Глава 4

В субботу вечером Бесс занялась наконец своими волосами. Мало того что они отросли почти до плеч, голова у нее была цвета осеннего леса, окрашенные и светлые волосы переплетались – настоящая октябрьская палитра. Но она привела прическу в порядок.

Макияжем занялась особенно тщательно – и в результате добилась того, что ее глаза стали больше, а губы полнее. Она посмотрела на себя в зеркало вначале критически, потом с улыбкой, потом снова критически.

Что скрывать, она хотела произвести впечатление на Майкла: это было делом чести. Уже в самом конце их совместной жизни, когда она разрывалась между колледжем и семьей, во время одной из ссор он сказал:

– Посмотри на себя. Ты и за собой-то следить перестала. Не вылезаешь из джинсов и свитера, волосы лохматые. Когда я на тебе женился, ты выглядела иначе.

Как это ее уязвило! Она из кожи вон лезла, а он отказывался понять, что из-за недостатка времени ей приходилось чем-то жертвовать. Поэтому волосы ее оставались неуложенными, руки без маникюра, а от макияжа вообще пришлось отказаться. Джинсы и свитер стирать было легче всего, их можно было мигом натянуть, поэтому они и стали для нее практически формой. После шести часов занятий в колледже нужно было еще делать домашние задания. Работа по дому тоже была на ней одной – он и не думал ей помогать. Майкл воспитывался в семье, где мужчины никогда не чистили картошку, не стирали, не пылесосили. Для этого были женщины. Когда она просила его помочь, он отвечал, что нужно меньше времени тратить на учебу, а заниматься тем, что она обязалась делать, выходя за него замуж.

Это приводило ее в ярость, и она перестала заниматься собой и домом. В результате он покинул дом, нашел себе женщину, которая всегда была прекрасно причесана, ходила в туфлях на высоких каблуках и в костюмах от Кардена, держала ногти в полном порядке, готовила ему кофе и звонила его клиентам.

Бесс время от времени видела Дарлу, чаще всего у общих знакомых на рождественских вечеринках: на ней всегда были блестящие платья, в цвет им атласные туфли, а накрашенные губы сверкали столь же ярко, как ее висячие серьги. Если бы Майкл просто оставил ее, Бесс, может быть, со временем наладила бы с ним какие-то приличные отношения, но он оставил ее ради другой женщины, да к тому же еще красавицы. Это было непереносимо.

Первое, что сделала Бесс по окончании колледжа, – оставила три сотни долларов в салоне красоты. Профессионалы объяснили, какие цвета больше всего идут ей, какой силуэт самый выигрышный для ее фигуры, как выбирать грим и как наносить его на лицо. Оказалось, что даже ее сумочки и обувь должны быть определенной формы, и серьги надо тщательно подбирать к чертам лица. Она изменила цвет волос, стала рыжевато-золотистой, сделала легкий перманент, который придавал волосам пышность. Ногти ее всегда были безупречно отполированы и покрыты лаком того же цвета, что и ее губная помада. За несколько лет она полностью поменяла гардероб, в котором теперь были только вещи ее собственного стиля.

Для сегодняшнего вечера она выбрала красный костюм с прямой юбкой и жакетом с большим – до талии – асимметричным отворотом, с единственной черной пуговицей. Дополнили туалет огромные золотые серьги – они подчеркивали пышность ее прически и привлекали внимание к овалу лица. Прижав руки к животу, Бесс посмотрела на себя в профиль в зеркало. Хорошо бы похудеть килограмма на четыре, но после тридцати они набирались куда легче, чем сбрасывались. Казалось, ей достаточно лишь посмотреть на десерт, как все сброшенные килограммы возвращаются.

Тем не менее она осталась довольна результатами своих часовых усилий.

Бесс выключила свет в ванной и прошла вниз, в комнату Рэнди. Он перебрался в эту комнату без мебели на первом этаже, когда ему исполнилось шестнадцать. Она была в два раза больше его спальни наверху. Две стены выходили во двор, поэтому соседи не жаловались, когда Рэнди упражнялся на своих барабанах.

Барабаны заполняли целый угол, его бесценный комплект «Перл», двенадцать предметов, сверкающих нержавеющей сталью, в их числе – его гордость и радость – три рототорма, чей уровень звука и тон могли быть изменены буквально поворотом руки.

Две стены были выкрашены в черный цвет. На них висели плакаты его идолов – «Бон Джови», «Мотлей Крю» и Синдереллы. С потолка свисали полдюжины ламп в форме банок, которые освещали барабаны.

Одна из двух других стен была белой, вторая обита пробкой, из-за этого в комнате всегда пахло древесным углем. На этой стене висели фотографии его прошлых подружек, реклама пива, расписание репетиций оркестра и подвязки. В комнате не было шкафа, потому вся одежда Рэнди была развешана на обрезке стальной трубы, спускающейся с потолка на цепях. Пол был завален старыми номерами журнала «Машина и водитель», компакт-дисками, пустыми пакетами из-под еды, ботинками, кассетами, взятыми напрокат и не возвращенными вовремя.

Тут были плейер для компакт-дисков, телевизор, микрофон и весьма сложный музыкальный комбайн. Среди этого кровать, с ее растерзанными простынями леопардовой расцветки, выглядела просто лишней.

Подойдя к дверям, Бесс услышала звуки песенки Полы Абдул. «Противоположности притягиваются». Рэнди стоял перед зеркалом, пытаясь завязать тощий серый кожаный галстук. На нем были мешковатые брюки, серебристо-серый блейзер и рубашка в пурпурную, серую и белую клетку. Волосы он чем-то намазал, чтобы они блестели, и, хотя он подстригся, как и обещал, они по-прежнему спускались кольцами на ворот. Сердце у Бесс просто остановилось. Он был так хорош, когда хотел, просто очарователен, хотя его упрямство зачастую воздвигало между ними стену. Но сегодня, войдя в его комнату, Бесс почувствовала полный восторг. Ее сын. С каждым годом он все больше походил на отца, а Майкл – она не могла этого не признать – интересный мужчина. Аромат мужской парфюмерии ударил ей в ноздри.

Ей недоставало этих запахов с тех пор, как Майкл ушел из дома. На какой-то короткий момент ей показалось, что у нее есть муж и они счастливы в браке.

Не оборачиваясь к матери, Рэнди сказал зеркалу:

– Я обещал Лизе подстричься и сделал это, но короче уже не могу.

Бесс подошла к плейеру, взглянула на сверкающую панель и прокричала:

– Как ее выключить?

Он подошел и выключил, выдвигая вперед плечо с неосознанной мужской грацией. Музыка прекратилась. Рэнди выпрямился и, рассматривая мать, одобрительно хмыкнул:

– Потрясно выглядишь, мам.

– Спасибо, ты тоже. Новый! – дотронулась она до галстука.

– Идем ведь на дело!

– Где ты взял деньги?

– У меня есть работа, мама.

– Да, конечно. Послушай, поедем вместе.

– Как хочешь.

Она позволила ему вести машину, испытывая тайное материнское удовольствие от того, что ее сопровождает взрослый сын. Бесс это не раз себе представляла, когда он был маленьким. Но вот Рэнди вырос, а такое случалось слишком редко. Они поехали по 96-му шоссе к Уайт-Бер-Лэйку, который находился милях в десяти на запад. На больших отрезках пути нигде не было видно электрического света. Появилось озеро, как сине-голубое одеяло в лунном свете, обрамленное янтарным ожерельем расположенных на его берегах огней. Озеро Белого Медведя, бросающее бледный ореол на темное небо, дало имя городку, расположенному на его северо-западном изгибе.

Когда огни города стали приближаться, Рэнди сказал:

– Вот тут живет старик.

– Где?

– Вон там.

Бесс оглянулась через плечо: в свете огней мелькнули голые деревья и внушительное здание, которым она часто восхищалась, проезжая мимо.

– Откуда ты знаешь?

– Лиза сказала.

– Ты знаешь, что он сегодня тоже будет?

Рэнди посмотрел в ее сторону, но ничего не ответил.

– Постарайся вести себя прилично по отношению к нему. Хорошо?

– Да, мать.

– Для Лизы.

– Да, мать.

– Рэнди, если ты еще раз скажешь: «Да, мать», я тебя стукну.

– Да, мать.

– Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Я постараюсь не вышибить из него дух.

Пэдгетты жили в западной части города, плоской, как ступня слона. Здесь обитали люди среднего достатка. Рэнди сразу отыскал дом и прошел за Бесс по дороге, уставленной машинами, к боковой тропинке, ведущей между снежными сугробами к переднему входу.

Они позвонили.

Появились Марк и Лиза в сопровождении квадратной, как буфет, женщины в голубом платье с белым воротничком и юбкой в складку. Ее закрученные каштановые волосы напоминали миску на голове, от улыбки на щеках появлялись шесть ямочек, глаза же совсем исчезали.

Марк, обняв ее за плечи, просто сказал:

– Это моя мама, Хилди.

И Лиза сказала:

– А это моя мама и мой брат Рэнди.

У Хилди Пэдгетт было рукопожатие, как у портового грузчика, и звонкий голос.

– Рада познакомиться. Джейк, поди сюда! – позвала она, и отец Марка, прямой, высокий, улыбающийся, с редкими волосами и слуховым аппаратом в левом ухе, тут же предстал перед ними. Он был без пиджака, в незастегнутой клетчатой рубашке с закатанными рукавами.

«Вот так, – подумала Бесс, – никакого парада, даже по поводу свадьбы». Пэдгетты ей сразу понравились.

Гостиная выглядела по-деревенски: обои в голубую и белую клеточку, белый плинтус под потолком. Мебель прочная и удобная. В комнате было полно народу. У арки, ведущей в столовую, стоял Майкл.

Майкл сразу увидел Бесс, очень эффектную, а потом уже сопровождавшего ее Рэнди. Сын показался ему удивительно высоким в своем объемном пальто с широкими плечами и поднятым воротником. Господи, как Рэнди вырос! Последний раз Майкл видел его три года назад, на Пасху, встретив случайно в многолюдном магазине. Середина торгового зала была превращена в крошечную ферму, и дети играли там с козлятами, цыплятами и утятами. Майкл только что купил весенний пиджак и наткнулся на Рэнди, который шел со своим сверстником. Как только сын заметил его, он остановился на мгновение, но тут же схватил приятеля за рукав и, скорчив гримасу, поспешил в отдел женского платья.

И вот теперь он был здесь, тремя годами старше, выше матери, потрясающе красивый, куда красивее отца, хотя и очень похожий на Майкла лицом. Майкл почувствовал отцовскую гордость при виде этих темных волос, так напоминающих его собственные, при виде глаз, рта и щек, которые уже оформились и обещали еще долго оставаться такими же.

Он наблюдал, как Рэнди, сняв пальто, пожимал руки хозяевам. Наконец его глаза остановились на Майкле. С лица тут же сошла улыбка.

У Майкла стеснило грудь. Сердце его отчаянно колотилось. Они стояли в разных концах комнаты, вдали друг от друга, но прошлое, вырвавшись вперед, словно парализовало обоих. "Как просто, – думал Майкл, – пересечь комнату, окликнуть его по имени, обнять этого юношу, который, когда был мальчиком, боготворил отца и следовал за ним по пятам как тень, когда тот поливал лужайку, расчищал подъезд к дому, менял масло в машине. Мальчик всегда спрашивал: «Папа, помочь?»

Но Майкл не мог сдвинуться с места. Прошлое поймало его в ловушку.

Кто-то встал между ними, протягивал, здороваясь, руку, и внимание Рэнди переключилось на него.

Бесс снова попала в поле зрения Майкла. Они натянуто улыбнулись друг другу, но он остался на прежнем месте у входа в столовую. Майкл мог бы подойти к Рэнди, пока Бесс была рядом с ним и могла бы помочь им обоим, но он не сделал этого.

Слова Бесс тогда, в квартире Лизы, звучали в голове Майкла: «Рэнди нужен отец, будь им для него».

Но как?

В гостиной Пэдгетты представляли гостям своих четверых детей, бабушку и дедушку. Майкл видел их всех как в тумане. А Рэнди упорно держался в отдалении, явно не желая вступать с ним в разговор. Бесс пожимала руки одному за другим и наконец оказалась рядом со своим бывшим мужем.

– Привет, Майкл, – произнесла она так холодно, как будто и не было их маленького перемирия после обеда у Лизы.

– Привет, Бесс.

Оба старательно разглядывали все – людей, лампы, мебель, – лишь бы не смотреть в глаза друг другу. Оба хотели бы сказать что-то приличествующее случаю, но не могли найти что.

Он незаметно рассматривал ее костюм, прическу, драгоценности, маникюр. Бог мой, как она изменилась. Так же сильно, как Рэнди, а может, и больше.

Бесс сунула черную кожаную сумку под мышку, поправила огромную золотую серьгу и, глядя поверх толпы, сказала:

– Рэнди вырос. Правда?

– Еще как. Даже не верится, что это он.

– Ты собираешься с ним поговорить или так и будешь стоять в стороне как чужой?

– Ты думаешь, он будет со мной разговаривать?

– Ты можешь попытаться.

Память преподнесла картину из прошлого: Рэнди два года, он в длинной до пят пижамке забирается в субботу утром в их постель и карабкается ему на грудь: «Тики, папа», – говорит он, и Майкл открывает глаза, целует его, а затем они долго шепчутся, договариваясь смотреть мультики и дать маме поспать.

Ему хотелось поцеловать его сейчас, положить руки на плечи, по-отцовски обнять его и сказать: «Я виноват, я предал. Прости меня».

Хилди Пэдгетт вышла из кухни с подносом крошечных бутербродов. Джейк обносил гостей чашками с глинтвейном. Лиза показывала дедушке Марка свое маленькое колечко с бриллиантом. Марк был рядом с ней. Рэнди стоял в стороне от всех, засунув руки в карманы, время от времени посматривая на отца, но по-прежнему соблюдая дистанцию.

Один из них должен был сделать первый шаг.

Это потребовало героических усилий от Майкла, но он решился.

Он пересек комнату и сказал:

– Привет, Рэнди.

Рэнди ответил:

– А-а.

Глаза его смотрели через плечо Майкла.

– Я не поверил, что это ты. Ты вырос.

– Да-а, бывает.

– Как ты поживаешь?

Рэнди передернул плечами, по-прежнему избегая отцовского взгляда.

– Мама сказала мне, что ты по-прежнему работаешь на этом складе.

– Ну и что?

– Тебе это нравится?

– Что там может нравиться? Встаешь рано, тащишься туда. Это пока, до оркестра.

– До оркестра?

– Да. Барабаны – с оркестром. Знаешь, тар-тарарарам.

– У тебя получается?

Первый раз Рэнди взглянул отцу в глаза, и его лицо перекосила гримаса.

– Отстань от меня, – фыркнул он и отошел.

Желудок Майкла перевернулся так, как будто он упал со второго этажа. Он смотрел на блестящие черные кудри Рэнди, когда сын отходил от него, и чувствовал свое поражение. Лицо покраснело, и казалось, что горло сжал чей-то кулак.

«Она права. Как отец я никуда не гожусь».

Лиза поспешила к Майклу, схватила его за локоть и увела в другой конец комнаты.

– Папа, дедушка Эрл интересуется твоим охотничьим домиком. Он в свое время увлекался охотой, и я рассказала ему о твоих осенних успехах. Он хочет больше узнать про это.

Эрл Пэдгетт, крупный мужчина с тремя подбородками и ярким цветом лица, говорил громовым голосом. У него в запасе имелось бесконечное количество историй, которые он этим голосом спешил рассказать. Движения его были широки и размашисты, и, когда он делал вид, что прицеливается, его легко было представить в охотничьей робе, с патронташем. В этих охотничьих рассказах героями были и Джейк, и мальчики, которые охотились с тех пор, как достигли возраста, когда могли пройти курсы, где учили обращаться с огнестрельным оружием.

Майкл слушал и рассказывал, в свою очередь, охотничьи анекдоты, все время ощущая, что Рэнди стоит к нему спиной и разговаривает с Бесс.

Он купил Рэнди ружье 22-го калибра, когда тому было двенадцать, и мечтал, как он будет рассказывать мальчику о лесах и дикой природе, как будет ездить с ним на охоту. Но развод не дал этим мечтам осуществиться. И вот он стоял в толпе отцов и сыновей, чей охотничий энтузиазм передавался из поколения в поколение, и сердце его разрывалось от того, что такое прошло мимо него и Рэнди.

Вошла Хилди Пэдгетт и пригласила всех к столу.

В столовой Майкла и Бесс посадили рядом на одном конце стола, Хилди и Джейк сидели на противоположном, Марк и Лиза посредине, остальных рассадили вокруг. Майкл автоматически пододвинул Бесс стул. Она зло посмотрела на него, но тут же овладела собой.

Когда Майкл усаживался сам, он поймал недобрый взгляд, брошенный в их сторону Рэнди через стол по диагонали.

Приглушенным голосом он сказал Бесс:

– Наверное, Рэнди недоволен, что я с тобой рядом.

– Возможно, – ответила она, расстилая салфетку на коленях. – Он сказал что-нибудь по этому поводу?

– Нет, но так посмотрел на меня, когда я пододвинул тебе стул…

– Зато Лиза в восторге. Я объяснила им обоим, что это просто видимость. Итак…

Она повернулась к нему и подняла стакан с водой в знак приветствия.

– Посмотрим, сумеем ли мы разыграть этот спектакль для наших детей.

Майкл ответил тем же жестом, и они молча потягивали водичку. Было подано блюдо ветчины, за ним последовали овощи, горячие булочки, салат с беконом, рис под соусом. Все передавали блюда друг другу. Протягивая одно из них Бесс, Майкл заметил:

– Если бы кто-то сказал мне несколько дней назад, что я два раза за эту неделю буду сидеть с тобой за столом, я бы ответил, что это фантазия.

– Но мы уже проделывали такое пару раз для наших родителей, не помнишь?

Она наблюдала, как он положил себе полную тарелку картофеля в соусе, и улыбнулась:

– Похоже, Хилди угадала твои вкусы.

Он добавил огромную порцию салата и ответил:

– Ммм. Восхитительно!

Наблюдая, как Майкл поглощает свои любимые кушанья, она вновь почувствовала приступ ностальгии. Ее мать говорила: «Для Майкла приятно готовить. Он всегда ест с таким удовольствием».

Бесс отвернулась от его тарелки. Проклятие, она опять тянется к прошлому. Но не так-то просто сидеть рядом с человеком, с которым ты тысячу раз делил трапезу, чьи привычки за столом тебе известны лучше твоих собственных, и ничего не вспоминать. Она знала, как он держал вилку, клал нож, что брал с тарелки в первую очередь, как трогал уголок рта большим пальцем после глотка вина, как держал руки на столе. Вспомнились все звуки во время еды, когда за столом сидел он.

– Ты поговорила с Лизой?

Она повернулась к нему и увидела, что он за ней наблюдает. Он жевал с закрытым ртом. У него по-прежнему были красивые губы. Она отвернулась, чтобы не выдать свое состояние.

– Да, я вчера у нее была.

– Теперь ты чувствуешь себя лучше?

– Да, намного.

– Посмотри на нее. – Майкл кивнул в сторону, где сидели Лиза и Марк.

Бесс внимательно оглядела свою дочь. Та просто сияла, и оба они выглядели абсолютно счастливыми.

– Посмотри на них, – попросила Бесс. – Она меня убедила, что он и есть тот, кто ей нужен. Прямо до слез растрогала.

– Ну а насчет твоего свадебного платья?

– Она его наденет.

Бесс почувствовала взгляд Майкла и, не выдержав, посмотрела ему в глаза. Они были задумчивы.

– Трудно поверить, что она уже такая взрослая. Правда? – заметил он спокойно.

– Да. А мне кажется, что еще только вчера она была совсем крошечной.

– Рэнди тоже быстро стал взрослым.

– Понимаю.

– Думаю, что он наблюдает за нами сейчас и никак не поймет, что же происходит.

– А что-то происходит?

Его ответ удивил ее.

– Ты фантастически выглядишь сегодня, Бесс.

Она вспыхнула и занялась ветчиной.

– О ради Бога, Майкл. Что за чепуха.

– Да, фантастически. И нет ничего плохого в том, что я это тебе сказал. Ты очень изменилась за шесть лет после развода.

– О, ты умеешь льстить. Ты ведь сейчас один. И давно? Месяц? Два? При этом ты говоришь мне, что я здорово выгляжу. Не оскорбляй меня, Майкл.

– И не думал.

В этот момент Джейк Пэдгетт встал со стаканом охлажденного чая в руке:

– Я думаю, что нужно сказать тост. Я не очень-то умею это делать, поэтому потерпите.

Он потер свой левый локоть.

– Марк женится первым из наших детей, и мы, конечно, надеялись, что он выберет девушку, которая нам понравится. Наше желание исполнилось, когда он познакомил нас с Лизой. Мы очень счастливы. Лиза, дорогая, я уверен, что ты сделаешь Марка счастливейшим человеком в Миннесоте, когда выйдешь за него замуж. Мы приветствуем вас и хотим сказать, как здорово, что ты и твоя семья сегодня в нашем доме. – Он отсалютовал Майклу и Бесс и кивнул Рэнди:

– Итак…

Джейк поднял свой стакан и посмотрел на молодую пару.

– За то, чтобы дорога была гладкой для Лизы и Марка. А мы вас всегда поддержим.

Все стали чокаться. Джейк сел на место, и Бесс и Майкл подумали об одном и том же: муж и жена, долго прожившие в браке, могут объясняться без слов.

«С нашей стороны должен быть ответный тост».

«Ты скажешь?»

«Нет, ты».

Майкл поднялся, одной рукой поглаживая галстук, другой держа бокал.

– Джейк, Хилди, все присутствующие. Благодарю вас за то, что пригласили нас. Так и нужно собирать молодую пару в дорогу – объединившись семьями и обещая им поддержку. Мать Лизы и я гордимся ею и счастливы за нее. Мы приветствуем Марка как ее будущего мужа. Лиза… Марк… Наша любовь с вами. Удачи вам.

Майкл сел. Мысли Бесс заметались. В его тосте не было ни одного фальшивого слова. Именно так нужно провожать молодую пару, но как горько, что их собственная семья впервые собралась вместе за столь долгое время. Чуть раньше, когда Майкл подошел к Рэнди, ее сердце дрогнуло в надежде. Но, когда Рэнди отвернулся от отца, она поняла, что надежда напрасна. Сидя рядом с Майклом, она вначале почувствовала тоску по прошлому, затем горечь, а сейчас у нее в голове все перепуталось.

Она разведена, она независима. Доказала, что может быть самостоятельной, вести дом, иметь машину и лужайку в собственном дворе… Но истина была совсем не в этом. А в том, что ее место рядом с Майклом. Когда он встал и произнес тост от их имени, она почувствовала защищенность – пусть они разыгрывали спектакль – и сильную тоску по тому, что ушло: мать, отец, их дети – все вместе. Как это было вначале. Зачиная этих детей, которые сейчас сидели через стол от них, они думали, что всегда будут вместе.

Майкл почувствовал, что за ним наблюдают, и повернулся к Бесс.

Она отвела глаза.

Подали кофе и десерт – смесь прослоенных сладостей, клубники, бананов и чего-то белого и пышного. Она наблюдала, как Майкл следит глазами за Рэнди. Но сын игнорировал отца и разговаривал с семнадцатилетней дочерью Пэдгеттов, сидящей слева от него.

– Прекрасный тост, – шепнула Бесс.

Майкл взял ложку десерта.

– Все это оказалось труднее, чем я думал.

Она удержала себя от того, чтобы тронуть его за рукав.

– Не оставляй своих попыток сблизиться с ним, Майкл, пожалуйста.

Играя свою роль перед людьми, с которыми только что познакомились, они изображали на лицах безмятежность и притворялись, что мило беседуют.

– Это причиняет боль, – вздохнул он.

– Я понимаю. Ему тоже. Поэтому ты не должен отступать.

Майкл положил вилку, взял обеими руками чашку кофе и смотрел поверх нее на сына.

– Он меня ненавидит.

– Я думаю, что он пытается ненавидеть, но это ему дорого обходится.

Он потягивал кофе. Затем повернулся к Бесс:

– Я не совсем тебя понимаю. Чего вдруг ты захотела, чтобы мы с Рэнди помирились?

– Ты его отец, все очень просто. Я начинаю понимать, сколько мы наделали вреда, втянув детей в нашу холодную войну.

Он поставил чашку на стол, вздохнул, откинулся на спинку стула.

– Хорошо, Бесс. Я попробую.


По дороге домой Рэнди дулся.

Бесс поинтересовалась:

– Тебя что-то беспокоит?

Он взглянул на нее, отвел глаза и сосредоточился на дороге.

– Рэнди? – повторила она.

– Что это происходит между тобой и стариком?

– Ничего. И не называй его стариком. Он твой отец.

Рэнди выглянул из бокового окна и пробормотал, словно про себя:

– Дерьмо.

– Разве ты не видишь, что он хочет наладить отношения?

– Потрясно! – взорвался Рэнди. – Он вдруг вспомнил, что он мне отец, и я должен за это целовать его задницу, хотя шесть лет ты не делала секрета из того, что его ненавидишь.

– Возможно, я была не права. Не важно, что чувствовала я, нельзя было навязывать эти чувства тебе.

– У меня своя голова на плечах, мама. Я и сам понимаю, какого дерьма он наложил. Эта баба… Он разрушил наш дом!

– Ну да! – закричала Бесс и продолжала более спокойно:

– Он виноват, но на свете существует прощение.

– Не верю своим ушам. Он опять к тебе подбирается. Стул тебе подает, тосты произносит и вообще начал обхаживать тебя после того, как жена его вышвырнула. Меня от него тошнит.

Бесс овладело чувство вины: какую ненависть она посеяла в душе сына, не подумав о том, как это на нем скажется. Горечь, которую он испытывал, может перерасти в какую угодно эмоцию.

– Рэнди. Мне очень жаль.

– Быстро ты перестроилась, мама. Меньше недели назад ты чувствовала то же, что и я теперь. Противно смотреть, как он второй раз из тебя дуру делает.

В душе у Бесс поднималось раздражение: он вслух высказал ее собственные мысли. Она почувствовала себя виноватой. Ведь она и вправду сегодня ощутила что-то похожее на влюбленность.

«Пусть это будет уроком, – подумала она. – Соблюдай дистанцию».


На следующий день было воскресенье. Утром они с Рэнди отправились в церковь на мессу. Этому предшествовала борьба за то, чтобы Рэнди поднялся, оделся и вышел из дома. После мессы – невеселый завтрак на двоих: пара тощих диетических цыплячьих грудок без сметаны при почти полном молчании Рэнди. Проглотив еду, он тут же встал и объявил, что идет к своему другу Берни смотреть по телевизору матч.

Дом погрузился в тишину. Бесс убрала на кухне, переоделась в пластиковый костюм для похудания и вернулась вниз. Тихая комната выглядела как-то особенно грустно на фоне яркого, льющегося в окна дня. Она немного поработала над дизайном, но было трудно сосредоточиться. В конце концов она поднялась и стала бродить от окна к окну, разглядывая зимний двор, замерзшую реку, беличье гнездо на дубе у соседей, голубые тени от клена на нетронутом чистом снегу.

Потом она снова уселась за работу и снова бросила ее: отвлекали мысли о Майкле, об их разобщенной семье. Она перешла в гостиную, нажала ноту «си» на клавиатуре и держала ее, пока звук не растворился в воздухе.

Она вернулась к окну и снова уставилась в него, сложив руки на груди.

Во дворе, чуть подальше, дети катались на санках.

Когда Рэнди и Лиза были маленькими, они всей семьей поехали в одно из воскресений в Теодор-Вирс-парк в Миннеаполисе. День был вроде сегодняшнего – чистый, яркий, слепящий. Они взяли красные пластиковые санки в форме лодки – быстрые и скользкие – и выбрали горку с чистым нетронутым снегом. Во время первого спуска санки Майкла повернулись на сто восемьдесят градусов, и остаток пути он ехал задом наперед. В конце он врезался в снежный холм, санки опрокинулись, и он попал в сугроб, а когда из него вылез, был как снежная баба: волосы, борода и усы, которые он отрастил в том году, в снегу, шапка потерялась, очки чудом держались на носу, но глаза за ними были полностью залеплены снегом.

Когда он наконец сел, они свалились на спину, задыхаясь от смеха.

Годы спустя, когда их брак уже трещал по всем швам, Майкл однажды грустно заметил:

– Мы больше не веселимся, Бесс. Мы больше не смеемся.

Дети в соседнем дворе убежали, оставив плакать одного закутанного малыша.

«Ты и я, – думала Бесс, – нас оставили плакать».

Она отвернулась от окна и прошла в гостиную. Камин был холодным, на диване валялось воскресное приложение к «Понни пресс диспетч». Вздохнув, она стала разбирать страницы, а потом просто сидела с забытой газетой в руках.

Думала.

Грустила.

Теряла время.

Она не была слезливой, но сейчас было так тяжело и одиноко, что у нее защипало глаза. Бесс сняла телефонную трубку и позвонила матери.

Стелла Дорнер ответила, как всегда, весело, но слогам:

– Ал-ло.

– Привет, мама. Это Бесс.

– Ну как это мило. Я как раз о тебе думала.

– Что же ты думала?

– Что не разговаривала с тобой с прошлого воскресенья и что пора позвонить тебе.

– Ты занята?

– Да нет, смотрю телик.

– Можно приехать? Я хотела бы с тобой поговорить.

– Конечно. Я буду рада. Останешься ужинать? Я сделаю свиные отбивные на решетке, с луком и лимоном сверху, как ты любишь.

– Звучит заманчиво.

– Ты приедешь прямо сейчас?

– Как только попаду в туфли.

– Отлично. До встречи, дорогая.

Стелла Дорнер жила в доме на западной окраине Стилуотера. Она купила его через год после смерти мужа, обставила новой мебелью и объявила, что, коль скоро ее не похоронили вместе с мужем, она не собирается вести себя так, как будто это случилось. Стелла продолжала работать операционной сестрой по вызову в госпитале Лэйквью, хотя в то время ей было уже под шестьдесят. Она брала уроки гольфа, стала членом Женской лиги в Оук-Глен, пела в церковном хоре в Сент-Мэри, состояла в «Африкан вайолет сосайети оф Америка», члены которого встречались в породненных городах.

Порой она навещала свою дочь Джоан в Денвере. Она побывала в Европе со своими сестрами из Феникса и Корал-Кейблс; часто ездила на автобусные экскурсии; по крайней мере раз в неделю навещала стариков в доме престарелых в Марпл-Мэнор и пекла им печенье. По понедельникам играла в бридж, смотрела «Тридцать нечто» – сериал по вторникам, почти каждую среду ходила в кино и каждую пятницу посещала салон красоты. Стелла записалась в клуб знакомств, но уверяла, что из всех, с кем ее знакомили, никто ей не пара и что она не хочет вешать себе на ногу ядро и цепь.

Дом Стеллы отражал характер хозяйки. В нем было три уровня, длинные застекленные пролеты. Окрашен он был в персиковый, кремовый и блестящий черный цвета. Входя в этот дом, Бесс всегда ощущала прилив бодрости. Сегодня было то же самое. За десять минут после звонка Бесс Стелла успела наполнить дом ароматом обещанных отбивных.

Она встретила дочь в робе цвета мешковины, с розовыми, желтыми и зелеными пятнами на спине. Жесткие волосы цвета соли с перцем, разделенные пробором, асимметричными волнами доходили до подбородка. У нее была привычка отбрасывать их назад к вискам, как она сделала это и сейчас. Она была ниже Бесс и поднялась на цыпочки, чтобы обнять дочь.

– Я могу испачкать тебя краской.

– Краской?

– Я беру уроки рисунка маслом и сейчас работала над своей первой картиной.

– Господи, как ты на все находишь время?

– Всегда надо находить время на то, что нравится.

Стелла направилась внутрь дома, к большому выходящему на запад окну, в которое пока еще не светило вечернее солнце. Напротив окна стояла длинная софа, обитая тканью кремового цвета с коралловыми лилиями. На одной из стен висел телевизор, по которому в этот момент показывали футбольный матч. На столах были стеклянные крышки в рамах из черного дерева. Рядом стоял мольберт с незаконченным изображением африканской фиалки.

– Что ты думаешь? – спросила Стелла.

– Мм…

Снимая жакет, Бесс рассматривала картину.

– По-моему, хорошо.

– Может, и не очень, но в общем-то наплевать. Главное – в классе интересно.

Стелла подошла к телевизору и убавила звук.

– Хочешь кока-колы?

– Я сама возьму. Ты продолжай.

– Хорошо.

Она откинула назад волосы и взяла кисть, а Бесс пошла на кухню и открыла холодильник.

– Тебе принести?

– Нет, спасибо. У меня чай.

Позади Стеллы на низком столике стояла кружка и лежали тюбики краски. Она отпила из кружки, рассматривая свою работу, и крикнула:

– Как дети?

– Вот об этом я пришла с тобой поговорить.

Бесс пошла в комнату, потягивая свою коку, сбросила туфли, забралась на софу, положила ноги на валик и поставила стакан на колени.

– Точнее, в том числе и об этом.

– О! Звучит серьезно.

– Лиза выходит замуж… она ждет ребенка.

Стелла несколько секунд молча смотрела на дочь.

– Пожалуй, я все-таки прервусь.

Она взяла тряпку и стала вытирать кисть.

– Нет, пожалуйста, продолжай.

– Не говори глупостей. Я могу это делать в любое время.

Она сунула кисть в жестянку со скипидаром, сбросила свой халатик и уселась рядом с Бесс, захватив с собой свой чай.

– Ну что ж… Лиза беременна. Трудно себе представить. Это делает меня прабабушкой, не так ли?

– А меня бабушкой.

– Впрочем, это как раз не столь важно. Могу себе представить – ты в шоке?

– Была. Но прихожу в себя.

– Она хочет этого ребенка?

– Да, очень.

– Уже легче.

– Угадай, что еще.

– Еще что-то?

– Я видела Майкла.

– Бог мой, ничего себе выдалась неделька.

– Лиза все это устроила. Она пригласила нас обоих, чтобы сообщить новость.

Стелла засмеялась, подняв кверху подбородок:

– Молодец Лиза.

– Мне хотелось ее прибить.

– Как она?

– Счастлива, возбуждена и уверяет, что очень влюблена.

– А Майкл?

– Опять один. Разводится.

– Господи.

– Он просил передать тебе привет. Буквально он сказал: «Передай привет старой кукле. Я скучал о ней».

Стелла отсалютовала своей кружкой.

– Привет, Майкл! – И отпила из нее, наблюдая за Бесс. – Понятно, почему тебе захотелось со мной пообщаться. А что Рэнди? Как он все это принимает?

– Так, как всегда. Очень обижен, отца избегает.

– А ты?

Бесс вздохнула:

– Не знаю, мама.

Она опустила глаза, задумалась, вздохнула, подняла голову и сказала в потолок:

– Я носилась с обидой шесть лет. Трудно от этого избавиться.

Стелла потягивала чай и ждала. Прошла почти минута, прежде чем Бесс взглянула на Стеллу.

– Мама, я… – Она остановилась.

– Ты… Что?

– Когда мы разводились, ты мне почти ничего не сказала.

– Не хотела вмешиваться.

– Когда я узнала, что у Майкла есть женщина, я очень хотела, чтобы ты возмущалась вместе со мной. Я хотела, чтобы ты подняла кулак, назвала его негодяем, сочувствовала мне, но ты этого не сделала.

– Мне нравился Майкл.

– Да, но ты могла взять мою сторону, а ты не сделала этого. Видимо, на то были причины.

– А ты уверена, что готова выслушать их сейчас? В каждом разрыве всегда замешаны двое, дорогая. Но, если у мужчины есть кто-то на стороне, обычно во всем винят его.

– Да, но что я-то сделала? – стала защищаться Бесс. – Я вернулась в колледж получить диплом! Что в этом было плохого?

– Ничего. Но, когда ты сделала это, ты вообще забыла о своем муже.

– Нет, не забыла. Он не дал забыть. Мне все равно приходилось готовить, стирать, убирать.

– Я не о том. Я говорю о ваших личных взаимоотношениях.

– Мама, мне не хватало времени.

– Ну вот видишь. Это уже по существу, – довольно улыбнулась Стелла и, оставив Бесс переваривать сказанное, пошла на кухню налить еще чаю.

Когда она вернулась в комнату, Бесс сидела, закусив большой палец и уставившись в окно.

– Помнишь – это было давно, – ты попросила нас с отцом взять детей к себе, чтобы вы с Майклом могли поехать за город одни? А на Рождество ты подарила ему пистолет, который ему так хотелось иметь, и спрятала его у нас, чтобы он не нашел его раньше времени? Помнишь всю эту возню, когда накануне Рождества мы принесли его тебе и ты прятала его уже у себя? А первого апреля, в День дураков, что ты придумала?

Бесс уставилась на заснеженное поле для гольфа за окном, забыв о своей коке.

– Вот все такое нельзя было прекращать, – сказала ее мать.

– А я что, сама все это прекратила?

– Не знаю. Сама?

– Я тогда об этом не думала.

– Ты была поглощена учебой, а по окончании колледжа – открытием магазина. Ты к нам заглядывала всегда одна, без Майкла, постоянно на бегу. А потом ты вообще перестала навещать нас, и дети иногда приходили сами, такие неухоженные и заброшенные.

Бесс посмотрела на мать:

– Это когда Майкл обвинил меня в том, что я стала чересчур свободной.

– Так и было.

– Но ведь я просила его помочь по дому, а он наотрез отказывался. Разве нет его вины?

– Может быть. Но эти вопросы как-то решаются. Может, он и стал бы тебе помогать, если бы не оказался последним в списке твоих приоритетов. А ваша интимная жизнь? Как это было?

Бесс посмотрела в окно.

– Паршиво.

– У тебя на нее тоже не было сил и времени?

– Я думала, что, когда закончу учебу и открою свое дело, все станет на свои места. Что возьму домработницу и буду больше времени уделять ему.

– А он не стал ждать.

Бесс поднялась, обошла мольберт и остановилась у окна, положив руку на бедро. Она выпила свою кока-колу и повернулась к Стелле:

– Во время нашей последней встречи он сказал, что я здорово выгляжу, и это меня взбесило.

– Почему?

– Потому! Потому… я не знаю. Потому что он бросил ту женщину и, наверное, одинок. А я не хочу, чтобы он приполз ко мне при таких обстоятельствах. Я вообще не хочу, чтобы он ко мне приполз… И Рэнди следил за нами, когда мы сидели рядом за столом! Я злилась на себя, потому что больше часа готовилась к этому проклятому ужину. Я хотела его потрясти… и, когда я действительно произвела на него впечатление… – Бесс закрыла глаза рукой. – Черт возьми, мама. Я не знаю. Мне вдруг стало так зверски одиноко, и эта свадьба… и я… спрашиваю сама себя… – Она уставилась невидящими глазами в окно и закончила уже спокойнее:

– В общем – не знаю.

Стелла поставила кружку на стол и подошла к дочери. Она провела рукой по ее волосам и слегка помассировала плечи.

– Ты проходишь через катарсис, который зрел шесть лет. Вот что это такое. Все это время ты ненавидела его, винила, а тут внезапно начала искать свою собственную вину. Это нелегко.

– Я больше не люблю его, мама. Правда, не люблю.

– Хорошо, хорошо. Не любишь.

– Тогда почему мне так больно его видеть?

– Потому что это вынуждает тебя посмотреть на себя другими глазами. Вот, возьми.

Стелла достала скомканный бумажный носовой платок и протянула дочери.

Бесс высморкалась. От платка пахло скипидаром.

– Извини, мама, – сказала она, вытирая глаза.

– Не извиняйся. Я уже большая девочка. Я понимаю.

– Пришла и испортила тебе день.

– Ты не испортила мне день. Скорее, наоборот.

Полуобняв Бесс одной рукой, Стелла подвела ее к софе.

– Чувствуешь себя лучше?

– Да, пожалуй.

– Тогда послушай меня. Это нормально, что после развода ты злилась. Это помогло тебе. Ты стала энергичной, деловой, собрала все силы, чтобы доказать ему, что можешь все сама. И ты доказала. А сейчас у тебя другой период. Ты задаешь себе вопросы, сомневаешься, думаю, что так будет еще какое-то время. Приходи, выговоришься, как сегодня. А теперь сядь, расскажи о свадьбе, о Лизином молодом человеке. Что мне надеть? Как ты считаешь, я там могу встретить интересных мужчин?

Бесс засмеялась:

– Мама, ты неисправима. Тебе ведь, кажется, не нужны ядро и цепь на ноге?

– Не нужны. Но нельзя же без конца слушать только писклявые женские голоса. Хочется и мужской услышать, я так много в этом году играла в бридж.

Бесс порывисто обняла мать:

– Мама, может, я тебе раньше этого не говорила, но ты – мой идеал. Я бы хотела как можно больше походить на тебя.

– Ты и так очень на меня похожа. Я это с каждым днем все больше вижу.

– Ты молодец, не сдаешься.

– Еще как сдаюсь. Но, когда это случается, я иду развлекаться, записываюсь в новый клуб.

– Или ищешь нового мужчину.

– Ну да, а что в этом плохого? А у тебя, кстати, как с Кейтом?

Бесс скорчила гримасу и передернула плечами:

– Он расстроился, потому что я отказалась поужинать с ним, ведь мне надо было вчера идти к Пэдгеттам. Ты знаешь, какой он, когда дело касается моих детей.

– Знаешь что, – решительно произнесла Стелла, – раз мы сегодня откровенны друг с другом, скажу. Он тебе не подходит.

– Вы что, с Лизой сговорились?

– Не исключено.

Бесс засмеялась:

– Вот черти. Если вы надеетесь, что эта свадьба вернет меня к Майклу, то вы ошибаетесь.

– Я этого не говорила.

– Не говорила. Но ты так думаешь. Забудь об этом, мама.

– Как он выглядит?

– Ма-ма!

– Просто любопытно.

– Этого никогда не будет, мама. – Бесс подняла руку, словно произносила клятву.

Лицо Стеллы стало непроницаемым, и она спокойно возразила:

– Откуда ты знаешь? Случались и более странные вещи.

Загрузка...