Пунктир

Глава 7. Банкроты

— А-а-а! Жми-и!

Орал Хастур. От восторга. Когда джип, разогнавшись, перепрыгнул широкую канаву, он завопил в первый раз, и Кроули уже был готов разразиться язвительной тирадой по поводу трусости бессмертного, но понял, что герцог кричит вовсе не от страха. Объяснение подобной радости нашлось тотчас же: вместе с половиной водительского опыта один демон закономерно отдал другому часть своего наслаждения скоростью, мощью, опасностью — пусть и относительной, но все равно достаточно ощутимой, чтобы пьянить и будоражить. Слабое подобие этого удовольствия Хастур впервые испытал на трассе в Милтон-Кейнсе, а всю его полноту почувствовал именно сейчас.

— И какой же демон не любит быстрой езды! — воскликнул Кроули, посылая джип на склон очередной дюны, чтобы тотчас же сверзиться с него в новый длинный прыжок. Фраза выскочила на язык из каких-то дальних углов памяти и, кажется, в нее закралась неточность, но вспоминать правильный вариант было недосуг.

— Будь у «Феррари» дорожный просвет побольше… А если приподнять оси?

Кроули подумал, что теперь ему есть с кем обсудить автомобильные вопросы, хотя порой будет казаться, что говоришь сам с собой.

— Ты уже достаточно изуродовал хорошую машину, — он крутанул руль, и джип лихо обогнул очередной холм. — Лучше сотвори себе внедорожник вроде этого.

— У меня на примете есть один богатый грешник, у него отберу, — размечтался Хастур.

— Так, глядишь, коллекционером сделаешься, — хмыкнул Кроули.

Настичь колесницу оказалось непросто. Кони, на взгляд Азирафеля, неслись по местному бездорожью быстрее мысли. Кроули, ухитряясь одновременно говорить связно и гнать, не разбирая дороги, объяснил, что возница — его хороший знакомый, знает в Чистилище каждый дюйм и непременно поможет в поисках. Это звучало убедительно, но не исключало вероятности, что демону окончательно надоело «ползти, как утка» и он ухватился за благовидный предлог увеличить скорость.

Азирафель посмотрел на спидометр и остался недоволен: вместо цифр на диске располагались надписи «быстро», «очень быстро», «кошмар», «ужас» и «ангел, спокойно, мы никуда не врежемся». И конечно же, стрелка прочно утвердилась на последней черточке последней буквы.

Впору было задуматься, как измерить скорость движущегося объекта в пространстве, где не существует времени, но ангела для этого слишком трясло и подбрасывало, несмотря на ремни безопасности, удобное сиденье и превосходные амортизаторы. Размышлять об Анубисе оказалось проще.

Описание людей с песьими головами регулярно встречалось на страницах разнообразных манускриптов, но вживую ни одного киноцефала Азирафель никогда не видел. Даже святой Христофор, несмотря на иконописную традицию и легенду, был обычным смертным, просто с чрезмерной растительностью на лице.

Но еще больше, чем перспектива увидеть настоящего псоглавца, ангела волновало предвкушение встречи с «рукотворным божеством».

Лакомясь на корпоративах нектаром и амброзией, он не раз задавался вопросом: за какие грехи прежние арендаторы горних высей отправлены в Ад? Неужели только за то, что смертные, желая уподобиться Ей, тоже решили кого-то сотворить?

«Азирафель, ты меня удивляешь, — ответил Метатрон, когда сослуживец подступился к нему с вопросами. — Вспомни, что собой представляют все эти олимпийцы, асы и прочие, так сказать, небожители! Зачем нам тут полуголые бесстыдники, кузнечная копоть, пьянство и драки? Но это еще полбеды: главное в том, что они — банкроты. Людская вера, их единственный капитал, давно иссякла, продлевать аренду им не на что, а у нас штат расширяется, сам знаешь. Не на землю же их сбрасывать, убогих. В Аду уже кого только нет, там им самое место: тепло, все свои и бесплатное жилье».

Убогие, в Аду самое место… Приятно осознавать, рассуждал Азирафель, что ты — творение Бога, а не человека, следовательно, тебе гипотетическая утрата людской веры ничем не грозит. Но откуда тогда это чувство вины? Еще не встретившись ни с одним божеством, он уже заранее ощущал неловкость своего положения, как если бы лично спроваживал их в Ад. Возможно, в качестве соседей по офисному этажу они и бывали утомительны, но ведь Небеса бесконечны, места хватило бы всем… Между тем демоны, казалось, вовсе не задавались подобными вопросами: один гнал, выкручивая руль так, что жгутом свивались руки, другой ухал, хохотал и ругался, подбивая первого на новые трюки.

С переднего сиденья на заднее что-то плюхнулось. Азирафель едва успел подхватить Грету, которая при очередном прыжке джипа чуть не соскользнула на пол.

— Он машет руками, будто чертова мельница, — пожаловалась жаба. — Никакой возможности удержаться.

Азирафель переплел пальцы между собой, положил руки на колени, и Грета удобно устроилась в этом импровизированном гнезде, надежно защищенная от новых падений мягкими ладонями и полами пальто. Хастур, увлеченный ездой, ничего не заметил.

Колесница постепенно приближалась. Отчетливей становилось и темное облако, которое она преследовала.

— Азирафель, смотри! — тревожно вскрикнул Кроули, подавшись вперед.

Ангел сделал то же самое и увидел, что облако распалось на невиданных размеров сову и летучую мышь. Оба монстра что-то тащили в лапах.

— О, Господи! Их поймали чудовища!

На спидометре появилось новое деление: «надо догнать, несмотря ни на что». Стрелка миновала его и пропала из поля зрения.

Демон уже не веселился: вцепившись в руль, он не сводил глаз с колесницы. Ее возница оглянулся, блеснул волчьим оскалом.

— Хастур, подержи руль!

Опустив стекло, Кроули наполовину высунулся из окна и заорал:

— Анубис, это я!

Его вопль отнесло назад, но Анубис, кажется, услышал. Он помахал рукой и указал на чудовищ.

Джип и колесница поравнялись.

— Куда они летят? — крикнул Кроули.

— За хозяином! — отрывисто пролаял Анубис.

— А кто он?!

— Бог смерти… — конец фразы потерялся в шуме колес.

— Вот вляпались! — Кроули втянулся обратно на сиденье и снова взялся за руль. — Ну, дрянь мелкая… Догоним — убью обоих!

— Тогда зачем догонять? — пожал плечами Хастур. — Пусть их сожрут эти, летучие.

Кроули прошипел что-то неразборчивое.

— Ты расслышал имя этого бога? Он тоже твой знакомый? — спросил ангел.

— Не расслышал. Но это точно не Аид. Больше я тут никого не знаю. Кажется, это он впереди маячит. Ну и тварь!

Паук перебирал лапами так быстро, что они слились в широкую черную ленту. Наездник прильнул к его спине и не оглядывался.

— А если подстрелить его? — предложил Хастур.

— Слишком далеко, — ответил Кроули. — И вряд ли его возьмет святая вода. Азирафель, что думаешь?

— Думаю, ты прав. Интенсивность поражающих свойств святой воды напрямую связана с наличием в объекте воздействия извращенно-ангельского начала, которого безусловно нет в преследуемом божестве.

Хастур повернулся на сиденье и какое-то время смотрел на ангела с молчаливым изумлением. Потом взглянул на Грету у него на коленях и усмехнулся:

— Теперь ясно, почему она к тебе перескочила. Нашла второго умника.

Тем временем Миктлантекутли выпрямился на паучьей спине и широко раскинул руки. Пологие серые холмы, россыпи бурых камней у их подножия, хмурое низкое небо — все сделалось плоским, точно нарисованным на исполинском занавесе. Он дрогнул, повинуясь жесту божества, пошел складками и раздался в стороны, открыв непроглядный мрак. Паук нырнул в черный проем, за ним последовали сова с летучей мышью. Пропустив их, занавес сошелся, но Анубис успел метнуть посох в оставшуюся щель, и реальность вновь превратилась в раскрашенные полотнища. Они разлетелись от движения колесницы, и Кроули ничего не оставалось, как направить джип следом, надеясь, что по ту сторону завесы не окажется полное ничто.

***

После безвкусного воздуха снаружи здесь стояла просто оглушающая вонь. Обе головы расчихались, Азатот закашлялся, но понять, чем пахло, было невозможно. Внезапная темнота, незнакомый запах, жесткие когти, вцепившиеся в бока — есть от чего запаниковать! Когда к колеснице Анубиса присоединилась полосатая, как леденец, машина, из которой высунулся учитель Кроули, инферналыши окончательно воспрянули духом и даже пытались вырываться, но вдруг все исчезло…

Тьма начала редеть. Сова и мышь летели по сводчатому тоннелю, заметно сужавшемся впереди. Вот их крыльям сделалось совсем тесно и пленников опустили на каменный пол. Но стерегли их по-прежнему: путь назад преграждали когти, клюв и острые зубы.

Гатаноа и Азатот побрели вперед, туда, где тоннель вновь расширялся и распадался на два рукава. Правый выглядел обычным продолжением прохода, левый же походил на празднично убранные ворота: два ряда блестящих ровных белых камней вверху и внизу, розовый толстый ковер, гостеприимно постеленный поверх нижнего ряда камней навстречу идущим.

По ковру прошла дрожь, из глубины прохода хлынула новая волна смрада.

Гатаноа замерла.

— Это же… — левая голова нервно сглотнула. — Это же язык!

— Нас хотят съесть, — по щекам правой головы потекли слезы. — Ой, мамочки…

— Пусть только попробуют, — Азатот наклонил рогатую голову и гневно топнул копытом. Посыпались искры. — Я им поперек глотки встану!

— Хватит реветь! — прикрикнула левая голова на правую. — У нас-с-с тоже зубы имеютс-с-ся!

Змеиный хвост хлестнул по полу, гибкое тело напружинилось, готовясь к прыжку. Почуяв сопротивление, сова угрожающе заухала, мышь оскалилась, но тут в темноту тоннеля ворвались два ослепительных луча света, грохот копыт и колес слился с ревом двигателя, и летучие стражи поспешно взмыли под потолок: им на смену вынеслись колесница и автомобиль.

Анубис одним прыжком оказался между пленниками и языком, и заорал прямо в разверстую пасть:

— Миктлантекутли, ты ослеп?! Они не души, а живые!

От джипа к ним уже бежали Кроули и Азирафель.

— Ах, вы, мелкие… — начал демон, но высказать все, что накипело, не смог. Трудно говорить, когда на тебя налетает синий вихрь, с восторженными сдвоенным визгом виснет на шее, целует в обе щеки одновременно, и улетает, чтобы обрушиться на ангела. А затем ты оказываешься лицом к лицу с самим собой и сам себе крепко жмешь руку и слышишь, как из твоего рта вылетает радостный рев:

— Мы знали, что вы нас найдете, учитель Кроули, знали!

— Куда бы мы делись… Азатот, трансформация облика отличная, но с голосом надо поработать.

— Милые мои, хорошие! Вас не поранили? Не ушибли? — выспрашивал Азирафель, и уже совал им яблоки с пряниками, и довольный похвалой Азатот, вернувшись к обычному виду, уплетал шоколад вместе с оберткой, а Гатаноа прикладывалась к бутылке с водой левым и правым ртом по очереди, энергично жуя принесенную снедь.

— А я?! — завыла темнота, — кто утолит мой голод?!

Огромный рот исчез. На его месте покачивался доходяга в пестрой набедренной повязке. На голом черепе криво сидела корона из перьев, в глубине глазниц тускло поблескивало. Сова и летучая мышь потихоньку пробрались мимо бывшей добычи и пристроились позади него.

— Я хочу есть! — белые зубы с мерзким стуком ударились друг о друга. В ответ хлопнула автомобильная дверца: это Хастур с Гретой на плече решил присоединиться к своим.

— Я съем его? — костлявый палец вытянулся в его сторону, но смотрел доходяга на Анубиса, стоявшего поблизости с посохом наперевес.

— Не съешь, — спокойно возразил псоглавец. — Он не мертвый.

Хастур заворчал, мол, готов сам сожрать кого угодно, но Грета шепнула ему что-то на ухо, и он умолк.

— У меня осталось еще полплитки шоколада и яблоко, — предложил Азирафель.

— Миктлантекутли не питается шоколадом и яблоками, — сообщил чей-то раскатистый голос. — Богу смерти требуются души умерших людей.

Тоннель раздался в стороны, превратился в просторную светлую пещеру с блестящим гладким полом из багрово-красного камня, и стенами, сплошь покрытыми барельефами оскаленных чудищ, застывших в причудливых позах. Колыхаясь тяжелыми серебристо-черными одеждами, по зеркальному полу к ним плыла величественная фигура человека с белыми, как снег, длинными волосами и бородой.

— О, вот и Аид, — заметил Кроули.

Азирафель от волнения стиснул ремень сумки. Сейчас, когда инферналышам уже не грозила опасность, он окончательно осознал, в чьем обществе находится. По звучанию имени ангел догадался, что бог Миктлантекутли возник где-то на американском континенте, следовательно, в этой точке Чистилища сошлись представители сразу трех пантеонов. Да, очень невежливо так откровенно таращиться, но Азирафель ничего не мог поделать со своей любознательностью. Желтый окровавленный череп; покрытая гладкой коричневой шерстью остроухая голова с вытянутой мордой (или все-таки лицом?), наконец, просто лицо — тонкое, сильное, напоминающее лик Люцифера до падения — их всех он мог бы видеть на Небесах! Но теперь они здесь, точно игрушки, брошенные в чулан повзрослевшими детьми — несостоятельные арендаторы вышнего пентхауса, безнадежные банкроты. Забытые боги.

Чувство справедливости, всегда бывшее начеку, возразило, что встреча с этой троицей на Небесах исключена, поскольку богам смерти и подземного мира положено находиться совсем в другом месте. Но сородичи их в Раю были, стоял на своем Азирафель. А ныне и те, и другие прозябают в Аду или скитаются по Чистилищу…

— Рыжий, опять ты! — улыбнулся Аид. — Рад видеть, хоть ты и не заглядываешь к нам без личного интереса. Что на этот раз?

Когда требовалось, Кроули умел говорить коротко и четко. Он представил своих спутников и бога друг другу, а затем объяснил, что его привело в Чистилище, ловко обойдя тему с дырой во времени. Величавый олимпиец и ошалевшие от всего пережитого инферналыши разглядывали друг друга с одинаковым любопытством.

— Облик ваш приводит мне на память сатиров и дракайн. Некогда они бродили по лесам обильной Геи…

Пока они общались, Хастур подобрался поближе к летучей мыши. Крылья ли, схожие с его собственными, заинтересовали демона, или имелась другая причина — неизвестно. Зверь оскалился, сердито заверещал, и Хастур предпочел вернуться к своим. Здесь он протиснулся к Азирафелю и, дернув его за рукав, пробормотал:

— Слышь, это… ты говорил, у тебя конфета есть? Так давай.

Ангел просиял, пошарил в почти пустой сумке и вытащил несколько леденцов. Хастур, не разворачивая, разом отправил их в рот, и принялся увлеченно грызть.

— Будем считать, ты сказал спасибо, — назидательно заметила Грета, но демон лишь громче захрустел конфетами.

— Есть хочу, — напомнил Миктлантекутли. Он сидел на широких лапах совы, по грудь утонув в ее пышном пухе. Нахохлившись, страшный хищник стал похож на мирную наседку, а сам бог смерти — на птенца-заморыша.

— Ну что, как обычно? — спросил у Аида подошедший Анубис.

— Нет, на этот раз я пойду один. Ты должен показать им дорогу домой.

— Но тебя одного не хватит!

— На какое-то время он успокоится, а затем уже ты, — решил Аид.

— Хорошо, — Анубис кивнул и обернулся к голодному божеству: — Открывай рот.

— Не хочу, ты не вкусный! — заныл Миктлантекутли. — Душу хочу! Хочу душу-у-у!

— Ну нет тут для тебя душ, — Аид приблизился к нему и погладил по голове, как ребенка. — Нельзя их есть, уразумей, наконец!

— Совсем поглупел от постоянного голода, — вполголоса прокомментировал Анубис, отойдя к новым знакомым. — А ведь каким был! Эх…

— Что-то я не понял, — вмешался Хастур, дожевывая леденцы. — А почему бы ему и не жрать души? Их же полно в Чистилище?

— Наверное, потому, что нельзя пожирать несортированные души, — предположила жаба. — Хорошо, если ему попадутся будущие грешники. А если праведники?

— Вы мудры, как богиня Хекат, уважаемая, — Анубис церемонно склонил голову. — Не знай я точно, где она ныне обретается, принял бы вас за нее. Вы заметили совершенно верно: пожирать всех подряд нельзя.

— Погоди, но ведь ты сам собрался лезть к нему в пасть, — сказал Кроули. — И Аид тоже… Зачем это самопожертвование?

— Никакого самопожертвования. Мы же бессмертные… Правда, отмываться потом долго приходится. Но пока у него в кишках кто-то копошится, ему кажется, он сыт. И для чего-то нужен... — Анубис тяжело вздохнул. — Нам всем это порою кажется.

Азирафель разрывался от желания сказать ему что-то ободряющее, как-то утешить, но не находил слов. Ангелы умеют утолять печали смертных людей, а не бессмертных богов.

— А что происходит с поедаемыми душами? — деловито поинтересовался Кроули.

Анубис невесело усмехнулся.

— Что-что… Известно, что! Выйдя наружу, восстанавливаются из этого самого, потому как тоже бессмертные в своем роде. И обратно в пасть.

— То есть, это пытка? — уточнил Хастур. Кроули покосился на него: герцог Ада, проявляющий непонятное любопытство — тревожный знак.

— Пытка, конечно.

Герцог нехорошо улыбнулся. Кроули сделалось не по себе. Не говоря ни слова Хастур полез за пазуху и выволок оттуда глыбу черного пластика — массивный телефонный аппарат, которому не хватало каких-нибудь десяти лет, чтобы считаться антиквариатом. Передняя панель была гладкая, без диска или кнопок.

Демон снял трубку и поднес к уху.

— Хастур говорит. Кто у аппарата? У тебя сейчас какая партия? Двадцатый век? То, что надо. Вышли мне первую половину. Да, всех. И можешь отдыхать. Не за что.

Завершив разговор, он встряхнул трубку над полом. Из мембраны повалил дым, быстро сгущавшийся в полупрозрачные человеческие фигуры. Плюгавец с квадратными усиками, в военной форме, еще один военный, плотный и лысый, третий — маленький и пышноусый, затем двое в штатском: тоже лысые оба, один в пенсне, другой с острой бородкой… Несколько десятков теней колыхались вокруг Хастура: диктаторы, президенты, министры, генералы — бывшие земные властители.

Кроули узнавал всех, Азирафель — немногих, тех, чью гордыню он когда-то безуспешно пытался обуздать.

— Эй, Милтлканти… — начал Хастур.

— Миктлантекутли, — подсказал Азирафель.

— Ну да. Короче, черепуха, разевай пасть: жратва пришла!

— Это жестоко! — ужаснулся ангел.

— Отнюдь, — возразил Кроули. — В Аду им приходится гораздо хуже. И знаешь, что самое интересное? Их мучают не черти, а собственные подчиненные. Вот уж кто лютует, редкий демон с ними сравнится.

Хастур положил трубку на рычаги и небрежно сунул телефон обратно за отворот пиджака.

— Должен признать, ты хорошо придумал, — заметил Кроули и добавил, что теперь всем, не заинтересованным лично, предлагается удалиться, потому как зрелище будет из разряда малопривлекательных. Пример поведения он подал сам: схватив за руки инферналышей, потащил их в машину, крикнув на ходу Азирафелю, чтобы присоединялся.

Ангел задержался, беспокоясь об Аиде и Анубисе, но те уверили его, что после путешествия по внутренностям собрата их уже ничто не смутит, и остались.

Когда все уселись в джип, стекла в нем потемнели до полной непрозрачности. Правда, устраивать звукоизоляцию Кроули не стал, так что свербящий визг, утробный вой и леденящее душу чавканье доносились в салон хоть и приглушенно, но вполне отчетливо.

Азатот и Гатаноа с огромным интересом разглядывали приборную панель, светящийся потолок, увлеченно подпрыгивали на сиденьях, радуясь их мягкости и упругости. Похоже, звуки жуткой трапезы их ничуть не беспокоили. Кроули что-то насвистывал, рассеянно барабаня пальцами по рулю. Азирафель в очередной раз задумался о соотношении наказания и преступления и не сразу заметил, что сиденье под ним отчего-то сделалось холодным и твердым. Салон автомобиля исчез, пропали и все пассажиры. Ангел в одиночестве сидел на валуне посреди унылой пустыни Чистилища.

— Вот теперь хорошо. Ничто не отвлекает от собеседника.

При первых звуках размеренного, бесцветного голоса Азирафель вскочил и обернулся: позади него стоял, опираясь обеими руками на тонкую трость, лысоватый господин средних лет в темно-сером костюме.

— Приветствую, Азирафель, ангел, лишенный Рая. Узнаешь меня?

Видение, как вспышка молнии — черные крыла на полнеба, огненный вихрь одежд, темный грозный лик, — и вновь корректный двубортный пиджак, идеальные «стрелки» на брюках, спокойный голос, холодный взгляд.

— Люцифер… — прошептал Азирафель.

— Да. Хотя я успел сменить множество имен и обличий. Ныне я — Самаэль. — Он неспешно обошел вокруг ангела, точно желал рассмотреть его со всех сторон. Камни сами собой откатывались с его пути, пыльная неровная земля стелилась под туфли начищенным паркетом. — Значит, спасательная операция в компании демонов? И санитарная сумка… Творишь добро для исчадий Ада?

— Они просто дети. И я хотел бы к ним поскорее вернуться.

— Ты по-прежнему в машине. Не забывай: мы в Чистилище, здесь с реальностью можно делать что угодно. Особенно мне.

Сатана встал лицом к лицу с ангелом. Ледяная бездна смотрела из бесцветных глаз под тонкими белесыми бровями. Ангел моргнул, поправил ремень сумки на груди и сказал:

— Самаэль, я должен доставить детей их родителям. Быть может, мы поговорим позже?

— Мы будем говорить здесь, сейчас и столько, сколько я пожелаю. — Самаэль склонил голову набок и прищурился: — Хм, а Вельзевул не ошиблась: действительно, полон благодати, того и гляди, через край польет… Как это тебе удается, особенно теперь, после изгнания? Неужели ты не испытываешь ненависти к Гавриилу, Метатрону и остальным?

— Я стараюсь о них не думать.

— Тяжело быть добрым, да, ангел?

— Любой ответ будет ложью, дьявол. Я не дам тебе никакого ответа.

Самаэль отступил на шаг:

— Вижу, тебе страшно. Чего ты боишься? Того, что я убью тебя?

— Я боюсь, что прежде чем убить меня, ты убьешь тех, кто мне дорог, чтобы посмотреть, как я мучаюсь.

— А зачем я это сделаю? — спросил он, улыбнувшись, точно разговор забавлял его.

— Потому что тебе скучно. Потому что ты одинок. Потому что не понимаешь, как можно любить кого-то сильнее, чем себя, — выбирай, какой вариант больше нравится.

Лицо Самаэля потемнело.

— Не говори мне про любовь! Как ты вообще смеешь рассуждать о ней и называть любовью свою возню с людишками?!

— Сколько тысяч лет прошло, Люцифер, а у тебя все те же выражения, — Азирафель покачал головой. — Неужели ты так ничего и не понял?

— Я все давно и прекрасно понял! — трость гневно ударила в землю. Послышался гул. — Нашей светлейшей Создательнице оказалась не нужна величайшая любовь, способная творить миры и зажигать звезды! Ей требовалось, чтобы мы возлюбили ее забаву — смертную двуногую плесень! Уму непостижимо: променять звезды на плесень!

Расстегнулся строгий пиджак. Редкие светлые волосы встали дыбом — то ли нимб, то ли рога. Азирафель томительно переминался с ноги на ногу и думал, выехал ли уже джип из тоннеля или все еще стоит там.

— Но довольно, — Самаэль погасил вспышку ярости и снова выглядел безукоризненно, как в начале разговора. — Ты разочаровал меня, ангел. Но идею подал неплохую, я хотя бы развлекусь.

Азирафель не успел ничего ответить: действительность расслоилась, как плохо смешанный коктейль, валун вновь сделался сиденьем, небо — потолком автомобиля. Над спинкой водительского сиденья по-прежнему виднелись черный воротник с красной подкладкой и рыжий затылок, рядом возбужденно шушукались инферналыши, а снаружи, судя по звукам, продолжалось кошмарное пиршество Миктлантекутли.

Ангел провел дрожащей рукой по лбу. Надо бы поговорить с Кроули, но какой в этом прок? Даже вдвоем они не сумеют противостоять мощи Самаэля… Азирафелю мучительно хотелось поднять крылья, укрыть ими инферналышей, друга, грубияна герцога с его жабой, неприкаянных богов — всех-всех, и увести куда-нибудь подальше от места, где раз и навсегда сделан выбор между звездами и людьми. Где вообще требуется делать такой выбор.

Наконец снаружи все стихло. Стекла джипа просветлели. Хастур с довольным видом отряхивал пиджак. Сова и летучая мышь сидели на прежнем месте, между ними прохаживался Миктлантекутли. Выглядел он еще более тощим, чем до «обеда», но держался вполне бодро и даже набедренная повязка расцвела яркими красками. Анубис и Аид о чем-то переговаривались.

Кроули вышел из машины и подошел к ним.

— Нам пора ехать… Проводите к выходу?

— Оставайтесь погостить, — у насытившегося бога голос окреп и заметно потеплел. — Вам все наши рады будут.

Демон, задействовав все свое обаяние, объяснил, что никак нельзя: их уже давно ждут в Аду.

— Ну тогда хоть с почетом проводим вас, — решил за всех Аид.

— Грешников я ему подогнал нажористых, надолго хватит, — заметил Хастур. — А захочет разнообразия, дайте знать: отряжу свежих.

Опять началась сумасшедшая гонка — но на этот раз уже для чистого удовольствия. Первой, мерно взмахивая крыльями, летела сова, на ней восседал Миктлантекутли в высокой короне из перьев. Следом по земле неслись две колесницы: золотая Анубиса и черная, принадлежащая Аиду. Его тройка серых, точно слепленных из тумана, коней соперничала в скорости с вороной парой псоглавца.

Колесо в колесо с ними мчался полосатый джип, и в его салоне азартное уханье и веселая ругань двух демонов перемежалась восторженным визгом и ревом инферналышей. Грета в самом начале поездки предусмотрительно перебралась на колени Азирафелю. А тот сидел, вжавшись в угол, и по-прежнему видел перед собой пустые глаза Самаэля.

Разогнались так, что проскочили мимо выхода и пришлось возвращаться.

— Даже жаль его развоплощать, — признался Кроули, оглядываясь на опустевший полосатый джип.

— Пусть остается, — предложил Анубис. — Когда заглянешь, еще погоняем.

— Эй, живые, — окликнул инферналышей бог смерти. — Не держите на меня зла. Не разглядел я вас, в глазах от голода мутилось.

— От нас на память, чтобы лучше гляделось, — Гатаноа достала из сумочки на поясе черные очки, собралась было пристроить их на глазницы черепа, но вовремя передумала и украсила блестящими окулярами корону.

— Учитель Кроули, вы возьмете нас собой в следующий раз? — попросил Азатот.

— Если только меня ваши родители не разорвут, — мысленно Кроули уже видел разъяренную толпу косматых-рогатых существ и ничего хорошего от такой встречи не ждал.

— Не разорвут! — в три голоса принялись убеждать его ученики. — Мы всем расскажем, как тут здорово!

— Ох, дети, — пробормотал Азирафель.

Хастур первым вошел в темноту перехода. За ним последовали инферналыши и ангел. Кроули обернулся на пороге, еще раз помахал рукой божествам и шагнул внутрь, смотря на часы: все приключения в Чистилище заняли пятнадцать минут и тридцать секунд.

На тридцать первой секунде демона грубо схватили сзади за локти и сжали так, что не пошевелиться. Чья-то бесцеремонная рука полезла за пазуху и выдернула из кобуры пистолет.

— Он у меня, Бафомет, — процедил за спиной знакомый голос.

— Отлично. Закрой плотнее дверь. Свидетели нам не требуются.