Публичное одиночество - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Никита Сергеевич Михалков (З) #10

З

ЗАБЛУЖДЕНИЯ

(1977)

Зачем отказываться от своих заблуждений, пусть даже бывших? Это нечестно перед самим собой. Другой разговор, что не надо их повторять, надо делать верные выводы. (I, 5)

ЗАВИСТЬ

Русская зависть

(1998)

Русская зависть действительно уникальна.

В России успехи других не стимулируют, не пробуждают желание работать, а лишь будят стремление напакостить более талантливому, удачливому и преуспевающему.

Но меня это мало касается. Я научился не реагировать на зависть, в том числе русскую…

Я отвечаю на выпады против меня, но делаю это по-своему – работой, выдержкой. Если буду ввязываться в перебранку по каждому поводу, начну давать отпор на все лживые статьи, тогда – конец.

Помните, как сказал Розанов: мне неинтересен человек без веры. А у этих людей веры нет. Они не ведают, что сотворенное зло вернется к ним. Злобствующие делают хуже себе – меня это не трогает… (I, 71)

(2005)

Я привык, что многие принимают мое поведение как снобизм, надменность. Я всегда ощущаю на себе чужую зависть.

«Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца!» Александр Сергеевич Пушкин все сказал, мне нечего добавить. (II, 49)

(2009)

Интервьюер: Как же бороться с завистью – рецепт от Никиты Сергеевича Михалкова?

Бороться? Никак! Жалеть просто этих людей надо, причем искренне.

Зависть – она иссушает страшно, и по моему ощущению люди завистливые огромное количество времени проживают зря. Если судить о своем житье-бытье, сравнивая его с жизнью не тех, кому лучше тебя, а тех, кому хуже (а таких куда больше!), очень много проблем исчезает. А иначе можно сойти с ума: у него есть, у меня нет, у него «бентли», а у меня «жигули», у него вилла, а у меня комнатка в хрущевке… Это кошмар.

А когда, имея старенькую «копейку» и крышу над головой, ты посмотришь на того, кто живет на помойках и у кого ничего нет, а раньше он был научным работником, думаешь сразу: оп-па!..

Вот оно – счастье…

Чехов заметил, что за дверью счастливого человека должен стоять кто-нибудь с молоточком и постоянно стучать и напоминать, что есть несчастные. И это абсолютная правда. Антон Павлович вообще ни одного слова пустого не написал – у него все связано с его богатейшим внутренним миром.

Никогда не говорите: «Господи, почему мне так плохо, за что?», ведь мы никогда не спрашиваем: «Боже, за что мне так хорошо?» Вспоминаем об этом, только когда скверно. И это для нас вечное искушение, которое ниспослала православная вера. (I, 137)

(2010)

Нет во мне зависти к другим.

Наоборот, мне очень нравится, когда мне что-то нравится. Пагубная идея – считать чужие поражения собственными победами. Этим питаются крысы, а я крыс не люблю. (I, 143)

(2010)

Сам этим не страдаю.

А зачем я буду обсуждать чужие болезни? (XV, 46a)

ЗАГРАНИЦА

(1990)

Я люблю путешествовать, и я хочу, чтобы мои дети знали мир и не боялись его, а, наоборот, спокойно и с гордостью осознавали, кто они, откуда родом, и чтобы ощущение собственного достоинства никогда не покидало их, куда бы ни занесла их судьба. Но полноценность этого ощущения может испытать только свободный человек с полноценным паспортом в кармане, который является его собственностью, а не собственностью организации, давшей ему характеристику и «выпустившей» (слово-то какое!) его за границу…

Я никогда и ни за что не хотел бы покинуть мое Отечество. Это моя Родина, это моя энергия. Моя память и мои корни. Но я хочу сам делать свой выбор. Я хочу жить в своей стране и не чувствовать себя ни героем, ни заложником.

Мне кажется, что истинная свобода – это гармония человека с собственной и исторической памятью, гармония его с собственной душой. Но бывают ситуации, когда обстоятельства (скажем, спасение жизни детей) заставляют делать тяжелый выбор. Никто не знает, как сложились бы судьбы Рахманинова, Шаляпина, Бунина, если бы они не уехали. Я думаю, их бы убили. Молю Бога не дать повториться «красному колесу», погубившему такое количество жизней и судеб.

Да и потом, мне кажется, что это разграничение на «них» и «нас» искусственно. Это рудименты политики «железного занавеса».

Не может настоящий русский художник потерять свои корни, где бы он ни находился… (I, 33)

(1991)

Интервьюер: У Вас была возможность уехать за рубеж. Почему не воспользовались?

Кто за меня может решать – остаться или уехать?

И потом, выпускают ведь только из тюрьмы! Люди ездят в гости, глядят друг на друга, показывают себя…

Это же унижение, когда человека за хорошую работу награждают возможностью посмотреть, как люди живут! Ну почему Чехов ездил в Италию, а в Риме в маленьком кафе Гоголь писал гениальные главы своей поэмы «Мертвые души»? И от этого не стал нерусским писателем. Достоевский, Толстой, – почему не боялись они потерять свои корни, почему?

Что значит: уехать или остаться?

Я хочу сознательного решения этого вопроса. Очень просто не брать взятки, когда не дают. Очень просто быть патриотом, когда тебя не выпускают. А когда тебе взятки дают – ты не берешь и выпускают – ты не едешь, это другой разговор…

Я хочу сам принимать решения. И не понимаю, почему я должен быть либо там, либо здесь.

Мой прадед Василий Иванович Суриков долгие годы путешествовал по Италии, но нет более русского исторического живописца, чем автор «Боярыни Морозовой» и «Утра стрелецкой казни». Нет!

Да, он копировал Веласкеса, Эль Греко, часами простаивал в музее Прадо в Мадриде. Но, вернувшись на родину, почему-то писал «Боярыню Морозову» или «Взятие снежного городка».

Что же случилось?

Ведь мы себя не уважаем. Неужели наш менталитет стал настолько бездарен, что мы должны непременно рваться туда?

Ведь иностранец хорошо живет только в России. А русский человек плохо только в России. Хуже любого.

Что же с нами стало? Почему мы не можем на равных общаться? Мы все время снизу, и не дай бог, если кто-то из своих высунулся – мы его обратно! (I, 36)

(1991)

Интервьюер: В последнее время Вы много работаете за рубежом. Чем это вызвано?

У меня уже стерлось представление о том, что наше, что не наше. У меня достаточно мощные национальные корни, поэтому меня сложно соблазнить иноземностью. Но художник должен походить на дерево – корнями он должен быть в своей почве, а ветвями обнимать весь мир. У меня нет желания работать только за границей.

Я сейчас во Франции монтирую фильм, и мне довольно трудно там работать. Французы резко отличаются от нас холодностью, дистанцией, которую они держат. Но и условия работы, конечно, не сравнимы с нашими. Для меня главное – эти условия, а не условия жизни.

Последний фильм снимали в Монголии, жили три месяца без всяких удобств, все время верхом, непривычная пища – ну и что?

С другой стороны, работа за рубежом – это возможность заработать нормальные деньги, быть спокойнее за будущее своих детей, потому что сегодня у нас очень трудно быть спокойным за завтрашний день, рубль ничего не стоит. Хотя деньги в нашей семье никогда не были главным.

Мне очень нравится, что мои дети, которых я возил с собой по разным странам, не обалдевали от витрин. Меня потрясла моя шестнадцатилетняя Аня, которая сказала: ничего мне не надо. И не потому, что у нее все есть, а просто потому, что для нее это не главное… (II, 21)

(1994)

Я считаю, что всем полезно ездить…

Мы должны двигаться, путешествовать. И мы должны понимать, что наша самоценность абсолютно ничем не заслоняется… (I, 64)

(1994)

Хотел бы я работать долго и много за рубежом?

Вот я вернулся вчера из Гамбурга, меня там журналисты все время спрашивали: «А почему Вы не уехали работать туда?» Я отвечал: «Вы знаете, если бы я уехал, наверное, был бы смысл меня спрашивать, почему я уехал. А что ж с того, что я не уехал? А почему я, собственно, должен уезжать? Почему?! Ведь я же не спрашиваю Вас, господин журналист, почему Вы не уехали из вашей Германии. Так почему же Вы, сидя у себя дома, в Германии, спрашиваете меня, почему я не уезжаю из своего дома, из России…»

Это – первое.

Второе – я люблю путешествовать, мне интересно путешествовать, и я езжу очень много. Но для меня столь же естественна и необходима возможность жить здесь, у себя дома, ибо только отсюда я могу питаться культурно-историческими соками.

И третье – из дома можно уезжать, когда водопровод работает, газ горит, электричество есть, крыша починена, замки закрываются, крыльцо не шатается. Вот тогда можно запереть дом и на какое-то время уехать.

А когда все это не работает, течет, валится, то куда же ехать – дома надо сидеть и в порядок все приводить. (XI, 1)

(1998)

Думаете, не было соблазна уехать за границу?..

Звали и сейчас зовут. Куда пожелаешь: в Америку, в Европу.

Сегодня у меня, особенно после «Оскара», совершенно иные возможности. Практически в любой стране могу найти работу: снимать, ставить что-нибудь в театре, преподавать.

Да хотя бы вот эту экспликацию «Сибирского цирюльника» перевести на иностранный и издать. Готовый учебник! Это же ноу-хау в Европе… (I, 75)

(1999)

Почему я не остался <работать в Америке, в Голливуде>?

Да потому, что я русский человек.

Когда вам кто-то говорит, что я пропитался насквозь Америкой, то это говорит телевизор, а не я.

Я хочу подчеркнуть – мне трудно долго жить за границей. Я как выдернутый из розетки прибор. Какое-то время я работаю, находясь здесь, за границей, но как бы на батарейках. Но потом мне нужно возвращаться домой подзаряжаться.

И потом, не я один такой. То же вам скажет, например, любой испанец или китаец… (I, 78)

ЗАКАЗНЫЕ СТАТЬИ

(2003)

Интервьюер: Недавно в одной газете я прочла, что Вы не присутствовали на «Мосфильме» во время визита Путина, потому что Вас «отлучили от двора»…

Я не могу комментировать это.

Я уповаю на то, что Путин человек тонкий, очень умный, с юмором и огромным терпением, и я не могу себе представить, что он всерьез отнесся к тому, что журналистка пишет, что «наконец Путин понял, что Михалков пытался сделать из него массовку».

Я не знаю, сколько она за это получила, но у меня даже сомнений нет в том, что это – заказная статья.

Качество успеха определяется количеством врагов. И если за меня платят, значит, я представляю некую угрозу, опасность для тех, кто за меня платит журналистам.

Но это замечательно. Как говорил сценарист в «8 ½»: «Говори обо мне хорошо, говори обо мне плохо, но только говори обо мне, говори обо мне, говори…»

Так что мне все это выгодно. И я не разубеждаю их. Мне важно только одно: чтобы те люди, кого я уважаю, понимали, что это ложь. А разубеждать лжецов я не буду, и тех, кто им верит – тоже.

И пусть они, создав из меня монстра, сами же его и боятся. (I, 101)

ЗАКОН

(2007)

Русский человек не терпит закон, который ему напишет другой русский человек, а тем более нерусский человек. Он не верит закону. Жить по закону русскому человеку очень скучно, смертельно скучно. И вы сами это по себе прекрасно знаете.

В картине «12», которую я сейчас снимаю, есть такая фраза: «Русский человек по закону жить не может. Почему? Да потому что скучно ему жить по закону. В законе ничего личного нет, а русский человек без личных отношений – пустоцвет: ни украсть, ни покараулить».

И это правда. Закон, перед которым русский человек всегда склонял голову, – это Закон Евангелия, когда говорили не «нарушить», а «преступить». (XI, 3)

ЗАМЫСЛЫ

(2009)

Интервьюер: Слышал, что Вы собираетесь снять фильм «Однажды в России» – такую энциклопедию современной российской жизни типа «Однажды в Америке»…

Что же, такие мысли действительно есть.

И что это будет за лента?

Пока не знаю. Есть только несколько разрозненных ощущений, но в принципе это «Крестный отец», правда, не столько «пиф-паф», сколько внутренняя психологическая драма. Безвременье… (I, 137)

ЗАНУССИ КШИШТОФ

(2005)

Интервьюер: Польский режиссер с мировым именем Кшиштоф Занусси прилетел в Москву на один день, чтобы рассказать, что завершил основную работу над своей последней картиной «Persona non grata». Одну из главных ролей в фильме сыграл русский режиссер с мировым именем – Никита Михалков, выступивший также в качестве продюсера.

Я давно мечтал работать с Занусси, потому что его кино с самого начала всегда было таким, как сейчас. Я люблю его фильмы, в которых всегда есть тайна, скрытый темперамент и прекрасная атмосфера на съемках.

Это очень тонкая история, это абсолютно Занусси. В фильме есть нечто интимное: это отношения между мужчинами, не только между русскими и поляками, замешенные на болезненной любви друг к другу. Это недоразумение между любящими и крепко связанными культурно, исторически народами. Но очень важно, что недоразумения, которые там происходят, замешены на болезненной любви к своим странам.

И мне было чрезвычайно интересно, потому что мы довольно откровенным текстом могли сказать друг другу в наших персонажах то, что мы думаем. В этой откровенности была даже некая оторопь, потому что мы раньше не слышали такого рода диалогов, касающихся всего, но замешенных на очень личных отношениях и на любовной истории.

Не мешал ли Вам собственный режиссерский опыт работать в фильме только в качестве актера?

Я бы, наверное, все снял по-другому. В этом и заключается отличие, потому что меня зовут Михалков, а не Занусси.

Но когда я работаю актером, для меня наслаждение заключается в подчинении. Потому что, когда ты работаешь режиссером, ты берешь на себя такую ответственность, что страшно себе представить. А возможность довериться, но только тому, кому можно доверять, – режиссеру и идти с ним, двигаться по его желанию, не предавая и не отказываясь от своих соображений по этому поводу, в этом и заключается творчество.

Поэтому, когда я предлагал Кшиштофу какие-то уточнения в тексты, которые мне были близки, не столько по языку, сколько по энергии, которая так важна, у нас ни разу не возникало ситуации, чтобы он мне сказал делать, как написано.

В то же время я абсолютно точно понимал, что сейчас я актер Кшиштофа Занусси, а не кого-то другого. И если он меня берет в свою картину, значит, я должен играть по тем правилам, по которым он ее делает, а не пытаться спорить. (XV, 11)

(2005)

Интервьюер: Чем, прежде всего, Вас заинтересовало предложение Кшиштофа Занусси принять участие в его новом фильме?

Я считаю Занусси одним из крупнейших европейских режиссеров со своей точкой зрения, со своей неповторимой манерой, поэтому его предложение было и леcтно, и интересно.

Во-вторых, Занусси – один из тех режиссеров, для которых актуальны слова Бергмана: «Меня не интересует, что актер играет, меня интересует, что он скрывает». И в этом сценарии, как и во всех картинах Занусси, была тайна. Подводное течение сценария меня очень заинтересовало, и я с радостью согласился сняться в «Персоне нон грата».

Чем запомнилась Вам атмосфера работы на площадке у Занусси?

Занусси – доброжелательный, ироничный, умный, образованный, с замечательным юмором. И вокруг него такие же люди и такая же атмосфера. Работа с актером идет очень деликатно, и актерские предложения рассматриваются с интересом, принимаются импровизации, то есть идет процесс, который порой даже важнее, чем результат.

И так у него на площадке всегда, что для меня было огромной радостью, потому что, честно говоря, я узнавал свою площадку, моих товарищей, с которыми я работаю, и это было очень трогательно.

Создавая образ дипломата, Вы брали за основу какого-то конкретного человека?

Да, я знаю многих дипломатов. Среди них встречались люди с очень сложным характером, совершенно, что называется, «отвязные».

Но мне кажется, что здесь не столько важна профессия, сколько то, что скрывают люди, говоря о дипломатических вопросах. Ведь у героев личная проблема любви к одной и той же женщине. И в этом тайна. Поэтому я не играл в дипломатов.

Мой герой – высокопоставленный чиновник. Но как раз в этом-то и заключается терпкость истории, когда обремененный властью и возможностями человек показан живым, естественным, со своими глубоко личными проблемами и переживаниями…

Там вообще очень много намешано: отношения между поляками и русскими, между «большими» и «маленькими». Не знаю, прочтется ли это, но это все было.

Не было ли споров с режиссером по поводу видения роли?

Слава богу, нет.

Когда я прочел сценарий, у меня сразу возник очень конкретный, точно выписанный образ. Я его увидел и просто следовал этому видению. К счастью, оказалось, что оно совпадает с тем, что думает по этому поводу Занусси.

То есть мы смотрели в одну сторону.

Это правда, что Вы внесли изменения в сценарий?

Не совсем так.

Я действительно поработал над сценарием, но только там, где была моя роль: подправил текст. Дело в том, что при переводе с польского возникли стилистические ошибки. Я внес литературные изменения, плюс некоторые реплики важны мне были для более точного попадания в образ.

Все мои предложения обсуждались с Занусси. Он их одобрил и согласился с правками.

Какая сцена Вам больше всего запомнилась?

Знаете, когда работа интересна, важно все. Но была все-таки одна сцена, которая оказалась сложной с моральной точки зрения.

Мы снимали в Польше сцену похорон супруги главного героя. Мой персонаж должен был появиться в крематории, чтобы выразить соболезнования своему другу. Договорились с руководством кладбища выделить несколько часов на съемки. Но то свет не подходил, то еще что-то, в общем, дубль сняли, когда в зал входила уже настоящая похоронная процессия.

Слава богу, они ничего не успели понять, решив, что мы тоже кого-то провожаем в последний путь. И, слава богу, дубль получился и был включен в фильм.

Легко ли Вам, известному режиссеру, быть послушным актером? Спорили ли Вы на съемочной площадке с Занусси?

Я никогда не смешиваю одно с другим.

В данном случае я абсолютно доверился Кшиштофу Занусси, которого я очень уважаю и ценю как профессионала и автора тонких и глубоких картин.

Честно скажу, волнуюсь, потому что хотелось бы, чтобы мой герой был внятен.

Понимаете, тайна отношений – не значит невнятность отношений. Как раз в этом-то и заключается секрет, когда все понятно, а тайна остается. Это и называется высоким пилотажем. (XV, 19)

(2006)

Интервьюер: А что стало с фильмом Занусси, в котором он Вас снимал – «Персона нон грата»?

Он один раз прошел по телевидению. Мы подождем немножко и выпустим на дисках.

На <Московском> фестивале Вы не думали его показать?

Кстати, хорошая идея! Может, действительно показать в какой-то из программ?.. (I, 123)

ЗАПАД

(1998)

Кроме армии, мне много дал, как ни странно, Запад. Но как бы в обратном смысле.

Приехал я на Запад с молочными зубами, а вернулся оттуда с железной вставной челюстью, условно говоря. Был вынесен главный для меня опыт: мы сами даем повод обращаться с нами, как с отребьем. Я сначала этого не понимал, а когда понял, там началась совершенно другая эпоха моих отношений со многими людьми.

Дело в том, что как нам не прощали в семье лжи, так я не прощаю унижения. А то унижение, которые испытывали мы все, получая «суточные», побираясь, это омерзительно. Для меня критерий мужчины – это то, как он ведет себя на охоте, в застолье и на теннисном корте, если играет. А в те времена я бы еще прибавил – как ведет себя за границей, во что он превращается. Там относятся к тебе так, как ты это позволяешь.

И когда, например, на съемках «Очи черные» со мной попытались обращаться именно так, я поначалу было даже плюнул, мол, мы выше этого, а потом подумал: а почему? Почему так со мной обращаются, почему с Сашей Адабашьяном? Мы сыграли ва-банк: или будет как у всех, или не будет никак.

И поэтому сегодня, когда возникают вопросы, приглашать или не приглашать, на каких условиях, то разговор с моими агентами начинается с совершенно иных базовых кондиций. Чем мне лететь, в каких отелях жить, сколько это будет стоить.

Вы хотите пригласить маэстро? Вот вам условия.

Вам не нужно? И нам не нужно.

Это касается всех ребят, с которыми я работаю.

И на картине «Очи черные», и на «Урге», и на «Утомленных солнцем», когда мы работали с партнерами, и на «Сибирском цирюльнике» мы поставили себе законом: команда, которая приезжает туда, приезжает на принятом международном уровне. И пусть я прослыву человеком с тяжелым характером, но действует это безотказно.

Я горжусь тем, что я дорого стою. И еще более горжусь тем, что платят мне не здесь, где нечем платить, а там. Не за то, что я кому-то там служу, а за то, что я и мои товарищи делаем нечто, что оценивается высоко.

И я считаю это большим достижением. Это значит, что мы на правильном пути, если национальный продукт пользуется таким спросом. И заметьте: не недра, лес или нефть, а то, что сделано своими руками и у себя на Родине. (I, 76)

(2012)

Нужно помнить вот о чем. Цивилизованный Запад так называемая загадочная русская душа вовсе не интересует. Запад интересуют гигантские богатства, сокрытые в российской земле, леса, запасы питьевой воды. Короче, все то, чего в мире становится все меньше. Спокойствие и мир на территории России их интересуют разве только потому, что Россия – это ядерная держава, и если, не дай бог, здесь что-нибудь начнется, то не поздоровится никому.

За другими примерами далеко ходить не нужно: посмотрите, что вчера происходило в Сербии, сегодня в Египте, что происходит в Сирии, что происходит в Иране.

Интервьюер: Какую именно роль во всех этих событиях играют, с вашей точки зрения, США?

Мое ощущение (и это очень серьезный тезис) состоит в том, что речь идет об истерической агонии гигантской американской супердержавы, вооруженной суперсовременным оружием, которая ничего не может сделать против подступающего к ней банкротства.

США – это де-факто ядерная сверхдержава-банкрот. Роль доллара как резервной валюты сейчас под угрозой, а именно эта роль была основой американской гегемонии. Поэтому главным аргументом США сегодня является военная сила. А чтобы сила эта лучше работала, нужно нейтрализовать Россию, Китай и Иран.

А как можно нейтрализовать Россию? Переключить ее на внутренние «разборки», ослабляющие ее единство и государственность. Но наивно думать, что вся эта деятельность есть продукт новейшего времени. Достаточно заглянуть в директивы военного советника США Аллена Даллеса, чтобы понять, насколько глубоко и бескомпромиссно построена работа против российской государственности, против, в конце концов, самой России. Приведу всего одну выдержку из доктрины Даллеса, датированной 1945 годом: «Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх и вражду народов, прежде всего, вражду и ненависть к русскому народу, – все это мы будем ловко и незаметно культивировать. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит, но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратив в посмешище, оболгав и объявив отбросами общества». При чтении этих строк разве не понятно, что происходит сегодня?

(Есть версия, что текст доктрины Даллеса фальшивка, а что, если это не так?)

Это не охота на ведьм. Речь идет о том, чтобы сделать несколько очень простых логических выводов. Вот один звоночек… Хиллари Клинтон, которая, даже не дождавшись результатов выборов 4 декабря, торопливо и суетливо возмущалась фальсификациями.

И таких примеров можно привести десятки. (XV, 66)

Наше сотрудничество с Западом

(1989)

Мы говорим о возможности работать с Западом.

О каком сотрудничестве с Западом может идти речь, когда мы считаем деньги в чужих карманах и не понимаем, что до момента, пока мы не будем иметь уважения к себе, нас никто уважать не будет никогда!

Эта возможность иметь там больше только потому, что кому-то что-то подарил, эта мелочность, это низкое обслуживание людей, эта невозможность представить себе, что мы есть великая держава…

К нам относятся, как к дешевой рабочей силе, и мы себя сами считаем дешевой рабочей силой и позволяем с собой обращаться так. Потому что мы думаем, что если будем похожи на них, то нас будут любить.

Это неправда. Потому что похожего не любят – любят того, кто имеет свое лицо, свою культуру. (I, 29)

(2005)

Интервьюер: Существует мнение, что Запад сегодня потерял интерес не только к нашему современному искусству, но и к стране в целом. Вы согласны?

А как объяснить то, что нас не приглашают на встречу союзников, праздновавших 55-летие Победы над Германией? Или фразу Мадлен Олбрайт, бывшего госсекретаря США: «Где же тут справедливость, если такой землей, как Сибирь, владеет только одна страна?»

Попробовала бы она это сказать двадцать лет назад!

Но надо помнить и о другом: нас не будут уважать до тех пор, пока мы сами себя не станем уважать. В Америке, к примеру, не стесняются снимать фильмы, где чуть ли не в каждом кадре звучат идеи патриотизма и величия американской нации. Когда в американские летные школы уменьшился поток поступающих, Пентагон дал семьдесят пять миллионов долларов на съемку фильма – и была снята «Школа асов» с Томом Крузом. После чего количество желающих пойти послужить в их ВВС снова восстановилось.

А что нам мешает делать такие крепкие пропагандистские фильмы?

Страх перед вами, журналистами! Критики заклюют!..

Хотя у нас это тоже уже делали в тридцатые – пятидесятые годы. «Кубанские казаки» – замечательный пример. Другой разговор, что Америка сумела подтянуть реальную социальную жизнь к «киношной картинке», а мы не сумели этого сделать. Хотя и наш народ верил в то, что где-то там, на сельхозвыставке, действительно так шикарно живут. И они когда-нибудь смогут жить так же.

И на этой вере строился коммунистический режим. (I, 114)

ЗАПАДНИКИ И СЛАВЯНОФИЛЫ

(1998)

Глупо и бесперспективно делиться на западников и славянофилов.

Мы должны сотрудничать с Западом, но равноправно, а не в позиции «научим аборигенов петь Марсельезу». Мы сами сейчас сделали огромные шаги в сторону истребления собственного достоинства, представления, что мы что-то умеем делать. Мы оттолкнули своего производителя от того, чтобы он гордился тем, что делает своими руками…

Молодая кровь – на Востоке. И не понимать этого сегодня – значит обречь себя на экспансию либо отсюда, либо оттуда.

Мы смотрим на Запад – ждем оттуда денег, слушаем, что они скажут, ездим туда учиться, отдыхать, лечиться, смотрим, как они проникают к нам. С другой стороны, каждый день в Хабаровском крае растворяется одна тысяча китайцев. Катастрофа произойдет, если каким-то образом Запад начнет конкурировать с Востоком на нашей территории. Не допустить этого – главная геополитическая задача России на будущее. Но для этого надо, по меньшей мере, быть самим собой.

Вы будете лететь на восток из Москвы девять часов над огромной страной. Под крылом вашего самолета огромное количество людей будет говорить на одном языке. Причем чем дальше летите, тем пространство становится все более широким, а народу становится все меньше и меньше.

О чем говорить?

Займите людей освоением собственной земли, гигантских ее запасов! Ермак завоевывал Сибирь огнем и мечом. Брежнев отправил комсомольцев строем на БАМ… Сегодня можно двигаться на Восток свободно, с высокими технологиями, дав возможность людям не жаться в коробках мегаполисов, а занимая земли… (I, 76)

ЗАРПЛАТА

(2001)

Я не получаю зарплату нигде, кроме своей Студии «ТРИТЭ».

Мне полагалась зарплата в Союзе кинематографистов, и когда я пришел в Союз, то увеличил ее в два раза. И отдал в Дом ветеранов кино. Пресса сразу объявила: первое, что Михалков сделал, это увеличил себе зарплату в два раза. А вот то, что отдал ее, уже не было написано, видимо, не хватило места.

Кроме того, довольно много провожу мастер-классов здесь и за границей.

Издал две книги – «Храмы Москвы» и «На семи холмах». Замечательно их издали. Несмотря на дороговизну, они пользуются успехом. Оказывается, издательская деятельность сегодня в России может быть выгоднее, чем кинематографическая… (I, 83)

«ЗА СТЕКЛОМ»

(2001)

«За стеклом» – это ничто и звать никак.

А мог быть потрясающий эксперимент, если б имел под собой глубокую серьезную тенденцию, чтобы понять хоть что-то.

Есть великая мысль: человек – не средство, а цель.

Для людей, которые делают эти передачи, человек – средство. В этом заключается самая главная проблема. Как только человек станет целью для тех, кто делает телевидение, или тех, кто печатает газеты, изменится тенденция.

А здесь опять мы упираемся в один и тот же вопрос: не как жить, а зачем жить?

Это духовный вопрос. (I, 83)

ЗАСТОЛЬЕ

(1998)

Люблю людей, умеющих вкусно поесть, и ненавижу тех, кто любую пищу жует без аппетита, да еще показывает при этом, будто бы сыт.

Любопытно и то, как человек ест в компании. Берет ли первым, тянется ли за лакомым куском?..

Все происходит подсознательно.

Важно и то, как человек пьет. И кем, выпив, становится…

Я до ублюдочного состояния не набирался и, надеюсь, не наберусь. Хочется верить, что пить я умею. Впрочем, можно сказать и без ложной скромности – умею. (I, 75)

«ЗВЕЗДА»

(2003)

Вот очень хорошая картина Лебедева «Звезда»…

Но когда я смотрю картину «Звезда» Лебедева и старую картину «Звезда», то кажется – все спецэффекты у Лебедева в руках, все возможности сегодняшних технологий, молодые актеры, популярные и так далее. Но когда ты сравниваешь две картины: вторая, старая, картина (где этого ничего нет) – возникает одно кино, которое привязано к почве (это то кино, старое), и другое кино, которое к почве не привязано. Если этих ребят назвать Джон, Джек, Джим и все то же самое – камуфляжи, автоматы и так далее, и так далее, то мы не сможем их отличить от любых других героев блокба-стеров, которые воюют во Вьетнаме, где-то там или там.

В чем дело?

Дело в том, что унификация, то есть возможность усреднить представление о той войне, приблизив ее к представлению о войне, скажем, в Чечне или Афганистане, – это очень большая ошибка. Это совершенно разные войны. Потому что одна война, когда ты воюешь у себя на Родине и ты знаешь, за что ты воюешь; другая война, где ты воюешь где-то, за чьи-то интересы. (V, 16)

ЗВЕЗДНАЯ БОЛЕЗНЬ

(1998)

Что касается «звездной болезни», то тут мне мощные уроки в жизни давал брат.

После фильма «Приключения Кроша» меня пригласил в студию фотокорреспондент и наснимал огромное количество портретов. Я и так сижу, и эдак, и анфас, и в профиль.

Потом я пришел в свою комнату и из тридцати, допустим, портретов три повесил на стенку. Куда-то ушел, потом возвращаюсь, все мои фотографии развешаны на стене, и от одной к другой нарисованы на бумаге стрелочки. Я так по этим стрелочкам иду и прихожу на вот такую ма-аленькую фотографию прадедушки Сурикова, который скромно стоит на общем плане, скрестив руки на груди…

И подпись: «Бери пример с предков». (I, 76)

ЗВЯГИНЦЕВ АНДРЕЙ

(2003)

Ведущий: В студии программы «Ночной полет» создатели фильма «Возвращение», лауреаты премии Венецианского кинофестиваля «Золотой лев» за лучший фильм и за лучший дебют Андрей Звягинцев (режиссер) и Михаил Кричман (оператор). Звонок в студию Никиты Михалкова:

Дорогие Андрей и Миша, бесконечно счастлив за вас!

Андрей, я видел Вас по телевизору несколько раз за сегодня, и, судя по тому, как Вы говорите, Вы не тот человек, который снимает кино для премии.

Это радость нечаянная, и это самая счастливая радость.

Двенадцать лет назад я бежал по набережной, когда моя картина была в конкурсе «Золотого льва». Когда я добежал, я решил: что бы ни было – я хочу остаться автором своей картины.

Я убежден, что Вы испытываете то же самое.

Ежи Кавалерович много лет назад мне сказал: «Я снял картину «Поиск», и она имела огромный успех – такой оглушительный, что я испугался снимать. И почти десять лет не снимал, потому что все время выбирал, как бы не сделать хуже».

Забудьте об этом. Не ждите славы. Вперед! Не оглядывайтесь!

Вы – талантливейший человек. Я бесконечно счастлив за Вас и за ваше кино! (V, 15)

(2011)

Интервьюер: Лента Андрея Звягинцева «Елена», отмеченная спецпризом на Каннском кинофестивале, открыла сегодня российскую программу ММКФ в столичном Доме кино.

Для меня очень важно, что на открытие российских программ пришло больше народу, чем вчера на мировую премьеру «Трансформеров».

Сегодня вы смотрите картину нашего «звездного мальчика», который пока ни разу не выстрелил мимо. Он очень серьезный режиссер, очень умный человек, он настолько серьезно занят своей профессией, что может быть для всех примером. (XV, 55)

ЗДОРОВЬЕ

(2005)

Интервьюер: Что важнее здоровья?

Ничего.

Здоровье – это аванс, который дает тебе Господь Бог, а ты должен его отработать. А если не отработаешь, то очень скоро начнешь платить проценты.

Другой разговор, что иногда ты работаешь и не можешь сделать остановку, чтобы, скажем, позаботиться о себе. А это идет во вред. Но если ты все делаешь во благо и рискуешь собой ради дела, есть надежда, что Господь смилостивится. (1, 121)

(2008)

Интервьюер: Насколько я понимаю, для Вас «здоровый» – вообще высшая похвала.

Правильно.

Душа должна быть здорова в первую очередь, ну и тело, конечно, желательно. Потому что у здорового человека и взгляд здоровый.

Здоровье – это здо́рово… (I, 129)

ЗЕМЛЯ

Земля и землевладение

(1992)

Не следует нам забывать об общине.

Конечно, не возрождать ее в прямом смысле (я понимаю, что это исторически невозможно), но, используя сохранившиеся ее элементы (сход, собрание, «помочи»). Именно этим традиционным народным структурам необходимо предоставить право отказа в покупке земли, ибо людям (в отличие от исполнительной власти) отнюдь не безразлично, кто будет их соседями. И если исполнительная власть дает разрешение на покупку земли, то община обладает правом вето на любое решение исполнительной власти.

Необходимо вернуть и традиционное монастырское землевладение, причем в значительных объемах, ибо это были и, уверен, будут центры подлинного народного землепользования и хозяйствования, экологически чистые и нравственно здоровые.

Не закрывать колхозы и совхозы, а использовать все здоровое в них, заимствовать от традиционного общинного землепользования. Для этого необходимо полностью деидеологизировать их, чтобы они служили земле, а не какой-нибудь политической идее (не важно, вчерашней ли коммунистической или сегодняшней демократической).

Предоставить право крупным предприятиям (заводам, фабрикам, комбинатам) приобретать пустующие бросовые земли и неугодья для ведения сельскохозяйственного производства. Трудовые коллективы сегодня – это в определенной мере тоже общины, где невозможны сговоры и тайные решения.

Я бы рискнул предложить еще одно решение, но боюсь, что на сегодняшний момент оно будет не понято общественным мнением. Речь идет о дворянском землевладении.

Оно имело в прошлом свои минусы и плюсы, но, право же, плюсов все же было больше. Настало время возврата земли потомкам прежних собственников усадеб с гарантией со стороны последних заниматься именно сельским хозяйством. Хотя я уверен, что процент желающих заняться именно этим будет незначительным.

Да и где их взять сегодня – потомков старой дворянской культуры землепользования?.. (I, 42)

Земля и культура

(1992)

Все семьдесят лет с лишком государство транжирило то, что нашей стране Бог ниспослал.

Мы продавали не продукты своего труда, а дарованное свыше: нефть, уголь, газ, руду – словом, все то, к чему не были приложены наши руки. Когда же истощились недра, вчера еще казавшиеся неисчислимыми богатства, пришел, видимо, черед пойти с молотка и самому корню русскому, матушке-земле, и «второй природе» нашего народа – русской культуре.

Вообще, эти два вопроса – земля и культура – для меня нерасчленимы, едины и неделимы. Дальше продавать будет уже нечего – пустота, смерть, забвение…

Земле нужен хозяин с развитым чувством собственника. Деловой человек, умеющий хозяйствовать, то есть обрабатывать землю, выращивать хлеб, продавать плоды своего труда, относящийся к ней не как к предмету выгодной купли-продажи, но как к частице самого себя, как к земле-матушке.

Для нашей страны земля несет в себе некий мистический смысл, и рассматривать ее лишь как экономическую категорию есть очевидное недомыслие. Это понимали даже большевистские руководители, которые на месте рухнувшей крестьянской общины создавали все-таки колхозы – эту бюрократическую имитацию общинного землепользования, а не фермерские хозяйства на манер североамериканских…

Мы живем все-таки не на территории, не на экономическом пространстве, а на родной земле, где лежат кости наших предков. Именно эти «косточки русские» и делают ее Родиной, землей-матушкой, землей-кормилицей. Предполагаемая ее продажа денежным мешкам, не имеющим с ней кровной отеческой связи, погубит страну, ее генофонд, ее будущее. Ведь недаром в народе говорят: «Чья земля, того и вера».

Я бы желал, чтобы русская земля оставалась русской, а стало быть, и вера – православной… (I, 42)

О праве собственности на землю

(1992)

Я не политик и не претендую на законодательные рецепты, но меры защиты российской провинции, русского крестьянства хотел бы предложить.

В первую очередь это касается введения преимущественного права владения, пользования и распоряжения землей коренному населению. Именно коренное население должно иметь льготы (причем огромные) перед всеми другими, кто хотел бы эту землю приобрести. Я имею в виду низкие расценки стоимости земельного фонда, чтобы коренное население было конкурентоспособно отстоять право собственности на землю.

И следующий шаг – кредиты и ссуды на сверхльготных условиях, опять же коренному населению для становления крепких хозяйств… (I, 42)

Приватизация земли

(1992)

Хотелось бы поделиться с вами некоторыми размышлениями, касающимися одной из самых острых, на мой взгляд, проблем сегодняшнего дня.

Речь идет о так называемой приватизации земли.

Эта тема у всех на устах, многие видят в радикальной реализации этой программы панацею от всех бед, свалившихся на нашу страну. «Вот отдадим в частные руки землю, и тогда случится тот качественный рывок вперед к подлинной рыночной экономике, которая все поставит в России на свое место» – так рассуждает большинство.

Надежды эти подкрепляются многотомными расчетами экономистов-теоретиков, как отечественных, так и зарубежных, практикой хозяйствования почти не занимающихся, знающих, по их мнению, как накормить страну, но не умеющих, по моему убеждению, этого сделать.

Что касается зарубежных их коллег, то благие рекомендации, как улучшить, перестроить, заменить и т. д. и т. п., явно окрашены в марксистские тона, ибо позволяют провести еще один эксперимент, и опять на чужом народе. Как и для марксистов, Россия для них – чужбина, а с ней обычно не очень церемонятся. Зато интересно (с научной точки зрения) посмотреть: что же из всего этого получится.

Помните известный пассаж Андрея Вознесенского: «Есть идея! Если разрезать земной шар по экватору и вложить одно полушарие в другое, как половинки яичной скорлупы… Правда, половина человечества погибнет, но зато другая вкусит радость эксперимента!..»

Я принадлежу, к счастью или к сожалению – время покажет, к тем, кто к экспериментам на судьбах людей относится совершенно определенно и однозначно – это недопустимо и преступно…

Я из поколения «сомневающихся», такова уж, видно, судьба. Предвижу многочисленные обвинения в мой адрес – ведь сомнения сегодня, в эпоху дурацкой эйфории, не в почете, но поделать с собой ничего не могу…

Обращаюсь к тем, кто еще может, а главное – хочет выслушать сомнения, которые не беспочвенны уже в силу того, что мы ясно видим, как на наших глазах великий народ, лишенный кола и двора, наэлектризованный хлесткими лозунгами типа: «Даешь приватизацию земли!», «Даешь приток иностранного капитала в отрасли культуры!», «Даешь ликвидацию Министерства культуры!» и т. д. и т. п. (помните недавнее «Даешь коллективизацию!», «Даешь новый быт и культуру!»), опять пытаются превратить в политизированный студень, которым можно легко манипулировать.

Многое в нашей истории уже было, в частности, и лозунг «земля – крестьянам». Во что обернулась его реализация – напоминать не буду. Но сегодняшние игры «с земельным вопросом» чреваты, на мой взгляд, еще более грандиозными апокалиптическими последствиями.

Да, земле нужен Хозяин, с развитым чувством собственника, деловой человек, умеющий хозяйствовать, т. е. обрабатывать землю, выращивать хлеб, продавать плоды своего труда, относящийся к ней не как к предмету выгодной купли-продажи, но как к частице самого себя, как к земле-матушке. Вспомните русские пословицы и присловья о земле, которые наполнены совсем не экономическим смыслом: «мать сыра земля», «свят дух на земле», «рыбам вода, птицам воздух, а человеку земля», «и пошла отсюда русская земля» и многие-многие другие. И, самую, пожалуй, важную – «с родительской земли умри – не сходи»…

Сегодня же, провозгласив приватизацию земли, наши руководители силятся внедрить вненациональную модель организации сельского хозяйства, основанную на энергии капитала.

Однако кто сегодня богат, сегодня, в эпоху первоначального накопления капитала? Спекулянты, теневики, преступные элементы. Да что там говорить – всем, очевидно, полезно еще раз перечитать хотя бы Диккенса.

И кто же станет сегодня владельцем нашей земли? Очевидно, что не российский труженик, а нувориш, рассчитавший выгодное вложение далеко не чистого капитала.

Вот и получит наша страна не хозяина земли, а коммерсанта, который освоит ее с огромной экономической выгодой. Он превратит поля вокруг монастырей, пустота которых, по его мнению, лишена какого-либо «экономического смысла», в идиллический коттеджный ландшафт с видом на монастырь, где будет приятно провести время солидному состоятельному человеку… (I, 42)

Чужая земля

(2013)

До чего земля большая, Величайшая земля. И была б она чужая, Чья-нибудь, а то своя…

Вот это отношение к своей земле, оно и определяло, на мой взгляд, очень во многом генетический код русского человека.

Но ведь сейчас – ни гражданской войны, ни мора, ни цунами. Ничего этого не было, а земля умирала, потому что с нее уходили люди. Вот все, что мы сейчас видим, проезжая на машине, такие заросли молодого березняка, кустарники – это все были поля, которые практически кормили местного жителя и не только его. Сегодня – это кормовая база для зверя…

Меня мучает вопрос, на который я не могу ответить: почему ушли люди отсюда?

Вот здесь жила русская семья, а теперь – здесь пустой разрушенный дом… Это исход с родной земли, это трагедия…

Что должно происходить в душе человека, если он может вот так – все бросить и бежать с родной земли. Что гонит его отсюда? За что такая кара? При выигранной войне, сумасшедшей, страшнейшей войне. При миллионах жертв, при восстановлении народного хозяйства, при космосе, Гагарине, самолетах, вертолетах, заводах, фабриках…

Почему?

Что должно заставить человека бросить ту землю, которая его кормит? Как нужно унизить достоинство человека, живущего на земле и ее обрабатывающего, чтобы он сломя голову бежал из своего родного дома? И не возвращался…

Значит, у него вытравлено все его существо! Кто лишил его этих корней? Я не хочу кого-то обвинять, я задаю этот вопрос себе, так же как и вам. Мы что, не талантливый народ, мы бездарны настолько? Но тогда – куда девать русскую литературу, науку, менделеевых, пушкиных, мусоргских… Куда их девать? Они что, из космоса к нам прилетели? Нет, они здесь выросли…

Что же случилось, где нарушен код? Этот вопрос я хочу задать всем. И хочу получить ответ. Или хотя бы чтобы этим вопросом занялся еще кто-то, и кто-то, и кто-то… до самого верха. Чтобы мы трезво посмотрели на свою жизнь, ужаснулись от этой жизни и вместе решили – что делать.

Глядя на все это, я испытываю ужасающий стыд – и за себя в том числе. Я испытываю стыд, оттого что в какой-то момент или моменты неумолимого времени мы потеряли иммунитет и бдительность. Мы решили, что кто-то вместо нас придет и сделает то, что должны делать мы сами. Этот кто-то действительно может прийти и сделать все за нас, но дело в том, что мы-то сами уже не будем нужны тем, кто все за нас будет делать… (XIV, 5)

ЗЕМЛЯЧКА И БЕЛА КУН

(2004)

Розалия Самойлова, партийно-воровская кличка «Землячка». Еще была кличка «Демон». Как точно! И Бела Кун. Вот два человека, которые были полновластными властителями Крыма в 1920 году и палачами тех офицеров, солдат, казаков и гражданских лиц, которые должны были проходить регистрацию.

Что нужно им было здесь? Чего не хватало Розалии в ее другой жизни? Почему Бела Кун, мадьяр, взял на себя право и возможность судить и казнить русских людей в России? Чего не хватало ему там, у себя в Венгрии?

Я думаю, что это один из тех вопросов, которые долго будут загадкой, если мы всерьез и внимательно не изучим историю большевистского движения в России и не поймем, кто делал революцию и кто проводил в жизнь красный террор. (XIV, 2)

ЗЕМСТВО

(2001)

Идея земства очень правильная…

Был и остаюсь подвижником этой идеи, если бы она не оказалась в руках тех, кто совершенно другие цели преследовал и преследует. (I, 83)

«ЗОЛОТОЙ ЛЕВ»

(2007)

Этот «Золотой лев» <за фильм «12»> уникален.

Такой награды, которую мы получили, не было в регламенте, она придумана. Мы нарушили определенный баланс, который сложился на фестивале. Жюри буквально раскололось на две части. Такую награду давали только два раза за всю историю фестиваля – первый раз великому Лукино Висконти и вот теперь вашему покорному слуге. Ведь, по идее, нам могли дать какую-то медаль или специальное упоминание, но, видимо, картина настолько вмешалась в эту сложившуюся схему, что другого выхода просто не было.

Я очень горд тем, что режиссеры мирового класса пересмотрели свое решение и дали нам «Золотого льва». По большому счету, если можно было бы сделать пиар, то лучшего придумать просто невозможно.

Это же мечта! (XV, 37)

«ЗОЛОТОЙ ОРЕЛ»

(2002)

Вершиной работы и главным призом Национальной Академии кинематографических искусств и наук является премия «Золотой Орел».

Эта премия должна перестроить зависимость кино от зрителя. Сегодня на «Оскар», на «Нику» выставляют картины, прошедшие зрителя. Но для нас сегодня важно пробивать дорогу к зрителю через номинации нашей Академии. Поэтому на номинации и на премии будут, прежде всего, претендовать картины, еще не вышедшие на экран, а имеющие разрешительные удостоверения. Пусть их еще не видел зритель, но мы надеемся, что именно приз Академии заставит зрителя идти в кино, а не оценивать картины по результатам проката и по интересу зрителя.

Это ноу-хау, дело принципиально новое…

Мы хотели бы провести первое вручение Национальной премии 29 мая. Это трудно, но зато очень удобно укладывается между фестивалями: кончились Канны, еще не начался «Кинотавр», не начался Московский кинофестиваль. Это преддверие выпуска на экран осенних картин.

Смысл проводить вручение премии в это время состоит в том, чтобы номинанты и те, кто ее получает, выходили в национальный прокат, будучи освещенными премией «Золотой Орел»… (VIII, 1)

(2002)

Почему вокруг «Золотого Орла» поднялся такой сыр-бор?

Премий намного больше: «Золотой Овен», «Лики Любви», «Кинотавр», «Триумф»… Я не понимаю, что случилось…

Я не понимаю, почему пишут: «Орел заклюет Нику, Ника загрызет Орла?» Никакой драки нет. Мы организовали свою Академию, они свою.

Знаете, как Столыпин говорил: «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия». Нам нужен великий кинематограф, нам нужна великая страна, нам нужна Академия.

Мы этим и занимаемся. Спокойно и без суеты. (XV, 3)

(2002)

«Золотой Орел» – это профессиональная премия, мы хотели бы, чтобы эти премии вручались там, где делается кино.

Поэтому мы будем делать наши церемонии в павильонах «Мосфильма» (или «Ленфильма» – на будущий год). Там атмосфера кино, возможность использовать спецэффекты. Представляете, Сергей Федорович Бондарчук снимал «Бориса Годунова», и Первый павильон застроен кремлевскими декорациями? Вот один раз проведем в таком месте. Снимает Сережа Соловьев Чехова – там проведем. Каждый раз будем вливаться в ту атмосферу, которая в настоящий момент существует в том или ином павильоне больших студий.

Учитывая, что павильон – это гигантское (девять тысяч квадратных метров) пространство, его можно застроить чем угодно, поставить там что угодно, фуршеты прямо там проводить. Вы хотите каскадеров – нате, хотите, чтобы номинантов привозили на машинах прямо на сцену – ради бога. Мы дома, мы в домашних тапочках, приглашаем к себе…

Публика тоже будет в павильоне. Иногда это будет амфитеатр, иногда – просто стулья или стоя. Каждый раз будем исходить из тех веяний и ситуаций, которые доминировали в этом году в нашем кинематографе…

Академия будет иметь возможность вручать «Золотых Орлов» картинам, которые имеют разрешительное удостоверение, но еще не были в прокате. Потому что эта премия – не премия зрителей, не по поводу того, что картину посмотрело столько-то миллионов зрителей. Первая премия вручается Тарковскому (посмертно), Жженову. И по этим именам можно понять, каковы же приоритеты, вкусы, традиции…

Допустим, картина молодого режиссера, еще не вышедшая в прокат. А мы, Академия, считаем, что эта картина достойна номинации. И она выходит в прокат со значком – получила номинацию. Мы сможем промоутировать те картины в сегодняшнем еще слабом прокате, которые еще не посмотрел зритель, но которые уже имеют разрешительное удостоверение.

Что касается номинаций, то чего выдумывать велосипед: «Лучший фильм», «Лучший режиссер», «Лучший актер»…

У нас совершенно нет претензий на то, чтобы быть «Оскаром». Хотя неминуемо скажут: «У вас, как в «Оскаре».

Что ж в этом плохого?

Очень хотелось бы, чтобы наша премия в этом смысле была для наших соотечественников такой же престижной. Смотрите, какая красивая статуэтка: яшма, позолота – действительно красиво. Сопровождать каждый приз будет десять тысяч долларов, а главный приз – двадцать пять тысяч долларов. Для артиста это хорошие деньги.

Интервьюер: Деньги дает государство?

Государство дает деньги на церемонию, но мы не можем брать у него деньги на призы. Мы будем просить освободить эти призы от налогов.

«Золотой Орел» будет отличаться от «Ники» тем, что это государственная премия?

Я надеюсь, что нам удастся сохранить в церемониях благородство, вкус, такт. И не превращать это в такой среднеазиатский КВН.

Это будет только российская премия?

Мы не хотим пытаться объять необъятное.

Давайте разберемся с нашими премиями, с нашим отечественным кинематографом. Внутри Академии уже зреет замысел учредить номинацию за лучшую картину ближнего зарубежья. Но я бы очень не хотел, чтобы это стало формальным делом: давать тому, кто ближе сидит, чтобы далеко не ходить.

Раньше Вы говорили, что «Золотой Орел» будет вручаться в сентябре…

Академия обратилась с просьбой к правительству о переносе Дня кино, этого профессионального праздника, с 27 августа (дня подписания Лениным декрета о национализации кинематографа) на последнюю пятницу сентября, тогда и будут вручаться все «Золотые Орлы». (I, 88)

(2002)

Представление премии «Золотой Орел» на Московском кинофестивале состоится в первый и последний раз. Дальше они никогда не будут пересекаться.

Вручение «Орла» будут проводить каждую последнюю пятницу сентября на съемочной площадке «Мосфильма», потому что это профессиональная премия. Это открывает абсолютно новые возможности для телевизионной трансляции, что для нас важно.

Понимаете в чем проблема: когда московская или питерская тусовка – эта «песочница» – устраивает такие мероприятия, они, как правило, заканчиваются междусобойчиком, то есть звучат шутки, которые понятны только тем, кто сидит в зале. О тех людях, которые смотрят на телеэкран, абсолютно не думают. Мы хотим это совершенно исключить. Все должно быть зрелищно, быстро и, самое главное, напрямую связано с кинематографом. Я думаю, за счет этого мы поднимем и вообще интерес к кино.

Может быть, в будущем году церемонию «Золотого Орла», равно как и ММКФ, мы проведем в Петербурге, в связи с 300-летием города, но все равно на «Ленфильме».

А во время XXIV ММКФ мы вручим несколько «Орлов» за вклад в мировое кино, потому что нам важно обозначить приоритеты академии, ее вкусовые камертоны. По тому, кто их получит, люди смогут понять философию этой премии. (II, 40)

(2005)

Интервьюер: Премия «Золотой Орел» худо-бедно существует уже три года. Что существенно изменилось в ее структуре за это время?

В структуре фактически ничего.

А почему худо-бедно?

Я бы сказал, что «Орел» вырос, он взлетел и летит мощно. В прошлом году «Золотого Орла» получил Милош Форман, в этом – Фрэнсис Коппола и Эннио Морриконе. Это ли не повод говорить о значимости премии.

На этот раз в главной номинации на премию «За лучший фильм года» конкурировали четыре картины – «72 метра», «Водитель для Веры», «Мой сводный брат Франкенштейн» и «Свои», сделанные практически на мировом уровне.

Это ли не интрига?

А пятая – «Папа» – сделана, по-вашему, не на мировом уровне?

Да, пять, конечно, пять. Простите…

Почему Вы решили в этом году вручить «Орла» «За вклад в мировое искусство» именно Фрэнсису Форду Копполе?

А у Вас есть другие кандидаты? Еще значительнее и выше?

Ну почему бы, скажем, не Мартину Скорсезе?

Хорошо. Значит, в следующий раз будет Скорсезе.

А каковы ваши прогнозы относительно премии на будущий год? Чем еще собираетесь удивлять?

Посмотрим, какие фильмы выйдут в этом году. Насколько я знаю, будет минимум шесть серьезных картин, в том числе лента Алексея Балабанова «Жмурки», которая в будущем году сможет претендовать не только на «Орла», но и на другие солидные премии и фестивальные призы. Но «Орел», как вы знаете, собирает все лучшее, что выходит за год.

Скажите, а могут попасть в список номинантов на премию фильмы, которые Вам лично не нравятся?

Конечно, могут.

Список номинантов создается из предложений всех членов Союза кинематографистов, потом из него выявляют «шорт-лист». В этом году было около четырех тысяч голосовавших. Я никогда не влияю на решение академиков. Считаю это порочной практикой, которая может привести бог знает к чему.

Другое дело, что, естественно, в список Академии могут попасть мои друзья и знакомые. Но я работаю в кино тридцать восемь лет, и практически каждый второй кинематографист в нашей стране так или иначе работал со мной когда-нибудь. Я ведь не вчера в кино пришел. Полжизни я работал на имя, а теперь оно работает на меня.

Смешная ситуация, на мой взгляд, даже абсурдная произошла, когда в список претендентов на «Золотого Орла» попал фильм моего брата Андрона «Дом дураков». Меня тогда обвинили в том, что я, дескать, устроил из национальной премии какой-то междусобойчик. А куда мне девать брата, который был лауреатом Каннского и Венецианского кинофестивалей? Что же теперь, если он мой брат, он должен пойти на рынок торговать бананами, что ли?

Вообще вся эта шумиха вокруг моего имени и премии «Золотой Орел» меня просто поражает. Согласитесь, три года назад было решение съезда Союза кинематографистов создать Академию кинематографических искусств и наук. Руководство Союза ее создало. Затем было решение учредить премию «Золотой Орел». Ее учредили. Теперь есть президент Академии, есть Совет Академии. А я даже не член президиума Академии. Да эта премия такая же моя, как любого члена Союза кинематографистов.

То есть Вы не считаете, что у «Золотого Орла» ваше лицо?

Нет, я так сказать не могу.

С другой стороны, наверное, на этом этапе просто нет человека, кроме меня, который мог бы взять на себя это тяжелое бремя. Моя главная задача – создать механизм, который будет работать вне зависимости от того, кто им руководит. Это неблагодарный труд. Ничего за это время, пока я «управляю» механизмом «Орла», кроме зависти, злости и откровенной лжи, не было. Но я думаю так: чем больше тебя задевают, тем больше в тебе должно быть уверенности, что ты идешь правильной дорогой.

Так что все нормально! (I, 113)

(2006)

Интервьюер: Вы получили «Золотого Орла» за лучшую мужскую роль в фильме «Статский советник». Как Вы оцениваете эту награду?

Среди номинантов была серьезная конкуренция, и я хочу верить, что решение было принято не за заслуги вообще, а за эту конкретную роль.

Мне эта роль очень дорога – это профессиональная победа, а не просто награда за долгую жизнь в кинематографе. Я испытываю огромную признательность к своим партнерам. Они продемонстрировали терпение, сострадание, работоспособность, а Борис Акунин обладает и терпением и толерантностью…

В числе номинантов и победителей много молодежи – означает ли это, что налицо преемственность поколений в нашем кинематографе?

Это самый важный момент. В самый трудный момент мы продолжали дело, и нам стали доверять…

Как Вы оцениваете сами IV церемонию вручения премии «Золотой Орел»?

За четыре года, что существует «Золотой Орел», мы сумели доказать, что нас интересуют не амбиции, не желание высказать, кто из нас лучше, а желание поднимать кинематограф и его престиж. (I, 122)

(2009)

Вопрос: Не кажется ли Вам, что противостояние «Золотого Орла» и «Ники» принижает ценность и той и другой кинонаграды? Похоже, что обе академии превратились в некий междусобойчик, который интересен лишь его участникам, но не зрителям.

Нет, не кажется.

«Ника» – академия частная, ее организовали физические лица. А «Золотой Орел» – награда Национальной киноакадемии, ее учредители Министерство культуры РФ, Академия наук РФ, «Первый» канал и канал «Россия», а также Союз кинематографистов России и «Российская газета».

Вот и решайте, что междусобойчик, а что – нет. (XV, 41)

ЗРИТЕЛЬ

(1983)

Мы обязаны хотя бы попытаться помочь зрителю приостановиться, прислушаться, оглянуться на собственную жизнь. А без серьезного разговора мы этого зрителя попросту не удержим. Более того, потеряем его уважение, а самое главное – его доверие к нам.

Кстати, зритель нередко совсем не узнает себя на экране, ведь не случайно про что-то сверхъестественное, неправдоподобное люди говорят: «Ну, это как в кино!..»

Мы зачастую увлекаемся погоней за зрителем. И идем по самому легкому пути, лихо скорректировав теорию: кассовый фильм кто-то назвал зрительским, затем массовым, затем демократичным. И осудить его становится как-то неуютно, не по себе, что ли… (I, 15)

(1983)

Я думаю, что для тех, кто занимается творчеством, занимается им увлеченно, честно, для кого искусство есть плод духовных поисков, путь постижения истины, выражения сокровенных мыслей, требующих своего выхода, не может стоять вопрос о работе в расчете на чей-то вкус – безразлично «низкий» или «высокий».

Если фильм делается искренне, он не может не найти отклика у какой-то части зрителей.

Этот отклик может быть позитивным или негативным, фильм может нравиться, не нравиться и даже резко не нравиться, но это будет реакция живая, активная…

Мне думается, что у наших картин есть свой зритель. Приятно, когда его круг растет, будет огорчительно, если он сузится, но так или иначе главное для нас – не абстрактное число проданных билетов, а серьезность отношения аудитории к тому, что мы делаем.

Подтверждение этой серьезности я нахожу в спорах вокруг наших картин и в нареканиях, нам адресованных. Любое мнение, даже с авторской точки зрения несправедливое, заслуживает уважения, если оно высказано искренне…

Такая реакция для меня предпочтительнее, чем равнодушная вежливая улыбка человека, который старается побыстрее уйти в сторону, чтобы, не дай бог, не сказать что-нибудь конкретное, в особенности если картина ему не нравится… (I, 17)

(2011)

Сегодня, я думаю, одна из самых больших проблем – это попытка пробиться к зрителю. Уровень интереса зрителя к кинематографу очень сильно изменился, он упростился, опримитивился. И думаю, что это проблема не только наша, а мирового кинематографа в целом…

Но все же я хочу сказать, что есть у нас и думающий зритель, который стремится понять, который «работает» в зрительном зале. Я смог в этом убедиться, прочитав более трехсот рецензий, полученных от обычных зрителей со всей России и СНГ, которые приняли участие в объявленном нами (Студией «ТРИТЭ») конкурсе зрительских рецензий на трилогию «Утомленные солнцем».

Я откровенно потрясен глубиной зрительской мысли. По сравнению с этим отечественная кинокритика – ничто. А ведь эти рецензии писали простые зрители! И это настолько глубоко, и настолько интересно! И неважно, ругают они тебя или хвалят, важно, что они глубинно хотят разобраться в том, что тебя волнует и о чем ты хочешь с ними говорить, а не самоутвердиться за твой счет, пытаясь тебя унизить, и не отплясывая на твоей спине чечетку, чем часто занимаются отечественные критики.

И я убежден, что благодаря именно таким зрителям у российского кинематографа есть будущее. (VII, 5)

ЗЮГАНОВ

(1996)

Зюганов лично – интеллигентный человек, доктор философских наук.

Впервые со времен Владимира Ильича Ленина во главе коммунистов личность, которая имеет действительно хорошее образование, а не просто окончившая ВПШ… И когда Зюганов говорит серьезно, с точки зрения здравого смысла, он не похож на большевика, он, скорее всего, социал-демократ… (I, 66)