Пушкин

Род Пушкина

«При державе великого государя и великого князя Александра Ярославича Невского прииде из немец муж честен именем Радша» — так начинаются родословные росписи, поданные в 1686 году представителями нескольких ветвей рода Пушкиных в Разрядный Приказ. Ссылаясь на предка, выезжего «из немец», Пушкины следовали общей тенденции русских дворянских родов, показывавших легендарных предков своих выходцами из иностранных государств: легенды эти, не поддаваясь исторической проверке, принимались на веру, давая право представителям родов гордиться своим древним происхождением и пользоваться им при равного рода служебных отношениях.

Легендарный предок Пушкина — Радша — считается родоначальником многих дворянских фамилий, большею частью уже угасших, но частью существующих и по настоящее время. Согласовать показание родословной о времени выезда Радши с летописными данными о лицах с тем же именем и с именами его ближайших потомков не представляется возможности, — вот почему наши генеалоги различно толкуют и комментируют события их жизни. М. Г. Спиридов, называя Радшу Лазарем, отождествляет его с тем боярином Новгородским, который упоминается в «Истории» Карамзина убитым в бою с ливонцами на р. Кеголе 18 февраля 1268 г.[6] Известный генеалог князь П. В. Долгоруков говорит, что Радша прибыл из Германии в Новгород в конце XII века;[7] М. В. Муравьев, автор «Родословия А. С. Пушкина»,[8] считает, что Радша, при крещении названный Ростиславом-Стефаном, был тиуном князя Всеволода Ольговича, и относит к нему известие летописей о том, что в 1146 г. киевляне разграбили его двор. П. И. Бартенев в статье своей «Род и детство Пушкина»[9] стоит на почве показания росписей и говорит, что «Радша выселился к нам в княжение Александра Невского». Сам поэт, очевидно, также принимал на веру легенду, созданную его предками, и принимал с тем большею уверенностью, что подтверждение ей находил в близко ему знакомой «Истории» Карамзина: последний, говоря, что «слава Александрова, по свидетельству наших родословных книг, привлекла к нему из чужих земель — особенно из Германии и Пруссии — многих именитых людей, которых потомство доныне существует в России и служит Государству в первейших должностях воинских или гражданских», — в примечании к этому месту перечисляет и потомков Радши. Знал поэт, без сомнения, и родословную роспись Пушкиных, вошедшую в состав так называемой «Бархатной Книги», изданной Н. И. Новиковым в 1787 г.; знал, что легенда о выезде Радши и происхождении от него Пушкиных закреплена официально внесением ее в «Гербовник»; слышал о ней и по преданиям, свято сохранявшимся еще в то время в дворянских семействах;[10] видел, конечно, и справку, выданную Василию Львовичу Пушкину из Московского Архива Коллегии Иностранных Дел в 1799 году. Таковы были источники, из которых поэт мог почерпать убеждение в древности своего рода, которым, как увидим ниже, имел основание гордиться, встречая имена предков своих на многих и видных страницах отечественной истории.

Пушкины были потомками Радши уже в седьмом колене. В вышеупомянутой справке Архива Коллегии Иностранных Дел ближайшее потомство Радши записано так: «Во дни благоверного великого князя Александра Невского приехал из немец муж честен именем Радша (колено I). А у Радши сын Якун (кол. II). А у Якуна сын Алекса (кол. III). А у Алексы сын Гаврило Алексичь (кол. IV). А у Гаврила дети: Иван Морхиня (кол. V) да Акинфей Великой. У Ивана Морхини сын Александр (кол. VI). У Александра дети: Федор Неведомица, Александр Пято, Давыд Казарин, Володимер Холопиво, Григорий Пушка (кол. VII)». От Григория Пушки, жившего в конце XIV или в начале XV века, и пошли, собственно, Пушкины. Григорий имел семь сыновей, из которых лишь двое — Александр и Константин — передали своему потомству прозвание Пушкиных, тогда как от остальных трех, имевших детей (двое были бездетны), пошли Рожновы, Курчевы, Мусины-Пушкины, Бобрищевы-Пушкины, Шафериковы-Пушкины, Кологривовы, Поводовы, Товарковы и другие.

Александр Григорьевич Пушкин был родоначальником старшей ветви Пушкиных, в мужском колене угасшей в 1875 году со смертью Ивана Алексеевича — сына известного остряка, театрала и писателя Алексея Михайловича (ум. в 1825 г.), женатого на Елене Григорьевне Воейковой,[11] и приятеля В. Л. и С. Л. Пушкиных. Ветвь эта до середины XIX века удерживала, в лице своих довольно многочисленных, но захудалых представителей, земельные владения в Новгородской области, сохранив, таким образом, связь с местом въезда Радши[12]. Из членов этой же ветви происходили: дед упомянутого Алексея Михайловича — одноименный ему Алексей же Михайлович, женатый на Марье Михайловне Салтыковой (ум. в 1785 г.), дальней родственнице имп. Анны Иоанновны, бывший сенатором, тайным советником, посланником в Дании и Швеции, Архангельским и Воронежским губернатором. Из сыновей его Михаил Алексеевич (ум. в 1785 г.), бывший прокурором Коммерц-Коллегии, в 1772 г., был обвинен, вместе с братом своим, капитаном Сергеем Алексеевичем, в делании фальшивых ассигнаций и сослан в Сибирь; живя в Тобольске, он сотрудничал в журнале «Иртыш, превращающийся в Иппокрену» (1789–1791 г.); его жена Наталья, Абрамовна, рожденная княжна Волконская (ум. в 1819 г.) последовала за мужем в ссылку, а потом проживала в Москве, где в салоне ее постоянно бывали, между прочим, В. Л. и С. Л. Пушкины и князь П. А. Вяземский. Третий брат их, Федор Алексеевич (ум. в 1810 г.), женатый на княжне Марии Ивановне Оболенской, был Воронежским губернатором; в одну из дочерей его, Софью Федоровну (род. в 1806, ум. в 1862 г.), вышедшую за В. А. Панина, влюблен был поэт, сватавшийся за нее в Москве в конце 1826 г. К той же ветви новгородских Пушкиных принадлежал д. с. с. Никифор Изотович (ум. в 1831 г.), женатый на Евпраксии Аристарховне Пашкиной, родной тетке известной П. А. Осиповой, соседки поэта по Михайловскому, которая, таким образом, приходилась ему дальней свойственницей. Остальные потомки Александра Григорьевича Пушкина ничем не выделились и стояли в рядах скромного служилого дворянства; отметим из них только одного — подполковника Андрея Павловича, который в 1762 г. был генерал-адъютантом у Абрама Петровича Ганнибала и женился на его старшей дочери — Елизавете Абрамовне.

Гораздо виднее были потомки другого — одного из младших — сына Григория Пушки — Константина Григорьевича, от которого, по прямой линии, происходил поэт. О сыне Константина — Гаврииле и внуке — Иване не сохранилось документальных указаний; правнук его — Михаил Иванович — в 1537 году упоминается как дмитровский помещик, — следовательно, он уже оставил, по своей воле или по распоряжению власти, новгородские места. Сын Михаила Ивановича — Семен Михайлович в 1567 году был вторым у знамени в Новгородском, против поляков, походе Иоанна Грозного, а в 1573 г., во время отправления в Новгороде, в присутствии царя, чина свадьбы его племянницы, княжны Марии Владимировны Старицкой, с королем Ливонским Магнусом, «вторые сорок соболей держал»; он имел двух сыновей: Федора (стольника, подписавшегося в 1613 году под грамотою об избрании на царство Михаила Федоровича Романова) и Тимофея Семеновича; последний — прямой предок поэта — был в 1597 году головою при Черниговском воеводе Ф. И. Шереметеве, в следующем — головою же «у ставления и дозору сторожей в Серпуховском Государевом по Крымским вестям походе», в 1601 году — в Цареве-Борисове городе, а в 1618 г. находился воеводою в Цывильске[13]. Из четырех сыновей его — Петр Тимофеевич, по прозвищу «Толстой» и «Черной» (пра-пра-пра-прадед поэта), в 1624 году, будучи назначен воеводою в сторожевом полку в Пронск, местничался с князем А. Ф. Литвиновым-Мосальским, а в 1627–1628 г. был воеводою в Тюмени; он был Рязанским и Московским помещиком, женат был (с 1618–1619 г.) на Елене Григорьевне Сунбуловой и умер в 1633–1634 году. Единственный сын его — Петр Петрович — был в 1648 г. стольником и принимал участие в церемониальном поезде при бракосочетании царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской. Он скончался в Москве в 1660 году; был женат дважды: первым браком — на Пелагее Федоровне Фефилатьевой, а вторымъ — на княжне Анастасии Афанасьевне Козловской,[14] о которой сохранились любопытные данные в «Дворцовых разрядах»: в 1675 году царю Алексею Михайловичу докладывалось дело «по роспросным речам стольника князя Ивана княж Петрова сына Козловского», «будто он, князь Иван, жил с племянницею своею с двоюродною, с Петровою женою Петрова сына Пушкина, с Настасьею с Офонасьевою дочерью, лет с десять и больши; и он, князь Иван, великому государю вину свою во всем том принес». Царь указал князя Козловского «отдать за пристава», а А. А. Пушкину — «послать под начал, до своего, великого государя, указу, в монастырь за Тверские ворота Пречистые Богородицы Страстные к игуменье Домне с подьячим тайных дел, и велено ее игуменье держать под крепким начальством». Сколько времени провела Пушкина в монастыре, неизвестно; впоследствии она переписывалась с царевной Прасковьей Иоанновной (род. в 1694, ум. в 1731 г.), из чего видно, что прожила она еще очень долго; одно письмо ее, писанное «из Алексинской деревни», напечатано в «Русской Старине» 1884 г. (т. XLIV, стр. 188).

Родной прапрадед поэта, Петр Петрович (сын предыдущего,[15] родился в 1644 г. В 1673–1681 гг. он с отличием участвовал в войне с турками и крымцами, за что пожалован был от царей Иоанна и Петра Алексеевичей вотчиною в Галичском уезде, в волости Великой Пустыни; в грамоте от 12 марта 1686 г., которою давалась Пушкину вотчина, сказано, что государи пожаловали его «за многую службу, что он во время войны с Салтаном Турским и с Ханом Крымским, как они в 181 (т. е. 1673) году приходили сами особами своими, а после того Салтан же Турской присылал визиря своего и многих пашей с войсками и Хана Крымскаго с ордами под Малороссийские городы, служил отцу их… и им, царям… будучи в полках с боляры и с воеводы с начала тое войны во вся лета по 189 (т. е. 1681) год». В 1677 году Петр Петрович, будучи стольником, управлял, с боярином князем М. А. Голицыным, Владимирским Судным Приказом, в 1683 г. межевал земли в станах Московского уезда, а в 1686 г., 22 мая, вместе с некоторыми родственниками, подал роспись рода своего в Разрядный Приказ. В правление царевны Софьи, в 1689 г., он участвовал во втором крымском походе князя В. В. Голицына, был им прислан оттуда в Москву и упоминается в похвальной грамоте царей князю Голицыну. П. П. Пушкин скончался в Москве 12 февраля 1692 года, всего 48 лет, и погребен был, вместе с отцом, в Ворсонофьевском девичьем монастыре. Женат он был, с 1679–1680 г., на Федосье Юрьевне Есиповой, от которой имел пятерых сыновей (Ивана, Леонтия-Льва, Александра, Илью и Федора) и дочь Аграфену, выданную за стольника Ив. Ив. Безобразова; из них Александр Петрович был родным прадедом поэта по отцу, а Федор Петрович — прапрадедом со стороны матери.

Александр Петрович Пушкин родился, вероятно, в 90-х годах XVII века; в 1708 году он получил в Сурожском стану Московского уезда д. Ракову с пустошами, в 1713 году делился наследством с братьями Ильею и Федором; в 1718–1719 г. был солдатом л.-гв. Преображенского полка, где в 1722 году был каптенармусом. Около этого времени он женился на Евдокии Ивановне Головиной, дочери одного из любимых «деньщиков» Петра Великого, впоследствии генерал-кригскоммиссара и адмирала — Ивана Михайловича Головина (ум, в 1738 г.) от брака его с Марьей Богдановной Глебовой. Брак этот был несчастлив: Евдокия Ивановна в 1725 году была убита своим мужем; поэт пишет про своего прадеда, что он «в припадке ревности или сумасшествия зарезал свою жену, находившуюся в родах». Александр Петрович прожил после этого недолго и «умер в заточении»; как показывали его дети в прошении, поданном имп. Петру II 25 февраля 1728 г., он «в 1725 году… по смертноубийственному делу… своей жены, указом блаженные и вечнодостойные памяти Ее Импер. Величества, взят (был) в С.-Петербург к гражданскому суду и умре». После его смерти остались двое малолетних детей — Лев и Марья; заботы о сиротах перешли, по-видимому, к их деду, И. М. Головину, который, между прочим, и подписал за внуков вышеуказанное прошение. А. П. Пушкин были сам по себе довольно состоятельным человеком, владея поместьями в Московском, Дмитровском, Коломенском, Рязанском, Зарайском и др. уездах;[16] кроме того, в 1718 году он, по завещанию своего двоюродного деда, стольника Ивана Ивановича Пушкина (ум. в 1717 г.), получил все его имения, в том числе и историческое с. Болдино (Арзамасского уезда). Пожалованное деду Ивана Ивановича — Федору Федоровичу Пушкину, в 1619 году «за Московское осадное сиденье», оно перешло сперва к сыну его — окольничему Ивану Федоровичу, а затем и к внуку — Ивану Ивановичу, завещавшему его А. П. Пушкину. Таким образом, Болдино, с именем которого связано столько светлых воспоминаний о творчестве поэта в расцвете его таланта, находилось в роду Пушкиных уже 100 лет перед тем, как перешло к Александру Петровичу, — и последний уделял ему много внимания и заботливости, стараясь, путем покупок у соседей, еще более расширить имение. В малолетство его детей, Болдиным распоряжался И. М. Головин, а в 1741 г. оно перешло, по разделу с сестрой — М. А. Ушаковой, к Льву Александровичу Пушкину, позднее — в 1780 г. — прикупившему к Болдину еще деревню и пустошь.

Лев Александрович, дед поэта, родился 17 февраля 1723 г. Будучи в детстве записан в л.-гв. Семеновский полк, он в 1739 г. определен был капралом в артиллерию в которой и прослужил до выхода своего в отставку, в сентябре 1763 года, подполковником. При вступлении на престол императрицы Екатерины II, в 1762 году, он, как свидетельствует поэт, «во время мятежа остался верен Петру III и не хотел присягать Екатерине и был посажен в крепость вместе с Измайловым».

говорит он в «Моей родословной». В крепости Лев Александрович «содержался два года», был оттуда «выпущен по приказанию Екатерины и всегда пользовался ее уважением. Он уже никогда не вступал в службу и жил в Москве и в своих деревнях». «Дед мой», рассказывает поэт в другом месте, «был человек пылкий и жестокий… Первая жена его, урожденная Воейкова, умерла на соломе, заключенная им в домашнюю тюрьму за мнимую или настоящую ее связь с французом, бывшим учителем его сыновей и которого он весьма феодально повесил на черном дворе[17]. Вторая жена его, урожденная Чичерина, довольно от него натерпелась. Однажды он велел ей одеться и ехать с ним куда-то в гости. Бабушка была на-сносях и чувствовала себя нездоровой, но не смела отказаться. Дорогой она почувствовала муки. Дед мой велел кучеру остановиться, и она в карете разрешилась чуть ли не моим отцом. Родильницу привезли домой полумертвую и положили на постелю всю разряженную и в бриллиантах. Всё это», прибавляет поэт, «я знаю довольно темно. Отец мой никогда не говорит о странностях деда, а старые слуги давно перемерли». Рассказ поэта о его деде не поддается проверке за исключением факта с повешением учителя: в имеющемся у нас формуляре Л. А. Пушкина значится, что он «за непорядочные побои находящегося у него в службе Венецианина Харлампия Меркадии был под следствием, но по именному указу повелено его, Пушкина, из монаршей милости простить». Эти-то «непорядочные побои» и послужили, вероятно, материалом для создания легенды о жестокой расправе Пушкина с учителем. Быть может, также несколько преувеличены и рассказы о других его «странностях». По крайней мере С. Л. Пушкин, прочитав в «Сыне Отечества» 1840 г. впервые напечатанный тогда отрывок из записок сына,[18] счел обязанностью вступиться за «священную память» своего отца, «добродетельнейшего из людей» — и писал[19] по этому поводу: «Он был любим, уважаем, почитаем даже теми, которые знали его по одному слуху. Взаимная любовь его и покойной матери моей была примерная. Никто не помнил и не слыхал ни о малейшем отступлении от верности, от должного уважения друг к другу во всё продолжение их 30-летнего союза. История о французе и первой жене отца много увеличена. Отец мой никогда не вешал никого. В поступке с французом участвовал родной брат его жены, А. М. Воейков; сколько я знаю, это ограничилось телесным наказанием — и то я не выдаю за точную истину. Знаю, что отец мой и в счастливом супружестве с моею матерью с нежностью вспоминал о первой жене своей». Далее Сергей Львович возражает против рассказа «о смерти на соломе в домашней тюрьме» М. М. Пушкиной и приводит малоубедительные доводы: «Кто не знает, что в XVIII столетии таковые тюрьмы не могли существовать в России и Москве? Правительство потерпело бы такое ужасное злоупотребление силы и власти? Родные ее не прибегли бы под защиту законов? После такого жестокого поступка сохранили бы они родственную, дружескую связь с отцом моим?» и т. д.

Дополняя рассказ поэта, следует сказать, что дед его скончался в Москве 25 октября 1790 года; могила его сохранилась до сих пор: она находится в старом соборе Донского монастыря. Первым браком Лев Александрович был женат (около 1744 г.) на Марье Матвеевне Воейковой (дочери д. с. с. Матвея Федоровича), от которой имел трех сыновей: Николая (род. в 1745, ум. в 1821 г.), бывшего артиллерии полковником и женатого на А. В. Измайловой, родной сестре писателя В. В. Измайлова;[20] Петра (род. в 1751, ум. в 1825 г.), вышедшего в отставку артиллерии подполковником и женатого на Казинской, и Александра, умершего значительно раньше братьев (все были бездетны). По смерти первой жены, Лев Александрович женился вторично — на Ольге Васильевне Чичериной (род. в 1737, ум. в 1802 г.), дочери полковника Василия Ивановича (ум. в 1743 г.) от брака его с Лукией Васильевной Приклонской. От этого брака родились еще двое сыновей и две дочери: Василий, Сергей, Анна и Елизавета. Василий Львович (род. в 1767, ум. в 1830 г.) достаточно известен как поэт и писатель. В брачной жизни он, как и отец и дед его, был несчастлив: его жена, известная в свое время красавица, — Капитолина Михайловна, рожд. Вышеславцева (дочь гв. подпоручика Михаила Степановича), в 1805 году бросила мужа, обвинив его в неверности и «желая выйти за другого»; этот другой был секунд-майор Иван Акимович Мальцов[21].

Сергей Львович, отец поэта, родился 23 мая 1770 г. Получив, как и старший брат, светское, французское воспитание и записанный сперва в армию, он в 1775 г. был перечислен в гвардию, а с 1777 по 1791 г. числился сержантом Измайловского полка, потом произведен был в прапорщики и до 1797 г. служил в л.-гв. Егерском полку, откуда вышел в отставку майором, — в 1798 г. После этого он состоял в Коммиссариатском штате, сперва в Москве (в это время родился поэт), а затем в Варшаве (начальником Коммиссариатской коммиссии резервной армии); здесь, в Варшаве, Сергей Львович, в июле 1814 г., вступил в Орден свободных каменщиков, в ложу «Северного Щита», к которой, пройдя четыре предварительных степени, был «присоединен» 10 октября 1817 года; незадолго перед этим — 12 января — он был уволен вовсе от службы с чином 5 класса. С этих пор С. Л. Пушкин уже никогда не служил, а вел странническую и совершенно праздную жизнь, переезжая из Москвы в Петербург, в Михайловское и обратно, не занимаясь ни семьей, ни имениями, которые своей беспечностью довел почти до разорения. Будучи скупым от природы, он в то же время был совершенно нерасчетлив; человек веселый, в полном смысле слова светский, он обладал способностями к стихотворству, но не культивировал их, пользуясь ими исключительно для того, чтобы блеснуть в салонах. Свое полное равнодушие к детям, и особенно к сыну-поэту, он старался скрывать под маской нежных слов и лицемерных уверений в любви и привязанности, а безразличие к вопросам религиозным — под личиной отталкивающего ханжества. У жены своей он был «под туфлей», хотя и любил разыгрывать роль главы семьи, когда это представляло для него интерес[22]. Женился он сравнительно молодым, — еще будучи офицером л.-гв. Егерского полка, — в Петербурге, в ноябре 1796 года, на Надежде Осиповне Ганнибал (род. в 1775, ум. в 1836 г.), своей внучатной племяннице, жившей тогда с матерью в Петербурге. Надежда Осиповна была дочерью Осипа Абрамовича Ганнибала от брака его с Марьей Алексеевной Пушкиной[23].

Мы сказали уже выше, что из сыновей стольника Петра Петровича Пушкина, женатого на Ф. Ю. Есиповой, Александр был прадедом поэта по отцу, а Федор — прапрадедом со стороны матери.

Двойное родство это произошло следующим образом. Федор Петрович Пушкин, бывший сперва стольником, а потом служивший в Ростовском пехотном полку поручиком и в 1712 г. уволенный в отставку за раною, полученною им в Прутском походе, был Рязанским и Ярославским помещиком и умер в 1727 или 1728 г. От брака с Ксенией Ивановной Кореневой (дочерью рязанского дворянина Ивана Михайловича) имел он единственного сына Алексея Федоровича, родившегося в 1717 году. Последний начал службу свою пажом при дворе царевны Прасковьи Иоанновны (1730 г.), с которою, как мы видели, была в близких отношениях его родная прабабушка А. А. Пушкина, рожд. кн. Козловская[24], может быть и устроившая своего правнука ко двору царевны. По смерти последней, он в 1732 г. определен был (3 июня) в Шляхетный Кадетский Корпус и в 1738 г., выпущенный оттуда прапорщиком, определен фельдмаршалом Минихом в Тверской драгунский полк, с которым участвовал, в турецкую войну, во взятии креп. Очакова (1737 г.) «и во всех Турских кампаниях и акциях, также и при взятии Хотинских шанцов» (1739 г.); в 1746 г. он вышел в отставку с чином капитана и жил в своих имениях,[25] между прочим, в с. Покровском (Кореневшева тож), в 22 верстах от нынешнего города Липецка, Тамбовской губернии;[26] здесь он, вероятно, и скончался; о смерти его осталось показание его несчастной дочери М. А. Ганнибал: «будучи», пишет она, «нагло покинута с малолетнею дочерью и оставшись без всякого пропитания», принуждена она была ехать в деревню к родителю своему, который, увидев ее «в таком бедственном состоянии, получил паралич, от которой болезни и скончался» (1777 г.)[27].

А. Ф. Пушкин был женат (с 1742 г.) на Сарре Юрьевне Ржевской, дочери Юрия Алексеевича, пользовавшегося расположением Петра Великого и бывшего в 1727 году Нижегородским вице-губернатором.

От брака А. Ф. Пушкина с С. Ю. Ржевской произошли сыновья:

Юрий Алексеевич (род. в 1743, ум. в 1793 г.), полковник,[28] женатый на Надежде Герасимовне Рахманиновой, родной сестре известного поклонника и переводчика Вольтера И. Г. Рахманинова;

Михаил Алексеевич (род. в 1745, ум. в 1793 г.), сперва полковник, а потом ст. советник, женившийся (в 1791 году) на Анне Андреевне Мишуковой (родственнице канцлера графа А. Р. Воронцова) и оставивший после себя одного сына Алексея Михайловича, вскормленного Ариной Родионовной[29] и умершего в 1821 г., 28 лет, в звании профессора (с 1820 г.) Царскосельского Лицея; и дочери: Надежда, выданная замуж за надв. сов. Алексея Михайловича Овцына; Екатерина, умершая девицей, и, наконец, Марья Алексеевна (род. в 1745, ум. в 1818 г.), бабушка поэта, в 1773 г. вышедшая столь несчастливо за капитана морской артиллерии Осипа Абрамовича Ганнибала (род. в 1744, ум. в 1806 г.) и имевшая единственную дочь Надежду Осиповну.

Выданная замуж за своего внучатного дядю, Сергея Львовича Пушкина, она сделалась матерью бессмертного поэта.

Таким образом, в лице родителей его слилось потомство одного лица — Петра Петровича Пушкина, в течение долгих лет, невидимому, не имевшее между собою общения и связей. Для большей наглядности приводим родословную таблицу, из которой читателю ясно будет это слияние двух отраслей Пушкинского рода.

Такова генеалогия прямых восходящих предков поэта. Как видим, среди них были люди средней руки, — рядовые служилые дворяне, по дарованиям и заслугам своим, поскольку мы знаем, ничем почти не выдававшиеся из общего уровня современного им общественного круга. Зато по нравственным качествам некоторые из них представляют отступления от нормы, но лишь в отрицательную сторону. В жизни дяди, деда, прадеда и прапрабабки с отцовской стороны мы можем проследить одну общую черту — ненормальность в брачных их отношениях, — черту, известную поэту, который, конечно, не по одной случайности занес на бумагу свои фамильные записи именно накануне своей женитьбы. Та же особенность, как увидим ниже, была и в роду его матери, да и отец в этом отношении не был вполне безупречен. П. В. Анненков пишет про Сергея Львовича: «Уже в глубокой старости, овдовелый, потерявший знаменитого сына и наполовину разоренный, он влюбился в ребенка, девушку лет 16-ти, соседку свою по Михайловскому (Александру[30] Ивановну Осипову), и предлагал ей свою руку. Почтенному старцу пришлось пережить у дверей гроба все волнения юношеской и безнадежной страсти, начиная с пламенных посланий на французском языке и робких угождений предмету поклонения, до покорных жалоб на судьбу и горьких слез отчаяния. Он еще мечтал о браке, второй молодости, медовом месяце и проч.». К рассказу Анненкова мы можем прибавить еще два подобных же факта: кроме М. И. Осиповой, С. Л. Пушкин был не менее страстно влюблен в Анну Петровну Керн — предмет увлечений его сына, — которой писал любовные письма (1838 г.), а затем не менее горячо влюбился в ее дочь — Екатерину Ермолаевну (род. в 1819, ум. в 1904 г.) и, по свидетельству ее вотчима (А. В. Маркова-Виноградского), хотел жениться на ней за несколько дней до своей смерти; влюбленность его проявлялась, между прочим, в том, что «он ел кожицу от клюквы, которую она выплевывала». Уже эти немногие, известные нам факты достаточно свидетельствуют о какой-то ненормальности отца поэта в отношениях его к женщинам, под старость принявшей столь уродливые формы…

Тем с большею любовью и благородною гордостью поэт останавливался на именах своих боковых родичей, из которых многие, действительно, оставили по себе след в истории, как личности незаурядные. Из них он особенно отличал думного дворянина Гавриила Григорьевича Пушкина,[31] современника своего прямого предка Тимофея Семеновича. «Г. Г. Пушкин, тот самый, который выведен в моей трагедии» («Борис Годунов»), говорит поэт, принадлежит к числу самых замечательных лиц той эпохи, столь богатой историческими характерами». «Я изобразил его таким, каким нашел в истории и в моих семейных бумагах. Он обладал большими способностями, будучи в одно время и искусным воином, и придворным человеком, и в особенности заговорщиком»; «я вывел его на сцену, не думая о щекотливости приличия, con amore, но без всякой дворянской спеси». Историческая роль Гавриила Пушкина начинается с 1605 года, когда он открыто примкнул к первому Лжедимитрию и сделался: его ревностным пособником. Подойдя к Туле, рассказывает Карамзин, Самозванец «избрал двух сановников смелых, расторопных — Плещеева и Пушкина; дал им грамоту и велел ехать в Красное Село, чтобы возмутить тамошних жителей, а через них и столицу. Сделалось, как думал. Купцы и ремесленники Красносельские, плененные доверенностию мнимого Димитрия, присягнули ему с ревностию и торжественно ввели гонцов его (1 июня 1605 г.) в Москву, открытую, безоружную: ибо воины, высланные царем для усмирения сих мятежников, бежали назад, не обнажив меча, а Красносельцы, славя Димитрия, нашли множество единомышленников в столице, мещан и людей служивых, других силою увлекли за собою, некоторые пристали к ним из любопытства. Сей шумный сонм стремился к Лобному месту», с которого агенты Димитрия и прочли грамоту Самозванца[32]. Успех, таким образом, был полный, и Плещеев с Пушкиным послали с известием об этом гонца к Лжедимитрию. За эту верную услугу Гавриил Пушкин сделан был думным дворянином и великим сокольничьим, став одним из наиболее приближенных к новому царю лиц. После падения его, в 1606 году, Пушкин, однако, не только не пристал к Тушинскому вору, но даже противодействовал ему, — что видно из уведомления, посланного (в августе 1608 г.) им из Погорелого Городища в Тверь о поимке людей, везших грамоты этого самозванца. Тогда-то, вероятно, он и «выжег этот город в виде наказания… по образцу проконсулов Национального Собрания», как выразился о нем поэт; вообще в событиях смутного времени Пушкин играл видную роль. При венчании на царство Михаила Федоровича он не хотел «сказывать боярство» знаменитому князю Д. М. Пожарскому, считаясь с ним местами, а в 1619 году местничался с ним вторично, по случаю назначения своего, совместно с ним, в Вязьму навстречу возвращавшегося из плена отца царя — Филарета Никитича[33]. В 1614/1615 г. Г. Г. Пушкин был воеводою в Вязьме, в 1618 г. принимал участие в обороне Москвы от королевича Владислава, а в следующем — заседал в Разбойном Приказе; в 1629 г. он еще значился в числе думных дворян, в 1630 г. присутствовал за столом у Государя, а в 1638 г. скончался, постригшись в монашество. Кроме указанных выше мест, поэт упоминает о Гаврииле Григорьевиче еще в «Моей родословной»:

Родной брат Гавриила — Григорий Григорьевич Пушкин, по прозвищу Сулемша, «во время междуцарствия, начальствуя отдельным войском, один с Измайловым, по словам Карамзина, сделал честно свое дело», записывает поэт. Стоя прежде на стороне Лжедимитрия, а потом — царя Василия Шуйского, Григорий Пушкин в 1607 г., говорит Карамзин, «спас Нижний Новгород, усмирил бунт в Арзамасе, в Ардатове и еще приспел к Хилкову в Каширу, чтобы итти с ним к Серебряным Прудам, где они и истребили скопище злодеев и взяли их двух начальников». В 1608 г. он был вторым воеводою в большом полку и успешно действовал против Лисовского, а затем служил воеводою в Вологде (1612–1614 г.) и в Ярославле (1616–1618 г.). В смутное время прославился еще дворянин Михаил Федорович Пушкин, который «в 1607 году, в продолжение бывших тогда смятений, пострадал мученическою смертию от самозванца Петрушки»[35]. Несколько членов рода подписались под грамотой об избрании на царство Михаила Федоровича Романова,[36] и с этой поры особенно замечается возвышение Пушкиных.

и поэт твердо это помнил. Он упоминает еще Матвея Степановича Пушкина; стольник, затем окольничий, воевода в Смоленске, Киеве и Астрахани, Матвей Степанович в 1618 г. подписался под соборным деянием об уничтожении местничества («что мало делает ему чести» — замечает поэт), в 1684 г. посылался в Смоленск, с титулом Оборского наместника, а вскоре был сделан боярином. М. С. Пушкин навлек на себя гнев Петра Великого, противясь посылке молодых дворян за границу,[37] а вскоре жестоко поплатился за вину своего сына Федора Матвеевича (стольника), который, будучи одним из главнейших участников стрелецкого заговора И. И. Цыклера и А. П. Соковнина,[38] был казнен 4 марта 1697 года; старый боярин, «с лишением чести» за вину сына, был сослан вместе с малоумным внуком своим Федором,[39] в Сибирь, где и умер вскоре после ссылки. Другой брат, Яков Степанович (свояк князя-кесаря кн. Ф. Ю. Ромодановского), был тоже боярином и тоже заявил себя противником реформ Петра Великого, который, по одному известию, велел посадить его, в насмешку, на куриные яйца; он скончался в 1698/1699 г., оставив после себя лишь двух дочерей, одна из которых была, в третьем браке, за вышеупомянутым стольником Иваном Ивановичем Цыклером.

пишет поэт в «Моей родословной».

Ив других членов Пушкинского рода, кроме прямых предков поэта или тех, о коих он упоминает в своих сочинениях, следует указать еще нескольких, наиболее известных в истории[40]. К таковым, в хронологическом порядке, принадлежат: Василий Алексеевич, посылавшийся в 1553 г. царем Василием Иоанновичем послом к Казанскому царю Еналею; Иван Иванович (брат пращура поэта — Михаила Ивановича), боярин Новгородский, в 1514 г. заключивший в Новгороде договор с Ганзейским союзом; Иван Петрович, бывший боярином и конюшим у Иоанна Грозного, при котором, как можно думать, некоторые члены рода Пушкиных переселились добровольно или были переселены в Московские города, Ефстафий (или Остафей) Михайлович — думный дворянин при Грозном, принимавший участие во многих походах 1573–1580 гг., был одним из полковых воевод в Смоленске (1580 г.), а затем, с титулом Муромского наместника, отправлен к Стефану Баторию (1581 г.) в Вильну; в 1582 г. Грозный назначил его для переговоров с папским послом Антонием Поссевином, что свидетельствует о его дипломатических способностях; в 1591 г. он посылался царем Федором в Астрахань для расследования дела о скоропостижной смерти царевича Мурат-Гирея, а в 1594 г. — ездил, имея титул наместника Елатомского, с князем Турениным для ведения переговоров с шведскими послами о «учинении вечного мира»; послы съехались у р. Тявзина, где и был ими подписан, 18 мая 1595 г., договор, по которому России возвращалась Карелия. В 1598 г. Остафий Михайлович подписался под соборным определением об избрании на царство Бориса Годунова; последний, однако, не благоволил к Пушкину и его родне и в 1601 г. сослал его в Сибирь «с братьею за опалу, — что на него доводили люди его, а Левонтия и Ивашку Пушкиных за то, что они били челом на князя Елецкого в отечестве и тем царя раскручинили, — поместья и вотчины у них велел отписать, а животы распродать». Остафий Пушкин был отправлен воеводою в Тобольск; здесь он и умер в 1602 г., причем заместителем его был назначен родной брат Никита Михайлович (ум. в 1622 г.), бывший впоследствии воеводой в Вологде (где в 1608 г. присягнул «Тушинскому вору»), на Двине (1613–1614 г.), во Владимире на Клязьме (1614–1616 гг.), в Арзамасе (1617 г.) и, наконец, окольничим. Брат Евстафия и Никиты Иван большой Михайлович — был ловчим и думным дворянином, в 1582 году послом (с титулом Рузского наместника) в Польше, а затем — воеводою в Астрахани, где будучи, «Ногайского Иштерека, Князя и Муре под Государеву руку привел и учинил их в Государеве повеленье» и «учинил в Государевой казне многу прибыль»; он был убит в 1611 г. — «в Московское разоренье»; Леонтий Михайлович (сосланный в Сибирь Годуновым) был окольничим и пал в битве под Кромами в 1605 г., а Иван меньшой Михайлович, по прозвищу Ивашка, в 1609 г. пожалован был царем Василием Шуйским в думные дворяне, а затем был воеводою в Бежецком Верху и в Астрахани. Борис Иванович (сын упомянутого Ивана большого Михайловича) в 1632 г. находился в посольстве к шведскому королю для склонения его к союзу против Польши, затем воеводствовал в Мангазее и в Яблонове, в 1645 г., при вступлении на престол царя Алексея Михайловича, пожалован был в окольничие, а в 1649 г. — отправлен первым полномочным послом к шведской королеве Христине (с титулом наместника Брянского) и в Стокгольме заключил знаменитый договор о выкупе перебежчиков, послуживший поводом к возмущению во Пскове; с 1652 по 1656 г. он был воеводою на Двине и умер в 1659 г. Григорий Гаврилович Пушкин, по прозвищу Косой (сын выведенного в «Борисе Годунове» Гавриила Пушкина), будучи стольником, воеводствовал в разных городах, в 1644 г. пожалован в думные дворяне и отправлен, с титулом Алатырского наместника, в Польшу полномочным послом для учинения договору о титуле государевом, о размежевании и о самозванцах и за успешное окончание этого поручения был пожалован в окольничие; в 1646 г. царь Алексей Михайлович посылал его первым[41] послом в Швецию с «подтвержденною» своею граматою на заключенный в Оголбове договор; в том же году он был сделан боярином, а в следующем — оружейничим. В 1649 г. Г. Г. Пушкин, с титулом наместника Нижегородского, был послан в Польшу для поздравления короля Яна-Казимира со вступлением на престол и для подтверждения Поляновского договора, а в 1654/1655 г. был назначен начальным боярином в Смоленск,[42] он умер в 1656 или 1657 г., оставив вдову, Ульяну Осиповну, рожд. Грязново. Брат его, Степан Гаврилович окольничий (ум. в 1656 г.), был воеводою в Рыльске, Одоеве, Устюге, Рыльске, Путивле и Смоленске[43] и также ездил в 1650 г. в Польшу, в составе посольства. Стольник Никита Борисович (сын упомянутого Бориса Ивановича) был владельцем весьма крупного состояния и умер в 1715 г., постригшись в монашество с именем Нифонта; сын его Афанасий, умерший бездетным, был женат на С. Е. Украинцевой, дочери знаменитого дьяка-дипломата Емельяна Игнатьевича; дочь же, Софья Никитична, была замужем за известным петровским адмиралом, графом Николаем Федоровичем Головиным (род. в 1695, ум. в 1745 г), и имел дочь, вышедшую за принца Петра Гольштейн-Бекского. Петр Калинович Пушкин, умерший в 1744 г., в чине д. с. советника, учился в Московской Навигадкой Школе, а затем в Голландии (с 1710 г.), долго и с успехом служил во флоте, был «командующим» над Морского-Академиею в Петербурге (1728–1730 г.), а затем советником Адмиралтейств-Коллегии и состоял (1743 г.) членом генерального суда по делу Лопухиных, обвиненных в заговоре против имл. Елизаветы; женат он был на Татьяне Даниловне Меншиковой,[44] родной сестре всесильного князя А. Д. Меншикова; ему с братом Иваном Калиновичем, стольником, достались все имения сосланного в Сибирь боярина Матвея Степановича Пушкина. Андрей Никифорович (сын упомянутого в начале статьи Никифора Изотовича), артиллерии полковник, был членом Вольного Общества Любителей Российской словесности, сотрудничал в нескольких журналах середины 1820-х годов и напечатал несколько трудов по военному искусству; он был убит на штурме Варшавы в 1831 году.

В настоящее время из всего весьма обширного рода Пушкиных (до 400 мужских имен) представителями его являются лишь сын и внуки поэта[45] и потомство брата его Льва Сергеевича (женатого, о 1843 г., на Елизавете Александровне Загряжской), а также семья Льва Александровича (женатого на Елизавете Григорьевне Текутьевой), сына Александра Юрьевича, родного племянника Марьи Алексеевны Ганнибал и двоюродного брата Н. О. Пушкиной. К рассказу о Ганнибалах мы теперь и переходим.

Поэт историею своих предков Ганнибалов интересовался едва ли не более, чем родом Пушкиных: он тщательно собирал материалы для жизнеописания своего прадеда Абрама Петровича, а равно семейные предания, намереваясь издать полную биографию его самого, а также и его не менее известного сына Ивана Абрамовича; вывел его, как главное действующее лицо, в своем неоконченном романе «Арап Петра Великого», посвятил ему вдохновенные, истинно-поэтические строки в «Моей родословной» и неоднократно вспоминал о своих африканских предках в своих стихотворениях;[46] наконец, сообщил об «арапе» сведения Д. Н. Бантышу-Каменскому для «Словаря достопамятных людей Русской земли». В фактической части биографии прадеда своего Пушкин, однако, допустил неточности и ошибки, которые явилось возможным проверить лишь по позднейшим изысканиям. В настоящее время биографию «Арапа Петра Великого» можно нарисовать с достаточною полнотою. Мы ограничимся здесь лишь кратким ее изложением.

Абрам (Петр) Петрович Ганнибал родился[47] в г. Логоне, в северной Абиссинии, на берегах Мареба, на границе между Хамасеном и Сарае, — в 1697/1698 г.; отец его в указанной местности был владетельным князьком и находился в вассальной зависимости от турок, к которым и был, вместе с другими знатными юношами, отдан, в виде аманата, или заложника, восьмилетний Ибрагим; привезенный затем в Константинополь, он помещен был в султанский сераль и здесь прожил с небольшим год. В это время Петр Великий приказал русскому посланнику в Константинополе достать для него нескольких способных мальчиков-арапов. Посланник с большим трудом исполнил поручение царя,[48] и Ибрагим в 1706 г. привезен был графом Саввою Владиславичем-Рагузинским в Москву и доставлен прямо «в дом» Петра Великого. В 1707 г., в бытность последнего в Вильне, Ибрагим в местной Пятницкой церкви был крещен в православие,[49] причем сам царь был его восприемником (от него он и получил свое отчество), а крестною матерью была жена польского короля Августа II — Христина-Эбергардина. Ибрагиму дано было имя Петра, но он не хотел расстаться с прежним, и государь разрешил ему именоваться, по созвучию, Абрамом. Когда и почему принял он фамилию Ганнибала, — положительных указаний не имеется: в течение многих лет он и сам подписывался, и в официальных бумагах, и в частных письмах именовался просто «Абрам Петров», прозвище же Ганнибала закрепилось за ним лишь впоследствии (не раньше 1733 и не позже 1737 г.). До 1717 г. Ганнибал пробыл «неотлучно» при Петре Великом, неся при нем обязанности камердинера, денщика и секретаря, а в 1717 г. «послан был для наук в чужие край и был в службе королевского величества французского в лейб-гвардии капитаном»,[50] участвовал, в 1719 г., в войне французов с испанцами, причем был ранен в голову и взят в плен, а затем учился в Ecole d'artillerie в Меце[51]. Пробыв во Франции до конца 1722 г.,[52] Ганнибал в начале следующего возвратился в Петербург и сразу же назначен был на инженерные работы в Кронштадте,[53] войдя в то же время в кружок лиц, группировавшихся около известной княгини А. П. Волконской (ум. в 1731 г.)[54] и бывших противниками временщика Меньшикова; кружок этот составляли: С. А. Маврин (учитель вел. кн. Петра Алексеевича), И. А. Черкасов, И. П. Веселовский, Е. И. Пашков, граф Рабутин и др. В феврале 1724 г. Ганнибал был определен Петром Великим в бомбардирскую роту л.-гв. Преображенского полка[55], причем ему поручено было, между прочим, учить молодых солдат (ив дворян) математическим наукам;[56] эти же науки он преподавал, уже по смерти императора, наследнику престола вел. кн. Петру Алексеевичу. Екатерина I и великий князь благоволили к Ганнибалу,[57] но всесильный Меншиков, на другой же день по вступлении на престол Петра II, опасаясь влияния Ганнибала на юного царя, поспешил удалить и Абрама Петрова, и его единомышленников-друзей из Петербурга: 8 мая 1727 г. он получил предписание «ехать немедленно в Казань и. . тамошнюю крепость осмотреть и каким образом ее починить или вновь запотребно рассудить, сделать цитадель, тому учинить план и проект»[58]. Приехав в Казань и пробыв там 25 дней, Ганнибал получил другое предписание Меншикова — от 28 мая, которым поручалось ему ехать без замедления в Тобольск для построения крепости. 27 июня он выехал из Казани,[59] прибыл в Тобольск 30 июля,[60] но уже 3-го августа был отправлен, по распоряжению Меншикова, еще дальше 6 — на Китайскую границу, к чрезвычайному посланнику графу Владиславичу-Рагузинскому,[61] для постройки Селенгинской крепости. В январе 1728 г. он был в Иркутске[62], а затем — в Тобольске, отпущенный с границы Владиславичем, не зная еще о происшедшем падении и ссылке Меншикова. Друзья, между тем, неусыпно, хотя и без успеха, хлопотали о Ганнибале;[63] так, 17 июля состоялось новое определение Верховного Тайного Совета — об удержании Ганнибала на Китайской границе «до указа»,[64] а 22 декабря 1729 г. — об аресте его там, отобрании всей переписки его и об отправке «с пристойным конвоем» в Томск;[65] распоряжения эти стояли в тесной связи с делом княгини Волконской и ее друзей, преследовавшихся уже новыми временщиками — Долгорукими. В 1730 г., по указу новой императрицы Анны Иоанновны от 25 февраля, бомбардир-поручик Ганнибал был назначен майором в Тобольский гарнизон,[66] а вскоре получил возможность совсем покинуть Сибирь, будучи определен (25 сентября), по ходатайству своего благожелателя Миниха, инженер-капитаном,[67] с назначением в Пернов «к инженерным и фортификационным делам по его рангу»[68]. Так окончились злоключения Ганнибала, которые он справедливо приписывал «партикулярному интересу» князя Меншикова и «злобе и наущению его креатур»[69].

Вернувшись в Петербург прямо из Селенгинска[70] (в Тобольск он, вероятно, попасть не успел), Ганнибал в январе или феврале 1731 г. женился на гречанке Евдокии Андреевне Диопер, дочери капитана галерного флота, а черев месяц был командирован Минихом в Пернов — учить кондукторов математике и черчению. Евдокия Андреевна, не желавшая выходить за Ганнибала, «понеже», как она выражалась, «арап и не нашей породы», и имевшая еще до сватовства Абрама Петровича сердечные симпатии к некоему флотскому поручику Кайсарову, вскоре же стала изменять нелюбимому мужу, увлекшись одним из кондукторов, Яковом Шишковым; с этого времени между супругами началась тяжелая семейная драма, окончательно завершившаяся формальным разводом лишь черев одиннадцать лет. Сначала пылкий арап старался воздействовать на жену домашними средствами и, приставив к ней строгий караул, жестоко истязал ее, надеясь ее образумить: вкладывая руки несчастной во вбитые в стену кольца, так, что тело ее повисало в воздухе, Ганнибал сек ее розгами, — бил плетьми и батогами. Но и это, видно, не помогало, и он упрятал жену на Госпитальный двор, на котором она провела пять лет. Сам он, между тем, сошелся с дочерью капитана местного полка Матвея фон Шеберха (от брака его с лифляндскою дворянкою Альбедиль) — Христиною-Региною — и жил с нею сперва в Ревельском уезде, на купленной им мызе Каррикулля, а затем, в 1736 г., и обвенчался с нею в Ревельской соборной церкви, не дождавшись решения своего дела с первою женою[71]. В это время Ганнибал был уже в отставке, которую получил еще 21 мая 1733 г.[72] по представлению Миниха.

В 1741 г. (26 января) Ганнибал снова определился на службу, будучи назначен, с чином артиллерии подполковника, в Ревельский гарнизон, причем получил мызу Рагола, в Ревельском уезде;[73] вскоре (12 января 1742 г.) императрица Елизавета Петровна произвела его из подполковников прямо в генерал-майоры, с определением обер-комендантом в Ревель,[74] где и прослужил он десять лет. За это время сохранилось много официальных и полуофициальных писем Ганнибала, характеризующих его служебную деятельность и отношения к разным лицам[75]. Граматою имп. Елизаветы, от 12 января 1746 г., ему были пожалованы значительные имения — «Михайловская Губа» (в пригороде Воронине, Псковской губ.), принадлежавшая до того царевне Екатерине Иоанновне (ум. в 1733 г.), со всеми землями и 569 душами крестьян[76].

25 апреля 1752 г. Ганнибал был переименован в генерал-майоры от фортификации и назначен управлять искусственною, строительною частию инженерного ведомства[77]. В следующем году (9 сентября) решено было, наконец, после долгих перипетий, дело Абрама Петровича с его первой женой: она была признана виновною и сослана в Староладожский женский монастырь, а брак Ганнибала с Христиной Шеберх признан законным, хотя на него и наложены были эпитимия и штраф[78]. 25 декабря 1755 г. Ганнибал был пожалован в генерал-поручики, с назначением Выборгским губернатором, но через два дня последовал новый указ, коим он, попрежнему, оставлялся в инженерном корпусе. В истории этого ведомства Ганнибал является одним из видных деятелей своего времени,[79] сотрудником генерал-фельдцейхмейстера графа П. И. Панина. Назначенный членом Канцелярии Главной артиллерии и фортификации, он 4 июля 1756 г.[80] произведен был в инженер-генералы, а затем — в генерал-аншефы, с определением главным директором Ладожского канала "и кронштадтских и рогервикских строений (23 ноября 1759 г.)[81]. Награжденный затем (30 августа 1760 г.) орденом св. Александра Невского, Ганнибал в следующем году оплакал смерть имп. Елизаветы, а в 1762 г., 9 июня, уволился в отставку[82] — за несколько дней до вступления на престол Екатерины II; последняя, бее сомнения, лично знала Абрама Петровича, к которому в 1765 г. обращалась с милостивым рескриптом, спрашивая его о проектированном Петром Великим канале от Москвы до Петербурга[83]. Остаток дней своих, еще довольно продолжительный, А. П. Ганнибал провел в пожалованном ему имении Суйде;[84] здесь он скончался 14 мая 1781 г., здесь и погребен, но могила его не сохранилась;[85] днем раньше, 13 мая, скончалась его супруга — Христина Матвеевна[86].

От первого брака своего Абрам Петрович не имел детей[87], а от второго у него было 11 человек; из них сведения сохранились о пяти сыновьях и четырех дочерях.

1) Иван Абрамович, старший из сыновей (род. 5 июня 173… г.,[88] был в службу зачислен в 1744 г., затем был цейхмейстером морской артиллерии (10 февраля 1769 г.), комендантом Наварина, за взятие которого и за участие в Чесменском бою получил орден Георгия 3-й степени (27 ноября 1770 г.), генерал-майором (7 декабря 1772 г.), генерал-цейхмейстером морской артиллерии (7 июля 1776 г.), главным командиром строения креп. Херсона (с 25 июля 1778 г.) и генерал-поручиком (1 января 1779 г.); он был уволен от службы 22 февраля 1784 г., имея ордена Александра Невского (1796 г.), Владимира 1-й ст. (1781 г.) и св. Анны (1775 г.)[89]. После отца своего наследовал (1782 г.) мызу Суйду с деревнями; скончался, холостым, в Петербурге, 12 октября 1801 года и погребен на Лазаревском кладбище Александро-Невской Лавры,[90] где на могиле его высечена следующая эпитафия:

2) Петр Абрамович (род. в Ревеле 21 июля 1747 г.,[91] тот самый, которого в 1812 году посетил юноша-Пушкин,[92] — артиллерии капитан (1 июня 1768 г.), майор (13 декабря 1770 г.), подполковник (10 июля 1775 г.) и обер-кригс-комиссар; полковник (2 октября 1781 г.) и генерал-майор (10 ноября 1783 г.); долгое время состоял под судом за растрату каких-то артиллерийских снарядов и освобожден был от него только благодаря влиянию своего брата Ивана;[93] по разделу с братьями он получил (1782 г.) в Софийском уезде мызу Елицы, в которой и поселился по выходе в отставку,[94] — из Михайловской Губе с-цо Петровское (около с. Михайловского), куда переехал после того, как разошелся с женою и где посетил его Пушкин. Женат он был, с 1777 г., на Ольге Григорьевне фон Данненштерн, дочери колл. сов. Григория Григорьевича, от которого получил в приданое имения в Казанской и Саратовской губерниях; он имел одного сына — Вениамина Петровича (род. около 1778 г., ум. 23-го декабря 1839 г.[95]) и дочерей Христину и Александру. Брачная жизнь Петра Абрамовича сложилась неудачно: прожив с женою 9 лет, он стал изменять ей, а вскоре (1786 г.) и совсем покинул,[96] и супруги всю жизнь провели врозь. Он скончался в 1822 г.[97] Мать поэта, Надежда Осиповна, в молодости была под его опекой.

3) Осип (Яннуарий) Абрамович (род. 20 января 1744 г.), — родной дед поэта, владелец, по разделу с братьями (1782 г.), с. Михайловского, — служил в артиллерии и 29 декабря 1770 г. произведен в майоры. В 1773 г.[98] он, будучи в Липецке, на чугунных заводах, женился на Марии Алексеевне Пушкиной, жившей с отцом в с. Покровском, а вскоре затем вышел в отставку с чином флота артиллерии капитана 2 ранга. Плодом супружества их был один сын, умерший грудным младенцем, и дочь Надежда (род. 1775 г.) — мать поэта. Затем он служил заседателем Псковского Совестного Суда, советником Псковского (1778 г.) Наместнического, а с 6 апреля 1780 г. — С.-Петербургского Губернского Правления[99]. Супруги Ганнибалы были весьма несчастливы: прожив совместно с женой около четырех лет, — частию в Суйде у Абрама Петровича,[100] частию в Петербурге, — Осип Абрамович скрылся от родных. Вскоре же между супругами началось тяжебное дело, тянувшееся много лет. «Ревность жены и непостоянство мужа» — говорит внук, поэт, «были причиною неудовольствия и ссор, которые кончились разводом. Африканский характер моего деда, пылкие страсти, соединенные с ужасным легкомыслием, вовлекли его в удивительные заблуждения». И действительно: покинув жену, Осип Абрамович, служа во Пскове, сошелся с Новоржевскою помещицею Устиньею Ермолаевною Толстою (рожд. Шишкиной), вдовою капитана Ивана Толстого, и 9 января 1779 г. обвенчался с нею в церкви погоста Апросьева, Новоржевского уезда, дав священнику фальшивое свидетельство в том, что он вдов[101]. Поступив так легкомысленно, Осип Абрамович, с неменьшею опрометчивостью, дал Устинье Ермолаевне «рядную запись» (31 января 1779 г.), в которой росписался в том, что получил от нее приданого равными вещами на 27.000 с лишним рублей. Сожительство их продолжалось, однако, недолго: 6 мая супруги были, распоряжением псковского архиерея, разлучены, и с этих пор на Осипа Абрамовича посыпались обвинения и жалобы со стороны обеих его жен: Марья Алексеевна, поддерживаемая своим братом М. А. Пушкиным, возбудила дело о двоеженстве мужа, а Устинья Ермодаевна, видя, что обстоятельства складываются не в ее пользу, и что Осип Абрамович не поддается ее увещаниям жить с нею попрежнему, вскоре подала просьбу в суд о взыскании с него 27.000 р., будто бы полученных от нее и им растраченных. Тщетно Осип Абрамович доказывал, с одной стороны, что женился на второй жене, будучи уверен в смерти первой: брак его с Толстою был признан (2 марта 1784 г.) незаконным, причем он, по приказанию имп. Екатерины, был отправлен «на кораблях на целую кампанию в Северное море, дабы он службою погрешения свои наградить мог», а четвертая часть имения его, — именно с. Кобрино, было взято в опеку на содержание дочери Надежды[102]. Тщетно также, с другой стороны, Ганнибал старался доказать суду в разных инстанциях, что не только не получал от Толстой никакого приданого, дав ей рядную запись безденежную, т. е. дутую, но что сам издержал на ее прихоти до 30.000 рублей:[103] дело с настойчивой и умудренной опытом Устиньей Ермолаевной тянулось много лет под-ряд, в течение которых тяжущиеся делали попытки к сближению, сходились и снова разъезжались, возобновляя тяжбу, конца которой Осипу Абрамовичу так и не суждено было дождаться:[104] он скончался 12 октября 1806 г.[105] в с. Михайловском, — «от следствий невоздержной жизни», по свидетельству Пушкина. «Одиннадцать лет после того», говорит он, «бабушка скончалась в той же деревне. Смерть соединила их. Они покоятся друг подле друга в Святогорском монастыре», — рядом с могилой внука-поэта.

4) Исаак (Савва) Абрамович (род. в 1747 г.), в 1756 г. определенный в Артиллерийскую школу, был впоследствии флота артиллерии капитаном 3 ранга, а затем в 1803 г., служил Псковским обер-форштмейстером и в 1804 г. умер в чине коллежского ассессора[106]. От брака своего с дочерью псковского помещика, Анной Андреевной Чихачевой, он имел 15 человек детей (Якова,[107] Павла,[108] Абрама,[109] Иосифа,[110] Петра,[111] Александра,[112] Дмитрия,[113] Семена,[114] Екатерину[115], и Любовь, Александру, Анну,[116] Олимпиаду,[117] Клавдию[118] и Констанцию)[119].

5) Яков Абрамович, род. в 1748 г., в 1756 г. определен был в Артиллерийскую школу, но вскоре умер.

Из дочерей Абрама Петровича — Елизавета Абрамовна была за подполковником Андреем Павловичем Пушкиным, Анна Абрамовна — за генерал-майором Нееловым, Софья Абрамовна — за артиллерии секунд-майором (потом ст. сов.) Адольфом-Рейнгольдом (Адамом Карповичем) фон Роткирх; Агриппина Абрамовна умерла девицей.

Последними потомками «Арапа Петра Великого» являются дети Александра Яковлевича Ганнибала (род. в 1797, ум. в 1834 г.) и жены его Александры Егоровны, рожд. Юреневой: Георгий (род. в 1832 г.), отставной поручик (женатый на М. О. Осиповой), живущий в Петербурге и имеющий детей, Александр (род. в 1834, ум. в 1848 г.), Елизавета (род. в 1834, ум. в 1857 г.), бывшая за надв. сов. Николаем Степановичем Самойловым, и София (род. 1833, ум. в 1856 г.), скончавшаяся девицей.

Пушкину неоднократно и с равных сторон приходилось выслушивать упреки в спесивом «аристократизме», в том, что он гордится своим «шестисотлетним дворянством»; упреки эти слышал поэт еще в 1825 г. от Рылеева;[120] в 1828 г. он снова выслушивает их от Н. Н. Раевского и М. В. Юэефовича и восклицает: «Я не понимаю, как можно не гордиться своими историческими предками. Я горжусь тем, что под выборной граматой Михаила Федоровича есть пять подписей Пушкиных»[121]. «Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие», — записывает он около этого же времени. «Образованный француз или англичанин дорожит строкою старого летописца; в которой упомянуто имя его предка, местного рыцаря, падшего в такой-то битве или таком — то году возвратившегося из Палестины; но калмыки не имеют ни дворянства, ни истории. Дикость, подлость и невежество — не уважать прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим, и у нас иной потомок Рюрика более дорожит звездою двоюродного дядюшки, чем историей своего дома, т. е. историей отечества». «Неуважение к предкам есть первый признак дикости и безнравственности». Последние строки набросаны были в 1830 году, когда поэт снова подвергся тем же нападкам и грубым выходкам — со стороны Булгарина— и, раздраженный ими, он делает блестящую отповедь ему и его единомышленникам в «Моей родословной». Стихотворение это в связи с многочисленными набросками мыслей поэта, касающимися того же больного вопроса, являются сами по себе прекрасным опровержением односторонних упреков, причем не следует забывать, в какое время велась эта полемика. «Пушкин», сказал И. С. Аксаков в своей известной речи при открытии памятника поэту, «действительно знал и любил своих предков. Что ж из этого? Было бы желательно, чтобы связь преданий и чувство исторической преемственности было доступно не одному дворянству (где оно почти не живет), но и всем сословиям; чтобы память о предках жила и в купечестве, и в духовенстве, и у крестьян. Да и теперь между ними уважаются старинные честные роды. Но что, в сущности, давала душе Пушкина эта любовь к предкам? Давала и питала лишь живое, здоровое историческое чувство. Ему было приятно иметь через них, так сказать, реальную связь с родною историею, состоять как бы в историческом свойстве и с Александром Невским, и с Иоаннами, и с Годуновым. Русская летопись уже не представлялась ему чем-то отрешенным, мертвою хартией, но как бы и семейною хроникой... Он и в современности чувствовал себя всегда как в исторической рамке, в пределах живой, продолжающейся истории»[122].

В. Е. Якушкин, говоря об «аристократизме» поэта, замечает: «Не надо придавать чрезмерного значения этой стороне убеждений Пушкина, который не доводил своего взгляда до крайностей: он вступался за униженные исторические роды; уничтожение их он считал вредным, видя, что их затирают вовсе не истинные заслуги; Пушкин вовсе не стоял на точке зрения безусловной дворянской гордости, что видно, например, из следующей фразы: «имена Минина и Ломоносова вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные, но неужто потомству их смешно было бы гордиться сими именами?»[123].

По справедливым словам Анненкова, Пушкин «уважал справедливую гордость родом и происхождением везде, где она делается источником нравственного достоинства и сочувствия к прошлому своего отечества. Уважение к предкам считал он единственной платой, на какую имеют заслуженное право лица, исчезнувшие с земли. С другой стороны, Пушкин был весьма далек от мысли гордиться даже пороками своих предшественников, что иногда бывает от неправильного понимания достоинства истории и своего собственного. Это доказывается самой «Родословной Пушкиных и Ганнибаловых», где так откровенно и просто рассказал он, без всякой утайки, все то, что знал о ближайших своих предках»[124].