое собирало солнечные лучи и освещало поселение. Он даже разглядел солнечную электростанцию, обеспечивавшую Пятую энергией, которой хватало еще и для отправки на Землю.

Наконец они оказались возле одного из полюсов сферы, а через некоторое время и вовсе прибыли на место.

Модайн провел на Пятой целый день и устал — неожиданно для себя он понял, что ему здесь нравится.

Они сидели в удобных плетеных креслах, расставленных на поросшей травой лужайке. Над головой плыли облака, и хотя солнца не было видно, явно ощущалось тепло его лучей, дул легкий ветерок, а вдалеке виднелась небольшая речушка.

Трудно было поверить, что он находится в сфере, парящей в космическом пространстве на орбите Луны, с периодом обращения вокруг Земли в один месяц.

— Очень похоже на настоящую планету!

— Так всегда кажется вначале, — сказала Баранова. — Через некоторое время вы обнаружите, что вам известен каждый уголок, здесь все ужасно одинаковое.

— Если ты постоянно живешь в каком-нибудь одном городе на Земле, там тоже все одинаковое, — проговорил Модайн.

— Да, я знаю. Но на Земле можно отправиться путешествовать, стоит тебе только захотеть. И даже если ты этого не делаешь, то знаешь, что это возможно. А здесь — нет. Создается неприятная ситуация; однако это не самое худшее.

— Зато вы не страдаете от определенных неудобств, которым подвержены жители Земли, — напомнил ей Модайн. — Например, я уверен, что вам незнакомы перепады погоды.

— Знаете, мистер Модайн, погода у нас действительно райская, только к этому привыкаешь. Давайте я вам кое-что покажу. Вот смотрите, я держу в руках мяч. Вы можете подбросить его вверх, а потом поймать?

— Вы серьезно? — Модайн улыбнулся.

— Абсолютно. Пожалуйста, попробуйте.

— Я плохо умею играть в мяч, — проговорил Модайн, — но не сомневаюсь, что уж бросить я его смогу. Возможно, даже сумею поймать, когда он будет падать.

Он подбросил мяч вверх. Мяч полетел по странной параболической траектории, Модайн метнулся вперед, а потом побежал, но схватить мяч ему не удалось.

— Вы бросили его не вертикально, мистер Модайн, — сказала Баранова.

— Нет, вертикально, — задыхаясь, возразил Модайн.

— По земным стандартам, — сказала Баранова. — Сложность в том, что у нас действует кориолисово ускорение — так мы его называем. Здесь, на внутренней поверхности Пятой мы двигаемся довольно быстро относительно оси по большому кругу. Если вы бросаете мяч вверх, он приближается к оси, в ту область, где все предметы двигаются медленнее и по меньшему кругу. Однако мяч сохраняет первоначальную скорость, поэтому он устремляется вперед, а вы не можете его поймать. Если вы хотите до него добраться, его нужно бросить вверх и назад, и тогда он к вам вернется, как бумеранг. Движение на Пятой подчиняется иным законам, чем на Земле.

Полагаю, к этому со временем привыкаешь, — задумчиво проговорил Модайн.

— До конца — нет. Мы живем в экваториальном районе нашей маленькой сферы. Тут все движется быстрее, и возникает ощущение нормальной силы тяготения. Вверху же, ближе к оси, или у полюсов, эта сила быстро уменьшается. Мы частенько бываем в тех районах, и нам каждый раз приходится помнить про кориолисово ускорение. У нас есть монорельсовые дороги, которые идут по спирали по направлению к обоим полюсам; находясь в пути, ощущаешь постоянный наклон в одну сторону. Нужно довольно много времени, чтобы к этому привыкнуть, некоторым это так и не удается. Поэтому никому здесь жить не нравится.

— А вы можете каким-нибудь образом воздействовать на эффект искривления?

— Если замедлить вращение, то можно повлиять и на кориолисово ускорение, но тогда сила тяготения станет меньше, а этого-то как раз и нельзя делать.

— Плохо и так и этак.

— Не совсем. Мы могли бы приспособиться к меньшей силе тяжести, если бы тренировались — каждый день в течение довольно продолжительного периода времени. А такие тренировки должны доставлять удовольствие. Люди не станут ежедневно заниматься гимнастикой, которая наводит тоску и заставляет их прикладывать серьезные усилия. Поэтому мы подумали, что нашу проблему могли бы решить полеты. В районах с низкой гравитацией, возле полюсов, люди становятся почти невесомыми. Так и кажется, что стоит немного помахать руками — и поднимешься в воздух. Если к каждой руке приделать легкие пластмассовые крылья, закрепленные гибкими стержнями, если эти крылья складывать и раскрывать, следуя определенному ритму, люди смогут летать, как птицы.

— А это сойдет за необходимое физическое упражнение?

— Конечно. Могу вас уверить, что летать очень трудно. Мышцы рук и плеч мало делают для того, чтобы вы оставались в воздухе, но они должны находиться в постоянном движении для маневрирования. И если подобными упражнениями заниматься регулярно, они поддерживают мышцы в тонусе и укрепляют кости. Но люди не желают летать.

— Я думал, они делают это с удовольствием.

— Так и было бы, — фыркнула Баранова, — если бы не приходилось прикладывать столько усилий. Проблема в том, что для равномерного, уверенного полета требуется умелая координация движений. Малейшая ошибка приводит к тому, что ты начинаешь падать, болтаться из стороны в сторону и, естественно, тебя ужасно тошнит. Совсем не многим удается красиво и грациозно летать — вы видели подобных людей на голокассетах.

— Птицы не страдают морской болезнью.

— Птицы летают над полями, где действуют нормальные законы тяготения. В отличие от людей на Пятой.

Модайн нахмурился и погрузился в размышления.

— Не могу обещать вам, что вы хорошо выспитесь, — проговорила Баранова. — Первые ночи на станции многим доставляют серьезные неудобства. Однако я все же попрошу вас постараться как следует отдохнуть, потому что завтра мы отправляемся в районы, где проводятся полеты на крыльях.

Модайн довольно быстро понял, что имела в виду Баранова, когда говорила, что кориолисово ускорение может быть весьма неприятным. Маленький вагончик, который вез их по монорельсовой дороге в сторону полюса, казалось, все время соскальзывал влево, и у Чарльза постоянно возникало ощущение, будто то же самое проделывают и его внутренности. Он с такой силой вцепился в поручни, что костяшки его пальцев побелели.

— Мне очень жаль, — проговорила Баранова, — если бы мы ехали медленнее, вы бы чувствовали себя не так отвратительно, но мы вынуждены придерживаться графика движения.

— А вы к этому уже привыкли? — простонал Модайн.

— До некоторой степени. Но не до конца.

Он был счастлив, когда они в конце концов остановились; впрочем, радость его продолжалась совсем недолго. Модайну потребовалось некоторое время, чтобы приспособиться к ощущению, что он будто бы парит в воздухе. Каждый раз, когда модельер пытался сделать какое-нибудь движение, он спотыкался, но не падал, а медленно уплывал вперед или вверх, а потом постепенно возвращался на прежнее место. А когда он чисто инстинктивно начинал дергать ногами, становилось еще хуже.

Баранова предоставила ему возможность некоторое время самостоятельно справляться с непривычной ситуацией, потом догнала и медленно отвела назад.

— Некоторым это нравится, — сказала она.

— Лично мне — нет, — печально сообщил ей Чарльз Модайн.

— А многим не нравится. Пожалуйста, вставьте ноги вот в эти скобы в земле и не делайте резких движений.

Модайн увидел в небе пятерых летателей.

— Эти бывают здесь почти каждый день, — сообщила Баранова. — Несколько сотен приезжают время от времени. На полюсах и на оси вращения мы можем разместить около пяти тысяч человек одновременно. А почему бы нам не использовать все пространство Пятой для того, чтобы поддерживать ее персонал — все тридцать тысяч человек — в хорошей физической форме? Только вот как это сделать?

Модайн махнул рукой, и его тело тут же качнулось назад.

— Те, кто сейчас в небе… они ведь научились летать. Они же не родились птицами. Значит, другие тоже смогут.

— У этих пятерых исключительная координация движений — врожденная.

— В таком случае как я-то могу оказаться вам полезным? Я кутюрье. Я не создаю врожденной координации движений.

— Отсутствие врожденной координации не является непреодолимым препятствием. Это только означает, что тренироваться нужно дольше и сил приложить больше. Не существует ли какого-нибудь способа… не могли бы вы сделать этот процесс более… ну, модным, что ли? Может быть, вы придумаете какой-нибудь особенный летательный костюм для упражнений; или у вас есть идеи насчет того, как, используя психологию, заманить людей на тренировки? Если бы нам удалось создать настоящие программы и персонал станции стал бы с удовольствием заниматься физическими упражнениями, тогда можно было бы замедлить вращение Пятой, ослабить кориолисово ускорение. Мы надеемся, что в этом случае Пятая наконец стала бы домом для тех, кто здесь живет.

— По-моему, вы хотите, чтобы я совершил чудо!.. А нельзя ли попросить их подлететь поближе?

Баранова помахала рукой, одна из птиц ее заметила и грациозно поплыла вниз. Молодая женщина. Улыбаясь, она повисла футах в десяти над землей, кончики ее крыльев немного подрагивали.

— Привет! — крикнула она, — Что случилось?

— Ничего особенного, — ответила ей Баранова. — Мой друг хочет посмотреть, как ты управляешь крыльями. Покажи их в работе.

Женщина снова улыбнулась и, повернув сначала одно крыло, а потом и другое, сделала сальто. Выпрямилась, замерла на месте, отведя оба крыла назад, начала подниматься, медленно шевеля крыльями. Постепенно крылья задвигались быстрее, а через мгновение женщина скрылась из виду.

— Чем-то похоже на балет, — через некоторое время проговорил Модайн. — Только крылья ужасно уродливы.

— Правда? Вы так считаете?

— Конечно, — сказал Модайн. — Похожи на крылья летучей мыши. Возникают ненужные ассоциации.

— Так скажите нам, что нужно сделать? Может, украсить их перьями? И тогда все захотят научиться летать и станут, не жалея сил, тренироваться?

— Нет. — Модайн задумался. — Возможно, нам удастся облегчить сам процесс.

Он вытащил ноги из скоб, немного оттолкнулся и поплыл в воздухе. Затем пошевелил руками и ногами, чтобы посмотреть, что из этого получится, и его тело как-то странно накренилось. Он попытался вернуться к скобам, и Баранова, протянув руку, помогла ему.

— Послушайте, — проговорил Модайн, — Я кое-что сконструирую, а если кто-нибудь сможет претворить мои чертежи в жизнь, я сам попробую взлететь. Я никогда ничего подобного не делал; вы же только что видели, как я попытался оторваться от земли и чуть-чуть подняться в воздух — у меня ничего не вышло. Так вот, если из моей идеи что-нибудь получится и если я смогу летать, значит, любой будет в состоянии сделать это.

— Наверное, мистер Модайн. — В голосе Барановой сомнения смешались с надеждой.

К концу недели Чарльз Модайн начал привыкать к Пятой космической станции. Когда он находился на земле в экваториальных районах, где действовала привычная для него сила тяготения, он забывал о кориолисовом ускорении, потому что здесь станция почти ничем не отличалась от Земли.

— В самый первый раз, — сказал модельер, — я бы не хотел, чтобы на меня смотрело все население Пятой — реализовать мою идею может оказаться труднее, чем я предполагаю. Будет обидно, если она провалится с самого начала. Однако официальные лица пусть присутствуют на испытаниях — на случай, если у меня все получится.

— Мне кажется, следует испробовать вашу модель без свидетелей, — проговорила Баранова. — Неудача во время первого полета, какими бы ни были причины…

— Зато успех будет таким впечатляющим!

— А каковы шансы на успех? Если серьезно?

— Весьма солидные, мисс Баранова. Поверьте мне. Вы все делали неправильно. Вы поднимаетесь в воздух, пытаясь подражать птицам — а это очень трудно. Ваши летатели вынуждены учитывать отсутствие силы тяготения — следовательно, подходить к решению проблемы нужно было с другого конца.

Температура воздуха, как и всегда, была отрегулирована. И влажность тоже. И скорость ветра. Атмосферные условия были настолько безупречными, что о них и не думалось. И все же лоб Модайна покрылся испариной — он волновался, словно актер перед выходом на сцену. И тяжело дышал. В районах, где отсутствовала гравитация, воздух был более разреженным, чем на экваторе, — не намного, но тем не менее Модайну его явно не хватало, так отчаянно колотилось его сердце.

Летателей в воздухе не было; зрителей собралось совсем мало — Координатор, министр здравоохранения, представитель службы безопасности и кое-кто еще из официальных лиц. Всего присутствовало около дюжины мужчин и женщин. Модайн был знаком только с Барановой.

У него был небольшой микрофон, и Модайн постарался говорить так, чтобы не дрожал голос.

— Мы здесь летаем без поддержки силы тяготения, — начал он. — Пример птиц, да и летучих мышей в данном случае нам совершенно бесполезен. Они-то обитают в местах, где гравитация есть. В море все по-другому. В море сила тяготения практически отсутствует, и там нас поднимает на поверхность плавучесть. Когда мы летаем в воде, где нет гравитации, мы называем это плаванием. На Пятой космической станции, в районах, где не действует сила тяготения, воздух отлично годится для плавания. Нам следует подражать дельфинам, а не орлам.

Произнеся эти слова, он поднялся в воздух. На нем был изящный комбинезон, который, с одной стороны, не обтягивал фигуру плотно, но и не висел на ней, точно балахон. Модайн начал мгновенно падать, но стоило ему вытянуть одну руку вперед, как тут же заработал небольшой газовый приборчик и у него на спине появился изогнутый плавник, а на животе возникло что-то вроде маленького киля.

Он перестал падать.

— Без силы тяготения, — продолжал объяснять кутюрье, — этого достаточно для того, чтобы стабилизировать полет. Вы сможете делать повороты и наклоняться в ту сторону, в какую захотите, причем будете постоянно контролировать свое движение. Я это делаю первый раз, и у меня не очень хорошо получается, но научиться совсем не трудно.

Он вытянул вперед другую руку, на ногах и на локтях раскрылись плавательные перепонки.

— Они нужны, — сказал Модайн, — для возникновения движущей силы. Нет никакой необходимости размахивать конечностями, достаточно тихонько пошевелить руками или ногами, но, если вы захотите сделать разворот, нужно наклониться и выгнуть шею. А потом повернуться и изменить угол, под которым вы держите ноги и руки. В данном физическом упражнении задействовано все тело, но мягко и ненавязчиво. Это очень хорошо, потому что работают все мышцы, однако вы можете часами, не уставая, парить в воздухе.

Теперь он почувствовал, что двигается гораздо увереннее и грациознее — и быстрее. Он взмыл вверх. Мимо проносились потоки воздуха, и Модайн вдруг запаниковал, опасаясь, что не сможет замедлить свой полет. Потом — почти интуитивно — пошевелил пятками и локтями, начал разворачиваться, а вскоре и замедлил ход.

Смутно — сердце так гулко билось в груди — Чарльз Модайн услышал взрыв аплодисментов.

— Как вы догадались о такой возможности, ведь нашим специалистам подобная идея даже и в голову не приходила? — с восхищением в голосе спросила Баранова.

— Потому что они начали с вполне очевидного предположения, что для решения проблемы нужно воспользоваться крыльями, их сбили с толку птицы, самолеты и все такое. Они действительно построили самые лучшие искусственные крылья, какие только могли. Это работа технаря. А вот подход модного кутюрье — посмотреть на проблему с художественной точки зрения как на единое целое.

— Мы начнем выпускать костюмы дельфинов, и очень скоро население станции поднимется в воздух. Теперь я уверена, что нам будет сопутствовать успех. И тогда мы всерьез задумаемся, как лучше замедлить вращение Пятой станции, — радостно проговорила Баранова.

— Или вообще ее остановить, — вставил Модайн, — Я подозреваю, что в скором времени все жители станции станут с удовольствием плавать. — Он рассмеялся. — Может быть, они больше совсем не захотят пользоваться ногами. Лично я так бы и поступил.

Ему выписали солидный чек, как и обещали, и Модайн, улыбнувшийся при виде суммы, сказал:

— Крылья — для птиц.