Пункт назначения 1990. Шаман

Глава 32

Неделя пролетела незаметно. Не приезжал Костя. Никто нас не тревожил без дела. Даже баба Дуся не проявлялась. Сейчас, по прошествии времени, я толком не мог и вспомнить, что было в эти дни.

В пятницу седьмого сентября ближе к обеду Вика засобиралась домой. Вечером они с матерью должны были идти к врачу. Хм, ко мне, одним словом, к тому, каким я был в прошлой жизни.

Вместе с ней в город решила поехать и Вера. Влад, как настоящий джентльмен, вызвался развезти девчонок по домам. Он совершенно трогательно помог Вере запаковать вещи. Потом отнес их в машину. Я смотрел на эту парочку и думал, что не зря вернулся к жизни здесь и сейчас. Лицо у Веры стало чистым, гладким. С исчезновением пятна она несказанно похорошела. Даже Славка нет-нет, да и кидал в сторону девушки заинтересованные взгляды.

Когда они уехали, мы с Лисом остались одни. Вечером на пейджер пришло сообщение от Вики: «Задержимся до вторника. В понедельник нам к врачу».

Славка прочитал вслух, горестно изрек:

— Бросили нас с тобой на произвол судьбы!

И отправился на кухню варить пельмени.

Суббота была самой обычной. Скучной.

А вот воскресное утро не задалось. Разбудил нас стук в новехонькую дверь. Хотя, стук — это мягко сказано. Кто-то барабанил со всей дури то ли кулаком, то ли ногой. В комнате царили густые сумерки. Лис подорвался с постели, отодвинул занавеску, выглянул в окно, процедил сквозь зубы:

— Какой дьявол ее принес?

Принялся одеваться. Стук не умолкал. Я тоже поднялся, прокричал, натягивая джинсы:

— Сейчас откроем!

Грохот стих. За дверью вообще все смолкло. Славка оделся первым, стукнул по выключателю, впуская в комнату свет, босиком дошлепал до двери. Я направился следом. На крыльце стояла знакомая фигура — фельдшер, соседка Макса, та самая, что давала для собаки бутерброд. Глаза у нее были зареваны, вид перепуганный. На Лиса это не произвело ровным счетом никакого впечатления. Он спросил грубо:

— Что надо?

Девушка всхлипнула и разревелась:

— Помогите!

Славка даже не посторонился, перекрыл дверной проем, сказал с издевкой:

— А как же бесы? А как же сжечь тварей?

Она обиженно вскинулась:

— Я ж не дикарка! Не было меня там…

— То-то я и смотрю, никого не было, а инквизиторов набрался полный двор.

Девушка снова заплакала, прошептала умоляюще:

— Пусти! У меня сын пропал.

Я дотронулся до Славкиного плеча:

— Слав, прекращай, пусть заходит. Ребенок-то не виноват.

Лис пробурчал, уже беззлобно:

— Добренький какой, ты пожалей ее еще. А они тебе следующий раз дробью промеж глаз!

Но с пути отошел, закрыл за девушкой дверь, встал в дверях комнаты, демонстративно сложив на груди руки.

— Садись, — я предложил ей стул, сам сел рядом, — рассказывай.

Она захлопала глазами, разрыдалась еще сильнее. Слезы текли по щекам потоком. Славка, плюнул, куда-то ушел, вернулся с бумажными салфетками, сунул нашей посетительнице в руки:

— На, сопли подотри. И говори уже, наконец, что случилось. Читать мысли мы еще не научились!

Последней фразе гостья даже удивилась, выдала изумленное:

— Правда?

— Правда, — подтвердил я, хоть и не был в этом так уверен, как Лис. Мне просто в голову не приходило заняться такой ерундой. — Рассказывай, что с твоим сыном?

— Не знаю, вечером отправила спать, а сейчас! — Она не сдержалась и разрыдалась в голос.

Успокаивать пришлось ее вдвоем — Славка притащил с кухни чашку воды, я отыскал у Вики корвалол. После лекарства бедняга немного притихла, прижала скомканную салфетку к груди, всхлипнула:

— Нам утром город надо было по делам, я пришла его будить, а в комнате пусто. Окно открыто, постель не расстелена, Игоря нет. Я сначала обежала всех его друзей.

— И как?

Она судорожно сглотнула, сказала шепотом:

— Все дома, спят, никто ничего не знает.

Это уже было плохо. Куда мог отправить ночью маленький ребенок? Тут меня осенило — я понятия не имею, сколько этому Игорю лет. Глянул на нашу гостью, прикинул, что тридцати ей быть никак не может, спросил:

— А лет-то ему сколько?

Девушка трясущимися руками полезла в сумочку, выудила оттуда фотографию, протянула мне.

— Восемь ему.

С карточки на меня смотрел смешной лопоухий пацан. Белобрысый, взъерошенный, с рыжими крапинками на носу и милыми ямочками на обеих щеках. Фотографию я положил на стол, оглянулся на Славку. Тот сразу спросил:

— Что надо?

— Как обычно, воду и яйца.

— Сейчас.

Пока ждал, я смотрел на девушку и думал, что имени ее не знаю, что было бы неплохо уточнить. Она мой взгляд расшифровала верно, представилась сама:

— Лиза меня зовут.

— А меня Сергей.

Она впервые улыбнулась, обратилась уважительно, на «Вы»:

— Я знаю, Вас здесь все знают.

Еще бы, думаю, даже когда мы уедем, местные не скоро о нас забудут.

Славка принес десяток яиц и бутафорскую пиалу с водой. Я привычно подвинул все к Лизе, велел ей:

— Выбери любое яйцо и разбей в воду.

— Угу.

Она наморщила нос, нерешительно оглядела предложенное, выбрала яйцо из середины укладки, стукнула о край пиалы. Вышло это у нее неудачно, содержимое потекло по пальцам, расплылся желток, в воду попала скорлупа. Лиза попыталась мизинцем, выловить ее из миски, но я не позволил, отодвинул дрожащую ладонь.

Откуда-то пришла уверенность, что делать этого нельзя. Все, что попало в воду, там и должно остаться. Лиза моментально подчинилась, сцепила пальцы в замок, положила на колени.

Мне остро не хватало Вики. Я смотрел на миску и просто кожей ощущал дискомфорт. Кто бы мог подумать, что за каких-то жалких три недели я попаду в такую зависимость от ее присутствия, от ее поддержки. Наверное, самой судьбой мне суждено болеть Викториями.

В голове тихонько захихикали.

— Смешно? — спросил я. И тут же подумал, что докатился уже черт знает до чего! Даже с голосами разговариваю.

Баба Дуся обрадовалась еще больше. Приободрила:

— И что тут такого? Я же полезный голос? Скажешь нет?

С этим можно было бы и поспорить. Но как спорить, если все твои мысли подслушивают?

Лиза не выдержала паузы, нервным движением подвинула сосуд к себе, проговорила быстро:

— Может, другое разбить? Я слышала, если желток разлился, это плохо.

Я отобрал у нее миску.

— Не нужно. Оставь, как есть.

— Но вдруг…

Она бросила на меня молящий взгляд. Словно он мог что-то изменить. Словно это я плету полотно судьбы для ее маленького сына.

— Оставь. — Я постарался, чтобы голос звучал спокойно. — Тебе что нужно? Красоту или правду?

Она тяжело вздохнула и решилась:

— Правду. Найди мне его.

Потом шепотом добавила:

— Живым.

Я обхватил пиалу двумя ладонями. Закрыл глаза. Постарался отрешиться от всего. Без Вики прозрение не наступало. Без Вики мне было плохо. Без Вики…

Старая ведьма прервала мои страдания. Цыкнула:

— Хватит дурью маяться. Ты и сам все можешь. Не нужна тебе для этого Вика. Сосредоточься и смотри.

Слова ее подействовали отрезвляюще. Я выкинул из головы лишние мысли и тут же окунулся в поток времени, поплыл пересекая прошлое и будущее, смешивая слои реальности.

Только на этот раз все было иначе — Лиза все время оставалась фоном, совсем рядом, только протяни руку.

— Где он? — Спросила она испуганно.

Я ее осек:

— Не мешай.

Следом зашипел Славка:

— Молчи, не отвлекай его.

Забота Лиса меня неожиданно согрела. Хорошо, что он оказался человеком. Не сволочью, не отморозком. Хорошо.

А потом я увидел комнату.

Белобрысый Игорек дул губы. Глаза у него были на мокром месте — вот-вот разревется. Лиза старательно делала вид, что не замечает этого. Она говорила строгим голосом без намека на улыбку:

— Никуда ты не поедешь, даже не думай!

— Мам, ну почему? — Голос пацаненка стал жалобным, дрожащим. По щеке скатилась первая слеза.

Лиза нахмурила брови:

— И нечего устраивать спектакли. На меня это не действует!

Слезинки побежали одна за другой. Скоро щеки мальчика стали совершенно мокрыми. Мне было ясно, что это никакой не спектакль. Ребенок по-настоящему расстроен. Только мать этого замечать не хотела.

— Я папе обещал! — Почти прокричал Игорек.

Лиза вспылила в ответ:

— Обойдется твой папа, ничего с ним не случится!

Видение померкло. Я вынырнул из него, но не до конца. Мне нужно было уточнить:

— Почему ты не отпустила его к отцу?

Сейчас, когда сознание мое было измененным, я остро чувствовал эмоциональный фон и отголоски мыслей. Лиза смутилась. Я еще ей стало стыдно, ей совсем не хотелось говорить правду. Только стыдно было не за себя.

— Его отец, — она откашлялась, — он нас бросил.

Мой индикатор правды показывал, что девушка не лжет.

— Не нужен ему Игорь. И видеть он сына не особо рвется. У него сейчас другое, — она хмыкнула, проговорила с горечью, — увлечение. Ребенок там лишний.

И снова правда. Я уточнил:

— Но мальчик говорит, что обещал?

Она согласилась.

— Обещал. Только муж, бывший, берет с Игоря обещания, а сам свои не держит. Он должен был приехать вчера днем, забрать сына на выходные и не приехал.

Слава поспешил вмешаться:

— Вдруг он не смог?

Лиза уточнила язвительно:

— Третий месяц подряд?

Я решил перебить назревающий спор:

— А как он связывался с отцом?

Лиза отвлеклась от Славки, ответила:

— В школе есть телефон и у меня на работе. Я не запрещала ему звонить. Вчера Игорек как раз с отцом разговаривал.

— И что?

Я почувствовал, что ладони мои стали горячими.

— Муж опять сказал, что приехать не может. Что Игорь, если хочет увидеться, пусть приезжает сам.

— Ты адрес знаешь?

— Да… — В ее голосе появилась надежда: — Думаете он поехал к отцу?

— А было на чем?

Она сообразила, испугалась еще больше.

— Нет, конечно. Еще и ночью…

— Вот и я так думаю.

Я снова отгородился от реальности, позволил потоку времени подхватить себя.

Все-таки упрямым пацаном был этот белобрысый Игорь. Маленький, настырный, честный. Он обещал, а обещание надо держать. Я слышал биение его сердца, слышал звук шагов, видел ночь.

Мальчик уже почти жалел, что не послушался мать. Жалел, но не хотел повернуть назад. Не позволяло упрямство, не давало желание доказать свою правоту. Шаги отмеряли расстояние, шуршали по асфальту кеды. Вокруг было темно.

В этом месте дорога изгибалась. Резко неожиданно, практически незаметно в темноте. Сразу изгибом серело какое-то округлое пятно. Откуда-то пришло знание, и я понял, что это огромный валун. Я успел почувствовать мысли мальчишки. Тот решил, остановится здесь и отдохнуть. А дальше…

Дальше был яркий свет. Потом тьма. Густая, кромешная. Я почти не услышал удара. Сам водитель не понял толком, что произошло. Он не остановился, не сбавил хода. Зацепил мальчишку самым краешком крыла, отбросил, как пушинку с пути. Прямо в камень. Прямо в заросли сорняков.

Я успел испугаться, но тут же вновь услышал, как бьется сердце мальчика. Это знание принесло успокоение. Мне точно показали, что ребенок жив, но нуждается в помощи. Я попытался вынырнуть, рассказать, что узнал. Не смог.

Новый поток меня закрутил, утащил за собой в пространстве и времени. Показал будущее. Совсем близкое, пугающее, основательно забытое.

Голос где-то внутри меня прошептал: «Воскресенье, сегодня, сейчас». Я завис над тропой в перелеске. Раннее утро. Солнце еще толком не взошло. Вдалеке послышался гудок электрички.

По тропе навстречу мне шел человек. В сумерках я не смог разглядеть его лица, зато прекрасно увидел в руках портфель. На фоне нечеткой, расплывчатой картинки портфель этот казался нереально ярким, настоящим. Человек спешил. Шел он, опустив голову, смотрел под ноги.

Время чуть перелистнулось вперед, обогнав реальность. И вот на тропе уже две фигуры — знакомая с портфелем и вторая совершенно черная. От ее вида мне стало страшно. Я буквально ощутил, что внутри этого человека затаилось зло, что сейчас свершится нечто-то непоправимое.

Очень хотелось закричать, прийти на помощь, но поток и расстояние лишил мне меня голоса, оставив безмолвным зрителем.

Время снова перелистнулось вперед. Вот уже вторая фигура нервным бегом удалялась прочь — в одной руке зажат топор, в другой — портфель. Я даже не сразу понял, что вижу. Топор? Топор! А где же тот, что шел первым?

Первый качаясь стоял на тропе. Он не упал, он был еще жив. По лицу, по шее, по его голове текла кровь. Мужчина покачнулся, огляделся беспомощно и продолжил путь.

Было во всем этом что-то до боли знакомое. Было в этом море жути и обреченности. Самым страшным стало осознание, что исправить это не удастся. Все свершится вот-вот, прямо сейчас. Возможно, в данное мгновение. Что я просто не успею.

А потом в памяти вплыло: «Александр Мень! В девяностом в сентябре Меня убили!» Последние два слова вырвались из меня, я произнес их вслух:

— Меня убили…

Лиза не поняла, испугалась:

— Тебя?

Я словно очнулся.

— Нет, не меня, Александра Меня. Священника.

Славка повторил, пытаясь вспомнить:

— Священника? Не знаю такого.

— А мальчик? Что с Игорьком? Он жив?

Лиза схватила меня за руки, едва не опрокинула миску. Я проговорил с трудом:

— Жив.

— Где он?

Это уже не выдержал Славка.

— Точно не знаю. Где-то здесь дорога круто сворачивает, а за поворотом большой камень. Мальчик там. Его машина сбила.

— Есть камень, есть! — Лис вскочил, побежал к двери, крикнул растерявшейся Лизе: — Чего расселась? Быстрее, я тебя довезу!

Потом словно опомнился, обратился ко мне:

— Ты с нами?

Я попытался подняться и понял, что ноги меня не держат, что сам я точно не смогу встать.

— Поезжайте без меня, я вам сейчас не помощник.

И тут же носом хлынула кровь, залила весь стол, потекла на пол. Лиза проворно подсунула мне ставшиеся салфетки. Я прижал их к лицу. Славка на миг задержался, понятливо кивнул, молча бросился бежать.

Когда они скрылись за дверью, я наконец-то глянул в миску. Что там изобразила судьба?

Судьба была верна себе. На темной поверхности пиалы виднелись две четких картинки: портфель и топор. А сверху алые пятна — кровь. Моя кровь.