Простой план

10

Ранним утром, еще до восхода солнца, снег начал таять. Его сход был таким же бурным и стремительным, как и нашествие; природа как будто торопилась исправить допущенную накануне досадную ошибку. Столбик термометра резко скакнул вверх, и землю окутала серая дымка, в которой трудно было различить рассвет. Со стоном, шипением и хлюпаньем снег быстро превращался в слякоть, а она, еще быстрее, в воду, так что к восьми утра, когда я уже был на пути к городу, дороги, еще вчера скованные льдом, утопали в жидкой грязи.

Карл был у себя в офисе; я застал его за газетой.

— Ты что-то очень рано, Хэнк, — сказал он, когда, подняв взгляд, увидел меня в дверях своего кабинета. — Мы тронемся не раньше девяти.

В пустынном офисе голос его прозвучал слишком громко и, как всегда, бодро. Карл встретил меня радушно, как будто ему и впрямь было одиноко и он страдал от отсутствия компании. Он налил мне чашечку кофе, предложил булочку, и мы присели к столу.

— Я хотел заскочить в магазин, — пояснил я, — но забыл ключи.

— Тебе доверяют ключи? — ухмыльнулся Карл. Над его верхней губой обозначились усики из сахарной пудры.

Я кивнул.

— Мое лицо внушает доверие.

Шериф внимательно вгляделся в мое лицо — гораздо внимательнее, чем мне бы хотелось.

— Да, — согласился он. — Пожалуй, так оно и есть.

Он вытер рот и посмотрел в окно, в направлении магазина «Рэйклиз», что находился по ту сторону улицы.

— Мне придется дождаться, пока придет Том, — сказал я. — Это будет не раньше девяти, так что может так случиться, что я задержу вас на несколько минут.

Карл, чуть поджав губы, все еще смотрел на магазин.

— Ничего страшного, — проговорил он. — Мы можем подождать.

За окном было сыро и слякотно. Начинал моросить дождик.

— И все-таки как ты думаешь, может там находиться самолет? — спросил Карл.

Я еле заметно покачал головой, изобразив сомнение.

— Вряд ли. Думаю, если бы самолет падал, мы бы слышали грохот.

Карл медленно кивнул.

— Да уж наверняка.

— Я чувствую себя неловко. Не надо было вообще рассказывать про этот эпизод. Теперь этому парню придется попусту тратить время.

— Думаю, его это не смущает. Он, похоже, совсем отчаялся. Исколесил весь штат, и все без толку.

Мы немного помолчали. Потом я спросил:

— Он вам показывал удостоверение или что-нибудь в этом роде?

— Удостоверение?

— Мне всегда было интересно, они выглядят так же, как в кино?

— А как в кино?

— Ну, знаете, такие яркие, серебристые, а посередине — большие буквы: Ф-Б-Р.

— Да, конечно, такие же.

— Он вам показывал свое?

Карлу пришлось на мгновение задуматься. Потом он покачал головой.

— Нет, но мне доводилось видеть документы сотрудников ФБР. — И он подмигнул мне. — Я уверен, что, если ты попросишь, он тебе обязательно покажет.

— Да нет, — махнув рукой, сказал я. — Я просто так спросил, из любопытства. Глупость, конечно.

Мы оба вернулись к своему кофе. Карл откусил еще кусок булочки и уткнулся в газету, я же уставился в окно, наблюдая, как медленно катит мимо грузовичок, и в его кузове сиротливо жмется в угол намокший пес. Я подумал о Мэри-Бет, и он тут же ожил перед глазами — холодный и несчастный, на короткой привязи у боярышника во дворе моего дома.

Стоило этому видению выкристаллизоваться в моем сознании, как произошло нечто странное. У меня в голове неожиданно созрел план. Это было подобно озарению: я ведь даже не пытался ничего придумывать, просто сидел в теплом и душном офисе Карла с чашкой кофе в руках, перед недоеденной булкой, лежавшей на краю стола. И вдруг понял, что нужно делать.

Отвернувшись от окна, я перевел взгляд на стеклянный шкафчик с оружием, что находился за спиной у Карла.

— Вы не могли бы одолжить мне оружие? — спросил я.

Шериф оторвался от газеты и, прищурившись, посмотрел на меня. Он опять перемазался в сахарной пудре, и это придавало ему какой-то ребяческий, несерьёзный вид.

— Оружие?

— Да. Пистолет.

— Зачем тебе понадобился пистолет, Хэнк? — Карл, казалось, был искренне удивлен.

— Хочу отделаться от собаки Джекоба.

— Ты хочешь пристрелить ее?

— Да. Мэри-Бет никак не смирится с отсутствием Джекоба. Он становится все агрессивнее, и я уже всерьез опасаюсь за ребенка. — Я сделал паузу, прежде чем решиться солгать. — На днях он укусил Сару.

— И здорово?

— Достаточно, чтобы нас хорошенько напугать. Теперь она заставляет меня держать собаку в гараже.

— Почему бы тебе не отвезти его к ветеринару? Пит Миллер усыпит его.

Я сделал вид, что обдумываю предложение Карла; потом, вздохнув, покачал головой.

— Я должен сделать это сам, Карл. Собака была лучшим другом Джекоба. И, если уж ей суждено погибнуть, думаю, Джекоб предпочел бы, чтобы я сам пристрелил ее.

— Тебе приходилось стрелять собак?

— Нет, я вообще ни в кого не стрелял.

— Это мерзкое занятие, Хэнк. Хуже не придумаешь. Я бы на твоем месте отвез ее к Питу.

— Нет, — сказал я, — мне кажется, это не лучший выход.

Карл нахмурился.

— Пистолет мне нужен всего лишь на один день, Карл. Я пристрелю собаку сегодня же днем и к вечеру верну оружие.

— А ты умеешь им пользоваться?

— Вы бы мне объяснили, что нужно делать.

— Ты что, вывезешь пса куда-нибудь в поле и там пристрелишь его?

— Я бы хотел сделать это близ нашей фермы. Там же и закопать его. Думаю, Джекоб одобрил бы это.

Карл с серьезным видом, нахмурив брови, какое-то время размышлял.

— Что ж, пожалуй, я смогу одолжить тебе оружие, — проговорил он наконец.

— Вы меня очень выручите, Карл.

Он развернулся на стуле и посмотрел на свою коллекцию.

— Так ты хотел пистолет?

Я кивнул и привстал со стула, чтобы получше разглядеть содержимое стеклянного шкафчика.

— Как насчет этого? — И я указал на черный револьвер, висевший на крючке в правом углу. Он был похож на тот, что Карл носил на ремне.

Карл достал из кармана ключи, открыл стеклянную дверцу и вытащил пистолет. Потом сел к столу, выдвинул верхний ящик и извлек оттуда маленькую коробочку с патронами. Щелкнув барабаном, он показал мне, как заряжать оружие.

— Направляешь дуло на мишень и нажимаешь на курок, — объяснил он. — Делай это плавно, не дергай. — Он протянул мне пистолет и два патрона. — Барабан вращается автоматически. Никакого предохранителя нет, учти.

Я выложил патроны на столе рядком.

— Это мой старый пистолет, — сказал Карл.

Я подержал его в руке. Он был плотный, компактный, как железный кастет. Прохладный и скользкий на ощупь.

— Он похож на тот, что вы сейчас носите? — спросил я.

— Да, только постарше. Пожалуй, он даже старше тебя. Я получил его, когда еще только заступал на свой пост.

Мы снова сели на свои места. Я положил пистолет на край стола, рядом с патронами. Серебристые, с серыми коническими головками, они казались меньше по размеру, чем я ожидал увидеть. И совсем не сочетались с самим пистолетом. Не выглядели столь зловещими; наоборот, казались вполне безобидными, как игрушки. Я подался вперед и взял один из них. Он был такой же гладкий и маслянистый на ощупь, как и пистолет.

— Мне, наверное, стоит сделать пару тренировочных выстрелов, — сказал я.

Карл сидел, уставившись на меня.

— Вы могли бы дать мне еще несколько патронов?

Он вновь выдвинул ящик и достал коробочку.

— Сколько тебе?

— А сколько вмещает барабан?

— Шесть.

— Так, может, дадите еще четыре?

Он вытащил четыре патрона, и они покатились по столу. Я собрал их и зажал в руке.

В окне я увидел Тома Батлера; ссутулившись под моросящим дождем, в ярко-оранжевом пончо, он выгружал что-то из багажника своей машины.

— А вот и Том, — сказал я и, поднявшись, взглянул на часы. Было без десяти минут девять. — Я управлюсь с делами минут через пять. Подождете меня?

Карл махнул рукой.

— Распоряжайся своим временем, Хэнк. Мы не торопимся.

Я направился к двери.

— Подожди, — вдруг сказал Карл, и я, удивленный, обернулся. Он протягивал ко мне руку.

Взяв пакет с выпечкой, он высыпал на стол его содержимое: три обсыпные и одну шоколадную булки. Шоколадная покатилась по столу, на мгновение зависла над краем и мягко шлепнулась к моим ногам. Я нагнулся, чтобы поднять ее. Выпрямившись, я увидел, что Карл укладывает пистолет в бумажный пакет.

— Лучше, чтобы он не мок под дождем, — пояснил он.

Я кивнул и взял из его рук пакет. Он был розовый с белым, под голубой надписью «Выпечка от Лиззи» как раз расположилась рукоятка пистолета.

— Ты, надеюсь, будешь осторожен? — спросил Карл. — Мне бы не хотелось, чтобы ты нечаянно угрохал самого себя.

— Я буду осторожен, — ответил я. — Обещаю.

Спускаясь по лестнице на выходе из ратуши, я краем глаза разглядел агента Бакстера, который как раз выходил из машины. Я остановился, ожидая, пока он приблизится ко мне.

Стремительной походкой он направился в мою сторону; спину он держал прямо, головы не опускал, несмотря на дождь. В тонких ботинках, он ступал прямо по талому снегу. Я все смотрел на него, пытаясь уловить в чертах его лица сходство с Верноном Боковски. Я вглядывался в его близко посаженные глаза, короткий плоский нос, низкий квадратный лоб, мысленно представляя его с бородой, длинными волосами, пухлыми щеками, но у меня было слишком мало времени, чтобы детально выписать его портрет. Всего лишь мгновение — и вот он уже возник передо мной, устремив на меня свой прямой взгляд, который нервировал меня, вызывал чувство неловкости и подозрительности. Я опустил глаза.

— Доброе утро, мистер Митчелл, — сказал он. Оказавшись с ним один на один, я почувствовал, как меня охватывает паника. Одет он был так же, как и накануне, — темный костюм, пальто, черные блестящие ботинки. Шапка и перчатки отсутствовали. От него исходила все та же спокойная уверенность и, стоя рядом с ним — в старых джинсах, фланелевой рубашке, широкой куртке, — я сам себе казался провинциалом.

Впрочем, легкий испуг, охвативший было меня при его появлении, тут же прошел. Я бесстрастно посмотрел на человека, стоявшего передо мной, на его короткие, слипшиеся от дождя волосы, чуть посиневшую от холода кожу, и вдруг понял, что эта бодрая походка, твердое рукопожатие, нарочитая официальность были сплошной показухой. На самом деле он продрог и чувствовал себя неуютно, а в лесу он будет выглядеть еще более жалким.

— Шериф у себя, — сказал я. — Мне нужно забежать на работу, прежде чем мы отправимся.

И я махнул рукой в сторону магазина. Том Батлер стоял у входа, зажав под мышкой намокшую картонную коробку. Он шарил по карманам в поисках ключей. Пончо, все в фалдах, висело на нем как саван.

Я уже направился к магазину, как вдруг агент окликнул меня.

— Эй! А что у вас в пакете?

Я обернулся. На губах Бакстера застыла еле заметная ухмылка. Бросив взгляд на пакет, я увидел, что под намокшей бумагой четко вырисовывались контуры пистолета.

— В пакете?

— Я бы, кажется, многое отдал сейчас за булочку.

Я улыбнулся в ответ, почувствовав, как теплой волной разлилось во мне облегчение.

— Булки остались там, — сказал я. — Я только забрал пакет, чтобы донести фотоаппарат.

Он снова окинул взглядом пакет.

— Фотоаппарат?

Я кивнул. Ложь сама, не дожидаясь моего одобрения, соскальзывала с языка.

— Я одалживал его шерифу. — Я уже повернулся, чтобы следовать дальше, но передумал и остановился. — Хотите, вас сфотографирую? — предложил я.

Агент Бакстер попятился и ступил на лестницу, ведущую к входу.

— Нет, спасибо. Не стоит.

— Вы уверены, что не хотите? Мне не составит труда… — И я начал разворачивать пакет.

Он покачал головой, продолжая отступать.

— Только испортите пленку.

Я пожал плечами и свернул пакет, вновь прижав его к груди.

— Как хотите, — сказал я.

Собираясь переходить улицу, я краем глаза уловил свое отражение в окне припаркованного автомобиля. Разглядел я и агента Бакстера, приближавшегося к массивным деревянным дверям при входе в ратушу.

Даже не успев как следует все обдумать, я выкрикнул:

— Вернон!

Его отражение в мокром стекле было расплывчатым и тусклым, но все равно я заметил, как он на мгновение замер у входа. Потом чуть повернул голову в мою сторону. Жест был маловыразительным, но мне удалось увидеть в нем то, что я и ожидал.

— Эй, Вернон, — снова заорал я, помахав рукой Тому, который в этот момент как раз скрывался за дверями магазина. Я выскочил на дорогу. Том обернулся; под мышкой у него все еще была зажата картонная коробка. Он ждал меня, придерживая ногой дверь.

— Ты назвал меня Верноном? — спросил он.

Я стряхнул с куртки капли дождя, вытер сапоги о резиновый коврик и недоуменно уставился на Тома.

— Верноном? — Я покачал головой. — Я крикнул: «Подожди, Том».

Когда я оглянулся, на ступеньках у входа в ратушу уже никого не было.

В моем кабинете было сумрачно, жалюзи опущены, но я не стал зажигать свет. Я сразу прошел к столу и вытащил из пакета пистолет. Он весь был в крошках от булочек.

Часы на стене показывали: 9.01.

Я потер пистолет о брюки, смахивая крошки. Потом загрузил патронами.

Когда на циферблате часов высветилось 9.02, я поднял трубку телефона, чтобы позвонить Саре. Линия была занята.

Повесив трубку на рычаг, я снова вернулся к пистолету. Я попытался запихнуть его в правый карман куртки, но он оказался слишком громоздким: рукоятка высовывалась, а сам карман отвис, и куртка как-то странно перекосилась.

Я разделся, расстегнул рубашку и заткнул пистолет за пояс. Он лег мне на живот, и я ощутил его холодное прикосновение к коже. Его тяжесть словно и мне придала весу, наполнила каким-то странным волнением, я почувствовал себя эдаким гангстером, героем крутого боевика. Я застегнул рубашку, но не стал заправлять ее в брюки, так чтобы она прикрывала оружие. Потом надел куртку.

На часах было 9.03.

Я вновь набрал номер домашнего телефона. Сара тут же сняла трубку.

— Это он, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду?

Я быстро передал ей свой разговор с Карлом об удостоверении, рассказал о том, как Бакстер отказывался фотографироваться, как я выкрикнул его имя. Сара слушала внимательно, не перебивая, но по мере того как я говорил, уверенности в собственной правоте во мне заметно поубавилось. Я вдруг понял, что всему случившемуся можно найти и другие объяснения, которые будут выглядеть более правдоподобно, нежели предположение о том, что агент Бакстер — самозванец.

— Я звонила в ФБР, — сообщила Сара.

— Ну, и?..

— И мне сказали, что он на задании.

До меня не сразу дошел смысл сказанного.

— Так, выходит, агент Бакстер существует?

— Так мне сказали.

— Ты спрашивала Нила Бакстера?

— Да. Агента Нила Бакстера.

Я застыл на месте, прижав к щеке телефонную трубку. Меня обуял ужас; такого поворота событий я никак не ожидал.

— И что, по-твоему, это означает? — спросил я. Даже по телефону я угадал, что она пожимает плечами.

— Вполне возможно, что это не более чем совпадение.

Я попытался заставить себя поверить в это, но тщетно.

— Бакстер — не такая уж редкая фамилия, — добавила Сара.

Я чувствовал, как врезается в живот пистолет и, словно живое существо, массирует меня. Я чуть передвинул его в сторону.

— Может, он и знал, что есть такой агент, Бакстер, — продолжала она. — Он мог намеренно выбрать это имя.

— Так ты хочешь сказать, что это все-таки он?

— Подумай о том, что ты мне только что рассказал, Хэнк. Что у него нет документов и все прочее.

— Я не говорил, что у него нет документов. Я лишь сказал, что он не показывал их Карлу.

Сара промолчала. Я расслышал, как где-то за ее спиной поет медвежонок Джекоба.

— Так скажи мне, — поторопил я ее.

— Что ты хочешь услышать?

— Думаешь ли ты, что это он.

После некоторых колебаний она произнесла:

— Думаю, что да, Хэнк. Я даже почти уверена в этом.

Я удовлетворенно кивнул, но ничего не сказал.

— А ты? — спросила она.

— Я тоже так подумал, — ответил я. И подошел к окну. Подняв жалюзи, я выглянул на улицу. Все было окутано дымкой. Ворота кладбища проступали в ней черной сеткой, а надгробия вырисовывались Неясными, серыми и холодными силуэтами. — Пожалуй, и до сих пор так думаю, — добавил я.

— Так ты возвращаешься домой?

— Нет. Я еду с ними.

— Но ты же только что сказал…

— Я раздобыл пистолет, Сара. Взял у Карла на время.

На другом конце провода воцарилось молчание; я чувствовал, что Сара напряженно думает. Казалось даже, что она не дышит.

— Я хочу защитить его, — сказал я. — Хочу быть уверенным в том, что он не пострадает.

— Кто?

— Карл. Если этот парень окажется Верноном и вытащит пистолет, я убью его.

— Ты не сделаешь этого, Хэнк, — воскликнула Сара. — Это же безумие.

— Нет. Это не безумие. Я все продумал, и мое решение кажется мне единственно верным.

— Но, если это Вернон, для нас очень важно, чтобы он исчез. Тогда никто больше не узнает, сколько денег было в самолете.

— Если это Вернон, он убьет Карла.

— Это не наше дело. Мы ничем не можем ему помочь.

— О чем ты говоришь? Только мы и можем помочь. Мы ведь знаем о замысле Вернона.

— Это всего лишь догадки, Хэнк. Наверняка мы ничего не знаем.

— Я смогу остановить его, если пойду с ними.

— Может быть, сможешь, а может, и нет. Пистолет — это не ружье. С ним гораздо легче промахнуться. И если ты промахнешься, он убьет вас обоих.

— Я не допущу осечки. Буду все время держаться у него за спиной. С близкого расстояния не промахнусь.

— Он убийца, Хэнк. И знает, что делает. Тебе его не перехитрить.

Медвежонок все пел за ее спиной, правда, уже не так бодро; голосок его чуть подрагивал. Я заткнул пистолет поглубже. Мне не хотелось слушать Сару, я жаждал идти и действовать, но ее слова, словно крошечные семена, оброненные в мое сознание, уже прорастали первыми сомнениями. Я начал колебаться. Я все еще пытался обрести былую решимость и уверенность в себе, мысленно представляя, с каким упоением я достану из-под куртки пистолет и, припав на одно колено, как полицейский, герой телебоевика, прицелюсь Вернону в грудь и нажму курок, но вместо этого перед глазами вставали совершенно иные картины: пистолет цепляется за рубашку; сапоги мои скользят по снегу; пистолет не стреляет, а если стреляет, то мимо цели, и Вернон оборачивается ко мне с ледяной улыбкой на лице.

Я вдруг с ужасом понял, что боюсь его.

— Ты должен подумать о ребенке, Хэнк, — сказала Сара. — И обо мне тоже.

Дилемма, стоявшая передо мной, казалась удивительно простой: пойти или остаться. Конечно, первый вариант был благороднее и честнее, но и более рискованным. Если и в самом деле нашим спутником окажется Вернон, то он наверняка планирует убить и Карла, и меня. Останься я дома — и можно избежать трагедии. Да, в этом случае я бы бросил Карла на произвол судьбы, зато спас бы свою жизнь.

Я стоял у телефона, мучительно выбирая между двумя вариантами. Сара молчала, ожидая моего решения. Левую руку я держал в кармане, перебирая какие-то монетки, ключи от машины, маленький перочинный ножик, который принадлежал еще моему отцу. Я вытащил первую попавшуюся монету. Ею оказались двадцать пять центов.

«Если упадет лицевой стороной, — загадал я, — пойду с ними».

Я подбросил монету в воздух и на лету поймал ее. Выпала лицевая сторона.

— Хэнк? — раздался в трубке голос Сары. — Ты здесь?

Я уставился на монету, чувствуя, как в животе расползается холодок. Я вдруг понял, что хотел увидеть другую сторону, втайне молил об этом. Нахлынули сомнения — может, стоит подбросить еще раз, принять решение по принципу «два из трех», но я знал, что, в сущности, это ничего не изменит. Я ведь мог сколько угодно подбрасывать монету, добиваясь того результата, которого хотел. Все это было самообманом, уловкой, попыткой успокоить совесть, оправдать собственную трусость. Что и говорить: я просто боялся идти.

— Да, — ответил я. — Я здесь.

— Ты же не полицейский. Ты ничего не смыслишь в оружии.

Я промолчал. Подбросив в очередной раз монетку, я добился того, что она легла на ладонь обратной стороной.

— Хэнк?

— Все в порядке, — тихо произнес я. — Я еду домой.

Я позвонил Карлу и сказал, что у ребенка сильная рвота и Сара в панике.

Карл был полон участия.

— Линда сейчас здесь, — сказал он. — В свое время она работала медсестрой. Я уверен, что она не откажется поехать с тобой, если тебе нужна помощь.

— Очень любезно с вашей стороны, Карл, но не думаю, что это так уж серьезно.

— Ты уверен?

— Конечно. Тем более что на всякий случай я сегодня же покажу девочку доктору.

— Тогда езжай скорее домой. Я уверен, что мы и сами справимся. Ты ведь действительно ничего не видел?

— Нет. Совсем ничего.

— Ты говорил, что гул был слышен на южной окраине заповедника? У фермы Педерсона?

— Надо проехать немного вперед.

— Хорошо, Хэнк. Может, я позвоню тебе, когда мы вернемся, расскажу, как все прошло.

— Буду рад.

— И надеюсь, с ребенком все будет в порядке.

Он уже собирался повесить трубку.

— Карл? — остановил я его.

— Что?

— Будьте осторожны, о'кей?

Он рассмеялся.

— С чего это вдруг?

Я помолчал. Мне хотелось предупредить его об опасности, но я не мог сообразить, как это сделать.

— Да, дождь моросит, — вымолвил я наконец. — А днем обещают похолодание. Дороги подмерзнут.

Он опять рассмеялся, но, казалось, был тронут моим участием.

— Тогда и ты будь поосторожней, — сказал он.

Грузовичок шерифа был виден из моего окна — он был запаркован напротив входа в церковь, — так что я, притаившись за жалюзи, стал ждать, пока Карл и Бакстер уедут. Они появились почти в тот же миг. На Карле была зеленая форменная куртка и фуражка лесничего. Дождь уже хлестал вовсю, превращая талый снег в лужи, добавляя сырости, которая проникала даже сквозь плотно закрытые окна.

Грузовичок Карла ничем особым не выделялся, разве что на крыше была установлена сигнальная лампа, а в салоне имелся полицейский радиопередатчик, да на крюке у заднего окна висела двенадцатикалиберная винтовка. Она была темно-синяя, с надписью, сделанной белыми буквами: «ПОЛИЦИЯ АШЕНВИЛЯ». Я проследил, как Карл уселся за руль, потом перепрыгнул через сиденье, чтобы открыть дверцу агенту. Я слышал, как заработал мотор, видел, как они накинули привязные ремни, потом заскользили по стеклу щетки, очищая его от капель дождя. Карл снял фуражку и пригладил волосы рукой.

Я все стоял у окна, пока они не выехали на дорогу, направившись на запад, в сторону фермы Педерсона и заповедника, к заброшенному саду Бернарда Андерса и самолету, притаившемуся среди его деревьев в ожидании скорого визита гостей.

В конце Мейн-стрит грузовичок мигнул фарами, словно на прощание, и тут же растворился в пелене дождя, оставив моему взору лишь холодные пустынные тротуары, серые фасады домов и царствующий над этим безмолвием шуршащий, пенящийся в грязных лужах дождь.

Я поехал домой.

Форт-Оттова был объят тишиной. При въезде в городок у меня возникло ощущение, будто я попал на кладбище — те же извилистые дороги, пустынные лужайки и глиняные курганы, крошечные, похожие на склепы, домики. Детишки сидели по домам, прячась от дождя. Кое-где в окнах горел свет, голубыми бликами мерцали включенные телевизоры. Проезжая по вымершим улицам, я мысленно представлял себе, как протекает субботнее утро за стенами окружавших меня домов: карточные столики завалены кроссвордами и настольными играми; родители, еще в халатах, потягивают кофе из массивных кружек; подростки отсылаются в своих комнатах наверху. От этих сценок веяло покоем и уютом, и когда я подъехал к своему дому, то с облегчением отметил, что, по крайней мере, снаружи он ничем не отличается от других.

Я припарковал машину на подъездной аллее. В гостиной горел свет. Мэри-Бет сидел под деревом, застыв, словно Будда, его мокрая шерсть липла к озябшему телу.

Я вылез из машины и прошел в гараж. Там на стене висела маленькая саперная лопатка, и я как раз протянул руку, чтобы снять ее, когда дверь в гараж открылась и за моей спиной возникла Сара.

— Что ты делаешь, Хэнк? — спросила она.

Я повернулся к ней, держа в руке лопатку. Сара продолжала стоять в дверях. Аманда лежала у нее на руках, посасывая пустышку.

— Хочу пристрелить собаку, — сказал я.

— Здесь?

Я покачал головой.

— Отвезу его в Ашенвиль. На старую отцовскую ферму.

Она нахмурилась.

— Пожалуй, сейчас не самое подходящее время для этого.

— Я сказал Карлу, что верну пистолет до конца дня.

— Почему не подождать до понедельника? Ты смог бы отвезти собаку к ветеринару, и тогда тебе не понадобилось бы оружие.

— Я не хочу, чтобы это делал ветеринар. Я должен сам.

Сара переложила Аманду на другую руку. Одета она была в джинсы и темно-коричневый свитер. Волосы связаны на затылке в «конский хвост», как у девочки.

— Почему? — спросила она.

— Такова была воля Джекоба, — ответил я, так и не решив для себя, правда это или продолжение лжи, которой я до этого потчевал Карла.

Сара, казалось, была в растерянности, не зная, как реагировать на мои слова. Не думаю, чтобы она мне поверила. Сдвинув брови, она уставилась мне в грудь.

— Пес такой несчастный, — сказал я. — Это несправедливо по отношению к нему — держать его здесь, на холоде.

Аманда, заслышав мой голос, завращала головкой, как совенок. Она заморгала, пустышка выпала изо рта и скатилась по ступеньке прямо в гараж. Я шагнул вперед и поднял ее. Соска была влажной от слюны.

— Я вернусь примерно через час. Это не займет много времени.

Я протянул пустышку Саре, и она взяла ее у меня, зажав между пальцами. Наши руки не соприкоснулись.

— Ты ведь не поедешь мимо заповедника? — спросила она.

Я покачал головой.

— Обещаешь?

— Да, — ответил я. — Обещаю.

Она следила из окна, как я отвязывал Мэри-Бет и вел его к машине. На заднем сиденье все еще стояли коробки с вещами Джекоба, и, когда пес оказался в машине, он начал их обнюхивать, повиливая хвостом. Я сел за руль. Сара поднесла Аманду к окну и помахала ее крошечной ручонкой мне вслед.

Я разглядел, как она старательно выводит губами:

— Прощай. Прощай, песик.

Мэри-Бет, свернувшись клубочком на заднем сиденье, проспал всю дорогу до фермы.

Погода так и не прояснилась. С неба сыпалась изморось, и все вокруг было по-прежнему затянуто дымкой. Вдоль дороги, словно привидения, выныривая из серой пелены дождя, выстраивались дома, окруженные амбарами и надворными постройками; их фасады потускнели, с крыш капало, во дворах мокли под дождем припаркованные старые автомобили. Кое-где уже обнажилась земля, ее слежавшиеся комья выглядывали из-под снега; на полях эти прогалины тянулись бесконечными параллелями, обозначая прошлогодние борозды и уходя в туман.

Когда мы прибыли на место, пес отказался вылезать из машины. Я открыл ему дверцу, но он отпрянул от меня, начал скулить и скалить зубы, шерсть на его загривке вздыбилась. Мне пришлось тащить его, ухватившись за бельевую веревку.

Спрыгнув на землю, он встряхнулся и рванул вперед, в поле.

Я бежал за ним, держа веревку в левой руке, а лопатку — в правой. Пистолет был заткнут за пояс.

Снег, хотя и таял, местами оставался еще довольно глубоким и доходил мне до колен. Он был тяжелым и влажным, как белая глина, и продвигаться вперед с каждым шагом было все труднее. Брюки мои намокли и липли к икрам, так что со стороны, наверное, могло показаться, будто на мне спортивные штаны и гольфы. Мелкий дождичек сеял мне на голову и плечи, вызывая озноб.

Я поднял воротник куртки. Мэри-Бет бежал впереди, обнюхивая снег и довольно виляя хвостом.

Мы продвигались к середине поля, где когда-то стоял отцовский дом. Ветряная мельница осталась слева, ее почти невозможно было различить в пелене дождя.

Я остановился на том месте, где, как мне казалось, когда-то находилось крыльцо, и бросил веревку и лопатку на снег. На конец веревки я наступил ногой, чтобы собака не убежала. Потом вытащил из-за пояса пистолет.

Мэри-Бет начал пятиться к дороге, но смог удалиться лишь футов на десять — веревка натянулась, и ему пришлось остановиться. В снегу выделялись извилистые полосы наших следов; они, словно нити, соединяли нас с фургоном, оставленным у дороги. Зрелище представлялось довольно зловещим: густой туман серовато-белой стеной преграждал нам обратный путь, превращая нас в пленников этого грязного поля. Со странным чувством, близким к страху, я наблюдал эту картину, так напоминавшую сцену из сказки, в которой смешались ужас и предчувствие надвигающейся беды.

Я вдруг подумал о том, что Карл, вполне вероятно, уже мертв. Мне не хотелось в это верить — гораздо спокойнее было бы представить себе, что, бесцельно прослонявшись все утро по лесу, они с Бакстером сейчас возвращаются в город, но разум отказывался подчиняться моим тайным желаниям. Вопреки воле, воображение упорно рисовало заброшенный сад, приютивший самолет. Снег, укрывавший его, уже наверняка растаял, и теперь не заметить его в лесу было просто невозможно. Я видел перед собой ворон, искривленные чахлые деревца. Видел, как Вернон — очень спокойно, отработанным жестом — достает из кармана пистолет и стреляет Карлу в затылок. Я отчетливо представил себе, как Карл падает и снег обагряется кровью. Птицы, напуганные выстрелом, взмывают в воздух. Их крики эхом разносятся по пустынному саду…

Убийство собаки, которое я замышлял как акт милосердия, вылилось в жестокую пытку.

Я обошел Мэри-Бет сзади и прицелился ему в загривок, но стоило мне спустить курок, как пес вдруг ринулся на меня. Пуля угодила ему в нижнюю челюсть, раздробив ее так, что она как-то нелепо повисла. Пес, заскулив, свалился на бок. Язык оказался перерезан — из пасти хлестала кровь.

Когда Мэри-Бет попытался подняться, я, испытывая ужас и отвращение, выстрелил снова. На этот раз я пробил ему ребра. Он перевернулся на спину, задрав лапы вверх, и так и застыл в этой позе. Грудь его тяжело вздымалась, из пасти вырывались глубокие, клокочущие звуки. Я решил было, что этого достаточно, что пес сдохнет и так, но вдруг он опять отчаянно засучил лапами, пытаясь перевернуться и подняться, издавая при этом дикие вопли, никак не похожие на лай. Они то затихали, то становились громче, но не смолкали ни на секунду.

Я шагнул вперед и склонился над истерзанным телом. Пот лил с меня градом, руки стали влажными и скользкими и предательски дрожали. Я приставил дуло пистолета к его голове. Закрыв глаза, напрягшись всем телом, я нажал на курок.

Раздался сильный треск, вдали отозвалось сдавленное эхо выстрела, и потом воцарилась тишина.

Дождь усилился, и его, теперь уже крупные, капли вовсю решетили слежавшийся снег.

Мэри-Бет лежал в луже крови; огромное розовое пятно расплылось вокруг его головы и плеч. Мне было стыдно смотреть на него. Я вспомнил отца, который отказывался забивать скот на ферме и потому не держал никакой живности; с завидным упорством следовал он этому принципу всю свою жизнь, невзирая на презрительные насмешки со стороны соседей. И вот сейчас я нарушил его табу.

Отступив от собаки, я устало вытер лицо перчаткой. Вокруг сгущался туман, отгораживая меня от внешнего мира.

Я поднял с земли лопатку и начал копать. Верхний слой земли глубиной дюймов в десять был мягким и влажным; потом возникло ощущение, будто я пытаюсь пробиться сквозь бетонную плиту. Лопатка со звоном вонзалась в мерзлую землю. Я попробовал долбить сапогами, но безуспешно: я не продвинулся ни на дюйм глубже. Что ж, оставалось лишь захоронить собаку в этой мелкой, десятидюймовой, могиле, иного выхода я не видел — не тащить же было окровавленное тело назад, к машине.

Я схватил Мэри-Бет за лапы, опустил его в выкопанную ямку и сверху закидал комьями грязи, которой едва хватило, чтобы прикрыть пса полностью. Затем подгреб снегу и слепил из него небольшой холмик. Конечно, сооружение это было недолговечным. Если весной труп не выкопает какой-нибудь хищник, то уж Джордж Мюллер, новый хозяин фермы, обязательно обнаружит его при вспашке поля. Я испытал угрызения совести, когда подумал о том, как отнесся бы Джекоб к такому кощунству. Я предал своего брата даже в этом.

По дороге домой я плакал — в первый раз после того, как убирал квартиру Джекоба. Даже сейчас я не могу с уверенностью сказать, чем были вызваны эти слезы, наверное, я оплакивал всех сразу — Карла и Джекоба, Мэри-Бет, Сонни, Лу и Ненси, Педерсона, родителей, Сару и самого себя. Я пытался успокоиться, думать только об Аманде, о том, что она никогда ничего не узнает, что моя дочь вырастет, окруженная всяческими благами, добытыми нашими преступлениями, но поверить в это было трудно. Все это казалось пустой фантазией, несбыточным счастливым концом волшебной сказки. Я вдруг понял, что мы слишком идеализировали будущее, и это усугубляло мою печаль, добавляя ощущение тщетности и никчемности наших притязаний. Новая жизнь никогда не будет такой, какой мы представляли ее в своих мечтах; нас ожидала тяжкая участь беглецов, жизнь, исполненная лжи, уловок и постоянного страха разоблачения. Мы никогда не уйдем от того, что совершили; наши грехи будут преследовать нас до самой могилы.

На въезде в Форт-Оттова мне пришлось притормозить у обочины и дождаться, пока поток слез иссякнет. Я не хотел, чтобы Сара узнала о моей слабости.

Когда я подъехал к дому, время уже перевалило за полдень. Я повесил лопатку на крюк в гараже, потом прошел в дом. Меня знобило, лицо распухло от слез, руки были ватными и слегка дрожали.

Сара окликнула меня из гостиной.

— Привет, — прокричал я в ответ. — Я уже вернулся.

Я услышал, как она встала, чтобы выйти встретить меня, но в это время зазвонил телефон, и Сара прошла на кухню.

Я уже снял сапоги, когда она выглянула в коридор.

— Это тебя, Хэнк.

— Кто? — прошептал я, двинувшись ей навстречу.

— Он не назвался.

Я вспомнил, что Карл обещал позвонить, когда они вернутся из заповедника, и испытал облегчение.

— Наверное, это Карл?

Она покачала головой.

— Не думаю. Он бы обязательно спросил про ребенка.

Сара была права, но мне все равно хотелось верить, что звонит именно он. Я прошел в кухню и взял трубку, ожидая услышать голос Карла.

— Алло? — сказал я.

— Мистер Митчелл?

— Да.

— Говорит шериф Маккеллрой из Фултонского окружного управления полиции. Я хотел узнать, не смогли бы вы ненадолго приехать в Ашенвиль. У нас есть к вам ряд вопросов.

— Вопросов?

— Если хотите, мы вышлем за вами машину, но будет проще, если вы сами приедете. У нас сейчас не хватает людей.

— Могу я узнать, в чем дело?

Шериф Маккеллрой замялся.

— Это касается офицера Дженкинса. Карла Дженкинса. Он мертв.

— Мертв? — воскликнул я с неподдельным ужасом и сожалением. Притворным было лишь удивление.

— Да. Убит.

— О, Боже. Не могу поверить в это. Я же только сегодня утром виделся с ним.

— Об этом, собственно, мы и хотели поговорить…

Кто-то за спиной шерифа прервал его, и я расслышал, как он рукой зажал телефонную трубку. Сара из другого угла кухни наблюдала за мной. В соседней комнате раздался плач Аманды, но она даже не обратила на это внимания.

— Мистер Митчелл? — вновь раздался в трубке голос Маккеллроя.

— Да?

— Вы вчера днем встречались с человеком по имени Нил Бакстер?

— Да, — ответил я. — Он из ФБР.

— Он вам показывал свои документы?

— Документы?

— Удостоверение. С фотографией.

— Нет. Ничего не показывал.

— А вы не могли бы описать его?

— Высокий. Приблизительно шесть футов четыре дюйма. Широкоплечий. Черные, коротко подстриженные волосы. Глаза… Нет, не помню, какого цвета.

— А помните, в чем он был одет?

— Сегодня?

— Да.

— В пальто. Темный костюм. Черные кожаные ботинки.

— А его машину вы видели?

— Да, сегодня утром. Я видел, как он выходил из нее.

— Вы ее запомнили.

— Голубого цвета, с четырьмя дверцами. Такие обычно дают напрокат. Номерные знаки я не видел.

— А марку сможете назвать?

— Нет, — сказал я. — Типа «седан», похож на «бьюик», но точно не назову.

— Ничего страшного. Мы вам покажем кое-какие фотографии, и, может, по ним вы сможете опознать машину. Вы могли бы приехать прямо сейчас? Мы находимся в ратуше.

— Я все-таки не понимаю, что же произошло.

— Запаситесь терпением. Вы все узнаете, когда приедете сюда. Так нам выслать за вами машину?

— Не надо. Я сам доеду.

— Вы скоро будете?

— Да, — ответил я. — Я выезжаю прямо сейчас.