2

Кристина пришла в себя, как только почувствовала, что рядом никого нет. У нее было странное состояние, но мозг работал четко. И самое главное, она уже поняла, что не парализована, так как смогла пошевелить пальцами рук и ног…

Может, удастся открыть глаза? Наконец Кристина решилась и потихоньку приоткрыла их. В первое мгновение свет ослепил ее, но через несколько секунд она все же смогла осмотреться.

Кристина поняла, что лежит в больничной палате. В этом можно было не сомневаться, потому что рядом с кроватью стояла капельница с прозрачной жидкостью, которая медленно стекала по трубке в ее руку.

В комнате никого не было. В окна лился солнечный свет, везде стояли вазы с цветами и корзинки с фруктами.

Неужели это все для меня, с удивлением подумала Кристина. Наверное, в палате я одна, больше никого нет. Что же произошло? Ни на руках, ни на ногах никаких повязок, ничего не болит. Если бы не капельница и не игла в вене, она могла бы подумать, что просто нечаянно вздремнула, и вот сейчас проснулась.

Интересно, есть ли здесь звонок для вызова медсестры? Кристина приподняла голову от подушки…

— А-а-а! — застонав от острой боли, молнией пронзившей голову, она снова закрыла глаза.

— Миссис Рейнольдз? Вы слышите меня? Откройте глаза, пожалуйста!

Превозмогая боль, Кристина выполнила просьбу и увидела склоненное к ней озабоченное лицо медсестры.

— Вот и хорошо! Как вы себя чувствуете?

— Голова… болит… — с усилием прошептала Кристина.

— Не волнуйтесь, — быстро сказала медсестра. — Сейчас я позову доктора, и он даст вам какое-нибудь лекарство.

Кристина протянула руку и ухватила уходящую сестру за рукав белого накрахмаленного халата.

— Пожалуйста, расскажите, что со мной случилось? — попросила она.

— Доктор Ноулз все вам объяснит, миссис Рейнольдз, — заверила медсестра. — Постарайтесь не волноваться. Через минуту я вернусь.

— Постойте!

— Вам что-нибудь нужно, миссис Рейнольдз?

Кристина неуверенно посмотрела на широкое добродушное лицо медсестры.

— Вы все время называете меня миссис Рейнольдз. Не могли бы вы… сказать мне, почему?

Вскоре в палату вошли два врача: один был молодой, другой постарше. Оба называли Кристину миссис Рейнольдз, и она за считанные минуты научилась отзываться на это имя, хотя оно все еще ни о чем не говорило ей.

Кристина могла с уверенностью сказать только одно — что находится в больничной палате и чувствует себя так, словно ее жизнь началась час назад. Она задавала, видимо, не совсем понятные вопросы, и это беспокоило ее все больше и больше. Но молодой доктор пояснил, что именно так и протекает амнезия — что-то сохраняется в памяти, что-то нет. Кристина обрадовалась, услышав это, и сказала, что, по крайней мере, не будет лежать здесь, как овощ на грядке. Врачи рассмеялись. Она сначала тоже улыбнулась, но потом вдруг разрыдалась от отчаяния, обиды, что ее не понимают. Через мгновение она почувствовала, что ей делают укол, и провалилась в забытье.

Проснувшись, Кристина обнаружила, что уже вечер. Темноту палаты пересекала полоса света, проникавшего через приоткрытую дверь. В коридоре было тихо. За окном светились огоньки, очевидно, там был город. В комнате ощущался приятный запах мужского лосьона.

— Сестра! — слабо позвала Кристина.

— Тина, — тихо произнес кто-то рядом, и она сразу узнала голос человека, державшего ее за руку, когда к ней впервые возвратилось сознание.

— Да, — ответила Кристина.

Раздался едва слышный скрип, кто-то встал с кресла, находившегося у окна, и подошел к ее кровати. Кристина осторожно повернула голову на подушке.

В полумраке неясно вырисовывались очертания фигуры высокого широкоплечего человека, от которого исходило почти мистическое ощущение силы.

— Тина, — произнес незнакомец, на этот раз с нотками нежности в голосе.

Кристина ощутила, что ее пальцы снова сжала мужская рука, и ответила на это пожатие.

— Добро пожаловать к нам! С возвращением! — В словах незнакомца слышались радость и облегчение.

Кристина прерывисто вздохнула. Ей хотелось о многом спросить, но она почему-то решила, что это неудобно.

— У тебя, наверное, масса вопросов? — поинтересовался мужчина.

— Да! — обрадовалась Кристина.

— Спрашивай, о чем хочешь. Включить ночник или верхний свет?

— Нет! — мгновенно ответила она, понимая, что при свете все происходящее станет восприниматься как-то слишком реально, а этого нельзя допустить.

— Хорошо. — Незнакомец присел на кровать. Кристина ощутила прикосновение его бедра, от которого исходило тепло и сила. — Спрашивай, я постараюсь ответить на все вопросы так подробно, как только смогу, и рассказать все, о чем ты хочешь узнать.

Кристина облизала губы.

— Как я сюда попала? Кажется, произошел несчастный случай?

— Да.

— Помню, что был дождь… Я сошла с тротуара на проезжую часть… — Кристина нахмурилась. Она чувствовала, что все это как-то связано с этим человеком, но как узнать, кто он?

Кристина всхлипнула, и мужчина склонился над ней, взял ее за плечи.

— Ну-ну, успокойся, Тина, — шепнул он. — Все хорошо.

Прикосновение его рук было нежным, но в них чувствовалась сдерживаемая сила.

— Такси появилось так неожиданно… Я заметила его, но было уже поздно… — Голос Кристины задрожал, и она умолкла.

Незнакомец осторожно просунул руки ей под спину, затем приподнял и прижал к своей груди. В эту секунду Кристина ощутила пронзительную боль и зажмурилась, словно от вспышки яркого света. С ее губ слетел непроизвольный крик.

— Ох! Тина, извини, — поспешно произнес незнакомец. — Я не должен был тебя трогать.

Но как ни странно, боль компенсировалась удивительным чувством комфорта, испытанным Кристиной в мужских объятиях. Ей захотелось сказать об этом, но как признаться в подобных вещах незнакомому человеку?

— Тина, ты хорошо себя чувствуешь?

— Да.

Мужчина нежно погладил ее по щеке.

— Мне необходимо знать… — продолжила Кристина. — Где я нахожусь? Что это за город?

— Сан-Франциско, центральная больница.

— Что со мной случилось? Пожалуйста, скажите правду?

— Не волнуйся, у тебя несколько синяков, над глазом была повреждена кожа, пришлось наложить швы.

— Почему я ничего не помню? У меня амнезия? — Кристина спросила об этом как бы между прочим, но ее состояние выдал тревожный оттенок голоса. И незнакомец понял, что творится в ее душе.

— Такси задело тебя, — пояснил он. — И при падении ты сильно ударилась головой о тротуар.

— Моя память сейчас похожа на школьную доску, с которой все стерли. Вы называете меня Тиной, но я понятия не имею, кто это?

Глаза Кристины привыкли к темноте, и она разглядела незнакомца. У него был ровный нос, красиво очерченные губы и густые темные волосы.

— А я? — взволнованно прошептал он. — Меня ты узнаешь?

Кристина судорожно вздохнула. Значит, она должна была узнать этого человека?

— Нет, я вас не помню.

Повисла долгая, почти осязаемая тишина. Незнакомец поднялся с кровати. Несколько секунд он смотрел на Кристину, затем провел пальцами по волосам.

— Доктора предупреждали меня, что этого следует ожидать, — произнес он, — но… — Мужчина беспомощно пожал плечами, и Кристина почувствовала жалость к этому человеку.

— Я прошу прощения… — пролепетала она.

Незнакомец горько улыбнулся. Он снова сел на кровать и взял руку Кристины. В это мгновение она вдруг увидела все происходящее как будто со стороны. Вот мужчина склонился над ладонью женщины, чтобы поцеловать ее. Была ли этой женщиной сама Кристина? И не собирается ли незнакомец проделать то же самое с ней? От предчувствия чего-то необычного у Кристины сильно забилось сердце, но мужчина положил ее руку на постель и нежно похлопал теплой ладонью.

— Ты ни в чем не виновата, Тина. Тебе незачем извиняться.

В эту минуту душу Кристины обуревали сложные чувства.

— Пожалуйста, скажите, как вас зовут, — тихо попросила она.

Губы незнакомца дрогнули. Он встал, подошел к окну и долго стоял там, вглядываясь в ночь. Затем повернулся к Кристине.

— Конечно, скажу. — Он вдруг как-то переменился, его жесткий тон испугал Кристину. — Меня зовут Сидней. Сидней Рейнольдз.

Кристина помедлила в нерешительности. Желудок ее неприятно сжался. Она почувствовала страх.

— Сидней Рейнольдз, — повторила она, словно надеясь отыскать что-то знакомое в звуках этого имени. — У нас… одна и та же фамилия.

Сидней неожиданно улыбнулся.

— Твоя сообразительность тебя не покинула. Тина. Да, мы оба носим фамилию Рейнольдз.

— Значит, мы родственники?

По лицу Сиднея пробежала судорога. Он криво усмехнулся.

— Совершенно верно, дорогая. Я твой муж.

В больнице все медсестры знали Сиднея в лицо. Впрочем, это было неудивительно, потому что с момента поступления сюда Кристины прошло уже две недели. Удивляло другое — каждое появление Сиднея становилось для медперсонала событием.

Дженет рассмеялась, когда Сидней впервые рассказал ей о неожиданно приобретенном статусе суперзвезды.

— Я же не Кларк Гейбл! — возмущался он. — На днях, пока я добрался до палаты Тины, у меня несколько раз попросили автограф. Чего они хотят от неприметного бизнесмена?

— Не скромничай, — заметила Дженет. — Насколько мне известно, с тобой периодически консультируется министр обороны и даже звонит сам президент. А насчет неприметности… Не тебя ли внесли в десятку самых сексуальных мужчин Сан-Франциско?

— Глупее этого я в жизни своей ничего не слышал! — вспылил Сидней. — Кому только это пришло в голову?

Однако у газетчиков было иное мнение на этот счет. Известие о том, что жена Сиднея Рейнольдза пострадала в результате дорожного происшествия, оказалось для них лакомым куском. Они слетелись к больнице раньше, чем туда прибыл Сидней. Выйдя из такси, он увидел лес микрофонов и услышал массу вопросов, некоторые из которых невозможно было бы задать даже самому близкому другу. Сцепив зубы, Сидней пробился сквозь толпу репортеров к входу в больницу.

С тех пор, хорошо усвоив первый урок, Сидней приезжал в больницу только в машине. Этот лимузин очень нравился Кристине. Она обожала роскошный салон со встроенным баром, телевизором и проигрывателем, отделенный от шофера специальной перегородкой.

В этом заключалась своеобразная ирония — с момента происшествия автомобиль, который Кристина любила, а Сидней ненавидел, стал основным средством передвижения Рейнольдза. Дело в том, что охрана больницы не позволяла таксистам подъезжать к главному входу. Для лимузина же путь был свободен.

Сидней захлопнул дверцу и быстро вошел в больницу. Сегодняшнее посещение было последним. Завтра Кристине предстоял переезд в реабилитационный центр «Оазис», пользующийся превосходной репутацией благодаря безупречному медицинскому обслуживанию и обеспечению преграды для нежелательных посетителей. Газетчикам туда путь будет заказан.

Сидней вошел в лифт и протянул было руку к кнопкам, как вдруг через закрывающиеся дверцы протиснулась молодая женщина с микрофоном в руке. Она обратилась к Сиднею:

— Мистер Рейнольдз, миллионы наших читателей интересуются состоянием миссис Рейнольдз. Не могли бы вы сказать несколько слов?

— Миссис Рейнольдз чувствует себя хорошо, спасибо, — вежливо ответил Сидней. — Пожалуйста, выключите микрофон, — добавил он.

— Вы можете сказать мне правду, мистер Рейнольдз. Говорят, ваша жена находится в коме? Ходят слухи, что несчастье случилось по дороге в аэропорт, откуда вы собирались отправиться в Мексику, где должно было состояться нечто наподобие второго медового месяца. Вы можете подтвердить это для наших читателей?

Интересно, подумал Сидней, разглядывая назойливую репортершу, как бы ты отреагировала, если бы узнала, что Кристина действительно направлялась в аэропорт, и мы собирались в Мексику, но совсем по другому поводу — чтобы быстро и без осложнений развестись. Но Сидней не желал предавать огласке эти сведения — его личная жизнь никого не касается. Кроме того, сейчас о разводе не может быть и речи, размышлял Сидней, Кристина моя жена, и я буду о ней заботиться, пока она не поправится…

— Мистер Рейнольдз, — репортер не собиралась сдаваться, — поделитесь своим горем и вам станет легче.

— Э-э, мисс…

— Смит. Дора Смит, но для вас просто Дора.

— Так вот, Дора, — ядовито улыбнулся Сидней. — Последуйте моему доброму совету и не суйте нос не в свои дела!

Неизвестно, что рассмотрела Дора Смит во взгляде Сиднея, но как только кабина остановилась, она тотчас выскочила из лифта.

— Вы забываете, что мы живем в свободной стране, и у прессы есть право… — услышал Сидней, прежде чем закрылись двери.

Я тоже обладаю кое-какими правами, устало подумал Сидней. Впрочем, что толку спорить с газетчиками?

Последние недели были очень трудными. Сидней чувствовал себя совершенно разбитым. Он больше не любил Кристину и даже не был уверен, что вообще когда-либо питал к ней какие-то чувства. Но его потряс телефонный звонок, известивший о катастрофе. Сидней не был бессердечным. Он не мог оставить в беде женщину, на которой был женат.

Беда — это слишком мягко сказано. Произошла настоящая трагедия — Кристина потеряла память. Она не помнила ни своего имени, ни того, что у нее есть муж…

Лифт остановился, и дверцы раскрылись. Сидевшая за столом дежурная медсестра нахмурилась, готовясь остановить неурочного посетителя, но при виде Рейнольдза ее лицо разгладилось.

— Ах, это вы!

— Извините за опоздание, мисс Браун. Пришлось задержаться в офисе.

— Не беспокойтесь, сэр. Могу вас порадовать — сегодня миссис Рейнольдз чувствует себя лучше. Она даже согласилась принять парикмахера.

— Да, — улыбнулся Сидней, — новости действительно хорошие.

Последнее время Кристина была не похожа на себя, и взгляд Сиднея постоянно возвращался к ее лицу.

— Почему вы… ты так смотришь на меня? — смущенно поинтересовалась она не далее как вчера вечером и, не получив ответа, поднесла руку к шрамику над глазом. — Это ужасно, правда?

Сидней мог бы сказать жене, что в ее внешности сейчас проступили черты той Тины, которую он уже почти забыл, и чью грацию и красоту не портила даже простая больничная сорочка. Волосы Кристины, как прежде, темными локонами рассыпались по плечам, на ресницах не было туши, и огромные глаза казались до боли трогательными, а полные розовые губы без помады выглядели беззащитными.

Конечно, Сидней не обмолвился об этом ни словом, отчасти потому, что презирал подобную сентиментальную чушь, но в большей степени из-за того, что Кристина не стала бы его слушать. Девушка, с которой Сидней познакомился в Лондоне, куда-то исчезла через несколько месяцев после свадьбы, и вместо нее появилась новая Кристина, холеная и капризная. Поэтому Сидней просто заверил жену, что шрамик скоро перестанет быть заметным, и поспешил изменить тему разговора. Но эти несколько мгновений остались в его памяти.

У Сиднея возникло странное ощущение, что время вдруг повернулось вспять. Заехав после больницы к Дженет, он поделился с ней своими мыслями. Старая приятельница понимающе прищелкнула языком.

— Бедная девочка! Неудивительно, что она переменилась. Подумать только, через что ей пришлось пройти. Наверное, Тина и в зеркало-то боится взглянуть! Но я знаю способ поднять твоей жене настроение — нужно лишь передать ей косметику и послать в палату парикмахера. Хочешь, я сама позвоню в салон и все устрою?

Сидней на секунду задумался, но потом все же согласился. Дома он распорядился упаковать халаты, ночные сорочки и вообще все, что понадобится Кристине, и отправить это в больницу.

Улыбнувшись напоследок дежурной медсестре, Сидней постучал в палату. Кристина стояла у окна спиной к двери. Сегодня она выглядела именно такой, какой привык видеть ее Сидней. На Кристине был голубой кашемировый халат, волосы тщательно уложены, она держалась прямо, с достоинством, и только опущенные плечи свидетельствовали о внутренней неуверенности. Сидней вошел в палату и закрыл дверь.

— Кристи?

Она обернулась, и сразу стало ясно, что образ прежней Кристины снова исчез. Вычурно подкрашенные глаза выглядели меньше и потеряли трогательность, на щеках алел искусственный румянец, а губы были покрыты помадой слишком яркого оттенка.

Женщины, которую Сидней однажды назвал своей Итальяночкой, больше не было. Глядя на изысканную салонную даму, Сидней почувствовал, как его сердце сжимается от горького ощущения утраты. Но ведь это глупо, на самом деле он потерял обольстительную Итальяночку еще несколько лет назад.

— Сид! — воскликнула Кристина. — Я думала, что ты уже не придешь.

— У меня была важная деловая встреча… Тина! Ты плакала?

— Нет, — быстро ответила она. — У меня… немного болит голова, вот и все. Спасибо, что ты прислал вещи.

— Не за что. Я должен был сделать это еще несколько дней назад, ведь гораздо приятнее носить собственную одежду, а не больничную.

Кристина провела по губам кончиком языка и посмотрела на халат.

— Ты хочешь сказать, что я сама покупала эти вещи?

— Конечно. Сью вынула их из твоего платяного шкафа, — пояснил Сидней.

— Сью?

— Да, твоя горничная.

Кристина коротко и нервно рассмеялась.

— У меня есть горничная? — Она присела на край кровати. Сидней молча кивнул. — В таком случае поблагодари ее от моего имени. Спасибо, что ты прислал парикмахера и косметолога.

— Тебе не за что благодарить меня, Тина, — спокойно заметил Сидней, испытывая в это мгновение сильное желание сказать жене, что она гораздо больше нравится ему с распущенными волосами, натуральным румянцем и искрящимися от смеха глазами.

Кристина и сейчас была красивой, но прежде она казалась Сиднею неотразимой. Все же сказывается напряженность последних дней, хмуро подумал Сидней. К чему ворошить прошлое?

— Итак, — оживленно произнес он, — ты готова завтра покинуть больницу?

Кристина подняла глаза на Сиднея. Она понимала, каких слов ждет он от нее. Перспектива выйти из этих стен действительно казалась заманчивой, но лишь до тех пор, пока Кристина не начинала задумываться о том, что будет впереди.

Сидней уже успел рассказать ей, что они живут в загородном особняке, их окон которого открывается вид на океан. Но какова была их жизнь? Кристина понимала, что Сидней человек состоятельный, но она не представляла себе, как складывается жизнь богатой женщины, что она должна делать. Впрочем, сейчас она вообще ничего не знала о жизни, а Сидней был для нее чужим человеком. Он был таким красивым, ее муж, которого она не помнила. Кристина чувствовала, что не соответствует ему — в больничной сорочке, с неубранными волосами, без следа косметики на лице. Затем прибыла одежда, приехали парикмахер и косметолог, и Кристина поняла, что муж предпочитает видеть ее ухоженной, стильной дамой. Неудивительно, что все это время Сидней будто не узнавал ее.

Может, сейчас все уладится? Медсестры наперебой говорили Кристине, как она должна быть счастлива, что вышла замуж за Сиднея Рейнольдза. «Он такой восхитительный мужчина, — улыбаясь, говорили они, — и такой сексуальный».

Кроме того, он слишком вежливый и отстраненный, могла бы добавить Кристина. Насчет этого медсестры оставались в неведении. Интересно, размышляла Кристина, мы с Сидом всегда держались друг с другом, как посторонние люди, следя за выражениями и действиями, чтобы не допустить ничего лишнего? Или после несчастного случая все изменилось? Возможно, Сид ведет себя таким образом, потому что знает, что я ничего не помню из нашего прошлого?

Ей очень хотелось спросить об этом Сиднея, но вопросы были слишком интимными.

— Тина, что с тобой? — озабоченно спросил Сидней. — Уж не передумали ли врачи выпускать тебя из больницы?

Кристина заставила себя улыбнуться.

— Нет, дверца клетки распахнется завтра в десять часов утра. Просто я задумалась о том, каким будет мое возвращение… — Она не договорила, запнувшись на слове «домой». Ведь Кристина не возвращалась домой, она ехала в реабилитационный центр, где снова будут белые стены, высокие потолки, заученно улыбающиеся медсестры… — Где находится этот «Оазис»?

— Примерно в часе езды отсюда, — пояснил Сидней. — Тебе понравится, Тина. Там много зелени, огромный бассейн и есть даже гимнастический зал. Конечно, он не имеет такого первоклассного оснащения, как твой спортивный клуб, но все же…

— Мой клуб.

Сидней выругался про себя. Ведь предупреждали же врачи о том, что нельзя подстегивать процесс выздоровления воспоминаниями, что нужно подождать, пока Кристина сама спросит о чем-нибудь!

— Прости, я не должен был…

— Я состою в спортивном клубе?

— Да.

— Ты имеешь в виду одно из тех мест, где женщины, обтянув себя дурацкими трико, занимаются на спортивных снарядах до седьмого пота?

Сидней усмехнулся — Кристина выразилась именно так, как сказал бы он сам.

— Члены твоего клуба не пришли бы в восторг, услышав такие слова, — заметил он.

Кристина рассмеялась.

— Еще бы! На днях я видела нечто подобное по телевизору. Значит, я тоже занималась этим? Не понимаю… Ты сказал, что мы живем в довольно живописном месте. Почему же я не бегала по утрам или не прогуливалась пешком?

Улыбка Сиднея погасла. Кристина говорила словно не о себе, а о ком-то другом.

— Не знаю, — пожал он плечами. — Лично я каждое утро совершаю пробежку по побережью вдоль моря.

— И мы никогда не бегали вместе?

Сидней пристально посмотрел на Кристину. Он уже почти забыл об этом, но в первые месяцы супружеской жизни они действительно бегали по утрам вместе. Однажды они выбежали из дома ранним летним утром, когда на пляжах не было ни души. Влажный песок вдоль прибрежной полосы приятно пружинил под ногами, свежий воздух, напоенный ароматами моря, слегка пьянил, спину пригревало солнышко… Кристина вдруг издала пронзительный возглас и устремилась вперед. Сиднею не оставалось ничего иного, как принять вызов и броситься вдогонку. Он настиг свою юную жену лишь в маленькой укромной бухточке, со всех сторон огороженной скалами. Здесь Сидней поймал Кристину и целовал ее до тех пор, пока она не перестала смеяться и не стала в его руках мягкой и податливой от вспыхнувшего вдруг желания. Они не стали возвращаться домой…

Пылая, словно в лихорадке, Кристина стояла, упершись руками в выступ скалы, временами оглядываясь через плечо на Сиднея. Из ее груди рвались громкие страстные стоны, которым вторили резкие голоса чаек и тихий шелест волн. Сидней овладевал ею с такой жадностью, будто они год не виделись. От быстрых нетерпеливых движений по его телу разливалась пронзительная нега…

Сидней нахмурился и отвернулся.

— Ты предпочитала посещать клуб, — натянуто произнес он. — Там ты встречалась с приятельницами, которые, как и ты, считали, что гораздо безопаснее заниматься бегом на тренажере.

— Но какая опасность могла угрожать мне, если рядом находился ты?

— Мы оба решили, что так будет лучше. Мой распорядок дня становился все более напряженным, дела требовали постоянного внимания… Конечно, ты не помнишь, но…

— Не нужно ничего объяснять, — вымученно улыбнулась Кристина. — Я уже поняла, что ты очень занятой человек. И известный. Все медсестры завидуют, что у меня такой муж.

— Медсестры, газетчики… — проворчал Сидней. — Лучше бы они не совали нос, куда не следует.

— Газетчики? — В голосе Кристины прозвучали панические нотки.

— Не волнуйся, — поспешил успокоить ее Сидней. — Я прослежу, чтобы их и близко к тебе не подпускали.

— Но почему… — начала Кристина и вдруг замолчала. — A-а, понимаю, потому что я являюсь женой мистера Рейнольдза.

— В «Оазисе» тебя никто не побеспокоит, — твердо заверил Сидней.

— Доктора сказали, что там мне предстоит пройти специальный лечебный курс.

— Да.

— Что это означает?

— Я точно не знаю. Сначала тебе предстоит обследование.

— Но я не нуждаюсь в лечении. Мне лишь нужно все вспомнить. Сид, я совершенно здорова. Моя психика не нарушена. Я не хочу, чтобы меня водили на прогулку под ручку или укладывали на кушетку и задавали идиотские вопросы о детстве, которого я не помню.

Примерно то же самое сказал и Сидней, когда ему предложили поместить Кристину в «Оазис».

— Моя жена не потеряла рассудок, она не инвалид, — заявил он.

Врачи согласились с ним, но не преминули заметить, что реабилитационный центр — лучшее место для женщины, страдающей амнезией, конечно, если мистер Рейнольдз не собирается забрать жену домой. Она нуждается в спокойной обстановке и в присутствии, хотя бы временном, опытного человека, способного присмотреть за ней.

Сидней вынужден был признать, что не сможет подолгу находиться с Кристиной, потому что его рабочий день зачастую составляет двенадцать часов. Кроме того, хотя докторам Сидней не стад об этом говорить, они с Кристиной были не в состоянии в течение длительного времени выдерживать общество друг друга.

В конце концов, и врачи, и Сидней пришли к заключению, что «Оазис» является наилучшим местом для Кристины.

А что сказала по этому поводу сама Кристина? Сколько Сидней ни пытался, он так и не смог припомнить.

— Сид?

Он посмотрел на виновато улыбающуюся Кристину.

— Скажи, есть ли какое-нибудь иное место, кроме «Оазиса», куда я могу уехать сейчас и где мне помогли бы восстановить память?

— Видишь ли, таким местом могла бы стать твоя квартира, но ты продала ее через год после того, как мы поженились. Да я и не оставил бы тебя там. А наш загородный дом не совсем подходит для тебя в настоящее время, потому что…

— Понятно, — поспешила сказать Кристина.

Прежде чем она отвернулась, Сидней успел заметить слезы в ее глазах.

Кристина плакала. Тихо, но все же плакала.

— Тина, — мягко позвал Сидней, — не надо…

— Прости. — Кристина порывисто поднялась с постели и подошла к окну. — Поезжай домой, Сид. Уже поздно, у тебя был трудный день. Меньше всего тебе нужно сейчас успокаивать жалеющую себя женщину.

Неужели это Тина, думал в это время Сидней. Он привык видеть свою жену высокой стройной женщиной с прямой спиной и ровной линией плеч. Но сейчас она казалась маленькой и беззащитной.

— Тина, — снова произнес Сидней, медленно приближаясь к жене, — все будет хорошо, я обещаю.

— Конечно, — с легким всхлипом шепнула Кристина.

Сейчас Сидней стоял очень близко. Он ощущал тонкий аромат резеды, который всегда исходил от кожи Кристины, но позже был вытеснен дорогими духами.

— Если ты не хочешь ехать в «Оазис», я найду другой центр…

Кристина резко обернулась.

— Не нужно говорить со мной, как с ребенком! — воскликнула она.

— Что ты! Я хочу, чтобы ты успокоилась.

— Ты не понимаешь! Тебе кажется, что, если я надела присланные тобою вещи, и над моими волосами потрудился парикмахер, после чего я стала похожа на Кристину Рейнольдз, то я и превратилась в нее!

— Нет! — быстро возразил Сидней. — То есть я действительно пытался помочь тебе вспомнить…

Кристина неожиданно стукнула его кулачком в грудь. Сидней отшатнулся, но не от удара, которого он почти не почувствовал, а от удивления. Он не мог припомнить случая, когда Кристина повысила бы голос, не говоря уже о том, чтобы она подняла на кого-нибудь руку.

— Ты понятия не имеешь, в каком положении я оказалась! Мне не известно, кто я! Я не знаю Кристину, именем которой меня называют. И я не знаю тебя!

— Но ты можешь спросить. Я отвечу на любой твой вопрос.

Кристина глубоко вздохнула.

— Для начала мне хотелось бы знать, почему я должна верить, что ты действительно мой муж?

Сидней расхохотался было, но потом вдруг замолчал. Он понял, Что Кристина не шутит. Это было видно даже по ее глазам, которые из фиолетовых превратились почти в черные. Во всей ее фигуре сквозила едва сдерживаемая ярость, и это делало Кристину необычайно красивой.

— Что же вызывает у тебя сомнение?

— Ты сказал, что ты мой муж, но я не помню тебя. Почему я должна позволять тебе устраивать мою жизнь?

— Кристи, ради Бога!..

— Чем ты можешь доказать, что мы с тобой муж и жена?

— Не верю собственным ушам! Какие доказательства тебе нужны? Свидетельство о заключении брака? Рождественские открытки, подписанные нами обоими? Я могу показать тебе все это в любую минуту, только объясни, зачем мне лгать?

В глубине души Кристина понимала, что в подобной ситуации вряд ли кому-нибудь придет в голову брать на себя ответственность за чужую жену. Но ее не покидало ощущение, что они с Сиднеем перестали быть близкими людьми до того, как ее сбила машина.

— Ответь мне, Тина! — настойчиво повторил Сидней.

— Я не утверждаю, что ты лжешь, но слова остаются лишь словами.

Сидней схватил Кристину за плечи.

— Мое слово сейчас важнее всего для тебя!

И с этим Кристина не могла не согласиться.

Еще бы! Любая женщина была бы счастлива иметь такого мужа. Кристине удалось прочитать пару статей о Сиднее Рейнольдзе в старых журналах, извлеченных из больничной тумбочки, после чего она перестала удивляться поведению медсестер. Но ее обуревали совершенно иные чувства. Когда ее называли миссис Рейнольдз, у нее возникало ощущение щемящей пустоты, к которому примешивалось нечто, от чего кружилась голова и захватывало дух, словно Кристина раскачивалась на огромных качелях.

Кристина посмотрела Сиднею в лицо.

— И все же этого мало! — заявила она. — Я ничего не знаю о тебе. Мне не известны твои привычки, что ты любишь на завтрак, какие фильмы предпочитаешь смотреть, где покупаешь костюмы…

Да, ты права, подумал Сидней, вглядываясь в глаза жены, мы действительно чужие люди. Тебе не известно еще одно обстоятельство — мы стали чужими не в результате несчастья, а гораздо раньше. Сидней почувствовал, что в его душе поднимается гнев и вдруг, даже не успев задуматься над тем, что он делает, притянул к себе Кристину и прильнул к ее губам.

Кристина задохнулась и попыталась отстраниться, но Сидней был настойчив. Вначале им двигало оскорбленное мужское самолюбие, затем он вдруг осознал, что держит в объятиях женщину, жену, к которой не приближался многие месяцы. К его груди прижималась полная упругая грудь Кристины, ее стройные длинные ноги прикасались к его ногам… К Сиднею внезапно вернулись полузабытые ощущения. Он почувствовал, как неукротимая сила наполняет его.

Сидней зарылся одной рукой в волосы жены, рассыпавшиеся по плечам, другая рука скользнула вниз, подбираясь к тугим ягодицам Кристины. Сидней подхватил ее и потянул вверх, на себя. Сердце Кристины учащенно забилось, отдаваясь частым ритмом в теле Сиднея, и она с едва слышным стоном стала отвечать на поцелуи…

— Ой! Простите, ради Бога! Я зайду позже…

Услышав женский голос, Сидней и Кристина отскочили друг от друга, словно на них плеснули водой. В дверях стояла растерянная ночная медсестра.

— Я хотела помочь миссис Рейнольдз раздеться перед сном, и… — Медсестра запнулась. — Неужели к миссис Рейнольдз вернулась память?

— Миссис Рейнольдз сама способна ответить! — резко заметила Кристина. — Нет, память ко мне не вернулась!

— К сожалению, это так, — хмуро подтвердил Сидней, направляясь к выходу. — Но она вернется. Я об этом позабочусь.

Загрузка...