Pulp

* * *

Меня окружали трупы. Трупы, тьма и холод. Холод пробирал до костей. Трупы хватали меня мёртвыми руками, пытались затащить обратно в ледяную трясину, где мы только что плавали вместе. Но я сумел прорваться через них.

Сначала я выпростал руку, и пальцы тут же сковал мороз. Оказывается, в жидкой, полной трупов, грязи было куда теплее, нежели на воздухе. Но я поборол постыдное желание нырнуть обратно в тепло — сейчас оно означало для меня смерть. Усилием более воли, нежели одеревеневших от холода мышц, я вытолкнул себя из трясины. Опираясь на трупы, повалился прямо на них, жадно вдыхая ледяной воздух. Как и все мертвецы, я был раздет донага и теперь полз по телам к берегу. Хотя кого я обманываю, полз я куда придётся — берег впереди или нет, я не знал.

Всё же удача повернулась ко мне лицом, и я выбрался-таки на относительно твёрдую землю. Трясина с плавающими в ней трупами осталась позади. Что делать дальше, я не представлял, но главное я понимал — останавливаться нельзя. Холод убьёт меня в считанные часы. А может, я часа не протяну — на морозе и нагишом.

Первым делом я сумел подняться на ноги. Сам даже толком не представляю, каким чудом мне это удалось. Держась за кривой ствол дерева, я поднял себя на ноги и почти повис на нём. Стоять прямо было уже выше моих сил. Но теперь надо сделать первый шаг. Отпустить ствол и идти вперёд. Но только лишь я разжал пальцы, как тут же повалился в ледяную грязь. Новый подъём я уже не смог бы осилить даже под страхом смерти.

Вот, значит, какой была моя судьба. Надо сказать, у неё есть чувство юмора — очень чёрное. Я умирал в ледяной грязи, той самой, в которой годами барахтался во время войны. Тогда я смог выбраться, но теперь холод и грязь добрались до меня, чтобы выпить жизнь. Недалеко я ушёл от братской могилы, устроенной синим курткам атамана Сивера.

Из последних сил я попытался зацепиться пальцами за нижние кривые ветки дерева, но пальцы лишь скребли по коре. Она отслаивалась пластами, будто кожа попавшего под газовую бомбардировку. Последнее, что помню — отвратительное ощущение жирной ледяной грязи между пальцев.

Меня подвесили, будто тушу на бойне, да и обрабатывал меня лично фон Вольг ничуть не хуже. Хорошее мясо нужно как следует отбить перед тем, как начинать резать. И полковник дал волю кулакам. Бил расчётливо, так чтобы причинить боль, но не покалечить. Мои рёбра трещали от его ударов, что творилось с органами — лучше не думать, боль красной пеленой застила глаза. Но главное, фон Вольг не задал ни единого вопроса — он просто бил меня, чтобы получить удовольствие.

Через багровую завесу боли я видел улыбающегося Рыкова, приветствовавшего каждый удачный удар фон Вольга. Удачным был тот, что заставлял меня издать сдавленный стон. Большего им от меня добиться не удалось. На некотором расстоянии от них стояла Серая Лисица. По всей видимости, её не раскрыли, и как бы ни злобствовал Рыков, фон Вольг обратил весь свой гнев только против меня.

— Ну вот теперь ты готов, — улыбнулся фон Вольг, натягивая перчатки. Он снял их перед тем, как начать избивать меня. — Отвечать будешь?

— Пошёл ты, — плюнул я ему в лицо.

Фон Вольг ответил на это оплеухой — такой сильной, что у меня дёрнулась голова, что-то неприятно хрустнуло в шее, а по лицу потекла кровь из разбитой губы.

— Отчаянный, — стёр плевок со щеки полковник.

Теперь он даже не потрудился снять перчатки — обрушил свои пудовые кулаки на мои прямо в них.

Свет в глаза привёл в себя — у меня не было сил даже на то, чтобы поднять руку и защититься от него.

— Нашли, — раздался приглушённый голос, говорили на экуменике. А следом меня подхватили под руки и куда-то понесли. Ноги мои волочились по грязи, но сил на то, чтобы сопротивляться или хотя бы возражать, у меня не осталось.

Потом было тепло. Я лежал на брезентовом полу большой палатки и буквально впитывал его. Казалось, трясина и ледяной воздух вытянули из меня всю теплоту без остатка, но теперь оно возвращало мне жизнь. Настолько, что я даже сумел сесть без посторонней помощи, натянув одеяло, которым был укрыт, на плечи. Палатка была тёмной и не очень большой. В углу мерцал красными огоньками тепловой артефакт. Дорогая штука, конечно, но очень удобная, прогревает помещение за считанные минуты, поддерживая комфортную температуру. Даже если бы за стенами палатки бушевала метель или стоял трескучий мороз, от которого лопаются деревья, внутри бы было так же тепло. Пока не закончится магиум, конечно. Глупо не запастись такими артефактами, отправляясь в Руславию, известную своим суровым климатом.

Глаза быстро привыкли к темноте, и я увидел, что кроме артефакта в палатке имеются ещё стол и стул. Обычные складные армейские, не изменившиеся ничуть со времён войны. Я забрался на стул, кутаясь в одеяло, и ссутулился, положив локти на столешницу. Сейчас, когда мне удалось отогреться, пришёл голод — причём зверский. Даже в животе неприлично заурчало. Я уже хотел было подняться и выглянуть из палатки, но тут клапан откинулся в сторону и ко мне, пригибаясь, вошёл Оцелотти. В руках он держал миску похлёбки и пару ломтей хлеба. Стоит ли говорить, что ничего вкуснее этого я не ел в жизни.

Я молча умял первую порцию и попросил добавки. Оцелотти, ни слова не говоря, принёс ещё. Я понимал, что ем самую простую похлёбку из пищевого концентрата, какой кормили на фронте, и хлеб был так себе, но я зверски хотел есть, и до вкуса пищи мне не было никакого дела. Организм насыщался, восстанавливая силы, пошедшие на то, чтобы практически вытащить меня с того света.

Отставив чистую миску в сторону, я хотел было поблагодарить Оцелотти, но глаза закрылись сами собой. Последнее, что помню, как снова повалился на пол палатки.

Теперь меня окатили ледяной водой. Всё тело превратилось в один сплошной сгусток боли. Болели стянутые наручниками запястья, болели локти из-за того, что я долго висел, болели рёбра и внутренности, отбитые фон Вольгом, болело лицо, куда пришлось несколько ударов, которыми полковник приводил меня в чувство. Красная пелена сгустилась, и теперь я видел только тех, кто был рядом со мной. Точнее того, потому что всего в паре шагов от меня стоял лейтенант Рыков с парой электродов в руках.

— Полковник предпочитает старые добрые методы, — произнёс он, — но я думаю, дело за новым подходом. Электричество развязывает языки куда лучше кулаков.

— Пока что ты тут болтаешь, — раздался откуда-то из багровой мути, застилавшей взгляд, голос фон Вольга. — Начинай уже.

Рыков не стал ничего отвечать — он просто ткнул длинными палками электродом мне в рёбра.

Вот теперь пришла настоящая боль!

Меня корёжило, ломало, било чудовищной судорогой. Все мышцы скрутились, наливаясь невыносимой болью. Только сейчас я почувствовал во рту деревянный кляп, не дающий мне откусить себе язык. Я извивался, будто рыба, живой брошенная на сковороду, и чувствовал себя примерно так же. Но в тот миг, когда казалось — всё, сейчас сдохну, Рыков убрал электроды.

Я повис безвольной тушей — все мышцы в теле расслабились. Я не мог и пальцем шевельнуть.

— И что с него толку теперь? — услышал я идущий из багрового далёка голос фон Вольга. — Он там не помер у тебя, Ваня?

Чтобы проверить, жив ли я, Рыков легонько тронул меня электродами. Пробудившаяся на мгновение боль заставила меня издать стон.

— Как видите, жив, — ответил лейтенант, удовлетворённый результатом проверки.

— Тогда вынь кляп, — приказал фон Вольг из-за пелены багрового тумана, — узнаем, способен ли он говорить.

Рыков положил на стол электроды и шагнул ко мне. Как только он вынул у меня изо рта кляп, я дёрнулся вперёд, стараясь не обращать внимания на боль, вспыхнувшую во всём теле, и ухватил его зубами за лицо. С силой сжав челюсти, я ощутил во рту вкус крови, и кровь эта была не моей. Рыков завопил от боли, врезал мне раз, другой по рёбрам, но я не отпускал. Лейтенант нашарил рукой электрод на столе и буквально воткнул его мне в рёбра. И это была очень большая ошибка. Удар током заставил мои челюсти сжаться ещё сильнее, а судорога выгнула тело дугой. Кровь Рыкова хлынула мне рот, а сам он отступил на несколько шагов. Одной рукой лейтенант держал электрод, другую же прижал к лицу. Придя в себя, я выплюнул кусок его щеки на пол.

Рыков закричал что-то на руславийском, и прежде чем его успели остановить, схватил второй электрод и снова воткнул оба их мне в рёбра. Я взвыл от боли, рвущей тело. Багровая дымка сгустилась и поглотила весь мир вокруг.

Проснулся оттого, что стенки палатки посветлели, выкрашенные утренним, а может, уже и дневным солнцем в серо-зеленоватый цвет. Я какое-то время просто лежал лицом вверх, глядя на полоток, где прежде висел нагревательный амулет. Сейчас его не было, но и без него в палатке стояло приятное тепло. Как будто снова почувствовав, что я проснулся, в палатку залез Оцелотти, и снова в руках у него была миска с похлёбкой и хлеб. Теперь я ел уже не так жадно, да и в сон от тёплой еды не потянуло.

— Обстановка? — спросил я у Оцелотти, покончив с похлёбкой и по привычке начисто вытерев миску остаткам хлебного ломтя.

Голодать, как прежде на фронте, мне не доводилось, но некоторые привычки изжить трудно. Особенно когда возвращаешься в полевые условия. В палатке с тебя быстро сползает весь налёт цивилизованности и вспоминаются привычки, приобретённые в окопах Великой войны.

— Нас хорошо прижали в подземелье, но мы вырвались. С боем и не без потерь, но вырвались.

— Сколько?

— Со мной четверо. Один легко ранен, но сражаться может в полную силу — живая вода поставит его на ноги раньше, чем ты придёшь в себя окончательно.

Трое «диких котов» во главе с Оцелотти — это та сила, с которой я могу многое провернуть.

— Найдётся для меня одежда, пистолет и нож?

— Серая Лисица передала нам твоё снаряжение вместе с информацией о месте, где тебя искать. Я принесу его, но пока тебе рано вставать на ноги.

— Сам знаю, — не без сожаления кивнул я.

Сил моих хватало пока лишь на то, чтобы самому забраться на складной стул. Даже ложку с похлёбкой приходилось очень крепко сжимать, чтобы не плясала в подрагивающих пальцах. Я получил слишком много разрядов током, особенно когда Рыков потерял голову от моего укуса в лицо. До сих пор меня то и дело потряхивали судороги или так больно скручивало какую-нибудь мышцу, что приходилось её разминать пальцами. Куда хуже, если крутило мышцы спины, до которых никак не дотянуться, приходилось терпеть.

— Канал связи с Лисицей не скомпрометирован?

— Вряд ли, — пожал плечами Оцелотти, — иначе нас бы отправили в трясину следом за тобой. У фон Вольга хватило бы людей, чтобы легко перебить нас, пока мы рыскали вокруг и искали тебя. Да и служат у него натуральные психи.

— Кто, например?

— Парни с огнемётами, которыми командует настоящий сумасшедший в чёрной броне. Они зовут себя крысобоями и запросто могут сжечь нескольких своих товарищей из рядовых бойцов охраны. Именно они прижали нас, когда мы отступали в тоннели для слива воды и прочих отходов. Никто и подумать не мог, что они примутся поливать пламенем из своих огнемётов всё вокруг, несмотря на то что между ними и нами стояли солдаты охраны.

Огнемётчики всегда были изгоями среди солдат — слишком уж страшна смерть в пламени. И многие среди огнемётчиков откровенно наслаждались мучениями своих жертв.

— Раз Лисица ещё внутри, то шансы остаются, — кивнул я больше себе. — Как только приду в себя, мы вернёмся на Фабрику.

— Каким образом? — спросил Оцелотти, хотя, наверное, уже знал ответ.

— Тем же, каким вышли, — усмехнулся я. — Вряд ли в стоках нас ждёт засада.

Оцелотти ничего не сказал в ответ, лишь сделал такое лицо, будто произнёс: «Ну кто бы сомневался».

В себя привели голоса. Говорили фон Вольг и Серая Лисица. Фон Вольг что-то требовал, она пыталась возражать. Когда её возражения надоели полковнику, я услышал звук звонкой пощёчины.

— Хватит, — рявкнул фон Вольг. — Вколи ему ударную дозу воды жизни и займись, наконец, лицом Вани.

Кажется, Рыков пытался возражать, но фон Вольг оборвал его.

— Заткнись! Таня обработает тебе лицо, а после ты отправишься в лазарет. Раз был таким идиотом, что дал беспомощному, связанному врагу откусить себе половину щеки, так тебе и надо.

Через багровую дымку я уже видел тени. Массивная принадлежала фон Вольгу. Он развернулся к фигуре поменьше — Серой Лисице — и прикрикнул на неё, чтобы делала мне укол. Боли от входящей глубоко в тело иглы я не почувствовал, лишь когда она надавила на поршень, по всему телу от места укола начал разливаться холод. Обычные ощущения от действия воды жизни. Вот только, судя по всему, дозу она мне вкатила действительно лошадиную — даже мой давно привыкший к этому лекарству организм не выдержал. Глаза сомкнулись, какое-то время я ещё слышал голоса, а потом были только тишина и темнота.

В себя я пришёл уже среди трупов в ледяной трясине.

«Дикие коты» быстро собирали лагерь, оставляя всё то, что нам уже не пригодится прямо в болоте. Палатки, скатки одеял, излишки припасов, — ничего из этого нам не понадобится ни в случае успеха, ни тем более если проиграем. Я всё поставил на карту, и теперь мы собирались вернуться на Фабрику, чтобы забрать то, за чем пришли. Если у нас ничего не получится, то все мы будем покойниками уже к вечеру, а мёртвым не нужны ни палатки, ни одеяла, ни еда.

— Можно пройти рекой, — показывал мне Оцелотти путь на карте местности, расстеленной на складном столе. Тот, само собой, тоже останется здесь, когда мы покинем это место. — Сюда сливают отбросы, и именно так мы вышли с Фабрики.

— Слишком очевидно, — покачал головой я. — Там точно нас будут ждать. Надо возвращаться через трясину.

— Там не пройти, — отмахнулся Оцелотти, — через топь нет проходов, а если и есть, то у нас уйдёт вечность на то, чтобы отыскать их.

— В трясине сейчас плавает несколько сотен свежих трупов, — сказал я, — по ним можно добраться до места, откуда меня выбросили.

— Думаешь, плавающие в топи покойники удержат нас?

— По одному — да, — кивнул я. — Мне-то удалось выбраться оттуда и доползти до берега.

— Идти по трупам, — покачал головой Оцелотти. — Всегда считал это выражение фигурой речи.

— Нам придётся по ним ползти, — усмехнулся я.

При свете дня трясина выглядела настоящей преисподней. Тут и там из топи торчали конечности или головы плавающих в ней мертвецов. Передвинув пистолет в кобуре и нож в ножнах на спину, я первым шагнул в трясину, изображая уверенность, которой не чувствовал на самом деле. Может, и стоило пройти рекой, как предлагал Оцелотти, но сейчас уже выбора не было. Я принял решение и не имею права отступать.

Опустившись на четвереньки, я распластался на ледяной грязи и медленно двинулся вперёд, ползя прямо по трупам. Это было весьма и весьма непростое дело, и я слабо представляю себе, как мне удалось проделать весь путь от места, где я пришёл в себя, до берега в том состоянии, в котором я пребывал. Я полуплыл-полуполз, где-то отталкивая тела, чтобы забраться на участок относительно твёрдой земли, где-то, наоборот, используя трупы как опору. Двигался медленно, стараясь не думать о холоде, забирающемся под одежду, и сырости, заставляющей тело замерзать куда быстрее. Отогреться всё равно не выйдет, так что толку думать о неизбежном. Даже если заработаю себе воспаление лёгких, вряд ли умру от него. Либо вернусь на островную базу «Солдат без границ», либо погибну на Фабрике.

Но трясине всё же пришёл конец, и мы выбрались из неё. Четыре перепачканных в грязи и крови человека. Это все силы, какими я располагал для штурма Фабрики, но мне больше и не нужно.

Встав на ноги, я задрал голову, глядя на дыру в стене одного из корпусов тюрьмы, откуда меня выкинули в трясину, посчитав мёртвым. На самом деле я и был при смерти: лошадиная доза воды жизни, что вкатила мне Серая Лисица по приказу фон Вольга, погрузила меня в глубокую кому на несколько часов. Однако привычный к лекарству организм сумел справиться с его действием, и я пришёл в себя, а не остался овощем до конца жизни.

Фабричная тюрьма стояла на прочном скальном основании, что удивительно, ведь совсем рядом плескалось болото. Дыра, откуда меня выкинули, находилась высоко, но не настолько, чтобы туда не смог забраться человек, которого подсадят снизу. Первыми были мы с Оцелотти, и, обосновавшись наверху, помогли забраться остальным «диким котам».

Пройдя по короткому коридору, мы оказались у глухой двери, запертой на засов с другой стороны. Логично, с этой стороны никого ждать не стоит. Вот только щель между дверью и стеной оказалась слишком широкой. Один из «диких котов» присел перед ней, вытащив миниатюрную цепную пилу с очень тонким полотном. Легко перекинув её через засов, он меньше чем за полминуты перепилил его, и мы оказались в подземелье фабричной тюрьмы.

Взяв оружие наизготовку и закрыв за собой дверь в тоннель для сброса трупов, мы медленно и осторожно двинулись внутрь.

У судьбы всё же есть чувство юмора. Очень злое и чёрное, и проявляется оно именно в те моменты, когда чего-то подобного ожидаешь меньше всего.

Мы шли по тюремному корпусу, не встретив ни одного охранника. Все камеры были заперты, и из-за дверей не доносилось ни звука. Как выйти отсюда, никто из нас не представлял, и мы шли по коридорам, пользуясь правилом правой руки, пока не услышали-таки первые звуки. Вообще в тюремном корпусе стояла мёртвая тишина, а потому звуки тяжёлых ударов по металлу мы услышали на приличном расстоянии. Я сделал знак двигаться в ту сторону, откуда они доносились, и вскоре мы подошли к единственной встреченной двери камеры, которая оказалась наполовину раскрыта. Из-за неё и доносились глухие удары по металлу, словно по бочке лупили молотом, а после одного, особенно сильного, раздался звук падения. Как будто та самая бочка повалилась на бок. Ещё один удар, и она покатилась по полу, ударяясь покорёженными боками об пол.

Подтверждая мою догадку, именно побитая бочка выкатилась из полуоткрытой двери. Из неё торчали ноги в знакомых полосатых костюмных штанах — точно такие же были на профессоре Гранине в нашу последнюю встречу с ним. Бочка ударилась о противоположную стену и остановилась. По полу разлилась лужа крови.

Следом из камеры вышел фон Вольг, надевая перчатки. Я заметил сильно сбитые костяшки пальцев, хотя если он лупцевал бочку так, что превратил Гранина, находившегося внутри неё, в кровавую отбивную, то его собственные кулаки должны были пострадать куда сильнее.

Дальше была, что называется, немая сцена. Мы стояли в коридоре — спрятаться тут было совершенно некуда — и смотрели на фон Вольга. Он же смотрел на нас, с равнодушным видом поправляя перчатки.

— Теперь у меня больше стволов, — усмехнулся я, поудобнее перехватывая пистолет и нож. — Будешь драться или предпочтёшь сдаться?

— Сам же знаешь ответ, — усмехнулся в ответ фон Вольг и тут же атаковал.

Вот чего я не ожидал, признаю, это что он ринется в бой очертя голову. Да ещё и в рукопашную. Обычно люди столь могучего телосложения не движутся настолько стремительно, но фон Вольг оказался из тех, кому наплевать на расхожее мнение о здоровяках.

Я едва успел уклониться от удара его кулака — действовал на рефлексах, что меня и спасло. Тут же попытался воткнуть полковнику ствол пистолета под рёбра, но прежде чем нажал на спусковой крючок, фон Вольг ушёл с линии огня. Он двигался с неожиданной для такого крупного человека грацией профессионального танцора. Ответным ударом он попытался достать меня растопыренными пальцами по глазам, вынуждая разорвать дистанцию. Тут заговорили карабины «диких котов», но на пули фон Вольгу было словно наплевать. Он не пытался уклоняться, даже не смотрел, откуда по нему стреляют. И ни один выстрел не достиг цели, что удивительно на такой мизерной дистанции. Стрелками «дикие коты» все были отменными.

Фон Вольг ударил кулаком в раскрытую ладонь. Пули рикошетили вокруг него, но ни одна не задела. Оцелотти даже не думал стрелять в полковника, лишь пристально глядел на него, кажется, он пытался понять причину неуязвимости фон Вольга. Мне же причины нужны не были, я хотел просто прикончить ублюдка.

Я шагнул ему навстречу, демонстративно убрав пистолет в кобуру.

— Считаешь себя крутым, наёмник, сейчас проверим, так ли это.

Но проверить нам ничего не удалось — пол под ногами содрогнулся, и всем стоило определённых усилий не попадать, будто кегли. Лишь через пару секунд мы услышали грохот взрыва. И почти сразу тюремный корпус тряхнуло снова. Бочка с Граниным внутри покатилась по коридору, оставляя за собой багровый след.

— Похоже, у меня появились дела поважнее, — отмахнулся фон Вольг. — Думаю, ещё встретимся.

И он бросился прочь от нас. Мы, конечно же, последовали за ним. «Дикие коты» не пытались стрелять в спину фон Вольгу, мы сосредоточились на том, чтобы не отставать от него. Но и полковник не был дураком — он вёл нас прямиком в ловушку. Я подозревал нечто подобное, но важнее всё же не потерять фон Вольга.

Вышибив ударом ноги дверь, полковник вбежал в помещение, оказавшееся казармой тюремной охраны. Он с порога закричал что-то на руславийском, и к тому времени, когда мы ворвались туда следом за ним, солдаты в зелёных гимнастёрках уже разбирали оружие из пирамид.

— Дымовые! — крикнул я, несясь за фон Вольгом и не сбавляя темпа.

«Дикие коты» сорвали с поясов гранаты и почти синхронно швырнули их. Увидев летящие гранаты, солдаты-руславийцы среагировали именно так, как я ожидал. Они бросились в разные стороны, попрыгали в укрытия или просто растянулись на полу. А в следующую минуту всё помещение казармы заполнили клубы непроглядного дыма.

Я едва не потерял фон Вольга, выскочившего через другую дверь. Та вела наружу, и полковник выбежал через неё. Часовой, стоявший по ту сторону, обернулся к нему, но фон Вольг просто швырнул его в меня. Силой полковник обладал просто бычьей — ничего не понимающий солдат в серой шинели врезался в меня, и мы оба покатились по земле.

Оцелотти каким-то чудом перепрыгнул через меня, приземлился на одно колено и послал в спину фон Вольгу несколько пуль. Но снова безрезультатно. Полковник был словно заговорённый.

Я недолго боролся с солдатом, он оказался слишком ошеломлён нашим столкновением и не готов к бою. Я воткнул нож ему в горло и навалился всем телом, пока тот не перестал биться подо мной в смертных корчах. Поднявшись на ноги, я глянул вслед фон Вольгу, но тот уже скрылся среди корпусов Фабрики.

— Если на нём броня, отводящая пули, — сказал Оцелотти, — то я такой хорошей не видел ни разу. Мои ребята всадили в него по полному магазину — такой нагрузки никакая из известных мне защит не выдержала бы.

— Мы на Фабрике, — пожал плечами я, — здесь место для подобных чудес.

— Что теперь? — поинтересовался Оцелотти.

— Идём вперёд, надо выяснить, что это были за взрывы.

Его «дикие коты» уже покинули затянутую дымом казарму и даже заперли на засов дверь, ведущую туда. Теперь выбраться наружу солдатам будет совсем непросто.

Мы снова двинулись по вражеской территории. Солнце поднималось над горизонтом, освещая многочисленные корпуса Фабрики. Я намеренно выбрал для нападения «собачий час», когда часовые хуже всего соображают, но он уже миновал. Да и вокруг медленно, но верно поднималась тревога. Заунывно гудели сирены, где-то слышался топот сапог и рёв двигателей, а вдалеке уже стучали пулемёты и слышны были выстрелы орудий. По всей видимости, на Фабрику снова напали. Вот только кто это оказался на сей раз? Даже интересно.

Узнать нам это удалось даже быстрее, чем я думал.

Мы шли задворками Фабрики, избегая широких проспектов, по которым носились солдаты в серых шинелях, проезжали грузовики или своей странной гусиной походкой топали шагатели. Точно так же поступили и разведчики противника. Одетые в серо-стального оттенка шинели, они вполне могли сойти за охранников Фабрики, вот только длинные мечи на поясах, рыжие бороды и архаично выглядящие шлемы с полумасками, закрывающими лица, выдавали в них северян. Вагрийцев — подданных одного из доминионов Северной Лиги.

Их предводитель явно был удивлён, увидев нас. Форма «диких котов» совсем не походила на ту, что носили солдаты на Фабрике. Рыжебородый здоровяк выкрикнул что-то на родном языке, приняв нас за союзников, и это было очень большой ошибкой с его стороны. Я даже пистолет достать не успел, как все пятеро северян повалились на землю, пробитые пулями. «Дикие коты» мечтали взять реванш за неудачу с фон Вольгом, и огонь открыли без команды.

— Лигисты за Фабрику, похоже, взялись всерьёз, — сказал Оцелотти, лично прикончивший двух северян из своих револьверов. — Это не игрушки с одним бронепоездом и лихим кавалерийским наскоком.

— А ты и не знал, что у них тут имеются серьёзные силы, — заметил я.

— Они очень хорошо спрятались, — пожал плечами Оцелотти, — раз их никто не заметил. Да и времени на совсем уж тщательную разведку у меня не было.

Виноватых искать я не собирался в любом случае, сейчас не имеет значения, проморгал Оцелотти во время разведки вагрийцев или мог их обнаружить. Надо работать с тем, что есть сейчас. И для начала убираться с улиц Фабрики в подземные тоннели. Риск столкнуться с ещё одной группой разведчиков слишком велик, и следующие могут оказаться порасторопнее первых.

Возвращаться в тюремный блок у меня никакого желания не было, а потому я выбрал целью первое попавшееся здание. Часовой у дверей его был убит — валялся тут же с перерезанным горлом, серая шинель пропиталась кровью на груди. Винтовка его валялась рядом. Один из «диких котов» присел рядом с трупом, поднял его оружие, передёрнул затвор. Патрон вылетел из патронника, упав где-то в стороне.

— Парень успел только поднять винтовку, — сказал мой боец, — остальные патроны на месте, он не выстрелил ни разу.

Значит, внутри нам придётся иметь дело с профессионалами, такими, кто сперва стреляет, а потом уже смотрит, в кого попал.

Мы вошли в здание — за его стенами находилось общежитие для учёных или инженеров. По крайней мере, просторный холл, куда мы вошли, как две капли походил на тот, где меня перехватил полковник фон Вольг со товарищи. Здесь мы нашли следы небольшой бойни — на полу лежали человек пять, расстрелянных и порубленных мечами. Они вряд ли оказывали сопротивление, всех их перебили просто на всякий случай, походя. Мы прошли по хлюпающему от крови ковру. Показная роскошь, царившая внутри жилых зданий Фабрики, казалось, делала все убийства и расправы более жестокими.

Найти ту самую дверь, что ведёт в подземелье, оказалось проще простого. Мы шли на звук перестрелки. Хлопали одиночные выстрелы винтовок, им отвечали короткие очереди в три патрона. Часовой, засевший за бронированным столом, не давал врагам подойти. Патронов у него было достаточно, однако сейчас вряд ли кто-то придёт ему на помощь — бой шёл уже в нескольких местах внутри стен Фабрики.

Северяне в серо-стального цвета шинелях засели в коридоре и не спеша продвигались к засевшему за перевёрнутым столом часовому. Тот высовывался из укрытия и выпускал в них короткие очереди. Автоматическая винтовка Гусева оказалась отличным оружием. На моих глазах пытавшийся поймать часового вагриец рухнул, прошитый двумя пулями. Шинель на его груди и спине потемнела от крови. Остальные принялись палить по часовому, но тот успел снова нырнуть в укрытие.

Командовавший северянами высокий воин, на плече которого поверх шинели сверкал золотой браслет, что-то сказал одному из своих бойцов. Тот поцеловал висящий на груди амулет, отдал винтовку одному из товарищей и с диким боевым кличем бросился прямо туда, где засел часовой. В правой руке северянин сжимал гранату — и пережить атаку он явно не собирался.

— Как только выдернет чеку, — вполголоса велел я Оцелотти, — пристрели его. Как только рванёт граната, атакуем.

Я спрятал нож — пока он мне не понадобится, обойдусь пистолетом. Северян в коридоре перед нами пятеро, и один сейчас как раз собирается героически расстаться с жизнью. Вступать с ними рукопашную схватку я не собирался.

Вагрийцы прикрывали бегущего товарища, стреляя по укрытию часового без остановки. Пули разбивали деревянную столешницу в щепу и бессильно звенели о лист металла, скрывающийся под нею. Однако и часовой не мог высунуться из-за стола, не рискуя получить пулю. Стоило только северянину вырвать из рукоятки гранаты кольцо и замахнуться для броска, как Оцелотти вскинул руку с револьвером и выстрелил, как мне показалось, даже не целясь. Вагриец споткнулся на ровном месте и ничком рухнул на пол — в шинели будто сама собой появилась дыра прямо напротив позвоночника. Он, может быть, и не умер сразу, но ноги у него точно отнялись, и бежать дальше он уже не смог. Оцелотти стрелял наверняка. Граната взорвалась под северянином, ударная сила подбросила его, почти все осколки наверняка достались ему.

Оставшиеся вагрийцы обернулись к нам, но даже винтовки навести не успели. Захлопали карабины «диких котов», срезая стоящих по бокам от командира солдат. Я трижды выстрелил в него самого — две пули в грудь, третья в лицо. Последнего прикончил Оцелотти, нашпиговав свинцом из двух револьверов. Он вообще любил пострелять и всегда носил с собой хороший запас патронов.

Как только со всеми северянами было покончено, из-за стола раздался голос часового. Наверное, он спрашивал пароль, и мне нечего ему сказать.

— Выходи — свои! — крикнул я на экуменике, и тут же из-за стола высунулся ствол винтовки.

Именно это мне и было нужно. Оцелотти не нуждался в командах — он и сам отлично знал, что надо делать. Прежде чем часовой успел спустить курок, он тремя широкими прыжками сократил дистанцию, а четвёртым сильно оттолкнулся от пола. Дальнейшее походило на сцену из циркового представления. Оцелотти буквально взмыл над полом, пятым шагом ударил стопой по стене и открыл огонь по засевшему за перевёрнутым столом часовому, ещё не успев приземлиться на пол. Высунувшийся из укрытия боец был у него теперь как на ладони — три пули пробили его гимнастёрку на груди. Он рухнул на пол, выронив винтовку.

Я подошёл к столу, сунул руку в единственный ящичек, но ключа от двери там не оказалось.

— Надеюсь, он не проглотил его, — не то пошутил, не то вполне серьёзно заявил Оцелотти, стоявший рядом со мной и с сомнением глядевший на труп солдата.

— Если это так, — пожал плечами я, — вскроем его. У северян для этого достаточно железа.

И в самом деле, напавшие на часового солдаты в серо-стальных шинелях были буквально увешаны разнообразным холодным оружием.

Однако вскрывать его не пришлось. Ключ нашёлся в кармане форменных брюк часового. Если он и собирался глотать его, то лишь когда ситуация, по его мнению, стала бы совсем безнадёжной.

— Куда теперь? — спросил Оцелотти, когда мы снова оказались в подземелье.

— Лучше всего на командный пункт, — ответил я. — Сумеешь провести?

— Да, вполне, — кивнул тот. — Лисица объяснила мне систему значков, она не так уж сложна, надо только понять логику.

Мне она тоже что-то рассказывала, и я даже шёл на встречу с отрядом Оцелотти, пользуясь полученными знаниями. Однако приступ траншейной паники накрыл меня с головой, и я совершенно потерялся в этой системе тоннелей. Оцелотти знал о моих приступах, а потому меня взяли в оборот. Я теперь шёл в середине треугольника, вершинами которого были «дикие коты». Сам Оцелотти шагал впереди, указывая дорогу.

Дверь, ведущая на лестницу в командный пункт, оказалась заперта. Не лишняя мера предосторожности на случай, если в тоннели проникнет враг. С этой стороны на ней не было даже ручки — открыть её можно только изнутри.

— И что делать будем? — Оцелотти не рискнул стучать в дверь, хотя и занёс уже рукоятку револьвера. — Тут цепной пилой не справиться.

Подтверждая его слова, боец, перепиливший засов на двери, ведущей в тюремный блок, утвердительно кивнул.

— Щелей нет — на ту сторону второй конец пилы не закинуть, — сказал он.

— Тогда входим на лестницу и в командный пункт быстро и громко, — приказал я.

Тот же боец присел рядом с дверью и принялся крепить на неё небольшие брикеты взрывчатки. Два разместил на петлях, третий прицепил туда, где должен находиться засов. По его сигналу мы отошли от двери, взяв оружие наизготовку. «Дикий кот» крутанул ручку, и брикеты рванули одновременно. По ушам ударило очень сильно, взрывная волна выбила воздух из лёгких, но мы-то её ждали, а вот часовые по ту сторону — нет. Их было трое — мы увидели их, когда дверь рухнула в нашу сторону. Ошеломлённые взрывом солдаты успели только поднять винтовки, когда мы расстреляли их практически в упор. Всё закончилось раньше, чем у меня перестало звенеть в ушах.

— Вперёд — быстро! — скомандовал я, и мы ринулись на лестницу.

Первым бежал подрывник. Он не участвовал в убийстве — иначе не скажешь — часовых, доставая из рюкзака новые брикеты. Подрывник опустился на колено перед второй дверью. Та выглядела куда солиднее, и он закрепил на петлях сразу по два брикета взрывчатки, и на местах, где внутри дверного полотна могли находиться засовы, тоже по два.

— Больше у меня нет, — предупредил он, отступая к нам, на ходу разматывая шнур.

— Дымовые, — скомандовал я, — весь запас пускаем в ход сразу. Внутри убираем всех военных, кроме фон Вольга и Серой Лисицы.

Я забрал у подрывника его дымовую гранату и велел прикрывать нас с тыла, когда ворвёмся на командный пункт. По моему кивку он снова крутанул ручку — раз, другой, третий, электроток пробежал по проводу — и весь коридор содрогнулся от мощного взрыва.

— Вперёд! — перекрикивая звон в ушах, скомандовал я и первым бросился в атаку.

Выбив плечом дверь, никак не могущую выбрать, куда же ей в конечном счёте свалиться, я швырнул внутрь дымовую гранату. За ней полетели ещё несколько — «дикие коты» и Оцелотти не отставали от меня. И вместе мы ворвались в затянутый едким дымом командный пункт.

Лицо в газовой маске вынырнуло из дыма от наших гранат. Я не видел ничего, кроме неё, даже каску скрывали едкие клубы. Но мне большего и не нужно. Три выстрела — и линзы маски разлетелись осколками, а в ней самой появились две дыры. Часовой рухнул на пол. Рядом рявкнули револьверы Оцелотти — и второй часовой повалился рядом с первым. Не останавливаясь, я сделал ещё пару шагов, давая место «диким котам», идущим следом за нами.

Дымовую завесу мы поставили качественную — ни рожна не видно, и теперь оказались с врагом в равных условиях. Вот только я услышал звук заработавших мощных вентиляторов, и в считанные секунды весь дым вытянуло из помещения командного пункта. Но это было только на руку нам.

Командный пункт представлял собой настоящее чудо техники. Большой обзорный экран занимал почти всю внешнюю стену, а под ним располагался пульт, помигивающий лампочками, с множеством шкал, по которым бегали стрелки, верньеров и небольших рычагов. За ним сидели несколько операторов, сейчас повернувшихся к нам. А в центре помещения возвышался полковник фон Вольг собственной персоной. Рядом с ним стояли Рыков с Серой Лисицей, а немного в стороне — профессор Соколов. Никем иным этот лысеющий человек с усами, в кожаном плаще поверх костюма быть не мог. Выдавал его выпавший из глаза и повисший на серебряной цепочке монокль. Он мерно покачивался на уровне груди профессора.

— Быстро, — только и сказал фон Вольг, оборачиваясь в мою сторону. — Не ждал вас так скоро.

На сей раз Серая Лисица обошлась без паролей. Первым получил Рыков — локоть эльфийки впечатался прямо в замотанную бинтом щёку лейтенанта. Тот взвыл от боли и повалился на пол — повязки на его лице окрасились кровью. Следующим движением, плавным, но быстрым, Лисица достала фон Вольга. Каблук врезался в и без того изуродованное шрамами лицо. Вот только полковник и не дёрнулся, хотя удар был, без сомнения, сильный. Он сумел поймать ногу Серой Лисицы, пальцы в красной перчатке сжались на её щиколотке. Фон Вольг отшвырнул эльфийку прочь, будто та ничего не весила. Лисица сумела извернуться в полёте, будто кошка, и приземлялись на ноги, припав на колено. Левой рукой она упиралась в пол, а в правой держала нож.

— Продажная тварь, — сказал, будто сплюнул, фон Вольг.

— Если тебя это успокоит, она всегда работала только на меня, — ответил я.

Опомнившиеся операторы повскакивали со своих мест, но им хватило благоразумия не влезать в схватку. Даже если солдаты, работавшие за установкой, ни слова не понимали на экуменике, нацеленные в лицо карабины весьма способствуют этому.

— Я забираю Соколова, и мы уходим, — заявил я, держа фон Вольга в прицеле пистолета.

— Попробуй, если силёнок хватит.

Полковник демонстративно расстегнул пояс, готовясь к рукопашной схватке. Пуль он явно не боялся.

Несколько событий произошло одновременно. С глухим стуком ударилась об пол кобура с пистолетом, когда пояс фон Вольга упал к его ногам. Серая Лисица бросилась к профессору Соколову, отступившему в угол, как только началась короткая схватка. А один из операторов, продолжавший наблюдение, а не отвернувшийся от пульта, вдруг закричал.

Я поднял взгляд на обзорный экран и понял причину панического крика. А в следующий миг услышал звук. Слишком хорошо знакомый по фронту. Трубный, хриплый, как у оленя во время гона. С таким на позиции обрушивались снаряды самых больших калибров.

Снаряд врезался в обзорный экран, разнеся его на тысячи осколков, и взорвался, превратив всё помещение в преисподнюю, наполненную огнём и металлом.

Очнулся я на земле, среди руин здания, где находился командный пункт. Что было после взрыва снаряда, я почти не помню: огонь, потом ощущение полёта, весьма болезненные удары и последний из них, выбивший из меня дух. Повезло ещё, что не завалило обломками, как бедолагу, чья нога торчала прямо перед моим лицом. Всё остальное было скрыто под здоровенным куском стены, расколотым напополам.

Сев, я потряс головой, выгоняя звон из ушей и приходя в себя. Пошарив вокруг, сумел найти только нож, пистолет куда-то пропал, и искать его не было никакого желания. Опершись на кусок стены, придавивший несчастного солдата, поднялся на ноги. Нашарил в сумке инъекцию воды жизни, но после недолгого раздумья отказался от неё. Не так сильно я получил, чтобы прибегать к такому лекарству, да и после комы, вызванной лошадиной дозой этого средства, новый укол мог стать для меня если не роковым, то принести больше вреда, чем пользы. Ничего не сломано и даже сильно не отбито, справлюсь и так.

Собравшись с силами, я направился к ближайшему зданию, чтобы найти укрытие там. С каждым шагом я чувствовал себя всё лучше, кровь разбегалась по затёкшему, пока лежал без сознания, телу. А двигаться мне приходилось очень быстро, потому что командный пункт находился на небольшой пустой площади, которая отлично простреливалась. И бой вокруг шёл нешуточный.

Вагрийцы в серо-стальных шинелях наседали на двух отступавших под огнём их лучевых винтовок шагателей. Неуклюжие детища покойного профессора Гранина не могли противостоять укрывающимся в обломках зданий и завалах бородачам. А лучи ручных винтовок северян легко резали броню шагающих боевых машин. Одна из них уже лишилась пулемётов, крепившихся к корпусу справа. Вторая же сильно припадала на левую ногу, и только невероятное мастерство пилота не позволяло ей завалиться на землю.

Пока шла эта схватка, на меня никто не обращал внимания, чем я не преминул воспользоваться. Короткими перебежками от одного укрытия до другого я перемещался к уцелевшему зданию. Очень надеюсь, что из него можно попасть в подземелье, и даже если меня снова накроет траншейный синдром, другого способа выбраться с Фабрики просто не осталось.

Рухнув в очередное укрытие, откуда оставалась всего пара бросков до двери нужного мне здания, я понял, что судьба снова решила подшутить надо мной. За грудой бетонных балок и кусков кирпича, бывших прежде наблюдательной вышкой или чем-то в таком духе, уже сидели трое северян. У всех троих были здоровенные винтовки, от прикладов которых толстые провода тянулись к ранцам за спиной, отчего бойцы казались сутулящимися горбунами. Они как раз готовились открыть огонь по ничего не подозревающему шагателю.

Они только начали разворачиваться в мою сторону, когда я уже оказался среди них. Не выпрямляясь, чтобы не высунуться из укрытия, я всадил нож первому вагрийцу в горло. Светлая борода его окрасилась кровью. Я тут же толкнул бойца на его товарищей, используя его как ещё живой щит. Самый крупный из врагов легко отбросил умирающего в сторону одной рукой, но перехватить оружие уже не успел. Припав на колено, я подрезал ему сухожилие на ноге, чиркнув ножом выше голенища сапога. Северянин взвыл от боли и упал рядом со мной. Я тут же всадил ему клинок под подбородок. Борода мешала, конечно, но удар у меня поставлен хорошо, и я сумел прикончить врага сразу.

Третий вагриец, увидев, что все его товарищи мертвы, направил меня своё оружие. Ему нечего было беспокоиться о «дружественном огне», он хотел лишь прикончить меня. Я видел это в его ледяном взгляде.

Чудом я успел ногой отбить в сторону ствол винтовки — три синих луча ушли вправо, оставив после себя выжженную полосу в земле. Их мощи вполне хватило бы, чтобы разрезать меня напополам. Перекатившись, я оказался прямо под ногами у северянина. Восходящим ударом я распластал ему икру и бедро — по серо-стальному сукну шинели и штанам расплылось большое тёмное пятно крови. Вагриец попытался ударить меня своим оружием, но я снова опередил его. Нож резанул неосторожно подставленные пальцы, легко отделив четыре от ладони. Северянин зарычал от боли и выронил винтовку. Я встал на ноги, и мы с ним оказались почти одного роста. Наши глаза разделяли считанные дюймы. Я видел во взгляде врага всё ту же ненависть. Он рванулся ко мне, попытавшись укусить, прямо как я совсем недавно. Но в отличие от беспечного Рыкова, я был готов к чему-то подобному. Клинок моего ножа вошёл в рот врага, противно проскрипев по зубам. Я надавил изо всех сил, и оружие с хрустом ушло глубже. Вагриец дёрнулся и начал оседать. Я выдернул нож у него изо рта и тут же бросился прочь, меняя укрытие. После вспышки тройного синего луча его уже никак нельзя было считать даже относительно безопасным.

Так оно и оказалось. Один из шагателей довольно ловко развернулся и дал длинную очередь из спаренных крупнокалиберных пулемётов. Пули и осколки отбитого попаданиями бетона разлетелись во все стороны. Укрывайся я там, мне бы хорошенько досталось. Однако я уже бежал к следующему укрытию. Пилот шагателя заметил меня и продолжил вести огонь, перемещая стволы оружия дальше. Боезапас, похоже, у него был едва ли не неисчерпаемый, и мне пришлось нестись сломя голову, позабыв обо всех укрытиях, лишь бы опередить врезающиеся в землю пули. Пилот шагателя буквально перепахивал её за моей спиной, так что я не обольщался насчёт того, что станется со мной, если окажусь недостаточно расторопен.

Выручили меня северяне — шесть знакомых уже синих лучей врезались в бок отвлекшегося шагателя. Тот покачнулся, внутри что-то сдетонировало, и корпус его распустился кошмарным стальным цветком.

Я же прокатился по земле последние футы до двери в уцелевшее здание и нырнул туда, пока меня ещё кто-нибудь не заметил.

Внутри было удивительно тихо после лязга и грохота, царивших снаружи. Я присел на земляной пол, переводя дух. Здание оказалось большим гаражом, где рядами стояли грузовики с тентами на кузовах. Никакого спуска в подземелья отсюда быть не могло. Я тихо выругался, поднимаясь на ноги. Лезть обратно в мясорубку, творящуюся снаружи, у меня не было никакого желания. А потому я решил первым дело как следует обыскать гараж. Ничего примечательного — одинаковые грузовики в три ряда. Стоят так, что выехать может любой, остальные ему никак не помешают. Кроме двери, через которую я попал в гараж, есть ещё большие ворота. Вели они в противоположную от места сражения шагателей с северянами сторону. Хоть что-то хорошее есть в этой ситуации.

Пока шёл мимо грузовиков, в одном, как мне показалось, подозрительно дёрнулся тент. Как будто изнутри кто-то пытался следить за мной, не высовываясь при этом наружу. В первый раз я прошёл мимо, но потом решил-таки проверить подозрительную машину. Намеренно подошёл к нему сначала со стороны кабины, внимательно прислушиваясь. Из кузова не раздалось ни звука, но я всё-таки нырнул под днище, прополз по земле и, вскочив на ноги, одним движением запрыгнул внутрь. В кузове действительно скрывался человек — вот только никакой опасности он не представлял. Худощавый парень в тёплой одежде и очках на носу жался к дальнему концу кузова, выставив руки перед собой.

Он лопотал что-то не то на руславийском, не то на языке северян, я так и не понял, и всем своим видом показывал свою беспомощность и отсутствие опасности.

— Спокойно, — произнёс я на экуменике. — Никто тебя убивать не собирается. Ты говоришь на нормальном языке?

— Да, — кивнул очкарик. — Говорю. Хорошо, что вы говорите на экуменике, на местном наречии я знаю едва ли десяток слов.

— Это на десять слов больше моего словарного запаса в руславийском, — пошутил я, чтобы разрядить обстановку. — Ты кто такой и что делаешь здесь?

— Меня зовут Хидео, я инженер, — ответил он. — Я родом… издалека.

Имя было знакомо, очень знакомо. И я тут же оказался рядом с очкариком, прижав лезвие ножа к его горлу.

— Знаю я, откуда ты родом, — проговорил я. — Мне про тебя рассказали.

— Та альвийка, — казалось, Хидео ничуть не напуган моими действиями, — я сразу понял, что она непроста. В Руславии трудно найти кого-то из нашего народа, любого из наших народов.

— Так что ты тут делаешь, Хидео из народа ши?

Чтобы развеять все сомнения относительно моей осведомлённости, я намерено обратился к нему так, как принято у него на родине. По крайней мере, я считал, что так обращаются друг к другу эльфы с островов Шиппон.

— Прятался, — развёл руками насколько смог в моей хватке Хидео. — Когда началась драка, я находился неподалёку от этого гаража и решил пересидеть здесь, пока идёт бой. Гараж не то место, которое будут проверять в первую очередь победители, кем бы они ни были.

Мысль верная — что может быть скучнее гаража, набитого одинаковыми грузовиками. Максимум при обыске сунут нос в парочку кузовов, поймут, что ничего тут нет, и уберутся дальше. Когда же дойдут руки до детальной проверки, у Хидео будет сотня шансов унести ноги.

— Ты имел отношение к мана-бомбе? — Хидео не стал ничего говорить в ответ, только утвердительно кивнул. — Где она сейчас?

— Согласно инструкции прототип объекта должны перевезти в эвакуационный ангар, — ответил инженер. — Там стоит самолёт достаточных размеров, чтобы вывезти прототип с Фабрики.

— А сейчас имеются основания для эвакуации?

— Даже если бы их не было, а они есть, сам же видишь, прототип объекта обязаны доставлять в эвакуационный ангар при любой нештатной ситуации. Скорее всего, его ещё не вывезли после той карикатурной атаки местных повстанцев. О ней знали все, понимали, каков будет результат, но прототип всё равно перевезли в ангар, остановив работы.

— И где этот ангар?

— Тут не очень далеко. Минут десять, если на машине. Например, на этом грузовике.

— Давай за мной, если хочешь ехать.

Я видел бочки с горючим, стоящие недалеко от входа в гараж, так что с заправкой проблем не будет. Вместе с Хидео, оказавшимся не таким уж хилым, несмотря на хлипкое телосложение, мы быстро залили полный бак ближайшей к воротам машины. Я сел за руль, а Хидео запустил автоматическую лебёдку, поднимающую ворота. Я мог бы бросить его в гараже, однако инженер, да ещё и эльф из народа ши мог стать вполне приличным приобретением для «Солдат без границ». Конечно, если пройдёт проверку Оцелотти и не отравится кормить рыб. Подрулив к воротам, я открыл дверь кабины, и Хидео быстро заскочил внутрь. Я тут же нажал на газ и велел эльфу командовать.

Звуки сражения, идущего на Фабрике, обрушились на нас, как только открылись ворота гаража. Гремели взрывы, сухо стучали пулемёты, щелкали винтовки, с грохотом шагали и рушились на землю шагатели. Сотни солдат бежали куда-то, натыкались на врага, и тут же завязывалась перестрелка, быстро переходящая в рукопашную. И мы неслись среди всего этого безумия, уповая только на неразбериху, что всегда царит на поле боя. Нас обстреливали со всех сторон — и северяне, и защитники Фабрики, но никто не уделял достаточно внимания, и это нас спасало. По нам стреляли для острастки или просто потому, что видели цель.

И по пути мы становились свидетелями десятков схваток.

Вот вагрийцы в серо-стальных шинелях несутся по широкой улице между корпусами, вскидывают винтовки при виде нашего грузовика. Но выстрелить никто не успевает — всех поглощает пламя из мощного огнемёта, установленного на шагателе. В единый миг солдаты превращаются в живые факелы и мечутся по улице, катаются по земле в тщетных попытках сбить пламя. Шагатель развернул к нам своё жуткое оружие, но прежде чем он успел облить грузовик струёй жидкого огня, я вывернул руль, до упора вжав педаль газа в пол. Машину едва не перевернуло, но я каким-то чудом сумел вписаться в поворот, нырнув между корпусами. Потерял зеркало заднего вида со своей стороны, но в нём особой надобности не было и так.

Вот по нам открывают огонь с вышки — строчит крупнокалиберный пулемёт, выбивая фонтанчики мёрзлой земли в считанных футах от носа кабины. Я бросаю грузовик из стороны в сторону, сбивая врагу прицел, и не отпускаю педали газа, чтобы как можно скорее покинуть зону обстрела. Но прежде со слышимым даже на расстоянии скрежетом и стоном металла вышка рушится, срезанная знакомыми уже синими лучами ручных винтовок северян.

Вот на дорогу перед нами выскакивает ошалевший солдат в серой шинели. Я жму на клаксон, чтобы он убрался прочь. Не потому что мне его жаль, сбивать людей мне приходилось. Просто каждое столкновение на такой скорости опасно для нас, хотя бы и потерей времени, а его, я отчего-то был почти уверен, оставалось всё меньше. Солдат среагировал на резкий звук и, перекатившись через плечо, убрался с нашего пути. Но тут же встал на колено и несколько раз выстрелил в грузовик из своей длинной руславийской винтовки. Стрелял быстро и сноровисто перезаряжал — так что нам досталась пара пуль. К счастью, ни меня, ни Хидео не задело, лишь со звоном разнесло на осколки боковое стекло. Я окончательно выбил его ударом локтя, чтобы покрытые сеткой трещин остатки не мешали обзору слева.

Вот прямо перед нами, разваливая угол фабричного цеха, выступает высоченный шагатель со счетверёнными пулемётами по обеим сторонам бочкообразного корпуса. Его броня закопчена и носит следы попаданий, самые странные среди них те, что похожи на царапины от медвежьих когтей — очень больших медвежьих когтей. Я выкручиваю руль так быстро, как только могу, но всё равно не успеваю. Шагатель открывает огонь сразу из всех пулемётов, буквально перепахивая землю рядом с грузовиком. Машина не вписывается в поворот, нас кидает бортом на стену фабричного корпуса, с треском разлетается щепой деревянный кузов, Хидео бросает на меня, в двери кабины появляется здоровенная вмятина. Я жму на газ, колёса буксуют по грязи, жуткий веер пуль стучит уже по стене фабричного корпуса в считанных футах от нас. Шальные пули рвут тент на лоскуты. И тут машину рывком бросает вперёд — мы несёмся дальше. От шагателя нас закрывает большой цех, размером чуть ли не с квартал в урбе.

— Здесь налево — и дальше вперёд! — кричит мне Хидео.

— А потом?

— Всё — там уже ангар.

Вот только между нами и ангаром оказалось весьма серьёзное препятствие. Шла жестокая рукопашная схватка. Северяне, возглавляемые здоровенным воином в шинели, но с непокрытой головой, наседали на тяжёлую пехоту из охраны Фабрики. Пули и синие лучи смерти наполняли воздух. Люди ожесточённо убивали друг друга чем придётся — в ход шли длинные мечи и секиры северян, и винтовочные штыки, приклады пулемётов и даже старые добрые сапёрные лопатки, так хорошо зарекомендовавшие себя на всех фронтах Великой войны.

— Хватай оружие! — ткнул я пальцем в закреплённый на задней стенке кабины пистолет-пулемёт местной конструкции, чем-то напоминающий астрийский Ригель с барабанным магазином. — Пали куда угодно, лишь бы к нам не лезли.

Я уверенно направил грузовик прямо в толпу, отчаянно сигналя. На нас оборачивались, вскидывали оружие, но выстрелить не успевали. Хидео, явно прежде не стрелявший из такого пистолет-пулемёта, поливал пространство перед собой веером пуль. Он палил с азартом глубоко штатского человека, которому довелось-таки пострелять, да ещё и патроны экономить не надо.

Мы неслись через схватку, снося всех на своём пути. Никто не может потягаться с разогнавшимся грузовиком. От бампера отлетали тела в серых шинелях и штурмовой броне. Северяне и руславийцы падали, срезанные длинными очередями Хидео. Он палил в белый свет, как в грошик, но вокруг столько народу, что порой промахнуться сложнее, чем попасть.

— Готовься прыгать! — крикнул я Хидео. — На счёт три, понял? — Тот кивнул в ответ. — Тогда слушай. Раз! — Я вдавил педаль газа в пол, стараясь выжать из двигателя всё. — Два! — Мы несёмся прямо на охраняющих вход в ангар штурмовиков. Те успели вскинуть пулемёты и дать длинную очередь, но кричать «Пригнись!» некогда. — Три! — Я вывернул руль, бросая грузовик боком, и одновременно нажал на тормоз. Со скрипом и хрустом, которые я услышал даже через звуки боя, грузовик пошёл юзом на заклиненных тормозами колёсах.

Хидео ударом ноги выбил дверь, та распахнулась — и инженер прыгнул наружу. Бесстрашный он всё-таки эльф, такой мне точно пригодится, не зря я решил взять его с собой, а не бросить в гараже.

Я сразу же последовал за ним, только прыгать мне пришлось перед несущимся на штурмовиков грузовиком. Сами солдаты продолжали полосовать машину пулемётным огнём. Но я не думал ни о чём, просто прыгнул, почувствовав, как мёрзлая земля ударила сначала локти и колени, потом спину. Я покатился, и удары обрушились со всех сторон, как будто я снова висел в камере тюремного блока и меня обрабатывал полковник фон Вольг. Вот только земля оказалась твёрже его кулаков.

Остановился, врезавшись в стену ангара. Удар выбил воздух из лёгких, но я тут же вскочил на ноги и бросился к двери. Одному из охранников не повезло — он не успел убраться с дороги грузовика и лежал теперь, раздавленный его массой. Сам грузовик перевернулся кверху днищем, колёса его продолжали вращаться по инерции. Второй охранник только поднимался на ноги, сейчас тяжёлая штурмовая броня, пускай и добавлявшая ему сил, играла против него. Я оказался рядом с ним раньше, чем он сумел встать хотя бы на одно колено, чтобы открыть по мне огонь из своего пулемёта. Будь он рыцарем прежних времён, я бы ничего не смог ему противопоставить, вооружённый одним ножом. Но даже самая тяжёлая штурмовая броня имела десяток уязвимых мест, если ты находишься достаточно близко к тому, кто носит её.

Я резанул врага под мышку, что-то лопнуло под лезвием ножа, и правая рука охранника повисла плетью. Пулемёт вывалился из пальцев и стукнулся прикладом о землю. Следующим движением я полоснул его под коленом — охранник повалился ничком. Я пинком перевернул его на бок и, присев, вонзил нож в горло по самую рукоять. Надавил посильнее, пока он не перестал дёргаться.

— Мерзкое это дело всё-таки, — произнёс Хидео, подошедший ко мне, как раз когда я поднимался на ноги, стирая кровь с ножа рукавом собственной куртки. — Ненавижу убийства.

Оружия при нём уже не было, зато он выглядел слишком чистеньким для эльфа, который только что выскочил из грузовика на полном ходу.

— Идём за мной, — велел Хидео, указывая на непрочную лестницу, ведущую к площадке с дверью. — У меня есть универсальный ключ.

Я поспешил за ним. Времени на раздумья не оставалось. Мы своим грузовиком проделали брешь в обороне ангара, и северяне решительно устремились в неё. Обороняющиеся отчаянно отбивались, но шансов у них не осталось совсем. Первым к нам нёсся тот самый здоровяк с непокрытой головой, его рыжая шевелюра и длинная борода уже заскорузли от чужой крови, а широкое лезвие и рукоять секиры были алыми от неё. Рукава шинели северянина потемнели, впитав огромное количество пролитой на них крови. Я бы не хотел столкнуться с ним в рукопашной схватке. Лидер вагрийцев могучими ударами расчищал себе дорогу, легко прорубаясь через охранников в штурмовой броне. Его секира рубила вражеские доспехи, как бумагу. За ним следовал отряд таких же отчаянных головорезов, орудующих мечами и топорами.

Взбежав вслед за Хидео по лестнице, я нырнул за ним в дверь, и эльф сразу запер её за нашими спинами. А потом ещё дёрнул какой-то рычаг.

— Он обрушивает лестницу, — сообщил мне инженер, — так что северянам сюда никак не забраться.

То-то, пока я бежал по ступенькам, они казались мне такими хлипкими — весьма предусмотрительно.

Я осмотрелся. Мы оказались на втором ярусе громадного ангара. Пол под ногами был такой же несерьёзный, как и лестница, ведущая сюда. Металлический настил, для облегчения конструкции сделанный решёткой, так что мы отлично видели всё, что творится прямо у нас под ногами. К тому же настил довольно громко скрипел под подошвами ботинок и передвигаться хотя бы относительно тихо было почти невозможно. А потому я решил присесть на колено и оценить обстановку.

Главенствовал в ангаре, конечно же, самолёт. Я видел такие в воздухе, но на земле он производил куда большее впечатление. Шестимоторное чудовище с тупой мордой, вытянутым корпусом и совершенно невероятным размахом крыльев. Бомбардировщик «Кондор» альбийского производства, который мог поспорить в воздухе с иными дирижаблями. Он щетинился пушками и бугрился турелями со спаренными крупнокалиберными пулемётами. Но самым его главным вооружением были бомбы — конечно, дирижабль нёс их куда больше и метать мог точнее, вот только во время бомбардировки небесный корабль превращался в идеальную мишень для наземной артиллерии, а потому бомбить капитаны дирижаблей предпочитали с очень больших высот. Что неизменно сказывалось на точности. Именно поэтому альбийские «Аисты», а после «Кондоры» стали настоящей грозой траншей и городов. Заслышав в небе гул их моторов, все предпочитали прятаться получше, чтобы пережить налёт. Конечно, «Кондор» отлично подходит для эвакуации мана-бомбы. Укрыть в ангаре дирижабль можно, но быстро подготовить его к полёту уже не выйдет. В этом самолёты, даже такие чудовищные, как «Кондор», всегда превосходили небесные корабли.

Но всё же интереснее самолёта и суетящейся вокруг него обслуги была знакомая фигура полковника фон Вольга, неспешным шагом направляющегося к «Кондору». Рыкова рядом с ним не было, а вот профессор Соколов хромал, подволакивая ногу, но стараясь не отставать от полковника. Видимо, дела на Фабрике совсем плохи, раз фон Вольг решил эвакуироваться вместе с ведущим учёным и мана-бомбой. Полковника прикрывал отряд бойцов в чёрном с закрытыми масками лицами, двигались они как одно целое, что выдавало годы совместных тренировок. Вооружены все личные гвардейцы фон Вольга были знакомыми мне автоматическими винтовками.

А вот появления моих людей, ведомых Оцелотти и Серой Лисицей, я не ожидал вообще. Они притаились на втором ярусе всего в полусотне метров от нас с Хидео и также наблюдали за тем, что творится в ангаре.

— У твоей альвы есть такой же ключ, что и у меня, — пояснил инженер, когда я указал ему на моих людей. — В том, чтобы быть любовницей начальника охраны, есть свои плюсы.

— А сколько ещё таких лестниц, как ты обрушил? — уточнил я.

— Кроме той, по которой поднялись твои люди, ещё одна. — Хидео указал мне на дверь, расположенную прямо напротив той, через которую вошли мы. — Две на боковых стенках ангара, — уже без особой надобности пояснил он, — и одна на задней.

Значит, Оцелотти и Серая Лисица выбрали более длинный путь, но оказались тут почти одновременно со мной. Нам всё-таки пришлось слишком сильно петлять, пока неслись на грузовике, и ни о каких десяти минутах, о которых говорил Хидео, и речи быть не могло.

Приближаться к своим людям мне пришлось как можно незаметнее. Я выставил перед собой Хидео как своеобразный белый флаг — в инженера стрелять точно не станут, на этом строился мой расчёт. И он оказался верным. Хидео заметили, навели на него оружие, но сразу огонь не открыли, и лишь после этого из-за спины инженера вышел я. Не было никаких выкриков и прочих бурных проявлений радости при моём появлении. Только по расширившимся глазам бойцов я понял, как сильно они удивлены тому, что я жив и мы встретились.

С Оцелотти осталось только двое «диких котов», у одного левое плечо было наскоро перемотано пропитавшимися кровью бинтами, у второго такая же повязка закрывала лоб, хотя крови на ней было куда меньше. Серая Лисица сменила узкую форменную юбку, которую порвала в схватке с фон Вольгом, на более практичные свободные брюки. Вооружена эльфийка была привычным мечом со слегка искривлённым воронёным клинком. Как она сумела протащить его на Фабрику, знала только сама Серая Лисица.

— Как нам отсюда попасть на самолёт? — спросил я у Хидео, который, по всей видимости, разбирался в устройстве ангара лучше всех нас.

— Видите поперечину? — Инженер указал на пересекающий всё помещение настил. Он был поуже того, на котором расположились мы, но на нём имелись крепления нескольких складных лестниц. — Если освободить лестницы, то можно спуститься прямо на фюзеляж «Кондора». Сейчас колпаки пулемётных турелей открыты, чтобы внутри было не так душно. Через них можно попасть в самолёт и угнать его.

— Какой удобный ангар, — усмехнулся Оцелотти, — как будто создан для того, чтобы угнать этот самолёт. Для чего вообще тут наверху эти настилы нужны?

— Он строился для обслуживания и ремонта шагающих машин Гранина, но когда пускать их в серию сочли нецелесообразным и урезали финансирование почти до нуля, ангар перепрофилировали под нужды нового проекта.

— А настилы наверху никто не охраняет, — продолжал высказывать сомнения Оцелотти.

— Универсальные ключи от них есть у считанных людей на Фабрике. У меня, у Соколова и у фон Вольга. Так что опасаться вроде бы нечего. Было.

— Ключ фон Вольга был у Рыкова, я забрала его с трупа этого подонка.

— Вместе со штанами, — поддел Лисицу Оцелотти, и эльфийка обожгла его просто убийственным взглядом. Я бы, наверное, не рискнул так шутить с Серой Лисицей.

— Что ещё нам следует знать? — чтобы переменить тему, обратился я к Хидео.

— Солдаты, сопровождающие фон Вольга, чрезвычайно опасны. Они объединены в систему под названием «Рой». Каждый видит и слышит всё то, что видят и слышат его товарищи. Это позволяет им действовать с идеальной эффективностью.

Вот откуда такая слаженность движений, как будто все телохранители фон Вольга — части единой машины.

— Ты и про них знаешь, — покачал головой Оцелотти.

— Я приложил руку к их созданию, — честно ответил Хидео. — Дело в том, что это было своего рода… делом чести для меня. Видите ли, эти солдаты — копии, не идеальные, но близкие к идеалу, императорских гвардейцев Шиппона. Но если гвардейцев выводят маги-биологи при помощи ритуалов и заклинаний, которым уже тысячи лет, то я сумел создать кого-то близкого к гвардейцам при помощи сплава магии и технологий нового времени.

— Поэтому ты сбежал с родных островов, — кивнула Серая Лисица, — и вынужден скрываться подальше от них.

— У Оммё-рё длинные руки, но так далеко они не дотягиваются.

Я не понял, о ком он говорит, но пока не время рассуждать о подобных материях. Слишком уж они далеки от того, что происходит здесь и сейчас.

— А сам фон Вольг? — указал на полковника, о чём-то разговаривающего с человеком в лётной куртке и длинном белом шарфе. Они стояли у трапа самолёта, и человек в кожаной куртке что-то доказывал полковнику, не скупясь на жестикуляцию. Фон Вольг отвечал короткими репликами, не шевеля и пальцем, что, кажется, бесило человека в куртке. — Что у него за броня под шинелью? Даже самая лучшая из тех, что отводят пули, давно бы вышла из строя, когда в неё всадили три десятка в течение полуминуты.

— Магия, технология и много магиума, — расплылся в улыбке Хидео. — Я имел только косвенное отношение к тому, как фон Вольга ставили на ноги, помогал крепить на нём экзоскелет. Операция была просто кошмарная, можете мне поверить. Фон Вольг отказался от наркоза и чувствовал, как ему в кости вкручивают болты, чтобы закрепить экзоскелет. Без него полковник не может сделать и шага, у него сильно повреждена спина, из-за чего отнялись ноги.

— А что пули-то отводит? — вернул я на землю Хидео.

— Экзоскелет, — ответил он. — Это ведь не единое целое, как броня, а набор из нескольких десятков деталей, каждая из которых запитана от своей магиумной батареи. В теории он может выдержать попадание из автопушки, даже несколько. Хотя на практике этого никто не проверял.

— Но клинок это поле не остановит?

— Нет, такое поле создать пока не удалось.

Что меня, откровенно говоря, только радовало.

— План следующий, — произнёс я. — Лисица, ты берёшь Хидео и захватываешь самолёт. Справишься?

Эльфийка только кивнула в ответ — сейчас слова были лишними.

— Оцелотти, мы с тобой и твоими парнями открываем ворота, чтобы самолёт смог вылететь. Постараемся заклинить их в открытом положении и прыгаем в самолёт на ходу.

— А фон Вольг и его приятели в чёрном будут стоять и ждать, пока мы сделаем это?

— Конечно нет, потому мы привлечём к себе внимание, чтобы Серая Лисица спокойно разобралась с экипажем самолёта.

— Как я люблю такие планы, — усмехнулся Оцелотти и обернулся к своим людям. — Это может стать нашим последним боем, парни, и я скажу вам вот что — для меня будет честью драться вместе с вами и вместе умереть, если придётся.

— Для нас — тоже, командир, — ответил один из «диких котов», тот, у кого была перебинтована голова.

Это пускай и пафосные, но вовсе не пустые слова. «Дикие коты» готовы идти за Оцелотти на самое дно преисподней, и сегодня, похоже, все мы оказались именно там.

— Вперёд, — скомандовал я, и мы устремились каждый к своей цели.

Над воротами, ведущими на взлётную полосу, располагалась весьма удобная вертикальная лестница. Я ударил по стопору, державшему её поднятой, ботинком, механизм заскрипел, но не поддался. Пришлось врезать ещё раз — посильнее, и тогда лестница с душераздирающим лязгом упала вниз, врезавшись в пол. На этот звук должны были сбежаться все, кто сейчас находился в ангаре.

Я первым заскользил по ней, держась за боковины, притормозил уже перед самым полом и всё равно больно ударился пятками о бетон. Часовые, охранявшие механизм, были ошеломлены нашим появлением, но повскидывали винтовки и открыли огонь. По боковинам и перекладинам лестницы зазвенели пули. К счастью, у них были лишь самозарядные винтовки, будь они вооружены автоматическими, нам бы пришлось туго.

Я в одночасье оказался прямо перед ними. Прежде чем первый часовой успел навести на меня оружие, я отбил ствол его винтовки в сторону и ткнул под мышку. Выдернув нож, пинком отправил бойца прямо на оставшихся товарищей. Тут рядом со мной приземлился Оцелотти, револьверы, как по волшебству, оказались у него в руках. Четыре стремительных выстрела — и оба оставшихся часовых повалились на пол. По серому бетону начали разливаться лужи крови.

— Ты никак не угомонишься, наёмник, — прогремел голос фон Вольга. Он, не особенно торопясь, шагал к нам, пригнувшись под крылом самолёта. За ним следовали его телохранители, подобно верным псам за хозяином. — Ты зарвался, пора мне наконец отправить тебя на тот свет.

— Рискни, — нагло ответил я, перехватывая окровавленный нож и снова очищая его клинок о собственный рукав. — «Коты», на вас его охрана. Полковник — мой.

Гвардейцы фон Вольга одновременно вскинули винтовки, одновременно нажали на спусковые крючки. Но синхронность — это ещё не всё, не она решает на поле боя. «Дикие коты» бросились в разные стороны, словно на самом деле были этими уличными бойцами. Оцелотти перекатился через плечо, уходя с линии огня, и тут же открыл просто ураганную пальбу из обоих револьверов. Солдаты в чёрном плавно разошлись, чтобы увеличить сектор обстрела, но один из них раньше рухнул на бетонный пол ангара с простреленной головой. Он не сумел уклониться от пули, перенаправленной ему прямо в голову отклоняющим полем экзоскелета полковника фон Вольга. Бойцы в чёрном могли быть сколько угодно хороши, но с Оцелотти им не тягаться.

Фон Вольг наступал на меня, на ходу снимая свои щёгольские красные кожаные перчатки. Я оставался на месте — гвардейцы полковника полностью сосредоточились на перестрелке с «дикими котами» Оцелотти, им сейчас было не до меня. А может, и сам фон Вольг отдал им приказ не трогать меня, и он подтвердил мою догадку.

— Пора закончить то, что я начал в тюремном блоке, — сказал он, пряча перчатки в карман шинели. — Я переломаю тебе все кости и оставлю подыхать здесь на радость северянам, ломящимся в ангар.

— Если, — ответил я расхожей цитатой из какого-то древнего текста. Ее обожал приводить как пример лаконичности преподаватель по тактике малых групп в академии.

Фон Вольг явно не оценил мою лаконичность — его кулак устремился мне в лицо. Я легко ушёл в сторону, уклонился и от второго удара. Третий перехватил, поймав полковника за рукав шинели, и врезал сам. Бил ногой под колено с подшагом, чтобы оказаться вплотную к врагу. Вот только фон Вольг и не думал об обороне. Мой ботинок врезался ему в колено сбоку — любого другого этот удар повалил бы на пол, но только не фон Вольга. Носок ботинка попал во что-то железное, видимо, одну из деталей экзоскелета, и сила удара сыграла против меня, отозвавшись болью уже в моей ноге. Фон Вольг только усмехнулся в ответ, отчего его лицо стало особенно уродливым, и врезал мне лбом. Я едва успел откинуть голову назад, так что удар пришёлся на подбородок, и тут же отпрыгнул, разрывая дистанцию. Фон Вольг среагировал мгновенно — прямой выпад ногой, не зря называемый «прощай, дверь», выбил из меня весь воздух. Я отлетел ещё дальше, врезавшись спиной в механизм, открывающий ворота на взлётную полосу.

За спиной фон Вольга один за другим начали запускаться двигатели «Кондора», с глухим гулом раскручивались лопасти пропеллеров. Но полковник не обратил на это никакого внимания. Он был полностью сосредоточен на мне.

Воспользовавшись ситуацией, я, почти не глядя, рванул на себя рычаг, открывающий ворота, и те медленно поползли вверх. Застопорить его я уже не успевал — фон Вольг обрушил на меня новый удар. Уйдя от его пудового кулака, я едва не подставился под второй — полковник почти поймал меня. Я присел, нырнул вправо, тут же качнулся влево, пропуская кулак фон Вольга в считанных дюймах от моего лица. Перехватив его руку, я продолжил движение полковника и, пользуясь его собственным немалым весом, бросил его через плечо. Миг — и ноги полковника в щёгольских красных сапогах пролетели у меня над головой. Он впечатался спиной в бетон пола, но не издал ни звука, словно не чувствовал боли вовсе. Я рухнул на колено, нацелив нож в грудь фон Вольгу. Тот успел перехватить мои запястья и крепко сжать. Так крепко, что затрещали кости. Вот только я и не пытался достать его таким простым и легко читающимся приёмом.

Я снова использовал инерцию движения — на сей раз собственного, и, оттолкнувшись от пола, бросил себя вперёд. Запястья вывернулись из хватки фон Вольга, и я быстрым взмахом полоснул его по шее. Точнее попытался полоснуть. Когда надо, полковник мог быть очень быстр. Лезвие моего ножа распороло ткань его шинели, проскрежетало по металлу экзоскелета на предплечье, но даже крови полковнику пустить не удалось.

Он вскочил на ноги с удивительным для такого могучего человека проворством и обрушил на меня сомкнутые в замок руки. Попади, как хотел, по спине, наверное, позвоночник мой не выдержал бы. Но вместо того чтобы увёртываться и отступать, я сам бросился в атаку. Проскочив под его руками, оказался вплотную к фон Вольгу и нанёс несколько быстрых ударов. Нож скрежетал по экзоскелету, но теперь я бил, куда сам хотел, и по сукну полковничьей шинели начали растекаться тёмные пятна, быстро набухающие кровью. Он ухватил меня за пояс и отбросил назад, я едва удержался на ногах. Но выпрямившись, вскинул нож, демонстративно очистив его клинок от крови фон Вольга.

Как и ожидал, мои действия и боль от нескольких неглубоких ран распалили гнев полковника. Он ринулся в атаку, как бешеный бык, обрушив на меня всю свою силу, подкреплённую быстротой. Мне пришлось очень туго — фон Вольг работал кулаками, будто паровыми молотами, без устали нанося могучие удары. Я уклонялся и резал его ножом, бил куда попаду — по предплечьям, плечам, груди. Пригибаясь, резал бёдра и икры. Шинель, брюки, щёгольские красные сапоги фон Вольга превратились в окровавленные ошмётки. Но полковник словно не чувствовал боли — он продолжал наседать, не сбавляя темпа, и ни под один из его ударов попасть мне совсем не хотелось бы.

Ворота, ведущие на взлётную полосу, открылись почти полностью. Самолёт за спиной фон Вольга уже нетерпеливо гудел винтами, словно приглашая меня внутрь. Но между «Кондором» и мной стоял полковник, и добровольно уступать мне дорогу явно не собирался. Выстрелы почти стихли — и я не знал, сумел ли Оцелотти со своими «дикими котами» одолеть гвардейцев фон Вольга или меня ждёт смерть, даже если я каким-то чудом сумею победить полковника.

Мы стояли, давая друг другу передышку. Оба дышали тяжело, у обоих по лицам градом катился пот. Правую сторону лица фон Вольга, скрывая почти все уродливые шрамы, заливала кровь из длинной раны. Она была моим лучшим успехом в этой схватке. Попади я чуть точнее, и кровь заливала бы ему правый глаз, давая мне преимущество в схватке, но фон Вольг каким-то невероятным движением сумел в последний миг отбить мою руку в сторону.

— Ты неплох, наёмник, — сказал он, переведя дыхание, — но не более того. Я убивал людей покрепче тебя.

Я ничего не стал говорить в ответ — берёг своё дыхание. Кого бы там ни убивал фон Вольг, сейчас его противник я, и у меня в рукаве припрятана ещё парочка пренеприятных сюрпризов. Вот только оказалось, что фон Вольг и сам полон их — очень и очень неприятных сюрпризов.

В два счёта сорвав с себя шинель, полковник остался в такой же покромсанной моим ножом и окровавленной гимнастёрке. Стальные детали экзоскелета порвали её во многих местах, торча наподобие сломанных костей. На многих были видны царапины от моего ножа, но ни одну серьёзно повредить мне не удалось.

Фон Вольг издал громкий рык, будто обратившись в дикого зверя, и ринулся на меня. Вокруг пальцев его замелькали разряды электротока. Крохотные молнии плясали по металлическим деталям экзоскелета, отчего ткань гимнастёрки тлела и обугливалась.

Я едва не пропустил удар фон Вольга, так был удивлён. Кажется, тело уклонилось само — без помощи разума. Кулак полковника просвистел настолько близко, что у меня волосы зашевелились от тока, сверкающего на деталях экзоскелета маленькими молниями. Опустив руки, я резанул его по боку, распарывая ткань гимнастёрки и мышцы живота. На сей раз удалось вогнать клинок достаточно глубоко, чтоб вызвать гримасу боли на лице фон Вольга. Он стремительно развернулся ко мне, нанося удар ногой. И вот тут я решил пойти ва-банк. Никакого уклонения. Я принял удар его ноги на скрещённые руки — в меня словно бронепоезд врезался. Но я выкинул из головы боль — сейчас было не до неё. Рванув руку с ножом вниз, я полоснул фон Вольга по щиколотке, клинок глубоко распорол ему ногу, перерезав сухожилие. Продолжением движения я упал на колено, перекатился вперёд, оказавшись позади фон Вольга, и восходящим ударом прошёлся ему ножом по всей спине, вскакивая на ноги. Когда клинок касался металлических деталей полковничьего экзоскелета, мою руку ощутимо дёргало, словно я схватился за оголённый провод. Удержать рукоять ножа стоило мне немалых усилий. Даже когда я отпрыгнул, разорвав контакт, пальцы продолжали зудеть, словно под кожу забрались тысячи мелких насекомых.

Фон Вольг взревел ещё громче и яростнее, хотя казалось бы, куда уж дальше. Но у него вышло. А вот удар нанёс уже медленнее — и это был мой шанс!

Не став уклоняться, я отбил его руку в сторону, сморщившись от мелких разрядов тока. Крутанувшись на месте, я изо всех сил врезал фон Вольгу в грудь ногой. Прямой удар, усиленный движением всего тела. Даже такой могучий человек, как полковник, покачнулся, пропустив его. А я развил успех. Вновь упал, почти распластавшись по полу, провёл подсечку, но фон Вольг успел убрать ногу. Прыгнул, прямо с пола вперёд, вскидываясь всем телом, будто атакующая змея. Нож нацелен в бедро — фон Вольг увидел это, закрылся, приподняв ногу, и лишил себя подвижности. На краткое мгновение, но мне его хватило. Кулак левой руки врезался полковнику под дых — фон Вольг отшатнулся, ловя ртом воздух. Я перехватил нож и ударил врага в основание шеи. Мне почти удалось достать его. Фон Вольг двинулся в сторону всем корпусом, и мой нож намертво прилип в металлической детали его экзоскелета, идущей вдоль ключицы.

Мы замерли вплотную друг к другу. Я не успел отпустить нож, пальцы свело судорогой от пробежавшего по руке разряда электротока. Фон Вольг уже без всяких усмешек ударил меня лбом в лицо. И на сей раз я не успел убрать голову. Под черепом словно граната взорвалась. Я откинулся назад, чувствуя, как по лицу течёт небольшая, тёплая речка крови. Правый глаз почти перестал что-либо видеть — его затянуло багровой пеленой. Фон Вольг впечатал кулак мне под рёбра, и я практически повис на его руке. Боковым в голову он бросил меня на пол, будто я тряпичная кукла — марионетка с перерезанными ниточками. Я растянулся на бетоне, одним глазом наблюдая за врагом. Фон Вольг вскинул ногу, чтобы покончить со мной, растоптав мою голову. Я едва успел откатиться в сторону — каблук его сапога врезался в пол. Фон Вольг развернулся и пнул меня под рёбра с такой силой, что я покатился дальше, пока не остановился, ударившись спиной обо что-то.

Нащупав опору, я кое-как сумел сесть. Фон Вольг надвигался на меня с обыкновенной своей неспешностью. Я был повержен, безоружен и не представлял для него опасности.

— Жаль, что придётся убить тебя быстро, наёмник, — произнёс он, занося ногу для нового удара. — Ты бы протянул в бочке дольше старика Гранина.

Опустить сапог на мою голову фон Вольг не успел — дюжина выстрелов прозвучала так быстро, что слилась в одно тарахтение. Когда хотел, Оцелотти мог стрелять со скоростью ручного пулемёта, стремительно опустошая барабаны обоих револьверов. Фон Вольг даже не обратил внимания на пули, отлетающие в разные стороны, остановленные защитным полем его экзоскелета. Но тут поле вспыхнуло, что-то заискрило у полковника за спиной, и он повалился ничком на пол рядом со мной. Примагнитившийся к его ключице нож со звоном упал в считанных дюймах от моей руки.

Собрав все силы, что ещё остались, я рванулся к оружию. Как только пальцы сомкнулись на рукояти, я прыгнул вперёд, толком не поднявшись с пола. Перехватив нож обеими руками, я всадил его в поясницу полковника. Туда, откуда вылетали искры, прожигающие ткань гимнастёрки. Клинок ударился во что-то металлическое — фон Вольг зарычал нечеловеческим голосом. Но это не остановило меня — я ударил снова, а потом ещё раз. Фон Вольга били корчи, экзоскелет содрогался, как будто живя собственной жизнью. Новый удар — и ткань гимнастёрки загорелась. Экзоскелет дёрнул тело фон Вольга в последней судороге и отключился. Полковник остался лежать на полу, не в силах пошевелить и пальцем.

Я встал на ноги, не без усилий перевернул его на спину, чтобы глянуть в глаза.

— Ублюдок, — выплюнул мне в лицо фон Вольг.

— Больше у тебя для меня слов не осталось, — устало усмехнулся я. — Я мог бы убивать тебя ещё минуту, время позволяет. — Ко мне подошёл Оцелотти, на ходу перезаряжая револьверы. Он выглядел смертельно усталым, а лицо украшал длинный ожог, как будто пуля прошла впритирку. Наверное, только Оцелотти мог так ловко от них уклоняться. — Мог бы оставить калекой на потеху северянам, которые скоро вломятся сюда. Но я не такой злобный ублюдок, как ты. — Я протянул руку, и Оцелотти вложил в неё револьвер. Обычно он ни с кем не делился своим оружием, но нас связывало слишком многое, чтобы обращать внимание на личные суеверия.

— Ты — тупой ублюдок, — прохрипел фон Вольг. — Я хотел уйти к тебе, податься в наёмники. Отдать тебе всё — самолёт, бомбу, учёных. Всё, что мы бы смогли увезти.

— Это неважно, — пожал плечами я. — Я ведь с самого начала не собирался договариваться с тобой, только обокрасть. Ты мне без надобности.

Я взвёл курок аришалийского револьвера и всадил полковнику пулю в лоб. А потом ещё одну — на всякий случай, может, у него череп особо прочный, как у гнома.

Вернув оружие Оцелотти, я опёрся на его плечо, силы почти оставили меня. Он поддержал меня, и мы вместе потащились к самолёту. Сейчас мне даже не было важно — захватила его Серая Лисица или внутри нас ждёт «тёплый» приём охранников Фабрики. У меня не осталось сил, чтобы драться, даже ударная доза стимуляторов не поможет. Я был готов принять любую судьбу.

Однако вместо врагов нас ждала Серая Лисица. Она помогла нам забраться внутрь, практически втащив меня в салон «Кондора» на руках. Оцелотти сумел залезть сам, хотя и был сильно измотан.

Внутри на длинной лавке лежал один из «диких котов». Он был, без сомнения, одной ногой в могиле, и не кричал только потому, что его буквально накачали болеутоляющими. Оцелотти присел рядом с ним, а я прошёл дальше кабину вслед за Серой Лисицей. Однако шагал я медленно и слышал, что говорит Оцелотти последнему из своих бойцов, взятых на это задание.

— Да, Степной Кот, мы сделали их. Ты, Помоечник и я, мы сделали этих пижонов.

Что ответил ему боец с позывным Степной Кот, я так и не понял — он хрипел и булькал от крови в лёгких. Может быть, Оцелотти что-то и разобрал, но я был уже слишком далеко и как-то почти позорно быстро ретировался в пилотскую кабину, прикрыв за собой дверцу.

В кабине уже вовсю хозяйничала Серая Лисица. Я примерно представлял, как управлять самолётом — всё же проходил практику, — но что делать с такой махиной, как поднять её в воздух, а тем более посадить, я имел только самые общие представления. Однако эльфийка вместе с занявшим кресло второго пилота Хидео явно нашли общий язык и готовили «Кондор» к взлёту.

— Двигатели — на полной, — доложил Хидео, непонятно к кому обращаясь.

— Командир, — обернулась ко мне Серая Лисица, — самолёт к взлёту готов.

— Вперёд, — скомандовал я.

Хидео передвинул пару рычагов, двигатели зашумели сильнее. Самолёт сорвался с места и покатился по полу ангара, через считанные секунды выкатившись на взлётную полосу. Она охранялась очень хорошо, и северяне не сумели пробиться сюда. Пулемёты и установки «синего луча», стоявшие на вышках, торчавших через каждые пятьдесят метров, соединённых высоким и прочным забором с колючей проволокой поверху, останавливали все атаки врага.

«Кондор» катился по полосе, но пока и не думал отрываться от ровного бетона. Однако на лицах Хидео и Серой Лисицы не было и следа тревоги, значит, всё идёт как надо.

— Обороты взлётные, параметры в норме, — доложил Хидео, и сразу стало ясно, что говорит он с Лисицей, заделавшейся командиром и первым пилотом.

— Держать руль, — бросила, не оборачиваясь, эльфийка.

— Руль держу.

— Скорость?

— Сто восемьдесят, — принялся отсчитывать Хидео. — Двести. Двести десять. Двести пятьдесят.

На этой цифре Лисица плавно потянула штурвал на себя.

— Двести восемьдесят, — продолжал отсчёт Хидео. — Триста. Отрыв! Триста десять. Триста двадцать.

Я увидел, как забор нырнул под нижний край кабины, потом мы поднялись над вышками, плавно, уверенно и спокойно набирая высоту. «Кондор» встал на крыло.

— Справитесь тут без меня пока? — поинтересовался я.

Серая Лисица обернулась, тонкие губы её скривились в иронической усмешке.

— Я скоро вернусь, — пообещал я и вышел из кабины.

В салоне самолёта кроме Оцелотти и умершего «дикого кота» на самой дальней от кабины лавке обнаружился профессор Соколов. Он сидел с прямой спиной, всё в том же кожаном плаще, даже монокль в глаз вставил, и теперь его стёклышко воинственно сверкало, когда он оборачивался ко мне.

— Какое отличное приобретение, — усмехнулся я, подходя к учёному. Оцелотти поднялся на ноги и составил мне компанию. Теперь мы оба нависали над сидящим Соколовым. — Вы же не против лететь с нами, профессор?

— У меня есть выбор? — глянул он мне прямо в глаза, сверкнув моноклем с особенной воинственностью.

— В общем-то, да, — кивнул я в ответ. — Вы умеете прыгать с парашютом? В этом нет ничего сложного, уверяю вас. Когда мы будем пролетать над Аурелией, я могу выбросить вас за борт в любой устраивающей вас стране. Если повезёт, вы приземлитесь на территории урба или достаточно близко к ней, чтобы успеть добраться до цивилизованных мест и не быть съеденным каким-нибудь монстром.

— А какова альтернатива?

Соколов был умным человеком, в этом у меня нет ни малейших сомнений, и понимал, что лучше поработать на меня. Держать его в чёрном теле и на положении раба мне нет никакого смысла.

— Помогите мне с одним или парой проектов, за достойную плату, конечно, и вы вернётесь в Аурелию человеком вполне состоятельным.

— А где гарантии, что вы не прикончите меня, когда я перестану быть вам нужным?

— Вы — учёный с мировым именем, а я — деловой человек и знаю, что мертвецы не приносят прибыли. Я отпущу вас с достойным вознаграждением за работу и после смогу снова пригласить к себе на базу на правах гостя и консультанта. За столь же щедрую плату. Когда дело касается выдающихся специалистов, я никогда не скуплюсь.

— Пожалуй, я вынужден принять ваше предложение, — выдал Соколов с таким видом, будто делал мне величайшее одолжение. Ну и пусть воображает себе, что угодно — с меня не убудет немного подыграть его гордыне.

— Располагайтесь поудобнее, профессор, — напутствовал я его напоследок, — перелёт будет долгим.

Отсек с бомбой был отделён от остального салона прочной дверью, наверное, тут должен был стоять часовой — просто на всякий случай. Внутри отсека на станине лежала она — наша цель. Признаться, ничего особо впечатляющего. Самая обычная бомба, чуть вытянутая, с тремя лопастями стабилизаторов на хвосте. Смущал только незнакомый знак, нанесённый трафаретом на оба пузатых бока бомбы — жёлтый треугольник с чем-то вроде чёрных лопастей, вписанных в него. Никогда прежде мне не доводилось видеть такого.

— И ради этого мы затеяли всю канитель? — спросил у меня Оцелотти.

— В итоге мы получили даже больше, чем собирались, — заметил я и, чтобы перевести разговор в другое, более удобное русло, начал отдавать команды. — Бери в помощь Соколова и выбрасывайте из самолёта всё лишнее — снимайте пулемёты, выкидывайте боеприпасы к ним и авиапушкам. Всё за борт, кроме бомбы и тела Степного Кота. Он вернётся домой.

— Спасибо, командир, — кивнул Оцелотти. — Хоть кто-то из моих парней вернётся с этого задания. Жаль, от Помоечника почти ничего не осталось. Эти парни были круты, но у них есть одно слабое место — знаешь какое? — И не дождавшись от меня ответа, сказал сам: — Их слаженность, о которой говорил Хидео. Потеряв товарищей, они как будто без глаза или уха остаются, это выбивает их из колеи. Помоечника прижали, и он взял две гранаты с взведёнными взрывателями, и просто кинулся на них. Эти пижоны просто изрешетили его, но было поздно. Он рухнул им под ноги — и тут гранаты взорвались. Забрал с собой двоих.

— Твои люди — лучшие среди «Солдат без границ», — положил я ему руку на плечо.

Он кивнул, и мы вышли из отсека с бомбой.

«Кондор» плавно набирал высоту, делая круг над Фабрикой. Я вернулся в пилотскую кабину и теперь смотрел на битву сверху вниз. Зрелище, надо сказать, исключительное. Бой шёл по всей Фабрике, и кто одержит верх, понять было невозможно. Северяне наседали отовсюду, прорвав внешний периметр в дюжине мест. Кое-где мелькали громадные боевые звери — гордость и мощь Северной Лиги. Однако грамотно организованная оборона внутри, установки «синего луча» и боевые шагатели не давали им развить успех. Увидел я и колоссальное железнодорожное орудие — то самое, что разнесло командный пункт, едва не отправив меня на тот свет одним своим снарядом. Но теперь оно вынужденно молчало — палить сейчас из него было глупо и поздно, любой взрыв его снаряда прикончит сотни северян. Однако свою работу орудие выполнило и теперь вполне могло отдыхать.

Но нас эта битва уже не касалась. «Кондор» ушёл за облака и, направляемый твёрдой рукой Серой Лисицы, полетел на нашу базу. Мы сильно забирали к югу, уходя из обитаемых небес Аурелии, ближе к побережью, где не было проложено воздушных трасс и куда меньше риск столкнуться с патрульными самолётами или дирижаблями.

Чтобы облегчить «Кондора», мы вместе с Оцелотти и Соколовым избавили его от всего лишнего груза. За борт полетело всё не закреплённое намертво вооружение, все ящики с боеприпасами к авиапушкам и пулемётам. Вслед за ним полетел и приличный запас провизии, заготовленной на весь экипаж и пассажиров, на нём можно было прожить дней десять, если затянуть пояса. Мы оставили лишь самую малость, ведь наш перелёт не займёт много времени. Комплекты тёплой одежды оставили только на себя, остальные без жалости выбросили. Нам предстоял беспосадочный перелёт в почти девять тысяч километров, а хватит ли горючего, даже с учётом запасных баков, не бралась предсказать даже сидевшая за штурвалом Серая Лисица. Для экономии топлива мы летели на трёх двигателях из шести, но и это не гарантировало, что мы долетим до базы и сумеем нормально сесть. Оставалось уповать на удачу и мастерство эльфийки.

Мы с Оцелотти сменили Серую Лисицу и Хидео за штурвалами «Кондора», когда самолёт летел над океаном. Сейчас никакой особой сложности управление не представляло, и с ним даже мы вполне справимся. Так что эльфы вполне могли выспаться и поесть перед тем, как им придётся сажать самолёт. Конечно, если топлива хватит до базы.

Ничего примечательного за время полёта, к счастью, не случилось. Лишь когда мы с Оцелотти вели «Кондора», нас накрыла гигантская тень. Когда солнце снова осветило кабину, мы с Оцелотти только переглянулись и пожали плечами. Что за тварь пролетела над ним, к счастью, не обратив на нас внимания, мы не знали и даже гадать как-то не хотелось.

И всё же удача была на нашей стороне — в баках оставалось горючее, когда на горизонте показались платформы базы «Солдат без границ», затерянной среди Тысячи островов.

Я сел в кресло радиста, недолго повозился с мощной радиостанцией «Кондора» и быстро нашёл нужную частоту. Нас уже обнаружили на базе, и из динамика тут же раздался голос, требующий ответа — кто мы? Одновременно на платформах поднимались противовоздушные орудия, нацеливающиеся на нас.

— Говорит лучший наёмник Эрды, — ответил я. — Самолёт мой — готовьте посадочную полосу.

Именно эта полоса была тем самым амбициозным проектом, что стоил колоссальной суммы. Но без неё вся затея теряла смысл — как ещё воровать бомбу, если не на самолёте. А для доставки мана-бомбы такой мощности нужен именно «Кондор», сбрасывать её с дирижабля было бы себе дороже. Неспешно летящий небесный корабль сам бы попал в зону взрыва, в самом лучшем случае его бы очень сильно потрепало сошедшими с ума воздушными потоками.

Я не слышал звуков, но воображение, как и в рубке бронепоезда, помогло мне, дорисовав их в мозгу. И я словно на самом деле слышал, как с громким скрежетом могучих механизмов и шумом падающих тонн морской воды из пучины поднимается взлётно-посадочная полоса. Она вела к самой большой платформе, где мы с Миллером решили оставить угнанный самолёт. Сегменты полосы поднимались один за другим, пока «Кондор» нарезал широкие круги в небе над платформой, готовясь к посадке. Десятки людей спешно очищали от воды полосу. Сигнальщики с красными флажками замирали на своих местах. По команде из радиорубки, расположенной на платформе, они одновременно вскинули руки, давая нам сигнал заходить на посадку.

Серая Лисица обернулась ко мне, и я кивнул в ответ на её взгляд. Она решительным движением штурвала направила «Кондор» к посадочной полосе.

Наш громадный самолёт по широкой дуге зашёл на посадку, ведомый железной рукой Серой Лисицы. От эльфийки сейчас зависело всё: одна ошибка — и от нашей базы останутся только воспоминания. Бомба уж точно сдетонирует при аварии. Колёса ударились о металл посадочной полосы — удар отозвался во всём теле, заставив щёлкнуть зубами, хорошо ещё, что язык не прикусил. Закрылки зачерпнули воздух полными горстями, тормозя самолёт, однако он бежал слишком быстро. Я видел, как стремительно приближается платформа с радиовышкой, и думал, что сегментов в полосе можно было сделать и побольше.

— Переложить реверс, — скомандовала Серая Лисица.

— Есть переложить реверс, — отозвался Хидео.

Колёса закрутились в обратную сторону, дымя и воняя жжёной резиной, лопасти винтов сменили направление вращения, тормозя самолёт. «Кондор» протестующе застонал, но заметно замедлился. Вот он бежит уже не так резво, скорость падает всё быстрее, и наконец Серая Лисица мастерски развернула самолёт, расположив его поперёк площадки. И только тогда отпустила рукоятки штурвала.

— Сели, — сказала она.

В её голосе звучало облегчение, и я понял, насколько напряжена она была в эти минуты. В минуты, когда всё зависело только от неё.

— Сели, — кивнул я. — Благодаря тебе.

С грохотом и плеском воды, который я теперь отлично слышал, сегменты посадочной полосы погружались обратно в воду. И теперь только чайки, летавшие над нашей базой, оглашая её своими пронзительными криками, могли рассказать, что видели, как громадный «Кондор» сумел сесть на крошечную, едва ли сильно больше его размерами, площадку. Но кто же будет слушать глупых птиц?