Проводники судьбы (СИ)

Глава 11.Все не так, как кажется

Идя по направлению к дому, где жил Александр, Мира была уверена, что ей предстоит узнать или даже увидеть то, что ее несказанно удивит. Весь этот день мысли о вчерашнем происшествии не покидали ее. И несмотря на безоговорочное доверие, возникшее между ней и Александром едва ли не с первой их встречи, Мира все больше и больше убеждалась, что он не был искренен с ней. Так или иначе, своим глазам она верила больше. Девушка не раз уже представляла себе, что скажет ему, какие вопросы задаст, каким образом уличит его во лжи. Но все расчеты и хитроумные планы были забыты, когда он распахнул перед ней дверь. Мире понадобилось лишь мгновение, чтобы оглядеть его с ног до головы и убедиться, что он цел и невредим. Затем, не в силах сдержать нахлынувшие чувства, она бросилась к нему на шею и лишь повторяла, повторяла безостановочно:

— Я так рада! Так рада!

Александр тоже был очень рад ей, но вел себя чуть более сдержанно. Он был одет в белую футболку и голубые джинсы, на рыжих волосах играли отблески заходящего солнца, проникающие в окно за его спиной, а во взгляде карих глаз было что‑то такое, отчего Мире всегда становилось спокойно и хорошо.

Стоя на пороге квартиры в ожидании, пока он откроет, девушка боялась увидеть мертвенную бледность его черт, однако кожа его как всегда имела нежно — розовый оттенок, который ее подруга характеризовала не иначе, как посредством эпитета «кровь с молоком».

Мира рассказала ему о произошедших накануне событиях, всякий раз смущаясь, когда речь заходила о загадочном «двойнике» Александра. В глубине души она опасалась насмешек с его стороны, но не услышала ни одной. Напротив — он ободрял ее улыбкой, а когда он брал ее руки в свои ладони, по телу разливалось приятное тепло. Молодой человек внимательно слушал ее, уточнял детали, сопереживал, но в итоге так и не смог дать логичного объяснения произошедшему. Он склонялся к тому, что Мира просто — напросто оказалась в ненужном месте в ненужный момент, а его собственное сходство с незнакомцем было чистой случайностью и, возможно даже, ограничивалось телосложением и цветом волос — остальное плод воображения напуганной Миры. Девушка и сама многократно пыталась убедить себя в том, что дела обстоят именно так, но — увы — не могла.

— Ты сама‑то как? — в очередной раз спросил ее Александр, глядя в серо — зеленые глаза девушки.

— Я? — Мира нервно облизала губы. — Заработала синяк на коленке и порвала любимые брюки, — она безрадостно усмехнулась. — Мне повезло, Саша, очень повезло. Хотелось бы верить, что он — тот человек — был не менее удачлив. Ты можешь мне оказать одну услугу? — неожиданно спросила она.

— Конечно. Чего ты хочешь?

— Сними футболку.

— Что?

— Сними футболку и повернись спиной. Я хочу знать наверняка, что это был не ты. Я не могу не верить тебе, но и своим глазам в доверии я отказать тоже не могу. Прости.

Александр нервно засмеялся:

— Послушай, Мира, если бы все действительно произошло так, как ты мне это описала, и там был я, то я бы уже не говорил с тобой. Судя по твоим словам, лезвие ножа вошло в самое сердце.

— Саша, пожалуйста, — Мира говорила спокойно, но затрудненное дыхание выдавало внутреннее напряжение, — сделай так, как я говорю.

— Ну, знаешь ли, мне немного неловко.

В любой другой ситуации это бы смутило Миру, но теперь ее уже ничто не могло привести в замешательство. Упрямство Александра начинало бесить девушку.

— Неловко?! — вспылила она. Серо — зеленые глаза стали почти черными: Мира была на взводе. — Пожалуй, Александр, я смогу усмирить свою рвущуюся наружу похоть и с честью выдержу это непростое испытание. Действуй!

Александру ничего не оставалось, кроме как подчиниться и стянуть футболку. Мира беглым взглядом окинула его торс. Он был худощав, но хорошо сложен — впрочем, это девушка и без того знала. Она обошла вокруг Александра, оглядела спину, но так и не нашла ничего подозрительного: ни кровоточащей раны, ни рубца, ни даже синяка. Словно не доверяя своим глазам, Мира провела рукой по рельефно выступающим мускулам в том месте, куда, как ей казалось, вошел нож. Александр вздрогнул от прикосновения, но, верно, лишь потому, что пальцы девушки были холодны как лед; кожа была абсолютно ровной и гладкой.

— Довольна? — в голосе Александра Мира так и не услышала упрека, которого ожидала.

— Можешь сделать вид, что ничего этого не было? — девушка виновато улыбнулась.

— Могу, — молодой человек вернул ей улыбку.

— Интересуешься готикой? — спросила Мира, смущение повелевало ей как можно скорее сменить тему разговора.

— Что?

Мира коснулась рукой талисмана, висящего у него на шее — серебряного креста с верхним лучом в виде петли.

— Нет, — ответил Александр, вновь надевая футболку и вытаскивая наружу скрытый до этого под одеждой медальон. — До того, как стать символом готов, он имел другое значение…

— Можешь мне ничего не объяснять: я ведь изучаю культурологию, если помнишь, — девушка самодовольно улыбнулась. — Это анкх, древнеегипетский символ бессмертия, вечной жизни; ключ к тайному знанию.

— Верно, ключ… — пробормотал Александр. — Жаль только, что теперь мало кто помнит о первоначальном толковании. После одного нашумевшего фильма о вампирах анкх сделали своим символом готы, и теперь в глазах обывателя он означает смерть.

— Думаю, многие и вовсе не имеют представления о том, что может значить этот символ, — заметила Мира.

— Зато те, кто интересуется, знают некоторые тонкости, — произнес Александр. — Есть несколько разновидностей символа. Петля может выходить из самой точки пересечения лучей, брать свое начало немного выше или даже значительно выше. В первом случае анкх означает смерть (это и есть подлинный символ готов), во втором — жизнь и в третьем, — он указал на собственный медальон, — бессмертие.

— Я об этом не слышала, — призналась Мира. Постепенно все возвращалось на круги своя: перед ней вновь был человек, не перестававший поражать ее познаниями в разнообразных областях и, в конце концов, тот, с кем ей просто было интересно и хорошо. — Уже поздно, а мне еще надо учиться. Я пойду, — вернула она себя к суровой действительности.

— Подождешь меня пять минут? Я только выключу компьютер и провожу тебя.

Мира согласно кивнула, и Александр поспешил в одну из комнат.

— Можешь осмотреть квартиру, если вдруг тебя заинтересует мое скромное пристанище, — донесся до нее звук его голоса. — Чувствуй себя как дома.

Мира с удовольствием воспользовалась приглашением, поскольку была у него в гостях впервые и давно уже хотела посмотреть, как живет ее друг.

Ничего особенного. Две просторные светлые комнаты, все довольно опрятно и со вкусом. Ничего лишнего: никаких безделушек, милых сувениров. Из последнего Мира сделала довольно отрадный для себя вывод, что нога женщины здесь еще не ступала.

Единственным, что привлекло ее внимание, была стоящая на кофейном столике медная чаша, увитая плющом. Широкая у основания, но мелкая, она едва ли могла служить чем‑то, кроме украшения. Мира не могла не отметить тонкость работы: каждый листик растения, рельефно выступающий на поверхности металла, отличался от другого и, казалось, вот — вот зашевелится на ветру.

Почувствовав на себе взгляд, девушка обернулась. Александр стоял за ее спиной.

— Интересный сувенир, — заметила Мира, продолжая вертеть чашу в руках.

— Это не сувенир; это — память. И будь добра, поставь на место.

Голос его был таким непроницаемо холодным, что девушка вздрогнула от неожиданности и поспешила выполнить указание, причем с такой осторожностью, словно чаша была сделана не из меди, а из хрусталя. Что‑то похожее на эту интонацию ей удалось уловить в его речи лишь однажды. Это было в день их первой встречи на кладбище, когда он услышал ее имя. Что за страшные тайны прошлого заставляют его так меняться, стирая светлый образ — Мира не знала, а порой даже сомневалась, что хочет знать.

— Прости, — пробормотала девушка, поражаясь тому, что лишь интонация его голоса и укор во взгляде заставляют ее чувствовать себя провинившейся школьницей, притом, что реальной вины на ней нет. Иногда она чувствовала, что может доверять ему, как лучшему другу, а порой не могла отделаться от чувства, что он стоит на ступеньку выше ее. И всегда будет стоять.

Мира и Александр вместе вышли из комнаты, и вдруг она неожиданно спросила:

— Саша, а у тебя есть братья… или сестры, кроме Мирры?

Александр внимательно посмотрел ей в глаза. Мира готова была поклясться, что он больше не сердится, но привычная улыбка больше не появлялась на его лице.

— Ты хочешь знать, не моего ли брата — близнеца ты видела вчера вечером? — его откровенность, потрясающая привычка говорить напрямую безумно нравилась Мире — она терпеть не могла лжи — но вместе с тем слегка пугала.

— Такие мысли приходили мне в голову, — призналась девушка.

— Нет, у меня нет и никогда не было ни братьев, ни сестер… кроме Мирры.

— Александр, — Мира остановилась и взяла его за руку, — я хочу, чтобы ты знал… — она остановилась и нервно сглотнула. Александр физически ощущал напряженность, повисшую в воздухе. — Я должна сказать это сейчас, чтобы больше не возвращаться… Мне очень стыдно, что я вчера убежала, бросив тебя… то есть его — этого человека, — поправилась она, когда Александр покачал головой. — Я очень испугалась, но впредь буду мужественнее, — пообещала Мира.

— Не надо, Мира. Ты не должна страдать или даже рисковать ради других. Те, кто ищут неприятности, находят их, и если не могут справиться… что ж, поделом.

— Ты говоришь о… о том человеке?

— И о нем тоже. Думаю, он получил то, что заслужил. Все в мире происходит по справедливости, просто нам не всегда известны обстоятельства и мы не можем в полной мере оценить происходящее.

— Всегда?

— Почти всегда.

Александр был спокоен, но в его карих глазах, словно застывших на месте, Мира разглядело нечто такое, чего прежде не видела — беспощадность.

— Я не согласна, — возразила девушка. — И что бы ты ни говорил, я очень раскаиваюсь в своем поступке и в следующий раз сделаю другой выбор.

— Следующего раза не будет, — возразил молодой человек, но в голосе его Мире послышалось одобрение.

— Раз уж я у тебя в гостях, может быть, покажешь мне семейный фотоальбом. Интересно было бы посмотреть, каким ты был в детстве.

— В детстве у меня были веснушки по всему лицу. Но тебе придется поверить в это на слово: фотографий не осталось.

— Как же так вышло?

— Они все сгорели на пожаре. На том самом, где погибли мои родители. Пойдем, Мира. Уже поздно.

В первый раз он упомянул о своих родителях, причем явно желая, чтобы он же стал и последним. Мира хотела сказать что‑то, надеясь утешить его и ободрить, но все‑таки промолчала. Она слишком многого не знала — чересчур много белых пятен на карте его жизни; чересчур много печали за жизнерадостной улыбкой. Впрочем, кое‑что она могла сказать наверняка: чего он уж точно никогда не пожелал бы услышать от нее — так это жалости.

Уже в дверях Мира заметила:

— Ты забыл выключить музыку. Играет на полную мощность.

— Я специально оставил ее включенной — для моего соседа снизу. Наши предпочтения в музыке не совпадают: я люблю рок, он предпочитает попсу. Так что время от времени приобщаем друг друга, причем исключительно в вечернее и ночное время.

— А как на это смотрят другие соседи?

— Так вышло, что соседние квартиры пустуют, так что в нашу дуэль никто не вмешивается. О, сегодня он будет особенно рад. Мой сосед — студент и сейчас как раз сдает сессию. Заряд бодрости — это именно то, что ему нужно!

— Но это же жестоко! — возмутилась Мира, мгновенно представив себя в положении парня.

— Поделом! Он тоже доставил мне немало неприятных минут.

Они вышли из дома, как всегда держась за руки, но против обыкновения, в полном молчании. До квартиры девушки было двадцать минут хода: по иронии судьбы, Мира и Александр жили неподалеку друг от друга.

Сумерки незаметно опустились на землю. Оживленные проспекты Воронежа еще кипели жизнью, но они шли дворами, и вокруг было поразительно тихо. Мира напряженно вглядывалась в темные кусты, неясные очертания которых вырисовывались в сгущающемся сумраке — в душе всколыхнулись неприятные воспоминания.

Вдруг внимание девушки привлекла фигура человека, неподвижно лежащего в палисаднике у одного из домов.

— Смотри! — Мира обратила внимание Александра на фигуру мужчины. — Что это с ним?

Девушка сделала шаг по направлению к распростертому на земле человеку, но ее спутник удержал ее за руку:

— Всего лишь пьяница.

— А если ему стало плохо?

— От него за километр разит алкоголем, — Александр не отпускал ее руки.

Словно в подтверждение его слов мужчина на земле заворочался и что‑то невнятно пробормотал.

— Я хотя бы вызову «скорую», — заметила Мира, наконец сдавшись попыткам Александра увезти ее от злополучного места.

Затем добавила, зло сверкнув на него глазами:

— Или, может быть, не дашь мне сделать и этого? Отнимешь сотовый?

— Поступай, как хочешь, — бросил ей Александр. В сумерках Мира не смогла разглядеть, как бледно было его лицо.

Мира так‑таки исполнила свое намерение и затем в сердцах произнесла:

— Ты сильно изменился, Александр. Я не узнаю тебя.

— Ошибаешься. Просто ты еще плохо меня знаешь, — это было сказано без вызова, злобы, напротив — с грустью.

Оставшуюся часть пути они провели в тягостном молчании.

Они остановились у подъезда дома Миры. Она была не местной, хотя Воронеж давно уже перестал быть для нее чужим, и теперь жила одна в квартире, доставшейся по наследству ее отцу. Его самого она не видела с тех пор, как он развелся с ее матерью — уже почти четыре года. Впрочем, он регулярно присылал ей деньги и звонил раз в несколько месяцев.

— Я пойду, — просто сказала она, ясно давая понять, что не пригласит на кофе и даже не поцелует как обычно на прощание в щеку.

— Подожди минутку, — он что‑то сунул ей в руку. Было слишком темно, чтобы разглядеть, но на ощупь Мира поняла, что это ключи.

— От чего ключи?

— От моей квартиры.

Что это? Неуместная и нелепая попытка предложить жить вместе? И это после всего сказанного ранее?!

Мира уже представила, как влепит ему пощечину, и скажет, что она порядочная девушка, но все же для начала спросила:

— Зачем они мне?

— Дело в том, что в ближайшие дни и даже недели мне придется уехать из Воронежа по работе, и даже, вероятно, не один раз. Я по возможности позвоню, предупрежу. Ты ведь не откажешься зайти как‑нибудь, полить цветы?..

Мира прыснула со смеху: она давно уже не слышала ничего более нелепого.

— Цветы? — проговорила она сквозь смех. — Ты имеешь в виду свой единственный чахлый кактус?

— Но ведь и он нуждается в заботе и внимании, — невинно возразил Александр, и Мире показалось, что все вновь стало просто и хорошо — как‑то разом вернулось на круги своя.