Глава 7.

Электропоезд с тихим шелестом подошел к перрону. Открылись разом многочисленные вагонные двери, и народ валом повалил на платформу. Приезжие, дачники, студенты, школьники сплошным потоком двигались вдоль ограды, теснясь и толкая друг друга сумками, чемоданами, узлами.

Постепенно густая толпа распадалась на более мелкие потоки, стекающие по каменным лестничным маршам, спускающимся с платформы, и эти потоки в свою очередь растекались по округе узенькими людскими ручейками…

Владислав Георгиевич остановился возле скамьи, установленной у станционного здания, и огляделся по сторонам. Он не выносил толпы, и решил потратить еще минут десять, чтобы дать возможность людскому потоку рассосаться. День стоял теплый и ясный, и среди множества потных тел ему становилось нестерпимо душно. А хотелось умиротворения и покоя… Ведь он снова приехал на родину! Благо, что спешить особо и некуда.

Что-то многовато народу приехало с ним сегодня. Помнится, в прошлом году все было не так. А потом он вспомнил, что в прошлом-то году он приезжал рано поутру, а сейчас время предобеденное. Так что удивляться нечему.

Владислав Георгиевич снял со скамьи свой увесистый и видавший виды саквояж и медленно двинулся по краю платформы. Толпа вновь прибывших разошлась быстрее, чем он ожидал. Он спустился по лестнице и пошел по асфальтированной дорожке – точно так же, как и ровно год назад. Идя по направлению к автовокзалу, он с трепетом в душе покосился на зеленую рощицу, что скромно росла на противоположной от автостоянки стороне: год назад там стоял светло-бежевый «Москвич», а на сиденьях примостились двое – мужчина и женщина. Сейчас там не было никого и ничего, однако рощица мягко шелестела свежими листьями под дуновением майского ветерка – как будто передавала ему привет! Владислав Георгиевич улыбнулся собственным воспоминаниям и бодрее зашагал к месту посадки в автобус. Сегодня суббота – пока он доедет до города, устроится в гостиницу, закончится день. А завтра – воскресенье. Завтра он отправится на кладбище – проведать родных. Зайдет в храм поставить свечку… А вот в понедельник – непременно пойдет в библиотеку! А торопиться не следует. Не надо, чтобы женщина видела, что он чуть ли не с вокзала примчался к ней, лишь бы скорее увидеть ее. Он – зрелый, солидный мужчина, и ему не подобает суетиться, как первокурснику перед первым свиданием. Да и подготовиться к встрече тоже будет совсем не лишне.

Он подошел к остановке, где уже собрался народ, чтобы ехать в город. Пока Владислав Георгиевич находился на платформе в ожидании, отсюда уже ушли два «Икаруса» подряд, и они основную массу приезжих уже увезли, а потому теперь людей было не слишком много. Однако и автобусов теперь также не было, и приходилось ждать неопределенное время. Владислав Георгиевич постоял немного рядом с кучками пассажиров, послушал местные новости и сплетни, и ему сделалось мучительно скучно. Судя по расписанию, следующего автобуса надо было ждать около получаса. Да, уезжал он отсюда в прошлом году с куда большим комфортом…Интересно, а в этот раз Лилия Николаевна будет с ним также любезна? А возможно, еще любезнее? Он улыбнулся столь неожиданно фривольной мысли. Не стоит загадывать, время покажет.

Озираясь по сторонам скучающим взглядом, Владислав Георгиевич вдруг заприметил между остановкой и зданием автовокзала милицейский пост. Деревянная казенная избушка скрывалась под сенью двух старых раскидистых деревьев, и никто бы не подумал, что в ней располагается пост милиции, если бы не милицейский мотоцикл с люлькой, поставленный возле крыльца, да большая синяя табличка на входной двери, сообщающая интересующимся о предназначении невзрачного домика под деревьями. От крыльца к асфальтовой площадке вела грунтовая дорога, укрепленная утрамбованным шлаком, явно завезенным с какой-нибудь ближайшей котельной. Ну, и как водится, имелся еще один указатель на функциональную принадлежность этого скромного хозяйства: напротив крыльца на двух врытых в землю столбах был установлен большой щит, забранный стеклом и снабженный козырьком от дождя и снега, под которым большими буквами была набрана известная надпись – «Их рызыскивает милиция», хорошо заметная даже с весьма приличного расстояния. Владислав Георгиевич с занимаемого им места заметил, что на щите под стеклом расклеено не менее полудюжины информационных листов с фотографиями и убористым текстом.

Владислав Георгиевич заметил, что образовывать очередь в ожидании автобуса здесь не принято: каждый вновь подошедший на остановку даже не интересовался, кто последний, а попросту располагался, где позволяло место, тем самым еще увеличивая толпу. Поэтому вполне можно было отойти без всякого предупреждения, а затем вернуться вновь. Изнывая от томительного ожидания, Владислав Георгиевич решил немного развеяться, отойти к милицейскому щиту и просмотреть оперативную информацию, благо до щита было порядка дюжины шагов.

…Владислав Георгиевич закинул за спину руки с зажатой в пальцах ручкой саквояжа и подался немного вперед, уравновешивая тяжесть поклажи и одновременно вглядываясь в печатные тексты и фото за немытым стеклом. В глаза сразу бросился крупный заголовок «Обезвредить преступника», под которым размещались фотографии скрывавшихся от правосудия убийц, а также людей, разыскиваемых за различные менее тяжкие преступления: мошенничество, воровство и проч. А на левой стороне щита Владислав Георгиевич увидел другой заголовок - «Найти человека», и под ним висели три листа с фото пропавших и сопровождающим текстом. Сразу под заголовком висело изображение миловидной девушки, о которой сообщалось, что она вышла вечером из дома и обратно не вернулась. Ниже нее размещалась информация о старичке, отправившимся в булочную и бесследно исчезнувшем уже несколько месяцев тому назад; дополнительно сообщалось, что данный дедок подвержен провалам памяти и может забыть свое имя и адрес. И в самом низу Владислав Георгиевич прочитал третий листок о пропавшем молодом человеке 26-ти лет. Упоминалось, что он

собирался поменять съемную квартиру, собрал вещи и пропал. С фотографии на читающего смотрел парень с черными слегка вьющимися волосами, с восточным типом лица и с хитринкой в больших темных глазах, как будто безмолвно говоривших: что, ищете? Ну и ищите – все равно не найдете!

Имя-отчество у парня было тоже оригинальное: Роберт Рафаэлевич… Судя по изложенным кратким сведениям о нем, в милицию обратились бывшие сотрудники: видимо, родных у пропавшего не было. Обращение датировалось концом октября прошлого года, тогда как человека в последний раз видели еще месяцем раньше. Сквозь стекло было заметно, что за прошедшее время листок посерел от пыли и местами покрыт потеками – стекло, видимо, было далеко не герметично.

« Надо же, - подумалось Владиславу Георгиевичу, - почти девять месяцев прошло, как парень-то пропал! Если за такой срок о нем ни слуху ни духу, значит, не осталось никакой надежды…В живых его уж точно нет, можно и не сомневаться…»

Краем глаза Владислав Георгиевич увидел подъезжающий к остановке «Икарус» и тотчас заспешил назад. Народу набилось полный салон, свободных мест не было не только для сидения, даже и для стояния, и ему пришлось давиться в густой толпе в середине прохода с тяжеленным саквояжем на весу, уже готовым, казалось, оборвать ему руки. Он мог только поздравить себя с тем, что протяженность маршрутов здесь далека от столичной. Но когда колымага тронулась наконец, и скрипя и раскачиваясь, покатила по дороге, едва ли не чиркая по асфальту провисшим днищем, Владислав Георгиевич со щемящей тоской вспомнил свой прошлогодний отъезд – с каким комфортом доставила его к вокзалу на своей машине Лилия Николаевна! И – что было потом, уже непосредственно перед поездом, когда они сидели в машине на краю маленькой рощицы…А интересно, как у них будет на этот раз?

…Автобус стремительно несся по дороге, и майский ветерок, врывающийся в приоткрытые окна, приятно холодил Владиславу Георгиевичу разгоряченный лоб, шевелил седеющие волосы на его макушке. Это было тем более отрадно, что сам он весь давно взмок в тисках плотно прильнувших к нему тел, и с отвращением ощущал, как по его спине медленно сползают ручейки пота, и как от них мокнет его новая рубашка.

На Советской он наконец-то выбрался из переполненного «Икаруса» и сразу почувствовал себя на свободе, хотя костюм его оказался немилосердно измят, ноги беспощадно оттоптаны, а ботинки покрылись густым слоем размазанной по ним серой пыли. Такая езда от вокзала до центра изрядно подпортила настроение Владиславу Георгиевичу, но при виде гостиницы «Центральная», входные двери которой были гостеприимно распахнуты навстречу столичному гостю, он снова испытал прилив оптимизма. Одноместный номер нашелся моментально – к некоторому сожалению, прошлогодняя его комната оказалась занята, и предложенное ему помещение выходило окном на Советскую улицу, а не в тихий скверик, как в прошлый раз. Но, по сути, для него это были пустяки. А вот встреча с дежурной по этажу его порадовала – шустренькая и наблюдательная Надежда Александровна признала его сразу и тепло приветствовала, как старого доброго знакомого.

Номер Владиславу Георгиевичу сразу понравился – чисто, убрано, уютно. И то, что под окном пролегала Советская, оказалось неудобством весьма незначительным: во-первых, эта улица по шумности и загрязненности могла сойти за мирную аллею в сравнении с самой экологичной столичной магистралью, а во-вторых, между улицей и стеной здания росли огромные старые липы, не только заглушающие шум, но и скрывающие шапками листвы практически всю проезжую часть. Так что нормальный отдых постояльцу был вполне обеспечен.

За суетой по обустройству незаметно подкрался вечер – Владислав Георгиевич разложил свои вещи, переоделся и с наступлением урочного времени отправился в гостиничный ресторан ужинать. А потом с наслаждением принял с дороги теплый душ и улегся спать.

Утром он проснулся в замечательном настроении – посвежевший и отдохнувший.Было воскресенье, и он запланировал поездку на кладбище. Позавтракав, он сразу же облачился в привезенную с собой рабочую одежду, взял сумку с инструментами и вышел из гостиницы. Погода стояла прекрасная: яркое солнце, чистое голубое небо, мягкий теплый ветерок…Время было довольно раннее, и народу в автобусе собралось немного – не то, что вчера днем. Без всяких задержек, с ветерком, Владислав Георгиевич доехал до конечной остановки.

На самом погосте за год его отсутствия практически ничего не изменилось – те же могучие деревья при кладбищенских воротах, те же бабульки в черных платках, вязаных кофточках и с цветами в руках – вот только, как показалось ему, пятачок голой вытоптанной земли за воротами стал еще меньше. Он довольно быстро миновал входную зону и отправился по знакомой тропинке, уводящей в низину. На этот раз блуждать ему не пришлось, как в прошлом году, дорога запомнилась хорошо. Поэтому скоро Владислав Георгиевич уже стоял над родными могилами, критически оценивая их состояние.

С первого взгляда он понял, что его прошлогодние труды не пропали даром. Все выглядело очень прилично, никаких видимых повреждений памятников, плит, или ограды не наблюдалось. Правда, подход к месту захоронения на сей раз был еще более затруднен, и виной тому были несколько новых могил, добавившихся за минувший год. «Ну, тут уж ничего не поделаешь, - подумал с досадой Владислав Георгиевич. – Люди-то мрут, как мухи…»

В то же время, Владиславу Георгиевичу сразу бросилось в глаза, как буйно разрослись внутри могильной ограды сорняки. То ли почва для них тут была благодатная, то ли сам Владислав Георгиевич своим прошлогодним вмешательством в их экосистему каким-то образом стимулировал их рост, но за год они вымахали на славу – все заросло травой и раскидистыми кустами. А в пространство между памятниками и оградой какие-то уроды снова напихали высохшие опавшие ветки…

Кроме того, скамейка выглядела неприглядно: за зиму краска с нее облезла, стойки-опоры местами потрескались. Скорее всего, их следовало попросту поменять, а скамеечку выкрасить заново. В целом получалось, что работы хватит на несколько дней.

Владислав Георгиевич повозился немного на могильном участке, проведя черновую уборку и собрав для выноса целую кучу старых веток и стеблей, чьей-то недоброй волей захламившей за год дорогие могилы. Он взялся было и за сорняки, но их оказалось так много и росли они так плотно, что Владислав Георгиевич быстро понял, что за сегодня он с ними не справится, разве что ему оставалось лечь костьми. Стоило,однако,поберечь себя – ведь далеко уже не юноша, и совершать героические подвиги или же ставить трудовые рекорды стало уже несколько поздновато. Поработав немногим больше двух часов, он разыскал ближайшую помойку, отволок туда собранный годовой мусор, а затем начал собираться.

Выходя с кладбища, он снова замедлил шаг на том самом месте, где год назад ему явилась бабушка в молодом возрасте и с книгой в руках, на которой он едва успел тогда прочитать только часть названия – «Фео…» Тот случай целый год не давал ему покоя, постоянно приходил на ум, будоражил воображение… Он так и не смог найти сколько-нибудь внятного объяснения прошлогоднему видению, и только смутное сомнение терзало его, не позволяя забыть этот случай, сомнение по поводу того, что тогдашнее происшествие должно иметь какое-то значение, если только не вызвано внезапным расстройством психики. Однако последнего явления Владислав Георгиевич за собой никогда не замечал.

И сейчас на выходе он снова вгляделся в то заветное место под старым раскидистым деревом, тщательно присматриваясь и прислушиваясь. Нет, ничего… Ничего необычного, что можно было бы истолковать как присутствие чего-то потустороннего. И снова ему в голову пришла трезвая мысль о том, что в прошлом мае он стал жертвой какой-то галлюцинации, вызванной острым приступом ностальгии, усталостью и влиянием общей атмосферы старого кладбища.

Владислав Георгиевич прошел прямо к остановке и сел в подошедший автобус. Доехав до гостиницы, направился к себе в номер, принял душ, спустился в ресторан и с удовольствием отобедал. Какая красота – никакой тебе суеты, никакой спешки! Просто чудесно… Отдохнув немного после приема пищи, столичный гость надел костюм и отправился в храм.

Он решил прогуляться пешком, хотя народу в автобусах было немного – многие уехали на дачи провести выходные, многие были в отпусках. Но ему хотелось просто погулять, насладиться атмосферой старого города, такого родного, близкого, и так напоминающего ему далекое, светлое и беззаботное детство. Он отдыхал здесь душой и телом, и все повседневные заботы, проблемы, ежедневно изнуряющие его там, в столице, и медленно разрушающие тело и душу, здесь, на родине, слов но бы отдалялись, оставались где-то вне его, начинали казаться суетными и преходящими. И это впечатление еще более усилилось, когда он вышел к храму и остановился перед ним – таким высоким, величественным, белоснежным, с иконой благоверного князя над входом… Золотые купола сияли на фоне синего вечереющего неба, над фигурными крестами кружили редкие птицы и, глядя на эту картину, неудержимо хотелось думать о вечности.

Постояв немного перед входом и мысленно поздоровавшись со святым защитником Руси, Владислав Георгиевич прошел мимо собравшейся перед крыльцом толпы верующих, перекрестился и с благоговениием вступил под массивные каменные своды. Молча постояв перед сверкающим иконостасом, он помолился, сам тут же сочиняя в уме текст молитвенного обращения к Богу, затем вернулся и поставил две свечки за упокой души своих любимых и незабвенных стариков, которым он считал себя обязанным своим безоблачным и светлым детством… Понаблюдав, как ровно и торжественно разгораются поставленные им свечи, Владислав Георгиевич удовлетворенно улыбнулся, снова перекрестился и, не поворачиваясь спиной, медленно переместился ко входу. На крыльце он перекрестился еще раз, глядя на возвышающуюся перед ни икону Невского, и уже потом повернулся, чтобы уйти. И в этот самый момент вдруг совершенно внезапно увидел ее.

От неожиданности Владислав Георгиевич на какое-то время остолбенел. Вокруг и перед ступенями храмового крыльца собралось немало народу, и возможно, он никогда бы и не заметил ее средь толпы бабулек в белых и черных платочках, среди женщин и мужчин средних лет, пришедших помолиться святому покровителю в этот воскресный день… Но он увидел ее сразу, еще даже не успев спуститься по ступеням крыльца, увидел, возможно потому, что она сама, не отрываясь пристально смотрела на него своими пронзительными и странно молодыми глазами.

Владислав Георгиевич почувствовал себя крайне неуютно. Обмен немыми взглядами, как ему показалось, длился уже неприлично долго, и он как-то затравленно улыбнулся в ответ на ее взор и совсем не к месту, ни с того, ни с сего пробормотал невнятно:

- Здрассьте…

А самому вдруг подумалось: « Я опять что-то сделал не так?..» За прошедший год эта женщина ничуть не изменилась, все такая же высокая, суровая, все в том же платке и той самой кофточке, как будто время внезапно обратилось вспять и вернулось на год назад. Он уже как-то подсознательно ждал той секунды, когда раздастся ее суровый и осуждающий голос: «Молодой человек! В храме руки за спиной – не держат!».

Но ничего такого не случилось. Никак не отреагировав на его нелепое приветствие, странная женщина вдруг сказала со своей неизменной суровостью:

- Ты знаешь, что?..Уезжай-ка отсюда. Лучше сегодня. Прямо сейчас.

Владислав Георгиевич так и застыл с открытым ртом. Он растерянно воззрился на эту пожилую женщину, такую суровую и непонятную… И в то же время сейчас в ее голосе прозвучало нечто еще помимо суровости, какая-то грусть или печаль, или даже ласка сродни материнской…

Или это только ему показалось?

Он прекрасно сознавал, что ничто не обязывает его отвечать ей, что он вполне может просто не обратить внимания на ее странные слова, отвернуться и уйти прочь. И тем не менее, он не двинулся с места, и как-то растерянно и даже слегка виновато пролепетал в ответ:

- Но ведь это моя родина… И у меня тут дела…

Взгляд женщины сразу стал холоднее, вместо едва уловимой ласки в ее глазах мелькнуло отчуждение. Но голос при этом прозвучал тепло и печально:

- Ты сам выбрал…

В храм вдруг валом повалил народ, и густая толпа потоком поднялась на крыльцо, теснясь у входа. Владиславу Георгиевичу пришлось спуститься по боковым ступеням, чтобы его попросту не смели с крыльца. Отступив в сторону на несколько шагов, он вновь поднял глаза на женщину и спросил недоуменно:

- Выбрал что?..

Он замолк на полуслове, не увидев больше своей странной собеседницы. Она исчезла в толпе, будто растворилась! Может быть, она просто вошла в храм вместе с толпой верующих, а он попросту не заметил, упустил этот момент, когда отворачивался? такое можно было бы предположить, если бы все не произошло так быстро…Он недоуменно посмотрел по сторонам, выискивая ее в окружающей толпе. Напрасно: этой женщины нигде не было.

Да…все-таки весьма странные вещи происходят время от времени в его стареньком и некогда таком уютном городе!

Владислав Георгиевич опустил голову и неторопливо двинулся в сторону Советской. На душе у него сделалось как-то тревожно, даже нехорошо… Что означала эта странная встреча? Почему это ему так решительно было предложено уехать? Откуда она вообще знает, что он приезжий – неужто так заметно, даже первому встречному?

Впрочем, ему тут же подумалось, что эта женщина не относится к разряду первых встречных. И вообще, кто она? И это всем она делает замечания и предупреждения, или только одному ему?

Он задавал себе вопросы, и не на один не находил разумного ответа. Ему оставался лишь старый, давно испытанный прием – выбросить из головы и забыть… Интересно, сколько раз в жизни он так делал? И каковы были последствия такой реакции на то, что для него было непонятно и неожиданно? Владислав Георгиевич не знал: он не вел учета странным встречам и нелогичным случаям, имевшим место быть когда-либо на его жизненном пути.

Выйдя на Советскую улицу, он почувствовал себя как-то спокойнее – видимо, сказалось воздействие широкого простора, озаряемого вечерним солнцем, после довольно узкого переулка, ведущего к храму. Теперь он шел в сторону гостиницы и постарался думать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что вот заканчивается воскресный день, а завтра на работу ему не надо. Так отрадно вспомнить об этом!..А еще – завтра после двух часов дня он пойдет в библиотеку, увидит там Лилию Николаевну и…запишется! Как в прошлом году, она оформит ему временную карточку, и он сделается читателем…Ее читателем! При одной только мысли о том, что завтра же он встретится с обожаемой им женщиной, сможет любоваться ею, слышать ее голос, на душе становилось так радостно, а сердце так сладко замирало в каком-то волнующем томлении! Ведь за минувший год не проходило дня, чтобы он не вспоминал о ней… И вот – наконец-то! Завтра!..Встреча состоится завтра. Стоило только подумать об этом, помечтать, какими яркими и радостными сделаются ее глаза при виде его, и… им овладевал такой восторг, он испытывал такую эйфорию, что все остальное не имело абсолютно никакого значения.


Неделей ранее…

Лилия Николаевна спустилась в бункер, с лязгом отперла железную дверь. Войдя в комнату, она увидела, как сразу подобралась и словно сжалась в комок ее пленница.

- Доброе утро! – сказала хозяйка. – Как отдыхалось?

- Немедленно отпустите меня! – задыхаясь, прошипела Лена. – Слышите? Меня будут искать, и вам не поздоровится, когда меня найдут.

Лилия Николаевна только молча поставила перед ней на пол миску с каким-то варевом. Эмалированное дно приглушенно звякнуло о плиты, затянутые пленкой.

- Видишь ли, Лена, время идет, а тебя особенно никто и не ищет, - сказала она деловито, будто речь шла о погоде или же о планах на выходные. – Похоже, что всем как-то наплевать – где ты есть, и что с тобой…

- А сколько времени я здесь? – вырвалось у Лены.

- Да вот третьи сутки уже наступили, - отвечала Лилия Николаевна. – Срок немалый! Реферата от тебя так и не дождались, так что считай, что ты уже вылетела из училища… Мамаша твоя тоже не чешется. Да… вчера приходили подружки твои в библиотеку: Тоня Водорезова и эта еще… Вика, кажется. Я прислушалась к разговорам их – так, интереса для… - и знаешь, - хозяйка говорила так, будто делилась с пленницей последними сплетнями, - Твое имя они не упомянули ни разу! Ты представляешь? Я даже удивилась: как же так, думаю… Выходит, была ты с ними – хорошо, а нет тебя – так еще лучше. Даже обидно стало за тебя, право! Уж кто-кто, а ты умеешь обращать на себя внимание! И вдруг – такое пренебрежение. Похоже, никто и не вспомнит о тебе, когда ты исчезнешь!

И женщина многозначительно взглянула на Лену. От этого взгляда девушке сделалось нехорошо.

- То есть как – исчезну? – спросила она дрогнувшим голосом.

- Исчезнешь из этой жизни, - просто сказала Лилия Николаевна. – А моя задача помочь тебе сделать это быстро и безболезненно. Ну, по возможности, конечно. Все от тебя ведь зависит: от твоего поведения! А оно какое-то очень неровное, что ли…То ты орешь, будто я тебя режу, то начинаешь звать на помощь – и кого бы это? То вдруг распускаешь сопли, начинаешь умолять, унижаться… В общем, надеваешь одну маску, отбрасываешь ее, примеряешь другую, потом третью… и так далее. Ты будто в театральном училище училась, а не…

- Ты че несешь, дура безмозглая, совсем е…лась, что ли?! – заорала пленница.–

Быстро отцепила меня от стенки, сказала! А я сразу же пойду в милицию, и тогда увидим, как они меня не ищут! Так что сухари суши, сука: ты попала по-крупному, короче… Поняла? Х…-ли смотришь?!

Лилия Николаевна смотрела на Лену очень пристально и будто даже благожелательно. Она сейчас напоминала докторшу, которая увидела подтверждение своего диагноза у весьма буйного пациента, и сожалела об этом.

- Поняла, - с готовностью ответила она. – Вот я и говорю: вела бы ты себя разумно, все давно было бы кончено! А так ты сидишь на цепи, да еще мне кормить тебя приходится, как собаку… Кстати, вот твой завтрак. Можешь поесть, у тебя одна рука совершенно свободна. Я привязала тебя только за одну руку…

- Сама жри свое дерьмо!..Быстро отпускай меня, проб…дь перезрелая, тогда я на суде, может и замолвлю свое словечко, и тебе хоть немного срок скостят…

Лена не успела договорить, как Бритва с размаху нанесла ей сильнейший удар ногой в живот. Лена рухнула на пол, нокаутированная этим сокрушительным ударом. Глаза ее чуть не вылезли из глазниц, рот судорожно открывался, беззвучно ловя воздух.

- Речь не обо мне, а о тебе, тварь амебная! – уничтожающим тоном произнесла тюремщица. – Будешь орать и материться, я тебя начну мучить как лабораторную лягушку! Ты поняла меня, лягушка? У нее, бедной, больше мозгов, нежели у тебя!

И ты будешь говорить, когда я разрешу! И помни – мне сломать тебя ничего не стоит по очень простой причине: ты – ничтожество!

Лена пришла наконец в себя и обрела дар речи. Теперь она заплакала. Слезы хлынули у нее из глаз в два горючих ручья.

- Что…вы от меня… хотите? – рыдая и запинаясь, произнесла она сквозь слезы. – Что я сделала?.. Зачем я здесь?


Ее мучительница неспешно подошла к колоде, накрытой пленкой, и взяла с нее книгу, которую и показала своей пленнице. Лена, приподнявшись на свободной руке, тотчас узнала в книге тот злосчастный учебник, который она увидела перед тем, как ее шарахнули головой о стену. Та самая «Русская литература 19-го века», которую она когда-то так неосмотрительно разорвала в клочья на глазах у старшего библиотекаря.

- Ты видишь? – зловеще спросила Лилия Николаевна. – Эта книга, загубленная тобой. Посмотри, - она раскрыла учебник и, взяв девушку за волосы, грубо ткнула ее носом в титульный лист. – Видишь, сколько авторов? Эти люди работали, трудились над ней, вкладывали в этот труд свою душу… Эта книга писалась годами! Эти авторы хотели хоть чему-то научить молодых оболтусов, которым недосуг взять и прочитать первоисточник. А ты…- Лилия Николаевна взглянула на коленопреклоненную перед ней девушку так, словно та была даже не лабораторной лягушкой, а каким-то мерзким насекомым – вошью, например. – Ты порвала этот труд за несколько минут! Кто дозволил тебе это делать? Кто разрешил тебе

убивать книгу? Как ты посмела в одно мгновение растоптать тяжкий и благородный труд стольких образованных и культурных людей? Ты на этот вопрос можешь мне ответить?

Лена взирала на нее снизу вверх, и было невозможно понять, чего больше в ее взгляде – мольбы, страха или искреннего изумления. Все эти мучения – из-за книги? Из-за какого-то дрянного учебника?..

- Простите меня…- прошептала она в ужасе, умоляюще глядя снизу вверх на свою мучительницу. – Я больше никогда так не поступлю…

Пожалуйста!..простите…

- Не можешь ответить! – вскричала госпожа Гончарова, словно и не слыша обращенной к ней мольбы. – Я так и знала… Ну что ж, Лена! Мне остается лишь дать тебе возможность почувствовать на себе все то, что чувствовала загубленная тобой книга, и что ощущали те люди, которые ее создали, вложив в нее свою душу. Ты тоже ощутишь это сполна… Одну минутку…

Она вдруг отодвинулась от привязанной к стене девушки и хитровато улыбнулась, как будто Лену поджидал какой-то необыкновенный сюрприз. Лилия Николаевна отошла на пару шагов и вдруг направилась к двери.

- Я сейчас, - заговорщически сказала она, открывая дверь, и вышла.

Когда дверь с лязгом закрылась, Лена попыталась( в который раз уже!) освободиться. Ее запястье было намертво прикручено тугой веревкой к стальной скобе, заделанной в стену. При малейшей попытке потревожить этот узел пальцами свободной руки или зубами жесткие путы еще глубже впивались в плоть, причиняя мучительную боль. Подняться во весь рост Лена тоже не могла: для этого следовало вывернуться так, чтобы оказаться лицом к стене, а это не позволяла сделать слишком короткая веревка – девушка сразу же начинала испытывать такую боль в руке, что впору было лишиться чувств. Она могла лишь сидеть, обратясь спиной к стене, либо лежать на полу с поднятой и притянутой к скобе рукой…

Прошло несколько минут, и послышался лязг открываемой двери. В помещение вошла госпожа Гончарова.

Едва только Лена взглянула на нее, как сразу же невольно прекратила дергаться, настолько поразительное зрелище ей открылось.

Лилия Николаевна величественно выступила на середину комнаты и остановилась перед своей пленницей с таким видом, как будто была на подиуме. За эти несколько минут она переоделась. Она распустила заколотые ранее волосы, и они теперь двумя волнами спадали ей на плечи и грудь, а вот туалет претерпел немалые изменения. Сейчас на ней красовалась нежно-розовая сорочка с длинными свободными рукавами, перехваченными в запястьях узкими манжетами; на бедрах висела короткая кожаная юбка, а ноги были облачены в туго облегающие лосины угольно-черного цвета и блестевшие в свете потолочной лампы. И обуты были эти мощные, высокие и стройные ноги в черные изящные полусапожки на головокружительно высоких каблуках – тонких и острых! С чисто женской взыскательностью Лена невольно прикинула, что каблуки имели высоту не менее семи дюймов! Госпожа Гончарова выглядела столь ошеломляюще, что девушка на миг даже забыла о своем бедственном положении! Однако стоило ей взглянуть в глаза своей тюремщице, как в ту же минуту она вернулась к реальности. Взгляд Лилии Николаевны был таков, что девушка сразу все поняла.

- Не убивайте меня, Лилия Николаевна! – горячо взмолилась она сквозь слезы.– Пожалуйста… делайте со мной, что захотите, только не убивайте! – и Лена отчаянно зарыдала.

- Не надо плакать, милая! – сочувственно обратилась к ней мучительница. - И бояться тоже не надо! Это будет недолго, уверяю тебя…

- Что… будет недолго? – пролепетала Лена в ужасе.

- Ну зачем ты снова притворяешься, - воскликнула Лилия Николаевна с мягким

укором. – опять пустое притворство! Ты что, так ничего и не понимаешь? Ну так я говорю тебе открытым текстом – ты доживаешь последние минуты, это тебе ясно? И не ломай передо мной комедию, все равно это ни к чему не приведет. У таких как ты, не бывает эмоций, чувств, переживаний – все это лишь имитация, не более, причем заметная с первого же взгляда! В твоем теле заключена мелкая, жалкая, пустая душонка, черная и вонючая, душа микроба. Каким-то недоразумением она оказалась в человеческом теле… Я должна вернуть все это в изначальное состояние, а ты должна мне помочь! Неужели ты сама не чувствуешь, что занимаешь чужую оболочку, находишься в чужом теле, и оно тебе явно не по силам?

- Нет! Нет! – отчаянно закричала Лена, цепляясь за последнюю возможность, которая была лишь призраком. – Я хочу жить… Вы слышите? Я хочу жить! Не убивайте меня! Я на все согласна! На все! Делайте со мною, что захотите…Лилия Николаевна! Пожалуйста!..Хотите, я стану вашей рабыней, вашей половой тряпкой, хотите – буду по утрам приносить вам ваши тапочки в зубах, я буду вылизывать вас после туалета – все, что вам будет угодно, только оставьте мне жизнь! Пожалуйста, не убивайте меня!

Гончарова взяла девушку за волосы и, приподняв ее голову, внимательно посмотрела ей в глаза.

- А ты, оказывается, способна хитрить, - сказала она с легким удивлением. – Очень примитивно, конечно, самым простейшим образом. Ты, видимо, думаешь, что я поведусь на твои жалкие выдумки – вроде вылизывания после туалета, тапки в зубах и прочую дребедень…Подразумевается, что я тебя отсюда выпущу, поселю в своем доме, стану кормить, одевать и так далее, а ты в один прекрасный день удерешь на улицу и бегом кинешься в милицию, да?..

- Нет, нет, клянусь вам – нет! – горячо воскликнула Лена. – я шагу не ступлю без вашего разрешения…- и поправилась: - без вашего повеления!..

- Ты похоже, меня совсем за дуру держишь, да? – почти ласково спросила Лилия Николаевна. – Это странно, кажется, я не давала к тому повода… Ну да ладно, чего с тебя взять! Сделаю вид, что я не слышала этот твой горячечный бред...

- Лилия Ник…- хотела было возразить девушка, но Гончарова отвесила ей такую жестокую и увесистую пощечину, что Лена опрокинулась на пол, а в голове ее пошел жуткий перезвон.


- Я, кажется, говорила! – вскричала озлобленная фурия. – Для тебя мое имя - - Бритва! Это ясно?!

- Ясно…госпожа Бритва, - пролепетала Лена. Она уже поняла, что противоречить Гончаровой не стоит. И теперь она лишь повторила умоляюще: - Госпожа Бритва…пожалуйста, не убивайте меня!

Лилия Николаевна никак не отреагировала на ее мольбу. Она взяла нож и подошла вплотную к Лене, распростертой на полу. Та истошно закричала.

- Как же можно так заполошно орать! – укоризненно сказала Бритва, обрезая веревку, стягивавшую Ленино запястье. – Я всего лишь освобождаю тебя от пут. Это плохо?

Лена растерянно смотрела на веревочный браслет у себя на руке. Она теперь действительно была свободна, но… путь к двери ей преграждала рослая и сильная женщина, справиться с которой у девушки не было никаких шансов.

- Ты, конечно, будешь вести себя хорошо, - утвердительно заметила Гончарова. Она небрежным жестом отбросила нож в угол комнаты.

- Буду, буду! – воскликнула Лена, увидев в этом надежду на спасение.

- Ну что ж, - сказала Бритва. – Стань на колени и целуй мне руки.

Девушка немедленно исполнила приказание.Она приподнялась c пола и, став на колени, принялась робко и несмело целовать кисти рук своей мучительницы, один лишь удар которой едва не лишил ее сознания.

- Смелее, - усмехнулась Гончарова, глядя на нее сверху вниз. – Если хочешь заслужить мое снисхождение, целуй усерднее, а не то отведаешь моего кнута…

Услышав, что Бритва собирается стегать ее кнутом, Лена содрогнулась от страха и принялась целовать ей руки с удвоенной энергией.

- Целуй мне ногти, - приказала Бритва, - ласкай их своим паршивым языком.

Лена немедленно выполнила приказ, и принялась тщательно лизать ее длинные, тщательно обточенные ногти, покрытые кроваво-красным лаком… и скоро она обрезала себе язык об их твердые, как лезвия, края. На пленку, устилающую пол, брызнули мелкие капельки крови. Лена глухо застонала от боли. Между тем, Бритва засунула пальцы одной руки ей в рот, и ее ногти-лезвия вонзились девушке в небо и в щеки с внутренней стороны. Лена взвыла от боли, ибо кричать она не могла.

- Ты видишь? – мягко спросила Бритва. – я так легко могу разорвать тебе рот… Могу снять ногтями кожу с твоего лица, как чулок с ноги, или – проткнуть тебе глаза… Ты что больше предпочитаешь?.. Ну-у?..

Стоя перед ней на коленях, Лена могла только глухо мычать в ответ. Она инстинктивно попыталась отстраниться, и тогда фурия впилась ногтями ей в лицо. От лютой боли девушка едва не лишилась чувств, но не могла даже шевельнуться, ибо стоило ей только дернуться, как ногти Бритвы просто сняли бы кожу с ее лица, как маску… Лена лишь хрипела от боли, руки ее судорожно дергались по полу, и даже приподнять их у нее не было сил. В следующую секунду Бритва нанесла ей мощный удар коленом в грудь, и Лена ничком упала на пол, при этом уже все лицо ее было обильно залито кровью.


- Пришло время тебе отведать моих каблуков, - сказала Лилия Николаевна. – Давай с тобой поиграем: ты представь себе, что я – это ты! А ты – это книга… та самая, «Русская литература 19 века»…Представила? Очень хорошо…Тогда начнем...

И Лена не успела даже вздохнуть, как Гончарова медленно подняла ногу и поставила ее девушке на лицо. Твердая подошва полусапога придавила Лене лоб, а высокий каблук впился ей в подбородок, как копье. Лена хрипло и мучительно закричала под ее ногой.

- Ну и как твои ощущения? – спросила Бритва. – Нравится? Знаешь, я так и думала… Тебе это должно понравиться! Мне приятно, что я исполнила твое давнее желание… А теперь сделаем так…

Жесткой подошвой своего полусапога Бритва начала расплющивать Лене нос, не обращая никакого внимания на ее крики. Перенеся тяжесть всего тела на ногу, стоящую на голове Лены, Гончарова услышала,как нос девушки с хрустом сломался. Она надавила сильнее, и теперь молча наблюдала, как из-под ее стопы вытекали ручьи крови вперемешку со слезами. Отчаянные крики Лены могли бы ужаснуть и разжалобить и голодного тигра, но Лилия Николаевна оставалась совершенно невозмутимой.

- Вспоминаешь, как ты рвала каблуками книгу? – спросила она тоном, каким спрашивают о прошедшем уикэнде. – А теперь это ты сама лежишь под моим каблуком и испытываешь то же самое… Ты не смела этого делать, безмозглая, бездушная тварь! Слышишь, не смела! Но ты сделала. А теперь я сделаю то же самое с тобой. Я это сделаю – и это будет прекрасно!

Гончарова развернулась на сто восемьдесят градусов, и теперь подошва ее полусапога закрыла девушке рот, а высоченный каблук уперся жертве в середину лба. Фурия слегка подалась всем корпусом вперед, перенося туда же свой центр тяжести и окончательно ломая Лене нос, раздавив его буквально в лепешку.Она с наслаждением слушала крики и стоны своей жертвы, так же как и ужасающий хруст под своей ногой.

- А у тебя, между прочим, слабоваты кости, - заметила Бритва, склоняясь над распростертой под ее ногами девушкой. – Долго ты не продержишься! К сожалению…Боюсь, что я могу ненароком раздавить твою голову, как гнилой орех! Может быть, именно так и поступить? Хотя нет… Слишком грязно и противно, а мне и без того еще столько возни с тобою! Да и времени остается мало – сегодня у меня рабочий день, между прочим! Так что, если у тебя нет возражений, я буду с тобой заканчивать. Надеюсь, что мой урок ты уже усвоила…

Гончарова приподняла ногу и снова поставила ее на окровавленное лицо Лены таким образом, что высокий каблук вошел девушке прямо в рот. Затем вновь переместила всю тяжесть своего тела на эту ногу, и тогда каблук ее, словно наконечник копья, с хрустом ломая гортанные хрящи, стремительно пронзил горло жертвы и остановился, лишь упершись в каменный пол. Теперь Бритва некоторое время недвижно и монументально стояла над Леной, непринужденно уперев руки в свои крутые бедра, и внимательно слушая ее сдавленные, постепенно затухающие вопли. Тело девушки билось в агонии, отчаянно борясь со смертью, ее руки судорожно хлопали по полу, как крылья подбитой птицы, ноги сводила судорога… Ее крики слабели, переходя в хриплые булькающие звуки, пока не угасли совсем. Наступила мертвая тишина.

Гончарова вынула каблук из горла девушки, наклонилась, разглядывая тело.

- Ну что ж, - сказала она деловито. – На этом все у меня с тобой. Пока все…

Она подошла к ванне, вынула лежавший там шланг, затем подвинула ближе к ванне колоду, заботливо обернутую пленкой и вытащила из-за колоды лежавший там топор.

- Ну, барышня, - обратилась она к убитой, - вам теперь сюда!

Схватив труп под мышки, Бритва подтащила его к колоде и уложила сверху. Взявшись за топор, Гончарова с первого же удара отрубила Лене голову и, подняв ее за окровавленные волосы, подержала перед собой, вглядываясь в застывшее, обезображенное, вымазанное кровью лицо.

- Красавица, ничего не скажешь, - усмехнулась она. – Посмотреть бы, что у этой головы внутри, да только некогда уже, да и смотреть-то, пожалуй, нечего.

С коротким смешком Гончарова бросила голову Лены в ванну, и та с глухим стуком покатилась по эмалированному дну. Затем туда же полетели отрубленные руки, ноги и прочие куски тела. Пока кровь стекала в канализационный слив, Лилия Николаевна занялась черновой уборкой: собрала испачканную пленку с колоды и вокруг нее (пленку следовало вымыть, пока набрызги и пятна не засохли), убрала перерезанную веревку, тщательно вымыла и убрала топор. Топор она подобрала себе по руке, он оказался очень удобен и отлично подходил для разделки. Она даже с некоторых пор стала испытывать какую-то нежность к этому орудию. Гончарова возилась несколько часов кряду, и все это время далеко от ее дома, под низким обрывистым берегом, из неприметной глазу трубы изливалась вода какого-то ржавого оттенка,периодически менявшая цвет от буроватого до порой очевидно красного. Попадая в реку, эти потоки быстро смешивались с речной водой и растворялись в ней бесследно.

К полудню уборка была закончена, и бункер госпожи Гончаровой блистал первозданной чистотой. О том, что здесь произошло сегодня утром, напоминали только черные мешки для мусора, заботливо уложенные в вымытую ванну и заключающие в себе куски расчлененного тела Лены Пучковой. Это «добро» подлежало вывозу по вполне определенному адресу. Однако сделать это можно было не ранее завтрашнего утра. А сейчас необходимо собираться на работу.

Лилия Николаевна поднялась наверх, сняла с себя всю одежду и отправилась в душ. Вообще говоря, сейчас бы ей впору отдохнуть, но – работа есть работа! И хоть она устала зверски, надо отправляться, причем без опозданий. Тщательно вымывшись, она облачилась в домашний халат и уселась в гостиной – необходимо было привести в порядок ногти. Под ее длинные ногти набились частички засохшей крови, и от них было нужно избавиться. На эту процедуру ушло еще около часа, и пока она возилась с ногтями, время неумолимо бежало вперед, о чем свидетельствовали часы,на которые она временами бросала тревожные взгляды. Убедившись, что безнадежно опаздывает, Лилия Николаевна со вздохом протянула руку и, сняв трубку, набрала номер Веры.

- Алло? – раздался в трубке знакомый девичий голосок.

- Алло, Верочка? – сказала госпожа Гончарова. – Это я… Я смотрю, ты еще дома?

- Уже выхожу, Лилия Николаевна! Вот стою в прихожей. Через полчаса буду на месте. А что случилось? У вас все в порядке?

- Ну как сказать…не совсем. Вот задерживаюсь немного, были у меня проблемы тут с канализацией. Сантехника приглашала…

- Да вы не волнуйтесь, не спешите! Мы с Ксюшкой никому не скажем, если вы опоздаете. А народу в первой половине дня всегда мало…

- Ой, спасибо, Верочка! Я задержусь не надолго – полчасика максимум! Вы уж там без меня… как-нибудь…

- Ой, я вас умоляю! Нашли, о чем переживать! Вы и так задерживаетесь каждый день на работе! Никто не умрет, если вы с половины дня задержитесь…

- Ну спасибо, Верочка! Тогда я спокойна…До встречи!

- До встречи! Только… Лилия Николаевна!

- А вы на машине поедете?

- Ну да, на машине…А что?

- Знаете, сейчас такой ливень прошел!( Гончарова, занятая своими делами в бункере, и не слыхала про ливень!) Дорога-то скользкая! Вы аккуратней, пожалуйста, за рулем, и не торопитесь! Ну, приедете не через полчаса, а через час – ничего не случится.

- Хорошо, Верочка! Спасибо тебе, милая, за заботу…

Лилия Николаевна с доброй улыбкой положила трубку и снова уселась в кресло, уже спокойная. Ей еще надо было сделать свежий маникюр.Покрывая вычищенные ногти светло-фиолетовым лаком( то был один из ее любимых оттенков), она временами отводила руку в сторону и любовалась своими пальцами, словно девочка новым подарком. Какие роскошные ногти – длинные, даже пугающие, как стальные ножи… Ей вдруг представилась странная картина. Она вообразила, что перед ней на коленях стоит Владислав Георгиевич, а она вонзает свои ногти прямо ему в глаза!..И словно сладкой музыке, внимает его стонам, крикам и мольбам о пощаде...


Видение было таким ярким и ошеломляющим, что Лилия Николаевна невольно замерла в своем кресле, даже дыхание у нее сбилось! И так сладостно-мучительно захотелось, чтобы… Она попыталась овладеть своими эмоциями.

« Мерзавец, - подумала она. – Негодяй… Так и не прислал больше ни единой строчки! А я так ждала… И вообще, я обижена, и не желаю видеть его! Да и не приедет он… я никогда его больше не увижу.»

Она сокрушенно вздохнула и откинулась на спинку кресла в ожидании, когда подсохнут ногти. « Ну и ладно, - расслабленно подумала она. – И не надо! Лучше мне его и не видеть. Как говорится, от греха подальше…»

…На другое утро госпожа Гончарова поднялась чуть свет.Предстояла довольно дальняя поездка за город. А потом следовало вернуться домой, привести себя в порядок и ехать на работу – и теперь без опозданий, ибо два раза подряд опаздывать, когда рабочий день начинается в два часа дня – в лучшем случае неприлично...

Гончарова оделась по-рабочему, плотно позавтракала и спустилась в бункер. Вытащив черные мешки, набитые останками Лены, подняла их в гараж и покидала в багажник своего видавшего виды «Москвича». Затем все тщательно проверила, выехала на улицу, заперла ворота и тронулась в дорогу.Ехать надо было довольно далеко, но Лилия Николаевна давно освоила другой, более короткий путь. Достаточно было, следуя по Советской улице, миновать Жукову гору, а далее свернуть на так называемое старое шоссе, которое использовалось в 60-е годы, а потом, с постройкой новой современной магистрали, было почти заброшено. Однако доброе старое шоссе приводило ее прямо к цели, и всего за полтора часа, тогда как по главной трассе ехать надо было почти три, да еще гаишники на каждом повороте. Конечно, старое шоссе было основательно побито за минувшие годы, но Лилия Николаевна и не собиралась устраивать авторалли – она ездила неторопливо, но аккуратно. Других машин в столь ранний час на шоссе почти не было – за всю дорогу она встретила лишь пару-тройку грузовиков, спешащих в город.

Добралась быстро чуть больше, чем за час. У заветного указателя свернула на лесную грунтовую дорогу. Еще минут пятнадцать езды через лес, и вот она на месте. Сразу за вековыми соснами открывался голубой простор, от которого у Лилии Николаевны еще с детства захватывало дух. Она еще некоторое время следовала вдоль кромки леса, имея по правую руку широкое поле, которое на горизонте окаймлялось зубчатой полосой далеких лесов. А вот наконец и заветная сторожка – маленький домик прямо на неогороженном участке. Госпожа Гончарова подъехала прямо к домику, остановила машину и заглушила двигатель.

Она вышла из машины и остановилась, вглядываясь в стелящийся над огромным полем туман. Было чуть больше пяти утра. В лесу щебетали рассветные птички. Место здесь уже много-много лет было совершенно дикое – кругом этого поля на десятки километров простирались леса, да в округе было с полдюжины заброшенных деревень, где доживали свой век несколько десятков стариков.

А ведь когда-то здесь хотели построить дачный поселок – и не просто поселок, а образцовый, коммунистический! Здесь, на этом бескрайнем поле видным работникам городской и районной партийной организации выделили земельные участки для дачного строительства. Отец Лилии Николаевны был, естественно одним из первых, и ему достался один из лучших участков – у края леса, окаймленный с трех сторон старым сосняком. Счастливые обладатели начали ставить на участках времянки и сарайчики для будущего развертывания работ. Николай Иванович тоже успел поставить сторожку, вот этот самый маленький домик об одной комнате и с одним окном. А потом случилось непредвиденное…

Городские власти собирались воздвигнуть здесь необходимую инфраструктуру – торговый центр, автостоянку для гостей, поликлинику, бассейн. Вырыли несколько котлованов, расположенных цепочкой. Отец привозил сюда Лилю показать ей, как идет строительство их будущего города, где будут жить избранные! Она помнила, как много было здесь строительной техники…Грунты были хорошие – тонкозернистые пески. Когда цепь котлованов уже была почти вырыта, оказалось, что дно их заполняется грунтовой водой. Организаторы строительства решили воду откачать – привезли и установили насосы. Однако установки начали с некоторого времени тонуть в прибрежном песке, причем так быстро, что не обошлось без смертей – на дне котлована утонули двое рабочих, обслуживающих насосы. Бедолаг просто не успели вытащить.Прибывшие из города специалисты произвели исследования и определили, что за время работы насосов откачивающие воду установки ушли в глубь от начальной отметки почти на шесть метров.Они же дали заключение о причинах происходящего: оказалось, что здесь пролегает русло подземной реки, и производимая откачка воды вызвала изменение направления подземного потока – вода из недр массива поднялась наверх к дну котлованов, и это повлекло за собой изменение структуры песков – они превратились из обычных в зыбучие. Это и явилось смертным приговором всей затее: котлованы продолжали заполняться водой, а их песчаные склоны сделались смертельно опасными, ибо зона зыбучести песков неуклонно расширялась. Строительство было заброшено. А потом зловещие места начали покидать и владельцы участков, причем земельные наделы сделались бросовыми: никто не хотел приобретать землю у черта на рогах, да еще в зоне зыбучих песков, где ничего нельзя построить. Николай Иванович тоже забросил свой участок. Таким образом буду щий город для избранных остался огромным полем с полузатопленными котлованами, куда никто старался не заходить, особенно когда кто-то якобы встретил там ночью призрак одного из погибших рабочих. А потом и вовсе стало не до чего – началась перестройка, вся жизнь перевернулась…Так и осталась Лилия Николаевна владелицей по наследству никому не нужного дачного участка, затерянного в лесной глуши...

Она отперла скрипучую дверь, вынесла хранящийся в сторожке старый инструмент. Саперной лопаткой углубила яму, оставшуюся с прошлого раза, натаскала в нее охапки сухой травы, поверх нее разложила мешки в яме, облила заготовленным заранее бензином и подожгла. Чтобы не чувствовать вони от разгоревшегося костра, ушла в сторожку. Навела там относительный порядок и вышла наружу через несколько часов, когда костер уже прогорел. Солнце стояло высоко, но вокруг по-прежнему не было ни души. Лилия Николаевна разгребла пепелище: собрав обгорелые кости,поклала их в два новых мешка, туда же закидала скопившийся пепел.Найдя в яме череп Лены, Гончарова извлекла его наверх и раздробила одним ударом ноги, обутой в тяжелый ботинок с толстой рифленой подошвой. Мелкие осколки тоже бросила в мешок. Точно также она поступала с черепами предыдущих жертв – правда, череп Роберта оказался слишком прочным, и ей пришлось сначала разломить его колуном, а потом уже раздробить на мелкие осколки. Затем госпожа Гончарова подобрала мешки с костями и отправилась с ними к котловану. Идти пришлось немало, да еще и солнце начало серьезно припекать. Дойдя до края обрыва, Лилия Николаевна почувствовала, что вся взмокла и почти выбилась из сил. Сбросив мешки наземь, она отдышалась, разглядывая с обрыва место, куда бы удачнее зашвырнуть свою ношу.

«Эка меня развезло! – подумала она с досадой. – Старая стала, что ли? Придется возобновлять тренировки, что-то подраспустила я себя…»

Она подняла один мешок и, размахнувшись, запустила его как могла дальше. Мешок описал широкую дугу и упал у самого края воды.Второй бросок оказался менее удачным – мешок упал на склон и покатился далее по песку, пока не остановился примерно в метре от водной поверхности. Зато третий мешок упал прямо в воду, погрузился, а потом всплыл так, что торчала только перетянутая горловина. Лилия Николаевна удовлетворенно взглянула на черные пятна мешков, выделяющихся на желто-бурой поверхности крутых песчаных склонов: пройдет несколько часов, и мешки исчезнут в песчано-водной зыби. И даже если кто-то увидит их с края котлована – не имеет значения, ведь добраться до них решительно невозможно. Вернувшись к сторожке, Лилия Николаевна старательно перекопала яму, срыв слой дерна, затронутый пеплом, и отнесла куски его в близлежащий ручей.

После этого, критически оценив результаты своих трудов, заперла сторожку и села за руль. Часы показывали без десяти одиннадцать. Она завела двигатель и удовлетворенно улыбнулась: нет, сегодня она не опоздает! Устала, конечно, ведь не девчонка, чтобы взлягивать! Ничего, крепче и дольше поспит! И она тронула машину с места.

* * *

Утром в понедельник Владислав Георгиевич проснулся в отличном настроении. Сегодня состоится его встреча с ней… С Ней! Ради такого знаменательного события он отложил свой выезд на кладбище по крайней мере на день – следовало при встрече с нею выглядеть свежим и бодрым: во-первых, ему хотелось произвести на обожаемую женщину должное впечатление, а во-вторых, кто знает, чем завершится их долгожданное свидание? Долгожданное? Таковым оно являлось для него – это было совершенно точно. А для нее? Ждет ли она этой встречи? Он с улыбкой вспоминал, как написал ей письмо – единственное маленькое послание за год разлуки. Как-то вечером он впал в невероятную тоску по ней, и рука сама потянулась к бумаге и ручке. Он писал в никуда, что называется, на деревню дедушке, и практически не было шанса, что письмо вообще будет ею получено. Отправленное «до востребования», оно по всем правилам, должно было прийти на главпочтамт, проваляться там с месяц, а потом попросту вернуться к нему с отметкой почтовиков « Ваш адресат не явился» или что-то в этом роде… Если только кто-нибудь из почтовых работников не догадается позвонить ей и сообщить, что ее ждет письмо из Москвы. Но кто станет этим заниматься, кому это нужно? Даже если среди почтовиков у нее есть знакомые, никому нет дела до чужих проблем. Он понимал, что пишет напрасно, однако не написать ей он не мог! И – произошло чудо. Она не только зашла на почтамт и получила письмо, но и ответила! Владислав Георгиевич получил от нее ответ – небольшой, написанный довольно сдержанно, но когда он читал ее послание, за каждым ее словом он ощущал скрытую радость, которую он сумел пробудить в ее сердце… И теперь он привез ее письмо с собой, Ее ответ ему, бережно сложенный в конверт и спрятанный во внутренний кармашек саквояжа. Это малюсенькое письмо он берег, словно бесценную реликвию.

Ему так хотелось прямо сейчас, с утра отправиться в город, а может быть, на городской рынок, разыскать самые свежие и прекрасные цветы и купить ей не три-пять, а целый букет самых прекрасных, самых благоухающих роз! Причем разных цветов – алых, розовых, желтых, белых…Какие там еще бывают? Он был готов бежать за ними, и даже не бежать – лететь! Но, поразмыслив немного, Владислав Георгиевич отказался от этого намерения: было бы неосмотрительно являться в библиотеку, то есть, к ней на работу, с охапкой роз… В самом процессе дарения цветов женщине он всегда усматривал нечто глубоко личное, даже интимное, и выставлять на всеобщее обозрение свое отношение к госпоже Гончаровой ему крайне не хотелось, тем более, что он прекрасно помнил, как эти две молодые девушки, ее сотрудницы, охотно пересмеивались и злословили за спиной своей начальницы. Не стоило давать им повода и дальше точить лясы на ее счет. Цветы он купит потом, когда они с Лилией Николаевной соберутся пойти куда-нибудь – даже если это будет простая прогулка, как в прошлый раз…

День он провел в приятных и волнующих воспоминаниях, совершил небольшую прогулку по Советской, особое внимание уделяя попадающимся ему кафе и ресторанчикам, которые он осматривал с точки зрения возможного визита туда со своей дамой, а затем отобедал, и после непродолжительного послеобеденного отдыха, отправился в библиотеку.

Подходя к знакомым дверям, Владислав Георгиевич вдруг ощутил непрошеную робость. Сердце его буквально рвалось туда, в такой величественный читальный зал, и в ее небольшой, но такой уютный кабинет, где он чувствовал себя желанным гостем… И при этом откуда-то появилась странная неуверенность, что-то неуловимо тревожное… он вдруг поймал себя на мысли, что похож на мальчишку, идущего на какое-то школьное мероприятие, на котором должна быть любимая им девочка…Он сам усмехнулся такому сравнению и быстро справился с волнением. Отметился у дворцовой охраны и направился к библиотечным дверям. Вот он идет по устланному дорожкой коридору, провожаемый молчаливыми взглядами строгих классиков – совсем, как год назад. Открывает двери в зал – и у него вновь перехватывает дыхание от невиданного множества книг, с такой любовной аккуратностью расставленных по полкам высоченных стеллажей! Ему вдруг показалось, будто он не был здесь давно-давно, не год, а много дольше…И вот наконец снова явился сюда. Ну, и где же главная смотрительница всего этого книжного изобилия?..За столом сидела одна из библиотечных девушек; еще один стул рядом с нею сейчас пустовал.

- Добрый день,..- сказал Владислав Георгиевич, - а вас, кажется, Вера зовут?

- Здравствуйте…- отозвалась девушка с легким удивлением. – Да, меня зовут Вера… А вы, кажется, приезжали к нам в город в прошлом году… Вас тогда еще Лилия Николаевна записывала…

- Точно, - улыбнулся Владислав Георгиевич. – И вот я снова здесь. И снова хотел бы записаться. Я так понимаю, для этого необходима Лилия Николаевна?

- Да… С приезжими только она решает этот вопрос и строго в индивидуальном порядке…

- Так будьте любезны… пригласите ее сюда.

- Видите ли…- Вера смущенно опустила глаза, - к сожалению, Лилии Николаевны нет сейчас… она на семинаре, и вряд ли будет сегодня. А вы не могли бы завтра прийти?

На столе резко зазвонил телефон. Вера извинилась и сняла трубку.

Пока девушка разговаривала по телефону, Владислав Георгиевич угрюмо переваривал полученную информацию. Завтра? Безусловно, он может прийти завтра, но это будет уже четвертый его день здесь, в родном городе, а всего у него в активе имелась дюжина дней, почти втрое меньше, чем год назад. Четвертый день! А он ее пока еще и не увидел… А ведь он приехал в этот раз уже вовсе не для того, чтобы копаться на кладбище… Он приехал именно к Ней.

Вдруг он понял, что Вера в эту самую минуту разговаривает по телефону с ней! Да, сомнений не было – на другом конце провода была Она!..

- Да, Лилия Николаевна, - говорила Вера. – Я поняла, Лилия Николаевна… Но ведь Ксюшка-то болеет, как же я одна…Что?Вы шутите? Как к четвергу?Да ведь я не успею, как вы не понимаете?..

Владислав Георгиевич понял, что девушка отбрыкивается от какой-то работы, которую вешает на нее начальница. И ей сейчас совсем не до него и его переживаний. Сосредоточившись на беседе, Вера просто забыла о его присутствии. Хорошо еще, что больше в зале не было никого – рабочий день в библиотеке только начался, и народ еще не успел подтянуться.

Он пытался знаками привлечь ее внимание, но Вера лишь отворачивалась от него. Целиком поглощенная поставленной начальницей проблемой, она отмахивалась от посетителя, как от мухи. А он уже готов был просто выхватить трубку из ее руки. Наконец Вера удостоила-таки его взглядом и как будто вспомнила о нем.

- Да, Лилия Николаевна!..Тут мужчина подошел, приезжий, хочет записаться…Да нет, он в прошлом году у нас состоял! Вы его записывали!..Ну конечно…- она сосредоточенно молчала, выслушивая какие-то указания, идущие из трубки. Затем взглянула на него и тихо спросила: - фамилию вашу назовите…

- Силин Владислав Георгиевич, - сказал приезжий сквозь зубы. Ситуация нравилась ему все меньше и меньше, а настроение постепенно стремилось к нулю.

Вера повторила его данные в трубку. У Владислава Георгиевича замерло сердце, и он трепетно наблюдал, как Вера с каменным лицом выслушивала начальницу. Прошла еще минута…

- Хорошо, - сухо сказала в трубку Вера. – Я поняла…

Владислав Георгиевич понял, что беседа завершается.

- Трубку дайте мне, пожалуйста, - попросил он, протянув руку.

Вера взглянула на него с ужасом и недоумением, как будто он предложил ей снять и отдать ему лифчик. Затем, будто опомнившись, сказала в трубку:

- Лилия Николаевна, он поговорить с вами хочет, - и тут же протянула трубку ему так поспешно, будто та могла ее ударить током или укусить. Владислав Георгиевич схватил трубку и поднес ее к своему уху.

- Лилия…- начал было он, но в трубке в ответ лишь тоскливо раздавались короткие гудки.

- Черт! – в сердцах выругался он. – Все, отключилась…

Он вернул телефон Вере, и ему хотелось выть от тоски и досады. У Веры, судя по выражению ее лица, постному и даже скорбному, дела обстояли не лучше: от некой дурной и противной работы отвертеться явно не удалось.

- Мне дано указание оформить вас, - сухо сказала Вера.

- Неужели? Счастье какое…- буркнул Владислав Георгиевич себе под нос.

- Что? – Вера подняла на него внимательные глаза.

- Ничего…

- Так вы будете записываться? – в голосе девушки мелькнуло скрытое раздражение.

- Ну… буду, раз уж пришел! – отвечал он не слишком любезно.

- Паспорт ваш, пожалуйста…

Он чисто механически извлек из кармана пиджака паспорт и положил его перед Верой. Дальше все происходило молча: она заполняла временную карточку, а он угрюмо и исподлобья смотрел на нее. Когда все формальности были закончены, Владислав Георгиевич был допущен до книжных залежей.

Он неторопливо шагал вдоль стеллажей, кидая по сторонам рассеянные взгляды, и пожалуй, впервые это поразительное книжное изобилие совсем не радовало его. Настроение было безнадежно испорчено, день потрачен впустую. Ему не удалось даже пообщаться с Ней по телефону! Почему, ну почему Она бросила трубку? Почему не захотела даже поздороваться? Она ведь поняла, не могла не понять, что рядом с ее сотрудницей – он! Или она забыла его имя-отчество? Чушь собачья, не может такого быть в принципе! С памятью у ней все в порядке, дай Бог каждому такую. Тогда в чем же дело? Откуда эта холодность, безразличие к нему - человеку, которого она обещала ждать, о котором говорила, что ей плохо без него?..Или за прошедший год что-то случилось?..Может, завела роман?..

Владислав Георгиевич скрипнул зубами от досады.Что ж… может быть! И она ничего не должна ему объяснять. И он просто смешон со своей безадресной ревностью. Он что, полагал, что тот прощальный страстный поцелуй( действительно страстный!) там, на станции, к чему-то ее обязывает?

Да ни к чему! Если ты полагал иначе, ну… тем хуже для тебя, Владик! Дурачок ты, придурочек …

С другой стороны, если рассуждать здраво, чего он ожидал-то? Ну пришел он, а ее нет – ему же сказали, она на семинаре! И звонила она к себе на работу, не просто так, а по делу. А тут – он. И что она должна была делать? Все бросить и лететь к нему? Так бывает только в бездарных романах. Потребовать его к телефону и пустить слезу – как она рада, что он вернулся?..Тоже бред – она наверняка звонила во время перерыва, с общедоступного телефона, а за плечами ее стояла еще толпа желающих позвонить…Ведь мобильные телефоны-то пока еще редкость даже в столице, не то, что здесь, в дальнем подмосковном захолустье… Что ж тут непонятного? Все естественно и вполне объяснимо! А он надулся, как мышь на крупу… Не иначе, как сдуру!

Эти мысли немного остудили разгоряченную голову Владислава Георгиевича и подействовали успокаивающе на его ранимое сердце. Действительно, зачем драматизировать ситуацию? Ничего фатального не произошло, и необходима личная встреча. Тогда можно делать какие-то выводы. А так… только мозг самому себе выносить!

Успокоившись немного, он наконец обратил внимание на книги, в плотном окружении коих он находился. Ноги сами принесли его к тому месту, где находилось собрание исторических книг…

Владислав Георгиевич медленно прошел вдоль полок, приглядываясь к корешкам, выстроенных, как солдаты на параде. Какое потрясающее собрание знаменитых авторов! Глаза просто разбегаются! Геродот… Фукидид… Ксенофонт… Павсаний… Аполлоний… Аполлодор…и еще Бог весть сколько других греческих авторов! Некоторые ему даже неизвестны! А вот авторы римские: Тацит… Сенека… Помпей Трог… Юлий Цезарь – уникальный был человек, такую империю основал, и еще на ходил время писать!..Светоний… Юстин… Лампридий…тут же римские писатели-историки позднего периода: Аммиан Марцеллин… Филосторгий… Сократ (не философ, другой Сократ – христианин!)…Что же выбрать из этого изобилия? Что не книга – уникальное издание, просто дух захватывает, настоящий праздник для знатока!..Какая же все-таки молодец Лилия Николаевна! Прямо-таки физически ощущалось, с какой любовью и благоговением были отобраны, расставлены, рассортированы эти бесценные труды! Такое впечатление, будто каждое издание было окружено некой невидимой оболочкой, тщательно защищающей его от злоумышленников, разгильдяев, вандалов…

Каждая книга выглядела столь ухоженной, что перед тем, как коснуться ее, хотелось вымыть руки!

Вдруг внимание Владислава Георгиевича привлек довольно крупный том в твердой серо-зеленоватой обложке с черным корешком. Он каким-то внутренним чутьем почувствовал, что на глаза ему попалось нечто совсем уж уникальное. Он наклонился и, аккуратно подцепив корешок пальцами, извлек книгу из занимаемого ею места в книжном строю. Взглянув на безупречно гладкую, без единого пятнышка, обложку, Владислав Георгиевич с изумлением прочел название:

« Феофан Византиец. Хронограф от Диоклетиана до царей Михаила и сына его Феофилакта…»

Владислав Георгиевич очень любил историю, и особенно его интересовал период поздней Римской империи и империи ранневизантийской. Это была так называемая эпоха «Великого переселения народов», известная как время крушения великих империй, падения династий, грандиозных варварских нашествий, религиозных войн и рождения новых королевств, из которых выросли государства нынешней Европы… Владислав Георгиевич жадно читал все попадавшиеся ему книги на эту тему. Труд, который он сейчас держал в руках, был ему знаком, вернее – он знал о его существовании, но никогда, ни в одном книжном собрании он ему не встречался. И вдруг – вот он, перед ним, как говорится, живьем! это было похоже на чудо. Византийский историк-монах Феофан по прозвищу Исповедник, живший в конце 8-го и начале 9-го века, создал объемистый труд по истории Восточной Римской империи, охватывающий огромный временной интервал, начиная с 284-го и заканчивая 813-ым годом! Особая ценность этого труда состояла в том, что вся эта эпоха была расписана кропотливым монахом по годам, как делали позднее и русские летописцы. Обозначив тот или иной год, Исповедник старательно записывал главные события оного, причем некоторые из них он только упоминал, а об иных рассказывал подробно и много…Владислав Георгиевич и мечтать не мог о том, что когда-либо вообще встретит эту уникальную книгу! Поэтому он даже не сомневался ни секунды, и сразу направился к читательской стойке.

- Вот, запишите, - бросил он задумавшейся Вере.

Девушка взглянула на редкое издание без всякого интереса и равнодушно заполнила формуляр. Заставив читателя расписаться в получении, она вновь погрузилась в свои невеселые мысли, напрочь выкинув из головы и Феофана Византийца, и его ревностного почитателя.

Только в гостинице Владислав Георгиевич сообразил, что сделал глупость: надо было не записываться сегодня, а явиться завтра, как ему и предлагали изначально. Тогда у него был бы повод прийти именно к старшему библиотекарю лично. А что теперь? Ну, придет он завтра, и сразу возникнет недоумение – вчера только записался, книгу для чтения уже взял… Ну и зачем явился?

Он решил набраться терпения и подождать денек – другой. А вдруг она ему позвонит вечером в гостиницу, как это было в прошлом году? Одно плохо, времени у него остается слишком мало.

Вечером он с замиранием сердца ждал ее звонка. Ему казалось, что это так естественно – приедет она к себе домой, сядет с телефоном в кресло, возьмет трубку и… Но телефон упорно молчал. Она так и не позвонила. Ей было все равно, что он приехал…

Утром он поднялся, не торопясь позавтракал и поехал на кладбище. Работа на свежем воздухе немного успокоила его и отвлекла от невеселых размышлений. Плодотворно потрудившись, он вечером все же решился к семи часам наведаться в библиотеку. Тщательно привел себя в порядок, разучивал нужные слова, прикидывал, как будет ей отвечать…А когда подходил к дверям Дворца, совершенно неожиданно столкнулся с нею прямо на крыльце.

Он замер прямо на ступенях - не то от растерянности, не то от того ошеломляющего впечатления, какое она производила. Она показалась ему еще восхитительней, чем он ожидал: высокая, статная, с подтянутым, сильным и упругим телом…Все такой же безупречный костюм(на этот раз темно-коричневого цвета), белоснежное жабо, все та же нехитрая прическа – двумя волнами до плеч по обе стороны от лица,те же внимательные карие глаза, длинные, сверкающие светло-фиолетовым лаком ногти…такие же, как в прошлом году, во время их расставания на станции!

- Лилия Николаевна! – воскликнул он, не в силах сдержать восторга при виде ее. – Здравствуйте!

- Ах, это вы…- ответила она слегка удивленно. – Добрый день. А вы снова к нам?..

- Да… вот приехал…- отозвался Владислав Георгиевич, слегка ошеломленный ее странным во

просом. – А вы так роскошно выглядите!

- Спасибо…- отвечала госпожа Гончарова сдержанно. – Вы в отпуске или опять весь в делах?

- Так… маленький отпуск, - смущенно сказал он.- Ну, дела есть тоже, конечно… Но в принципе я свободен.

- Тогда желаю вам хорошо провести время! – ответила она любезно и улыбнулась.

- Вот времени у меня осталось…- начал было он, но Гончарова тут же перебила его.

- Извините, я очень спешу, - сказала она торопливо. – Мне надо срочно ехать… Всего доброго!

Она махнула ему рукой, и даже не рукой, а скорее – одними пальцами. Перед его глазами блеснули ее ослепительные, тщательно отточенные ногти…

- Всего доб…- пролепетал Владислав Георгиевич, и умолк на полуслове, ибо она все равно уже не слышала его! Своей упругой, гибкой, так восхищающей его походкой Лилия Николаевна стремительно прошла на автостоянку, открыла свой старенький «Москвич», села в него и уехала, а он так и остался стоять на крыльце, тупо глядя вслед удаляющейся машине. Идти в библиотеку ему было теперь совершенно незачем. Он спустился со ступенек и побрел обратно в гостиницу.

И это все? Вот так случайно встретиться на крыльце, выслушать несколько дежурных фраз, которые она могла сказать первому встречному, с которым была едва знакома… так вот за этим ехал он в этом году сюда?..

Он был совершенно убит такой встречей. Со всей ясностью он вдруг осознал, что для нее он – пустое место. Ну. и что теперь? Смириться? А как же ее обещание ждать его, как слова о том, что ей плохо без него, как же ее письмо, наконец? все это пустое? Владислав Георгиевич в своей жизни испытал множество разочарований, не раз познал горький вкус обманутых надежд, становился жертвой предательства – мелкого и крупного, казалось, давно уже стоило привыкнуть ко всему, но этот вот инцидент почему-то особенно жестоко резанул по живому. И упрекнуть Лилию Николаевну ему было не в чем. Кто они друг другу? Случайные знакомые. Ну, сказала она ему какие-то слова, ну – поцеловала… И что? А ничего! Почему же так мучительно, так нестерпимо больно? Неужели оттого, что вот в его жизни мелькнул огонек – нечто новое, романтичное, светлое… Что-то такое, с чем стало интересно и радостно жить! И – даже не успев хоть немного разгореться, так банально, так обыденно угасло?.. Как же тяжко хоронить последнюю надежду!..Просто ужасно…

Будто во сне, вошел он в гостиницу, словно лунатик, поднялся на третий этаж. У стола дежурной задержался на секунду.

- Пожалуйста, если мне позвонят, сообщите мне сразу, хорошо? – попросил он.

- Конечно, даже не сомневайтесь, - с удивлением сказала дежурная.

Возвращаясь с ужина, он спросил с дрожью в голосе:

- Мне не звонили?

- Нет…- был ответ. – Да вы не волнуйтесь, я вас сразу позову!

В номере он спасался только чтением Феофана. Повествование о давних событиях, о битвах с варварами, о византийском коварстве, придворных интригах, заговорах, мятежах захватывало и уносило в далекие страны и эпохи, заставляя забывать насущные проблемы и неурядицы. Но стоило ему отложить книгу, как сразу наваливалась такая тоска, что хотелось кинуться к окну, распахнуть его, высунуться на улицу и кричать…

Глядя на телефон, он вспоминал, как в прошлом году вздрагивал от его резкого пронзительного звонка. Сейчас он отдал бы все за этот раздирающий уши звонок! Только один! За которым последовал бы голос дежурной: «Вам звонит женщина. Подойдите…» Но телефон молчал.

Нет, так больше нельзя. Можно и с ума сойти…Он должен с ней объясниться.

Следующий день он прожил, будто в каком-то забытьи. Был на кладбище, объездил несколько магазинов строительных товаров в поисках подходящей краски для скамеечки. Кажется, гулял в городском парке… А вечером приготовился, переоделся, купил цветов – всего три аленьких розы и отправился в библиотеку.

Владислав Георгиевич не стал заходить во Дворец вообще, а просто присел на скамеечку неподалеку от памятника некоему революционеру, чье имя носил Дворец, и принялся наблюдать за входом. На эту же сторону выходило окно Ее кабинета… Было без четверти восемь, когда он занял этот свой пост, сгущались сумерки, и в ее окне горел свет. Он ожидал, что закончится рабочий день, она выйдет на крыльцо, и тогда он подойдет к ней. И возможно, ему удастся проводить ее хотя бы до автостоянки… Однако шло время, а она не появлялась. В начале девятого он увидел Веру, вышедшую из дверей и поспешно направившуюся к автобусной остановке. Восемь пятнадцать. Восемь тридцать… Восемь сорок пять… госпожа Гончарова все не ваыходила, и в окне ее кабинета все также горел свет. Он начал раздражаться…

«Она в своем репертуаре…- подумалось ему. – Работа, работа… А может, кроме этой вот книжной работы ей ничего и не нужно? – и тут же в голове возник коварный вопрос: - А тебе самому-то что от нее нужно? Вот ответь: что? В постель ее затащить?.. Банально и пошло. Завести роман? Ну, считай, ты его завел в прошлом году, и вот он закончился… Дальше что?» Владислав Георгиевич вдруг рассердился сам на себя. Ему не хотелось отвечать на этот вопрос. Ему было нужно, чтобы она нуждалась в нем, чтобы ждала его, чтобы… Он хотел быть в ее жизни, и это было все!

Время – девять тридцать две. Наконец-то в дверях он увидел Ее! Наконец-то…

Она была не одна – ее сопровождал какой-то седой тип в черной форме охранника. Как любезно они беседуют! Не как сослуживцы, и не как друзья… здесь,кажется, нечто большее. Может, это и есть причина столь резкого охлаждения к нему? Да не может быть? Охранник…

Владислав Георгиевич с облегчением увидел, что они расстались: субъект в черном вернулся назад и исчез в дверях, а госпожа Гончарова отправилась к машине. « Пора!» - сказал себе Владислав Георгиевич, и резко привстал – и тут на него напал… страх! Это было так внезапно, непонятно, неуместно…Не робость, не стеснительность или неловкость, а самый настоящий страх! Он даже почувствовал желание отвернуться и сесть, втянув голову в плечи, чтобы она его не увидела. Но – тут же самолюбие взяло верх. Он сказал себе, что перестанет уважать себя, если сейчас не подойдет к ней и не выяснит, что же все-таки происходит…

- Лилия Николаевна!...

Она остановилась уже возле машины и обернулась.Он подсознательно избегал смотреть ей в глаза.

- Простите… одну минутку, - он протянул ей три алые розы. – Вот это вам!..

- Благодарю, - улыбнулась женщина, принимая цветы. – Это очень мило…И как ваши дела?

- А… какие дела? – слегка опешил Владислав Георгиевич.

- Но ведь вы приехали к нам по своим делам, - мягко улыбнулась Лилия Николаевна, и ему почудился сдерживаемый сарказм в ее голосе. Владислав Георгиевич решился.

- Лилия Николаевна… давайте я буду откровенен. Видите ли, мне кажется, что вы избегаете меня.

- Я избегаю… вас? – ее удивление казалось искренним. – Да Бог с вами, с чего это вы взяли?

- Послушайте, я ведь не мальчик и не дурачок, и я это вижу. И мы с вами не дети.Мне казалось, для вас вполне очевидно, что я приехал лишь для того, чтобы провести какое-то время с вами.

Только сейчас он посмотрел ей в глаза. В их темно-карей глубине он увидел огоньки с лукавинкой.

- Возможно, это действительно романтично, - заметила она. – Вот только не кажется ли вам, что если вы так решили для себя, было бы уместно заранее согласовать ваши намерения со мной? вы не находите?..

- Интересно, каким образом я мог бы это сделать, - процедил он.

- Очень просто, Владислав Георгиевич, - отвечала госпожа Гончарова. – Есть такой дедовский способ – написать письмо. И вы его сами, кстати сказать, использовали. И я вам ответила. Вы мой ответ получили?

- Получил, - признался он.

- И больше – ни слова! – сказала Лилия Николаевна с горечью. – А я между прочим, ждала… И не просто ждала, я каждый день наведывалась на почтамт, ходила туда как на работу. Меня уже узна вать там стали. Думала, может на праздники хотя бы открыточку пришлет …И ничего! После 8 марта я перестала ходить – поняла наконец, что жду напрасно. А еще – надоело чувствовать себя круглой дурой. По-вашему, все это нормально, Владислав Георгиевич?..

Она взялась за ручку дверцы своей машины. Владислав Георгиевич почувствовал, что его лицо пылает…

- Откуда же мне это было знать…- прошептал он в отчаянии.

Лилия Николаевна вновь обернулась к нему.

- Вот вы, Владислав Георгиевич, сами сказали сейчас ключевую фразу – откуда вам было знать…

Как-то раз в середине ноября я сердцем почувствовала, что мне надо зайти на почтамт. Я зашла, и мне вручили ваше письмо. Откуда я узнала?..Трудно сказать, но я узнала, видно, потому что мне это было очень нужно. А вы не узнали, что я жду вашего письма, не чувствовали, что у меня уже нет сил ждать его…Спросите, почему? Наверное, потому что вам это было совсем не нужно. Это само по себе ни хорошо, ни плохо…просто не нужно! А если вам не нужно хотя бы знать, что я чувствую, о чем я думаю… простите, но зачем тогда заводить какие-то отношения?

Владислав Георгиевич молчал. Он знал, понимал, что необходимо ответить, возразить, возможно, она сама ждет, что он станет возражать ей, но он будто окаменел. Мозг словно отключился, колесики, шестеренки, ремни передачи – все вдруг замерло и не работало, уподобившись груде ржавого металлолома. Он был как школяр, которого вызвали к доске, а он не знает урок.

- Всего вам доброго, Владислав Георгиевич, - сказала Лилия Николаевна, садясь за руль. – Желаю вам с пользой провести ваш маленький отпуск. И спасибо за цветы… мне было приятно, если вас это хоть чуточку интересует…

Она завела двигатель и укатила прочь, а он так и остался стоять на стоянке и смотреть, как ее «Москвич» неторопливо и аккуратно выруливает на Советскую. И только потом, когда ее машина затерялась на дороге среди прочих, он словно бы очнулся и медленно побрел в гостиницу.

Настроение у него было не просто отвратительным – оно было «на нуле». Он даже не обратил внимания на дежурную по этажу, с которой всякий раз подчеркнуто вежливо здоровался. Надежда Александровна несколько удивленно посмотрела ему вслед, когда он прошел мимо ее стола, словно лунатик.

- Владислав Георгиевич! – окликнула его старушка.

- Да? – рассеянно обернулся он.

- Простите… вас тут сегодня один молодой человек спрашивал…

- Какой еще молодой человек? – спросил Владислав Георгиевич с плохо скрытой досадой.

- Ну… знаете, молодой человек из следственного отдела! С зимней такой фамилией…

- Следователь? – поразился Владислав Георгиевич. – это не ко мне.

- Ну как же, ведь он вас назвал по фамилии, имени, отчеству…А у самого фамилия, вот не помню! – старушка озабоченно покачала головой. – Помню только, что зимняя…

- Это как же? Морозов, что ли? – спросил Владислав Георгиевич.

- Нет, не Морозов! Это я бы запомнила…

- Ну, тогда, Снегопадов, может быть…

- Да Бог с вами, Владислав Георгиевич! Такой фамилии вообще не бывает, наверное…

Зимняя…Вроде как накрывает, заметает…Ах, Боже мой! – она всплеснула руками. – Вот память какая, кто бы ее пришил! Ничего не помню. Он же визитку для вас оставил!

Она открыла ящик стола и вытащила маленькую карточку.

- Вот! – прочитала Надежда Александровна. – Порошин! Порошин Михаил Сергеевич…Ишь ты, зовут-то как Горбачева!..- старушка протянула ему карточку. – Очень просил вас позвонить…

Владислав Георгиевич с недоумением взял визитку следователя и пошел к себе в номер. Там он сел в кресло и горько задумался.

« Ну вот, - вздохнул он мысленно, - осталось мне пять дней. Сегодня у нас закончилась пятница, - он взглянул на календарик на наручных часах. – Остались суббота, воскресенье, понедельник, вторник и среда… В четверг с утра надо ехать. Не забыть в понедельник еще оплатить проживание на три дня вперед… Завтра поеду на кладбище: буду ошкуривать и красить скамейку…В воскресенье покатаюсь по городу, может, на Жукову гору съезжу. Ладно, там видно будет…»

Он снова вернулся в мыслях к Лилии Николаевне и сразу же загрустил. Жаль, что все так получилось. Обидно и неприятно… А вообще, если взглянуть на это трезво, без всякого там романтического флера, то он сам виноват. В чем? Да в том, что позволял над собой издеваться. И кому? какой-то старой деве, перезрелой провинциальной барышне! Что она, в самом деле, о себе возомнила? Кто он? Начальник отдела в крупной столичной торгово-промышленной компании. А кто она? Какая-то несчастная библиотекарша в занюханном провинциальном городке… То есть, ну да, не подобает так отзываться о своей малой родине, но… положа руку на сердце, так оно и есть! Что, собственно, представляет из себя его родной Г- ск? Дыра, большая деревня, затерянная в лесах дальнего Подмосковья… Здесь и отдохнуть-то негде! Была когда-то Жукова гора, отличное место для отдыха граждан( ну, не рядовых граждан – пусть так!), так и ту, говорят, засрали… Да, библиотека тут очень хорошая – такой бы в столице быть! И заслуга Гончаровой в этом несомненно бесспорная. Но, простите, рассуждал Владислав Георгиевич, библиотекарша – она и есть библиотекарша, не больше и не меньше. А ведет себя – будто она министр! Помыкает им, солидным и уважаемым человеком, как мальчишкой: то из кабинета его выставит, то поучает, как маленького, то занудствует, а тут вообще ни в какие ворота – отповедь ему устроила! Уселась в свою старую тачку, и укатила прямо у него из-под носа, чуть не отравив своими выхлопными газами… Да что ж это такое? Где это видано? Ишь – письмо он ей, видите ли, не написал, а она ждала! Это ее проблемы. А он человек занятой, и ему некогда тратить время на разведение соплей, всякие там охи-вздохи…Вот типично провинциальный подход к жизни – тут вообще живут, как в 19-ом веке! А эта дама – ну вообще… Да пошла она к черту со своими закидонами, в конце концов! Может, она хочет, чтобы он за нею бегал? Не будет такого...Не дождется…

Рассудив таким образом, Владислав Георгиевич немного успокоился. Теперь взгляд его обратился к следовательской визитке, подсунутой ему разлюбезной Надеждой Александровной.

« Порошин…Михаил Сергеевич…старший следователь, просил позвонить…- раздраженно думал он. – За каким лешим я буду тебе звонить, а, Порошин? Да ведь я знать тебя не знаю, и знать не желаю!..Нет у меня времени на пересуды с тобой, понимаешь? Нет в моем плане общения со следственными органами, я не за этим здесь. И желания такого нет… Так что и тебе, любезный Михаил Сергеевич, вслед за Лилией Николаевной тоже придется пойти к черту! Уж не обессудь!..»

И он выбросил карточку в мусорную корзину.

…На другой день, как и собирался, Владислав Георгиевич отправился на кладбище, прихватив наждак, краску и кисти. Там он увлеченно работал почти до вечера, и результатом его деятельности явилась обновленная скамейка и идеальный порядок внутри ограды. Владислав Георгиевич полюбовался на свои труды и остался вполне доволен. Убрав последний листик с вычищенной бабушкиной надгробной плиты, он грустно сказал:

- Ну, вот и все, родные… Перед отъездом зайду еще к вам, чтобы попрощаться. А пока до свидания! Пойду отдыхать…

Он собрал вещи, закрыл решетчатую калитку и отправился на выход из кладбища. Настроение у него было умиротворенное и безмятежное. Идя по тропинке, он вдруг подумал, что вот сегодня, в этот тихий, теплый и спокойный вечер, он непременно увидит бабушку… Он был готов к этой встрече, он не испугается, не удивится. И она где-то здесь, он чувствовал ее присутствие… по крайней мере так ему казалось.

Но бабушки не было и в этот раз. Неужели подобные встречи с родными, теми, кто любил нас и ушел от нас, случаются так редко? Может, всего раз в жизни? Он не знал. Единственное, что он понял за минувший год – такие встречи не происходят, если их ожидать. Похоже, что неожиданность – одно из главных условий для появления ушедших…

И все же на душе у него было хорошо и спокойно. Такое настроение сохранялось у него, пока он не доехал до гостиницы. Он уже был на крыльце, когда кто-то окликнул его по имени-отчеству. Обернувшись, Владислав Георгиевич увидел перед собой человека лет сорока с незапоминающимся лицом, одетого в простенький, но аккуратный костюм. Каким-то внутренним чутьем он понял, что перед ним и есть тот самый капитан Порошин… «Все-таки достал меня, паразит,» - подумал Владислав Георгиевич с досадой. Как бы в ответ на его мысль, капитан сказал:

- Я вас не задержу, Владислав Георгиевич. Просто надо задать вам несколько вопросов, да и сказать вам кое-что…

-« Господи, оно мне надо»? – подумал столичный гость, а вслух спросил:

- Мы будем тут стоять, или отойдем куда-нибудь?

- А вон давайте на лавочку! – бодро отозвался Порошин. – Погода хорошая, тепло…

- А еще и суббота, - буркнул Владислав Георгиевич. – Сидели бы на даче, а вы…

- Что поделаешь! – улыбнулся капитан. – День у меня ненормированный…

- Ну, и что же понадобилось от меня следственному отделу? – спросил Владислав Георгиевич, присаживаясь на скамью. – Человек я приезжий, новый, никого здесь не знаю…

- Вот потому-то я и решился вас побеспокоить, - заметил Порошин, - вы приезжий, новый, и глаз у вас свежий! Мои вопросы будут несложными. Но ваши ответы могут нам помочь в очень серьезном деле. Это очень важно…

- Ну… слушаю вас.

- Скажите пожалуйста, вы посещаете библиотеку Дворца имени Кунина каждый раз во время своего приезда?

- Каждый? Я в вашем городе второй раз за много лет! И посещаю это заведение второй раз за последний год.

- Хорошо. А старшего библиотекаря Гончарову Лилию Николаевну давно знаете?

Владислав Георгиевич подозрительно покосился на собеседника.

- Не понял… К чему этот вопрос?

- Владислав Георгиевич…- мягко заметил Порошин. – Давайте так: Я вас поспрашиваю, а вы поотвечаете. А потом, если пожелаете, зададите свои вопросы мне, и я вам отвечу. Хорошо?

- Ну… во-первых, я ее не знаю, - сказал Владислав Георгиевич. – То есть знаю, как старшего библиотекаря, и не более. А как давно?.. С прошлого года.

- Ну вот вы человек новый, приезжий.Не заметили вы случайно каких-либо странностей в ее поведении?

- Что вы имеете в виду? – удивленно поднял брови Владислав Георгиевич. – Насколько я знаю людей, у каждого из нас есть какие-то странности. И у меня есть, и у вас, наверное…

- Я имею в виду что-нибудь такое, что вызвало у вас удивление или даже неприятие, - сказал Порошин. – Может быть, она высказывала какие-то суждения, которые вас шокировали…

- Боже мой…вы из меня тайного осведомителя хотите сделать, что ли? – неприязненно нахмурился он. – Я не обязан отвечать на подобные…

- Вы меня не так поняли, - терпеливо ответил следователь. – Я вас спрашиваю не о ее политических симпатиях-антипатиях. Я говорю о том, что могло вас поразить, удивить как человека здравомыслящего, умудренного опытом жизни.

Владислав Георгиевич брезгливо пожал плечами.

- Если меня и могло что-то поразить в ее поведении, - сказал он, - так это ее аккуратность, добросовестность, тщательность, обязательность… А еще – поразительное, просто феноменальное знание литературы, особенно Пушкина. А в чем дело, ее в чем-то подозревают? неужто в воровстве книжек из библиотечного фонда?

- Владислав Георгиевич, мы с вами договорились: ваши вопросы потом, потом, потом…- с легким напряжением проговорил Порошин. – Скажите – а как она относится к читателям? Меня интересуют ваши личные впечатления.

Владислав Георгиевич слегка призадумался. Потом ответил:

- Я бы сказал так: к читателям она относится сдержанно, порой настороженно. Особой любви к ним явно не испытывает. Вместе с тем, новых читателей она лично сопровождает по залу, показывает и рассказывает, где какие находятся книги. Со мной было так же… А еще, что как вы говорите, меня поразило, так это ее нетерпимость к тем, кто портит книги. Она называет их вандалами…

- Как вы сказали? – наклонился к нему Порошин. – Нетерпимость?

- Ну, я бы это так назвал, - сказал Владислав Георгиевич. – Она весьма трепетно относится к книгам. Прямо как к живым существам. И очень переживает, когда их портят.

Порошин внимательно смотрел на собеседника, обдумывая его слова.

- У вас ко мне все? – спросил Владислав Георгиевич с легким нетерпением.

- Одну минуту…- капитан достал из внутреннего кармана блокнот, задумчиво полистал его. – Скажите, вам говорят что-нибудь такие имена и фамилии: Олег Стасенков… Роберт Казарян… Елена Пучкова…

Владислав Георгиевич нахмурил в задумчивости брови.

- Знаете… первого я помню, - сказал он. – Так зовут парня, который в прошлом году разрисовал томик Пушкина всякими мерзостями. Лилия Николаевна очень переживала… я даже успокаивал ее. А потом случился инцидент в библиотеке, прямо на моих глазах. Гончарова выкинула этого придурка за дверь, когда он явился за книгами. Неприятный случай, но такое не забудешь, если увидишь!

- А остальные? – спросил Порошин – Еще двое, что я назвал, вам не знакомы?

- Дайте вспомнить! Казарян…Роберт…Роберт…Нет, не знаю! Вроде слышал или видел где-то, но…показалось, наверное. А Пучкова… Елена Пучкова…Никогда не слыхал про такую.Извините.

- Видите ли, первый из названных был убит в прошлом году, - сообщил Порошин сухо. – Двое других просто пропали. Никаких следов, никаких зацепок…Единственное, что их объединяло, - все трое были читателями библиотеки имени Кунина…

- Ну и что? – искренне удивился Владислав Георгиевич. – Библиотека шикарная, а городок ваш небольшой! В эту библиотеку, наверное, ходит полгорода!

- Наверное, - невозмутимо согласился Порошин.

- Так в чем же дело? Или больше никто не пропадал в вашем городе?

- К сожалению, пропадали, - горько заметил капитан. – Нынче много людей пропадает…

- Ну так, и причем тут библиотека? – вопросил Владислав Георгиевич.

- Может, и ни при чем, - задумчиво сказал Порошин, убирая блокнот.- Спасибо, Владислав Георгиевич, вы нам очень помогли…

Владислав Георгиевич взглянул на него настороженно и недобро.

- А теперь я задам вопрос, можно? – попросил он.

- Задайте…

- А вы что, полагаете, Лилия Николаевна имеет какое-то отношение к этим исчезновениям?

- Ну, я этого не говорил, - примирительно заметил капитан. – А там… кто знает, кто знает…

- Не хочу показаться грубым, но по-моему, дурью вы маетесь, уважаемый Михаил Сергеевич! Лилия Николаевна – прекрасная женщина, умная, интеллигентная, образованнейшая… остается только пожалеть, что она прозябает в этой…- Владислав Георгиевич запнулся. – Простите… не хотел обижать никого. Она в принципе не может быть тут как-то замешанной, а вы, вместо того, чтобы искать убийц или похитителей, примеряете маску преступника на добропорядочного человека, да еще женщину! Это просто недостойно, даже возмутительно!

- Уважаемый Владислав Георгиевич, - сказал Порошин, - я понимаю ваше возмущение, но мы проверяем все версии, любые зацепки! Только и всего – это наша работа! Работа весьма нелегкая, но вы не поверите, какие иногда встречаются преступники. Ну ни за что не подумаешь на него или на нее, а потом выясняется: он (она!) – серийный убийца, закопавший с десяток человек! Порой диву даешься!.. Но вы не волнуйтесь – вашей знакомой ничего не угрожает…по крайней мере пока! Вас взволновало наше внимание к ней…так знайте, на нее ничего нет.

- То есть это лишь ваша гениальная интуиция, я правильно понял?

-Ну,не совсем. Без интуиции нельзя, но ее недостаточно. Нужны факты, улики, а у нас их нет. Но мы обязаны проверять все. И вот еще что, - Порошин помедлил, словно раздумывая, говорить или нет.

Потом заговорил, чуть понизив голос, как будто их могли услышать. – В общении с госпожой Гончаровой проявите бдительность. Я далек от мысли, что она…- он помедлил секунду, - ну имеет прямое отношение к исчезновению Казаряна и Пучковой, но тем не менее – она может что-нибудь знать. Вы сами говорили об ее тщательности и аккуратности. А если заметите что-нибудь странное – сразу позвоните. Моя визитка у вас есть.

- Я ее… не сохранил, к сожалению, - виновато ответил Владислав Георгиевич. – И потом, что я могу заметить странного? Не очень-то понимаю…

- Вы взрослый, солидный человек, - сказал Порошин, доставая еще одну карточку и вручая ее собеседнику. – Вы старше меня, мне ли вас учить? Присматривайтесь, думайте – и сами почувствуете, если что-то будет не так…

- Вряд ли что-то я смогу заметить, мне уезжать в четверг, - пробормотал Владислав Георгиевич, пряча визитку в бумажник.

- В четверг? – воскликнул капитан. – Это еще четыре дня. За это время знаете, сколько неожиданного может случиться?

Порошин поднялся со скамьи, давая понять, что разговор окончен. Владислав Георгиевич поднялся тоже.

- Благодарю, что уделили мне время. До свидания…

- Всего доброго.

Они расстались: Порошин направился к своей машине, а Владислав Георгиевич побрел назад к гостинице.

«Ну и дела творятся! – подумал он, качая головой. – Городишко слова доброго не стоит, а страсти кипят – сам Шекспир отдыхает!»

Конец 4-ой части
Загрузка...