Давида тянуло еще раз навестить Госпожу Роз, но что-то его удерживало. Мальчик постоянно вспоминал о ней, и сад живо стоял у него перед глазами, хотя Давид покинул его в тихий сумеречный час, когда дама мрачно созерцала погруженный в тени пруд. Он не мог забыть, что в ее жизни не было солнечных часов, чтобы их посчитать, — она сама так сказала. Он не понимал, как такое возможно, и, думая об этом, чувствовал смутную тоску и беспокойство.
Может, это беспокойство и побуждало Давида еще тщательнее исследовать городок и отправляло его на новые улицы в поисках интересного и необычного. Как-то раз крики и смех привлекли его на площадку за церковью, где играли какие-то мальчики.
Давид по-прежнему очень мало знал о мальчиках. В горном домике у него не было товарищей по играм, а когда он ходил с отцом за покупками в деревушку, мальчики попадались редко. Да, был паренек, который часто приносил в хижину яйца и молоко, но он очень смущался, почти ничего не говорил, и, казалось, всегда был напуган и хотел уйти — словно ему велели не задерживаться. А в последнее время, с тех пор как Давид поселился на ферме Холли, общение с мальчиками приносило еще меньше удовлетворения. Все они, за исключением слепого Джо, ясно давали понять, что не видят толку в ровеснике, который не нашел занятия лучше, чем бродить по лесам и улицам со скрипкой под мышкой.
Однако сегодня что-то переменилось. Может, мальчики уже привыкли к Давиду или решили, что забавно будет утолить любопытство, несмотря на возможные последствия. Так или иначе, они приветствовали Давида воплями радости.
— Ну и ну, парни, глядите! Это ж тот, со скрипочкой! — закричал один, и остальные присоединились к его громкому «ура!».
Давид пришел в восторг — он вновь оказался кому-то нужен, и это было так приятно! Сказать по правде, его весьма ранило подчеркнутое пренебрежение со стороны ровесников.
— Как… как вы поживаете? — спросил он, смущаясь, но продолжая широко улыбаться.
Мальчики бросились к нему с радостными криками. Некоторые из них держали в руках короткие палки, а у одного была старая жестянка из-под соленых помидоров с привязанной к ней леской. Самый высокий мальчик что-то прятал под курткой.
— Как поживаете! — передразнили они. — Как ты поживаешь, мальчик со скрипочкой?
— Я Давид — меня зовут Давид, — любезно напомнил он с улыбкой.
— Давид! Давид! Его зовут Давид, — пропели мальчики, словно хор в комической опере.
Давид расхохотался.
— О, спойте еще раз, спойте же! — крикнул он радостно. — Это было здорово!
Мальчики вытаращились на Давида, а потом презрительно фыркнули и обменялись насмешливыми взглядами — видно, маленький бродяжка и неженка даже не мог понять, что над ним издеваются!
— Давид! Давид! Его зовут Давид! — вновь проблеяли они ему в лицо. — Давай, настрой скрипочку. Мы хотим сплясать.
— Сыграть вам? Конечно, я сыграю, — обрадовался Давид, поднимая скрипку и проверяя струну.
— Подожди-ка, — остановил его самый высокий. — Прима-балерина еще не подготовилась. — Мальчик осторожно вытащил из-под куртки сопротивляющегося котенка с дырявым мешком на голове, обвязанным вокруг шеи.
— Так! Давай, клади ее посередине, — осклабился мальчик с консервной банкой. — Держи, а я пока «шлейф» привяжу, — закончил он, пытаясь ухватить верткий пушистый хвост напуганной кошечки.
Давид уже начал играть, но тут же прервался на неблагозвучной ноте.
— Что вы делаете? Что случилось с этой кошкой? — потребовал он ответа.
— «Случилось»! — сказал глумливый голос. — Уж точно, ничего с ней не случилось. Она теперь прима-балерина, во как!
— Что это значит? — закричал Давид. В этот момент леска впилась в перевязанный хвостик, и котенок завопил от боли. — Посмотрите! Ей же больно!
Ответом ему был гогот и глумливые словечки. Потом высокий мальчик осторожно опустил на землю кошечку с мешком на голове и банкой, привязанной к хвосту.
— Готово! Давай, играй! — приказал он, — а она будет танцевать.
Давид сверкнул глазами.
— Я не буду играть… для этого.
Мальчики внезапно перестали смеяться.
— А? Что? — если бы это сказал сам котенок, вряд ли они изумились бы сильнее.
— Я говорю, что не буду играть, пока вы не отпустите кошку.
— Ой-ой, да что ты говоришь! Слышите, а? — усмехнулся глумливый голос. — А что, если мы скажем, что не отпустим ее?
— Тогда я вас заставлю, — пообещал Давид, разгоряченный от чего-то нового, которое, казалось, родилось в нем уже созревшим.
— Мяу! — сказал самый высокий, выпуская пленного котенка.
Освобожденная кошечка судорожно попятилась. Банка, привязанная к лапам, стала биться об землю, грохотать и дребезжать, пока испуганное существо, обезумевшее от ужаса, не превратилось в вихрь воплощенного страдания.
Мальчики собрались в круг и, восторженно вопя, удерживали кошечку в его границах, продолжая безжалостно издеваться над Давидом.
— Ага! Попробуй, останови нас! Что, не можешь? — насмехались они.
Давид на миг застыл, не сводя глаз с мальчишек. В следующую секунду он развернулся и побежал. Улюлюканье превратилось в хор триумфальных криков — но ненадолго. Давид всего лишь торопился положить скрипку на поленницу. Потом он бегом вернулся, и, не успел самый высокий мальчик перевести дыхание, как был поражен сильнейшим ударом в челюсть.
У церкви рыжеволосая девочка с красными от слез глазами быстро перелезла через забор, за которым она давно уже пряталась, плача и ломая руки.
— Его убьют, убьют! — стонала она. — И все из-за меня, ведь это моя киска… моя киска! — рыдала девочка, пытаясь разглядеть кошачьего защитника в массе мельтешащих рук и ног.
Кошечка, оставленная мальчиками без внимания, продолжала пятиться и крутиться в разрушительном вихре, но очень скоро девочка обнаружила ее. Захлебываясь криком, хозяйка бросилась к котенку, сняла мешок и отвязала мучительную леску. Затем, сев на землю на безопасном расстоянии, принялась успокаивать пульсирующий комочек серого меха, испуганными глазами наблюдая за дракой.
И что это была за драка! Конечно, ее исход не вызывал сомнений: шестеро бились с одним, но в то же время этот один преподнес противникам самый большой в их жизни сюрприз. Им стали точные удары и искусные уловки, из-за которых собственная сила и вес противников обрушивались на них самым непостижимым образом. Конечно, одиночке приходилось хуже всех, но девочка, торопливо убежавшая на улицу, привела с собой высокого гладковыбритого молодого человека, которого позвала издалека, назвав Джеком.
Джек моментально прекратил драку. Энергичными рывками и толчками он распутал извивающуюся массу, отрывая от нее мальчишек одного за другим — и каждый, увидев выражение его лица, торопливо ускользал прочь, словно радуясь, что удалось так легко отделаться. Наконец на земле остался один Давид. Но когда он показался на свет, девочка вновь залилась слезами.
— О Джек, его убили, я знаю! — выла она. — А он был такой хороший… и миленький. А теперь — только посмотри. Это ужас!
Давида не убили, но вид его действительно был ужасен. Рубашка порвалась, галстук потерялся, а лицо и руки были покрыты грязью и кровью. Над одним глазом зрела уродливая шишка, а под вторым был синяк. Немного оторопело он принял руку, протянутую мужчиной, поднялся и осмотрелся. Девочку, стоявшую позади, он не видел.
— Где кошка? — беспокойно спросил он.
И тут случилось непредвиденное. С громким всхлипом девочка бросилась ему на шею, не выпуская кошки из рук.
— Здесь, здесь! — сказала она, задыхаясь. — И ты ее спас, мою Джульетту! И я буду всегда, всегда любить тебя за это!
— Ну-ну, Джилл, — поторопился вмешаться мужчина. — Думаю, сначала стоит выразить благодарность, узнав, не можем ли мы как-то помочь нашему юному воину. — И он принялся вытирать с лица мальчика грязь своим носовым платком.
— Может, мы возьмем его домой, Джек, и отмоем, пока другие не увидели? — предложила девочка.
Мальчик тут же обернулся.
— Ты назвала его Джеком?
— Да.
— А он зовет тебя Джилл?
— Да.
— Настоящие «Джек и Джилл», которые «идут на горку»[1]?
Новые знакомые Давида рассмеялись, но девочка, покачав головой, ответила:
— На самом деле нет, хотя мы правда ходим на горку — каждый день. Но это не настоящие имена. Мы прозвали так друг друга ради смеха. А ты придумываешь прозвища ради смеха?
Давид засиял, несмотря на грязь, синяк и шишку.
— О, вы правда так делаете? — выдохнул он. — Послушайте, теперь я уверен, что мне хочется для вас сыграть. Вы поймете!
— О да, он еще и играет, — объяснила девочка, порывисто обернувшись к мужчине. — На скрипочке, прямо как ты.
Не успела она закончить предложение, как Давид уже поторопился за скрипкой, немного пошатываясь на ходу. Когда он вернулся, мужчина посмотрел на него и обеспокоенно нахмурился.
— Думаю, мальчик, тебе стоит пойти к нам домой, — сказал он. — Это недалеко — за пастбищем на холме и за огородами. Мы о тебе позаботимся. С этой шишкой над глазом надо разобраться.
— Спасибо, — просиял Давид, — я бы хотел пойти с вами и… я так рад, что вы меня приглашаете! — он говорил с мужчиной, но смотрел на рыжую девочку, которая все еще держала на руках серого котенка.