Прошлые обиды

Глава 14

Диван кремовой кожи прибыл в пятницу, и Бесс перевернула землю и небо для того, чтобы доставить его к Майклу в субботу утром. Она хотела, чтобы диван был там, хотела вечером войти и увидеть его на месте, хотела сидеть на нем рядом с Майклом и вместе с ним наслаждаться этой роскошью. Он доставлял ей такую головокружительную радость, как будто был ее собственностью.

Она решила со всей определенностью, что не будет одеваться на этот обед как на правительственный прием. Надела белые брюки, свитер с короткими рукавами василькового цвета, простую золотую цепочку и маленькие клипсы. Подстриглась и уложила волосы, но ведь она записалась в парикмахерскую еще до звонка Майкла. Отполировала и накрасила ногти, но она и так это делала дважды в неделю. Подушилась, но это было такой же привычкой, как проверка времени. Побрила ноги, но это и так требовалось.

Единственное, от чего еще не смогла отказаться, – это от нового белья, которое купила накануне. Она просто случайно проходила по Виктория-стрит. Белье цвета голубой пудры, с глубоким вырезом на лифчике и бедрах. Обошлось ей в тридцать четыре доллара.

Она надела белье, посмотрела в зеркало, подумала: «Как глупо» – и сняла его. Сменила на обычное. Выругалась и снова надела то, сексуальное. Она состроила себе в зеркале гримасу: «Хочешь снова связаться с мужчиной, с которым уже однажды потерпела поражение?»

Снимала, надевала, снимала – и так три раза, пока решительно не осталась в новом.

Майкл отдался на милость Сильвии Рэдвей и сознался:

– Хочу произвести впечатление на женщину. Я готовлю для нее первый раз и хочу все сделать так, чтобы это ей понравилось. Что я должен сделать?

В результате получилось следующее: пара подсвечников с тонкими голубыми свечами; низкая ваза со свежими белыми розами и синими ирисами; подставки под тарелки и салфетки, бокалы на высоких ножках, охлажденное пули-фюссе; подробно разработанное меню и нервные спазмы в желудке Майкла.

Без четверти шесть в субботу он ходил кругами у накрытого стола, подытоживая сделанное.

«Все ясно, Куррен, ясно до отвращения».

Но, черт, признавался он себе, он хотел не только этого. Ну и что? Они оба одиноки, ни у кого из них сейчас не было партнера. Розы, Бог мой, розы. Он повязал салфетки вокруг ножек бокалов так, как учила Сильвия. Сильвия сказала, что женщина обращает внимание на такие детали. Однако теперь, когда сцена была оформлена, Майкл начал сомневаться. Не побежит ли Бесс к своей машине прежде, чем произнесет слово «Казанова».

Он посмотрел на часы и в панике бросился в ванную принять душ и переодеться.

Со столом он явно перестарался и потому попытался компенсировать это небрежностью в одежде. Белые джинсы, рубашка в крупных цветах с открытым воротом, белые мокасины на босу ногу. Золотая цепочка на запястье. Немного геля на волосах. Немного одеколона. Ничего особенного.

Так, во всяком случае, он говорил себе, причесывая брови, вытирая капли воды на туалетном столике в ванной, убирая все интимные мелочи в спальне, расправляя покрывало, еще раз проводя рукой по полированным поверхностям, закрывая шторы и выходя из спальни, где оставил торшер включенным.

Она позвонила из вестибюля ровно в шесть тридцать.

– Это ты, Бесс?

– Я.

– Сейчас спущусь.

Он оставил дверь в квартиру открытой и спустился вниз на лифте. Она ждала около двери лифта внизу, старательно, как и он, изображая небрежность.

– Тебе не нужно было спускаться. Я знаю дорогу.

Он улыбнулся:

– Отнеси это на счет хорошего воспитания.

Бесс вошла в лифт. Он мельком взглянул на нее:

– Хороший вечер. Правда?

Она ответила столь же небрежным взглядом.

– Прекрасный.

Сильный сквозняк встретил их ветром у открытых дверей. В ноздри ему ударил аромат розы, ее любимых духов. Майкл закрыл дверь, и ветер прекратился. Бесс прошла впереди него в галерею. И остановилась там.

– Еще ничего не подобрал на консоль?

– Не было времени поискать.

– В Миннеаполисе на Франс-авеню есть прекрасная галерея, «Эстельс». Там интересные вещи из стекла и меди. Может быть, тебе что-нибудь там понравится.

– Хорошо. Запомню. Прошу.

Он прошел к кухне и примыкающей к ней семейной комнате, умышленно остановившись в дверях так, чтобы ей не был виден стол.

– Готова к встрече с диваном? – поддразнил ее, оглядываясь через плечо.

– Дай мне посмотреть, – сказала она, нетерпеливо подталкивая его в спину.

Поставив руки на дверную раму, он загородил проход.

– Разве ты хочешь его увидеть?

– Майкл! – воскликнула она, шутливо колотя его по лопаткам кулаками. – Я ждала этого четыре месяца! Я даже чувствую запах кожи.

– Мне казалось, что ты ненавидишь этот запах.

Она снова подтолкнула его, и он притворился, что его вытолкали полностью. Бесс прошла сразу к дивану. Пять шикарных секций кремовой кожи огибали два угла по периметру комнаты, отделяя ее от кухни. Перед диваном стоял новый музыкальный комбайн. Она бросилась на диван и глубоко вздохнула. Мягкие подушки ласкали.

– О-о!.. Роскошно! Просто роскошно. Тебе нравится?

Майкл сел на секцию под прямым углом от нее.

– Шутишь? Разве мужчины любят «порше»? Билет в первый ряд на первенстве мира по футболу? Холодное пиво в тридцатиградусную жару?

– Мм…

Бесс свернулась калачиком и закрыла глаза.

– Признаюсь, «Натуцци» я еще никому не заказывала.

– Ах ты обманщица! Я-то думал, что ты знаешь, о чем говоришь.

– А я и знала. Я просто это еще никому не предлагала. – Бесс вдруг поднялась и стала осматривать диван. – У меня не было возможности сделать это раньше. Все в порядке? Нет пятен? Что-то не так?

– Я ничего не разглядывал. У меня, правда, не было для этого времени.

Она осматривала диван ползком, добралась до его коленей, миновала их, продолжая осмотр. Затем поднялась, отряхнула руки.

– От него правда пахнет.

Майкл расхохотался, заложив руки за голову, ощущая мягкость спинки.

– Как можно говорить это о диване, который стоит восемь тысяч долларов?

– Что есть, то есть. Это кожа пахнет. Ну и как тебе теперь все?

Бесс прошла в следующую комнату. Он остался, где был, предвкушая ее реакцию.

Стол остановил ее так, как земля останавливает свалившегося с дикой лошади всадника.

– Майкл! – воскликнула она.

Бесс изумленно осматривала результаты его труда. А он смотрел ей в спину.

– Бог мой!

Он поднялся с дивана и подошел к ней:

– Я ведь тебя на ужин приглашал. Ты не забыла?

– Да, но… какой элегантный стол, – сказала она, все еще не веря своим глазам. – Это ты все сделал?

– Ну, не без маленького совета.

– Чьего же?

Она сделала шаг вперед, не решаясь приблизиться.

– Дамы, которая держит кулинарную школу.

Бесс в изумлении открыла рот:

– Ты ходишь в кулинарную школу?

– Да, в общем-то ходил.

– Майкл, я потрясена.

Слегка повернувшись, она показала рукой на центр стола.

– Это все… Розы… Синие ирисы…

Он видел, что ее изумила его сентиментальность, но он точно помнил, что синие ирисы ассоциировались у нее с памятью о бабушке. На ее лице появилось задумчивое выражение. Она продолжала рассматривать цветы, столовое белье в тон, высокие бокалы.

– Вина. Бесс?

– Да…

Она повернулась к нему и, казалось, была не в силах собраться с мыслями.

– Пожалуйста…

– Я сейчас.

В кухне он проверил ветчину в духовке, включил огонь под печеными красными картофелинами, заглянул в кастрюлю со свежей спаржей, передвинул сырный соус в центр микроволновой печи, посмотрел список – когда что было поставлено – и, наконец, откупорил бутылку с вином.

Вернувшись в гостиную, он нашел Бесс у раздвинутых дверей, любующуюся видом. Ветер шевелил волосы у нее на висках. Она повернула голову, и он протянул ей бокал.

– Спасибо.

– Выйдем на воздух? – предложил он.

– Ммм…

Она потягивала вино. Он раздвинул двери и ждал, пока она выйдет на веранду.

Они сели по разные стороны маленького столика на шезлонги с подушками. Кругом была красота, вечер ясен, как прозрачный драгоценный камень. Обстановка вокруг была, словно в кино, но неожиданно они ощутили какую-то скованность: больше не нужно было задавать вопросы о мебели, требовалась новая тема, но она как-то ускользала. Было трудно что-то произнести после столь легкого разговора вначале. Они наблюдали за лодками, очертаниями деревьев на острове, за волнами, омывающими прибрежный кустарник, слушали их мягкие удары о берег, звон бокалов, металлический звук своих легких шезлонгов. Летнее тепло ласкало кожу, пахло барбекю, приготовленным где-то рядом, и их готовящимся ужином.

Но что-то изменилось, и они, понимая это, сидели неестественно тихо, раздумывая о том, что ждет их во втором раунде.

Наконец Бесс повернулась к нему:

– И когда же ты посещал эти кулинарные курсы?

– Начал в апреле, закончил девять семестров.

– Где?

– На Перекрестке Виктория. «Кукс оф крокус хилл». У меня в том районе запроектировано здание, и я познакомился с женщиной, которой принадлежит эта кулинарная школа.

– Забавно. Лиза мне об этом не говорила.

– А я ей не говорил.

С самого начала, может быть, даже бессознательно, он планировал этот день, желая поразить Бесс. Странно, но сейчас вся его уверенность улетучилась, он нервничал и опасался, что провалится.

– А эта женщина… – Бесс посмотрела на свой бокал. – Она… что-то серьезное?

– Нет, совсем нет.

Ответ принес Бесс чувство облегчения. Он заметил это по тому, как опустились ее плечи, по ее губам перед тем, как она сделала глоток вина, по взгляду, который она устремила на дальние лодки. Она слегка покачивалась в шезлонге, и металлический звук – бинг, бинг, бинг – снимал напряжение, которое он ощущал всем нутром.

Майкл положил ноги на перила и сказал:

– В последнее время я многое старался сделать для себя.

– Учился готовить?

– И это. Читал, плавал на лодке, пару раз сходил в кино. Я пришел к выводу, что нельзя полагаться на то, что кто-то спасет тебя от одиночества. Нужно с этим что-то делать самому.

– Помогает?

– Да, я сейчас счастливее, чем в предыдущие годы.

Он рассматривал вино в своем бокале, и медленная усмешка скользнула по его губам.

– Ты вряд ли поверишь в это, Бесс… но, – он поднял на нее глаза, – я даже стирать стал сам.

Она не стала, вопреки ожиданиям, дразнить его.

– Это здорово, Майкл. Ты очень изменился, действительно, это так.

– Да, может быть… времена меняются. И человек должен меняться тоже.

– Это нелегко для мужчин. Особенно для мужчин твоего типа, чьи матери брали все на себя. Ты из поколения, которое попало под перекрестный огонь. Для молодых людей типа Марка это легче. Они выросли в другой обстановке. Женщины работали, и обязанности отца и матери оказались не так четко разграничены.

– Никогда не думал, что мне придутся по вкусу эти домашние заботы, но они оказались не такими страшными, особенно готовка. Я получаю от нее удовольствие. Кстати…

Он посмотрел на часы и спустил ноги с перил.

– Мне кое-что еще нужно сделать. Подожди здесь, отдохни. Еще вина?

– Нет, спасибо. Я буду сегодня благоразумней, да и от одного здешнего вида голова кружится.

Майкл улыбнулся ей и вышел.

Она сидела, прислушиваясь к звукам, доносящимся из кухни: звяканью крышек, сигналу микроволновой печи, урчанию воды, и думала, что же он делает сейчас.

Солнце опустилось ниже, озеро стало более голубым. Небо на востоке заалело. На пляже купальщики стали сворачивать полотенца и заторопились домой. Одна за другой с озера исчезали лодки. Краски наступающего вечера вкупе с выпитым вином и ощущением, что разногласия ее с Майклом постепенно уходят, принесли Бесс желанное чувство расслабления. Она откинулась в шезлонге и наслаждалась покоем.

Минут через пять Бесс взяла свой пустой бокал и направилась в дом. Прошла через маленькую столовую на кухню и прислонилась плечом к дверному косяку. Майкл поставил на магнитофон что-то из «Нью эйдж». Перекинув через плечо бело-голубое полотенце, он наполнял салатницу сыром пармезан. Картина была столь неожиданной, что она почувствовала волнение: как будто только сегодня познакомилась с этим привлекательным мужчиной.

– Я могу помочь?

Он оглянулся с улыбкой.

– Никоим образом. Я за всем слежу… – Майкл нервно рассмеялся. – Я надеюсь…

Он разбил и взбил металлическим венчиком яйцо. Открыл холодильник и достал миску с салатом.

– Салат «Цезарь»? – спросила она.

– Класс номер два, – усмехнулся он.

Бесс подняла бровь и поддразнила:

– Продаешь рецепты?

– Послушай, я нервничаю, когда ты стоишь сзади. Если хочешь что-то сделать, пойди зажги свечи.

– Где спички?

– Черт…

Он обыскал все четыре кухонных ящика, ничего не нашел, пошарил еще в одном, засуетился, поднял крышку с кипящего чайника и прошел в кабинет. Не найдя их там, поспешил обратно в кухню.

– Сделай одолжение. Посмотри в карманах. Иногда я беру их в ресторане. Мне нужно снять с плиты овощи.

– Где твой костюм?

– В шкафу, в моей спальне.

Она вошла в его спальню и удивилась, что в ней безукоризненно чисто. Мягко горел торшер, кровать застелена свежим бельем. Комната выглядела очень уютной. Все, что она так тщательно выбирала, составило прекрасный ансамбль: обои, шторы, покрывало на кровати, стулья с такой же обивкой, гравюры, напольная ваза. Сверкающая черная мебель выглядела богато даже в слабом свете торшера.

Ей особенно нравился уникальный предмет, называемый «комодом для одежды» в форме театрального шатра в стиле тридцатых годов. Рядом с кроватью журнал «Охотник» был открыт на странице, изображающей оленя.

Бесс высыпала содержимое карманов на комод – пачка счетов, монеты, чья-то визитка, шариковая ручка, но спичек не оказалось. Она была здесь бесконечное количество раз, когда комнаты декорировали, но то, что сейчас ею уже пользовались, все меняло. Такое ощущение, что она подглядывает в замочную скважину.

Она открыла встроенный шкаф, нашла в нем выключатель, зажгла свет. В шкафу стоял запах одеколона «Бритиш Стерлинг» и собственный, Майкла, – сочетание, которое вызывало в ней такую тоску, что она почувствовала, как жар бросился ей в лицо. Его рубашки висели на плечиках, джинсы на других, костюмы на третьих. На полке для обуви стояли ботинки, пара кроссовок «Рибок», в которые были засунуты надеванные белые носки. Слева от двери висели галстуки, один соскользнул и лежал на полу. Она подняла его и повесила так, как сделала бы это жена, мысль об этом пронзила ее уже после того, как она это сделала, и она повернулась, чтобы убедиться, что он не стоит в дверях и не наблюдает за ней. Конечно, его там не было, и Бесс почувствовала себя глупо.

Обыскивать карманы было почти то же, что обыскивать его самого. В одном она нашла половинку билета, на нем было напечатано «Хорошенькая», возможно, на популярный фильм «Хорошенькая женщина». В другом была использованная зубочистка, в третьем кусок рекламы о продаже земельного участка.

Бесс наконец-то нашла спички и в смущении поспешила покинуть кладовку, как будто она посмотрела порнофильм.

Когда она вернулась в столовую, бокалы были наполнены и салатница водружена на стол. Она зажгла голубые свечи, и Майкл вошел с двумя полными тарелками.

– Садись, – сказал он, делая жест рукой с тарелкой, – сюда.

Он поставил перед ней тарелку, в которой аппетитно дымилась ветчина, крошечные красные картофелинки во фритюре, спаржа в сырном соусе. Бесс молча уставилась на все это, пока он устраивался на противоположном конце стола и следил за ее реакцией.

– Святая корова, – наконец произнесла она, все еще не отрывая глаз от тарелки. – Святая старая корова.

Майкл засмеялся и сказал:

– А если поточнее?

Бесс подняла глаза – две свечи и ирисы наполовину скрывали часть его лица. Она наклонилась в сторону, чтобы видеть его лучше.

– Кто на самом деле это приготовил?

– Я знал, что ты это скажешь.

– А чего ты мог от меня ждать, Майкл? Когда я тебя знала, твое представление о приготовленном тобой обеде из трех блюд сводилось к чипсам, дигсам и коке.

Она еще раз посмотрела на свою тарелку.

– Это невероятно.

– Сначала попробуй.

Бесс развернула салфетку, которой была обернута ножка бокала, положила ее на колени и начала со спаржи. Он, держа в руках вилку и нож, забыл о них и ждал, пока она начнет есть.

Она закрыла глаза, прожевала, проглотила, облизала губы и пробормотала:

– Фантастика.

Майкл почувствовал себя шеф-поваром ресторана «Времена года». Он вспомнил о ноже и вилке и приступил к еде, а она заговорила:

– Что ты сделал с этой ветчиной? Это невероятно вкусно.

Он резко положил вилку и нож на тарелку.

– К черту, Бесс. Я чувствую себя так, будто нахожусь в Далласе, штат Техас. Я пересяду.

Он взял свой бокал и передвинул тарелку на ее конец стола, поставил стул под углом к ней.

– Ну вот, так-то лучше. А теперь поедим как следует.

Майкл поднял свой бокал, Бесс тоже.

– За… – Он немного подумал. – За прошлые ошибки. Пусть будут…

– За прошлые ошибки, – откликнулась она, чокаясь с ним.

Они пили мало, не отрывая глаз друг от друга. Наконец Майкл благоразумно прервал это занятие.

– Попробуй салат, – предложил он и подал пример.

Ее похвалам не было конца, как и его гордости. Они обсудили и сырный соус, и глазурь, пралине с горчицей, и достоинства вина, и фильм «Хорошенькая женщина», который оба видели. Он рассказал ей о встрече «Обеспокоенных граждан», его надеждах на проект на углу Виктории и Гранд. Она – об Американском обществе дизайнеров по интерьеру, где, как она надеется, будут выдавать лицензии, что оградит специалистов от конкуренции самозванцев.

Майкл сказал:

– Только послушайте! Ты обратила меня в свою веру. Я теперь уверен, что декораторы совершенно необходимы.

– Значит, ты доволен?

– Абсолютно.

– Я тоже.

Бесс предложила тост:

– За наше деловое сотрудничество, которое успешно завершилось.

– И за эту квартиру, – добавил он, обводя бокалом комнаты, – в которую сейчас приятно возвращаться.

Они допили вино. Свечи догорели. Запах ее духов, казалось, усилился во влажном вечернем воздухе. Снаружи утихали звуки игры в крикет и стал слышнее крик чаек. Бесс сбросила дод столом туфли.

– Знаешь что? – сказал он, лениво играя своим бокалом. – Все время после нашего развода я мечтал жить в нашем доме в Стилуотере, я тосковал по дому. И вот впервые это прошло. Я чувствую себя прекрасно. Меня тут все устраивает. Я вхожу в квартиру, и мне не хочется отсюда уходить.

Он выглядел таким довольным.

– И еще кое-что. Хочешь знать – что?

Она сидела, подперев кулаком подбородок.

– Хм?

– С тех пор как я купил этот дом, а ты его обставила, у меня пропало чувство, что с меня содрали кожу.

– Ты так себя чувствовал все эти годы?

– Да, в общем, до известной степени. А ты этого не чувствовала?

Она ненадолго задумалась.

– Пожалуй, да.

– С Дарлой было по-другому. Я переехал к ней, но никогда не чувствовал, что это наш с ней дом. Он был уже весь обставлен, и, когда я уезжал, там оставалось то, что ей всегда принадлежало. Не мне. Я просто… – он пожал плечами… – вышел из него и почувствовал облегчение.

– Тебе было так просто с ней расстаться?

– Абсолютно.

– И она, скажи честно, чувствовала то же самое?

– Думаю, что да.

– Хм…

Она сравнивала этот сценарий со своим разводом, полным горечи и озлобления.

– У нас-то все было не так.

Майкл уставился на свой бокал, стал передвигать его по салфетке и наконец поднял на нее глаза:

– Хорошо, что все это позади. Правда?

– Как ты думаешь, почему мы оба были так полны ненависти? – спросила она, вспомнив слова своей матери.

– Я не знаю.

– Интересно, что бы по этому поводу сказал психолог.

– Знаешь, когда я получил документы о разводе с Дарлой, я засунул их в ящик и подумал: ну и ладно, еще одна сделка позади.

Бесс почувствовала приятный шок. Она широко раскрыла глаза:

– Ты получил их? Я хочу сказать, значит, это окончательно?

– Угу.

– Так быстро?

– Так бывает при согласии сторон.

Несколько минут они смотрели друг на друга, боясь, что чувство полной свободы может все изменить.

– Ну ладно, – прервал он молчание, отодвигаясь от стола. – Я хотел бы похвастаться тем, что приготовил потрясающий десерт, но я этого не сделал. Я решил не искушать судьбу, поэтому ответственность за шоколадно-мятный торт несет кондитерская Виерли.

Он собрал тарелки.

– Сейчас вернусь. Кофе?

– Я бы с удовольствием, но места уже не осталось.

– Да ладно, Бесс. – Майкл исчез в кухне и крикнул оттуда:

– Доставь мне удовольствие. Это не больше… о, черт, восемьсот калорий в одном куске.

Он вернулся с двумя тарелками. На каждой из них лежал соблазнительнейший кусок зелено-коричневого торта. У Бесс тут же потекли слюнки. Майкл отправился за кофейником, принес его и, усевшись, сразу вонзил вилку в торт. Бесс все еще колебалась.

– Черт бы тебя побрал, Майкл.

– Да брось. Наслаждайся.

– Могу я тебе кое-что сказать? – Она смотрела на него с неприязнью.

– Что?

– Это мучило, буквально жгло меня на протяжении всех шести, нет, вот уже почти семи лет. То, что ты сказал мне перед самым разводом.

Он положил вилку, обеспокоенный переменой ее настроения.

– Что я сказал?

– Ты сказал, что я перестала следить за собой. Ты сказал, что я стала толстой, неухоженной, что ношу только джинсы и свитер. Ты видишь, что это сделало со мной? За все эти годы я ни разу не надела джинсы, как бы мне этого ни хотелось. Что бы я ни носила, как бы ни выглядела, я всегда собой недовольна. Я гляжу на десерт и знаю: буду терзаться, если съем его. У меня ведь килограммов пять лишнего веса. Но сейчас я решила отказаться от этого комплекса. Посмотрим, буду ли я чувствовать себя лучше.

Майкл изумленно глядел на нее.

– Я так тебе тогда сказал?

– Ты не помнишь?

– Нет, конечно.

– О Господи!

Бесс закрыла лицо ладонями и откинула назад голову.

– Шесть лет я из-за тебя занимаюсь самосовершенствованием, а ты, оказывается, не помнишь, что мне сказал?

– Нет, Бесс, не помню. Но если я сказал это, извини меня.

– О, к черту! – произнесла она мрачно, рассматривая десерт. – И что же мне с этим делать?

– Съесть, – посоветовал он. – И завтра же купить пару джинсов.

Губы ее сжались в узкую полоску.

– Майкл Куррен, если бы ты знал, как много ты принес мне горя.

– Я же попросил прощения. Что касается твоей фигуры, Бесс, то ты в полном порядке. Съешь ты наконец этот проклятый торт.

Она посмотрела на тарелку. Посмотрела та Майкла. Почувствовала, что расплывается в улыбке. Уголки его губ тоже дрогнули. Они оба расхохотались и набросились на торт. Это было потрясающе. Она потянулась к нему и вытерла его рот своей салфеткой.

Покончив с тортом, они откинулись на спинки стульев, поглаживая животы и потягивая кофе.

Сделав глоток, Бесс удивленно посмотрела в свою чашку:

– Это еще что? Почему у него вкус клубники?

– Клубники с шоколадом. Сильвия продает этот кофе в своем магазине, свежесмолотым. Она уверяет, что он очень подходит к десерту и производит впечатление на женщин.

– Ага, значит, ты решил произвести на меня впечатление.

– Конечно, разве это не ясно?

Майкл поднялся и унес тарелки в кухню. Она какое-то время смотрела на дверь, затем допила свой кофе и пошла за ним. Он очищал тарелки от остатков еды и ставил их в моечную машину.

Бесс спокойно сказала:

– Мы сегодня очень продвинулись.

Майкл продолжал возиться с посудой, не глядя на нее.

– Ты уже определила раньше, что происходит. Мы растем.

Бесс выплеснула из чашек остатки кофе и подала их ему. Он поставил их в моечную машину. Она вытерла поверхность кухонного стола, а Майкл налил воду в противень, на котором готовилась ветчина.

– Вот что… – Он закрыл дверцу моечной машины. – Давай немного освежимся. Пойдем погуляем по берегу. Не против?

Он вытер руки полотенцем и протянул его ей. Она вытерла свои и положила полотенце на край мойки.

– Пойдем.

Ни один из них не двинулся с места. Они стояли рядом и смотрели друга на друга. Оба понимали, что может случиться. Но когда нужно было шагнуть навстречу друг другу, оба отступили. Они любили и теряли в прошлом, и оба боялись пройти через это еще раз.

Они отправились на общественный пляж. Шли молча. Смотрели на лунную дорожку на озере. Майкл бросил камешек, разрушив ее гладь. Затем все снова стало неподвижно-сияющим. Слушали мягкий шелест волн о берег, вдыхали запах мокрого дерева от пирса, чувствовали, как скрипит песок под их ногами.

Майкл и Бесс держались на некоторой дистанции друг от друга, неуверенные в себе, преисполненные желания и страха. Затем вновь делали вид, что любуются озером.

Через какое-то время они вернулись в дом, вошли в вестибюль. Молча поднялись на лифте на второй этаж. Майкл пошел в ванную, Бесс в гостиную. Погрузилась в подушки дивана, одну ногу положила на него, другую спустила на пол.

«Я могу остаться или уйти, рискнуть или не делать этого. Выбор за мной».

Открылась дверь ванной. Майкл вошел в комнату и остановился в метре от нее, засунув руки в карманы. Несколько минут он стоял в нерешительности.

Бесс опустила нога на пол, в последнюю минуту решив быть благоразумной.

Вынув руки из карманов, не улыбаясь, он решительно подошел к ней.

– Ты мне больше нравишься в лежачем положении.

Он схватил ее за плечи и прижал их к кремовой коже. Бросился на диван рядом, взглядом спрашивая ее согласия.

– Я не уверен, что это следует делать. – Его голос звучал напряженно.

– Я тоже.

– Но я думал сегодня об этом всю ночь.

– Только сегодня? Я думаю об этом вот уже несколько недель.

Он поцеловал ее еще раз, будто пытаясь доказать им обоим, что это нужно, долгим, нежным поцелуем. Желание разгоралось в них все сильнее. Они позволили этому жару разойтись, трогая друг друга, наслаждаясь этими прикосновениями, хотя объятие все еще не было страстным. Для последнего шага требовалось еще время.

– Что ты думаешь? – спросил он.

– Мне хорошо.

– Мне тоже.

– Все знакомое, родное.

– Да.

Он тоже отдался во власть воспоминаний, и вместе с ними пришло решение, что это правильно, что это нужно.

Майкл поцеловал ее еще раз, и в этом поцелуе уже не было ничего дружеского. Он был требовательным и горячим. Бесс ответила таким же. Они сжимали друг друга в объятиях, их ноги переплелись, страсть требовала немедленного удовлетворения. Колебания, сдержанность были отброшены. Они покрывали тела друг друга бесчисленными страстными поцелуями. Оба искали более удобное положение, вдыхая аромат друг друга. Прошлое и настоящее, смешавшись, слились в этих объятиях: желание, надежда, вражда, ошибки и неудачи прошлого, страх повторить их снова.

Их порыв друг к другу означал конец длительного отчуждения, страсть была бурной и поглощающей. Он нашел ее грудь и ласкал под одеждой. Затем уложил ее удобнее, поднял вверх свитер, поцеловал через лифчик, прижав ее бедра весом своего тела. Бесс выгнулась дугой, из горла вырвался крик восторга и наслаждения. Майкл быстро расправился с ее одеждой, затем со своей. Он вновь опрокинул ее навзничь, и она с наслаждением ощутила его губы на своей обнаженной груди и животе. Она слышала его стон, его губы опускались все ниже, к теплой живой плоти внизу живота.

– Помнишь?

Она помнила, да, она помнила, как они стеснялись, когда это случилось впервые. Потребовались годы, чтобы они стали это делать умело и не испытывать при этом смущения. Бесс закрыла глаза, отдавшись ощущениям его горячих губ, проникающих в самое интимное. Ее ноздри расширились, она чувствовала, как он вдыхает запах ее тела, в голове проносились воспоминания о тех, былых, мечтах, когда с бешено стучащими сердцами они отбрасывали все, отдаваясь этому жадному, первобытному и наслаждаясь им. За все три года связи с другим мужчиной она ни разу не позволяла ему ничего подобного. Но это Майкл, чьей невестой она была в свое время, чьих детей выносила и родила, с кем научилась тому, что они делали сейчас.

Потом и она доставила ему то же удовольствие: он лежал на диване, а она на коленях стояла рядом на полу.

– О Майкл! – выдохнула она. – С тобой это так просто и так естественно.

– Помнишь, как это было в первый раз?

– Да, мы были женаты уже два года.

– И даже тогда я боялся. Я опасался, что ты дашь мне по физиономии и уйдешь в другую комнату.

– Но ты ведь помнишь, что я этого не сделала?

Майкл улыбнулся ей, и она продолжила свою ласку. Через какое-то время он остановил ее:

– Подожди.

Встал, взял свои белые брюки, валявшиеся на полу, и вытащил из кармана пакетик.

– Нужно? – спросил он.

Улыбнувшись, она погладила его и сказала:

– Значит, ты все это запланировал заранее?

– Скажем так: я надеялся на это.

– Да, нужно. Иначе мы можем получить ребенка, который будет младше нашего внука.

Она смотрела, как он надевает презерватив, как смотрела некогда на это множество раз, и надеялась, что будет это видеть еще столько же.

– Что сказали бы наши дети?

– Лиза была бы в восторге.

– Да, ведь это она все и затеяла.

Его волосы спутались, на лице появилась дразнящая усмешка.

– Ну, давай, бабушка. – Он удобнее для себя уложил ее. – Давай освятим этот кожаный диван должным образом.

Она подняла руки в знак согласия. Закончилось их почти семилетнее расставание.

Бесс смотрела ему в глаза, когда он вошел в нее, трогала серебрящиеся виски, прижимала его к себе.

У него вырвался возглас «а-а!» – так иные мужчины выражают свое удовлетворение, отодвигаясь от стола после вкусной трапезы. Она ждала этого возгласа, и на лице ее появилась улыбка. Они лежали какое-то время обнявшись, не двигаясь, наслаждаясь чувством облегчения. Все было как раньше.

– Это прекрасно, – сказала она, – заниматься любовью с тем, кого так хорошо знаешь. Правда?

Он чуть отодвинулся, чтобы видеть ее лицо, и нежно улыбнулся:

– Прекрасно.

– Я знала, что в этот момент будет вот такой возглас.

– Какой?

– «А-а». Так было всегда.

– Всегда?

– Да, в этот момент.

Майкл усмехнулся. Как будто это было для него открытием! Он легонько поцеловал ее верхнюю губу. Затем нижнюю. Затем обе.

Она, обняв его бедра, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на том, что будет дальше.

Время от времени они целовали друг друга нежно и бережно, словно боясь расплескать благоговейное чувство.

Они улыбались безо всякой причины.

Он что-то спрашивал, голосом гортанным, хрипловатым.

Потом они вдруг рассмеялись, недоумевая, как такое возможно в самом разгаре…

Когда они оба достигли экстаза, Бесс закричала, а Майкл застонал. В эти несколько секунд для них исчезло все, кроме переполнившего их блаженства.

Потом они лежали, каждый на боку, их горячие тела прижимались друг к другу. Благодатная прохлада раннего вечера освежала их. О стеклянную дверь бился мотылек. На столе догорали обеденные свечи.

Волосы Бесс рассыпались под рукой Майкла, другой рукой он ласкал ее грудь.

Закрыв глаза, она погрузилась в полузабытье. Он знал, что эти минуты она любит больше всего – когда сливаются уже не тела, а души. Она всегда шептала после этого: «Нет, нет, погоди, не уходи».

Он слушал ее дыхание, рассматривая ямочку на горле, где бабочкой билась тонкая жилка.

Бесс открыла глаза и не увидела на его лице улыбки, которую ожидала увидеть.

– Ну и что мы будем со всем этим делать? – спросил он спокойно.

– Не знаю.

– А какие-то мысли на этот счет у тебя были прежде, чем ты пришла сюда?

Она снова покачала головой.

– Ну, например, что у нас просто могут быть знойные встречи?

– Знойные встречи? Майкл, чего это ты начитался?

Он прижал ее нижнюю губу большим пальцем, обнажив зубы.

– Нам очень здорово вместе, Бесс.

– Да, я знаю, но не надо шутить.

Он отпустил руку.

– Хорошо, не буду. Как ты думаешь, мы сильно изменились после развода?

– Трудный вопрос.

– Ответь на него.

– Боюсь.

После длительной паузы Бесс спросила:

– А ты?

Он посмотрел ей в глаза, прежде чем ответить:

– Да.

– Тогда я думаю, что сделаю вот что: встану, оденусь, пойду домой и сделаю вид, что ничего не было.

Она скатилась с дивана.

– Счастливо, – сказал он, наблюдая, как она собирает свою одежду.

Она прошла в ванную для гостей и там с каждой минутой все больше осознавала надвинувшуюся на нее реальность. Да, она надела голубое белье, и оно сыграло известную роль во всем случившемся. Они оба, потерпевшие уже один раз неудачу, вновь собирались пуститься в плавание, не задумываясь, куда приплывут.

Она оделась и вернулась в гостиную. Майкл стоял в самом дальнем углу перед стеклянной дверью, босиком, без рубашки, в одних белых джинсах.

– Можно я причешусь твоей щеткой? – спросила она.

Он показал жестом:

– В моей ванной.

Бесс опять оказалась в окружении его личных вещей. Но на этот раз все было хуже. Открыв туалетный ящик, она обнаружила лейкопластырь, зубной эликсир, несколько пакетиков алка-зельцер и целую коробку презервативов.

Целую коробку!

Ее охватила злость. Конечно, он холостой мужчина, а холостяки, наверное, покупают презервативы дюжинами. Но ей так не хотелось думать, что происшедшее с ними всего лишь эпизод вот этой самой холостяцкой жизни!

Она захлопнула ящик, открыла другой и наконец нашла его щетку. В щетине застряло несколько темных волосков. Причесываясь его щеткой, она почему-то почувствовала себя еще более опустошенной. Ей так не хотелось возвращаться к своему одиночеству, к той жизни, в которой не с кем делить щетку, ванную, обеденный стол или постель.

Бесс, как могла, поправила волосы, нашла полоскание для рта, воспользовалась им, накрасила губы и вернулась в гостиную. Он по-прежнему стоял у окна и смотрел в темноту ночи, видимо обуреваемый теми же мыслями, что и она.

– Ну ладно, Майкл, я пошла.

Он повернулся к ней:

– Хорошо.

– Спасибо за ужин. Он был великолепен.

– На здоровье.

Возникла пауза, мучительная для обоих.

– Послушай, Майкл. Я думаю вот что. Тут на стене много свободного места, которое можно чем-то заполнить. Но наверное, будет лучше, если ты сам выберешь что-то.

Он помрачнел:

– Бесс, почему ты считаешь, что я виноват? Ты тоже хотела этого. И не говори, что нет. Иначе ты бы не надела это белье. Ты думала об этом не меньше, чем я!

– Да, думала. Но я вовсе не виню тебя. Я просто думаю, что мы… что это… – Ей не хватало слов.

– Что? Ошибка?

Она вспомнила презервативы.

– Я не знаю. Может быть.

В его глазах была боль, уголки губ опустились.

– Тебе звонить?

– Я не знаю, Майкл. Может быть, не стоит.

Он опустил голову и прошептал:

– Черт.

Ее сердце бешено колотилось. Она страшилась того, что он почти ей предложил. Над этим было слишком страшно размышлять, почти невозможно задуматься, чересчур рискованно облечь в слова. Они очень изменились оба, но разве это гарантия? Какой дурак снова сунет руку в жернов, после того как ему уже оторвало два пальца? Она сказала:

– Еще раз спасибо, Майкл.

Он не ответил, и она опомнилась уже на улице, убежав от соблазна начать все по новой.