Прошу актеров повторить убийство

Глава одиннадцатая

Хенрик Шульц выглядел не самым лучшим образом. Он был бледен, и, хотя постарался вежливо улыбнуться при виде Зентека, капитан заметил, что молодой химик чем-то взволнован.

— Чай или кофе? — спросил хозяин, когда они уселись. В эту минуту Зентек вспомнил, что с самого утра у него ничего не было во рту.

— Большое спасибо… Сейчас я буду обедать, немного поздно, конечно, но при моей профессии я не привык к регулярному приему пищи.

— А, может быть, все-таки?..

— Нет, нет. Я только на минуточку и сейчас пойду… — сказал он. — Речь идет о кое-какой дополнительной информации.

— Я к вашим услугам.

— Вы не разговаривали сегодня с пани Рудзинской, даже по телефону?

— Нет. Я сделал так, как вы этого хотели. Впрочем, не только потому, что этого хотели вы. Вы не имеете никакого права запрещать людям общаться между собой.

— Разумеется. Это было только предложение с моей стороны.

— Да. Но, мне кажется, что при этом вы проявили большую деликатность. Может быть, я не смог бы от этого удержаться, а ведь вы были правы, говоря, что Марии лучше сегодня побыть одной со своей сестрой. В такую минуту, хотя мне хотелось бы все время быть с ней; она не должна меня видеть. Боюсь только, что эта… что это несчастье повлияет на ее отношение ко мне. Вы видели ее?

— Видел. — Зентек слегка улыбнулся. — Не думаю, что она изменила свое отношение к вам. Она даже доказала это. Но не об этом я хотел с вами поговорить. Вы могли бы рассказать мне, что вы делали в течение прошедшей ночи? Я знаю только, что вы делали с шести утра. А что вы делали до этого?

— Я был на бридже.

— Вы уверены в этом? — капитан нахмурился.

— Я вас не понимаю.

— Нет, нет, ничего. Значит, вы были на бридже?

— Да. Честно говоря, я прямо с игры поехал на работу. Поэтому сейчас я такой сонный. — Он провел по лбу ладонью. — К сожалению, я не могу уснуть. Мне очень хочется спать и в то же время не хочется. Не знаю, поймете ли вы меня.

— Прекрасно понимаю, пан магистр. Я гораздо чаще испытываю такие ощущения, нежели это можно предположить. Значит, вы были на бридже. Там, разумеется, присутствовали самое малое четыре человека?

— Даже пятеро, включая меня. Нет, шесть, потому что хозяйка дома не играла. Она только подала нам ужин и в двенадцать легла спать.

— Я моту узнать где вы играли в бридж?

— Да. У моего приятеля, тоже химика. Его зовут Ян Ростовский. Вспульная, 140, квартира 204. Это новые дома. Вы найдете без труда, потому что это последний подъезд, первый этаж.

Зентек снова усмехнулся.

— Почему вы думаете, что я пойду навешать вашего приятеля?

— Для меня это совершенно ясно. Вы не уверены, что профессор Рудзинский совершил самоубийство, и даже если вы в этом уверены, то все равно вы должны обойти все места и все проверить. Вы не похожи на человека, который отступает на полпути.

— Благодарю вас. — Зентек поклонился. — Я никогда не предполагал, что я тоже могу быть объектом психологических наблюдений.

— Это неизбежно, — Шульц слабо улыбнулся. — Вы, наверное, этого не ощущаете, но, по-моему, во всем мире полиция возбуждает интерес. Не говоря уже о том, что даже самый честный человек в присутствии представителя власти держится так, как будто у него на совести преступление.

— Это результат вполне естественного желания оказаться абсолютно безупречным человеком. Стоит только подумать об этом, и человек сразу начинает неестественно себя вести.

— Речь идет не только об этом. Всегда существует возможность ошибки со стороны властей. И до тех пор, пока правда не установлена, все являются подозреваемыми, отсюда и неуверенность.

— С другой стороны, чем больше доверия представителям власти, тем меньше возможности ошибки. У вас, кажется, есть автомобиль?

— Да.

— Можно узнать, где этот автомобиль находится?

— Стоит перед домом.

Шульц подошел к окну, отдернул штору и показал черный «вартбург-де-люкс», стоящий у тротуара.

— Неплохая машина, — Зентек одобрительно кивнул головой. — К сожалению, мы, скромные служащие милиции, можем позволить себе в лучшем случае мотоцикл. — Он отошел от окна. — А признаюсь вам, я не выношу мотоциклов. Ну, я пойду. Прошу орошения, что отнял у вас столько времени.

— Это не имеет значения. — Хозяин проводил его в прихожую. — Я к вашим услугам всегда, когда в этом будет необходимость.

— До свидания, — Зентек отворил входную дверь.

— Подождите.

Он обернулся. На лице Шульца было смущенное выражение.

— Да. Слушаю.

— Вы сказали, что Мария как-то продемонстрировала в вашем присутствии свои чувства ко мне. Что это было?

— А, ерунда. Она хотела выброситься в окно.

— Как это? Не шутите так!

— Я говорю совершенно серьезно. Когда я сказал ей, что вы признались в убийстве профессора Рудзинского, я не успел даже закончить фразу, как она прыгнула к окну. Четвертый этаж, как вы знаете. Вдобавок окно было открыто настежь. Она была уже ногой на подоконнике, когда я ее схватил.

— Как вы могли это сделать? Так нельзя поступать!

— Не понял. Вы думаете, что лучше было бы дать ей выброситься?

— Как вы могли ей об этом сказать? Это нечестно!

— Насыпать человеку в чай цианистого калия тоже не слишком честно, — спокойно ответил капитан. — Кроме того, я не собирался спровоцировать такой поступок. Вы должны признать что прыжок собеседника через окно вряд ли принадлежит к вещам, которые легко предположить заранее. До свидания.

Шульц открыл рот, как будто хотел что-то сказать, но тут же закрыл его и даже не ответил на прощание капитана. Зентек приостановился.

— Я хотел бы, чтобы вы меня правильно поняли. Мне кажется, что я честный человек и никогда ни к кому не применял недозволенных или обманных приемов. Вы верите мне?

Шульц посмотрел на него. В полумраке его смуглое лицо неожиданно показалось Зентеку серым. Он тяжело дышал.

— Разумеется, пан капитан. Я верю вам. Но вы также должны меня понять.

— Думаю, что я понимаю вас. Но, по-моему, вам следует поехать к пани Рудзинской. Иначе вы так и не восстановите душевное равновесие.

— А вы?

— Что я?

— Вы не едете к ней снова?

— По-моему, влюбленные всегда одни на свете, пан магистр. Сомневаюсь, чтобы присутствие офицера милиции могло что-то прибавить к этому. Нет. Я не поеду. У меня масса других дел. До свидания.

На этот раз Шульц ответил ему. Зентек закрыл за собой дверь, усмехнулся и спустился вниз.

На улице он остановился. Черный «вартбург» стоял напротив подъезда. Капитан подошел к нему и внимательно осмотрел машину. Потом быстро взглянул на окна здания. Но ни одна занавеска там не шевельнулась.

— Наверное, звонит ей, — сказал Зентек тихо, потом наклонился.

На грязном кузове сзади какая-то детская рука небрежно написала непонятные слова, едва заметные под слоем пыли. Первое из них было частично стерто спереди, второе сзади, и вначале они показались ему совершенно непонятными. Надпись гласила: «…СЛА ПОБЕД…»

Капитан выпрямился, обошел машину еще раз и медленно отошел от нее. На углу улицы он оглянулся. Черный «вартбург» обогнал его и резко повернул, исчезнув на перекрестке.

Зентек задержал проезжающую мимо машину такси. Отворил дверку и со вздохом упал на сиденье.

— Куда? — спросил водитель.

Капитан взглянул в блокнот.

— Вспульная. 140. Или нет, к молочному бару на Вспульной. Знаете, на углу?

— Знаю.

Машина тронулась. Зентек сидел с закрытыми глазами, мерно колыхаясь в такт движению автомобиля. Он пытался размышлять о деле Рудзинского, но не мог. Он отдавал себе отчет в том, что если не выпьет хотя бы чашки горячего какао и не съест двух рогаликов с маслом, он не сможет думать ни о чем.

Машина остановилась. Он расплатился, вошел в бар и, обжигая губы, выпил чашку какао, заедая его булкой с маслом. Потом направился на Вспульную.

Ян Ростовский подтвердил все сказанное Хенриком Шульцем.

— Я так и думал, — сказал Зентек в телефонную трубку вечером, глядя на ужин, который его жена Малгожата как раз поставила на стол. — Знаете, шеф, все это немного жутко.

— Что ж, из этого, однако, вытекает, что Рудзинский расстался с жизнью по собственной воле, — задумчиво сказал полковник. — Иной возможности не вижу.

— Остается еще Закопане, шеф, — вздохнул Зентек.

— А вы не послали туда телефонограмму, чтобы они допросили этих ее приятелей?

— Нет, шеф. Я сам завтра туда поеду. То есть не только сам…

— А с кем?

— Если вы позволите, я хотел бы взять с собой безутешную вдову.

— Зачем вам она?

— Хочу поговорить с ней в Закопане. Кроме того, шеф…

— Что такое?

— Ничего. Но послезавтра мы будем уже что-то знать наверняка, или…

— Или?

— Нет. Без всякого «или». Послезавтра мы уже будем знать наверняка, как все произошло на самом деле.

— У вас есть какая-то теория на этот счет?

— У меня есть уверенность. То есть почти есть уверенность.

— Действительно?

— Действительно, шеф. Но это очень запутанная история. Я не хотел бы об этом говорить сейчас, потому что… — он рассмеялся, — боюсь скомпрометировать себя.

— Что ж, благословляю вас. Послезавтра доложите результат.

— Обязательно, шеф. Я буду у вас с самого утра.

— Желаю успеха.

— Спасибо, шеф. Доброй ночи.

Он положил трубку на рычаг.

— Что, эта безутешная вдова — шестидесятилетняя дама с седыми волосами? — спросила Малгожата с безразличием, накладывая ему на тарелку котлеты. — Будет невкусно, я уже три раза разогревала.

— Что ты, это просто превосходно! — сказал Зентек, кладя в рот первый кусок. — А что сегодня по телевизору? Посмотри.

— Это значит, что ей двадцать пять лет и ноги у нее начинаются от шеи, — сказала жена, включая телевизор, и села рядом.

— Ну, не совсем от шеи, — Зентек энергично запротестовал. — Самые длинные и красивые ноги в мире только у одной женщины.

— У кого?

— У тебя…

И он улыбнулся ей своей мальчишеской веселой улыбкой.

— Ты этими своими невинными голубыми глазками очаровывай лучше своих преступников, — сказала она, смеясь. — Ешь! Ты же говорил, что умираешь с голоду.

— О Боже, я совсем об этом забыл! — вскрикнул он и с огромной скоростью начал атаковать беззащитную котлету. Но уже через минуту задумался. Сидевшая напротив него жена встала, обошла стол и поцеловала его.

— Что, это так трудно? — тихо спросила она.

— У-жас-но… — кивнул он головой, потом добавил: — Но, по-моему, я уже начинаю что-то понимать. Увидим. Все выяснится очень скоро. Мне кажется, что ошибки тут быть не может.

— Тогда ешь.

Он послушно взялся снова за нож и вилку.