Проснись, чудовище

Глава 1

Проснись, чудовище

Любите ли вы сказки, так как люблю их я? Нет? Тогда вы попали!

NN

Все началось с Ивана… Нет, не с дурака. Хотя… в какой-то мере Ивана Прохорова можно было бы назвать и таким прозвищем. Впрочем, нелестных кличек и оскорбительных прозвищ у него их было настолько много, насколько мало обаяния и коммуникабельности.

- Ты знаешь, - таинственно шепнула в курилке одна лаборантка другой. – Вчера-то наш Фималион к Дианке приставал.

- Шалаевой? – не поверила подруга. – Она же… - Девушка сделала неопределенный знак рукой вокруг лица и тут же скривилась: - А этот нетопырь-недоумок! Он же… урод! Моральный и физический.

- Вот-вот, - зажала ладошкой рот собеседница. – Уж не знаю, что произошло с нашей первой красавицей, но не послала она вчера на корпоративе нашего Изергиля Альбертовича на три буквы домой, а достаточно милостиво слушала треп о его гениальности, неповторимости и гигантизме во всем! И по пьяному делу даже распускающего руки замлаба от себя не отталкивала. Капец! Этот бабуин красно… ну, вы меня поняли… от нее теперь не отстанет.

- Да уж, - передернула плечами рыженькая. – Я-то тоже когда-то по дурости повелась, когда только сюда пришла. Думала, мал золотник да дорог, и все в корень ушло!

- И как? – хихикнула подруга, передергивая плечами. – Ушло в корень?

- Ушло, - согласилась девушка. – В квадратный! В учебнике за пятый класс. Ничего больше этот Физиштейн Дракула не знает и знать не хочет. И не может! – Вздохнула: - Я потом месяц от него по всем закоулкам пряталась. Он же липнет почище скотча – приклеится, потом не отдерешь! Как припомню холодные липкие руки и выражение рыбьей морды… Бр-р-р!

- Ой, девочки! – присоединилась к ним блондинка с гладко зачесанными в пучок волосами. – А я что узнала! Мне Маринка Севостьянова из третьей лаборатории шепнула, что от Шалаевой жених то ли ушел, то ли она сама его выгнала, но теперь Дианка девушка свободная.

- А-а-а, - протянула шатенка. – Теперь понятно, с чего наша королева так вчера набралась. Вдребадан. Я-то думала это из-за слабых результатов исследований в лаборатории…

- Слабые? - хихикнула блондинка. – Это мягко сказано! Их просто нет. Непонятно чем они вообще там занимаются.

- Не совсем так, - махнула рукой энергичная рыженькая. – Результативность лаборатории времени всегда слабая. Мало того, их начлаб, Валерий Степанович, слег еще три месяца назад с инфарктом и вся работа стоит. А вот то, что Шалаеву на днях с кандидатской чуть не прокатили… Это повод!

- Повод, девочки, - справедливо заметила блондинка, поджимая пухлые губки и отряхиваясь. – Это когда мужика нет и в ближайшем будущем не предвидится!

- Так уж не предвидится? Да там красота такая – хоть Богоматерь пиши! – возразила шатенка.

- Так-то оно так, - скривила губы рыжая. – Но Шалаева у нас особа требовательная и переборчивая, она с кем попало не мотыляется. У нее же на уме, как ни спроси, постоянно Глебушка был. А он возьми да и уйди… Но Прохоров на замену – это жесть!

- Диана Игоревна! – заглянул в импровизированную курилку на лестничной клетке объект обсуждения. Не увидел искомой дамы и, обведя всех мертвящими водянисто-блеклыми голубыми глазами в обрамлении коротких светлых ресниц, гавкнул: - Кто-то видел Шалаеву?

- Она в столовую пошла, - испуганно пискнула рыжая, быстро туша сигарету. – На обед.

- Быстро по рабочим местам! – раздраженно пролаял моральный потомок Дарьи Салтыковой и скрылся, потопав в сторону столовой.

- Ну и сволочь! - охарактеризовала начальство блондинка, впрочем, тихим-тихим шепотом. – Он по какой-то неведомой причине решил, что Диана дает ему авансы и впереди зеленый свет, старается сейчас не на шутку. Хотя все остальные дамы нашего НИИ при его появлении чуть ли под столы не залезают или в автоклавы, лишь бы не встречаться.

Девушки молча согласились со сказанным и тихонько разошлись по своим рабочим местам, стараясь не попадаться на глаза противному ухажеру первой красавицы Дианы Шалаевой.

***

А сам объект ухаживаний в это самое время сидел в столовой и размышлял о смысле жизни после Глеба и до зарплаты.

- Диана Игоревна! – в помещение болидом влетел Иван Альбертович со вставшими дыбом вокруг лысины редкими волосенками. Я завороженно смотрела, как при каждом шаге подпрыгивает маскирующая лысину длинная прядь, обмотанная вокруг головы и заботливо закрепленная лаком. Так вот, при каждом шаге это сооружение вставало дыбом и спереди напоминало пародию на нимб.

- Здравствуйте, - поздоровалась с мужчиной с ближайшего столика.

- Виделись, - кивнул тот, не меняя траектории движения и укрепляясь во мнении стать Тунгусским метеоритом. В смысле, поразить как можно больше пространства и оставить о себе память, даже если и оставлять нечем.

- Здравствуйте, - нейтрально сказала я, отставляя недопитую чашку кофе, и намереваясь встать и удалиться.

- Куда же вы? – льстиво заглянул мне в глаза Прохоров, который, кстати, или, вернее, некстати, был ниже почти на целую голову, или полголовы, и высоту каблуков. – Мы же договорились вместе пообедать. – Вот, - и выложил передо мной пару засохших карамелек.

- К несчастью для меня, - дипломатично ответила я, стараясь не показывать своего отношения к происходящему. – Я со вчерашнего дня на диете, так что о сладком придется забыть… - и добавляя в уме «пока не выйду из этой столовой и не избавлюсь от этого некондиционного гудрона».

- Зачем же вам диета, прекрасная? – угодливо хихикнул Иван Альбертович, блокируя ей выход. – Вы и так неотразимы! Не хотите кушать, так может кофе?

Я покосилась на чашку с недопитым кофе и горестно вздохнула. Отказаться не представлялось возможным. Либо чашка кофе сейчас, либо последствия потом. Из двух зол выбирают меньшее, и я, как девушка серьезная, выбрала.

- Если только стакан минеральной воды, - уступила под напором, поглядывая на часы. – У меня скоро завершится эксперимент и мне нужно будет записать результаты…

- Боже, - закатил глазенки Прохоров, плюхаясь на соседний стол. – Какие результаты? Зачем такой красавице наука?

- Иван Альбертович, - с намеком изогнула я тонкую бровь, начиная откровенно злиться. В последнее время я совершенно не отличалась терпением. Особенно после того, как Глеб решил проверить чувства за два месяца перед свадьбой и перебрался к родителям. И не отвечал на звонки и эсэмэски. – Вы забываете, что, несмотря на мою внешность, я все уже ученый и будущий кандидат наук!

- Вот именно, - интимно наклонилась к ней лысая жаба в очках. – Будущий! И только от меня зависит, как посмотрит ученый совет на вашу кандидатскую, - он откинулся на стуле и откровенно сказал: - Ваш отдел разработок путешествий во времени, чаровница, уже давно не выдает никаких весомых результатов и сейчас, - он скорчил гримасу, - стоит вопрос о расформировании вашей разлюбезной лаборатории и увольнении сотрудников. - Тут он снова придвинулся ко мне и зашептал, брызгая слюной: - Но если вы будет со мной более приветливы, то у меня всегда найдется теплое местечко, - мужчина положил руку на мою коленку и повел ей вверх.

И тут случилась ядерная реакция. Я почувствовала, как нарастает и рвется наружу энергия и быстро вскочила на ноги, пока эта энергия не расплющила чью-то мерзкую физиономию о поверхность старенького институтского столика. Он бы этого не пережил. Столик, конечно. Иван Альбертович переживет всю солнечную систему вместе взятую. В общем, я вскочила, столик пошатнулся, стакан с водой накренился и пострадали брюки Прохорова.

- Жалко, что это было не кофе! – прошипела я, быстро удаляясь из столовой. Иначе бы меня оттуда увезли в наручниках и предъявили уголовную статью «убийство с особым цинизмом при отягчающих обстоятельствах».

- Я к вам к концу рабочего дня зайду, - пообещал ей Иван Альбертович, чтобы не потерять лицо. Которого у него не было, но он никак не мог это уразуметь. Конечно, у него же был всего один недостаток – полное отсутствие достоинств!

- Черте что! – бормотала я себе под нос, спеша в пустую лабораторию. – Привязался как индуктор! Горелку Бунзена ему в печенку!

- Дианочка, - остановила ее по дороге Татьяна Ивановна, бессменная уборщица и вечный утешитель после неудачных экспериментов. – Что с тобой? Несешься сама не своя!

- А я теперь не знаю - своя ли? – зло поджала я губы. Пожаловалась: - Все у меня наперекосяк, баба Таня. И еще этот Прохоров проходу не дает!

- Это лысая жаба в очках с водянистыми голубыми глазами? – уточнила женщина. – Из лаборатории стазиса?

- Он-он, - подтвердила, горя негодованием. – И вот вроде бы человек он умный, интересный. Поговорит с ним есть о чем. И изобретатель гениальный. - Призналась: - У него в лаборатории, в отличие от всех остальных, все на мази… и не в последнюю очередь благодаря Прохорову. И проект у него близится к завершению, впереди остались генеральные испытания, - тяжело вздохнула: - А меня с души воротит, как только он рядом оказывается.

- Это потому что он, Дианочка, с душком, - со знанием дела сказала баба Таня. – Темный он человек, опасный. И ни разу за все время я не видела, чтобы он хоть как-то ухаживал за девушками. Все больше наскоком да нахрапом взять старается.

- Это я уже прочувствовала, - передернулась я, нехотя вспоминая первый и, надеюсь, последний поцелуй в темном углу зала. – Он меня в первый раз чуть ли не изнасиловал при всех. Мерзость!

- И не говори, - поправила очки собеседница. – Но вот что я тебе скажу, девонька, это фрукт хоть и перезревший, но зело вонючий. Смотри, как бы тебе все боком не вышло!

- Буду держаться на расстоянии и с подветренной стороны, - вымученно улыбнувшись, пообещала я, в который раз проверяя телефон. Я все еще ждала хоть какого-то сообщения от Глеба.

Образ Прохорова с горящими глазами и вздыбленным ореолом пушковых волос вокруг лысины вызывал у меня содрогание. Я стала избегать его всеми способами. Удирала от него, как могла – ходила на обед не в обычное время, чтобы не пересекаться в столовке. Убегала с работы по звонку или засиживалась допоздна…

А этот маньяк очкастый не отставал. Всю свою нерастраченную злость и обиду на женщин он вымещал на мне. Уже далеко не новостью стали для меня мокрая одежда, когда проезжающая мимо машина ни с того ни с сего обдавала водой из лужи. Или когда сверху на голову падали окурки.

Хуже всего стало, когда, не объясняя причин, Иван попросился на работу к нам в лабораторию. Вот тут-то вообще мои мечты сбыть навязчивого ухажера накрылись резонансным циклическим ускорителем с неизменной в процессе ускорения длиной равновесной орбиты – попросту говоря, медным тазом.

Нет, с точки зрения продвижения науки перевод Прохорова был как нельзя кстати. Глядя на феноменальную реализацию идеи, мастистые профессора истекали слюной и закрывали глаза на все выходки гениального изобретателя. Чем он и пользовался.

А в результате за научный прогресс на вверенном участке отдувалась именно я. Потому что день перехода Прохорова стал для меня черным днем. Не было ни одной минуты, чтобы я не чувствовала в лаборатории его присутствия. Бесконечные толчки, щипки, подножки – все это стало унылой обыденностью. И я давно ушла бы из этой лаборатории, возможно даже из института, но высшее начальство за меня держалось двумя руками, не давая открепления.

Видимо, кто-то очень умный прекрасно понимал, что в день моего увольнения горение на работе Прохорова устремится к нулю… по крайней мере, в лаборатории времени. Конечно, кто же хочет терять обещанные дивиденды, обещающие быть бешеными из-за технического гения Прохорова?

Мне постоянно подсовывали премии, пропихивали вне очереди мои научные публикации и выдавали отгулы, подслащивая горькую пилюлю нахождения рядом с этим мизераблем[1].

И вот наступил решающий момент: капсула перехода в будущее ждала своего естествоиспытателя, а сияющий Прохоров в компании начальников НИИ и заведующих отделами и секторов тусили вокруг нее, словно голодные львы или тигры.

- Нет! – заорал в какой-то момент Прохоров. – Никто туда не полезет, кроме меня!

- Иван Альбертович, - попробовали урезонить его. – Если вы будете внутри, то кто будет руководить экспериментом снаружи? Вы же не можете разорваться?

- Не могу, - отдышался от крика ученый. – Но и не позволю какому-то постороннему человеку испробовать мое детище! – задумался: - Это должен быть кто-то, кто участвовал в работе и с кем я могу разделить лавры своего успеха!

- Как же, как же, - пробормотала я, тихо стоя в сторонке. – Разделит он. Скорее, потом поделит на части и тихо распихает в институтском подвале. Там такие неизведанные площади, что я не удивлюсь, если оттуда вылезет потерявшийся когда-то динозавр.

- Тогда это должна быть Шалаева! – ввинтился в уши пронзительный вопль Прохорова. У меня подогнулись ноги.

- Вообще-то, - пролепетала я, растерянно озираясь в поисках путей отхода из зала, - я недостойна. В этой грандиозно проделанной работе моего личного вклада так мало…

- Не скромничайте, Диана Игоревна, - нахмурился в мою сторону Петр Александрович, заведовавший нашим учреждением, и сделал красноречивый жест кустистыми бровями в сторону капсулы. – Здесь много и вашей заслуги. Так что не задерживайте нас, дорогая.

- Мне как-то неловко, - попыталась я еще раз. – Все же… И потом, у меня нет специальной подготовки испытателя.

- Это все пустяки! – расплылся в достаточно зловещей улыбке Иван Альбертович. – Так не нужна подготовка. Просто полежите себе немного на мягком матрасике и все.

- Не кокетничайте, Диана Игоревна, - включился в уговоры проверяющий. – Мы уговорим ваше руководство премировать вас за такой подвиг годовым окладом. Соглашайтесь уже.

- Или ваша научная работа, - весомо добавил Петр Александрович, - так и останется нерассмотренной и неодобренной.

- Это шантаж, - побледнела я, на подкашивающихся ногах, направляясь к машине. – Прошу записать в протоколе эксперимента, что я отказывалась.

- Ложитесь уже, - приказал Петр Александрович, - мы все запишем.

Смаргивая непрошенные слезы, я улеглась в кабину. Подбежавшие ассистенты начали было закреплять мое тело силовыми ремнями, но тут вмешался Прохоров:

- Я сам! – деловито заявил он. – Мне следует дать Диане Игоровне последние наставления и указания! А так же самолично проверить крепления.

Что-то мне уже заранее от всего этого нехорошо. По спине пробежал холодок.

- Вот так, коллега, - затянул Иван Альбертович последний ремень. Он наклонился и шепнул на ухо, зажимая мне рот одной рукой: - А теперь, сука, ты испытаешь на себе не только камеру времени, но и мое секретное изобретение – прибор министазиса. – Хихикнул с нездоровым блеском в глазах: - Ты никогда не вернешься оттуда. Останешься замороженной десятки лет. Камера будет подпитывать устройство. А когда, в конце концов, заряд прибора для стазиса сядет… Будешь все видеть, слышать, чувствовать, но будешь не в силах встать или очнуться до тех пор, пока не состаришься, или пока этот прибор не найдут и не извлекут – а я сделал его труднообнаружимым! - Негодяй загнал в палец под кожу на вид обыкновенную иглу.

Я зашипела и попыталась его укусить.

Взгляд Прохорова стал еще более злым, ненависть горела в нем неугасимым пламенем:

- И сделал накопительный ментальный переводчик, чтобы ты, если очухаешься, в двадцати пяти метрах от капсулы понимала чужую речь. Наслаждайся.

Я кричала ему в ладонь и дергалась, а получила:

- Прощай…

- Нет!!! - в последнем усилии забилась я путах.

Но Прохоров с довольной миной захлопнул крышку камеры и торжественно заявил:

- Начинаем!

Загудели аккумуляторы, от перегрузки замигало электричество, раздался хлопок - и перед испытателями осталось пустое место.

[1] Мизерабль – с французского переводится как жалкий, ничтожный, отверженный, иногда негодяй, плохой.