Проводы на тот свет

Авторитетный совет на Шаболовке

— Во, бля! — возмущенно сказал один из шести джентльменов, расположившихся за большим круглым столом. Точнее, за столом сидело девять человек: шесть джентльменов — Алексей смутно припоминал, что вроде бы видел их на давнем дне рождения у Андрея Ивановича, сам Андрей Иванович, Алексей и, в качестве эксперта, Яков Михайлович Свердлин.

— Сука малосольная! — поддержал джентльмена его сосед, такой же респектабельный, с благородной сединой, упакованный в костюм из «тропической» хлопковой ткани цвета маренго и в итальянскую голубую сорочку. Почему «сука» — это Алексею было понятно. Но «малосольная»?

Вчера Тая предупредила его, что ужинать они будут у родителей. Она неукоснительно следила за тем, чтобы раз в неделю ездили к родителям в гости — на обеды или ужины. Обычно визиты приходились на субботы, иногда воскресенья, и Тая не позволяла Алексею от них отлынивать. «Ты не представляешь, как рады они нас видеть!» — говорила она, если замечала, что Алексей пытается найти благовидный предлог, чтобы остаться дома, поваляться с книжкой на диване, или посмотреть по ТВ очередной американский боевичок.

Но вчера была среда, неурочный день для родственных объятий. «Что-то случилось?» — спросил Таю Алексей. «Нет, ничего особенного. Папа хочет с тобой поговорить».

Марина Степановна встретила их поцелуями, Андрей Иванович крепко пожал Алексею руку и обнял зятя. Стол был уже накрыт, радовал глаз обилием домашних закусок, графинчиком с лимонными корочками и граненой бутылкой с наливкой для женщин.

Хозяйка дома заботливо, как наседка, ухаживала за молодыми, подкладывала Алексею лучшие кусочки. «Повезло тебе, Алексей, с тещей, — благодушно улыбался Андрей Иванович, — любит она тебя». «А что? — не возражала Марина Степановна, — у меня зять отличный, настоящий мужчина в расцвете лет и сил».

Андрей Иванович заговорщически подмигнул Алексею, а Марина Степановна, раскрасневшаяся от рюмки наливки, разоткровенничалась:

— Я все боялась, что Таська, вертихвостка, приведет какого-нибудь шалапута из этих, нынешних. А она сделала правильный выбор на радость родителям.

— Таисия мне сказала, что ты отказался от… ну, скажем, ежемесячного «пособия»? — спросил Алексей Иванович.

— Не обижайтесь, Андрей Иванович, но это лишнее, — подтвердил Алексей. — Деньги на жизнь у нас есть.

— Откуда?

Алексей рассказал, что перед самым отъездом в Анталию Ольга открыла на его имя счет в банке и перевела на него все свои деньги — не маленькую сумму.

— Сколько? — напористо поинтересовался Андрей Иванович. — Со мной можешь не темнить. Это пусть твой Шварцман всем лапшу на уши вешает, что от старика Ставрова ничего не осталось. Он, Шварцман, умный…

— Я знаю о вашем разговоре с Генрихом Иосифовичем, — сказал Алексей. — Он прикрылся вашим именем, когда к нему пришли с угрозами.

— Бредихин приходил. Числится директором липовой фирмы «Знамя свободы», а на самом деле — подручный Мамая. Выяснили…

— Буду знать, — принял информацию к сведению Алексей. — А с вами я и не собираюсь темнить. Ольга оставила мне, а теперь уже и моей супруге Таисии Андреевне, — он очень почтительно склонил голову в сторону Таи, — где-то полтора миллиона долларов.

— Ты чего? — вытаращила глазенки Тая. — Взаправду?

— Не слабо! — удивился и Андрей Иванович. — Старик Ставров копил всю жизнь, но и Ольга, царство ей небесное, кое-чему научилась у папаши. Обвела вокруг пальчика всех: и шакалье, что набрасывается на большие деньги, и законы, которые налогами половинят наследство.

Он задумчиво что-то прикинул, спросил:

— Кто об этом ещё знает?

— Знал я и Генрих Иосифович. Теперь ещё вы трое…

— Женщины! — грозно сказал Андрей Иванович. — То, что услышали — забудьте! И за меньшие деньги электрическими утюгами жгут да к батареям приковывают.

Он согнал хмурь с лица, обратился к дочери с неожиданной для него теплотой:

— Таисия! А для тебя Ольга должна быть святой женщиной. И не потому, что наследство оставила — и у нас кое-что имеется, не нищие. А потому, что была необыкновенно чистой и безгрешной. Только таким будущее открывается, и ей оно открылось: чувствовала, что скоро умрет, погибнет. Готовилась к этому…

— Да нет, — возразил Алексей. — Она улетала веселой, в хорошем настроении.

— Это Оля тебя огорчать не хотела и старалась остаться в твоей памяти привлекательной, с улыбкой.

Алексей подумал, что может так и было. Он в аэропорту, на посадке, обратил мимоходом внимание, что улыбается его Ольга как-то слишком уж весело и беззаботно.

— Ты, Таисия, — продолжал Андрей Юрьевич, — должна заботиться о могилке Ольги, чаще бывать на кладбище, ей будет приятно это, — Юрась говорил об Ольге, как о живой. — Заказывай службы в церкви за упокой — в дни её рождения и смерти и по соответственным церковным датам… И следи, чтобы служба велась в память именно Оле, а не чохом…

Он рассказал, что недавно был в храме, заказывал молитву за упокой души своего безвременно погибшего приятеля. Дали ему листик бумаги, попросили написать фамилию, имя, отчество усопшего раба божьего. И заплатить в кассу сто рублей. Все он сделал и приехал в названную субботу послушать службу. И что вы думаете? Помянули его друга в списке из полусотни других ушедших с миром.

Юрась с гневом блеснул глазами:

— Дождался я окончания службы, подошел к священнику и говорю: «Вы что же делаете, твари Господни, коллективисты хреновы? Что за поминовение такое устроили? Это только в зонах людей губили пачками, но и там каждый возносился к Господу поодиночке!»

Алексей представил мысленно «беседу» Юрася со священником, в душе усмехнулся и вспомнил с тоской, как отпевали его Ольгу вместе с незнакомой женщиной.

Он сказал:

— Я ценю, что Тая проявляет уважение к памяти об Ольге. Но хватит об этом, не будем с ран срывать повязки…

Андрей Иванович был согласен с Алексеем, мужчины чокнулись рюмками и выпили. Женщины ушли на кухню готовить чай, и Андрей Иванович приступил к разговору о том, ради чего и был затеян ужин.

— Алексей, завтра за тобой к вечеру заедет Яков Михайлович и привезет тебя в один дом, где тебе предстоит встретиться с моими друзьями. Ну, не совсем уж друзьями, но мы вместе решаем сложные проблемы.

«Так, — подумал Алексей, — Юрась устраивает мне свиданку с „коллегами“. Для чего?» Он прямо спросил об этом Андрея Ивановича.

— Это люди очень авторитетные…

— Авторитетные или авторитеты? — не совсем вежливо переспросил Алексей тестя.

— Не играй словами, молодой! — прикрикнул Юрась. — Говорю тебе, это очень авторитетные люди. Если они решат кого-либо на уши поставить — поставят. Ты думаешь, в этом районе города власть у начальника управы или милиции? Видимость у них сплошная, а не власть! А вот если эти люди решат перевернуть вверх дном весь этот не маленький райончик Москвы — перевернут… Понял?

— Проникся уважением к неизвестным мне геркулесам, — мрачновато пошутил Алексей. Его совсем не прельщала встреча с «неформальными вождями».

— А ты не ерничай! — похоже, Юрась обозлился от того, что его зять не понимает очевидного, к чему он сам привык относиться с большим уважением. — Я уговорил собраться ради тебя, твоих проблем. И если они сочтут нужным помочь тебе — помогут.

Он, чтобы не услышали женщины, — с угрюмой озабоченностью спросил:

— Ты помнишь, что к Ольге чьи-то лапы дотянулись даже в Турции? И я не хочу, чтобы такая же участь выпала моей Тайке, да и тебя, зять дорогой, не хотел бы видеть покойником. Понял?

В том, что говорил Юрась, был большой резон, это Алексей вынужден был признать. Как и то, что его самодеятельное расследование зашло в тупик, он ни на шаг не продвинулся в поисках убийц Ставрова и Брагина, а потом и Ольги. Ну, поужинал с Благасовым в компании покойников на его кладбище, помотался по кладбищам, переспал ещё раньше, до Ольги, с двумя «похоронными» дамами… А взамен что получил? Его и Ольгу пытались взорвать — чудом спас «сталинский орел». Его и Таю хотели расстрелять в машине — выручил телохранитель Юрася. Он — под прицелом, это ясно…

— Если не себя, то Таю пожалей, — проговорил Юрась.

— Что я должен делать? — сдался Алексей.

Юрась немного повеселел:

— Яков Михайлович привезет тебя в нужное место. Я там тоже буду, хотя и не я решаю… От тебя требуется, чтобы отнесся к людям, которые согласились с тобой встретиться, с большим уважением. — Юрась усмехнулся. — веди себя так, словно тебя, рядового следака, пригласили, допустим, на коллегию прокуратуры. Понял? И расскажи все, что накопал и что думаешь по поводу этих убийств. Тебя выслушают и попросят подождать решения в соседней комнате. Сиди и жди, тебя пригласят и сообщат…

— Они собираются ради тебя, по твоей просьбе? — спросил Алексей.

— По моей просьбе — да, но не ради меня…

Юрась заговорил очень доверительно:

— Видишь ли, конечно, мужики знают, что произошли убийства, кто-то балуется со взрывчаткой и стволами. Это их беспокоит, потому что каждый из них может стать жертвой наезда, если кто-то решит отнять то, что он собрал по крохам, потом и кровью, хитростью и умом… Беспредел следует выкорчевывать, ибо он не только не нужен, но и опасен для каждого из нас…

— Это называется «сходняк»? — брякнул Алексей.

— Дурак ты, Алексей, — процедил сквозь зубы Андрей Иванович. — Не твоего ума, как это называется…

Яков Михайлович привез Алексея в неприметный двухэтажный домик на Донской улице. Алексей ожидал, учитывая ранг «высокого» собрания, увидеть у подъезда иномарки, но было тихо и пустынно. Он сообразил: «тачки», чтобы не привлекать внимание, рассредоточены на близлежащих улицах и в любую минуту могут быть вызваны по мобильным телефонам.

Свердлин и Алексей вошли в подъезд, из него попали в большой холл, где в креслах расположились крепкие бритоголовые ребята. Они без особого оживления встретили пришедших — предупреждены, знают.

— Стволы есть? — спросил один из них.

Свердлин развел руками: мол, нет. Его небрежно, но вполне профессионально похлопали по поясу брюк, пиджаку, штанинам.

— У меня есть, — сказал Алексей.

— Доставай рукоятью к нам.

Алексей отдал им своего «макарова».

— Сейчас доложим, а вы пока посидите. — Им указали на свободные кресла.

Ждать заставили недолго, вышел Андрей Иванович и позвал их в просторную комнату с наглухо зашторенными окнами. «Любят они таинственность», — Алексей хотел это подумать насмешливо, но ему было не по себе.

Джентльмены сидели за круглым столом, перед некоторыми стояли чашечки кофе, перед другими — чай в стаканах с мельхиоровыми подстаканниками. Еще на столе были блюдечки и вазочки с сушками, орешками, печеньем, минеральная вода. Водки не было, что свидетельствовало о серьезности намерений.

— Якова Михайловича вы знаете, — сказал Юрась, — а это мой зять, Алексей Георгиевич Костров. — Он это произнес с заметной гордостью, потому что его зять был не замухрышкой и не плюгавым интеллигентиком, а статным, крепким мужиком, пиджак у которого распирали широкие плечи.

Свердлину и Алексею указали на свободные кресла за столом.

— Кто будет вести наш совет? — спросил Андрей Иванович. — Мне вроде не с руки, так как речь идет о моем родственнике, то есть о делах, близко ко мне лежащих.

— Пусть Юрий Игоревич председательствует, — решили единогласно.

Позже Андрей Иванович просветил Алексея, что Юрий Игоревич Штырев, с давних лет известный по кликухе Штырь, «держал» торговлю спиртным и никто не знал истинные размеры его «капиталов».

Юрий Игоревич кратко сообщил, что собрались они посоветоваться, так как возникли непредвиденные и сложные обстоятельства.

— Ты и правда «важняк»? — уточнил один из членов «совета» у Алексея.

— был, сейчас я вроде бы работаю в еженедельнике, но именно вроде бы, так как занят своими делами.

— Был он «важняком», но не паскудой, — весомо заявил Юрий Игоревич.

— Вы знаете, если бы не он, на правду отзывчивый, уже выросла бы на моей могилке березка, — немного драматично сообщил Андрей Иванович.

Алексей, отвечая на вопросы, встал, и Андрей Иванович одобрил это.

— Давай, Алексей Георгиевич, излагай все по порядку, — предложил Юрий Игоревич Штырев-Штырь.

Алексей решил, что раз сюда пришел — нет ему смысла что-то скрывать, недоговаривать. И он подробно рассказал, как наняла его Ольга Ставрова для розыска убийц своего отца и Брагина. Начал искать, но ещё даже на след не вышел, когда ему и Ольге, с которой он «расписался», сунули пластит под машину. Джентльмены при этом немного оживились, но не удивились.

— Я видел и чувствовал, — сообщил Алексей, что мне и Ольге пришили «хвост», но перехватить его не мог, так как в одиночку сильно не повоюешь. И я, от греха подальше, отправил её в Анталию, пытаясь уберечь, но это была моя ошибка…

— Почему?

— Там она оказалась открытой для убийц. Здесь я бы все-таки прикрыл её, а там она была совершенно беззащитной.

Алексей разволновался от этих воспоминаний и неожиданно у него вырвалось:

— Ольга была беременна… Они убили и моего ребенка.

Сидевшие за столом хмуро уставились в свои стаканы, им, много повидавшим в жизни, были понятны чувства человека, у которого замочили беременную жену. На такое в их мире мог быть только один ответ…

Даже Юрась не знал такие подробности из жизни Алексея и смотрел на него с явным сочувствием.

— Из-за чего пожар? — спросил после молчания джентльмен, назвавшийся Виктором Николаевичем.

Алексей много думал над этой проблемой и теперь изложил свои мысли:

— «Харон» и другие фирмы и предприятия, а также шесть ресторанов и три больших кладбища управлялись тремя компаньонами: Брагиным, Ставровым и Благасовым. И была разработана хитроумная комбинация… Брагина и Ставрова каким-то образом убедили подписать завещание о том, что в случае их смерти дочери смогут получать процент от доходов, но в управлении фирмой участия принимать не будут. Думаю, что для успокоения компаньонов такое же завещание подписал и Благасов. Но я его не видел, и уверен, никто не увидит, потому что после гибели Ставрова и Брагина Благасов его аннулировал. Свою жену он ненавидит и вряд ли чего ей завещает.

— А что дочери убитых? — уточнил Виктор Николаевич.

— Ольга подняла бунт, стала искать убийц отца и объявила, что через суд будет добиваться одной трети «Харона». В завещаниях Брагина и Ставрова есть оговорки, которые позволяют их трактовать по-разному. Алевтина Артемьевна Брагина присоединилась к ней. У юриста Генриха Иосифовича Шварцмана не было сомнений, что они это дело выиграют.

— А где эта Алевтина? — спросил Штырь.

— Почувствовала опасность и объявила, что хочет отдохнуть на Багамах. Где она на самом деле — я не знаю, но уверен, что в каком-нибудь другом месте. Иногда, очень редко, она мне звонит… У неё были свои отношения с Благасовым, она его боится. Перед вылетом она выдала мне доверенность представлять её интересы везде, где потребуется.

— Растолкуй подробнее, — потребовали джентльмены. Это была их стихия — иски, суды, фирмы, собственность — большие деньги.

— Это просто, — объяснил Алексей. — Как наследник Ольги Тихоновны Ставровой я имею право на одну треть всего, чем владели компаньоны, если, конечно, суд подтвердит это. И как доверенное лицо Алевтины Артемьевны Брагиной, возьму под свое управление её треть.

— То есть, ты можешь стать владельцем этого ритуально-похоронного дела? — включился в беседу ещё один из джентльменов.

— Да. Но мне это не нужно.

— Почему?

Алексей пожал плечами:

— Видите ли, это не мое призвание.

— Это большие деньги…

— Я могу и умею зарабатывать самостоятельно, — сказал Алексей.

Андрей Иванович бросил на него одобрительный взгляд: он не хотел бы, чтобы Алексей упомянул о деньгах, оставшихся от Ольги.

— Ты не прав, — произнес Виктор Николаевич. — Тихон Ставров, а я его хорошо знал, тебя бы не одобрил.

— Возможно, — согласился Алексей.

— Я хотел бы задать вопрос Якову Михайловичу как эксперту, — сказал Юрий Игоревич, — что вы думаете о расстреле в ресторане «Вечность»?

— Мне он кажется очень странным, — ответил Яков Михайлович неторопливо и с достоинством. — Благасов при «нормальном» развитии событий не должен был остаться живым. Эта пуля в мякоть… Стреляли профессионалы высокого класса, если в горячке, в спешке послали ему лишь одну пулю, совершенно безопасную. А Брагина и Ставрова буквально нашпиговали свинцом. Не сомневаюсь, у них было четкое задание оставить Благасова живым и имитировать ранение. Я был в этом ресторане, разговаривал с официантом, с барменом, изучил все на месте. Я не сомневаюсь в своем выводе.

— Ты можешь подозревать Благасова? — этот вопрос адресовался уже Алексею.

— Не знаю… Скорее нет. Благасов придурок, он помешан на покойниках и кладбищах, но вряд ли способен на решительные действия. Он ведь не из тех, кто убивает, а из других — кто хоронит.

Алексей рассказал, хотя ему этого и не хотелось, о странных вывихах Благасова, желавшего брать женщин на могильных плитах, ночью приезжать на кладбище, бродить среди могил.

Вот тогда и изрек модно упакованный джентльмен с омерзением:

— Во, бля!

А его сосед добавил:

— Сука малосольная!

Один из джентльменов стал рассказывать:

— Да они все такие, похоронщики, кто с покойниками дело имеет. Креста на них нет! У одного моего парня отец умер… Парень не из бойцов, из таких, которых я держу, чтобы в разных учреждениях цветочки и шоколадки нужным секретаршам презентовали… Его сеструха похоронами занималась. И что-то там недодала санитарам в морге. Так они, твари, покойника в костюм обрядили, привезли и посадили на скамеечке во дворе перед домом. Его вдову, как увидела, еле «Скорая» откачала…

— А ты что? — с явным интересом полюбопытствовал Виктор Николаевич.

— А что я? Послал парней, они нашли этих шутников и дали им двадцать четыре часа на то, чтобы город покинуть, не поганить его… Иначе станут покойниками…

Джентльмены сдержанно поулыбались, одобряя такие решительные действия.

— У Благасова была, конечно, личная заинтересованность, — продолжил Алексей. — Заманчиво ему было прибрать всю фирму к рукам… Но он мог найти и более простое решение: запугать дочерей своих бывших компаньонов, угрозами удержать их от подачи исков в суд, наконец, просто реорганизовать фирму, выкачав из неё все возможное…

Яков Михайлович спросил:

— Можно мне?

И получив разрешение, стал говорить:

— Не мне вас учить, уважаемые господа, но надо бы связать воедино расстрел в «Вечности» и завещания Брагина и Ставрова. Комбинация с завещаниями — тонкая, хитрая, тщательно продуманная. Это ювелирная работа и на её разработку способны лишь специалисты, знакомые с техникой подставок и перемены действующих лиц. Благасов, несомненно, причастен, но не он главное лицо… Алексей Георгиевич, вам ещё что-то известно?

— Немногое…

Алексей рассказал об «угле» кладбища, где хоронят вместе, рядом друг с другом, погибших братков и о тайниках с наркотой в могилах. Не забыл и то, что Алевтина предупреждала его — остерегайся Мамая.

— Значит, Мамай, — пробормотал про себя Штырь, он же Юрий Игоревич. — А откуда она-то знает Мамая?

— Понятия не имею, — искренне ответил Алексей.

— Ты не упомянул почему-то о коммерческом кладбище, — Андрей Иванович очень волновался за Алексея, это было заметно.

— Это очень выгодный проект, — Алексей теперь в этом был уверен. — Задумывали его осуществление три компаньона, а остался один — Благасов. Все документы теперь оформлены только на него. Я просил своего приятеля-«важняка» в прокуратуре, не буду называть его фамилию, не имеет значения, проверить. Он подтвердил. Звонил я и своему знакомому в Московскую епархию, отцу Дионисию. Тоже подтверждает: мол, благословили Благасова на богоугодное дело…

— Так… — протянул джентльмен с бородкой, соответственно и кличка у него была Борода, — это ж какие деньги он, Благасов, собирается огребать?

— Да хрен с ними, с деньгами! — воскликнул Штырь. — Беспокоить нас должно другое: людей у нас под носом мочат, зелье доставляют и хранят! Да менты в наш район толпами придут, своих секретных агентов везде посадят… Это ж прощай, нормальная житуха!

От таких выводов он помрачнел, усиленно зазвенел ложечкой в стакане с чаем. Проговорил:

— Не густо, конечно, фактов, но кое-что ты накопал, бывший «важняк». Теперь изложи свои соображения. Алексей предвидел, что такое предложение последует и сформулировал кратко, к чему пришел в своем розыске:

— Мне кажется, что слились интересы разных сил. Одни добиваются полного контроля над «Хароном» и всем ритуально-похоронным хозяйством и выдвигают на первый план временно Благасова. Так явно выдвигают, что берут сомнения, уважаемые господа. Другие используют Благасова и его кладбище для своих целей. Возможно, они даже не хотят устранять Благасова, так как он им нужен в качестве крыши. Но в то же время устраняют его соперников, расчищают кому-то поле деятельности. Если бы Ольга и Алевтина Ставрова выиграли дело в суде, то Благасов из короля-хозяина стал бы пешкой. Вот Ольгу и убили и правильно рассчитали, что Алевтина сбежит, запрячется…

— Умные, суки, — сделал вывод Штырь. — А сейчас будут стараться замочить тебя, — он бесцеремонно ткнул пальцем в Алексея. — Ты-то сам как намерен поступать?

— Откровенно? — спросил Алексей. Разговор с «авторитетным советом» помог ему проанализировать ситуацию.

— Только так! — сказал Борода.

— Буду копать дальше… И вы, уважаемые господа, по своему опыту знаете, — польстил он авторитетам, — что выживет тот, кто ударит первым.

— Это точно, — одобрительно закивали головами авторитеты.

Штырь поинтересовался:

— Как далеко пойдешь?

За этим, вроде бы не очень жестким вопросом, скрыт был глубокий смысл.

— До конца, — твердо сказал Алексей.

— Наш человек, — серьезно заявил Виктор Николаевич. — А ты что скажешь, Яков Михайлович, уважаемый эксперт? Это ведь по твоей части, господин полковник.

Намек на прошлое не обидел Свердлина, не та была ситуация и не те люди сидели за круглым столом, чтобы обижаться.

— Алексей Георгиевич прав в своих выводах. Я даже могу предположительно назвать некоторые фамилии…

— Не надо, — властно остановил его Штырь. — Потом поделишься своими соображениями с Андреем Ивановичем. А мы пока посоветуемся… Ты выйди, подожди, — сказал он Алексею.

Алексей вышел в комнату к телохранителям, сел в кресло, стал ждать. Он не очень нервничал, так как был уверен в одном: что бы ни решили участники «Круглого стола», он никогда и никому не простит убийство Ольги. Вот говорят, думал он, что Бог все видит и все знает… Тогда почему он молчит, если видит, как обирают покойников и обессиленных горем их родственников? Иногда Богу тоже требуется помощь…

Он так глубоко задумался, что одному из телохранителей пришлось тронуть его за плечо и показать на дверь: иди, зовут.

От имени всех говорил Юрий Игоревич Штырев, он же Штырь:

— Мы решили, что нам не в масть этот беспредел… Его надо остановить, он опасен для нас. К тому же, все мы глубоко уважаем нашего общего друга Андрея Ивановича и не можем допустить, чтобы его дочь и зять были под ударом каких-то отморозков…

Юрий Игоревич говорил очень торжественно, словно зачитывал приговор. «Ну и что дальше? — слушая его, думал Алексей. — чем вы можете мне помочь, господа присяжные заседатели?»

— Через две-три недели мы назовем тебе, кто заказал похоронщиков Ставрова и Брагина и кто замочил Ольгу Ставрову… И, можешь не сомневаться, это будет точно и проверено. Мы не менты, — с усмешечкой произнес Штырь, — и хватаем не крайних, а действительно виноватых. — Он все-таки не удержался от остренькой шпильки в адрес бывшего «важняка».

Штырь сделал паузу и буднично завершил свой монолог:

— Мы тебе назовем, кто эти отморозки, а уж ты с ними разбирайся сам. Это твое дело, как ты с ними обойдешься, хотя мы и одобряем твои ясно высказанные намерения. Наше братство, которое тебе, не совсем возможно, понятно, и дня не продержалось бы, если бы мы не исполняли главное правило: возвращать все долги.

И совсем буднично Штырь спросил:

— Баксы нужны? Можем помочь.

Тут же поспешно вмешался Андрей Иванович, который, видно, опасался, что Алексей проговорится о наследстве Ольги:

— Я сам ему помогу. По-родственному.

Выводы были сделаны и все слова произнесены. Борода — Алексей сообразил, что именно он был хозяином этого обособленного, отделенного от остальной улицы глухой оградой особняка, нажал на какую-то кнопку у себя под столом и появился парень с подносом, на котором стояли бутылки и легкая закуска.

— Не обижайтесь, уважаемые, — сказал он степенно. — Ради встречи и на дорожку…

Андрей Иванович забрал Алексея в свою машину:

— Поедем к нам.

— А Тая? — спросил Алексей. — Она ведь ждет…

— Тайка у нас, они с матерью нас дожидаются.

Андрей Иванович заметно повеселел, и Алексей подумал, что вот у него появился родной человек, который волнуется за него, переживает. И предполагал ли он в совсем недавнем прошлом, что его дела будут серьезно обсуждать авторитеты, пусть и бывшие, но явно не утратившие свой вес и сегодня. А если посмотреть на все проще, успокаивал себя Алексей, очень богатые люди с весьма запутанными биографиями приняли решение мне помочь.

Андрей Иванович в машине молчал, ничего не хотел говорить при водителе и телохранителе — тем самым парням, которые добротными автоматными очередями сожгли «Ладу-Спутник» и всех, кто в ней находился. Юрась после этого повысил его и доверил охрану своей драгоценной персоны.

Дома их ждал накрытый стол. Тая вертелась вокруг Алексея, заглядывала в глаза и не решалась спросить, чем закончились их мужские дела.

— Выпьем, Алексей, заслужили, — потирая руки, произнес Андрей Иванович.

Он успокоил женщин:

— Все хорошо. Но то, о чем говорили, уже забыли.

Но, выпив, подобрел и размяк:

— Тайка, твой мужик произвел впечатление. Штырь, — а у него глаз-ватерпас — даже сказал, что Алексей хороший человек, только очень честный.

— Не понял, — удивился Алексей.

— Радоваться должен, зять дорогой, — усмехнулся Андрей Иванович. — Это означает, что для некоторых… дел ты непригоден и тебе не будут докучать. Но если серьезно, Алексей, то я у вашего с Тайкой дома удвою охрану. Пока не разберемся с отморозками, лучше поберечься. Ты хоть понял, что тебе выдали, как говорят и бандиты, и интеллигенты, карт-бланш?

— Воспользуюсь, — заверил тестя Алексей. — И не только ради возвращения долгов, но и потому, что не могу допустить, чтобы всякая нечисть налипала на самое святое, что есть у живых — память о близких.

Марина Степановна смотрела на зятя просветленным взглядом:

— Вы сегодня ночуете у нас, — заявила она. — В Тайкиной комнате. Слава Богу, живем не в тесноте.

— Отлично живем, — поддержал её Андрей Иванович. — Хорошего Тайка нам зятя в дом привела… А там, даст Бог, и внучата пойдут…

Вскоре Тая заявила, что Алексей устал, и она «утаскивает» его в свою комнату. Тая сразу же погасила свет, разбросалась на кровати, притянула Алексея к себе и стала нашептывать:

— Делай тестю внука, любимый! На моей девичьей кроватке!..

Чистосердечные признания Виолетты Благасовой

Игорь Владимирович, не мигая, в упор рассматривал свою супругу Виолетту Петровну. Взгляд у него был тяжелый, брезгливый, словно видел он перед собою нечто грязное, измазанное нечистотами. Впрочем, к такому внешне очаровательному созданию, каким была жена его Виолетта, применительно другие слова: измазана похотью. На ум приходило изречение его любимого Артура Шопенгауэра о том, что природа, снабдив льва когтями и зубами, слона — бивнями, вепря — клыками, быка — рогами, каракатицу (сепию) — мутящим воду веществом, одарила женщину для самозащиты и обороны искусством притворства… И очень прав был философ, когда утверждал, что только отуманенный половым побуждением рассудок мужчины мог назвать низкорослый, узкоплечий широкобедренный пол прекрасным, это неэстетичный и неизящный пол…

Шопенгауэр был во многом прав, но в его философии имелся серьезный пробел — он редко и неохотно задумывался о смерти и потусторонней жизни. И этот пробел восполнит он, Игорь Владимирович Благасов, философ и выразитель современной концепции о природе человека.

Виолетта Петровна выдержала взгляд мужа и даже небрежным, легким движением поправила коротенькое платьице. У неё в руках было мощное оружие — она уже забыла, когда он, как супруг и мужчина, спал с нею. Нет, он не был импотентом, она это знала, ведь залез же он на Алевтину, да и Марину из своей приемной не пропустил, Волчихин ей доложил. Но к ней он был равнодушен с тех самых пор, когда она стала принадлежать ему и не было уже необходимости покорять и завоевывать. Виолетта Петровна не читала Шопенгауэра, но по опыту знала, что многие мужчины, заполучив какую-то вещь, о которой страстно мечтали, забрасывают её на дальнюю полку или в пыльную кладовку.

Благасов приехал из своего офиса злой и дерганый. Она его так рано не ожидала и сообразила, что муж чем-то сильно расстроен или, как она говорила, кто-то его «вздернул». У них уже давно у каждого была своя жизнь, видит бог, она старалась, чтобы в её жизнь ему входа не было.

— Я давно знаю, что ты нимфоманка, — изрек Благасов вдоволь нервно побегав по комнате, — но думал, что ты должна быть благодарна мне за то, что я не мешаю твоим шалостям и у тебя есть все!

Он силой усадил её в кресло, сам плюхнулся напротив и стал пристально смотреть ей в глаза.

— Что тебе не хватает? На трусики с цветочками? На, возьми дополнительно! — Он швырнул ей в лицо несколько зеленых сотенных купюр. Они разлетелись по полу, и Виолетта Петровна небрежно отшвырнула одну носочком туфельки. Он не первый раз орал на неё и обычно это заканчивалось ничем — покричит-покричит, устанет и стихнет.

— Я сделал вид, что не знаю, как ты легла под моего же охранника, ни звука не издал по поводу этого писаки Кострова, но надо же иметь хоть каплю совести, чтобы не путаться с бандитом!

Вот и ясно, что его завело, сделала вывод Виолетта. Кто-то донес ему о её странной «связи» с Германом Михайловичем Бредихиным… Надо же, казалось бы, все меры предосторожности приняла, почти год все было тихо и вот — прорвалось…

— Что тебе не хватает? — повторил свой вопрос Благасов.

Виолетта нагло указала пальчиком ниже его пояса. Пусть знает, чего ей не хватает, придурок, помешанный на покойниках. Очевидно, Волчихин или его клевреты выследили её с Бредихиным. Говорила же ему, что опасно пока забывать об осторожности. И вот..

Благасов в ответ на красноречивый жест залепил Виолетте пощечину. Не очень сильную, так как драться и в юности не умел, а обидную, оскорбительную. Виолетта схватилась за щеку и умчалась в спальню, закрылась в ней.

Благасов открыл бар, налил стопку виски, пойло было теплым и противным, надо бы достать из морозильника лед, но не хватало сил пойти на кухню. Он разъярился не потому, что Виолетта в очередной раз ему изменила, мало ли было у неё этих постельных романов. Испугало то, что она проделала это с Бредихиным, подручным всесильного и жестокого Мамая. Верный Волчихин не просто донес ему об этом, он предупредил, что с некоторых пор ощущает вокруг них и фирмы «Харон» неясное, непонятное движение, словно их берут в плотное кольцо.

— Журналист? — спросил Благасов.

— Это было бы счастьем для нас, если бы он. Нет. Другой почерк, — ответил Волчихин.

— Но кто? Кому мы перебежали дорожку?

— Не знаю. Но что присматривают за вами и за мной — это точно.

— Возьми баксы из нашего резерва, заплати, выясни, — распорядился Благасов.

Через некоторое время Волчихин сообщил, что его люди засекли встречу Виолетты Петровны с Бредихиным на даче у директора фирмы «Знамя свободы».

— Он что, не женат? — удивился Благасов.

— В разводе. Оставил бывшей женушке квартиру и машину, у неё к нему претензий нет, более того, скоропостижно вышла замуж за какого-то хмыря.

— Везет же некоторым, — пробормотал Благасов. Он давно предлагал Виолетте разойтись полюбовно, но та отрезала: «И не мечтай!»

Молоденькую очаровашку Виту Благасов приметил на холостяцкой вечеринке у приятеля. Они пили по случаю какой-то общей сделки — три друга, связанные деловыми интересами. В разгар вечеринки хозяин квартиры пришел к выводу, что не хватает девушек, чтобы облагородить их кампанию, иначе встреча превратится в элементарную пьянку. Он позвонил кому-то, заплетающимся языком объяснил ситуацию. Через минут тридцать прибыли три довольно милых девицы. Они стали весело, с шуточками в адрес «одичалых» мужиков хозяйничать, убрали грязную посуду, поставили на стол чистые тарелки, закуску из холодильника, бутылки из бара.

Одна из них, совсем молоденькая, с большими наивными глазами и трогательно беззащитным взглядом, представилась Благасову:

— Я — Вита. Если хотите, я буду с вами до утра.

— Сколько это стоит? — спросил Благасов.

— До утра — четыреста баксов. Лучше сейчас. Я их отдам и нас не будут беспокоить.

Вита работала в фирме, которая давала объявления в газетах: «Досуг. 24 часа. Можно все». И номер телефона.

Она кому-то позвонила, вскоре позвонили в дверь. Вита, ничуть не смущаясь, вышла с баксами, вернулась без них и заговорщически подмигнула Игорю Михайловичу: «Все улажено. Где будем развлекаться? Здесь или поедем, куда скажешь?»

Он увез Виолетту к себе, провел с нею восхитительную ночь. Она чутко уловила его характер, вроде бы сопротивлялась, отталкивала его, шепнула: «Рви на мне платье и бери силой…» От этого он возбудился, напрягся, почувствовал себя чуть ли не насильником, и ему за много месяцев было впервые хорошо. Конечно, утром за клочки, в которое превратил её платье, хорошо заплатил.

Они встретились ещё несколько раз, и Благасов предложил: переезжай ко мне. Она была умненькой девушкой, где-то училась, умела вести себя скромно и с достоинством. Свою работу в «фирме» объяснила просто: мол, подрабатывает, дает по телефону справки, секс с клиентами не входит в её обязанности, просто в тот памятный вечер у неё и девочек было плохое настроение и они решили немного развлечься. Благасов ей не верил, но у неё были такие чистые глаза и она так старалась, чтобы ему было хорошо… Переехать к нему Виолетта наотрез отказалась. Объяснила, что её контракт с фирмой заканчивается лишь через год, в случае его нарушения придется платить большие баксы. А потом она не может рисковать: надоест любимому Игорю, он её попросит вон, и с чем она останется?

Несколько месяцев Виолетта приезжала по первому же его звонку, из чего Благасов сделал вывод, что она с клиентами не работает, так как у неё всегда есть время. Ему было и невдомек, что Виолетта уже условилась со своим «покровителем» — владельцем небольшого уютного агентства девушек «по вызовам», что она расколет Благасова на приличную сумму. Баксы она «покровителю» отдаст за свободу и обещание не мешать ей выйти за Благасова замуж.

Виолетта всегда была очень внимательна к Благасову и изобретательна в любовных утехах. Игорь Владимирович, наконец, дозрел до того, что попросил её выяснить, сколько будет стоить расторжение её контракта. «Но это же полдела, — Виолетта широко распахнула глаза. — Я не могу остаться ни при ком!»

Благасов отдал ей для расторжения контракта пять штук баксов, через несколько дней они расписались, и Виолетта превратилась в Виолетту Петровну, супругу совладельца фирмы «Харон».

Первое время она вела себя, как образцовая жена, и Игорь Владимирович нарадоваться не мог. Потом вдруг стала по вечерам посещать рестораны — подруги, «девичники», «встречи с одноклассниками». Она, не смущаясь присутствия мужа, флиртовала, направо и налево раздавала многообещающие улыбочки. Частный сыщик, которого нанял одуревший от ревности Благасов, честно отработал свои деньги и представил Игорю Владимировичу внушительный список «партнеров», как он деликатно выразился, Виолетты Петровны. Был в этом списке, к удивлению Благасова, журналист Костров, но был и неизвестный, которого сыщик обозначил как господина «Х», так как выяснить, кто он, не мог — отсекала его охрана. Марат Васильевич Волчихин с его подачи выследил — Герман Михайлович Бредихин, фирма «Знамя свободы», в недавнем прошлом небольшое предприятие по производству металлического ширпотреба. «Знаменем свободы» эта артелька стала после событий 1993 года, большие шутники давали ей название…

Волчихин сообщил эту новость Игорю Владимировичу шепотом, хотя их никто не мог услышать, потому что Бредихин — это сподвижник таинственного Мамая, посредник в делах, которые криминальным мостиком пролегли между братвой и «Хароном».

Благасов испугался всерьез — и за «Харон» и за свою жизнь. Откуда эта сука Виолетта знает Бредихина, что, кроме постели, их связывает? Благасов понимал, что на эти вопросы ему, кроме Виолетты, никто не ответит. А её спрашивать было бесполезно, более того, очень опасно.

Виолетта Петровна заперлась в своей спальне. Игорь подошел к двери, умоляюще проговорил:

— Извини меня, я погорячился. Ты же знаешь, я не сатрап и не изверг какой…

Виолетта Петровна молчала, она не желала вступать в переговоры.

— Давай остынем и потом поговорим, — миролюбиво предложил Игорь Владимирович.

— Я вернусь к Заксельроду! — выкрикнула Виолетта. — Он хоть не дерется!

Заксельрод был её первым мужем, от которого она сбежала в фирму «досуга», так как он, богатенький зубной протезист, вел скрупулезный счет каждому потраченному ею рублю, был ужасным занудой и домоседом.

— Я тоже больше не буду давать волю рукам, — заверил её Игорь Владимирович. — Ты же знаешь, Виточка, как я тебя люблю…

Сейчас надо было ценою любых унижений успокоить её, чтобы выиграть время для кардинальных решений. Эти два слова — кардинальные решения — очень нравились Игорю Владимировичу.

Виолетта Петровна открыла дверь, вышла из спальни. Щека у неё покраснела, как напоминание Игорю Владимировичу о непростительной глупости, которую он совершил.

Она увидела, что её муж пил виски, налила и себе рюмочку коньяка.

— Я хочу работать, — вдруг заявила она. — Многие наши недоразумения возникают из-за того, что я закрыта в четырех стенах и у меня много свободного времени.

Насчет «четырех стен» было явным преувеличением, но Игорь Владимирович не стал ничего уточнять. Хорошо уже то, что она вступила в переговоры.

— Пожалуйста, — покладисто согласился он. — Где бы хотела работать, моя дорогая? Кем?

— Твоим заместителем… Точнее заместителем генерального директора фирмы «Харон». Ты ведь после смерти Ставрова и Брагина упразднил совет директоров и назначил себя генеральным. Так?

Она была в курсе его дел, и это стало для Игоря Владимировича ещё одной новостью в богатом событиями дне.

— Но, дорогая, я уже обещал Марату Васильевичу, что он станет моим заместителем.

Мысль, что стерва Виолетта будет его заместителем в «Хароне», казалась Игорю Владимировичу абсурдной.

— Обещаниянадо выполнять, — согласилась Виолетта. — Марат Васильевич станет просто замом, а я — первым заместителем.

Игорь Владимирович взмолился:

— Дай хотя бы подумать!

— Думать нечего! — отрезала Виолетта Петровна. — Да или нет?

Она с ухмылочкой добавила:

— Я оставлю тебе Мариночку в приемной — трахай, когда будет настроение.

Он прикидывал: черт с ней, пусть считается заместителем без права подписи документов. Вреда не будет, да и надоест ей быстро игра в начальницы, а я попытаюсь за это время… обезвредить её. Волчихину надо откровенно объяснить, что к чему, он поймет и поможет.

— Увидишь, от меня будет большая польза, — развивала успех Виолетта Петровна. — Буду заниматься связями «Харона» с другими фирмами, со всякими нужными нам организациями… Переговоры — моя стихия. Одно дело, когда их ведут такие мрачные мужики, как вы с Волчихиным, совсем другое — элегантная дама…

— Хорошо, дорогая, — сдался Игорь Владимирович. — Во всяком случае, можно попробовать, вреда не будет.

Виолетта Петровна небрежно поцеловала его в щеку, налила в рюмки, предложила:

— Скрепим наш союз…

Игорь Владимирович чувствовал, что он совершает непоправимую ошибку. Виолетта влезала в самое святое, она брала его под плотный контроль. Где все-таки, где она, черт возьми, снюхалась с Бредихиным?

… С директором подставной фирмы «Знамя свободы», которая ничего не производила, но оперировала большими суммами, Виолетта Петровна познакомилась, можно сказать, при чрезвычайных обстоятельствах. Она ехала домой после посещения салона красоты на Тверской, когда в боковом переулке дорогу ей закрыла одна машина, а в хвост уткнулась вторая. Она оказалась в западне. Из передней тачки вышел парень, постучал ей в дверь: «Открывай, кошка». Их было трое, и держались они уверенно, нагло. Она поняла, что сопротивляться бесполезно, вышла из машины.

— Садись вон в ту, — ей указали, в какую. — Прогуляемся. О своей тачке не беспокойся, подгоним.

— Куда вы меня везете? — спросила насмерть перепуганная Виолетта. Первая мысль была о том, что её захватили в заложницы и будут вымогать выкуп с Благасова: «лишь бы согласился, заплатил». Она хотела расплакаться, но решила, что слезами амбалов не проймешь, а макияж размоется.

Ее привезли на какую-то дачу в Загорянке — старом, ещё довоенном дачном поселке. По пути относились вполне сносно — глаза не завязывали, не оскорбляли. Ее похитители молчали всю дорогу, и Виолетта, успокоившись немного, подумала, что таким животным проще свернуть кому-то голову, чем произнести несколько связных фраз.

Дача оказалась вполне приличным коттеджем, возведенным на месте старой развалюхи, очевидно, совсем недавно — ещё виднелись во дворе горки строительного мусора, но уже наметились будущие лужайки и цветники. Виолетта в сопровождении своих похитителей вошла в коттедж. Как убогой просительнице, ей указали кресло в холле. Парень, который выволок её из машины, сел напротив, и с влажным блеском в глазах уставился на её коленки.

В других условиях Виолетта Петровна принялась бы автоматически завлекать его, но сейчас было страшно, она не могла понять, куда и зачем её привезли.

Наконец, позвали в гостиную. Там находились двое мужиков, один пожилой, одетый по-домашнему, в стеганой легкой куртке под поясок, другой — средних лет, в щеголеватом светлом костюме, с распахнутым воротничком сорочки.

— Присаживайтесь, Виолетта Петровна, — пригласил тот, что помоложе. И представился:

— Я — Герман Михайлович Бредихин, коммерсант. А это — хозяин уютного домика Рэм Спиридонович…

— Садись, — сказал и Рэм Спиридонович, или кто он был на самом деле. Прелести Виолетты, выпорхнувшей совсем недавно из другого мира, олицетворением которого был салон красоты на Тверской, на него не произвели видимого впечатления.

— Добрый день… или вечер, господа. — Виолетта Петровна пыталась сохранить присутствие духа.

Рэм Спиридонович смотрел на неё в упор, не мигая. Был он не то, чтобы худым, но каким-то высохшим; лицо затянуто тонкой пергаментной кожей с морщинами, глаза глубоко прятались под надбровными дугами и были равнодушными, почти неподвижными.

— Извините, Виолетта Петровна, что пришлось прибегнуть к силе, чтобы заполучить вас. Но вы ведь обратили внимание, что везли вас открыто, руки не пеленали и глазки не завязывали… Это значит, что мы вам доверяем, — Бредихин говорил вроде бы мягко.

Это вступление походило на строки из плохонькой драмы, каких сейчас ставилось в театриках множество. Виолетта приободрилась, чуть раздвинула коленки, небрежным движением поправила на них складки платья. Ей даже показалось, что они просто присмотрели её, хорошенькую женщину, на Тверской, доставили сюда, чтобы позабавиться, побаловаться. Одну её подругу вот так же умыкнули в городе, завезли в какую-то подмосковную глухомань, заставили попариться в баньке, прополоскаться в бассейне, всю ночь драли, а утром отвезли в город, вознаградили за труды щедро — две тысячи баксов, и предложили — забудь. Новые русские чувствовали себя победителями жизни, а победителям принадлежит все, в том числе и женщины.

— Можно было сделать все проще, — ответила Виолетта Герману Михайловичу. — Я не из тех женщин, которые долго сопротивляются, — добавила она со смешком.

— Знаем, — кивнул Рэм Спиридонович. — Мы навели о тебе справки. Трудилась в блядской фирме по вызовам… Кто был твоим сутенером? — Рэм Спиридонович спросил грубо, как на допросе. Обращение на «ты» прозвучало, словно удар плетью. У Виолетты перехватила дыхание и она неожиданно для себя выпалила:

— Рома, то есть Леонид Романов.

— Он, — подтвердил Герман Михайлович.

— Убери этого придурка, чтобы не путался под ногами, — распорядился Рэм Спиридонович.

— Будет сделано.

Виолетта с ужасом поняла смысл распоряжения: «уберут» теперь Рому, который не сделал ей ничего плохого, наоборот, следил, чтобы ей доставались хорошие клиенты.

— Все это у вас было в прошлом, — благожелательно произнес Герман Михайлович. — А сейчас вы замужняя дама, такой и оставайтесь. Потому и сделали все необходимое, чтобы никто не знал, куда и к кому вы… отлучились.

— Ты, сучка, заказала Брагина и Ставрова, этих похоронщиков? — резко спросил Рэм Спиридонович.

— Нет! — тут же выкрикнула Виолетта. Именно этого она больше всего боялась — чтобы за неё не взялись друзья расстрелянных в «Вечности» Брагина и Ставрова.

— Сыч! — крикнул Рэм Спиридонович, и в гостиной тут же возник мордатый парень, который привез Виолетту на дачу.

— Эта потаскушка не желает быть откровенной, ей приспичило трахнуться. Возьми ещё двоих «бычков», уведите её в домик для охраны и отдерите по первому классу. А потом тащите сюда, продолжим беседу…

Он глянул на Виолетту своим тусклым, рыбьим взглядом, без любопытства спросил:

— Троих выдержишь?

Виолетта Петровна жалобно всхлипнула и прохныкала:

— Может быть… Я с юных лет мечтала, чтобы меня хором изнасиловали…

Она провела язычком по губам, придавая им влажный блеск.

— Но зачем такие крайности?

— Ты заказала Ставрова и Брагина? Говори, больше переспрашивать не буду. — Рэм Спиридонович дал знак своему парню, чтобы тот вышел из комнаты.

— Поверьте, Виолетта Петровна, — вежливо произнес Герман Михайлович. — Мы не хотели бы обижать вас. Мы и так все знаем. Но желательно, чтобы вы подтвердили. Может быть, мы окажемся полезны друг другу…

Виолетта задумалась. Во рту у неё пересохло от страха, от грозной опасности и она пробормотала:

— Хоть бы стакан минералки даме предложили…

— Да, та ещё сучка, — произнес Рэм Спиридонович и распорядился:

— Дай ей рюмку коньяка и сок, Герман Михайлович. У некоторых сучек это прочищает извилины.

— Не называйте меня сучкой! — взмолилась Виолетта Петровна. — Я просто испуганная насмерть женщина!

— Давай начинай колоться, бедная женщина, — насмешливо сказал Рэм Спиридонович.

— Все скажу, если вы хоть намекнете, зачем вам это нужно. Я ведь не знаю, чего вы хотите. Может, отомстить за Ставрова и Брагина?..

— Это уж нет, — хмуро ответил ей Рэм Спиридонович. — Нам эти похоронные господа до лампочки.

— Тогда в чем проблема?

— В тебе. Ты у нас путаешься под ногами. А теперь давай рассказывай, только все и до конца. Вижу, изнасилованием тебя, телку раз…ную, не испугаешь… А как ты относишься к электрическому утюгу?

Герман Михайлович поморщился, словно бы сочувствовал Виолетте Петровне. Был он крепким мужиком, мускулистым, чувствовалось, что у него нет лишнего жира и той дряблости, которая выводила из себя Виолетту при виде Благасова в постели.

— Ну что же… — пробормотала она. И стала рассказывать-колоться…

Этот план возник у Марата Васильевича Волчихина. Они были в хороших отношениях, Виолетта и Волчихин, хотя, к удивлению Виолетты, Волчихин не делал попыток завалить её в постель. Просто этакие добрые взаимные симпатии на основе общих интересов. Волчихин часто по-свойски жаловался Виолетте, что его шеф — а её муж — придурок, сдвинулся по фазе на покойниках и кладбищах. Его, Волчихина, держит в черном теле, на небольших деньгах — определил цепным псом при своем добре. А между прочим, его, Марата Васильевича, в родной «конторе» уже было представили к генералу, и все документы ушли «наверх», но помешали августовские события, когда не только не давали новых званий, но и лишали старых, давно полученных.

Рэм Спиридонович в этом месте исповеди Натальи, откликаясь на какие-то свои мысли, согласно произнес:

— Это точно…

А придурок Благасов не оценил способностей и заслуг его, Волчихина, и будущее было неопределенным. Пляшет Благасов под дудку Брагина и Ставрова, не смеет перечить компаньонам. А у самого наплывы случаются все чаще, его надо в психушку убирать, а не позволять заниматься большим делом.

Волчихин рассказал, что Благасов в полнолуние уезжает на свое кладбище и укладывает на могильные плиты бабенок, такой у сумасшедшего кайф. Алевтину уложил, Марину, какую-то кладбищенскую побирушку…

— Обычный псих, — откликнулся на эту часть рассказа Виолетты Рэм Спиридонович. — Кому что нравится. Одни любят, чтобы бабы их плетьми хлестали, другие сами женщин обижают, заставляя их трахаться на могилах.

Рэм Спиридонович вдруг завелся, даже его глаза приобрели подвижность:

— Вот сволочь первостатейная!

Виолетта Петровна с облегчением услышала эти слова, ибо они означали, что может она обрести здесь поддержку.

— Волчихину плохо приходилось, — продолжила Виолетта, но и мне не лучше… Он, Благасов, оскорблял и унижал, я для него оставалась шлюхой с Тверской, которую он пустил в свой дом…

Она, конечно, возводила поклеп на Благасова. Просто с некоторых пор она больше его не возбуждала, а её обуревала жажда к любовным приключениям. И ей стало известно — через Волчихина — что Благасов нанял сыщика, чтобы предъявить ей «счет» и попросить вон или, что пугало, просто «заказать» её, денег у него хватит.

— Вот и пришили бы со своим Волчихиным Благасова, — сказал Рэм Спиридонович.

— А дальше что? — удивилась Виолетта Петровна. — «Харон» перешел бы в полное распоряжение Брагина и Ставрова, мне — нищенские проценты от неизвестно какой прибыли, Волчихина, которого старики ненавидели, — вон?

— И вы решили?…

— Да! — поколебавшись и вроде бы смутившись, подтвердила Виолетта Петровна. — Убрать стариков, чтобы остался один Благасов. А как поступить с Благасовым…

— В психушку его?

— Может быть…

— Самое странное, — уже без принуждения объяснила все до конца Виолетта Петровна, — что у Благасова созрел встречный план. И тоже убрать Ставрова И Брагина, чтобы остаться единовластным хозяином «Харона» и нового коммерческого кладбища.

— Вот так они и стакнулись, — Рэм Спиридонович посмотрел на Виолетту с некоторой долей уважения, — я так думаю, что у вас сейчас идет состязание: кто кого раньше прикончит.

Он задумчиво протянул:

— Не понимаю, зачем было убирать эту соплю — Ольгу Ставрову? Лишний труп — лишние хлопоты…

— Это была инициатива Волчихина, — словно оправдываясь, торопливо объяснила Виолетта Петровна. — Она, Ставрова, стала активничать, оспаривать завещание, нацелилась на треть «Харона». Волчихин посчитал, что если её убрать, муж, так скоропостижно ставший вдовцом, судиться не станет, плюнет на «Харон» и все, что с ним связано. А я узнала, когда дело было сделано.

— Значит, Волчихин… — Рэм Спиридонович очень выразительно посмотрел на Бредихина. — Недооценили мы с тобой Марата Васильевича, Герман. Думали — услужливый, жадный, мелкий человечишко. А он, сволочь, своими расстрелами да взрывами всех всполошил, уголовка свою агентуру мобилизовала, друзья-«коллеги» запсиховали… Если так дальше пойдет, придется не в подполье уходить, мы и так в нем сидим, а в подземелье прятаться! Ну, мы ещё об этом с тобой поговорим, посоветуемся…

Заметив, что Виолетта Петровна лихорадочно поправляет узенькое платьице на коленях, сорвал на ней злость:

— Прекрати выставляться! У меня на таких, как ты, иммунитет давно выработался!

Виолетта сжалась в испуге, притихла. Рэм Спиридонович заметил это, проворчал:

— Так-то лучше… Твой Волчихин — недоумок, он хорош был в прошлом, когда законами прикрывался и как за щитом прятался за своей «конторой», которая все могла. А сейчас… Везде наследил — и в расстреле похоронщиков, и в убийстве Ольги Ставровой. И не смог ни взорвать, ни расстрелять этого журналиста-следака. Зачем ты с ним имеешь дело?

— А с кем прикажете? — язвительно спросила Виолетта. Она окончательно пришла в себя. Похоже, с нею вели переговоры и не собирались её сдавать ни Благасову, ни ментам.

— Хочешь схватить миллионы? — насмешливо спросил Рэм Спиридонович.

— А что в этом плохого? — наивно округлила глаза Виолетта.

— Мы тебе поможем, — Рэм Спиридонович потрепал Виолетту ладонью — сухой, крепенькой — по щечке. — Если ты будешь послушной девочкой.

Он сказал Герману Михайловичу:

— Дай ей лист бумаги и ручку…

Когда Бредихин положил перед Виолеттой лист бумаги и шариковую ручку, Рэм Спиридонович приказал:

— Пиши… Чистосердечное признание… Я, Виолетта Петровна Благасова, заявляю, что по моему заказу были убиты в ресторане «Вечность» руководители фирмы «Харон» Брагин и Ставров…

Виолетта Петровна положила ручку на стол, заплакала — жалкая, сломленная.

— Не могу. Это же… Это мне приговор!

— Пиши, девочка… И не трепыхайся. Если будешь вести себя хорошо, эту бумажку никто и никогда не увидит.

— Я могу дать честное слово, что… — пролепетала Виолетта.

— Ты шлюха! — безжалостно оборвал её Рэм Степанович. — Какая цена честному слову шлюхи? Тебя открыто сюда привезли, ты нас видела и есть только один вариант решения: если ты заартачишься — тебя увезут отсюда в багажнике машины с мешком на голове. Хочешь сдохнуть? Мы удовлетворим это твое желание…

— Пишите, Виолетта Петровна, — спокойно посоветовал Герман Михайлович. Тем, кто с нами честно сотрудничает, ничего не угрожает… Даже наоборот…

— Кто все-таки вы?

— Со временем узнаете.

Виолетта Петровна высушила платочком слезы и принялась старательно писать то, что диктовал ей Рэм Спиридонович…

…Они уезжали из Загорянки вместе — Виолетта Петровна и Бредихин — но каждый на своей машине, Герман Михайлович впереди, Виолетта за ним следом, на безопасном расстоянии в двадцать метров. Доехали до Окружной дороги, Бредихин поморгал задними фарами, предлагая остановиться. Виолетта притормозила, и он подошел к её машине.

— Дальше наши пути-дороги расходятся?

— Как вы пожелаете, — ответила Виолетта. — Вы, кажется, хотели меня изнасиловать? Зачем же отказываться от хороших намерений?

— С юмором у вас все в порядке, — отметил Бредихин. — Командуйте, куда. Можно и ко мне.

— Уж лучше ко мне, — сказала Виолетта. — Благасов на даче, дома никого нет. Теперь я поеду впереди, вы — за мной. Не потеряйтесь, а то много потеряете, — скаламбурила она.

Когда приехали, Виолетта быстро приготовила кофе, спросила:

— Выпьешь?

Она перешла на «ты», впереди были «упражнения в постели», как она это иногда называла, и не стоило изображать излишне вежливых личностей.

— Не хочу, — отказался Бредихин.

— А я выпью, — решила Виолетта Петровна. — У меня до сих пор после задушевной беседы с твоим шефом руки дрожат.

— Да ты не особенно расстраивайся, — утешил её Бредихин. — расписку твою он, скорее всего, взял по старой привычке. И хода ей не даст, пока ты не вызовешь у него сомнения. Он человек, хотя и своеобразный, но справедливый. Старается соответствовать своему имени: Рэм — революция, Энгельс, Маркс — жесткость борьбы и мудрость мыслителей… Он тебя ещё генеральным директором «Харона» сделает, чует мое сердце.

Виолетта принялась ворчать:

— Вот так бы он и сказал сразу, меньше бы пыли было. А то напугали бедную беззащитную женщину до того, что у неё все опустилось…

Бредихин расхохотался, а она лихо выпила, расстелила постель, осмелевшая в родной обстановке, распорядилась:

— Раздевайся, гость нежданный, но желанный. У меня есть только один надежный способ снятия стресса…

Бредихин нащупал выключатель, погасил свет, сорвал с неё платье, толкнул на постель. Она жарко его поцеловала и прошептала с хорошо отработанным придыханием: «Возьми меня, сучку…»

Лишь позже, когда отношения Виолетты с Бредихиным устоялись, она несколько раз встретилась с Рэмом Спиридоновичем для делового разговора о дальнейших действиях, узнала с кем свела её непутевая судьба-шалава — с грозным Мамаем, о котором даже Волчихин говорил вполголоса и с видимым трепетом. Мамай стоял во главе жестокой бандитской группировки, контролирующей поставку и сбыт наркотиков и обложившей данью магазины, фирмы, акционерные общества и прочие заведения в обширном районе. В его группировке была военная дисциплина, безусловное выполнение приказов, тщательная конспирация. И не было ни одного случая предательства, так как мгновенно устранялся любой, в ком начинали сомневаться. «Харон» и кладбища были лакомым куском — легальная фирма со стабильным доходом и с тайниками в могилках: кому придет в голову искать наркоту у покойников? И возможность прятать концы в воду, то бишь в землю — своих, павших на поле непрерывных междуусобных войн, и чужих, тех, кто должен был исчезнуть бесследно. Многие тайны хранят кладбища, многие, отнюдь не праведные, поступки надежно укрывает могильная земелька.

Но ни ближайшее окружение Рэма Спиридоновича, ни тем более Виолетта Петровна не знали, кто же он такой — Мамай. Рэм Спиридонович Мамаев, бывший полковник внутренних войск, больше десяти лет был начальником колонии со свирепым режимом в северных отдаленных местах. Через колонию прошли десятки тысяч осужденных за тяжкие преступления. Иные из них отбывали сроки и выходили на волю, другим улыбалось счастье и они подпадали под амнистии. Некоторым Мамаев помогал сократить сроки, используя всевозможные «зачеты»: за примерное поведение, добросовестный труд, активность в общелагерных делах. Тех, кто приглянулся, он заносил в свою личную, строго секретную картотеку, где значилось и то, где найти нужного человечка после его освобождения. Особенно его интересовали лица, связанные с наркотой.

Когда лагерь ликвидировали, полковник Мамаев написал рапорт с просьбой об уходе на пенсию. Он был ещё не старым человеком, так как ему тоже шли «зачеты» — за север, специфическую службу, в которой особо ценились отсутствие сострадания, колебаний, сомнений. Мамаев неторопливо, с оглядкой, с проверками и перепроверками создал из уголовников, занесенных в его картотеку, группировку, спаянную и прошлыми и новыми преступлениями.

Киллер и его жены

Марк Пашков, бывший спецназовец, герой и жертва Чечни, ныне профессиональный киллер, в минуту глухой, темной тоски позвонил по телефону, который дала ему Елена Яковлевна. Он понял, что бывшая жена Елена потеряна для него навсегда, она выбрала Олега, с которым ей спокойнее и надежнее и у которого нет головных болей, кровавых воспоминаний, всего того, что умные психологи и медики называют чеченским синдромом. И, главное, нет могильной плиты с его фамилией на кладбище. При мысли об этой плите Пашков начинал думать, что он привидение, временно возвратившееся с того света.

— Мне бы Маргариту Викторовну, — сказал он в телефонную трубку.

— Можно просто Риту… Это я.

— Мне ваш номер дала Елена Яковлевна…

— Да, она меня предупредила. Вы Марк?

— Я… Мы не могли бы встретиться?

— Конечно могли бы, — беззаботно ответил ему женский голос. — Иначе зачем бы вам мне звонить?

Они встретились часа через два, так как Маргарита Викторовна заявила, что именно два часа ей обычно требуются, чтобы перевести себя из домашней в спортивно-выходную форму.

Рита оказалась симпатичной блондинкой лет тридцати, которая не скрывала свой возраст: «Я люблю читать разные объявления в газетах. Вот и вычитала: „Досуг. 40 лет. Аня“. Надо же — в сорок лет и все ещё Аня! Но расчет верный. Богатенькие мужички, которым под пятьдесят, наверняка захотят позвонить сорокалетней Ане. А стройные, молодые, но бедные ей не нужны».

Она весело щебетала, присматриваясь к Марку. Елена наверняка поведала ей свою ужасно драматическую историю, не преминув сказать добрые слова о Марке — женам, покинувшим мужей, всегда хочется быть благородными.

— Выбирайте любой ресторан, — предложил Марк.

— Любой-любой? Тогда — «Ройял» на ипподроме, я там никогда не была. — И честно призналась: — Я вообще мало где была, потому что я скромная училка с более чем скромной зарплатой и с маленькой комнаткой в большой коммунальной квартире. А «Ройял» я выбрала потому, что уж очень звучит, в переводе — «Королевский». Я на работу езжу на троллейбусе по Беговой. Ипподром открыли в 1834 году, и сто пятьдесят лет там всегда был ресторан «Бега». Гуляли купцы-лошадники, игроки. А теперь надо же — «Ройял»!

Рита с первых минут держалась как давняя знакомая. Они хорошо поужинали, в меру выпили, покинули ресторан часа в два ночи, и Марк назвал таксисту свой адрес. Рита не возражала.

Она с пристрастием осмотрела небольшую двухкомнатную квартиру Марка, одобрила:

— Совсем недурно. Лена сказала, что оставила тебе свою половину, вы не стали размениваться.

Марк пожал плечами:

— Елена Яковлевна действительно сделала такой жест. Правда, квартиру покупал я на свои. У вас, училок, у всех зарплаты скромные, — поддразнил он Риту. Она рассмеялась, сказала:

— Квартира хорошенькая, но видно, что здесь давно не ступала нога женщины — пылища везде какая… Где у тебя чистое белье? — деловито спросила она.

— В комоде…

Утром, за кофе, она рассматривала квартиру, как поле будущей битвы. Марк должен был быть в «фирме», он сказал, что уедет на работу, а Рите оставит запасную связку ключей, так как у неё были каникулы и торопиться ей было некуда.

— У тебя деньги есть? — спросила Рита.

И увидев, как вытянулось у него лицо, торопливо, но без смущения объяснила:

— Да ты ничего такого не думай. Русские женщины денег с мужиков не берут, наоборот, свои последние им отдают. Мне деньги нужны на всякие «Ферри», порошки-чистилки, щетки. И тебе ужин надо бы приготовить.

Пока Марк был на «фирме», она вычистила-вылизала квартиру, привезла кое-какие свои вещи. За ужином поторопила Марка:

— Побыстрее насыщайся… Я по мужику истосковалась, уже пять лет в разводе, а коллектив в школе, как тебе известно, исключительно бабский… Не знакомиться же на улице, все-таки не шлюха, а воспитательница подрастающего поколения…

Рита ни на что не претендовала, с видимым удовольствием заботилась о «своем» мужчине, и с нею Марку было хорошо. Он познакомил её с мамой и с маленьким Олежкой, который уже начинал много и забавно говорить — в его лепет вдруг врывались чеченские слова.

— Почему ты меня ни о чем не спрашиваешь? — поинтересовался Марк, заметив, с каким удовольствием играет Рита с беленьким мальчишкой.

— Елена мне рассказала…

Похоже, Елена изложила Рите всю путаную биографию Марка.

На счету у Марка было уже три чисто выполненных «заказа», он был в «фирме» на хорошем счету, другие «бойцы» считали, что он выполняет обязанности курьера, и это действительно было так. «Заказы» он получал только лично от Бредихина, контролировал их исполнение старый братан Олег Шилов. Ни Елена, ни Рита даже не догадывались, чем они занимаются. Марк объяснил Рите под большим секретом, что он — курьер своей фирмы для перевозки нала, то есть больших наличных сумм и секретных документов в филиалы, разбросанные по стране. Такая вот у него работа, для которой пригодились специальная подготовка и опыт чеченской войны. Рита поверила, ей очень хотелось ему верить. Она преподавала в школе литературу, иногда говорила цитатами и о себе выразилась вполне определенно: мол, создана для мужчины, как птица для полета. С этим Марк был вполне согласен, так как она расточала такую заботу и доброжелательность, о которых он мог только мечтать.

Угрызения совести его не мучили, и «заказные» по ночам не являлись. Один из них был коммерсант — мошенник и жулик, два других — бандиты, которые почему-то стали опасными. Жалеть их не стоило.

От Шилова Марк отдалился, все-таки ему больно было думать, что Олег спит с его бывшей женой и та в горячке, в нежном экстазе говорит ему те же слова, что когда-то и ему лепетала. Друзей у него не было, и он не хотел ни с кем сближаться, ни к кому привыкать. Марк по горькому личному опыту знал, к чему может привести дружба. Елена Яковлевна не раз предлагала с милой улыбочкой, чтобы они собрались по-семейному у неё с Олегом, или вместе посидели в ресторане, но на Марка одна мысль об этом нагоняла угрюмую тоску. Самое большее, что он себе позволял — это забежать вечерком с Олегом в какую-нибудь кафешку, которых много расплодилось, и пропустить по рюмашке-второй. Как-то Олег пожаловался, что вроде бы ему перестали доверять. И началось это после того, как он допустил одну серьезную ошибку. Какую — Олег, естественно, не сказал.

Однажды Марк и Олег получили приказ быть в двадцать два часа в условленном месте: пункты сбора на случай чрезвычайных обстоятельств были определены заранее. Предстояла «разборка», и Бредихин взял на неё самых опытных и хорошо подготовленных боевиков. В лесочке, километрах в двух от оживленной автострады два десятка людей с оружием стояли друг против друга, готовые стрелять и убивать. Говорили главари — Бредихин и какой-то бородатый мужик, которого Марк не знал. О чем они базарили, было неизвестно, как, кстати, и в целом предмет «разборки». Это и не требовалось знать рядовым боевикам. Но по обрывкам фраз, по долетавшим словам Марк догадался, что конкуренты перехватили их курьера с серьезной «посылкой» героина, курьера замочили, а наркоту присвоили. Ему, Марку, были до лампочки все эти переговоры на высоком бандитском уровне, он малость отключился и прозевал момент, когда прозвучал первый выстрел. Но он автоматически нажал на спусковой крючок своего «ТТ» и свалил заранее выбранного противника. Так было условлено: если ты третий в своей цепочке, то и мочишь «их» третьего. Пальба шла нервная, беспорядочная — все-таки темень, деревья, кустарники, да ещё какой-то придурок моргал фарами машины — то ли сигналил кому-то, то ли звал своего. Олег, который стоял в двух метрах от Марка, вдруг сделал резкий шаг к нему и упал лицом вниз. Марк схватил его под мышки и потащил в темень, тяжелого, обмякшего — ноги безжизненно волочились по траве. Впоследствии Бредихин сказал Марку, что Олег рванулся и прикрыл его собою…

В последующие дни тяжело переживавший смерть друга Марк стал методично «прокручивать» в памяти мгновения скоротечной схватки: он стреляет, рядом Олег, делает шаг к нему и валится лицом вниз, в землю. Олег не мог закрыть собою Марка, их разделяли даже после его последнего в жизни шага метр-полтора… И он упал лицом вниз, а не опрокинулся навзничь — в чем, в чем, а в этом Марк разбирался. Правда, и от выстрела в упор Олег мог завалиться лицом в землю, но это произошло бы тогда, когда бы он послал себя, свое тело вперед, а не в сторону, к нему, Марку…

Но такие мысли пришли в голову Марку потом, когда немного стихла боль. А сразу после смерти Олега он был полностью поглощен хлопотами по его похоронам. Как всегда в таких случаях, тело убитого отправили в «прикормленный» морг, и пока Олега там готовили в последний путь, были получены все необходимые документы о гибели О. М. Шилова в автомобильной катастрофе.

Елена была потрясена внезапной гибелью мужа. И ещё тем, что он, оказывается, был крутым парнем, бригадиром в криминальной группировке. Кажется, она в это так до конца и не поверила, хотя все было очевидным — братва хоронила Олега как героя, погибшего, спасая друга. В этой среде такие вещи особенно ценились.

Марк предложил похоронить Олега рядом со «своей» могилкой, благо свободное местечко имелось. Елена не возражала, она вообще как бы отключилась от всего, что происходило, была тихой и печальной. На похоронах она попросила Марка быть рядом с нею. Елена не рыдала навзрыд, как это делают другие молодые вдовы, глаза у неё были сухими, лишь лихорадочно блестели. Траурное платье и черный плащик были элегантными, лицо прикрывала шляпка с черной вуалью. Марк поразился её выдержке и снова подумал об арийской крови.

Рита держалась рядом, но чуть-чуть в сторонке, как непризнанная родственница. Она прочитала фамилию на соседней с вырытой для Олега могилой гранитной плите: «Пашков Марк Константинович». Спросила с изумлением Марка: «Это ты?»

— Он, — услышала её вопрос Елена. — Я закажу точно такую же и на могилу Олега. Пусть лежат рядом.

Марк ничего ей не сказал, так как доказывать убитой горем женщине, что вот он я — живой, было бессмысленно.

На поминках, проходивший неожиданно шумно, так как братве было не привыкать к смертям, она попросила Марка тоже быть рядом и увезти потом её домой. «У меня ведь теперь никого нет, — скорбно объяснила. — Из родных остался только ты». Ее мама Роза и папа Яков действительно пребывали в Израиле и не собирались покидать свою историческую родину. Марк сидел рядом с нею, а с другой стороны от себя посадил Риту, растерянную и опечаленную не столько смертью Олега, которого мало знала, а мыслью, что Елена, такая элегантная и красивая даже в трауре, захочет отнять у неё Марка.

— Можешь выпить, не сдерживаясь. За руль твоей машины посажу нашего парня, он доставит, куда скажешь. Выпей, Марк, это помогает, — сказал тихо подошедший Бредихин.

Марк ответил:

— Не могу. Не лезет. Проклятая жизнь…

— Жизнь сама по себе хорошая, ценная вещь, — задумчиво протянул Бредихин. — И как говорится, для кого проклятая, для кого иная…

Марк и Рита отвезли Елену и поехали к себе домой. По дороге Рита все-таки всхлипнула:

— Ты почему у неё не остался? Утешил бы. Есть примета: трахнуть вдову в день похорон — это к будущей вечной любви.

— Гадость какая! — хмуро бросил Марк. — Не выступай, Ритка, я понимаю, на что ты намекаешь. Только глупости все это…

— Ты будешь со мною? — с робкой надеждой спросила Рита.

— По старым тропам я не хожу. Ты теперь моя жена.

Вскоре Елена позвонила и попросила Марка пойти с нею на кладбище. Марк пошел и сделал все по-человечески: заплатил за уход за двумя могилами, попросил посадить цветы, расширить и покрасить ограду. Могильную плиту Елена заказала сама. Пришел мастер из камнерезного цеха, она показала ему могильную плиту Марка и сказала: «Сделайте точно такую же с этой вот надписью…»

Она была очень аккуратной во всех своих делах — Елена Яковлевна, добросовестно относилась к выполнению обязанностей, в этом случае — вдовьих. Ей бы быть супругой богатого делового человека, держать открытый дом, по просьбе гостей играть для них на скрипке, родить на радость мужу парочку симпатичных ребятишек… Но судьба распорядилась иначе: она стала женой невезучего героя Чечни, а после «похоронки» на него вышла за его друга, который, как она узнала лишь после его смерти, был тесно связан с братвой. Бог мой, что сказали бы папа и мама!

Елена попросила Марка хотя бы первые после гибели Олега недели по субботам посещать с нею кладбище. Он тоже считал это своим долгом. Они подолгу молча стояли у могил, каждый думал о своем. Для Марка это были нерадостные размышления, он уже был убежден, что Олег получил пулю в спину, а это значит, что стреляли свои. Он не боялся смерти, встречался с нею не раз, но мысль, что его уложат под уже давно дожидавшуюся его могильную плиту, вызывала приступы отчаяния и ноющей головной боли. И ещё он с тоской думал, что затишье на фронтах криминальной войны вскоре закончится и он получит новый «заказ»…

В такие минуты его и увидел у могил с подачи Симы-пономаря Алексей Костров. Он ещё не знал, зачем ему может понадобиться этот мрачноватый, навсегда ушедший в себя парень, но становилось все более ясно, что в одиночку то, что он решил, ему не выполнить. Их жизненные дороги должны были пересечься и до этого оставалось уже совсем немного времени.

Как и обещали авторитетные участники «собрания» за круглым столом, их люди провели тщательное расследование. И через какое-то время Юрий Игоревич Штырев, он же Штырь, который из уважения к Андрею Ивановичу взял на себя роль «старшего», назначил Алексею встречу.

— Ну что, молодой, — спросил он, — по-прежнему стоишь на своем?

Алексей подтвердил: от планов не отказался.

— А что твой друг-«важняк» из прокуратуры?

— Ничего… Пусто у них. Да и рвения особого не проявляют, есть дела и поважнее этого.

— Во народ! — констатировал Штырь, мужик с многолетним опытом. — Если кого-то пришьют из популярных, эстрадного запевалу или телевизионщика — раскудахчатся на всю державу. А просто честных — тех хоть пачками на тот свет пусть отправляют…

Он был прав, и Алексей не стал с ним дискутировать на злободневную тему о преступлениях и наказаниях. Именно так назывался его еженедельник, в котором и сейчас он изредка публиковался.

— Слушай сюда, — сказал Штырь. — Тех двух ретивых, что расстреляли похоронщиков в ресторане, среди живых уже нет.

— Точно?

— Куда уж точнее. Их после того, как они сделали это черное дело, убрали свои же, чтобы обрубить концы. Потому и мыкается твоя прокуратура: ищет живых, а они уже давно трупы и лежат на благасовском кладбище под гробами почтенных граждан.

— Откуда вам такое известно? — недоверчиво спросил Алексей.

— Следствие ведут знатоки, — скупо улыбнулся Штырь. — У нас свои методы и свои доверенные люди.

Заметив, что не убедил Алексея, снизошел до объяснений:

— Не ломай головку, молодой. Все просто… Мы за нужную информацию очень хорошо платим. Человек один раз заложил своих корешков и может год жить безбедно.

Они встретились у выезда с оживленной бензоколонки на Юго-Западе: две машины заправились, их владельцы подошли друг к другу, чтобы перекинуться парочкой слов.

— Я вам задолжал? — спросил Алексей, услышав, что информация оплачивалась.

— Нет. У нас свои правила, и лучше тебе о них не знать. Хоть ты и зять уважаемого Андрея Ивановича, но все равно зверь из другой стаи. Да ты не торопись обижаться — Юрась в этом деле поучаствовал…

Андрей Иванович выполнял обещание, данное Алексею — помочь ему в розыске. — Мне показалось… что на своем «авторитетном» совете вы поручили Андрею Ивановичу сообщать мне результаты вашего расследования, — сказал Алексей Юрию Игоревичу.

Игорь подтвердил:

— Да, так предполагалось. Но потом решили: пусть Андрей Иванович постоит в стороне. Ты ведь можешь зашебуршиться, подставиться… Побережем Андрея Ивановича, на нем лежит огромная ответственность и за другие дела…

— Понимаю, — задумчиво протянул Алексей.

— Ты не понимаешь, а лишь предполагаешь. А поймешь, что к чему, когда-нибудь попозже. Внимай дальше. Сейчас пойдет самое интересное. Тот, кто заказывал расстрел, тоже нам теперь известен. Мы грешили вначале на Мамая, к нему и сейчас остались большие вопросы. Но не он заказывал и оплачивал музыку.

— Тогда кто же?

— Я назову, но пообещай, что сразу не побежишь его мочить. Надо чуток выждать. Назревают события… — туманно выразился Штырь.

— Хорошо. Чуть раньше, немного позже… Кто?

— Его высокоблагородие бывший полковник Волчихин, — с усмешечкой ответил Штырь.

— Не может быть! — воскликнул Алексей. — Весь такой… Такой…

Он вспомнил Волчихина — респектабельный, с благожелательной, открытой улыбкой господин.

— Такой-такой! — передразнил слегка его Юрий Игоревич. — Матерый проходимец — прошел через «органы». И кликуха у него соответствующая — Волк.

— Но зачем ему это?

— Можно предположить. Нацелился на «Харон». И не один, а вместе с Виолеттой Благасовой… Ты её видишь, Алексей Георгиевич?

— Нет. Звонит иногда, о здоровье и самочувствии справляется.

— Мой совет — избегай её. Не все с этой дамочкой чисто.

Алексей подумал, что прокуратура не могла найти убийц похоронщиков, а эти вот взялись и… прояснили. Может потому это, что прокуратура — внешняя сила, а Штыри из той же среды, в ней варятся и её законы знают.

— Твоя информация о тайниках с наркотой в могилах подтвердилась. Мамай оскверняет могилы православных. И это непростительный грех… Нам это ни к чему…

Произнес это Штырь так, вроде бы угрожал неизвестному Алексею Мамаю.

— Может, вы уже выяснили и то, кто убил Олю Ставрову, мою первую супругу, в Анталии? — дрогнувшим голосом спросил Алексей. Уж этот-то убийца его, и он никому не уступит права свершить приговор, который вынес. Ставрова и Брагина он не знал, хотя по рассказам Оли и виделись они ему достойными людьми. И слава Богу, что киллеров порешили свои — меньше ему кровавой работы.

— Потерпи чуток, не все сразу, — ответил ему Юрий Игоревич, сел в машину и уехал.

Итак, Волчихин… Что же, он, Алексей, немного подождет, раз обещал Штырю. Хотя бы до той поры, пока не узнает имя убийцы или убийц своей Оленьки…

В ближайшую субботу Алексей решил поехать на кладбище навестить Ольгу. Тая тут же засобиралась вместе с ним. Алексей попробовал её отговорить, но Таисия даже не обратила внимания на его слова, быстренько переодевалась в черное. На стоянке, пока Алексей прогревал, прокручивал мотор вишневой «Ауди», она переговорила о чем-то с одним из охранников, «командированных» сюда её отцом. Как только они выехали со стоянки, вслед за ними пристроилась «шестерка».

У кладбищенских ворот ожидали своей очереди две похоронные процессии. Провожающие в последний путь своих близких стояли покорно и терпеливо. Покойникам уже некуда было торопиться, а живые опасались, что суетой могут обидеть их, потревожить их покой. Покойник — покой вечный, неизвестный живым, беспробудный.

Кладбища трудились, как хорошо отлаженный конвейер. И каждая шестеренка знала в нем свое место: могильщики, распорядители, шустрые девицы из кладбищенской конторы. Денежные купюры незаметно переходили из рук в руки — провожавшие заботились о том, чтобы последние минуты пребывания их близких на грешной земле не были омрачены. А уйдут под землю — возьмут их под свое покровительство те, кто призвал их к себе.

Совсем недалеко виделись силуэты огромного города, там продолжалась жизнь. А пока жизнь продолжается — будут и умершие, ибо все в этом мире взаимосвязано.

Один из покойников, дожидавшихся своей очереди для въезда на кладбище, очевидно, в конце жизни был бедным человеком. Его привезли в обшарпанном катафалке — стареньком автобусе, провожали несколько пожилых людей. Не было среди них мужчин, чтобы вынести на крепких плечах гроб с телом, но у старушек были в руках красные подушечки с орденами. Кем он был при жизни, за какие заслуги он был удостоен наград, среди которых Алексей заметил и орден Ленина? Впрочем, все это для того уже не имело значения. Кладбищенские «жучки» торговались с провожавшими в последний путь покойника-орденоносца, они хотели отобрать у его близких последние копейки. «На поминки ничего не останется», — хмуро проговорил старик, видно, провожавший друга. «А ты как думал? — нагло сказал мордатый могильщик. — Похороны они нынче разорительнее пожара…»

— Здравствуйте, Алексей Георгиевич!

Костров всмотрелся в приблизившегося к нему мужчину в черном костюме. Это был Сергей Викторович Сойкин, директор «ставровского» кладбища.

— Ольгу Тихоновну проведать пришли?

Алексей давно уже обратил внимание на эту особенность: профессиональные «похоронщики» говорили о покойниках, как о живых. Он кивком головы подтвердил, что да, пришел проведать супругу.

— А вас Кеша заметил и дал мне знать, — объяснил свое появление Сергей Викторович.

— Пусть эти… похоронят старика по-человечески, — попросил Алексей.

Сойкин подошел к могильщикам, что-то резкое сказал им, указав на Алексея. Ты заворчали, но зашевелились, прекратили мелочиться.

Кладбищенский директор снова подошел к Алексею, поколебался и все-таки решился сказать:

— Благасов меня увольняет, поскольку Я был в очень хороших отношениях с покойным Тихоном Никандровичем и не позволял обирать покойных. Он назначает своего человека… Нагнал сюда своих рабочих, охранников… Видите, шляются в черном, с дубинками? На кладбище — и с дубинкой… Шакалье!

У Сергея Викторовича, видно, наболело, и он со злостью продолжал:

— Охранники!.. Днем дрыхнут, ночью пьют, девок приводят, тем — экзотика, пищат, чуть ли не хороводы среди могилок водят. Ни людей, ни Бога не боятся.

— Гоните их, — сказал Алексей. — Впрочем, позовите ко мне их старшего.

Он ехал сюда навестить в тишине и спокойствии Ольгу, а теперь вот завелся. Может быть, причиной тому был старик-покойник с орденами, который жил так честно, что и похоронить его было не на что.

Пока Сойкин ходил за «старшим», Тая подошла к «шестерке», переговорила с парнями в ней — их было двое. Парни вышли из машины, встали чуть позади Алексея.

Сойкин пришел с одетым в камуфляж охранником, у которого действительно на широком кожаном ремне висела дубинка.

— Собери своих и проваливайте отсюда, — резко приказал ему Алексей.

— Кто сказал? — опешил охранник.

— Я сказал.

— Во чмо! — удивился охранник. — Ты, кент, откедова вылупился?

— Попрошу изъясняться уважительно! — потребовал Алексей.

Сопровождавшие его парни дернули замки молний своих курток — под ними явственно были видны короткоствольные автоматы.

— Чего тебе не понятно? — спросил один из них охранника. — Это кладбище держат Юрась и его братаны. — Он сказал напарнику:

— Звони, вызывай бригаду, какой-то этот… непонятливый попался.

У напарника уже был в руках мобильник.

— Не надо! — заторопился охранник. — Мы сейчас уйдем, а «верхние» пусть между собой разберутся.

Он скорым шагом пошел собирать своих людей.

— Сергей Викторович, — обратился Алексей к Сойкину. — Верните на работу своих людей, которым доверяете. И сами не вздумайте сдавать дела. Вы, что, забыли, что утверждались в своей должности префектурой округа? И только она имеет право вас отстранить. Причем здесь Благасов?

Сойкин сказал:

— Спасибо, что напомнили. — И с хитринкой добавил: — Когда начинается беспредел, про все забываешь.

Он, много лет состоявший «при кладбищах», видел уже немало разборок и относился к ним не то, чтобы спокойно, но хладнокровно.

Алексей сказал:

— Запишите мой телефон. В случае чего — сразу же звоните. Извините, я забыл вам представить даму… Это моя супруга, Таисия Андреевна Юрьева…

— Ого! — только и произнес Сойкин. — Ведь Юрьев — это…

— Не надо много вопросов, — остановил его Алексей. — Мы желаем вам всего доброго и все-таки проведаем Олю.

Они шли по кладбищенской аллее, Таисия опиралась на руку Алексея и вполголоса, с явным удовольствием, бормотала про себя:

— Дама… Моя супруга… Уважаемая Таисия Андреевна…

И вдруг сделала вывод:

— Знаешь, Алешенька, когда ты вот так решительно говоришь и действуешь, очень напоминаешь мне моего папу в молодости…

Виолетта — мастерица интриг

Еще когда Благасов испытывал к Виолетте Петровне самые нежные чувства, а это было сразу после того, как они сочетались законным браком, Игорь Владимирович в телячьем восторге после физической близости и под влиянием нескольких рюмок коньяка выболтал своей нежной Витусе, что достался ему от безвременно почивших родителей вместительный старинный чемодан с золотом и ювелирными изделиями, цена на которые с течением времени лишь возрастает.

— Я лишь малую частицу из них пустил на устройство своих мастерских-складов, когда начинал свое дело, — откровенничал Игорь Владимирович, — а остальное берегу в целости. Кто его знает, как жизнь повернется, но мы с тобой, Виолеточка, при любом повороте её не скатимся в бедность.

Игорю Владимировичу хотелось казаться в глазах дорогой Витоньки умным, хитрым и богатым. Было полнолуние, когда чувства и мысли Благасова пребывали, как он говорил, в разобранном состоянии.

Виолетта ему не поверила и потребовала подробности.

Благасов с удовольствием, с затуманенным взором — все таки юные годы! — вспоминал, как он выследил родителей, наблюдая за «радениями» хлыстунов.

— И что, они после бичевания, как ты говоришь, валились на пол и кто кого схватит, тот того и имеет? — У неё от возбуждения расширились глаза и затрепетали тонкие, изящные ноздри.

— Сам видел! — Благасову в это полнолуние не удалось ни с кем побывать на кладбище и он чувствовал себя маятно и нервно, словно лишили его чего-то необычайно ценного.

— И твоя мамаша говорила твоему бате, что в ней за одну ночь побывало трое «братьев»?

— Отец ей сказал, что все они принадлежат всем. Я запомнил.

— Повезло женщине, — сделала неожиданный вывод Виолетта, снимая с себя остатки одежды. — Редкое удовольствие получила…

— Глупышка, — ласково сказал Игорь Владимирович, — они ведь были сектантами и для них это все равно, что поклоны во время молитвы для православных…

Он был философом, Игорь Владимирович, и в любых нестандартных действиях и поступках людей искал скрытый смысл.

Чуть позже Виолетта, которая ещё со времен своей работы в фирме досуга умела вылавливать в спонтанных исповедях «клиентов» ценную информацию, чтобы передать её своему «покровителю» Роме, возвратилась к теме хлыстовского золота:

— И все-таки, верится с трудом… В наше время кладов в чемоданах не бывает.

— Это было не наше время… Хлыстуны хотели спастись в приближающейся гибели мира, в которую истово верили, их преследовали власти, проклинала официальная церковь, презирали люди, если случайно о них узнавали. Вот они и копили ценности на последний черный день.

— Где же этот чудо-чемодан? Если увижу его — поверю, — Виолетта ласково прижималась к мужу, разжигала его, чтобы уж открылся до конца.

— Нет, — отрезал Игорь Владимирович. — Он хранится в надежном месте.

— В банковском сейфе?

— Ты что? Отнести в банк — это все равно, что выставить напоказ. Дураков нет.

Игорь Владимирович уже жалел, что разболтался. И в будущем любые попытки Виолетты Петровны заговорить на эту тему решительно пресекались. Но она все запомнила и мысль о чемодане с золотом вызывала у неё сладкое томление…

Виолетта Петровна все больше и больше убеждалась в том, что у её супруга с рассудком не все в порядке. Она знала, что у Волчихина свои планы в отношении «Харона» и всего похоронного бизнеса, и понимала, что аморфному, легко впадающему в истерики Благасову против Волчихина не выстоять. Тем более, что Волчихин ни полусловом, ни жестом не давал оснований шефу усомниться в его лояльности. Прошедшая «школа» научила его осторожности, он по опыту знал, что тайные операции бывают гораздо эффективнее, чем атаки в лоб.

Решающий разговор между Волчихиным и Виолеттой Петровной произошел по её инициативе. Когда они вначале аккуратно, полунамеками, а потом и чуть-чуть откровеннее выяснили, что смотрят на ситуацию почти одинаково, Волчихин сказал:

— Хорошо, допустим после ряда… определенных действий «Харон» перейдет к вам, как прямой наследнице Благасова. Если, конечно, Ставров и Брагин… исчезнут, они люди и в самом деле пожилые, а их дочери не смогут претендовать на наследство. Ну и что дальше?

— Я стану генеральным директором, а вас назначу своим заместителем.

— Ха-ха! Я сейчас могу поднажать на Благасова и он сделает меня своим замом. Он ведь выполняет все мои советы.

Виолетта Петровна недолго подумала:

— Вы сможете жениться на мне. Я не стану возражать, — мило улыбнулась она.

— Не получится, хотя спасибо за предложение руки, а вот насчет сердца сомневаюсь. Но вот загвоздка: я люблю свою жену, и у меня двое симпатичных ребятишек.

— Что же, есть вариант, который вас устроит. Я стану генеральным директором, вас назначу заместителем. Фирму надо будет перерегистрировать — поскольку старых учредителей не останется. Вы и я вдвоем станем её учредителями, по честному поделим акции.

Волчихин долго размышлял, прикидывал, взвешивал, наконец, высказался:

— Да, это более надежный путь. Благасов становится единственным владельцем «Харона», коммерческого кладбища и всего прочего. И тут же готовит завещание, по которому вы будете уже его единственной наследницей… А дальше — все в наших руках: новая перерегистрация акционерного общества, акции и так далее… Но вы представляете, сколько придется трупов уложить?

Виолетта Петровна пожала плечиками:

— За несколько лет жизни с Благасовым я привыкла к покойникам, похоронам и кладбищам.

Так состоялось это деловое соглашение. Вскоре люди Волчихина расстреляли Ставрова и Брагина, а Благасова лишь зацепили пулей — на этот счет у них имелись четкие инструкции, а они были профессионалами. Киллеров «убрали» в ту же ночь — Волчихин во всем любил четкость. Благасов стал единственным владельцем фирмы. Но тут неожиданно объявилась Ольга Ставрова со своим розыском, уточнением завещания в судебном порядке, мужем-журналистом, который стал везде совать свой нос… Судьба Ольги была предрешена. И Благасову жить оставалось недолго…

Но кто мог предположить, что «Хароном», Волчихиным, Виолеттой Петровной заинтересуется Мамай? А интерес этот начался с расстрела похоронных бизнесменов. Мамая это встревожило, потому что на кладбищах должно быть спокойненько, как пел поэт — там надежные тайники, там — возможности прятать концы, то есть тела своих и трупы чужих в землю. И это — большие деньги. После «беседы» с Мамаем и Бредихиным Виолетта Петровна легко и быстро переориентировалась, с потрохами сдала Благасова и Волчихина. Она стала часто встречаться с Бредихиным — он был крепким, сильным мужчиной, именно таким, какой ей был нужен. И разведен — это значило для неё очень много, рождало смутные надежды. Виолетта трезво оценивала свои возможности и понимала, что управлять «Хароном» и похоронным бизнесом не сможет. А Бредихин сможет…

Волчихин убеждал Благасова после смерти его компаньонов, что надо оформлять завещание в пользу Виолетты Петровны, чтобы окончательно пресечь притязания Алевтины и мужа Ольги. Игорь Владимирович заупрямился и заявил, что суке, стерве и бляди Виолетке ничего от него не обломится. Но это, в принципе, уже не имело значения: Виолетта Петровна и так по закону была его единственной наследницей.

Благасов даже сгоряча поведал Марату Васильевичу свою потаенную мечту:

— Если бы она внезапно опрокинулась, какие бы пышные похороны я ей устроил!

Конечно, Волчихин тут же сообщил Виолетте, что её благоверный спит и видит её нарядной в гробу.

Виолетта немедленно поделилась своими опасениями с Германом Михайловичем:

— Благасов уже дозрел до того, чтобы заказать меня. Завещание категорически отказался оформлять, говорит, что не собирается помирать.

Герман Михайлович разделял её опасения:

— Посоветуюсь с Рэмом Спиридоновичем.

В этот раз Бредихин принимал Виолетту у себя на квартире. Она уже знала, что жена от него ушла, он в качестве отступного купил ей хорошую двухкомнатную квартиру в центре и предупредил, чтобы она больше ни на что не претендовала. Детей у них не было. Жена оказалась разумной женщиной: она попросила плюс к квартире ещё некоторую сумму наличными — на повседневные расходы, и пообещала, что навсегда исчезнет с горизонта Германа Михайловича — погасшая звезда.

У Германа Михайловича и Виолетты уже выработался свой ритуал. Как только они входили в квартиру, Виолетта торопливо, но очень изящно сбрасывала верхнюю одежонку и командовала Бредихину: «Заваливай меня в постель, Герман!» Бредихин с улыбочкой откликался: «Далеко до полночи, а Герман уже здесь!»

После энергичной «разминки», они садились за стол, остужали возбуждение рюмочкой.

— Черт возьми! — почти с восторгом говорил Бредихин. — Ты у меня первая такая ненасытная.

— Для меня секс заменяет все! — объясняла Виолетта. — Не понимаю, зачем некоторым девкам наркотики, если есть секс. Бог знал, для чего создавал женщину. Уж конечно не для общественной деятельности и не для того, чтобы костыли в шпалы вколачивать и дороги ремонтировать.

Виолетта принималась философствовать, чему явно научилась у Благасова:

— Это мужики, когда увидели, что не справляются со своими делами, переложили на женщин самый тяжкий труд.

— Ты, вероятнее всего, права, — соглашался Бредихин. — Вот сегодня, в странное время, мужики лакают, как озверевшие, а женщины мечутся: торгуют мелочевкой, подъезды моют, чуть ли не вагоны разгружают, лишь бы дети их выжили.

В такие вечера, когда Бредихин был свободен от своих таинственных обязанностей, Виолетте было с ним хорошо, и она даже думала, что наконец-то нашла мужчину, который предназначался небесами именно ей — решительного и сильного, неутомимого в ласках.

Однажды она решилась сказать:

— Тебе не кажется, что ты мог бы на мне жениться? Мы очень подходим друг другу. Не знаю, как ты, а я в твоих руках буквально таю… Милый, после близости с тобой на меня нисходят тишина и благодать.

— Не говори пошлостей, Виолетта, — ответил ей Бредихин. — Как только «Харон» перейдет к тебе, мы распишемся. Но не раньше.

— Потом вы меня убьете? — с замирающим сердечком пробормотала Виолетта.

— А теперь не говори глупостей! Зачем тебя убивать? Ты и так сделаешь все, что тебе прикажут.

— Если ты на мне женишься, — мечтательно произнесла Виолетта, — я сделаю тебе, а заодно и себе такой подарок, о котором ты и не мечтаешь.

Она не забыла чемоданчик с золотом, о котором проговорился Благасов в давние нежные ночи с ним.

— Ты сама подарок, — галантно сказал Бредихин. — Такую, как ты, женщину ещё надо поискать.

Он, конечно, не стал ей говорить, что Рэм Спиридонович уже дал ему такое указание: жениться на Виолетте.

— Виолетта! — спросил Герман Михайлович. — Благасов способен в одиночку на решительные действия, без Волчихина?

— Нет! — не колеблясь, ответила Виолетта. — Волчихин — его глаза, уши и руки.

— Что же, расклад сил понятен…

Судьба поворачивалась к Марату Васильевичу спиной. Он ещё ничего не чувствовал, ни опыт, ни обостренное годами борьбы за выживание чутье не посылали ему сигналы о близкой опасности. Конечно, до него долетал тихий шорох, рожденный поисками убийц похоронщиков Брагина и Ставрова, но он не придавал ему значения, решил, что это никак не угомонится журналист Костров. Однако тот был не опасен, поскольку, по сведениям Волчихина, действовал в одиночку.

И вдруг громом среди ясного неба прозвучало известие о том, что Костров изгнал, опираясь на поддержку Юрася, людей из охранной фирмы Волчихина со «ставровского» кладбища. Благасов взбесился, он требовал от Марата Васильевича немедленных мер, вплоть до «силовых». Но Волчихин знал, что Юрась и его «братаны» ему не по зубам. И бросился к Бредихину. Герман Михайлович выслушал его, но не обнадежил. Он уклончиво обещал подумать, поискать мирное решение конфликта. «Привлекать внимание к этому кладбищу нам не с руки, — заметил он. — И вы знаете почему». Он не хотел говорить Волчихину прямо: ты, дорогой наш, свой танец уже сплясал, ты нам не нужен, приберем «Харон» к рукам, тогда и установим свой порядок…

…Алексей позвонил Марку Пашкову и стал договариваться с ним о встрече. Марк уклонялся, ссылался на нехватку времени, на то, что в ближайшие дни все его вечера заняты.

— Деловой! — обозлился Алексей. — Я понимаю, ты опасаешься, что твои… братья по ремеслу засекут твою встречу с «важняком». Так вот, я в прокуратуре давно не работаю, я журналист, и говорить с тобою хочу о деле сугубо личном, просить о помощи.

— Это правда, что дочка Юрася твоя жена? — спросил Марк.

Слухи и новая информация в криминальных кругах распространялась быстро.

— Это при чем? — удивился Алексей. — Кстати, она дочка не Юрася, а Андрея Ивановича Юрьева, очень достойного человека.

Марк хмыкнул:

— Значит, так и есть.

— Юрась не при деле, — заверил его Алексей, понимая, что Марк опасается, как бы его не втянули в сложные отношения с конкурирующей группировкой.

— В ресторанах я светиться не хочу, — чуть попятился Марк.

Алексей предложил:

— Приезжай ко мне домой. Бери с собой жену. Пока женщины будут чай пить, мы с тобой поговорим. Мне действительно совет нужен.

— Я твой должник, — нехотя признал Марк. — Помню, как ты мог бы устроить мне сложную жизнь, но воздержался… Называй адрес, сегодня в восемь вечера буду с женой.

Они приехали в точно обозначенное время. Предупрежденные заранее «сталинский орел» Александр Тимофеевич и два парня, приставленные Юрасем, на это время зашли в будку для охраны, чтобы не насторожить Пашкова.

Тая встретила Маргариту Викторовну как родную. Радовалась, что у нее, замужней дамы, гости в доме, и уж она постаралась стол накрыть, создать непринужденную обстановку. Вскоре Тая увела Риту в свою комнатку показывать свои книги и советоваться, какую тему ей избрать для дипломной работы. У них были общие интересы: Рита преподавала литературу, Тая училась на филологическом.

— Рассказывай, — предложил Марк, когда женщины удалились. Он держался настороженно, так как не очень понимал, чего хочет от него этот парень. Он и правда выручил его, не стал вызывать Елену в прокуратуру повесткой, просто позвонил ей, в обход служебных инструкций. Не великое нарушение допустил, но все же…

— Мне нужен решительный и умелый человек, — без обиняков сказал Алексей.

— Ты имеешь в виду меня? — с непроницаемым лицом осведомился Марк.

Выпить от отказался, сославшись на то, что после Чечни совершенно не пьет, там он выхлебал все, что было отмерено ему судьбой.

— Не обязательно, — ответил ему Алексей. — Может, ты подскажешь, где и как его найти. Ты можешь остаться в стороне, обрубить все тропки к себе. Мне просто надо знать, как выйти на человека, который выполнит работу и не будет задавать вопросы.

— Почему ты обратился ко мне? — с любопытством спросил Марк.

— Потому что два твоих алиби гроша ломаного в базарный день не стоят. Хотя, — признал Алексей, — разрушить их невозможно, тебя хорошо подстраховали.

— Вот так и живем, — удрученно сказал Марк. — Планы строим, о завтрашнем дне думаем, а не замечаем, что уже тебя высмотрели, вычислили…

— Марк, — серьезно проговорил Алексей. — если ты откажешься мне помочь — я пойму. А если ещё добавишь, что давно завязал со всем тем, что было у тебя — буду только рад.

— Следак он и есть следак, сразу начинает перевоспитывать, — прокомментировал Марк. И спросил:

— Ты ведь, гутарят люди, в спецназе геройствовал?

— Было дело.

— Где?

— Срок секретности не вышел.

— Понятно тогда, где. Мы, выходит, с тобой братья по оружию.

— Я твою историю знаю, — сказал Алексей. — Мне Никита Астрахан её рассказал. Тот, который тебя допрашивал по поводу разборки в лесочке, когда ты снова оказался с железным алиби… Он, кстати, твою чеченскую историю раскопал и считает, что у тебя было два выхода: или отсидеться в том горном ауле, зализать раны, или погибнуть под лавинами, пулями, от голода и холода… Ты поступил, как опытный и обстрелянный солдат, а не как новобранец-энтузиаст сопливый.

— Не героем я оказался, — с иронией откликнулся Марк. — Потому ты и ко мне обратился, что вся моя жизнь в темных пятнах?

— Нет, не поэтому, — ответил Алексей. — Я решил, что могу быть с тобою откровенным. В тебя, в твою душу, столько тайн упрятано, что одной больше, одной меньше — без разницы. Я тебе все расскажу…

Он подробно поведал о том, как и почему были убиты Брагин и Ставров.

— Ты, Паша, — Алексей намеренно назвал Марка по кликухе, — скажи мне, если бы перед тобой поставили задачу: двоих замочить, а третьему — пулю в мякоть, ты бы справился с этим?

— Без проблем.

— Вот так оно и было в ресторане «Вечность». Немножко постреляли, и Благасов стал единоличным хозяином многомиллионного дела. И один из убитых — отец моей первой жены Ольги. А потом, когда Ольга возникла с претензиями по наследству — её пытались взорвать, к слову, вместе со мной. От греха подальше я отправил её в Турцию, но и там её нашли, пуля в сердце.

Марк слушал Алексея с непроницаемым лицом, казалось, он мыслями был очень далеко от его проблем.

— С Ольгой я познакомился просто: она наняла меня для розыска убийц отца и даже дала аванс. Я этот аванс не отработал, у нас потом пошли другие счеты, но чувствую себя обязанным.

— А откуда ты, такой весь из себя положительный и законопослушный, знаешь Юрася? В любой пивнухе или баре, узнав, что ты зять Юрася, будут выползать на четвереньках, чтобы случайно тебя не зацепить.

— Грозен Юрась? — улыбнулся Алексей.

— О том, как он правил в зонах, — а у него две ходки — сказки рассказывают.

— На свободе он — очень хороший человек, — убежденно сказал Алексей. — Это только подтверждает мудрость: с волками жить — по-волчьи выть. А с Андреем Ивановичем я познакомился просто. Он обвинялся в убийстве мента, ему грозила вышка. Я занимался его делом, доказал, что он невиновен и нашел того, кто замочил офицера милиции. Мент из обоснованной ревности убил другого мента — семь лет.

— Так бывает? Вывел невиновного из-под вышки?

— Так было. Но, конечно, я никак не думал, что Андрей Иванович станет моим тестем.

— Своеобразный ты человек, «важняк», — с уважением сказал Марк.

— Закон должен карать за преступления, — произнес Алексей убежденно, — а невиновных защищать. Но в моем случае закон оказался бессильным… А теперь, Марк Пашков, он же Паша, представь, что перед тобою не «важняк» из прокуратуры и не журналист из газеты — просто нормальный мужик, который много задолжал. Как и у тебя, у меня лучший друг увел первую жену. Но претензий к нему у меня нет…

Марк кивнул: и у него не было претензий к Олегу.

— Мою вторую жену убили, как и её отца… Твою — тоже… Да не таращи ты на меня глаза: двоюродного брата твоей чеченской жены Мусу перехватили, когда он возвращался из Москвы, и он рассказал, что приезжал из своей гордой Чечни по нормальному поводу — привез отцу мальчика, которого родила его сестра, жена русского офицера, умершая после родов. Поскольку Муса назвал тебя, его дело автоматически попало к Никите Астрахану, о котором я уже тебе говорил. И хотя тот подозревал, что не все уж так благородно, но состава преступления не усмотрел и велел убираться Мусе в свою Чечню. Вот так, Марк, судьбы сплетаются — нарочно не придумаешь.

— Я считаю, — сумрачно проговорил Марк, что мою чеченскую жену убили её родственники.

— Скорее всего, — согласился Алексей. — Большой выкуп за мальчика дал?

— Отстегнул бы и больше, если бы запросили, — уклонился от прямого ответа Марк.

— Вот я и имею две смерти — отца Ольги и самой Ольги… Скоро подберутся и ко мне — после смерти Оли я унаследую её долю в «Хароне», два ресторана, артельки всякие. И стану «держать» кладбище… И что я должен теперь делать? Вытереться — простить, забыть? Отказаться от всего, объявить об этом и притихнуть?

— Эти кладбища, на одном из них есть и моя могила, пока ещё живого, приносят несчастья. Недаром люди боятся жить по соседству с погостами — притягивают они к себе, отмечают живых своими знаками.

— Причем здесь кладбища? — начал злиться Алексей. — Это живые негодяи нарушают их покой, не дают спокойно спать усопшим.

— Может и так, — согласился с ним Марк. — Ты знаешь «заказчика»? Только не темни… брат по несчастьям.

— Знаю. Добрые люди назвали. Волчихин, а за его спиной — Благасов.

— Волк?..

— Он.

— Тогда чего ты ждешь? — удивился Маркс.

Алексей объяснил:

— Волк «заказал» Ставрова и Брагина, «два стрелка» выполнили «заказ». Их уже нет среди живых — убрали свои.

— Недоумки вовремя не смылись с баксами, — прокомментировал со знанием дела Марк.

— Именно. Скоро мне назовут того, кто убил мою Олю. Он — мой, и я его не выпущу из рук. Не могу завязываться на Волчихине, может случиться срыв, и тот, в Турции, останется жить. А именно он для меня — основной…

— А ты уверен, — дотошно выспрашивал Марк, что тот, кто твою жену валил, в Турции?

— Да. Намекнули мне. И есть надежда, что скоро скажут, кто это.

Марк долго размышлял и установилась тишина. Алексей ждал его решения. Женщины в комнатке Таи неправильно поняли, почему мужчины молчат, и Тая крикнула через прикрытую дверь:

— Закончили свои мужские беседы? Можно к вам?

— Погодите ещё чуток, — остановил её Марк и сказал Алексею: — Ты мне, «важняк» или журналист — без разницы, нравишься и я тебе сочувствую. Но влезать в твои дела ни с того, ни с сего, не могу. Могу посоветовать…

— И на том спасибо…

— Не шебуршись пока с Волчихиным. Выжди. Совсем немного выжди. Поверь мне и подожди…

— Лады, — нехотя согласился Алексей. — Поверю.

— Кажется, — недобро ухмыльнулся Марк, — ты сэкономишь свои баксы. — Он снизил голос до шепота: — Не одному тебе он поперек дороги встал, этот Волк…

Алексей позвал женщин, они дружно убрали со стола бутылки и закуски, Тая поставила чашки для чая и извлекла из холодильника торт.

Тая объявила за чаем:

— Мы с Ритой решили, что вдвоем будем открывать парфюмерный магазинчик. Вы, Марк, не возражаете?

— Если вы с Ритой решили… — улыбнулся Марк.

Алексей объяснил:

— Тая давно уже носится с идеей парфюмерного магазинчика-бутика, доступного женщинам со средним доходом семьи. В этом что-то есть. Готов, Таисия Андреевна, подарить название…

— Какое? Говори, мой милый, — Таисия чувствовала себя на верху блаженства: она, замужняя дама, принимает с мужем гостей — симпатичную семейную пару.

— У знаменитого писателя Ефремова есть странный роман «Таис Афинская» — о загадочной женщине, познавшей многие тайны природоздания. Предлагаю ваш магазинчик назвать в её честь: «Таис».

Тая захлопала в ладоши:

— Алексей, родной! Какая замечательная идея: Таисия — «Таис»! Рита, как вы?

— Прекрасно, — согласилась Рита. — Я Ефремова очень люблю, и «Лезвие бритвы» и «Таис Афинскую»…

Гости ещё недолго посидели и стали собираться. На прощание Марк ещё раз предупредил Алексея:

— Жди.

Он не мог ему сказать, что судьба Волчихина уже предрешена. Марк не знал и не должен был знать, кому и чем помешал Волчихин. Уж, конечно, не тем, что по его приказу расстреляли Ольгу. Кому интересна эта маленькая девочка, кроме её мужа? Но не далее, как вчера, Бредихин приказал ему, ничего не объясняя, убрать Волчихина.

Марк делал вид, что ему интересны планы милых женщин и он с удовольствием слушает их жизнерадостный щебет. А сам думал: бывают дикие случаи, когда один и тот же человек становится помехой для тех, кто вряд когда-либо вообще встречался друг с другом.

Бредихин предупредил Марка, что Волк без двух охранников, бывших оперов КГБ, вообще из квартиры не выходит…

Переселение господина Благасова в царство мертвых

Андрей Иванович приехал к Алексею и Тае без предупреждения. Он был в плохом настроении, чем-то сильно озабочен. И после ритуальных вопросов о здоровье и самочувствии за стаканом чая прямо спросил Алексея:

— Ходят слухи, что ты встречался с Пашковым-Пашой?

Алексей не стал это отрицать. Он лишь с недоумением подумал, что вроде бы сделал все, чтобы визит Пашкова с супругой к нему домой прошел без огласки и вот…

— А ты знаешь, кто такой Паша? — наседал Андрей Иванович.

— Предполагаю.

Андрей Иванович только руками развел и с раздражением стал говорить вроде бы в пространство, что если некоторые с привязи срываются, так пускаются во все тяжкие.

— Что вас тревожит? — невозмутимо поинтересовался Алексей.

— Не хочу, чтобы моя дочь стала молодой вдовой, — резко сказал Андрей Иванович. Я тебя упреждаю: Пашков — это Бредихин, Бредихин — это Мамай… Тайка, марш на кухню! — выгнал он из гостиной дочь. И когда Таисия послушно исчезла, обиженно пробормотав, что мужчины взяли дурную моду изгонять её к тарелкам и кастрюлям, Андрей Иванович стал говорить о том, что Мамай — это наркота, кровь, беспредел, а менты до него дотянуться то ли не хотят, то ли не могут, и от него законопослушным бизнесменам уже житья нет, того и жди, что их начнут отстреливать. При упоминании о «законопослушных» Алексей в душе усмехнулся, но слушал тестя с очень внимательным лицом.

— Я за тебя почему опасаюсь, Алеха, — Андрей Иванович действительно явно был встревожен. — Ты пойми, мы никогда и никого не «сдаем». Но… слушки о тайниках в могилках уже широко гуляют среди разных людишек и очень скоро достигнут ушей тех, кому нужно. Ты понял? Не дай Бог выяснится их самый первый источник, то есть ты. Уехали бы вы с Тайкой отдохнуть куда подальше.

— Ольга уже уехала, а как возвратилась — вы знаете, — напомнил Алексей.

— Хотя бы не высовывайся, не светись какое-то время. У меня нюх особый — чувствую даже не грозу, а ураган…

Это Алексей ему обещал. Тем более, что подобное советовал ему и Марк.

— Малые дети — малые и заботы… — проговорил Андрей Иванович, прощаясь.

…Волчихина завалили просто, но с проблемами для «заказчиков». В один из обычных, ничем не примечательных дней Герман Михайлович Бредихин после изнуряющей постельными играми ночи за утренним кофе будничным тоном сказал Виолетте:

— Позвони своему Волчихину и назначь сегодня срочную встречу.

— Он никакой не мой! — возмутилась Виолетта.

— Ладно, назначь свиданку своему бывшему Волчихину…

В течение дня Виолетта пыталась «достать» Марата Васильевича, но его телефоны, в том числе и прямой, для особо близких лиц, не отвечали. Мобильник тоже был переключен на устные сообщения: «Абонент временно отсутствует… Вы можете продиктовать свою информацию после короткого гудка…» Виолетта не стала ничего сообщать, не хотела оставлять следы.

Она позвонила Марине в приемную, недолго пощебетала с нею и сказала, что не может разыскать Марата Васильевича, а он ей нужен, ну, позарез.

— Шеф куда-то услал его, — доверительно сообщила Марина. — Обещался быть после обеда.

Виолетта, как и было условлено, встретилась с Бредихиным, чтобы пообедать в новом ресторане китайско-японской кухни «Мао». Она во время обеда снова и снова под пристальным наблюдением Германа Михайловича набирала номер мобильного телефона Волчихина. Ей было не по себе, ибо догадывалась, что все это очень неспроста. Наконец, Волчихин ответил и она, придав голоску немного драматичные оттенки, сообщила, что сейчас перейдет к автомату, чтобы он ответил обязательно. Она перезвонила через несколько минут и сказала, что им необходимо срочно встретиться, есть информация, которую она не может доверить телефону, а завтра, может быть, уже поздно. Волчихин колебался, все эти манипуляции с телефонами его обеспокоили.

— Чего с мобильника не говорила?

— Я там не одна была…

На самом же деле она не хотела, чтобы как-то зафиксировался номер её мобильного телефона.

У Волчихина возникло смутное беспокойство, но маленькое, неясное, которое быстро растворилось.

Последний дни были спокойными, Благасов не дергал по пустякам и даже с изгнанием охранников со «ставровского» кладбища временно примирился, сказал, что скоро все равно во всем «хозяйстве» они с Маратом Васильевичем наведут полный и окончательный порядок.

С Виолеттой Волчихин условился встретиться в девятнадцать часов под аркой гостиницы «Минск» на Тверской, так как она хотела забежать в модный магазин женской одежды. Через эту арку машины выскакивали в маленькие кривые переулочки, место было в меру оживленное, а Тверская у милиции на строгом режиме.

Волчихин взял с собой четырех парней из своей охранной фирмы: двоих, как обычно, и ещё двоим велел неприметно перекрыть вход и выход арки. Он приехал за пятнадцать минут до назначенного времени, чтобы осмотреться, освоиться.

Волчихин краем глаза заметил, как молодой парень вышел из стеклянных дверей «Минска» с дорожной сумкой через плечо, прошел десяток шагов к арке. Мужик был явно из провинции, в нелепой клетчатой рубашке, какие были в моде лет пятнадцать назад, в пиджаке неопределенного цвета производства какой-нибудь гомельской фабрички. Но шел он легко, что тоже успел отметить Волчихин. Больше он ничего не успел: парень свернул под акру, выхватил из-за пояса пистолет и всадил три точных пули — по одной в Волчихина и его охранников. «Подставила, сука», — такой была последняя мысль в угасающем сознании Волка, пытавшегося ухватиться за стену, медленно опускаясь на грязный асфальт. Парень, так же легко передвигаясь, оглянулся и добавил с полуразворота Волку ещё одну пулю — в голову…

Киллера застрелил тот телохранитель Волчихина, который стерег выход из-под арки. Пашков, несколько дней тщательно изучавший передвижения и обеспечение безопасности Волчихина, не предполагал, что на этот раз он возьмет с собой не двух, а четырех телохранителей…

У Волчихина были при себе документы, в том числе удостоверение начальника службы безопасности фирмы «Харон», и милиция быстро установила его личность. Вызвали Благасова для опознания и он, посеревший, мгновенно растерявший респектабельность, подтвердил: да, это его служащий, господин Волчихин Марат Васильевич. В ответ на вопрос, может ли он предположить, кто убил его служащего, растерянно и искренне заявил, что не может…

У Марка Пашкова не было никаких документов, только лежал на асфальте рядом с его телом пистолет Стечкина, снятый в армии с вооружения, но уважаемый киллерами за мощность. После необходимых следственных действий труп увезли в морг. Санитары вызванной «труповозки» взяли его за руки-ноги и на счет «три» бросили на оцинкованное дно своей мрачной машины.

Рита, обеспокоенная исчезновением Марка, вдруг обнаружила, что она не знает ни названия «фирмы», где он работал, ни номер телефона… И в записной книжке Марка ничего этого не было. Она в панике позвонила Елене Яковлевне и та разыскала телефон Германа Михайловича Бредихина, записанный ею в дни похорон Олега. Олег и Марк были друзьями, работали где-то вместе.

— Марк Константинович Пашков? — переспросил Бредихин. — Нет, такой на моей фабрике «Знамя свободы» не работал. Первый раз слышу эту фамилию.

Рита бросилась к Алексею, умоляя помочь выяснить, что случилось с Марком.

— Может загулял? Или послали в срочную поездку? — предположил Алексей.

— Нет! — расплакалась Рита. — Он бы мне сказал, предупредил! Марк меня любил! Мы с ним собирались расписаться и уже заявление написали, день наметили!

Никита Астрахан, которому Алексей обрисовал по телефону неожиданно возникшую проблему, ответил:

— Позвоню через часик, наведу справки.

Весь этот час Рита сидела с Таей на кухне, всхлипывала, и Таисия отпаивала её валерьянкой и чаем.

Никита позвонил, назвал адрес морга: «Там находится тело человека, застреленного на Тверской… Приметы совпадают».

Алексей поехал вместе с Ритой, Таю оставили дома, так как зрелище предстояло не для слабонервных. Да, это был Марк — лицо его уже стало восковым, застывшим, кто-то невидимый и всемогущий стер с него все печали и заботы…

Похоронили Марка под могильной плитой, которая давно уже его дожидалась. Провожали в последний путь героя Чечни и блудного сына Родины Рита, Алексей и Тая, пришла очень пожилая женщина с беленьким мальчиком, а также Елена Яковлевна. И ещё поодаль маячили парни в кожаных укороченных курточках, нервно осматривавшие всех, кто случайно проходил мимо скромных похорон. Поминки не устраивали, приехали к Алексею и Тае, подняли стопки за упокой души раба Божьего Марка Константиновича Пашкова.

Мальчик жался к Рите, которую видел с папой, испуганный похоронами и мрачными лицами взрослых.

— Что вы намерены делать? — спросил Алексей Риту.

— Не знаю, — потерянно ответила Рита. — Наверное, вернусь в свою коммуналку. Я ведь по закону так и не стала женой Марка. Хотела бы усыновить мальчика, если хватит сил пройти через все формальности.

— Дня через три, когда немного придете в себя, поедем вместе к Генриху Иосифовичу Шварцману.

Генрих Иосифович, когда Алексей изложил ему проблему, эмоционально воскликнул:

— Какие же вы все юридически неграмотные! А после вашей смерти, простите, живые с трудом распутывают завязанные вами узелки… Вам, Алексей Георгиевич это обойдется в…

— Согласен, — перебил словоохотливого юриста Алексей.

Генрих Иосифович все сделал очень оперативно: Елена Яковлевна письменно отказалась от претензий на квартиру, соседи подтвердили факт «совместного проживания и ведения хозяйства» Ритой и Марком, Рита усыновила мальчика, которого Марк успел все-таки прописать на своей квартире.

Рита сказала Тае, что всю себя посвятит сыну Марка, с которым прожила недолго, но была очень счастлива.

— Твой Алексей не от мира сего, — заливаясь слезами, сказала Рита Таисии. — Он удивительный человек, я думала, такие остались только на страницах романов наших писателей-идеалистов. И мой Марк о нем говорил, что первый раз встретил нормального в этой сдвинувшейся стране. Он ведь сильно переживал, Марк, что после сидения в чеченских горах его объявили чуть ли не предателем Родины. И говорил, что если бы тогда, в Чечне ему попался бы такой следователь, как твой Алексей, а не придурок, который таскал его на допросы и шил измену, вся его судьба повернулась бы по иному.

Рита бесконечно могла говорить о Марке, она не примирилась с мыслью, что его уже нет, он — на кладбище…

Генрих Иосифович предупредил Алексея, что судебная машина ехала-ехала и наконец добралась до них — через три дня будет рассматриваться в суде иск Алексея и Алевтины по наследству, оставленному покойными Ставровым и Брагиным.

— Да я и забыл уже про это, — удивился Алексей. — На кой ляд мне это наследство?

— Вы не хотите выполнить волю Оленьки? — очень удивился Генрих Иосифович. — А вы не подумали о том, что ей это тоже таки было не очень нужно? Но она, даже чувствуя опасность, решилась на крайние шаги. Почему?

— Не воспитывайте меня, Генрих Иосифович, — примирительно проговорил Алексей.

— Нет, я вам должен сказать… Вы наверное решили, что у меня нет других забот, кроме вашего похоронного бизнеса? Так они у меня, слава Богу, есть. Но я обещал… Оля не хотела оставлять дело своего отца и его друга Брагина в грязных руках. И ещё она не желала, чтобы обворовывали живых и тревожили вечный сон мертвых. У нас с вами, — чуть ли не патетически воскликнул юрист, — разные религии, но, мой молодой друг, и православные, и иудеи, и мусульмане едины в своем отношении к покойным. Они таки все по-разному представляют смерть, хоронят своих мертвых тоже все по своим канонам, но все они требуют уважения к мертвым и их памяти. И мне это очень понятно…

Юрист произнес маленькую речь, что было ему, обычно очень сдержанному человеку, не очень свойственно.

— Хорошо, вы меня убедили, Генрих Иосифович. Что от меня требуется?

— Придти на судебное разбирательство в качестве наследника уже Ольги Тихоновны Ставровой и доверенного лица Алевтины Артемьевны Брагиной. А говорить буду я — вы мне за это платите…

Но суд в назначенное время не состоялся — не явился Благасов, не было и его адвоката. Судья перенесла заседание на новый срок и велела поставить об этом Игоря Владимировича в известность под расписку.

Неожиданно Алексею позвонила Виолетта Петровна. Она явно нервничала.

— Алексей Георгиевич, зачем ты затеял этот суд? Ты все равно его проиграешь, а неприятностей наживешь воз и маленькую тележку.

— Ты о чем, Виолетта Петровна? — вроде бы удивился Алексей.

— Я тебя не понимаю… — напористо продолжала Виолетта. — Ты мне казался таким благородным! Игорь Владимирович так расстроился, что уже вторые сутки не объявляется ни дома, ни на даче…

— Но куда он мог исчезнуть?

— Не знаю… У него и раньше бывало, что в сложные периоды своей жизни он отправлялся в родной городок поклониться могилам родителей…

Алексею говорить с Виолеттой Петровной было сложно: в памяти, в дальних её закоулках остались воспоминания о странной и чудной ночи, когда они были близки. Пусть произошло это случайно, в уже отдаленные времена, но… Так уж он был устроен, Алексей: мог забыть имя женщины, с которой был близок, но помнил запах её волос, изгибы тела, слова, вырвавшиеся в неконтролируемые рассудком минуты.

— Откажись от своего заявления, или как это там называется, в суд, — потребовала Виолетта.

— Нет. Мне вообще кажется странным, что звонишь ты, а не господин Благасов. — Алексей положил трубку телефона.

Виолетта звонила из машины по мобильному, за рулем сидел Герман Михайлович Бредихин и ехали они к ней на дачу.

— Ни в какую, — сказала Виолетта Бредихину.

— Что же, он сам себе подписал приговор, этот придурок, — хмуро откликнулся Бредихин.

Дрогнувшим голосом Виолетта спросила:

— Что с Благасовым?

— Забудь.

Бредихин достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги:

— Вот подписанное Благасовым и заверенное в нотариальной конторе завещание на твое имя. Обрати внимание, дата месячной давности. Запомни её. Все запомни: дату, название нотариальной конторы, её адрес, фамилию, имя отчество нотариуса…

— Господи, Герман, ты меня пугаешь! — у Виолетты путались мысли, она сжалась на своем сиденье в жалкий комочек.

— Выше головку, девушка! — Бредихин делал вид, что напряженно всматривается в набегавшее под машину шоссе. — Ты не одна, я с тобой. Вскоре мы сможем расписаться.

— Ты не передумаешь? — спросила, цепляясь за его обещание, как утопающий за соломинку, Виолетта.

— Мы с тобой теперь навечно связаны, — без эмоций сказал Бредихин.

— Останови машину и обними меня, согрей, — попросила Виолетта. — Мне холодно и страшно.

— Обойдешься. — Бредихин даже не глянул на нее.

Несколько дней назад Виолетта Петровна рассказала ему о чемоданчике с золотом секты хлыстунов.

— И ты так долго об этом молчала? — удивился Бредихин.

— Я хотела убедиться, что мы любим друг друга и только после этого все тебе сказать, — объяснила Виолетта.

— Убедилась?

— Да, родной. Ты мой лучший мужчина, — Виолетта хотела польстить Герману Михайловичу, но тот съязвил:

— У тебя есть с кем сравнивать. Небось, полноценная рота наберется.

Виолетта решила не обижаться:

— Опыт — ценное достояние женщины. И ты умелым мне достался.

— Поговорили… — улыбнулся Бредихин. И требовательно спросил: — Где спрятан чемоданчик?

— Не знаю. Где-нибудь на даче. Квартиру я всю уже перевернула. А на даче его можно зарыть под любой куст.

— Найдем, — уверенно сказал Бредихин.

Он решил, что будет действовать без Мамая, самостоятельно — с какой такой стати делиться? Самовлюбленный, с жестокими причудами Рэм Спиридонович угнетал и подавлял его.

Подручные Бредихина схватили Благасова, когда тот выходил со «своего» кладбища. Произошло это просто. Парень, переодетый в форму охранного агентства «Харона», встретил Благасова у выхода и сообщил:

— Приехала Виолетта Петровна…

— Чего ей понадобилось? — удивился Благасов.

— Не знаю. Она просила вас подойти к машине.

Машина Виолетты действительно стояла крайней на стоянке с открытой задней дверью. Благасов приблизился к ней, наклонился и тут его сильно толкнули в спину, потянули за руки, дверь захлопнулась, машина с места взяла большую скорость.

Благасова привезли в глухой лесок в сотне километров от Москвы. Он узнал Бредихина, которого как-то мельком видел у Волчихина.

— Вы — Бредихин, — сказал Игорь Владимирович. — Но зачем, почему со мной так? Ведь мы всегда ладили…

Бредихин промолчал. Это была проверенная тактика: молчать, нагнетать тревогу, заставлять в ужасе ждать, что последует дальше.

— Сколько вам нужно, чтобы вы меня отпустили? — спросил Благасов.

Первая его мысль была о том, что его захватили в заложники и потребуют выкуп.

«Какой дурак все-таки, — подумал равнодушно Бредихин. — Стал бы я ему показывать себя, если бы предполагал отпустить с миром, но без баксов».

Он снова ничего не сказал. Приехали по лесной дороге на уютную полянку, в центре которой была вырыта глубокая яма.

— Это твоя могила, похоронщик, — Бредихин указал на яму. — Будешь лежать здесь, а не на своем уютном кладбище.

Благасов содрогнулся в ужасе. Ему стало страшно даже не при мысли о смерти, а от того, что его не похоронят по-человечески, а закопают в лесу среди всякой нечисти и по ночам к его могиле будет собираться-слетаться всякая гадость.

— Что я должен сделать? — дрожащим голосом спросил он.

— Да ничего особенного. У нас с тобой всего две проблемы. Первая — очень простая. Подпиши завещание на имя своей любимой супруги.

— Но она и так все получит… после моей смерти. Пусть только подождет немного…

— Не обязательно. Ты по закону имеешь право лишить её наследства и оставить все кому-то другому, допустим, новой бляди с Тверской. Поэтому давай-ка, господин похоронных дел мастер, подписывай…

Благасов подписал завещание, и Бредихин проверил, не дрогнула ли у него рука, даже сверил подпись с другой на каком-то документе. Все было в порядке.

— Где чемодан с казной хлыстунов? — резко спросил он.

Только теперь Благасов понял, зачем его схватили, и какую роковую для себя ошибку он совершил когда-то, разболтав сучке Виолетте про золото сектантов.

— Я все это придумал! — завопил он. — Клянусь, это выдумал для того, чтобы понравиться Виолетте!

— Привязывайте его к березе, — распорядился Бредихин. Два парня, между которыми в машине сидел Благасов, пока его доставляли сюда, заранее приготовленным электрическим кабелем прикрутили его к дереву.

Во рту у Благасова пересохло, тело оцепенело, сердце от страха забилось, зачастило так сильно, что, казалось, сейчас выскочит из грудной клетки.

— Тащите хворост, — командовал Бредихин. — Сейчас заставим его все вспомнить… Ты понял, сволота, что мы с тобой сейчас проделаем?

— Не надо… Не надо… Я…

Голова Благасова упала, провисла, он вскрикнул, хотел руками схватиться за грудь, чтобы удержать сердце, не дать ему вылететь на волю, но руки были крепко привязаны к дереву. Игорь Владимирович захрипел, дернулся и затих.

— Готов, — сумрачно с казал один из парней. — От страха…

Бредихин курил очень редко, но сейчас сунул сигарету в зубы, затянулся, стал хладнокровно прикидывать — главное в такие ситуациях не потерять голову. Золото он все равно найдет, даже если придется дачу перевернуть вверх дном.

— Отвязывайте его и обыщите, — распорядился Бредихин своим боевикам. — Очистите все карманы. Баксы возьмите себе, поделите, а документы и другие бумажки сожжем.

Он ещё подумал:

— Труп — в багажник. Выбросим где-нибудь по пути на обочину. Несколько дней будут устанавливать, кто это и откуда взялся…

Один из охранников предложил:

— Проще поджарить его — чтобы обгорел до неузнаваемости — и оставить здесь.

— Не дело говоришь, — Бредихин не терпел, когда подчиненные ему люди начинают рассуждать. — Неровен час, забредет на огонек какой-нибудь идиот — грибник или охотник.

Вариант с полным исчезновением Благаова его не устраивал. Игорь Владимирович в таком случае считался бы пропавшим без вести. И должно было бы пройти немало месяцев, кажется, два года, прежде чем Виолетта Петровна обрела бы через суд свободу и наследство. А так… Виолетта заявит в милицию об исчезновении мужа, опознает труп, подобранный Бог знает где, и — пожалуйста, дорогая Виолетта, вперед, к новому мужу и фирме «Харон»…

…Так Игорь Владимирович Благасов, философ, знаток ритуальных обрядов всех времен и народов, удачливый похоронный предприниматель, в муках переселился в царство мертвых, в котором при жизни мнил себя «императором»…

Карты в масть

«Я буду умным и хитрым, аки змий», — решил Алексей.

Он удобно устроился в салоне первого класса рейса на Анталию, в вожделенные для русских места моря, солнца, турецкой экзотики и свободных нравов. В кармане у него не было ни записной книжки, ни каких либо иных бумажек — только авиабилет, туда и обратно, зарубежные паспорта, в рекордно короткие сроки «устроенные» Никитой Астраханом, и тугая пачка баксов с соответствующими справками. А в голове — два адреса, две фамилии, и наставления Штыря.

В соседнем кресле удобно устроилась его самая первая жена Татьяна — Танюха, как он её называл, когда они только познакомились и она его всячески обхаживала.

Стюардесса осторожно катила по проходу громоздкое сооружение, заставленное бутылками и бутылочками, пачками и блоками сигарет, шоколадом, печеньем, соками, икрой, янтарем, неизменными матрешками и ювелирными изделиями в стиле a la russe.

Алексей дал знак, авиакоробейница остановилась и он предложил Татьяне:

— Выбери что-нибудь нам выпить, а себе на память.

— Что-нибудь или что хочу? — деловито осведомилась Татьяна. Выглядела она отлично — дорожный костюмчик, тщательно уложенная прическа, солнцезащитные модные очки, сдвинутые на волосы. Татьяна мало изменилась с тех пор, как они разошлись: миниатюрная шатенка, гибкая, с аппетитными выпуклостями на положенных местах.

— Возьми все, что тебе понравится, — сказал Алексей. — Мне выпить — коньяк и сок…

— У нас на доллары и лиры, — осторожно сказала девушка в кокетливой пилоточке и белой блузке с расстегнутыми верхними пуговичками.

— Да, да, — откликнулся Алексей. — вам как лучше — баксы или эти турецкие бумажки?

— Баксы, конечно, — оживилась девица.

Татьяна выбрала на двести пятьдесят шесть долларов.

Девушка, аккуратно расставляя на столиках коньяк, вино для Татьяны, соки и шоколад, а остальные покупки укладывая в фирменный пакет, мимоходом спросила Алексея:

— Вы москвич? Мне кажется, я вас видела по телевизору.

— Может быть, — нейтрально ответил Алексей.

Этим рейсом летали в Анталию знаменитости и просто богатые люди. «Челноки» со своими «верблюдами», то есть носильщиками, пользовались чартерными рейсами — забитыми до отказа людьми, сумками и тюками.

— Сейчас отдам сдачу, — сказала девушка, когда Алексей протянул ей три сотенных купюры. Она упорхнула, через минуту принесла доллары с листиком из блокнота. Татьяна занималась своими покупками, и девушка бросила многозначительный взгляд на покупателя, то есть Алексея. Он увидел на листке номер московского телефона и имя — Тамара.

— Это вам, — он протянул ей пять долларов.

— О-о-о! — в глазах у авиадевушки зажглись обещающие искорки.

— Ты знаешь, сколько ей дал? — осуждающе спросила Татьяна.

— Какую-то мелочь…

— Пять долларов или сто тридцать пять рублей!

— Для чаевых — нормальный процент от общей суммы покупок…

Татьяна ещё не определилась, как себя вести с бывшим мужем. В Москве они виделись лишь набегу, когда Никита взял на себя хлопоты о паспортах, а Татьяна — об авиабилетах…

…Какое-то время назад Алексею позвонил Юрий Игоревич Штырев и сообщил:

— К нашему берегу кое-что приплыло. Надо бы побазарить.

Юрий Игоревич очень старался быть респектабельным, но в его речь постоянно вплетались словечки, приводившие порою в недоумение деловых партнеров. Зоны оставляют следы-зарубки на всю оставшуюся жизнь.

Они встретились, как и в предыдущий раз, на бензозаправке, и Юрий Игоревич сообщил:

— Тот, кто тебя интересует, постоянно живет в Анталии. Для вида работает в охране пляжа пятизвездочного отеля, в котором развлекается вся эта шелупень из России.

Юрий Игоревич новых русских не уважал, считал их проходимцами и жуликами.

— Живет под своей фамилией — Анатолий Хренов, но с чужой биографией. Могу сказать, что это корешок Волка по прежней работе в КГБ — опер, обучен убивать. Остался в Турции во время командировки, несколько лет назад. Пытался нарисовать себя политическим, но туркам такой Хренов — сошка, был неинтересен и они послали его на хрен, — чуть приметно улыбнулся Штырь. — Вот он и нашел себе занятие — вроде бы работает охранником, а выполняет… крутые поручения.

— Откуда вам это известно? — изумился Алексей. — Полиция-милиция, Интерпол в тупике, а вы…

— Закрой фонтан, молодой, — доброжелательно посоветовал Штырь, но глянул на Алексея так, что у того отпала охота задавать вопросы.

Штырь поинтересовался:

— Полетишь?

— Обязательно.

— А как отнесется к этому Андрей Иванович?

— Поймет. Он настоящий мужик.

— Хорошо, что тестя уважаешь. Родня, тем более такая близкая, это святое.

Юрий Игоревич делал вид, что напряженно размышляет, но Алексей понимал, что тот решил все заранее.

Штырь стал давать профессиональные советы:

— Турпутевку в Анталию не бери — тебе это не надо. Не тащи с собой через две границы ствол или что-нибудь подобное. Вообще, протряси свой чемодан или сумку, что возьмешь, чтобы ничего недозволенного. У тебя там друзья или просто знакомые имеются?

— Нет.

— Это хорошо. Лучше, чтобы никто не встречал. Остановишься в том отеле, где пристроился Хренов, хоть и дорого. К тем, у кого есть баксы, у них отношение особое. Не жмись, но и не шикуй…

Алексею было странно слушать такие советы, и он немного обидчиво сказал Юрию Игоревичу:

— Да ладно вам, я же не недоумок какой. Кое где бывал за рубежами, кое что повидал.

Штырь поучающе изрек:

— Самоуверенность — она, молодой, многих сгубила. Ты вот, к примеру, кем хочешь там, в Турции, писаться, на границе, в отеле?

— Туристом, кем же еще…

— Вот и дурак. Ты — журналист, понял? И везде говори, что ты журналист, работаешь в газете, близкой к полиции, то бишь нашей родной милиции… Там журналистов уважают, но держатся от них подальше…

— Да откуда вы все это знаете? — удивился Алексей.

— Откуда, откуда… Ты думаешь, что весь мой мир — это зона?

— Я не хотел вас обидеть, — смутился Алексей.

— Проехали… Можешь придумать правдоподобную сказочку, зачем в Анталию намылился?

Алексей улыбнулся:

— Это я могу… Допустим, на редактора накатила блажь заказать статью, как отдыхают новые русские.

— Во! — одобрил Юрий Игоревич. — В масть! И звони про это, каждому рассказывай, как тебе повезло с таким заданием. И веди себя, как журналист: в бар закатывайся, пей, чтобы видели — ты всегда полутрезвый…

— И это могу, — Алексея забавляли наставления Штыря.

А тот изрек совсем уж неожиданное:

— Ты, Алексей Георгиевич, журналист, но такой, который сменил профессию.

«Журналист меняет профессию», — эта рубрика была очень модной десяток лет назад. Штырь усмехнулся:

— Думаешь, где такие знания схватил? В зоне было свободное время — газетки почитывал, ума-разума набирался.

— И на какую же профессию я сменил свою журналистскую? — спросил Алексей, хотя ответ предвидел.

— Ты пожелал стать киллером, стрелком, — резко сказал Штырь. — И не жмись, не играй в прятки с собою. Потому что хочешь стать не наемным стрелком, за баксы, а по совести. И замочить стремишься не человека, а тварь, погань, которая безжалостно вогнала свинец в твою беззащитную женщину. Вспоминай об этом почаще и все станет на свои места.

Штырь хмуро, с осуждением произнес:

— Твой закон до Хренова-гада не дотянется. Что, он так и останется безнаказанным? И замочит следующую, за которую отвалят баксы? Таисию твою, например?

От ненависти у Алексея потемнело в глазах. Обычно очень сдержанный человек, он повысил голос:

— Хватит, Юрий Игоревич! Я решил, что эту сволочь пришью, и сделаю это! В конце концов меня кое-чему в спецназе научили, да и малость погеройствовал в «горячих точках»…

— Где? — с любопытством спросил Штырь. Эта страница биографии Алексея была ему неизвестна.

— В горах…

— Понятно. Но имей в виду, одно дело стрелять и валить врага в бою, совсем другое — то, что тебе предстоит. Удачливые киллеры — не самые последние придурки… Замочить и уйти без следов и подозрений — это, скажу тебе, молодой, целая наука…

— Догадываюсь.

— Еще один совет… Временной «щелкой» обзаведись, чтобы все видели и знали, что ты её используешь на полную катушку. И пусть слух идет, как ты широко отдыхаешь.

— А вот от этого увольте, — искренне произнес Алексей.

— Это с чего же? — удивился Штырь.

— Тайку я люблю и обманывать не хочу.

— Ну и люби себе на здоровье. И обманывать её не надо, я её с малолетства знаю, хорошая девушка выросла, правильно воспитанная Андреем Ивановичем. Знать ей ничего не надо — мало ли какие дела бывают у мужчин… Ты пойми, чудик, одинокий, отдаленный от других, мужик автоматически попадает под подозрение. А бабы в таких делах первые помощницы, особенно если они — ни ухом, ни мордочкой…

Но мысль о том, чтобы уложить какую-то девицу к себе в постель, казалась Алексею странной и диковатой. Однако Штырь советовал дело, очевидно, руководствуясь своим богатым опытом.

Юрий Игоревич довольно резко сказал:

— Учти, молодой, не об удовольствиях базарим — о жизни и смерти…

У таких, как Штырь, была особая психология. Когда они собирались на «дело», некоторые критерии отступали на задний, далекий план, главным становилось задуманное и ради успешного его осуществления можно было и выйти за границы того, что в обычных ситуациях ими же осуждались.

— Ты пойми, — очень серьезно сказал Штырь, — я помочь тебе хочу. Мужик ты правильный и действуешь по нашим понятиям, хотя и имеешь о них смутное представления. Ну, сориентируешься на месте. А теперь главное. Найдешь посредническую контору «Катюшу». Держит её Фома Саввич Чесноков. Передаешь ему — и только ему! — привет из Москвы от Штыря. Он спросит, чем может помочь. Вот и скажешь…

— А чем он может мне быть полезен? — удивился Алексей.

Штырь не то, чтобы рассердился, он посмотрел на Алексея, как на сопливого придурка.

— Ты что, ствол на рынок пойдешь искать? Можно и там, только заметут тебя через десять минут…

Алексей промолчал, Штырь был прав. Но никак не предполагал бывший «следак» и ныне журналист, что у авторитета могут иметься такие заморские связи.

— Не ломай головку, молодой, — снисходительно сказал Штырь. — Чесноков мой кореш по давним делам, подался к туркам от наших ментов подальше. Он моим «челнокам» помогает там отовариться, я ему отсюда гоню русскую водку. Водка — она и в Туреччине водка…

Штырь, наконец, решил, что довольно наставлений.

— Все! Желаю попутного ветерка — туда и обратно…

Андрей Иванович, конечно, все знал. Он лишь сказал Алексею:

— Не буду тебе мешать, Алеха. Понимаю так, что если не дотянешься до убийцы Ольги — сгоришь, сопьешься, перестанешь быть в собственных глазах человеком. Пусть тебе карты лягут в масть.

Юрась решил:

— Таисию на это время заберем к себе. Объясни ей, что у тебя срочная командировка. Ну и прочую лабуду сочини — но так, чтобы поверила…

Как всегда неожиданно позвонила Татьяна. Она желала знать, все ли в порядке у Алексея, не ссорится ли он со своей юной супругой, потому что молоденькие девушки очень обидчивы и требовательны.

— Господи, тебе-то до этого какое дело? — удивился Алексей.

— Я чувствую себя ответственной за тебя, — вполне серьезно заверила Татьяна.

Алексей вздохнул. Она принадлежала к особой породе женщин, которые, представься им такая возможность, собрали бы вокруг себя всех своих мужей и любовников, угощали бы их чаем и были счастливы.

— Как твой супруг, а мой бывший друг? — решил отплатить ей той же монетой Алексей.

— У него трудности. Спонсор, этот несносный банкир Березкин, после того, как я ему, пардон, отказала, решил, что информационное агентство ему в убыток, — не смущаясь, проинформировала Татьяна бывшего супруга. И добавила:

— Кстати, муж всегда говорит о тебе только хорошее и не обижается…

«Глупа, какой и раньше была», — определил Алексей. И вежливо ответил:

— Я на него тоже не в обиде. Даже благодарен, что он дал возможность мне узнать других женщин.

Татьяна вздохнула:

— Ты по-прежнему несносный, Алексей. Иронизируешь тогда, когда положено грустить.

И тут его осенило. На кой ляд ему искать какую-то «щелку» там, на турецких берегах? Штырь прав — мужик с женщиной вызывает гораздо меньше подозрений, чем угрюмый или даже развеселый шатун. Тем более, что в одиночку в Анталию летают на отдых крайне редко — с друзьями, с подругами, в тургруппах.

— Вот собираюсь отдохнуть, — мимоходом сообщил Алексей Татьяне. Это была близкая ей тема и она охотно откликнулась:

— Куда, если не секрет?

— Все птицы летят на юг, все русские устремились в Анталию. У меня есть редакционное задание — написать материал — так что приятное с полезным…

— Завидую твоей жене, — вздохнула Татьяна. — Этой, как её — Мае или Рае.

— Тае, — поправил Алексей. — Но я лечу один.

— Чего вдруг? — оживилась Татьяна.

— Ей противопоказано солнце, — сообщил Алексей. — побудет с родителями.

— Так она ещё и болезненная, бедняжка? — участливо осведомилась Татьяна.

«Какой стервочкой ты была, такой и осталась», — усмехнулся в душе Алексей.

— А я вот мечтаю побывать в Анталии, — грустно произнесла Татьяна. — Все мои подруги уже там отдыхали, щебечут про тамошние быт и нравы, а я молчу, как сиротинка.

Алексей решил, что его бывшая жена вполне созрела для его делового предложения:

— Присоединяйся ко мне, отдохнем вместе.

Татьяна умолкла, и Алексей готов был побиться об заклад, что в её хорошенькой головке сейчас прокручиваются варианты, как в миникомпьютере.

— Не по карману, — вздохнула Татьяна. — У супруга временные финансовые трудности.

— Таня, — сказал Алексей. — Я же приглашаю тебя. Ты по-прежнему все такая же хорошенькая?

— Я постараюсь, чтобы тебе не было… неудобно со мной показаться на людях.

Она приняла его предложение без особых колебаний. Правда, для успокоения собственной совести изрекла:

— Мы ведь не чужие, правда, Алексей?

— Еще какая правда! — согласился Алексей и вспомнил некстати, с каким остервенением выбрасывал двуспальную кровать на помойку.

— Я тебе так благодарна, Алеша! — заворковала Татьяна, придав голосу самые интимные оттенки. — Но…

— Конечно, никто не должен ничего знать, — понял её Алексей.

— Не стоит разрушать то, что есть, и склеивать разбитые горшки, — глубокомысленно изрекла Татьяна. — Для мужа я уеду к своей сестре на Украину. Сколько я там пробуду?

— Дней восемь-десять.

— Я почти счастлива, — заявила Татьяна.

— У тебя сохранилось свидетельство о браке? — спросил Алексей.

— Конечно. Это ведь все равно, что реликвия.

— Не забудь его прихватить с собой.

— В самом деле, не будем же мы жить в отдельных номерах. Как-никак родственники…

Алексей хотел сказать ей, что таких «родственниц» по общей постели у него наберется с десяток, но решил не отправлять женщине хорошее настроение и сладкое предчувствие приключений.

Татьяна всегда была шустрой деловой особой и несколько дней носилась по Москве по адресам и чиновникам, указанным Никитой Астраханом, оформляя документы и авиабилеты.

Никита допытывался у Алексея:

— Зачем ты туда летишь? И зачем тащишь с собой бывшую супружницу, подставляя её под опасность?

Алексей проигнорировал первый вопрос и ответил сразу на второй:

— Ей ничего не будет угрожать. Я об этом позабочусь.

— У Марка Пашкова дважды было железное алиби, — некстати напомнил Никита. — и оба обеспечивала, не ведая того, его первая жена.

Алексей обозлился и расстроился:

— Никита, ты мне друг, но в твою смазливую физиономию я въеду сейчас с большим удовольствием. Можешь помочь — поспособствуй, а на нет и суда нет. Не обижусь.

— Ну-ну… — пробормотал Никита.

Алексей с приличествующей грустью сообщил Тае, что изверг-редактор посылает его в Мордовию писать большую статью о бывших бериевских лагерях, и попросил Андрея Ивановича удержать её от проводов.

Тесть, конечно, знал, в какой поход собрался Алексей, но не осуждал его, желал удачи, наоборот, старался подбодрить:

— Алексей, рисковый ты парень, но такие живут долго. Закон зоны…

Что имел в виду Андрей Иванович, он же Юрась: зоны, которые прошел, или страну, которая превращалась в «зону», Алексей не понял, но уточнять не стал.

— Яков Михайлович отвезет тебя в аэропорт, — предложил Андрей Иванович.

— Не надо. Я не обеднею, если потрачусь на такси, а лишних людей вовлекать не стоит.

— Правильно мыслишь, — одобрил Юрась. И словно его зять собирался в какую-нибудь заурядную поездку, сказал:

— Когда вернешься, побазарим о твоем и Тайкином будущем.

Юрась был крепким мужиком, и Алексей даже подумал, что ему бы не пивбарами и саунами командовать, а какой-нибудь управой или округом — порядка было бы поболее, нежели сейчас.

Перед отъездом Алексей побывал на могиле Ольги. Он стоял у её бюста и молчал: что говорить? О том, как далеко уводит его дорога от родных погостов? Или что вынужден он будет взять на свою душу грехи малые и большие, но делать нечего — чистенькими становятся лишь после смерти и то, если Всевышний пожелает. Алексей не сомневался, что Ольга — замечательная юная женщина — его бы поняла и отпустила бы все грехи его — нынешние и ближайшие.

Он поймал себя на мысли, что на кладбище он уже не смотрит больше холодными и равнодушными глазами. Это была странная, малюсенькая частица его России, к сожалению, открытая всем современным страстям и напастям. И родные могилы — это не только холмик, плита, под которыми покоится его Ольга, это все, кого укрыла русская земля.

Сима-пономарь, завидев Алексея, заспешил к нему откуда-то от своей (чужой?) недостроенной или, как он говорил, недоделанной часовенки.

— Говорят, ты теперь здесь хозяина? — без особого почтения поинтересовался он.

— Кто такое говорит?

— А Сергей Викторович Сойкин. Большим он уважением к тебе проникся с тех пор, как ты шуганул отсюда благасовских эсесовцев. Тут какие-то пришли вроде бы дань-охрану наложить на кладбище, так он им и говорит: не возражаю, только посоветуюсь с зятем Юрася, который Алексей Георгиевич. Ты б видел, как они чуть не бегом к своим иномаркам топали…

«Ну, все путем, — невесело подумал Алексей. — Осталось мне в Турцию слетать да в зону сходить — совсем стану авторитетом».

Сима чутко уловил его настроение, просил понимающе: «Может, сбегать? Так я мигом… Окажи честь, хозяин, ударим русским характером по граненым стаканам».

— Поэт-песенник, — улыбнулся Алексей. — А где Анька?

— Здесь она, недалеко. Если надо, живьем приведу.

Алексей дал ему денег и вскоре Сима возвратился с бутылками и Анькой, бросившейся обнимать Алексея. Они зашли в часовенку, Сима благоговейно разлил водку в стаканы, приговаривая:

— Это тебе не коньяки да вина заморские. Это она, наша родная водяра, l’euo de vie!

— Чего-чего? — изумился Алексей.

— Учил в институте французский, — с достоинством объяснил Сима. — Но единственное, что помню, это название водки на французском — вода жизни! Во, понял? Французики, а соображают.

Он тронул струны старенькой гитары:

— Эх, Рассея, мать моя Родина! — тяжело вздохнул Сима и снова налил в стаканы.

— Родной мой! — расчувствовалась Анька. И тоже частушечно пропела:

Воскликнула с энтузиазмом:

— Гуляем, мужчины! Мне теперь по ночам не муж-покойник снится, а ты, пригожий!

— Аня, — спросил Алексей, — ты можешь на недельку у себя приютить Симу?

— А по мне — так и на всю жизнь! — бесшабашно ответила Анька.

— Только на неделю. Запомнила, Анька? Забирай его и неделю здесь не объявляйтесь.

— Тебя поняли, — неожиданно трезво сказал Сима.

— А может он у меня и приживется? — с надеждой проговорила Анька. — Мужик ещё не старый, пить перестанет — во вдовьем хозяйстве пригодится…

Алексей подумал, что вот какими они получились — странные его проводы в Турцию:

— Пожелайте мне удачи…

— Ты не то, чтобы придурок, — с чувством произнес Сима, — хотя и не от мира нашего. Но у тебя все путем будет. Слышишь, покойнички тебя к себе пока не ждут — не шелестят и не мельтешат. Бывай, удалой человек!

— Разбойничек ты мой ненаглядный! — хихикнула Анька.

Алексей добрался домой в большом подпитии, и Тая восхитилась:

— Мой муж впервые домой пьяненьким явился! Пошла нормальная семейная жизнь!

…На следующий день Алексей встретился с Татьяной в зале вылета аэропорта, у «коридора» на таможенный контроль. Татьяна была веселой, оживленной, мило поцеловала его в щеку, критично осмотрела:

— Ты возмужал, Алексей, — сделала она вывод. — И стал каким-то иным, чем был. Пока мне неясно, каким ты стал. Наверное, это будет приятно — открывать тебя заново…

Они без проблем прошли на посадку, и стюардессы заботливо приняли в свои «объятия» пассажиров первого класса. Татьяна, переполненная впечатлениями, примолкла и ничто не мешало Алексею в бездонных небесах прокручивать в памяти последние дни. Вспоминая наставления Юрася и Штыря, должен был признать, что они не просто вывели его на убийцу, а прикрывали, стремились облегчить ему выполнение того, что считали справедливым, хотя и очень опасным делом. Почему? Только ли потому, что он был зятем Юрася? Это вряд ли. А может, всему этому есть более простое объяснение? В теневой «империи» появились конкуренты-беспредельщики и их следовало укоротить в назидание другим? Наверное, именно это и было основным мотивом той помощи, которую оказал Алексею Штырь по решению «совета авторитетов», а проще — «сходняка» сильнейших. Но вот же сказал Алексею Андрей Иванович:

— Если все карты, дорогой зять, лягут тебе в масть, я в будущем буду спокоен за Тайку — ты её в обиду никому не дашь…

…Алексею и Татьяне не составило труда после приземления лайнера пройти формальности: здесь, куда устремлялись тысячи и тысячи россиян, была очень упрощенная процедура, все подчинялось интересам выгодного туристского и курортного бизнеса. Алексей сносно говорил на английском, что впрочем особенно и не требовалось: каждый второй трепался на ломаном или приличном русском.

Они приехали в отель, в котором работал Хренов охранником, на такси и поскольку номер заранее не заказывали, Алексею пришлось подкрепить свою просьбу сотенной зеленой купюрой. В рецепции предложили дорогой люкс, и администратор с интересом ожидал реакции этого русского с женой, ибо в таких номерах останавливались только очень богатые люди.

— Это то, что нам подойдет, — довольно равнодушно сказал Алексей, а у Татьяны округлились глаза, когда она краем глаза заметила, какую сумму вносит Алексей в качестве аванса.

— Я вас лично провожу, — торжественно заявил администратор.

— А багаж? — шепотом спросила Татьяна.

— Никуда не денется, — ответил Алексей. — Начинаем отдыхать.

Подводная охота

Номер был трехкомнатным, и Татьяна, осмотрев его, пришла в тихий восторг. Появилась горничная и попросила разрешения разобрать чемодан мадам. «Я сама», — сказала Татьяна, так как её смутило, что в таком шикарном номере горничная увидит её довольно скромные одежки.

Татьяна быстро извлекла свои платья и белье из чемодана, взялась было за сумку Алексея, но он сам повесил в шкаф на плечики свою одежду. Было уже довольно поздно, перелет оказался довольно утомительным.

— Мы могли бы заказать ужин в номер, — сказал Алексей, — но я не хочу тебя лишать удовольствия покрасоваться в ресторане, получить первые впечатления. Можешь одеться скромно — мы на курорте, где каждый поступает, как ему вздумается.

Они поужинали в ресторане, Татьяна была молчаливой, исподтишка изучала туалеты дам. Новенькие, которых легко было определить по отсутствию загара, явились в вечерних платьях, «старожилки» щеголяли в брюках, свободных блузках и кофтенках, без которых русские дамы даже за рубежом обойтись не могут.

Они недолго посидели, потом поднялись в номер, где уже была разобрана огромная кровать.

— Я устал, — сказал Алексей, — давай укладываться.

— И ты сможешь сейчас уснуть? — округлила глаза Татьяна. — А я чем займусь?

— Посиди на веранде, если не спится, почитай, полюбуйся морем.

— Ты садист, — обречено произнесла Татьяна. — Но так и быть, сегодня пусть будет по-твоему.

Она ушла на веранду и притихла там, выключив свет. Алексей лежал в темноте с открытыми глазами и думал, что должен сделать завтра. Нет, он не поедет в отель, в котором застрелили Ольгу. Это опасно: засекут его визит, особенно, если он попросит показать место, где убили молодую русскую женщину. Да и что он там увидит? Все следы уже смыло время и беззаботная курортная жизнь. Завтра после завтрака они пойдут ненадолго с Татьяной на пляж, он попробует определить рабочее место Хренова. Еще с утра договорится о встрече с управляющим отелем — надо начинать работать, собирать материал для статьи и… демонстрировать себя персоналу. Потом они поедут на такси в город, в магазины, пусть Татьяна купит одежки, которые обращали бы на неё внимание других гостей отеля. Пожалуй, на завтра все.

Алексей не заметил, когда уснул, и не слышал, как Татьяна пришла с лоджии и тихо устроилась рядом с ним, на кровати, которую никак нельзя было назвать двухспальной — такая она была широченная.

Он проснулся от солнца, которое с любопытством заглядывало в огромные — во всю стену — окна. Окна были сами по себе произведениями гостиничного искусства — из современных материалов, с изящными переплетами, красиво вкрапленными цветными стеклами.

Сон восстановил силы, снял усталость. Алексей принял душ, побрился, благо ванная комната примыкала к спальне и её полки были заставлены мылом, шампунями, кремами. Татьяна ждала его в гостиной за столом в легком, не застегнутом халатике. Она освоила инструкцию для гостей, растолковывающую все важные случаи гостиничной жизни, вызвала официанта из ресторана и заказала завтрак.

— Здравствуй, дорогой, — она мило поцеловала Алексея, — с добрым утром, с чудным днем!

День, судя по солнцу, намечался чудесный. Татьяна ни в чем не упрекала Алексея и казалась свеженькой, отдохнувшей, в меру оживленной. Судя по всему, она во время вечернего сидения на веранде уже выработала линию своего личного поведения.

— Какие у нас планы? — спросила за кофе.

— Пойдем на пляж, поклонимся морю. Недолго побудем, чтобы не сгореть. Нам надо постепенно акклиматизироваться. Я должен сегодня поговорить с управляющим отелем — пора начинать работать, готовить статью. В зависимости от того, на когда он назначит встречу, выберем время, чтобы поехать в город.

— У меня моих личных сто долларов, — смущенно сообщила Татьяна.

— Пусть тебя это не тревожит. Считай, что я тебе крупно должен.

Он имел в виду, что она — Татьяна, милая Татьяна — «кинула» его в трудный период его жизни, когда он и представить не мог, что сможет жить без нее. Почти два года она всерьез уверяла, что у них небесная любовь. Любовь эта легко треснула, разрушилась под напором безденежья и изнурительной, «безразмерной» работы Алексея в прокуратуре. Это было тогда какое-то поветрие, появились хваткие денежные парни и к ним стали уходить красивенькие дамочки, срочно уценившие своих скучных и «ограниченных» мужей. Близкий приятель Алексея, известный журналист, опираясь на свои обширные связи, создал информационное агентство, одним из учредителей которого стал известный банкир Игнатий Березкин, умело и нагло манипулировавший деньгами доверившихся ему вкладчиков. И однажды Татьяна объявила Алексею, что их совместная жизнь — это трагическая ошибка молодости… Она настроилась в духе новых нравственных веяний на длительное интеллигентное выяснение отношений со скупыми слезками и подрагивающим голоском, но Алексей уже по многим признакам давно догадался, что она частенько скрашивает холостяцкое одиночество его приятеля, сдержался от искушения назвать её сукой и стервой, и лишь сказал:

— Я два дня поживу у Никиты… Пожалуйста, освободи за это время меня от себя.

Квартирой он не собирался с нею делиться, так как получил её до женитьбы на Татьяне. Да и «молодые» въезжали в апартаменты элитного дома, которые приобрел удачливый приятель. Но забывал Алексей свою первую жену долго и трудно… И забыл ли навсегда?

И под «крупным долгом» Алексей подразумевал то, что душевная травма, нанесенная Татьяной, не зажила окончательно, хотя и была у него теперь другая жизнь… Но Татьяна все поняла по-своему, так, как ей было удобно и приятно:

— Да, Алешенька, я подарила тебе немало счастливых минут…

И без всякого перехода спросила:

— Ты разбогател, Алеша? Мой муж удавился бы, но в такой номер не въехал.

— Танька! — прикрикнул Алексей, — не шевели тлеющие угольки!

Татьяна обрадовалась и заулыбалась: «Танька» — это из их прошлого. И он не хочет шевелить угольки — опасается, что разгорятся.

— Да, Татьяна, — я последнее время много и удачно работал. У меня и здесь, кроме статьи, есть деловые интересы.

Он нащупывал возможности для того, чтобы время от времени оставлять Татьяну в одиночестве.

— Какие? — заинтересовалась Татьяна. Она всегда пыталась вникать в дела своих мужей — и первого, и второго, чеховская Душечка.

— Одна фирма, в которой я работаю по совместительству консультантом-юристом, поручила мне переговоры о закупке крупной партии одежды из кожи. Если все пройдет удачно — получу неплохие комиссионные.

— Вот уж не думала, что ты станешь таким деловым, — удивилась Татьяна. Она вроде бы нечаянно села так, что её халатик совсем распахнулся.

— Тебе придется иногда скучать. Переговоры — дело мужское и скучное.

— Я буду тебя ждать с нетерпением, — заверила Татьяна таким тоном, словно обещала хранить верность.

— Танька, у меня здесь есть небольшие дела, но ты отдыхай без забот. Сейчас пойдем на пляж… Я довольно угрюмая личность, знаю это, но ты особа общительная. Для полноценного отдыха нужна хорошая компания. Знакомься с приятными людьми, парочку раз съездим на экскурсии.

— Какой же ты хороший! — растрогалась Татьяна.

В холле по пути на пляж Алексей разыскал старшего администратора и объяснил ему, что он российский журналист очень популярного издания и хотел бы взять интервью у управляющего этим прекрасным отелем.

— Сколько это будет стоить? — недоверчиво спросил администратор. — Реклама ведь даровой не бывает.

— Бесплатно, — успокоил его Алексей. — У нас своя цель — рассказать, как отдыхают богатые русские. — Он тонко улыбнулся: — Поскольку мы криминальный еженедельник, связанный с милицией, чего не скрываем, нас читают бизнесмены. Ну, вы меня понимаете?

— Еще как хорошо понимаю, — улыбнулся администратор, повидавший немало всяких-разных русских.

— Когда бы вы хотели получить ответ?

— Через полтора-два часа мы с супругой будем возвращаться с пляжа.

— О’кей.

К пляжу можно было добраться лифтом или по ступенькам красиво устроенной лестницы, вьющейся изгибами по довольно крутому берегу.

— Лифтом поднимемся обратно, — предложила Татьяна. Она опьянела от густого, настоянного на ароматах моря и сочной южной зелени воздуха, от ослепительной белизны отеля и других зданий, голубых бескрайних просторов моря с редкими косячками парусов. И от веселых, полуобнаженных беззаботных людей, которым были доступны все удовольствия этого экзотического побережья.

Татьяна собралась на пляж в хорошеньких шортиках и блузке, узлом завязанной на плоском животике. Невысокая, с точеной фигуркой, она обращала на себя внимание гостей отеля. Рядом с нею широкоплечий, крепко сколоченный, с голубыми глазами на широкоскулом лице Алексей был, что называется, к месту: надежный мужчина, почти герой-возлюбленный. На его долю тоже досталось немало заинтересованных взглядов, естественно, женской части отдыхающих.

Пляж был прекрасным. Он изогнулся большим полукругом, два конца которого упирались в море, а по центру, за широкой полосой зелени, цветников, фонтанов высился многоэтажный отель. Татьяна плюхнулась в песок, ей тут же обслуга пляжа доставила зонт, шезлонги, надувные матрацы, широкие пляжные полотенца. «Сколько?» — спросил Алексей. «Как? — удивилась Татьяна, — я думала, это бесплатно». «Запомни, — изрек Алексей. — Бесплатно здесь ничего нет. И перестань жаться, ты в состоянии за все заплатить». «Правда? — обрадовалась Татьяна. — Как приятно не зависеть от мелочей жизни». Она попрыгала на матраце, устраиваясь поудобнее и попросила Алексея.

— Наклонись ко мне, дорогой.

Алексей наклонился, она толкнула его на соседний матрац и зашептала, придав голоску воркующие оттенки: «Я в номере с тобою за все рассчитаюсь».

— Ты полежи под зонтом, а я пойду пройдусь, осмотрюсь. Если чего захочешь, покупай, деньги в бумажнике, а бумажник в сумке под полотенцами. Кстати, присмотрись, в каких бикини и прочих шмоточках щеголяют местные девы. Похоже, тебе надо экипироваться.

Алексей неторопливо пошел по кромке ласкового, накатывающегося на песок мелкими ленивыми волнами моря. По концам пляжной «дуги» стояли большие оранжевые зонты — с крупными буквами на английском и русском: «Секьюрити». Под одним из зонтов на складном брезентовом стуле сидел смуглый, горбоносый парень, рядом с ним, на песке, лежал широкий пояс с полным полицейским набором: пистолет в кобуре, наручники, электрошоковая дубинка, переносная рация. Это был именно «секьюрити», а не матрос — спасатели же сидели на невысоких вышках и зорко вглядывались в море. А этот лениво, но цепко осматривал людей на пляже. Парень был явно местный и нес он свою службу вроде бы небрежно, но это была небрежность профессионала. Пляж переходил в нагромождения больших и мелких валунов, обкатанных морем. По ним тянулась сетка, отделявшая от владений соседнего отеля. Под сеткой были установлены щиты с надписями: «Осторожно! Опасно для жизни!»

Алексей побрел в другой конец пляжа, туда, где он упирался в отвесные скалы, буквально нависшие над ним. Высоко наверху виднелась смотровая площадка, красиво обрамленная узорчатой решеткой. Там толпились отдыхающие — любовались морскими далями.

И с этой стороны к пляжу подобраться было невозможно.

— Оттуда, наверное, очень красивый вид? — спросил Алексей даму, деловито зарывавшуюся в песок от знойного солнца.

— Да, очень, — охотно откликнулась дама. — Днем морем любуются, а ночью до утра идет гудеж — там все освещается, красивая иллюминация…

Под зонтом с надписью «Секьюрити» сидел мужик средних лет явно славянского типа. С ним заигрывала девица, менявшая позы так, чтобы он оценил её длинные ноги и высокую грудь: мордашка у неё была так себе.

— Толя, вы придете сегодня вечером в бар? — кокетливо вопрошала девица.

— Еще не знаю, — лениво ответил охранник.

Толя… Анатолий Хренов. Он, сука… От мгновенно нахлынувшей ненависти у Алексея потемнело в глазах, его шатнуло и он опустился на песок.

— Вам плохо? — переключилась на него девица.

— Перегрелся на солнце, — пробормотал Алексей.

— Зайди, земляк, в море, остынь, и в отель… Только учти, здесь сразу у берега очень глубоко, песок вынимали, когда намывали пляж.

— Я плохо плаваю, — сказал Алексей. — как-нибудь дойду по берегу.

Он увидел и узнал все, что ему было нужно. С пляжа к этому типу не добраться — полно людей: загорающих, копающихся в песочке, просто шатающихся. Скалы выглядели неприступными, а смотровая площадка разместилась так высоко, что оттуда этого Хренова даже из винтореза с оптикой не достать. Выяснить, где он живет, и завалить возле дома или в квартире? Расспросы очень опасны… Можно пойти за ним после смены и выследить, но он, наверняка, обитает в каком-нибудь густонаселенном доме или домишке, здесь каждый клочок на вес золота. А то и в клетушке полуподвального этажа отеля: иногда отели предоставляют десяток метров ненужной им площади своим служащим. Любой из этих вариантов требовал тщательной проработки и времени, помощников, потому что завалить довольно просто, но уйти, скрыться не удастся…

Так или примерно так размышлял Алексей, направляясь к Татьяне. Она уже успела познакомиться с двумя дамами, все трое тянули из соломинок кока-колу со льдом и оживленно что-то обсуждали.

— Это Соня, это Лера, — представила девиц Татьяна. — А это мой муж Алеша, — очень естественно указала она на Алексея.

Девицы окинули Алексея быстрыми, изучающими взглядами и остались довольны — «муж» впечатлял.

— А мой в преферанс дуется, — сказала Соня, — как начал в первый день, так остановиться не может. Стоило лететь за моря-океаны.

Лера промолчала.

Алексей с облегчением залез под зонтик. Дамы давали Татьяне квалифицированные советы, где и что можно купить. Зная характер Тани, он мог предположить, что это будет продолжаться бесконечно.

— Танечка, — ласково сказал Алексей, — мне в администрации должны сообщить время встречи с управляющим отелем. Нам пора отчаливать.

Татьяна условилась с девицами, что теперь они будут кейфовать на пляже вместе, а сегодня поужинают в летнем ресторане на террасе.

Старший администратор уже высматривал в холле Алексея.

— Господин управляющий примет вас после обеда, в пятнадцать ноль-ноль, — сообщил он. — Вас это устроит?

— Вполне.

— Тогда без четверти три я жду вас в холле, чтобы сопровождать на второй этаж, где у нас работает администрация.

Алексей сказал Татьяне:

— Плакала наша поездка по магазинам. Ничего, перенесем на завтра.

Управляющий оказался пожилым, очень жизнерадостным господином, как и положено было ему по должности — руководить огромным комплексом отдыха и развлечений. Он явно был польщен, что его отель заинтересовал крупную московскую газету:

— Русские, точнее, богатые русские — наш основной контингент. И мы по опыту знаем: если кто-то доволен отдыхом у нас, на следующий год приедет не только сам, но и привезет своих друзей.

— Включаю диктофоны, — предупредил Алексей. Для пущей важности он принес два диктофона, чтобы дублировать запись интервью. Он и в самом деле собирался его подготовить и напечатать — любая легенда должна основательно подкрепляться реальными фактами.

— Итак…

— Порою наш отель, — начал управляющий, — мне кажется воплощением тех, кого призывали «соединяться». Но не пролетариев, а зажиточных, преуспевающих людей. У нас отдыхают американцы, англичане, немцы, шведы, в последнее время стали приезжать чехи. Но основной контингент — это все-таки русские. Сразу скажу, что тем, у кого в бумажнике или на счету мало долларов — у нас делать нечего. Но для людей со средствами мы можем организовать любой отдых…

Он вдруг по-свойски слегка подмигнул Алексею:

— Я знаю, в каком номере вы с супругой остановились. Значит мы, как этого говорят в России, одного поля ягоды. У нас тоже есть похожая поговорка: вино из одного подвала…

Управляющий оказался интересным собеседником, он все знал о своем хлопотном хозяйстве. Постепенно Алексей увлекся, вопросы рождались сами собой.

— Чудят мои земляки? — с улыбочкой спросил Алексей.

— Еще как! — с энтузиазмом откликнулся управляющий. — Иногда они творят такое, что и придумать трудно…

— К примеру?

— Я не говорю о таких мелочах, как проигрыши в казино — это в порядке вещей. Или вот в холле мы сменили уже десяток стеклянных дверей — обязательно разбивают их головами. Я, кстати, приказал ставить новые двери из самого тонкого стекла — жалко их головы. Или хоровые пения после полуночи — про какой-то камыш… Это в порядке вещей, люди отдыхают, снимают стрессы. Но когда начинают гоняться друг за другом по этажам в чем мать родила — это серьезнее. Или когда бутылками бьют зеркала…

— Это обычай русских купцов — до революции, — прокомментировал Алексей.

— Спасибо, что объяснили. А я никак не мог понять, почему они ненавидят, как только выпьют, зеркала. Правда, — управляющий счел нужным сказать и о положительных чертах своих русских гостей. — Они очень законопослушны и стараются не вступать в конфликты с администрацией и полицией…

Они проговорили часа три, выпив по десятку чашечек замечательного кофе по-турецки. Алексей пообещал, что обязательно пришлет свою статью, как только она будет напечатана.

— А когда она будет напечатана? — спросил управляющий.

— Я её подготовлю уже здесь, по свежим впечатлениям. Пробуду дней восемь-десять, все увижу своими глазами. Дней через пять после возвращения в Москву опубликую.

— Очень хорошо, как раз к бархатному сезону, — у управляющего были свои точки отсчета.

Он был очень деловым человеком и сказал:

— Вы делаете нам бесплатную рекламу в серьезной газете. Ее я видел в руках многих русских гостей.

Алексей пошутил:

— Каждый богатый русский желает знать, сколько и за что он может получить. Мы ведь криминальная газета…

Управляющий жизнерадостно рассмеялся:

— Бизнес — это всегда риск. Но я возвращаюсь к тому, о чем говорил: вы делаете нам бесплатную рекламу, а что мы можем сделать лично для вас?

— Да ничего… — пожал плечами Алексей. — Я сегодня второй день, но уже заметил, что у вас прекрасное обслуживание, вышколенный персонал, богатая программа развлечений.

— Сколько вы хотите? — настаивал управляющий.

— Ни в коем случае! — запротестовал Алексей. — Я напишу о ваше отеле хорошо, потому что мне здесь нравится.

Управляющий расцвел:

— Ваши слова мне очень приятны, я в этом отеле работаю со времени его основания, двадцать лет. В ресторане для вас и вашей супруги будет постоянный столик, вам его покажут…

— Но, к примеру, она сегодня договорилась ужинать в компании со своими новыми знакомыми и их мужьями…

— Нет проблем! Официанты добавят ещё стол. И, если вы позволите, в ваших апартаментах постоянно будут вина, коньяк, соки и восточные сладости.

Расстались они хорошими друзьями.

Татьяна скучала в номере в ожидании Алексея. Она была лишь в бикини, выставив на обозрение упругие грудки.

— Танька! — строго прикрикнул Алексей. — Накинь на себя хоть что-нибудь!

— Вот еще! — хихикнула Татьяна. — А то ты меня такой не видел!

— Это было давно…

— И это было правда, — завершила фразу Татьяна.

Они стали собираться на ужин. Татьяна одела очень милое платьице, выгодно облегающее фигурку и затосковала — её драгоценности, которыми она так гордилась в Москве, здесь выглядели дешево.

— Ну-ка покажи свою чудо-шкатулку, — попросил Алексей.

Он выбрал крестик на золотой цепочке и серьги с маленькими бриллиантиками.

— Этого достаточно. Золотом здесь никого не удивишь, а вот чувство меры вызывает уважение.

— Ты далеко ушел, Алеша, от тех лет, когда мы были вместе, — протянула Татьяна. Она предложила:

— Зайди в спальню, посмотри, что там на тумбочке.

На прикроватной тумбочке Алексей увидел «Свидетельство о браке», вставленное в тоненькую изящную рамочку.

— Зачем это? — растерянно спросил он.

— Хочу сказать, — лукаво объяснила Татьяна, — что ты имеешь на меня законное право.

— Иезуитка…

— Ага…

На открытой террасе их встретил почтительным поклоном официант и тут же повел к столику, стоявшему немного в стороне от остальных, на небольшом возвышении.

— Управляющий распорядился, чтобы это был ваш постоянный стол. Он для очень почетных гостей. Отсюда прекрасно видно ревю.

— Нас будет шестеро…

— Нет проблем…

Мгновенно был приставлен и сервирован ещё один стол.

— Алеша, — изумленно зашептала Татьяна. — Как это все у тебя получается?

— Уходила от придурка, как ты тогда изволила выразиться, а встретилась…

— Ой, я даже не знаю, с кем я встретилась! Я не узнаю тебя, Алеша! Неужели это ты был моим мужем?

— Был, был… — подтвердил Алексей.

— Теперь тебя придется осваивать заново, — озадаченно протянула она.

Появились Соня с мужем Вячеславом и Лера. Соня, которая все и про всех знала, сообщила:

— Мы растем… Это столик для очень важных персон. Важная персона — это вы, Алексей?

Под завистливыми взглядами отдыхающей публики они удобно расположились за своими сдвинутыми столиками. Официант мгновенно выполнил заказ. В ресторане было немало богатых и очень богатых людей и на лицах некоторых ясно читалась напряженная работа мысли: кто он такой, этот широкоплечий, высокий парень, неужели и правда всего лишь журналист?

Дамы с удовольствием пили молодое вино нового урожая — слабенькое, терпкое и очень приятное. Татьяна и Соня обменивались оживленными репликами, Лера загадочно молчала.

«Как же мне его достать, эту сволочь?» — напряженно думал Алексей.

— Ты и правда работаешь в еженедельнике «Преступление и наказание»? — спросил Вячеслав. — Еще Татьяна проговорилась Соне, что ты был «важняком»…

— Почему проговорилась? — спросил Алексей. — Для друзей у меня биография открытая.

— Давай чокнемся, а потом, может быть, я попрошу у тебя совета…

— За советы деньги не беру… А за услуги — будьте любезны комиссионные.

— Ух ты, какой деловой стал, — восторженно пробормотала про себя Татьяна. Похоже, она заново влюблялась в Алексея. Или умело делала вид, что влюбляется.

Заиграл маленький приятный оркестрик на возвышении посреди террасы, публика встретила его вежливыми аплодисментами. Начались танцы, Лера бросила непонятный взгляд на Алексея, спросила Татьяну:

— Можно, я умыкну, как говорят на Востоке, твоего мужа?

Танцевала она сверх всяких похвал, нежно прижавшись к Алексею. В её движениях было столько профессионального умения, что Алексей пришел к выводу — не любительница, хорошо подготовленная к жизненным бурям дамочка.

— Вы изменяете своей жене? — светским тоном просила Лера. Так интересуются здоровьем, впечатлениями от осмотра какой-нибудь достопримечательности.

— Иногда, — осторожно ответил Алексей.

— Уже хорошо, — Лера придала глазам влажный блеск и очень сексуально провела язычком по красиво очерченным губам. — Может быть, я решусь обратиться к вам с просьбой.

— Буду рад быть полезным.

Они вернулись к столу, Лера позволила бережно усадить себя в кресло.

Вячеслав налил по полной коньяка, поднял традиционный русский тост за милых дам. Он сказал Алексею:

— Давай отойдем, покурим.

На террасе было несколько полукруглых ниш, увитых зеленью и с удобными скамеечками-пуфиками.

Вячеслав явно был чем-то обеспокоен.

— Я думаю, — сказал он Алексею, — мне тебя Бог послал… Ты в своем криминальном еженедельнике встречаешься с разными людьми… У меня сложилась патовая ситуация, но устойчивая, так как я классный специалист и моя фирма берет на себя все: продажу, установку, программирование, ремонт, обслуживание. То есть, если ты у меня что-то купил — можешь спокойно жить, забарахлила техника, мой инженер приедет, все сделает. Удобно людям.

Алексей молча его слушал.

— И вот на меня наехали… Требуют половину прибыли, суют своего человека мне в заместители — для контроля. Угрожают и все такое…

— Где находится твоя фирма? — спросил Алексей.

— На Ленинском проспекте… Жаль… С таким трудом создавал, у всех друзей для начала одолжился.

— И что сейчас?

— Взял жену подмышку и умотал сюда, в Анталию. Но ведь вернусь к тому же — к рэкету.

— В милицию обращался?

— Первым делом. А на следующий день тот, который мне условия диктовал, сказал: «Еще раз в ментовку сбегаешь — подвесим за яйца, а Сонечку твою отдерем всем хором у тебя на глазах». Знают даже, как жену зовут.

Ленинский проспект, подумал Алексей, район Юрася и его «братанов». Но они не станут поступать так беспардонно. Видно, вылупились какие-то новые отморозки.

— Тебе надо под «крышу», — пришел к выводу Алексей.

— Я бы и рад. Но хотелось бы, чтобы все было надежно и без будущих… неожиданностей.

Вячеслав нервничал, курил одну сигарету за другой.

Что же, решил Алексей, можно и поработать на Юрася или Штыря — сами решат, кому сподручнее. Но все-таки, это «профиль» Штыря.

— С чего это ты ко мне обратился? — спросил Вячеслава.

Тот объяснил:

— Не подумай чего. Просто ты… какой-то надежный по виду. Бабы, они это тонко чувствуют. Вот Соня и посоветовала с тобой переговорить. А потом по всему пляжу уже гул идет, что ты очень богатый. А бабки с неба не сыпятся, часто они большой кровью обмыты…

— Ну, родной, спасибо, — ухмыльнулся Алексей, а сам подумал: это хорошо, что втихомолку гудят обо мне…

— Ты когда в Москву возвращаешься? — спросил Алексей.

— Через десять дней.

— Я — через восемь. Как только прилетишь в Москву, сразу звони мне. Сведу тебя с нужным человеком.

— Это будет без криминала? — обеспокоено поинтересовался Вячеслав.

— Не волнуйся, тебя ни во что не втянут. Ты подпишешь договор с официально зарегистрированной охранной фирмой… Десять процентов будешь отстегивать под полные гарантии безопасности.

— Такое возможно? — с надеждой поинтересовался Вячеслав.

— Конечно, они у этих разбойничков для начала дурь вышибут, но это не твои заботы.

— Сильный ты мужик, — сказал Вячеслав. — Если мне поможешь — я буду твоим должником на всю жизнь.

— Решаю, конечно, не я, но не вижу препятствий. Ты ведь свои дела ведешь честно?

— Это меня и губит, — сокрушенно признался Вячеслав.

— Отдыхай нормально. Прилетишь — сразу звони. Вот моя визитка.

— Мужчины! — позвала неугомонная Соня. — Сейчас будет для вас самое интересное.

Самое интересное оказалось «танцем живота». И не для мужчин — для женщин. Татьяна во все глаза смотрела на танцовщицу и тихонечко шептала: «Я так могу… А так — не могу… Сумею… Нет, не смогу»…

После ужина они недолго погуляли. В апартаментах Татьяну и Алексея ждали букет роз, сладости и конфеты, множество бутылок в баре.

— Ты волшебник, Алеша, — убежденно сказала Татьяна. И самокритично добавила: «А я была дурочкой». Она готова была расплакаться. Отчаянно произнесла:

— Хочешь, я на колени перед тобой стану и буду вымаливать прощение?

— Поздно уже, — ответил Алексей.

— Да, да, уже поздно, — сделала вид, что не поняла его Татьяна. — Ты выпьешь перед сном? Такой выбор…

— Хочешь споить?

— Очень хочу, — весело ответила Татьяна. Слезки у неё и раньше быстро просыхали. — Я тоже выпью.

Алексей медленно, глоточками, пил коньяк и напряженно думал: «С пляжа его не достать. По берегу подходы недоступны. Можно, конечно, просто подойти и завалить, но две жизни, Ольгина и моя, за одну его поганую — слишком дорогая цена. Думай, капитан, думай…»

Из спецназа Алексей Костров ушел капитаном — на учебу в юридический. Отпускали очень неохотно, но кто-то, решающий, рассудил: не в сторону рвет, по своим кругам ходит…

Татьяна сбросила с себя платьице, осталась в узенькой полосочке ткани. Она выключила свет, оставила только торшер со слабенькой лампочкой.

— Хорошо как, Алеша, — умиротворенно вздохнула. — Ты меня привез в сказку. — Она выпила от души, даже засопела носиком в избытке чувств.

— Ты меня слышишь, Алеша? Я бы может с тобой и не поехала, хотя не забыла тебя, ты сам знаешь — названивала все время. А ты меня забыл?

— Нет. Но это уже другая память. Словно ты у меня была в другой жизни.

Он механически отвечал Татьяне, а сам все думал: как же к этому мокрушнику подобраться? Думалось, несмотря на выпитое, а может именно поэтому, хорошо и четко. И почему-то стали всплывать из глубин прошлого наставления опытных инструкторов, которые обучали его, эпизоды, когда требовались неординарные решения.

— Значит, все-таки помнишь… — вела свое Татьяна. — Я бы может с тобой и не поехала, хотя очень хотелось, но недавно мой идиот мне сцену устроил за то, что не легла под его спонсора… Ну, не прямо уж так устроил, а шипел по-интеллигентному: он нас теперь разорит из-за твоего чистоплюйства…

— Не будем о нем, Танюха, — попросил Алексей. — Налей-ка мне ещё и помолчи, мне подумать надо.

— Выгодную сделку Вячеслав предложил? — понимающе сказала Татьяна. — Сонька говорит, что он с компьютерами на «ты», а перед жизнью прогибается.

Она болтала без умолку и остановиться не могла — это было чисто нервное, от внутреннего напряжения.

— А Лера в очень трудном положении, не приведи Господь. Ее привез сюда какой-то деловой. Подобрал по объявлению: «Сопровождаю богатых господ на отдых». И вдруг внезапно, ничего не сказав, улетел в Москву, а её «забыл» здесь. Хорошо хоть номер оплачен до конца отдыха…

Татьяна устроилась на ковре у ног Алексея — довольная жизнью кошка, у которой, в отличие от новых знакомых, все хорошо.

Память услужливо подсказывала Алексею уроки боевого плавания, когда по воде они, спецназовцы, подбирались к объекту. «Все! Нашел!» обрадовался Алексей и ласково провел ладонью по волосам Татьяны.

— О, Боже! — воскликнула Татьяна. — Дождалась! Снизошел! Идем, мой дорогой, в постель…

Она легла рядом с Алексеем, прижалась к нему — горячая, податливая, положила руку на его плоть и спросила озабоченно:

— А он меня не забыл?

И зашептала прерывистым голоском:

— Возьми меня, пожалуйста, а то я всю жизнь потом буду чувствовать себя неполноценной… Наставь рога придурку, который тебя обманул. Имеешь право!..

«Не уйти мне от этого», — мелькнула у Алексея мысль, и он не сказал бы, что она была неприятной. Татьяна нужна была ему союзницей и, сама не зная того, помощницей, обеспечивать его алиби. А отвернись он от неё сейчас — возненавидит. Надо соединять полезное с очень приятным…

— Ой-ой-ой! — нежно заворковала, уйдя в себя, Татьяна. — Пожалуйста, Алешенька!

И ликующе воскликнула:

— Не забыл он меня!

Все-таки она была женщиной до мизинчиков — почему и так трудно её забыть…

…Утром Татьяна была тихой, ласковой и заботливой. Это было в ней нечто новое — заботиться о своем мужчине.

Они уехали на такси в город — Алексей назвал адрес посреднической конторы «Катюша».

— Я на пять минут, — объяснил Татьяне. — Там знакомый моего друга работает, попрошу у него сопровождающего, чтобы самим не тыкаться во все углы.

На его счастье Фома Савич Чесноков был у себя. Алексей представился, передал привет от Юрия Игоревича.

— Как же, как же! — расцвел Чесноков. Он цепко всматривался в Алексея, изучал его, словно ощупывал взглядом.

— Пусть займут на пять минут мою спутницу, — тихо попросил его Алексей так, чтобы не слышала Татьяна.

— Катя! — позвал Фома Савич, — угости даму настоящим кофе, пока я с земляком побеседую.

Татьяна тут же набросилась на Катю — супругу Чеснокова — с вопросами о вероятных покупках.

— Что тебе нужно? — спросил Чесноков. — Заказывай.

Алексей уже все решил. Спросил:

— Могу говорить своим текстом?

— Вполне. Проверено — мин нет! — пошутил Фома Савич.

— Мне требуется немного: трубка для плавания под водой, знаете такая, которую на поверхность высунешь — и плыви, подводные очки, небольшой надувной резиновый круг с водонепроницаемым дном, пакет с гирькой в полкило и шнуром, чтобы в него вошли трубка и очки… И граната не нашего производства типа «Ф-1», но помощнее… Да, чуть не забыл: ещё требуется снотворное, но не очень сильное и без дури.

— Все? — удивился Чесноков. — А ствол? Имеется устарелый, но надежный: американская облегченная «Кобра» тридцать восьмого калибра.

— Обойдусь. Когда?

— Завтра к вечеру Катя принесет в отель сумочку — якобы передачку на Родину. Прими её так, чтобы было видно — пришла в гости к землякам. Сумку особо не тряси и смотри, чтобы не попалась на глаза горничным. Там, в этом отеле, ищеек — через раз…

— Сколько должен? — спросил Алексей.

— Не твои заботы. В счет взаимных расчетов. Штырь сказал, что кинет дополнительно пару ящиков водки.

— Окажи услугу, — попросил Алексей. — Дай смышленую женщину, чтобы помогла Татьяне прибарахлиться. Обеспечим мотивацию моего визита к вам.

— Катю попрошу. Она всех моих гостей по магазинам водит.

По пути в магазины Алексей шепнул Кате, чтобы она выбрала большой супермаркет, где можно купить все, иначе они измучаются ходить по магазинам в жару — невелико удовольствие.

— Что я могу купить? — деловито поинтересовалась Татьяна, у которой разбежались глаза при виде богатства, открывшегося ей в витринах супермаркета.

— В пределах разумного, — ответил туманно Алексей.

Он сказал, что посидит в кафе, пока дамы будут делать покупки. Ждать ему пришлось часа два — обе дамы вошли в азарт. Алексей безропотно оплатил довольно серьезный счет, а Катя условилась с администратором, что все покупки за небольшую плату им доставят в отель.

— Как удобно! — восхитилась Татьяна.

— Хоть и Азия, но цивилизация, — улыбнулся Алексей. — Пригласи Катю завтра к нам в гости.

— Я буду просто счастлива, если вы согласитесь! — запела Татьяна.

Когда они вернулись в отель, все коробки и пакеты были уже у них в номере. Вездесущая Соня потом насплетничала Татьяне, что все русские бабы наблюдали за тем, как их вносили в отель, с лютой ненавистью.

Пообедали в ресторане, и Татьяна стала разбирать покупки, что-то приговаривая, ахая и вздыхая от восторга. Она одела нежное, тончайшее, невесомое белье, прошлась, как модель на подиуме, по комнате, встала перед Алексеем:

— А сейчас сними с меня, дорогой, все это — медленно-медленно…

Потом она потащила Алексея в кровать и в итоге они уже не смогли пойти на пляж. Ужинали обычной компанией, Лера пригласила Алексея на танец, потом увлекла в одну из зеленых ниш, на уютные банкетки.

— Алексей Георгиевич, — сказала она отчаянно. — Помогите мне! Я ко многим обращалась здесь, с кем была вроде бы дружна. Все отказали… Мне остается одно — выйти на местную панель. Этот мерзавец бросил меня здесь без гроша. Мне не на что улететь домой…

Алексей молчал, и она жалобно всхлипнула, приложив платочек к глазам:

— Я вам оставлю свой телефон и московский адрес… В любое время дня и ночи я буду к вашим услугам. Вы понимаете? Я умею быть благодарной… Только помогите убраться отсюда — не хочу здесь на панель. Ведь местные девочки искалечат…

— Успокойтесь, — сказал Алексей. Ему было искренне жаль эту московскую «ночную бабочку», залетевшую так далеко и так неудачно. — Сколько вам нужно?

— Триста долларов…

— Возьмите, — он достал из бумажника деньги.

— Господи, благодарю тебя! — воскликнула с жаром Лера. — Алеша, в Москве вам ни в чем, ну абсолютно ни в чем отказа не будет!

Они вернулись к столу, Лера сияла, словно заново на свет родилась.

Когда после ритуальной полуночной прогулки Алексей и Татьяна пришли в номер, она насмешливо осведомилась:

— Лерка воспрянула духом… — И сделала вывод: — Ты ей дал баксы, а она обещалась дать тебе в Москве.

Она так и сказала: дать. Но без обиды понимала, что не ей устраивать Алексею сцены ревности.

— Какие вы все-таки пошлые, бабеночки, — развеселился Алексей.

— А ты замечательный мужик, Алешка, — серьезно сказала Татьяна. — На женские слезки отзывчивый. Бабы так и липнут…

— Танька! — грозно произнес Алексей. — Марш в постель!

— Слушаюсь, мой командир! — обрадовалась Татьяна.

…Катя принесла сумку на следующий день, объяснила, что это передача для московских друзей, кое-что из местной экзотики. Татьяна приняла её как родную, они всей компанией — с Соней и Лерой — пили кофе и соки в баре, гуляли по территории. Алексей купил для Фомы Савича блок хороших сигарет — проверенный презент, Катю одарил французской парфюмерией.

Он решил не откладывать исполнение задуманного. В запасе должно было остаться некоторое время, чтобы поспешный отъезд не вызвал подозрений.

В один из дней Алексей и Татьяна пришли после завтрака в номер и Алексей сказал:

— Выпьем по стаканчику холодного вина и пойдем жариться.

Вскоре Татьяна залепетала:

— Что-то ко сну клонит… Я полежу немного…

Она уснула, Алексей взял сумку, пошел на пляж, занял их обычное место под зонтом. Он заметил, что Хренов, как всегда, на своем «боевом посту». Бывший опер был человеком аккуратным и непьющим, службу всегда нес исправно.

Граната была в водонепроницаемой оболочке, Алексей к тому же, зайдя глубоко в воду, поместил её в полуспущенный сжатый в комок резиновый круг вместе с гирькой и тросиком. Трубку он тоже примотал резиной круга — со стороны казалось, что у него в руках — яркий буек, которым волной выбросило к берегу, или купальная шапочка.

Алексей прошел на глубину, отдаляясь от купальщиков и поплыл к углу пляжа, где было неровное дно, усыпанное осколками камней и крупной галькой. Отдыхающие сюда забредали и заплывали редко. И сейчас здесь было пустынно. Алексей далеко отплыл от берега, взял трубку в губы и опустил голову в воду. Он убедился, что вокруг него никого нет, слабенько надул свой круг, выплеснул из него воду и, удерживая себя в вертикальном положении движениями ног, положил в круг освобожденную от водонепроницаемой оболочки гранату, уже поставленную в боевое положение.

Инструктор по боевому плаванию всегда хвалил его за умение держаться на воде, долго находиться под водой, плыть быстро и бесшумно. Алексей даже занял первое место среди других пловцов на учениях, по условиям приближенным к боевым. Учения проводились в Крыму, ещё до того, как полуостров отошел к Украине: дно, вода, берег, мелкая волна там и здесь были очень сходными.

Алексей укрылся за своим кругом и стал медленно подталкивать его к берегу, взяв ориентир на яркий зонт с надписью «секьюрити». Казалось, это мелкие волны колышут ничейный круг и гонят его к берегу.

Две сотни метров Алексей одолевал больше часа: круг должен был приближаться к стыку воды и гальки медленно и как бы нехотя, лениво, тем более, что он был полуспущенным. Наконец, Алексей коснулся пальцами ног каменистого дна, обрыв начинался почти у берега. Он вынул загубник трубки и аккуратно, оставив голову почти на уровне поверхности воды, выглянул из-за круга. Внимание Хренова все-таки привлек неизвестный предмет, который прибивала волна, и он вышел из-под зонтика, остановился у кромки воды метрах в трех от берега. Отдыхающих здесь, в диковатом уголке, не было.

Алексей протянул из воды руку, взял гранату, швырнул её под ноги Хренову и тут же утянул круг в воду, перевернулся, нырнул, и бешено работая ногами и свободной рукой, понесся под водой наискось к центру пляжа. Он успел одолеть два десятка метров, когда раздался взрыв. Взрывная волна пошла по поверхности воды, он лишь услышал хлопок и его слегка качнуло. Когда кончился воздух, Алексей перевернулся на спину, высунув из воды только рот и нос, сделал два-три глубоких вдоха-выдоха и снова ушел под воду. Трубкой Алексей не хотел пользоваться — кто-то мог обратить на нее, торчащую из воды, внимание. Отплыв далеко от берега, он вынырнул, в воде открыл пробку круга, выдавил воздух, обмотал его и трубку шнуром-тросиком с гирькой, затянув узлом, и отпустил на дно. Теперь надо было успеть выскочить на берег вместе с теми, кто заплыл далеко, а теперь в панике рвался к берегу, кто соскальзывал с надувных плотов и тянул их за собой, прыгал с водных велосипедов и прочих пляжных забавок. В углу пляжа клубился черный дым и туда тоже бежали люди — из службы безопасности отеля.

Алексей подхватил полотенце со своего матраца и вместе со всеми в толпе зашагал к отелю по ступенькам лестницы — лифт был переполнен.

— Какой ужас! — переговаривались в толпе. — И здесь взрывают…

Алексей поднялся в номер, принял душ, насухо вытерся и выпил большой фужер коньяка — это тоже входило в его план. Он лег рядом с Татьяной, она проснулась, сладко потянулась и прижалась к Алексею:

— Трахни меня, Алешенька…

«У неё только одно на уме», — подумал Алексей и покорно принялся освобождать её от трусиков.

Через полчаса в номер позвонили, он натянул плавки, открыл. Пришли детектив в штатском и человек из службы охраны.

— У вас в номере не было посторонних?

— Нет…

Алексей стал так, чтобы детектив учуял ароматный запах коньяка.

— Извините, но позвольте осмотреть ваши апартаменты.

— Да ради Бога! Только… — замялся Алексей.

Но детектив уже открыл дверь в спальню. Растрепанная, разнеженная Татьяна возлежала, ничем не прикрытая, на широкой кровати.

— О, мадам! — темпераментно воскликнул детектив. — Пардон, мадам!

— Пожалуйста! — развеселилась Татьяна.

Алексей спросил:

— Что, собственно, случилось?

— А вы не знаете?

Небрежным жестом Алексей показал на дверь спальни.

— Я понимаю… Впрочем, ничего особенного не случилось. Просто проверяем безопасность.

На следующий день местные газеты сообщили об убийстве Хренова, охранника из русских, и что у полиции нет никаких версий, так как неизвестный террорист действовал нагло, среди бела дня, его никто не видел и он не оставил никаких следов. Одна из газет высказывала предположение, что гранату швырнули сверху, со смотровой площадки. Вот и ладненько, подумал Алексей, пусть ищут следы на площадке — там постоянно топчется стадо туристов.

А в общем-то для турецкой полиции это был рядовой случай — русские постоянно что-то делят и враждуют друг с другом…

…В аэропорту в Москве, когда они прошли паспортный контроль и таможню, Татьяна повисла на шее у Алексея — миниатюрная шатенка с большими глазами. Она плакала и, похоже, искренне.

— Я никогда тебя не забуду, Алешенька… Я… Я…

— Успокойся, — Алексею было очень не по себе.

— Оставь мне надежду, родной! — заглядывала в глаза Татьяна.

— Все проходит, Танечка… Пойдем, я посажу тебя на такси, возвращайся, пожалуйста, от своей сестры с Украины…

Время собирать камни

Алексей поехал к Андрею Ивановичу, где временно пребывала Тая. Тая ходила за ним следом, не знала, куда его посадить и как ему угодить. И все требовала впечатлений от мордовских бывших лагерей. Или чувашских — она путала, захлебываясь от восторга, что Алексей снова с нею.

Марина Степановна торопливо накрывала на стол, приговаривая: все твое любимое, Алешенька, — огурчики малосольные, отбивными запаслась, семужка слабого посола…

— Тайка! — строго сказал Андрей Иванович. — Учись у матери, как мужика надо встречать, а то ты все его облизываешь…

Андрей Иванович посматривал на зятя каким-то странным взглядом, в котором было и уважение и недоумение.

— Новостей по твоей части много, — со значением произнес он. — Но тумана ещё больше.

— Какие новости, например?

— Виолетту застрелили, как ты говоришь, например… — огорошил его тесть.

— Как? — Это была действительно новость.

— Не очень ясно.

Алексей спросил:

— Андрей Иванович, Марина Степановна, вы не будете возражать, если я приглашу своего лучшего друга? У нас вроде праздник семейный…

— Зови, если он твой лучший корешок…

Алексей позвонил Никите Астрахану и после по-мужски сдержанных «а пошел бы ты…» и «явился, подлый», продиктовал адрес, сказал, что ждет его у тестя отметить некоторые события, чем Бог послал.

— Это тот «важняк», с которым ты, Алеша, меня знакомил? — спросила Тая.

— Он. — И специально для Андрея Ивановича добавил: — Но пора ему из прокуратуры смазывать салазки.

— Ну, если ты ему веришь…

— Как себе.

Тесть скомандовал:

— Женщины — на кухню, готовьтесь гостя встречать.

Тайка улыбнулась понимающе:

— Вы хотите посекретничать — так бы и сказали.

Андрей Иванович сообщил:

— От Фомы Савича весточка устная пришла… В клочья разнесло того убийцу. Но Чесноков не понимает, как ты это сделал, что уж про полицию базарить…

— Сделал и сделал, Андрей Иванович, — хмуро бросил Алексей.

— Даже Штырь озадачен, говорит, мол, не ошибся в тебе, с большими возможностями ты мужик.

— Да уж, если надо будет кого-то прибрать — только намекните… — в тон ему сказал Алексей.

— Не ерничай! — прикрикнул Андрей Иванович. — Ты великое дело сделал. Не только убийцу покарал, но и душу свою, совесть освободил от тяжкого груза…

Из кухни с тарелками пришла Марина Степановна, внимательно посмотрела на мужчин и вдруг ахнула:

— До чего же вы похожие!

Тая выглядывала у неё из-за плеча?

— Это я выбирала Алешеньку, чтоб был у меня муж такой, как папа!

— Чертовка… — смутился Андрей Иванович.

Пришел Никита с цветами для дам и коньяком для мужчин.

Марина Степановна окинула его оценивающим взглядом и, не смущаясь, изрекла:

— Слава Богу, и этот рослый да статный, как наш Алеша.

— Вы про что? — удивился Никита.

— Про то, что не перевелись ещё на Руси мужики.

Они недолго посидели вместе за столом, и Андрей Иванович предложил перейти в другую комнату, покурить.

— Кто замочил Виолетту? — спросил Алексей Никиту.

Никита замялся.

— Да ты не смущайся, про это наверняка уже в газетах писали. Андрей Иванович к тому же знает тайны и почище этой…

— Ладно, нарушу… Марина из приемной Благасова её застрелила. Она ведь была лейтенантом КГБ, прошла обучение, «трудилась» в определенных кругах как безотказная девочка-информатор. Одним словом, «связь». Благасова убили, Волчихина, её любимого начальника, тоже замочили. Дело в том, что в день убийства Волчихина его упорно разыскивала Виолетта. Вот Марина и связала звенья цепочки, взяла свой табельный пистолет, который у неё не нашлось времени сдать, и пошла на квартиру к Виолетте. Дальше уже загадки… Вроде бы Виолетта выстрелила в неё из пистолета Благасова, а она хлопнула её в порядке самообороны. Но скорее всего, было иначе. Марина пристрелила красавицу Виолетту, которую давно и прочно ненавидела, сунула ей в руку благасовский пистолет, нажала её пальчиком на спуск, загнала пулю в стенку. То есть хорошо разыграла самооборону…

— Будете доказывать обратное? — спросил Алексей.

— Зачем? — удивился Никита. — И продолжил свой рассказ:

— Марина сразу же вызвала милицию, её увезли в отделение, там она повторила свои придумки. И поскольку она назвалась лейтенантом КГБ, хотя и бывшим, её тут же передали в ФСБ. Марина многое знала, была особой наблюдательной. Волчихин поручил ей шпионить за Благасовым, а Игорь Владимирович выуживал у неё информацию о Волчихине. Пауки в банке… А она всерьез считала, что рано или поздно родная «контора» о ней вспомнит и накапливала компру на своих благодетелей. Перед Волчихиным она благоговела… И когда по наводке Виолетты его завалили, Мариночка с потрохами сдала Мамая, Бредихина и тайники в могилах… Да ей за это все простят и все её действия по самообороне признают законными! — воскликнул Никита, завершая свой рассказ.

— Подтверждаю, — серьезно сказал Андрей Иванович. — Мамая, Бредихина и два десятка других придурков повязали, так как, видно, сошлось: до уголовки докатились слухи отсюда, с низов, о тайниках с наркотой, а эта Марина их подтвердила.

— Марина показывает, — продолжал Никита, — что, якобы, она пошла задержать Виолетту и вызвать милицию. А Виолетта попыталась подкупить её, говорила, что у Благасова есть чемодан с золотом какой-то старой секты и она отдаст его ей, Марине, если та её отпустить и будет молчать. И ещё сказала, что не знает, где этот чемодан, но сейф Благасова и ящики его столов она перерыла, на даче тоже побывала в отсутствие хозяев, однако все равно золото найдет.

— Может, сочинил Благасов? — предположил Алексей.

— Нет. Марина, якобы, слышала, как Благасов орал Виолетте, когда та у него выпытывала что-то: «Ты, сучка, не тянись к тому, что тебе не принадлежит! Мое золото стерегут всемогущие воины моего царства!»

Всемогущие воины…

— Марина говорит, что в ответ на мольбы и золотые посулы Виолетты выкрикнула: «На тебе, стерва, столько крови, что никаким золотом не откупишься!» И тогда, якобы, Виолетта первой нажала на спуск…

Мужчины долго молчали. Наконец, Андрей Иванович с непонятной ухмылочкой произнес:

— Воевали-воевали мужики, а свинцовые точки расставили бабы…

— Марина дает показания охотно… Возненавидела Виолетту за то, что та дорогу себе к миллионам трупами выстилала. Она все-таки кагэбешница, а у таких свое представление о добре и зле.

— Еще в звании повысят, — с иронией сказал Алексей.

— Можешь шутить, но задержание крупной, жестокой банды Мамая на её счету. Спрятали Марину надежно, чтобы не свели счеты.

— Мужчины! Пожалуйте за стол! — напевно позвала Марина Степановна.

За столом, когда выпили-закусили, Алексей сказал Никите:

— Я ведь тебя пригласил не только за тем, чтобы информацию выудить. У меня к тебе есть стоящее предложение. Как-то Андрей Иванович посоветовал мне открыть собственное сыскное агентство. Обещал даже деньги дать…

— Не забыл? — удивился Андрей Иванович.

— Добро не забываю, — ответил Алексей. — Но я какой-то непутевый: в спецназе помотался — ушел, в «важняках» не прижился, характер не позволил, журналист из меня так себе, многие есть получше меня…

— Алеха! — изумился Андрей Иванович. — Да ты, бля… — И осекся, вспомнив, что присутствуют дамы. Тайка прыснула, а Марина Степановна невозмутимо уткнулась в тарелку.

— Я хотел сказать, ты чего, Алеха? Да если братва узнает про твои дела, авторитетнее тебя здесь не будет!

— Ну вот! — вроде бы забеспокоился Никита. — И куда я, следователь по особо важным, попал?

— Туда, куда надо, — успокоил его Алексей. И продолжил:

— Не очень улыбается мне гонять за бандитами и уголовничками. Но помогать попавшим в беду людям хотел бы. Потому и предлагаю тебе, друг проверенный Никита, бросай свое прокурорское занудство, давай на пару учредим Агентство независимых расследований… Будем людям помогать, пропавших без вести искать…

— Неожиданно… — пробормотал Никита. — Только на какие шиши? Я на обед еле наскребаю, девчонку в ресторан приглашаю, а сам считаю, хватит ли заплатить.

— И что, так и дальше жить будешь? — насмешливо спросил Андрей Иванович. — Они вас, таких как Алеха и ты, заставляют дерьмо выгребать за копейки.

— Это точно.

— Алексей Георгиевич тебе, молодой, сказал: тесть поддержит.

Андрей Иванович произнес это солидно и весомо.

— Я подумаю, — сдался Никита. — Но, очевидно, соглашусь.

Таисия, которая слушала разговор мужчин внимательно, и как примерная девочка, молчала, не утерпела, спросила:

— А это не помешает мне открыть парфюмерный бутик?

— Ни в коем случае, — заверил её Алексей.

— Мы с Ритой уже все продумали, наметили.

— Вот и начинайте…

— Да! — вспомнила Тая. — Елена Яковлевна встречалась с Ритой. Она передала ей все личные вещи Марка, в том числе и его капитанские погоды для мальчика…

— Всегда была аккуратной девушкой, — пробормотал Алексей.

— …И сказала, что уезжает в Израиль, к папе с мамой…

— Там таких не хватает, — Алексей в душе был доволен, что эта страница его жизни переворачивается решительно и бесповоротно.

— Квартиру она продает, — продолжала Тая. — И, по словам Риты, половину суммы положит на счет сына Марка…

Что же, девочка со скрипкой из прошлого хотела быть благородной…

А, может, она стремилась уехать не из России, а от кладбищ, которые принесли столько смертей и горя? Но кладбища ли? Родные погосты напоминают о памяти и совести, а злодействуют живые.

— Решайся, Никита, — сказал Алексей, — вместе у нас получится, пользу людям принесем…

— Агентство, парфюмерный бутик, миллион — туда, миллион — сюда… — бормотал Никита. — Другой мир. Куда я попал?

— Вот и вписывайся в него, если мозги есть и друзья плечи подставляют, — добродушно посоветовал Андрей Иванович. Он вдруг вспомнил что-то важное, поколебался, но все-таки спросил у Алексея:

— А как же «Харон»? С него все начиналось…

— Отдельный разговор, — ответил Алексей. — Есть некоторые идеи.

Тая загадочно заулыбалась:

— А я что придумала… Алевтина откуда-то каждый день звонит, ждет не дождется Алешу… Я ей даже сказала: «Не протягивай свои кошачьи лапки к моему мужу». А она только посмеивается… Вот я сейчас и подумала: выдам-ка я её замуж за нашего Никиту. Он получит сразу все: и жену-красотку и большое приданое.

— Ай да Тайка! — восхитился Алексей.

— Только женский ум и способен такое придумать, — проворчал озадаченно Андрей Иванович.

Никита не сказал ничего, но характер у него был авантюрный, и Алексей мог бы побиться об заклад, что его друг уже прикидывает, как она выглядит, пока неизвестная ему Алевтина…

Они ещё недолго посидели, Никита распрощался, наговорив Андрею Ивановичу парочку «скупых» мужских комплиментов. Присмотревшийся к нему Юрась объявил Алексею:

— Правильно выбрал компаньона. Знающий и надежный.

Спите спокойно, товарищи и господа!

Несколько дней ушли у Алексея на приведение в порядок своих запущенных дел, написание статьи об отдыхе новых русских в Анталии.

Генрих Иосифович Шварцман с блеском добился удовлетворения иска по «Харону» — Алексей и Алевтина Брагина стали его законными владельцами. Алевтине во время очередного её звонка откуда-то из неизвестности, Алексей приказал: «Срочно приезжай. Теперь мы в безопасности».

Не давали покоя слухи о чемоданчике с золотом какой-то секты, Алексей чувствовал, что не на пустом месте они родились. И ключ к поиску лежит где-то совсем рядом.

Прилетела в Москву загорелая, веселая, очень красивая Алевтина. Тайка тут же начала ревновать её к Алексею и срочно познакомила с Никитой — так сказать, переключила её сексуальную энергию на другой объект. Алевтина упросила Алексея и впредь распоряжаться всеми её финансовыми и имущественными делами. «Но только временно», — согласился Алексей и выразительно посмотрел на Никиту.

Они ужинали у них дома. Алевтина рассказывала о своих приключениях — она действительно во избежание греха постоянно меняла места пребывания.

— Я на секунду уведу Алевтину в свою комнату, — сказал Алексей, — надо кое-что решить, ведь мы теперь компаньоны.

— Мне «Харон» не нужен, — сказала Алевтина. — Я судилась из принципа. Он твой, и я скажу Шварцману, чтобы все оформил по закону.

— Ладно, об этом потом, Аля. А сейчас ответь мне на очень неприятный вопрос. Извини заранее… Ты помнишь, на какой могильной плите изнасиловал тебя Благасов?

— Да, — залилась краской Алевтина. — Зачем тебе это?..

На следующий день Алексей позвонил Якову Михайловичу Свердлину и сказал, что ему нужен десяток бойцов.

— Разборка? — спросил спокойненько, привыкший ко всему Яков Михайлович.

— Да нет… Они могут быть без стволов. Задача — оцепить квадрат кладбища и никого в него не впускать. И ещё нужен металлический щуп, как у саперов, и прибор на металл… Лопатка саперная тоже пригодится…

— Все сделаем.

В назначенное время люди ждали Алексея у входа на благасовское кладбище. Он объяснил им задачу, показал квадрат, дождался, пока рассредоточатся…

Сумасшедший Благасов, повелитель царства мертвых, должен был хранить свои сокровища именно там, где он считал себя всесильным и всемогущим. «И охраняют его могучие воины царства»…

Алексей легко нашел могилу, на которой Благасов распинал Алевтину. У изголовья плиты прибор сразу же показал наличие металла. Щуп на глубине примерно в шестьдесят сантиметров уткнулся в нечто твердое…

Да, извилины у Благасова работали строго в одном направлении, он, видно, перенял опыт Мамая с тайниками наркоты и перепрятал свой клад под памятную ему могильную плиту.

…Алексей с огромным трудом пробился на прием к одному из самых приближенных лиц к Святейшему патриарху Московскому и Всея Руси Алексию II — митрополиту Иоанну. Он пришел со старинным кожаным чемоданом и предупредил митрополита в начале встречи, что ему понадобится не менее часа, так как дело его очень важное.

— Тогда не будем терять время, сын мой, — смиренно сказал митрополит.

Алексей изложил всю историю «Харона» и похоронного дела, рассказал, как грабят и обирают покойников, попирая Христовы заветы. Он изложил всю цепочку убийств, кроме, естественно, заключительного в Анталии.

— Сейчас владельцы «Харона» и всего этого большого дела — я и наследница покойного Брагина его дочь Алевтина.

— И что же вы желаете, сын мой? — спросил митрополит.

— Ни я, ни Алевтина Брагина не чувствуем к этому богоугодному делу призвания… И мы хотели бы, чтобы «Харон» и, следовательно, другие фирмы и кладбища взяла под свою опеку Святая Церковь… А конкретно — чтобы был создан попечительский совет из именитых верующих граждан, который все бы и решал… Еще я предлагаю, чтобы Генеральным директором «Харона» стал отец Дионисий из Московской патриархии.

— Вы его знаете? — удивился владыка Иоанн.

— И очень уважаю. Он честный человек, ему все ведомо о российских погостах и он не даст ни захиреть им, ни обирать их.

— Ваши помыслы чисты, ваши деяния угодны Господу нашему, — умилился отец Иоанн. — если отец Дионисий согласится…

— Он согласится, владыка, если вы его благословите на подвиг мирской, но во славу Божию! И пусть попечительские советы и Генеральный директор отец Дионисий заботятся, чтобы на кладбищах-погостах спокойно спали вечным сном господа и товарищи, и никто не тревожил их память…

— Спасибо вам, сын мой, за благие и прекрасные помыслы, — владыка Иоанн совсем по-светски пожал руку Алексею.

— И последнее… — проговорил Алексей. — У вас, владыка, есть поблизости два человека, которым вы особо доверяете?

— Ну, а как же? — улыбнулся Иоанн. Алексей обратил уже внимание, что безопасность в зданиях патриархии обеспечивалась на современном и вполне земном уровне.

— Пригласите их, пожалуйста. Сейчас вы все поймете…

Пришли два молодых священника в длинных черных одеяниях.

Алексей положил свой чемодан на стол и предупредил:

— Все, что произойдет дальше, должно будет зафиксировано документально, поэтому наблюдайте внимательно…

Он щелкнул замками и отбросил крышку чемодана. Перед изумленными взорами священнослужителей открылись россыпи золотых монет, старинных ювелирных изделий, чаш, посуды, кубков.

— Господи, прости, — пробормотал владыка Иоанн.

— Этот клад пришел ко мне через разных людей — ни одного из них уже нет среди живых. Русские, временно заблудшие люди, сносили их в одну казну, думая о грядущих глобальных катастрофах.

— Я догадываюсь, о ком это вы… — тихо сказал владыка Иоанн.

— Господу нашему было угодно, чтобы казна попала в мои руки… Я хочу просить вас… Благословите на эти средства возвести храм великомученицы Ольги. И чтобы была у входа в храм прикреплена памятная доска: «Сей храм возведен стараниями и на средства верующих людей Таисии Андреевны и Алексея Георгиевича Костровых и Андрея Ивановича Юрьева»…