Провал операции «Z»

Глава 18

Как сказал один могучий (боком входит в дверь) поэт, и я того же мнения, неотвратимость страшной опасности представляет для человека что-то типа освобождения. Когда он перед лицом неминуемой угрозы, то легко переступает порог мелких мещанских проблем. (Я философствую специально для читателей, автоматически водящих пальцем по строчкам, чтобы возбудить иной раз их второе «я», спрятанное в подсознании, — иногда и мне самому удается возбудиться.)

Раздеваюсь до трусов и лезу в воду. Пластмассовую коробочку с артиллерией заворачиваю в свою рубашку и привязываю длинной веревкой, обмотав ее вокруг талии. Антигона принесла мне три вантуза для пробивания засоров сортиров и ванн, и я их затыкаю за импровизированный пояс, как ручные гранаты.

Мы специально выбираем лодку побольше, чтобы мне было легче спрятаться за кормой. Окакис и дочь гребут по очереди. Я держусь за протянутый за бортом спасательный фал. Расслабляюсь, и мне даже нравится, меня как будто катают по теплой воде. Перестав чувствовать приятное скольжение воды о свое туловище, быстро соображаю, что мы прибыли к месту назначения, и ныряю под киль. Почему-то в голове опять проносится что-то типа «десять футов под килем…». Я высовываю нос из темной воды и пытаюсь разглядеть происходящее.

Чей-то голос кричит:

— Держите веревочный трап!

Потом слышится «шлеп», сопровождаемый «бам!», — трап ударяется о борт субмарины.

— Привяжите лодку к трапу! Теперь вначале девушка, давайте руку, мадемуазель!

Антигона и папаша по очереди покидают шлюпку, которая, сбросив груз, дает мне чувствительный удар по кумполу.

Слышу глухой стук каблуков по металлическому корпусу подлодки. А вокруг все море освещено. Ребята-подводники направили прожектора во все стороны, чтобы избежать неожиданных сюрпризов. К счастью, освещенное поле начинается лишь метрах в десяти от корпуса, поэтому покатые бока субмарины остаются в полной темноте. Это как раз то, что доктор прописал. Мой внутренний голос принимается бормотать старую песню: «Малыш Сан-Антонио, когда человек обладает репутацией, как у тебя, нужно доказать, что ты ее достоин! Теперь валяй беги, плыви, летай, но отомсти!»

Вот так, под увещевания внутреннего голоса, я ныряю как можно тише и плыву к корме. Собственно, что такое подводная лодка? Плавучая гигантская цистерна с мазутом и небольшим ограждением рядом с рубкой. Таким образом, я оказываюсь у подножия полукруглой скользкой массы металла, на которую можно забраться только в том случае, если у вас и папа и мама были улитками.

Но Сан-Антонио, который все знает, все умеет, все предвидит и все может решить, прихватил с собой вантузы для прочистки ванн и унитазов. Я жду и прислушиваюсь. С левого борта доносятся голоса. Тогда я решаю идти на абордаж с правого борта. Мне нужно подняться лишь на трехметровую высоту, но, ребята, это же абсолютно гладкий металл — не за что ухватиться!

Я вытаскиваю из-за пояса вантуз и, максимально поднявшись из воды, насаживаю его на борт субмарины. Тяну вниз — держится. Тяну сильнее и вместе с вантузом соскальзываю в воду. Незадача! Но не надо отчаиваться и сходить с ума! Как сказал поэт, даже самые отчаянные коты ходят не спеша! Мне кажется, этим котом — пардон, поэтом — был Жак Превер.

Поскольку одного вантуза недостаточно, я решаю поставить все три на максимальную высоту. К счастью, мелкая волна постоянно шлепает о корпус подлодки и мои действия в плане децибелов проходят практически бесшумно. Я выскакиваю из воды и пришлепываю вантуз на высоте примерно метр шестьдесят два от ватерлинии. Беру второй, и мне удается насадить его рядом с предыдущим с первой же попытки. То же и с третьим, господа. И вот над моей головой живописная группа из трех дубин (с вами было бы больше!), составленных вместе. Теперь предстоит самое сложное. Развязываю веревку, которая у меня вокруг талии (и какой талии!), придерживая рубашку, где замотан пистолет, дабы случайно не уронить его в воду.

С большим трудом, еле-еле, одной рукой, помогая себе зубами, сооружаю скользящий до ужаса узел, в то время как другой рукой судорожно сжимаю коробку с пистолетом. Набрасываю лассо на рукоятки вантузов — мимо! С третьей попытки удается, как у настоящих волевых спортсменов. Все три рукоятки в петле. Теперь осторожно тяну за веревку, и узел затягивается. Наконец, когда все три ручки стянуты намертво вместе, я повисаю на веревке всем весом — вантузы держат! Завязываю рубашку вокруг шеи, откинув узел с пистолетом за спину. Начинаю медленный (но верный) подъем. Когда руки достигают уровня вантузов, я с ужасом понимаю, что мне лезть вверх еще больше метра.

Черт, что же делать?

Думай, Сан-А, думай как следует!

Я прислушиваюсь к своему внутреннему голосу и нахожу решение. Не сомневайтесь в своем Сан-А, курочки мои! Как Зорро, он всегда найдет выход из любого положения. Держась одной рукой, другой отрываю самый широкий вантуз. Главное, чтоб два оставшихся выдержали! Прижимаюсь грудью к корпусу субмарины, становлюсь моллюском — каждая клетка (моей грудной клетки и ниже) буквально присасывается к гладкой металлической поверхности. Подтягиваюсь медленно-медленно, иначе сорвусь — и начинай все сначала!

Вантузы держат. Я вам честно скажу, понадобится двенадцать тысяч двести тридцать три года, согласно приблизительным подсчетам и теории вероятностей, чтобы кто-то другой повторил с успехом мой, скажем скромно, героический поступок. Левой рукой я удерживаюсь на уровне рукояток вантузов, а правой пришлепываю освободившийся вантуз на пятьдесят сантиметров выше. Вы ухватываете демонстрацию силы воли?

Теперь медленно и очень осторожно, держась за веревку, подтягиваю ноги вверх по корпусу лодки так, чтобы голова оказалась внизу. Вам ясно? Должно быть, ясно, поскольку все молчат…

Если не верите, пойдите к пожарным и попросите исполнить то же самое, увидите, что они вам ответят! А ведь пожарные — люди тренированные, да и во время работы у них всегда где-нибудь что-нибудь горит, правда? Вот только коробка с пистолетом усложняет умопомрачительный трюк, поскольку свисает с шеи вниз, пытаясь отделить шею от туловища. Завершаю полуоборот — фу-у-у! Теперь двумя ногами захватываю рукоятку верхнего вантуза… Не надо хрюкать — все, что я говорю, чистая правда! Если среди вас есть скептики, то я им пришлю антисептики, за свой счет!

Так, ну ладно. Значит, ногами я сжал рукоятку. Одной рукой внизу я удерживаюсь за одну из нижних рукояток вантуза, а другой резко отрываю третий, стоящий рядом. Я как слизняк, моя кожа становится клейкой. Поскольку достаточно одного вантуза, чтобы удерживаться на корпусе лодки, то я хватаю третий. Это вы поняли, ага?

На мостике идут жесткие переговоры, но мне и в голову не приходит прислушаться, о чем речь. Даже мой слух прилип к железному туловищу субмарины, клянусь!

Прилепляю третий вантуз выше первого. Потом, удерживаясь ногами за второй, отрываю первый и шлепаю его еще выше, то есть над третьим. Если вам трудно следить за происходящим, нарисуйте схему. Теперь надо убрать ноги со второго, если я, конечно, хочу продолжить восхождение. Вы, наверное, знаете из газет или видели по телику, что французы прирожденные скалолазы, но лазят не только на скалы… Так вот, я зубами отрываю вантуз номер один (думаю, правда вам нужно сделать схему, иначе недолго и спятить. Или же идите в следующую главу — я сейчас подойду). Теперь освободившейся рукой хватаюсь за вантуз номер два (см. схему) и приляпываю его выше двух предыдущих, здесь ясно? И так я повторяю операцию, маневрируя вантузами, пока, пятясь, не достигаю палубного ограждения. Хватаюсь за него ногами. Слава богу, есть! Дополз! Только бы меня не заметил какой-нибудь хорек! Но прожектора, направленные на воду, служат прекрасным экраном. То есть людям из команды абсолютно не видно, что творится у них под носом, если объект не попадает в мощные пучки света. Теперь надо передохнуть секунд тридцать пять, так как чувствую себя немного уставшим, я бы сказал вывороченным наизнанку, будто вантузами. Все-таки около десяти минут пришлось висеть вверх тормашками, поэтому кровь стучит у меня в висках и вижу как в тумане.

Вперед, Сан-А! Еще усилие! Время работает не на тебя! К сожалению…

Усилием воли привожу себя в порядок, а заодно становлюсь на ноги. Я на мостике за рубкой. Пот струями бежит по телу. Грудь и живот жжет от долгого ползания по металлу. Развязываю узел рубашки и беру из плексигласовой коробочки пушку Глории. Контакт руки с рукояткой пистолета придает силы, уверенности. И вот я чувствую себя суперменом до корней волос и кончиков ногтей!

Прижимаюсь к рубке подлодки. Теперь голоса становятся различимы, совсем близко.

— У нас список всех банков мира, где у вас открыты счета, господин Окакис… Вы привезете нам все свои чековые книжки и подпишете чеки прямо у нас на глазах. Кроме того, есть секретный счет в «Дугластер дженерал бэнк компани». Похоже, на нем не менее двух миллиардов. Нам нужно банковское поручение на снятие всех денег со счета. Также мы знаем, что у собравшихся здесь дам имеются драгоценности, которым нет цены. Я уж не говорю о вашей жене, мадам Окакис, у которой огромная диадема со знаменитым бриллиантом. Нам нужны все драгоценности. Соберите их со всех! Вы все поняли, господин Окакис?

— Да, — заплетающимся языком произносит владелец несметных богатств.

— Мы даем вам один час, чтобы вы смогли привезти нам все сюда, но ни минутой больше, вы поняли?

— Как вы мне докажете, что, если я исполню ваше приказание, вы не взорвете остров? — спрашивает Окакис.

Ответ короткий, сухой и хлесткий.

— Никак! Но для вас это последний шанс. Плывите на берег, мы оставляем вашу дочь у себя до вашего возвращения. — Потом все тот же голос продолжает: — Помогите господину Окакису спуститься в лодку.

Вот ведь как все повернулось! Ограбление века, друзья мои! Если им все сойдет с рук, то они заграбастают не меньше пятидесяти миллиардов. Рядом с этим делом ограбления банков, захват заложников с целью выкупа, налеты на казино — просто семечки!

Я жду еще некоторое время, затем крадусь дальше по площадке рядом с рубкой. Моему взору открывается весь мостик. На нем четверо мужчин и Антигона. Один из них курит, сидя позади треножника крупнокалиберного пулемета, нацеленного на берег. Второй помогает Окакису спуститься в шлюпку, удерживая веревочный трап. Еще двое стоят в стороне и разговаривают.

Прячусь за выступ рубки и размышляю. Теперь, когда я уже на поле боя, что же мне предпринять? Вернее, что я могу предпринять? На борту лодки целая команда. Если поднимется тревога, они или прибегут на помощь с оружием, или в крайнем случае погрузятся под воду.

Нельзя вести войну в одиночку. Один в поле не воин.

До меня доносится звук ударов весел Ока-киса о воду.

— Садитесь, мадемуазель! — произносит чей-то голос.

— Нет, спасибо. Не могли бы вы показать мне устройство подводной лодки? Я первый раз в жизни поднялась на борт субмарины.

Спокойный голос Антигоны льется мне на сердце, как чудесный бальзам. Ах, смелая и честная девочка! Она ведь специально для меня это делает. Старается увести с палубы как можно больше людей.

— Что скажешь, Билли? — говорит один.

— Не можем же мы отказать красивой девушке, — смеется второй. — Иди вместе со Стивом, но смотрите, чтоб она ничего не трогала!

Затем я вижу три тени, поднимающиеся по железной лестнице на купол рубки. Они скрываются в люке. Так-то лучше! Чувствую себя как-то бодрей.

Выбор падает на того, что стоит, опершись на ограждение. Быстро, но тщательно прицеливаюсь и стреляю в тыкву. Нужно быть экономным, поскольку у меня всего шесть патронов. Раздается что-то типа «чпок» — даже трудно отличить от плеска волн, бьющих о борт. Малый дергается и оседает, руки зацепились за ограждение. Туловище еще удерживается, но голова уже повисла. Это означает: «Пишите письма!»

Проходит несколько секунд. Затем обеспокоенный голос пулеметчика окликает:

— Эй, Джо! Что там с тобой? Тебя тошнит?

Вместо ответа названный Джо опрокидывается на спину. Второй плюет на пулемет и бросается к нему. Я срезаю его на лету еще до того, как он достигает своего товарища, замечательным выстрелом прямо в сердце. Пулеметчик по инерции делает еще шаг и валится прямо на безжизненное тело первого.

«Итого два!» — считаю я про себя, так как всегда был очень силен в математике. Подбегаю к разлегшимся господам и спихиваю их в воду. Плюх! И плюх! Даже если они не совсем мертвы, то из собственного недавнего опыта прекрасно понимаю: им ни за что не забраться на борт.

Так, что теперь?

Провожу инвентаризацию. Четыре пули в магазине пистолета и целый пулемет — это придает энтузиазма. Откровенно говоря, использование моей пушки предпочтительнее, поскольку пистолет с глушителем.

Жаль, я не встретил пулеметчика приемом дзюдо — сэкономил бы пулю. Нужно иной раз сдерживать свои рефлексы! А то видишь, как что-то движется, и тут же стреляешь — истинно человеческая реакция!

Я повторяю про себя: нужно экономить, поскольку если и дальше так пойдет, то у меня скоро ничего не останется — что тогда делать?

Но мне в котелок приходит другая мысль. Бросаюсь к прожекторам, направленным на переднюю палубу, и разворачиваю их на девяносто градусов (повернул бы и на все сто, но, боюсь, они закипят). Направляю их на купол рубки. Хитро придумано, а? Теперь ребята, если вылезут из люка, получат порядка пятисот киловатт прямо по шарам, так что не сумеют узнать и свою маму с расстояния тридцати миллиметров.

Теперь остается только ждать. Опять ждать, все время ждать! Ждать, чтоб победить или умереть!

У меня есть неоспоримое преимущество: чтобы подняться из подлодки на палубу, имеется только один путь — через люк рубки. Но, с другой стороны, эти сукины дети могут запросто нырнуть на сотню метров в глубину.

Время идет, но я его как бы не ощущаю. Может быть, прошли и все десять минут, но могу ошибиться. А в общем-то, какая разница? Ладно, скажу — жду десять минут!

Кто-то вылезает из люка по пояс. Один из тех, кто сопровождал Антигону. Приняв пучок слепящего света в глаза, он закрывает лицо рукой.

— Джо, черт возьми! — вскрикивает он. — Какого дьявола не следишь за прожекторами!

Я зажимаю нос двумя пальцами и произношу чисто по-американски: «О'кей!» Но вместо того чтобы идти к прожектору, поднимаюсь по узким прутьям лестницы рубки.

Парень так никогда и не узнает, от кого получил удар по кумполу. Он вываливается из люка и падает к подножию рубки как мешок. В это время из люка показывается вторая рожа и спрашивает, прикрыв ладонью глаза:

— Что с тобой, Бурк?

Моя рука хватает его глотку. Крикнуть он не может. Резко выдергиваю его из отверстия люка и бросаю на палубу. Но парень цепкий как кошка. Он приземляется на четыре лапы и поднимает голову. Теперь мне свет бьет по шарам. Я прыгаю вниз.

Получается занимательный обмен ударами. Ты — мне, я — тебе! Удар головой, удар кулаком, коленом, ногой — и так без конца! Удар — удар! Бам — бам! Принимаю — отдаю! Откладываю на зиму, раздаю бедным в квартале! Промах, попадание, опять попадание! Как в кино! Парень не очень крупный, но удары крепкие, видно, насмотрелся голливудских боевиков…

Его кулак ходит, как поршень паровоза. Я сжимаю зубы, кулаки, все остальное. Надоедает, в конце концов! Пора кончать! Он желает уложить меня спать крюком справа, но черта с два! Я прерываю свалку. Два шага назад — и уже пушка в руке. Я ему ее показываю. Он не удивляется, просто с удовольствием поднимает руки вверх, без приказания!

— Повернись-ка спиной!

Он слушается. Я урезониваю его рукояткой сверху. Все, сцена закончена — он валится как подкошенный.

У меня с детства привычка убирать за собой мусор, словом, оставлять место чистым, как было до того, как я пришел. Короче, надо прибрать! Парень, которого я угостил у люка, готов, у него сломаны шейные позвонки. Отправляю его в воду. В принципе, я не обижусь, если кто-то из команды останется в живых, будет с кем поговорить! Я тащу последнего драчливого оппонента к ограждению на корме, где мне удалось осилить восхождение на борт, веревкой обматываю ему руки и привязываю к стойке перил крестом.

Продолжаю наблюдать за входным люком наверху рубки, не появится ли из норы новая дичь. Но наступает минута затишья. Тогда я отвешиваю пару оплеух своему спарринг-партнеру по боксу, чтобы привести в чувство. Изо рта стекает кровь, он дергается, стонет, вздыхает и открывает один глаз.

— Можешь говорить, чемпион? — спрашиваю я его. — Мне нужно кое-что узнать.

Одновременно обыскиваю его карманы. Вынимаю нож, спички, сигареты, доллары. Прижимаю к его животу лезвие ножа, постепенно усиливая давление. Нож острый, и стоит лишь нажать… Я готов идти до конца, вы меня знаете!

— Сколько вас на борту?

Впечатление, будто лезвие вошло в его живот наполовину. Если быстро не ответит, то получит право на бесплатное харакири, братец мой. Это нехорошо, я знаю, но что мне остается?

— Отвечай, сколько человек в команде?

— Семь!

Быстрый подсчет в голове блистательного комиссара Сан-Антонио: трое в воде, один связан, лежит передо мной — остается, стало быть, нейтрализовать троих, мой генерал!

— Как зовут этих троих? Назови только имена — мне достаточно!

Мой палец так и пляшет на рукоятке ножа. Не знаю, может, я ошибаюсь, но у меня впечатление, будто лезвие уже находится в животе моего партнера по переговорам.

— Рой! — стонет жертва профессионального бокса.

— Еще?

— Флойд и Чарли.

— О'кей!

Я отвожу нож от его живота. Нет, лезвие не совершило круиз в его внутренностях. Может, оно, конечно, вообще затупилось, заржавело после долгого плавания в такой сырости. А может, у парня пресс такой…

Иду к рубке. Неслышно поднимаюсь по лестнице. Нагибаюсь и смотрю в люк. Внизу камера перископа, горит свет. Но никого не видно.

— Эй, Чарли! — кричу я, как вылитый американец. — Сюда быстро!

Убираюсь из люка и прячусь сбоку рубки. Слышен звук шагов по металлической лестнице. Появляется Чарли. Но перед тем как вылезти из люка, он получает капитальный удар рукояткой пистолета по основанию черепа. Такой удар способен забросить его гланды в область мочевого пузыря. Его руки разжимаются, и он падает камнем, как на дно колодца. Металл, он вообще резонирует, поэтому раздается страшный грохот. Буквально тут же появляется тип и склоняется над безжизненным Чарли.

— В чем дело, парень? — слышен голос того, кто сопровождал Антигону.

— У Чарли, видно, закружилась голова или он поскользнулся. Никогда не видел большего кретина. Он, похоже, здорово треснулся, — комментирует то ли Рой, то ли Флойд.

Слушая их разговор, я повторяю про себя: «Их всего двое!» У меня страшное желание продырявить шестого, но тогда седьмой будет настороже, а у него в руках Антигона!

— Как думаешь, что с ним делать. Рой? — спрашивает наклонившийся парень. Но тут он, видно, почувствовал мой взгляд (еще бы не почувствовал, если своим взглядом я прожигаю сердца девушек насквозь!), потому что быстро поднимает голову. Ну как здесь удержишься — я стреляю! Пуля прошивает его сверху донизу. Входит в шею, а выходит через анус, что, признайтесь, бывает редко!

— Подожди-ка, — отвечает Рой, которого я до сих пор не вижу, — я принесу виски!

Так, теперь нельзя терять ни секунды Я шагаю в купол и слетаю внутрь по железной лестнице. Приземляюсь в помещении рядом с перископом. И в этот момент входит Рой Антигона рядом с ним В одной руке у него револьвер, в другой — бутылка виски. От неожиданности он подскакивает, успевает посмотреть на меня, на два трупа на полу, затем на мой пистолет и, смешав все мысли воедино, умирает, не успев, однако, проанализировать ситуацию до конца, поскольку мой пистолет делает «чпок!» — прямо в глаз!

Будто солнцезащитный монокль!

Я подбрасываю пистолет Глории в руке.

— Даже еще патроны остались! Клянусь, Антигона, я могу заменить целый армейский корпус в состоянии полной боевой готовности!