Путаный след

В СМОЛЕНСК

Олег Кислицын на весь август едет в Смоленск. Отпускают одного. Билет взят ещё неделю назад, но мама всё время грозится сдать его обратно в кассу.

— Может сдать. Запросто! — явно завидуя, сказал Андрейка Горикин, которого родители дальше двора не пускали. — Даже в день отъезда может.

Они стояли у своей парадной. Олег живёт на третьем этаже, Андрейка на пятом. Они из одного класса.

— И тогда не поедешь!

Олег молча катал ногой облезлый футбольный мяч. А толстый Андрейка не успокаивался:

— Без тебя пропрем керосинщикам!

«Керосинщики» жили в доме, где был хозяйственный магазин. Всё лето они грозились обыграть их.

— Накидают штук десять, узнаешь, как уезжать!

Сам Андрейка не был в команде. Кто примет такого толстого! Зато он был главным болельщиком двора.

— Ещё, может, не поедешь, — повторил он.

Олег снова промолчал. Вчера он видел, как папа спрятал билет в свой бумажник. Всё в порядке, — папа за Смоленск!

Тихо во дворе. Мальчишки почти все разъехались. Кто в пионерлагере, кто на даче. Только Олег задержался в этом году, отказался ехать в Вырицу. Андрейку родители повезут на юг. Они всегда его возят на какой-то бархатный сезон. Он приезжает с юга толще, чем был.

Летит по двору тополиный пух, собирается в маленькие сугробы, мягкие и теплые. Кончились недавно белые ночи, но еще обманчиво светло во дворе.

— Слышишь, — говорит Андрейка, — часы где-то! Раз, два, три… семь, восемь… десять. Как, уже?

— Пошли.

Но Андрейка медлит.

— Что там хорошего в твоем Смоленске? Смоленск — смола, значит!

Любит он это — «значит»!

— Знаешь, какая у Смоленска история! Во всех войнах участвовал! Вот тебе и «смола».

— Ну и что! «История». Зато будешь у учителки жить. Какие же это каникулы тогда? Начнёт за поведением следить. Тоска! Я б не поехал, — равнодушно добавляет Андрейка. А сам поглядывает на Олега. Так не хочется расставаться. Андрейка чувствует, что будет скучать без него. И в команде совсем не остается хороших игроков.

— Осенью набьем керосинщикам. Успеем, — угадывает его мысли Олег.

Они товарищи. Не друзья, а товарищи. Андрейка рад бы дружить с Олегом, но тот не признает никакой дружбы. Говорит — девчоночье дело. Олег со всеми мальчишками одинаков, ни с кем не дружит. Любит всё делать в одиночку. Даже когда футбольную команду организовали, сперва тренировался один каждый день. Хотел лучше всех играть. И добился. Олега мальчишки уважают, хоть он и не на всякую игру приходит. Только когда сильный противник. А ещё никто во дворе не может Олега побороть. Это он только кажется таким худеньким и несильным. Андрейка намного тяжелей его и выше ростом, но и не пытается с ним бороться. Бесполезно. Сразу на лопатках будешь. Олег знает какие-то приемы. Но никому не говорит какие.

Больше всего он любит читать книги о войне. Он только и читает о войне. Спросите его, что хотите. Когда битва под Курском была, или когда Паулюс сдался, или про Брестскую крепость. Он всё знает. Он будет военным историком, уже решил. Андрейка ещё и не думал, кем будет. Надо вырасти сперва. А Олег уже решил.

— Охота тебе у учителки жить!

— Зато в Смоленске — Днепр! Знаешь, не каждая птица долетит до его середины!

— Кто это тебе сказал? — удивился Андрейка.

— Гоголь. Читать надо, ясно?

В купе оказался всего один пассажир. Он сразу встал, поздоровался с мамой и улыбнулся Олегу:

— Приятные попутчики.

— Ах, я не еду! Не достала билет.

В последний момент мама вдруг надумала провожать его до самого Смоленска. Но у неё не оказалось с собой денег.

— Я вас прошу, — сразу же, словно знакомому, сказала мама. — Присмотрите за мальчиком. Он такой… — она замялась, — знаете, хочет быть самостоятельным. Всё время что-нибудь выкидывает! Мы жили каждый год в Вырице на даче. Я там привыкла. Всё время в одном месте. Понимаете? Размеренный ритм. И вот…

— Мама, — перебил Олег, — ну мама!

— Помолчи! Что с ним делать?! Наотрез отказался ехать в Вырицу! Наотрез! — повторила она. — Хозяйка там, правда, нехороша… но жили же раньше. Теперь посылаю к сестре. Она педагог.

— Ну и прекрасно, раз педагог.

— О, вы не знаете Татьяну! Так я прошу.

— Вас понял. — Пассажир изучающим взглядом смерил Олега. — Зовут его…

— Алик. Алик Кислицын, — торопливо ответила мама, будто от фамилии зависело, станет пассажир стеречь Олега или нет.

— Что ж, задание ясно. Будет выполнено, — почему-то четко, по-военному ответил пассажир.

Олег исподлобья кинул на него взгляд. Маленький. Толстенький. На голове короткий седой ежик. Одет в желтую бобочку. Очки… Дачник, и всё. А прикидывается военным. «Вас понял», «Будет выполнено». Как же!

— Провожающие, покиньте вагон! — разнеслось по вокзалу.

— Я на вас надеюсь, — засуетилась мама, целуя Олега в щеки и в лоб.

— Будьте уверены. Счастливо оставаться!

Поехали!

Олег облегченно вздохнул. Подумать только, сколько забот свалилось на него в последний день. Рижские плавки с ремешком так и не нашёл. Всё мама. Вздумала возить к родственникам прощаться. Будто он на Северный полюс!

Поезд набирал скорость. Кремовые занавески вырвались из ремешков и захлопали быстро и весело. Пассажир — Олег решил называть его про себя «дачником» — попытался всунуть занавески назад в ремешки, но они снова вырвались и снова захлопали. Паровоз гудел, перестукивали колесные пары, мелькали за окном дачные домики, сверкали речные извивы.

— Закрыть окно? Может, тебе вредно?

Начинается!

— Я не боюсь сквозняков.

— Ну? Вот это хорошо, — обрадовался «дачник». — Значит, поедем с ветерком.

В купе всё время кто-нибудь заглядывал. Предлагали пирожки, шоколад, напитки. Олег с радостью купил бы мороженое, но воздержался. И всё из-за этого «дачника». Бывает же, любое хорошее дело всегда кто-нибудь да испортит!

Вошла проводница.

— Четвёртое купе, постели брать будете?

Мама оставила на столике серебряный рубль на постель. Олег собирался попросить нижнее место, — всё равно свободное.

— Две постели, — скомандовал «дачник». — Постелите внизу, пожалуйста.

— Мне наверху. Там моё место.

Проводница сказала:

— Можно и внизу. Свободно.

— Нет, я лягу на своё! — упрямо повторил Олег.

«ДАЧНИК»

Олег доволен. Вот уже два часа сосед не обращает на него внимания. Читает. Олег лежит на своей верхней полке, «дачник» внизу. Олег ничего не делает. Просто лежит. Стоит ли читать, когда за окном так интересно. Всё время что-нибудь новое. И тебе вслед всё время машут, машут. Люди, деревья, травы. Завидуют, конечно.

Как-то папа с большим трудом достал билеты на прогулку по заливу. Очередь была на теплоход большущая. Теплоход белый, новенький. Всем хотелось скорее на него попасть. А потом все бегали и осматривали его. А потом стали любоваться заливом и видом отдаляющегося города. Олег всё ждал, — исчезнет из виду Исаакиевский собор или нет.

— Посмотри, — сказал вдруг папа Олегу, — видишь этих людей?

За стеклянной перегородкой салона сидело несколько человек. Играли в домино. Они не смотрели на залив. Не любовались пароходом. Они, как только поднялись на него, так сели играть.

— Крокодилы, — сказал про них папа. — Зачем им ездить на новом теплоходе? Играли бы во дворе.

Снизу послышался вздох. «Дачник» кинул книгу на столик, снял очки и потер обратной стороной ладони глаза.

— Ты завтракал, Алик?

— И обедал, — буркнул Олег.

— А я не успел позавтракать. Придётся пойти в вагон-ресторан. Ты не хочешь ничего?

Он встал:

— Щей бы свежих, а? Со сметаной!

Он смешно причмокнул. И, видя, что Олега не соблазнить щами, добавил:

— А бифштекс с луком, а? Ну как хочешь, Алик. А я схожу.

— Не зовите меня так больше. Меня все Олегом зовут.

— Приму к сведению. Ну, идём. Будем пить холодное пиво, то есть я пиво, а ты лимонад, и глядеть на дачные домики из окна. А?

— Не хочу глядеть на дачные домики, — отрезал Олег.

— А, да, да. Помню, — понимающе покачал головой сосед. — Дачам ты объявил войну! Бифштексам тоже?

Три года подряд, едва начинались каникулы, они с матерью выезжали на дачу в Вырицу. Мама считала, что лучше места нет. Они занимали крохотную комнатку, окно которой смотрело на высокую поленницу дров. Дрова закрывали лес и речку. Во дворе дачи требовалось ходить по узкой, выложенной обгорелым кирпичом дорожке. Хозяйская бабка постоянно следила, чтобы, не дай бог, не помяли чего-нибудь на грядках, которые были разбиты даже у собачьей конуры.

Как-то утром, когда Олег ещё лежал в кровати, в дверь просунулась бабкина физиономия. Быстрые глаза мигом обшарили комнату.

— Где матка? — проскрипела старуха. — Клубнику брать будете ай нет?

— Не будем, — отрезал Олег.

— Что? — бабка хмыкнула. — Может, думаете, я дорого прошу? Другие не торгуются. У людей дачники, а у меня… Эх!

Олег натянул одеяло на голову, но бабкин голос лез и под одеяло.

— Вот напротив дачники так дачники! Богатые! Свою машину имеют.

Этих дачников Олег знал. Высокий старик и его жена снимали такую же крошечную комнату, но платили дороже. Там росло два тополя. Считалось, что у них «окно в сад».

Бабка помедлила в дверях и вдруг предложила:

— Полей огород, а? Даром клубнику дам. Жалею я бедноту!

Олег молча отвернулся к стене.

Он твёрдо решил, что на будущий год на дачу не поедет.

Это лето он отлично проводил и в Ленинграде, но все словно с ума сошли: «Ах, ребёнок никуда не едет? Как он остался в городе?!» И вот мама не выдержала, отправила его в Смоленск к тёте Тане.

Тётя Таня — младшая мамина сестра. Олег познакомился с ней во время зимних каникул: она приезжала к ним в Ленинград. Тётя Таня очень похожа на маму, только чуть меньше ростом. Она преподает географию. Олег сперва её очень стеснялся. Учительница всё-таки. Мамина сестра. А мама такая строгая. Но оказалось, что тётка похожа на маму только прической, походкой, одинакового цвета глазами, а характеры у них совсем разные. Олега она звала только по фамилии. Причем не Кислицын, а Кисличкин. Она показала ему, как подниматься на лыжах в гору особым способом. Не поленилась для этого съездить с ним в Кавголово.

Тетя Таня всё время что-то придумывала. То они бежали смотреть, как купаются у Петропавловской крепости отважные «моржи». Причем тетя Таня говорила, что она обязательно научится плавать в ледяной воде. То она тащила Олега на собачью выставку и всё спрашивала, кого лучше завести: сенбернара или бульдога. А как она разбиралась в хоккее! Когда по телевизору передавали матч, тётя Таня так прыгала и кричала, что мама всё время пугалась. Мама ничего не соображает в хоккее. Она даже может выключить телевизор, когда передают игру.

— Хорош у тебя Кисличкин, Светка, — хвалила тётя Таня Олега.

— Хорош, — вздыхала мама, — пока спит! Повозилась бы с ним хоть немного. Узнала бы!

— Ха! У меня их двадцать в школе. Справляемся, — смеялась тётя Таня, задорно встряхивая головой. И тут же придумывала: — Кисличкин, на каток. Живо!

— Вы только что были в кино. Не смей его баловать, Татьяна! Слышишь?

Но та не слушала.

— У нас каникулы. Осталось всего пять дней. Просим нас не тиранить!

«Здорово у неё будет в Смоленске», — думалось Олегу.

Дверь в купе внезапно открылась, и Олег, приподнявшись, увидел, что к ним входит военный. Олег было подумал, что это новый пассажир, но в руках у военного не было никакого чемодана. В руках у него были две бутылки. Ещё одна бутылка зажата под мышкой.

— Вы не сюда, — нерешительно сказал Олег, думая, что военный ошибся.

«Майор, — сразу же отметил он про себя, — артиллерист. Вот бы с кем в купе ехать!»

У майора было смуглое круглое лицо, густые чёрные брови и коричневые глаза. В ответ он сурово пошевелил бровями, но тут же широко улыбнулся.

— Четвёртое купе, да? — с акцентом спросил он, ставя бутылки на столик. — Лимонад тебе, да? В ресторане знаешь какая очередь, до Витебска не успеешь пообедать! Решили обойтись сухим пайком. Василий Иванович сейчас доставит бутерброды, а мне приказал вот это, — он показал на бутылки. — Ай-ай, смотри, что дали, а?! Василий Иванович просил для тебя лимонад, а это… Читай.

— «Клюквенный», — живо прочитал Олег.

— Ага! — как хорошему знакомому, сказал майор. — Клюквенный! Разве лимонад из клюквы делают, а?

Он засмеялся. Олег, глядя на него, рассмеялся тоже.

— А ты лежишь, да? Почему лежишь? Что ты должен делать, знаешь?

— Что? — разом откликнулся Олег. Он уже готов был выполнить любое приказание этого весёлого человека.

— Ты должен, — таинственным голосом сказал майор, — достать стаканы! Там сидит такая строгая бабуля, да. Проводница. Мне она не даст. Я из другого вагона. Нужно три стакана.

Через минуту Олег принёс стаканы.

— Пей, пожалуйста. Клюквенный. Высший сорт! Так, молодец. Вкусно? Ещё налить?

— А вы? Давайте вместе.

— Мы с Громовым будем пиво. Постой, постой, кажется, он сам идёт!

Да здесь никого, кроме дачника, нет, хотел было сказать Олег, но майор, сразу став серьезным, быстро оправил китель, погляделся в зеркало и выровнял орденские планки.

— Сам, — еще раз подчеркнул он и поднял указательный палец. — Внимание — Громов!

Но в купе вошел всего лишь сосед Олега. «Дачник». В руках у него было множество пакетов. Он кинул их на диван и закричал:

— Ну и встреча, Рахмашаев, а? Кто бы поверил! Я ещё раздумывал, идти в ресторан или нет! Двадцать лет ни слуху ни духу — и вдруг в поезде. Вот тебе и на! А ты что стоишь? По старой привычке, что ли? Сам вон уже майором стал. Ну, приказываю садиться! — вдруг скомандовал он.

— Слушаюсь, Василий Иванович, — четко ответил майор, но сел всё же вторым.

Чтобы не мешать, Олег забрался к себе на полку и оттуда во все глаза смотрел на происходящее. Вот это да… Кто же тогда его сосед, если ему даже майор подчиняется? На кителе у майора столько орденских планок, да ещё разные боевые знаки, а этот Василий Иванович хлопает майора по плечу.

— Так где же ты теперь служишь, майор Рахмашаев?

— В Заполярье, Василий Иванович.

На столике бутерброды, печенье, конфеты. Покачивается в стаканах пиво.

— Эх, Рахмашаев, надо было отметить встречу не так, да я по-прежнему ничего не пью. Только пиво. Значит, в Заполярье. А почему же ты вестей не подаёшь старому командиру, а? Забыл? Или, может, зазнался?

Майор сразу вскочил.

— Зачем такое говоришь, товарищ полковник! Нехорошо, — взволнованно крикнул он. — Рахмашаев забыл, да? Эх…

Полковник?!. Нет, Олег не ослышался! Он ошеломлённо разглядывал своего соседа. А тот кинул майору:

— Не горячись! Всё такой же порох. И садись ты наконец!

Но майор, стоя, горячо продолжал:

— Мы вас знаете как искали! Мы всю Покровку, да что там, весь Смоленск обошли, а когда не нашли, — он запнулся и для чего-то одернул китель, — когда не нашли…

Василий Иванович вопросительно уставился на майора. Лицо его помрачнело:

— Смоленск вспомнил? Так… Ну, когда не нашли… Что тянешь?

Майор опустил голову.

— Мы вас… мы… — Видно было, что ему трудно говорить.

Василий Иванович докончил сам.

— Понял. Можешь не договаривать, — резко произнес он. — Сочли убитым…

Он тоже встал. Олег увидел, как снова переменилось выражение его лица. Стало строгим, напряженным.

— Прости, Рахмашаер! Как вспомню — нервы начинают шалить. Выжил, как видишь! Уж меня спасали-спасали… врачи, профессора. Но это после. А вот кто меня тогда в окопе спас и из-под огня вытащил, не знаешь, а?.. Не знаешь. Жаль. Когда немцы контратаку начали, моих ребят уже не было. Погибли. В меня тогда ещё раз угораздило. Осколок мины, как потом выяснилось. Я почти всё время без сознания был… Но кто же меня мог спасти? Ну, попробуй что-нибудь вспомнить.

— Василий Иванович, вы же меня к Днепру послали. За подкреплением. А когда мы к вам снова пробились, вас уже… вас уже не было, — закончил майор.

— Не знаешь, — вздохнул Василий Иванович. — Лучше бы не напоминал о Смоленске, разбередил только! Тогда вот что: ты, может, знаешь, чьи танкисты могли там оказаться, а? Вроде возле нас не было танкистов?

— Танкисты? Сейчас, сейчас… — Майор подумал и подтвердил: — Так точно, не было!

Но Василий Иванович покачал головой:

— А получается, что были… — Он махнул рукой. — Столько лет прошло. Как говорят, покрылось мраком!

— Постойте, — хлопнул себя по лбу Рахмашаев, — а как же звание, а? Мы в газетах прочитали: представлен посмертно.

— Здесь моё звание, — коротко ответил сосед Олега и потянулся к висящему на крючке у окна серому пиджаку. Он повернул его, и Олег чуть не ахнул. На лацкане пиджака сверкала лучистыми гранями Золотая Звезда.

За окном стояла темнота. Изредка пролетали мимо стаи огней. И снова тьма.

Олег лежал на своей полке, уставившись в темноту, и чуть не плакал от досады.

В купе горел синий свет. Тихо, чтобы не мешать Олегу спать, переговаривались Василий Иванович и майор.

Но разве мог он заснуть! Надо же было так обознаться… Героя Советского Союза принял за дачника. Не хотел с ним разговаривать. Не пожелал даже лечь внизу. Можно было по-настоящему познакомиться. Теперь-то всё, ночью сойдет в Витебске — и привет! Вот бы узнал отец про такое дело… Не-ет, ему нельзя и рассказывать. Сразу перестанет уважать. И за что его уважать? Ещё собирается военным историком быть! Шляпа! Да, но как можно было узнать, что это — Герой? — мысленно оправдывался Олег. — Пиджака на нем не было. Так и любой может Героем оказаться! Но нет, это не оправдание. Ленивый и толстый Андрейка Горикин, ни черта не понимающий в военном деле, и то б отличил Героя от простого дачника!

Так Олег сетовал на себя, но в то же время не пропускал ни одного слова из разговора, который велся внизу.

— Вы же должны были ждать ракету, дорогой? Почему обнаружили себя?

Василий Иванович помедлил и, вздохнув, сказал:

— Тут-то и загадка! Какая-то цепь неудач… А может, даже предательство…

Олег заёрзал на полке. «Предательство?»

— Была ракета, Рахмашаев!

— Что?! — вскрикнул тот.

— Была. Зеленая. Как и договаривались. Теперь-то я понимаю, какая это была ракета! По времени можно было сообразить, что не ваша. Да тогда в горячке не сообразил. «Путь свободен», — думаю. Выбрались из окопа тихонько. Фрицы, те, что за ручьем были, даже не всполошились. Дорогу переползли благополучно. И вдруг пулеметы… Не успели мы залечь, уже двоих ранило. Одного тяжело в грудь. Что делать? Стучим в один дом, молчат. В другой — какая-то баба высунулась. Спрячь раненых, просим, до утра только, утром придём за ними.

— Взяла? — перебил майор.

— Калитку захлопнула, стерва! Даже воды не принесла. Ребята кровью истекают. Куда податься? Назад в окоп, там хоть пулемет есть. Поползли. Тут меня и долбануло.

— Я бы ей душу растряс, этой бабе! — выкрикнул майор. — На месте хлопнул бы!

«Правильно, — думал Олег, — хлопнуть надо такую сволочь, и всё! Раненых выгнала!»

— Нельзя было шум поднимать, у фрицев на мушке сидим! Приполз я всё же к окопу… в глазах фейерверки…

— От потери крови, — вставил майор.

— Пулеметчик за пулемет сразу. Пока с замком возился, слышим — немцы ползут. У меня в башке шумит, сил нет… наконец машинка заработала.

Олег живо представил себе картину боя. Стрекочущий на бруствере пулемет и удирающие во все стороны фрицы.

— А потом?

— Сознание я терял несколько раз. Очнусь — пулемёт стучит. А на уме одно: кто дал ракету, кто дал ракету?! Всё могло быть: случайная ракета, немцы выследили, или навел кто, вроде этой бабы… Предательство в конце концов…

«Вот бы найти предателя», — думал Олег, горячо переживая всё.

— А дальше как было, дорогой?

— Очнулся я снова — пулемет молчит… Пулеметчик возле меня стонет. Лежу пластом на дне, даже гранату не поднять. А немцы идут. Шаги их слышу! Ракеты над самым окопом зависают. Видно всё, как на ладони. Пистолет подо мной где-то. Надо его хоть зубами доставать. Решил и себя и пулеметчика… Понимаешь?..

— Понимаю, понимаю. Дальше, — нетерпеливо просил майор.

— Дальше, как в сказке. Не успел до пистолета добраться, покатилась земля с бруствера — лезут. Эх, думаю, труба! В плен возьмут, гады, замучают…

— Они умели, — сказал майор. — Вот оно что! Вы в плену были.

— Обожди, торопыга! Давай-ка закурим. Хотя… не стоит пацана окуривать.

— Выйдем, — предложил майор.

«Не уходите!» — чуть не выкрикнул Олег, испугавшись, что не узнает, что же произошло с Героем дальше, но тот сказал:

— Не умрем, потерпим. Да… покатилась земля с бруствера, и слышу — зовут по-русски. Понимаешь, по-русски! Стой, не перебивай. Я им шепотом: «Кто вы, братцы?» — «Танкисты», — отвечают. Я им: «Пулемет, пулемет, немцы вот-вот завалятся». Ну и порядок! Убрались фашисты за свой ручей, как миленькие!

Он добавил:

— Вот и всё, что помню. Получается — были танкисты!

Разговор прервался. Майор тянул из стакана пиво. Василий Иванович, приоткрыв дверь, курил.

Олег терпеливо ждал: может, они ещё что-нибудь припомнят. Так интересно слушать! Будто военное кино смотришь.

— Товарищ полковник! — вдруг воскликнул Рахмашаев. — Вы сказали, что немцы ушли за ручей, да? Ошибка, дорогой! За ручьём ваш окоп был! Забыли?

— Тише, Рахмашаев, не горячись! Ты сам забыл! За ручьем были немцы.

— Почему забыл, — снова воскликнул майор, — за ручьём!..

— За ручьем — немцы, — сердито перебили его. — Мы — за старыми деревьями. Помнишь деревья?

— Деревья… какие деревья? Овраг помню.

— Овраг… Хм. Два десятка лет — не фунт изюму! Но деревья-то были. Это уж точно. Старые, засохшие. Что, снова будешь спорить?!

— Не было деревьев, был овраг, — не сдавался майор. — Думаете, у Рахмашаева память дырявая, да?

— Что с тобой сделаешь. Давай бумагу, набросаю план, и всё станет на свои места. Вот смотри. Это Покровка. Теперь твой овраг… он где-то здесь… а вот и деревья. Их с десяток. Окоп был среди них. А это ручей, и здесь фашисты. Все ясно?

— Нет, разрешите! Вот тут надо исправить и тут…

Они чертили, то и дело выхватывая друг у друга карандаш и споря. Олег, свесившись с полки, внимательно разглядывал всё, что они делали. На него не обращали внимания.

— Ну-ну. Куда же ты поехал? — тянул Василий Иванович. — Не могло тут быть окопа… Хотя… Очнулся-то я через месяц! Знаешь где? В Челябинске! В госпитале. Оказывается, самолетом меня туда. Ничего не помнил… Кто же меня вытащил, а? Кто-то из этих танкистов. Непременно. Остальные, наверное, прикрывали. И, конечно, все погибли. Оттуда невозможно было выбраться живым. Иногда у меня знаешь какая мысль появляется?.. Вдруг окоп сохранился, а? Что скажешь?

— Ну нет! Засыпали. Сам ополз, — заверил майор.

— Да, да. Ну, а вдруг? Что-нибудь в нем могло и остаться. Оружие, личные вещи. Лежат на дне. Сверху их призасыпало, никто не видит. Помнишь, у наших была привычка вырезать фамилии на своих вещах?

— Правильно, дорогой! — подхватил майор. — На ложках вырезали. На мундштуках, портсигарах. На котелках. Не только фамилии. И год рождения. И даже откуда родом.

— Да… разбередил ты меня, майор! Собирался в Смоленск не однажды. Знаешь, какая-то чушь в голову лезет, фантазия. Все мне кажется, что окоп сохранился. Ерунда, конечно, — усмехнулся он, — ничего не сохранилось, это ясно… а вот. Что с собой сделаешь! Отыскать бы его, пусть и нет ничего в нём, но просто так постоять, вспомнить…

— Не найдёшь, дорогой. Зря только…

— Понимаю, понимаю. — Он побарабанил пальцами по столику. — А если был предатель? Останется безнаказанным? Живет где-нибудь, гад. Притаился. Пользуется всеми благами, нашей победой. А ребята в земле лежат! Вот ведь что получается… Если бы хоть что-нибудь узнать, хоть малейшую зацепочку, одну бы фамилию. Я бы остатка жизни не пожалел, начал бы розыски и уж довел бы их до конца… Но, чувствую, всё напрасно, придётся отступить!

«Зачем отступать?» — думал запальчиво Олег. Разве Герой Советского Союза может отступать? Надо искать и искать. Надо проявить смекалку, военную находчивость, и всё будет в порядке. Пусть только уйдет майор, Олег поговорит с Василием Ивановичем, предложит искать вместе. Вдвоем они что угодно найдут. И тогда уж станут друзьями на всю жизнь…

ПРОСПАЛ

Он проснулся от сильного стука в дверь.

— Четвёртое, Смоленск скоро! — кричала проводница. — Подъём!

Олег протёр глаза. Купе было пусто. Он понял, что проспал Василия Ивановича. Тот сошёл ночью в Витебске. На краю столика горкой лежали конфеты. Ему оставил.

— Вставай, вставай, — сказала проводница, входя. — Некогда. Надо купе убрать. — В руках у нее был веник.

К конфетам Олег не притронулся. Достал чемодан. Помедлил.

— До свиданья, — сказала проводница. Она быстро работала веником.

— Пока, — вздохнул он.

Поезд медленно подошел к перрону. Олег огляделся с подножки: какой ты, Смоленск? Солнечный. Оказывается, гористый. Ого, ну и соборище стоит на краю горы! Вон телевизионная вышка… Где же тут Днепр?

— Кисличкин, привет, как доехал? Ух и мрачный! Уже по маме соскучился? Да ну, слезай же!

Он спрыгнул на перрон. Тётя Таня, шумная, весёлая, в лёгкой спортивной куртке голубого цвета, в ярком платке с крупными горошинами, бросилась к нему. Олег сморщился. Эти поцелуи… Кругом столько народа! Нехотя подставил щеку.

— Что, что? — протянула она. — Целоваться? Фу! — И хлопнула его по плечу. — Давай чемодан. Давай, давай, говорят. Так положено. Ты же гость. Пешком пойдём. Такси у нас — роскошь, это не в Ленинграде. Тут рядом, только в гору подняться. Здесь кругом горы.

— Вижу, — невесело сказал он.

— Да что с тобой, Кисличкин? Какая муха укусила, а?

ЯБЛОЧКИ СМОЛЕНСКИЕ

… Вот тебе и Днепр!

Узкая, с подмытыми берегами речушка течет под высоким мостом. Может, в городе есть другой Днепр? Надо спросить. Рядом, навалившись грудью на перила, скучал молодой мужчина в соломенной шляпе.

— Дяденька, это что за речка?

Тот оторвался от перил, сонно оглядел Олега и небрежно пробасил:

— Это есть великая водная артерия. Днепр называется! — и, щелкнув Олега по носу толстым коротким пальцем, добавил: — Понятно, турок необразованный?

К пристани пробирался речной трамвай. С моста видно, как рулевой отчаянно крутит штурвал, всё время высовываясь из рубки и что-то крича.

— Всё равно застрянешь, — определил мужчина в соломенной шляпе. — Кричи не кричи!

Он не ошибся. Кораблик и впрямь сел на мель. Рулевой вышел из рубки. Взял багор. Упираясь в дно, стал подталкиваться к пристани.

— Ну и ну! — вырвалось у Олега. — Днепр!

За два дня Олег успел обегать весь город и теперь слонялся просто так, от нечего делать. Хорошо бы выкупаться. Снизу доносились крики мальчишек. Но стоит ли купаться в такой луже! У тети Тани два шкафа с книгами. Может, найдется что-нибудь подходящее.

Олег пошел к остановке на базарной площади. Трамвая долго не было, и на тротуаре собралась толпа с авоськами, набитыми яблоками. Наконец подошел трамвай. Все кинулись к нему. Передние уже поднялись в вагон, но вдруг стали пятиться назад, выталкиваемые непонятной силой.

— Что там еще, кто хулиганит? — кричали задние.

В дверях вагона появилась громадная женщина. Её круглое лицо пылало негодованием.

— Да пропустите ж, лешие! Выйти не дадут! — орала она, яростно работая локтями.

В каждой руке у нее было по большой тяжелой корзине. Поставив ношу на асфальт, великанша снова бросилась в вагон и выволокла ещё тугой мешок.

— Почём нынче яблоки, Никоновна? — выкрикнул кто-то из толпы.

Олег загляделся на странную тетку и опомнился лишь, когда, звякнув, трамвай отошел от остановки. Никого не осталось вокруг. Одна великанша, тупо уставившись на свой многочисленный багаж, соображала, как бы ей управиться.

— Пионер ведь? — вдруг спросила она Олега.

— Пионер, — растерянно подтвердил тот.

— Так чего же ты стоишь?! Не видишь, помочь надо. Ну и пионеры нынче! Бери корзины!

Олег так растерялся, что без слов поднял корзины и отправился следом за великаншей.

Она привела его на базар. Там потеснила торгующих: «Двиньтесь, чего разложились!» Потом сходила куда-то за весами. Сорвала с корзин тряпки. Кинула на весы с десяток яблок. Поправила сбившийся на голове платок. Открыла рот. И над базаром прогремело:

— Яблочки-и смоленские-е!

Покупатели так и ринулись к ней со всех сторон.

— Вот это да! — Олегу стало весело. — Вот так тётка!

— Ты ещё здесь? — поглядела на него подозрительно торговка. — На вот — и уходи. — Она сунула ему гривенник. — Ну и пионеры нынче!

И Олег пошел, подкидывая на ходу гривенник. Солнце жарило так, что необходимо было скорей прохладиться. У лотка с мороженым он остановился. Тут же продавалась газировка.

— Стаканчик фруктового!

Продавец читал книгу. Он нехотя взглянул в сторону Олега:

— Фруктовое жидкое будет.

— Тогда молочного.

— И того хуже.

— Ну газировки с двумя порциями.

Продавец вздохнул и принялся мыть стакан.

Вода оказалась тёплой и нисколько не вкусной.

— Тьфу ты! Всё тут не как у людей! — рассердился Олег и, поставив недопитый стакан, зашагал было прочь. Но тут его окликнули.

— Эй! — раздалось за спиной. — П-погоди!

Олег быстро обернулся. Низкорослый широкоплечий мальчишка, небрежно засунув руки в карманы брюк, стоял перед ним. Мальчишка был без майки, загорелый до черноты, волосы мокрые, — видно, только с Днепра.

— Ты что же, а? Д-думаешь, я не видел!

Он так подозрительно смотрел на Олега, словно тот собирался украсть смоленский вокзал.

— Г-граммофонихе помогаешь!

Олег пожал плечами:

— Ко-му? — протянул Олег. — Какой еще Граммофонихе? Чего тебе надо?

— М-мне? — удивился коротышка. — М-мне-то ничего не надо. В… зубы тебе дать надо. Д-думаешь, Славка не выследит?

— Кто? Что за Славка?

— Я — Славка! — еще больше удивился мальчишка. Словно все должны были его знать.

— Ты? А я-то думал, ты — Попенченко! — насмешливо съязвил Олег. — Чемпион мира по боксу! Ну, чего тебе? Говори быстрее. Тянешь, тянешь.

— Я т-т-тебе д-дам б-б-быстрее! — еще больше заикаясь, совсем распалился мальчишка. — Д-думаешь, у твоей Граммоф… Граммофонихи сад лучше на… нашего? Мы с дедом возимся-возимся. А она каждый день на рынке. С-спекулянтка! Я её всё равно поймаю! С-с-скупает где-нибудь и продает! А хвастается: у м-м… у меня яблок больше вашего. У меня все сорта заведены!

Да, надо иметь терпение, чтобы слушать этого Славку!

— Какие сорта, какая Граммофониха, какой дед? Отстань ты от меня! Надоел!

Олег повернулся, сунул руки в карманы и медленно пошел прочь. Отстанет от него Славка или нет?

— Я т-тебя е-ещё найду! От С-славки не спря… не спрячешься! — крикнул тот вдогонку.

Но отстал.

НЕУДАЧНЫЙ НАБЕГ

Красный кирпичный дом, где живёт тётя Таня, стоит на горе. Улицы здесь узкие и кривые. Из-за заборов свисают ветки с яблоками. Куры удирают от редких машин, спасаясь в разросшейся лебеде. Тихо днем здесь. Взрослые на работе. Мальчишки на Днепре.

Олег кидался камешками в кур. Без интереса поглядывал на покачивающиеся над головой недоспелые яблоки. Откусишь — и всего передёрнет! Вдруг Олег замедлил шаг.

— Ого! Вот это яблочки! — ахнул он.

Огромные — величиной с апельсин, — жёлтые, с красными прожилками яблоки аппетитно поглядывали из-за невысокого заборчика. Они, как фонари, светились изнутри. Вот таких бы поесть!

Олег огляделся. Улица пуста. Никогда ему еще не приходилось лазить в чужие сады. Да и где они в Ленинграде?! Что ж, попробуем. Подумаешь мне, забор! Рр-а-з — и там!

Олег подтянулся на руках и легко перемахнул на другую сторону. Заборчик только скрипнул под его тяжестью.

Рыжие яблоки были совсем рядом. Но едва он выбрался из крыжовника, который стеной рос за забором, как его встретили в штыки цепкие заросли малины. Стараясь не шуметь, Олег начал раздвигать малинник.

В глубине сада стоял маленький домик. Олегу видны были часть его стенки и окошечко, покрытые вьющейся зеленью. Дом напоминал садовую сторожку.

«Интересно, кто это тут может жить?» — притаившись, думал Олег.

Потихоньку-потихоньку он наконец добрался и до яблонь. В саду, кажется, никого. Яблоки свисали так низко, что стоило чуть тряхнуть ветку и они шлёпались на землю. Олег быстро набил карманы. Сунул несколько и за пазуху.

Он уже собирался было назад, но вдруг услышал пение. Чей-то глуховатый голос напевал:

Олег удивленно прислушался, а голос продолжал:

Тут он увидел невысокого старика в клеёнчатом фартуке. В руках старик держал деревянную чашку размером с таз. Прижимая к чашке ухо, он стучал по ней согнутым пальцем и продолжал:

Вот он поставил чашку на крыльцо. Налил в неё воды из ведра. Наклонившись, стал смотреть, не протекает ли чашка. Погладил бородку, кашлянул, склонил голову набок, прислушался и громко сказал:

— А в саду кто-то есть!

Олег бросился к забору. Работая изо всех сил руками, продрался сквозь малину, запутался в крыжовнике, больно исцарапал щеку, исколол руки, всё же, дотянувшись, ухватился за доски, но тут его ноги заскользили, и он упал на землю.

Когда Олег вскочил, то увидел, что старик рядом.

Удрать было совершенно невозможно. Стоило старику протянуть руку, и он схватил бы Олега. Вот тебе и яблоки! Попался… Оторвав глаза от земли, Олег взглянул на своего преследователя и удивился ещё больше. Хотя лицо старика выглядело грозным, под седыми усами его таилась улыбка. Светлые, с прищуром глаза с интересом оглядывали непрошеного гостя.

— Ты проник в сад отсюда? — наконец заговорил старик, показывая на забор.

— С парашютом прыгнул, — буркнул Олег.

Он незаметно подвигался ближе к забору.

— Однако хитер, — заметил старик, покачав головой, — только не спеши, я тебя всё равно могу поймать!

«Ну и везет же мне! В первый раз полез — и вот, пожалуйста! А старик чудной какой-то. Дачная бабка давно бы милицию стала звать».

Старик провел рукой по бороде, с которой посыпались опилки.

— Значит, ты пролез здесь?

— Совсем и не здесь.

— Где же? — озадаченно спросил он.

Олег махнул рукой в сторону:

— Вон там.

— Там? — еще более удивился старик. — Там у меня крыжовник растет. Неужели зеленый заслон ненадежен? А я уж думал сносить забор!

— А зачем его сносить? — Олег окончательно решил, что старик — чудак.

— Ишь! А представь себе, нарушитель, что на улицах вообще не будет заборов. Только этакая зелёная изгородь. Здорово, а?!

— Здорово, — согласился Олег. — Я об эту зелёную изгородь все руки исколол.

— Вижу, — кивнул старик. — Ты своё получил. Я тебя отпускаю. Вон там проход между кустами. Калитка за домом. Шагай и можешь забирать яблоки, раз ты их нарвал.

Еще не веря такому исходу дела, Олег двинулся в сторону, куда показал старик, как вдруг тот остановил его:

— Эй, погоди! Ты знаешь, конечно, Славика? Конечно, знаешь. Его все тут любят.

Олегу бы сказать «не знаю» и спокойно уйти. Но он не сообразил этого.

— Славика? Заику, что ли? Ну и тип, — обернулся он. — Хотел я ему банку дать, да он и так заикается! Привязался, зачем я какой-то Граммофонихе помогаю!

Старик даже подпрыгнул:

— Ах ты мошенник, ах мошенник! Я ещё с ним разговариваю.

Он схватил хворостину и больно хлестнул Олега.

— Никуда не пущу, пока внук не придёт. Всё. Я сказал. Ах разбойник. Ты у меня узнаешь заику! — заорал он на весь сад.

— А что, не заика, что ли, — ошарашенный таким поворотом дела, отступил Олег. Он снова оказался прижатым в угол. Хворостина, как копье, висела над ним.

— Ну, только Славик придёт! Да если еще с Виталькой… Граммофонихин помощник! Разбойник! — кипятился дед и снова хлестал Олега.

Положение было незавидным. Дед мог его хлестать, сколько хотел. Не умолять же его, чтобы отпустил. Да, а вдруг этот заика сейчас придёт, да ещё какой-то там Виталька… Несдобровать будет!

— Не шевелись, — покрикивал дед. — Смирно! Иначе, — и он потрясал хворостиной.

И тут Олега осенило. Он смерил расстояние между собой и дедом. Можно удрать, если…

— Я тебе не попался и заикам никаким не попадусь! — задиристо крикнул он и, выхватив из-за пазухи яблоко, запустил им в старика.

— Ах ты мошенник! — Старик едва успел отскочить в сторону. Но Олегу только того и требовалось. Секунда — и он перемахнул через забор.

— Будь здоров, дед! — крикнул он уже с другой стороны. — Не кашляй!

ЧЬЁ ЭТО ЯБЛОКО?

Полуденное солнце все так же жарило на Покровке, когда хлопнула калитка возле одного из домов и оттуда, весело насвистывая, выскочил рыжий мальчишка лет тринадцати. Вслед ему из-за забора послышалось обиженное собачье повизгиванье.

— Молчать, Рекс! Я скоро. Потом вместе пойдем на Днепр. Ясно?

На мальчишке была полинявшая голубая футболка и узкие брюки, едва доходившие до щиколоток. Зато на ногах новенькие щегольские кеды. Рыжий был высок и статен. Рукава футболки облегали крепкие мышцы.

Он сунул руки в карманы и пошел дальше, по-хозяйски оглядывая улицу. Но вдруг остановился и даже присвистнул от удивления.

На пустыре, там, где у них была спортплощадка, на столе для пинг-понга сидел незнакомый мальчишка и ел яблоко, выплевывая семечки на траву. Заметив уставившегося на него рыжего, Олег — а это был он — и не подумал слезать со стола. Он спокойно запустил огрызком приконченного яблока в столб турника и принялся за следующее.

— Эй, откуда ты взялся? — крикнул рыжий мальчишка.

Олег на минуту перестал двигать челюстями и вопросительно взглянул на рыжего.

— Горизонтальность нарушишь!

— Горизонтальность?! — Олег насмешливо оглядел стол. — На этой колбасе вы играете в пинг-понг? Сила! — Он было свесил ноги и хотел слезть, но передумал. После только что одержанной победы ему было море по колено. — А ничего этот ваш Смоленск, хорошая деревня! — бросил он, аппетитно жуя.

— Я тебе дам деревню! — моментально вскинулся мальчишка в футболке. — А ну слезай со стола, а то…

— А то? Маму позовешь? — не испугался Олег. Но со стола все-таки слез.

— Выискался откуда-то такой, — сквозь зубы пробурчал мальчишка. Лицо его стало красным.

— Откуда? Оттуда, где Октябрьская революция произошла! Может, слыхал? — вредничал Олег.

— Приехал в чужой город!

— Приехал! Днепр называется, купаться негде.

— Ну и купался бы в своей Неве!

— Ну и купался бы, — продолжал Олег, — родители послали. Говорят, у вас воздух хороший. Деревенский, — подчеркнул он.

Странно, но этот задавака чем-то даже нравился рыжему.

— Наш Смоленск — старше Москвы, — уже успокаиваясь, сказал он.

— Ну и что от вашей старости? Скука одна!

Олег сказал неправду. Смоленск ему начинал нравиться. Но уж так воинственно он был настроен сегодня.

— В футбол бы ещё поиграть, другое дело.

Рыжий усмехнулся:

— Рост у тебя маловат для футбола. Мячи подавать годишься.

Олег гордо промолчал.

— Но вообще-то можем попробовать. Слушай, ленинградец, как тебя зовут?

— Олег.

— А-а, ну здорово! Меня Виталька.

— Здорово. А где у вас поле?

— Покажу. Приходи сюда вечером.

— Ладно. — Олег полез за пазуху и, вытащил яблоко: самое большое. — Бери, у меня много.

Тот взял яблоко и внимательно оглядел его.

— Слушай, откуда такое? — медленно спросил он.

— Оттуда, — Олег подмигнул.

— Из Артюшиного сада, — уверенно определил рыжий.

— Не, — Олег помотал головой, — дед там какой-то был. Я ему как засадил, он так и шмякнулся. Вот здо…

Тут он осёкся. Руки мальчишки внезапно сжались в кулаки.

— Да ты что?!

— А что такое? — протянул Олег.

— «Деду засадил», — передразнил Виталька и пошёл на Олега.

— А что? Дедушки-бабушки! Все они за стакан ягод три шкуры дерут! Или, может, твой дед — Герой Советского Союза?

В этот момент противник размахнулся, но… к своему удивлению, ударил то место, где только что был Олег.

— Ты что, драться? — крикнул Олег с другой стороны стола.

Вместо ответа тот снова рубанул рукой воздух.

— Рыжий! — злорадно съехидничал Олег. — Вот я, попади!

Он придвинулся к нему, лицо его побледнело, но взгляд по-прежнему был насмешливым.

— Ну, давай!

Виталька был вне себя. Чтобы на его улице да так скалили зубы!

— Думаешь, не попаду? — процедил он, придвигаясь в то же время ещё ближе.

— Попробуй.

В одно мгновение Виталька упал на колени и, ловко ухватив противника за ноги, дернул к себе. Олег грохнулся на траву, Виталька навалился на него.

— Ага, — удовлетворенно пропел он. — Ну как? Я тебе покажу, как деда обижать. Я тебе покажу, — повторял он, лупя Олега. — Убирайся лучше на Неву.

— Не уберусь, — донеслось снизу. — Все ваши яблоки обобью.

— Обобьёшь? Так вот тебе! Вот!

— Хоть с собаками карауль. Обобью!

Они выкатились с площадки на дорогу. Виталька все не отпускал Олега. Неожиданно тот прекратил сопротивление и замер.

— Ты что, жив? — испуганно спросил Виталька. Он не знал, что это был приём, и немного ослабил руки.

— Ой! — взвыл он в тот же момент. — Пусти руку, больно. Тебе говорят, пусти! Ну хватит! Больно…

Олег поднялся тяжело дыша. Здорово ему все же досталось. Спасибо, приём выручил.

— Завтра я зайду в ваш сад. Ждите моего визита, — прошипел он на прощанье.

В калитку маленького дома с железной крышей постучала почтальонша:

— Артёмыч! Дед, где ты? Дома ли?

— Дома, дома, входите!

— Пенсию принесла. Распишись. Всех обошла. Остается только Красный дом. Учительнице сразу два письма из Ленинграда.

Старик с любопытством взглянул на почтальоншу. Обычно она спешила. И была неразговорчивой.

— Угостил бы, Артемыч, спеленьким.

— Да, — засуетился старик, — сейчас… — Он пошёл в сад, думая, что у почтальонши наверняка есть какие-то новости.

Вернулся он с большой деревянной миской, полной отборных яблок.

— Самые лучшие. Сегодня на них воришка охотился.

— Кто-нибудь чужой. У нас такого не водится.

— Пожалуй. Я его раньше не видел. Худенький, светловолосый. Лет тринадцать, не больше.

— Волосы дыбом, что ли?

— Похоже.

— Тогда племянник учительницы! И к гадалке ходить не надо! Ишь, не успел приехать, а уже безобразничает.

Она оглядела новую чашку в руках старика.

— Поди, тоже сами выточили.

— Не повезло вот, — отозвался старик. — Уже совсем готова была, и вдруг сучок! Я его на клей посадил. Но все равно работа не та! А вы мне ничего не хотите сказать? Мне кажется…

— Да так, болтают… — поднялась почтальонша, перебивая его. — Граммофониха всё! Не может, говорит, дед один таким участком владеть! Не имеет права. Не положено ему столько земли. Хитрый, говорит, дед! Внука к себе специально взял, чтобы участок не отобрали. Внук, говорит, без матери живёт. Постирать ребёнку некому, обед сварить некому! Мальчишка даже заикаться стал от голода. Честное слово, так и говорила! На базаре прямо. Комиссию к нему, к вам значит, послать надо, говорила! Пойду. Спасибо за яблоки. — И почтальонша вышла за калитку.

— Хорошо хоть Славка не слыхал, — ахнул дед.

— Я с-слыхал, — мрачно сказал тот, показываясь из окна домика. — Я все с-слыхал.

Он вылез в окно и подошел к деду:

— Ты не бойся, д-дед. Я ее все р-равно разоблачу.

Старик положил руку на его плечо, и они молча пошли по саду. Красив был сад. От наливных солнечных яблок шел аромат, словно от цветов. Тяжелые, напрягшиеся ветви еле удерживались специальными рогатинами-подпорками. Листья немного пожухли от жары, свернулись.

— Столько труда, — сказал старик. — Столько труда! Отдам я школе свой сад. Говорил уже директору. У них нет пришкольного участка. Вот и отдам. А сам пойду к ним садовником, сторожем, кем угодно.

— Не ра… не расстраивайся, дед, а? Хочешь я т-тебе скороговорку прочту Виталькину?

Дед заулыбался:

— Выучил?

— Ага. Идем в беседку.

В глубине сада старик соорудил что-то вроде большого деревянного грота, посадил вокруг него хмель, который поднялся до самого верху и образовал беседку. Возле беседки был устроен душ. В жаркую погоду Славка по десять раз бегал прохлаждаться.

— Ну вот. Ты садись. И слушай. С-сейчас. Ну, слушай.

Славка пошептал про себя, помедлил, набрал воздуху и затараторил:

— Постой. Не торопись, — остановил его дед. — Спокойнее. Ну, снова.

не споткнувшись выговорил Славка.

— Вот, — удовлетворенно сказал дед. — Другое дело. А теперь всю попробуй. Только, опять же, не торопись.

одним махом выпалил внук и сам же закричал: — Ур-ра!

— Ур-ра! — Между листьев замелькала голубая футболка Витальки.

— Славка, включай душ, — закричал он. — Жара сто градусов!

— А ты что такой грязный? — удивился Славка, пуская воду.

Виталька быстро разделся и, оставшись в одних трусах, бросился под душ.

— А эт… это что у тебя на лбу. Ш-шишка?

— Кто это тебя, Витаха? — спросил дед.

Тот с кряканьем подпрыгивал под душем.

— Да тут один такой. Ленинградский задавала. Я его скрутил, а он приём какой-то придумал. Самбо, наверное!

Дед с любопытством прислушивался к его словам.

— Уж не худенький ли такой, вихрастый?

— Ага, белобрысый, — отвечал Виталька, отчаянно брызгаясь.

— И ты с ним не справился? Жаль. Он сегодня у нас в саду побывал.

— Знаю. Он и завтра обещал прийти. Надо сделать засаду.

— Я ему п-приду! Я его тоже знаю… Он Грам… Граммофонихе п-помогал. А Граммофониха с-сегодня целый мешок коробовки продала. А говорила, ч-что у неё нет в с-саду коробовки!

МАМИНЫ ПИСЬМА

— Олег! — крикнула тётя Таня из кухни. — Никуда не уходи, сейчас дам ужин.

— Давайте скорее, — отозвался он, — я уже за столом.

Сегодня ему охота есть. Эх и устал же он. Вот что значит находчивость. А Андрейка Горикин говорил: «Как ты там один будешь?» Да никто ему не нужен. И никого он не боится. Рыжий попробовал, сунулся! В своем родном городе банку получил! А от деда как ушёл? Голову на плечах иметь надо! Будет, что отцу потом рассказать. Может, с тетей Таней поделиться? Нет, не стоит… Она сегодня какая-то странная. Молчит. И что это за запах из кухни? Что она варит? Что-то очень знакомое и противное. Вчера она нажарила целую сковородку рыбы. Уж они ели, ели. Без хлеба. Вкусно было. Но сегодня-то не рыба… Да, а почему она его сегодня назвала «Олег», она же его только «Кисличкин» звала? Нет, это неспроста. Ну, ладно, посмотрим. Вот и она. Что же это она принесла?!

— Получай! — Тетя Таня поставила перед ним полную тарелку какой-то каши. Он ковырнул ложкой и всё понял.

— Попробуй у меня не съесть! Витаминизированная. Жаль только, репы я не достала! Чтобы все до дна и тарелку вылизать! Живо! Я пойду молоко кипятить.

— Вы от мамы письмо получили? Да? — несчастным голосом спросил он.

Она ничего не ответила. Только сердито хлопнула дверью. Олег поискал глазами письмо. Ну конечно! Вон на окне. Что же там написано? Пока она на кухне, можно прочитать. Да тут целых два! Так: «… ты мне за ребенка отвечаешь». Ясно. Дальше посмотрим: «… больше витаминов, вот тебе рецепт каши». Понятно. А тут что? «Пиши каждый день. Он — драчун и воображает из себя великого воина». Старо. Она всегда так о нём говорит всем! А это что за приписка? «Татьяна, не своди с него глаз. Не вздумай оставить его одного и отправиться в какой-нибудь свой дурацкий поход!»

Не часто доводилось ему есть такую невкусную кашу. Это что ещё? Варёная брюква! Несъедобная вещь! А это морковка… какая-то разварённая… Если бы солдат на фронте кормили такой кашей!

Тетя Таня принесла молоко.

— Почему ты выкидываешь витамины?

— Я не выкидываю. Я уже наелся.

— Живо всё съесть! Я не отойду от тебя.

— Вы — как мама.

— Я её сестра. Родная. Ты бы мне должен помогать, я все-таки впервые принимаю такого гостя. Скажи, я каждый день должна латать твои брюки?

— Ну, зачем ещё каждый день! Сегодня случайно за гвоздь зацепился. Тетя Таня, вы в поход собирались? Я же вижу.

В углу комнаты стоял приготовленный в дорогу рюкзак.

— Вы из-за меня не едете?

Она только махнула рукой.

Как она похожа на маму. Мама, когда расстроена, тоже помаргивает глазами, и у неё такое же обиженное лицо.

— Вы поезжайте. Мне и одному хорошо.

Вот здорово будет! Надо только непременно залезть в сад этого старикашки. Как же всё-таки попасть туда и получше насолить рыжему? Из-за этого типа порваны брюки и здорово болит рука. Может, дождаться, пока стемнеет? Нет, будет не пролезть через колючки. Но как же тогда? Необходимо применить военную хитрость.

— О чём мечтаешь? Доел? Теперь пей молоко. Оно у меня чуточку подгорело.

Нет, всё-таки она не похожа на маму.

Во-первых, у мамы молоко никогда не подгорает. Потом, мама терпеть не может, если в комнате беспорядок, а у тети Тани все углы завалены рюкзаками, горными ботинками на толстой подметке. Тут же стоят свернутые в трубку географические карты. Книжные шкафы не запираются, и из них сами собой вываливаются книги. Олег уже успел посмотреть: про войну нет ни одной. Только путешествия да описания разных стран.

Письменный стол тёти Тани тоже завален. Здесь и громадная кедровая шишка — где только такую нашла? И разные камни. Бюст человека с эполетами на плечах. Олег думал, что это какой-нибудь герой, а оказалось — великий путешественник. Дались ей эти путешествия!

— В поход-то мне надо! Ребята уже билеты взяли. Что делать? Откуда я знала, что с тобой будет так трудно, — сетовала она, пожимая плечами. — Столько в школе мальчишек… с ними намного легче! Не зря Светка предупреждала!

— Вам со мной трудно? — удивился Олег. — Я же целыми днями на улице. Не понимаю, почему вам трудно. — Он отодвинул тарелку и взял молоко.

— Слишком ты любишь яблоки, — сказала она, не сводя с него взгляда.

Он насторожился: она что-то знает!

— В чужие сады лазим?

Он поперхнулся молоком. Ну и ну! Неужели рыжий предал?

— Молчишь? — усмехнулась она.

— Да… да это случайно… яблоки там висели такие… сами в карман падали!

— А в старика они тоже сами летели?

Ого! Значит, и это выдали. Ну и люди!

Она смотрела осуждающе. Олег впервые увидел, каким твёрдым может быть её взгляд. Неужели это она только что шутила с ним? Настоящая учительница! Отвернулась теперь к окну. Молчит. Забарабанила пальцами по стеклу. Вдруг они поссорятся?.. Жалко.

— Ну тётя Таня! Не молчите.

Она пожала плечами, но не повернулась.

— Как можно? Не понимаю, — сказала она от окна. — Старик — настоящее золото! Мастер на все руки. Никому ни в чём не отказывает. Такой сад на совершенно гиблом месте вырастил. У нас нет приусадебного участка, так он бесплатно и весной и осенью возится со школьниками. Директору даже неудобно, а он об оплате и слышать не хочет! А ты?

Олег опустил голову.

— Я военную хитрость применил, — сказал он в оправдание.

— Умник выискался! У старика старший сын погиб при обороне Смоленска. Ты это понимаешь? И неизвестно, где его могила.

— А если б известно, легче? — брякнул он.

Она взорвалась:

— Послушай, Олег! Я давно не выходила из себя! Ребята со мной дружат. Пока до них доходило всё, что я им объясняю. Попробую и тебе растолковать! Жил на земле Андрей. Любил жизнь, мать и отца, умел строить дома… хорошо пел, очень хорошо… Я понятно объясняю?

— Вы его знали?

— Немного…

Она наконец повернулась.

— Он был сильным и… и красивым! Ходил всегда в белой рубашке с закатанными рукавами, ворот распахнут, и улыбался… а улыбка такая, что всё лицо смеется. Смеются глаза, лоб, щеки, даже нос. — Она сама заулыбалась.

— Вы его это… любили? — осмелился сказать Олег и покраснел.

— Наверно, — просто сказала она. — Я тогда в восьмом уже была. Но он-то ничегошеньки не знал… — Она спохватилась. — Ты куда свернул, а?! Да, так нет этого человека, понимаешь?.. И я не встречала такого больше… Был — и нет! Остался лишь в памяти. Даже цветы на могилу нельзя принести.

— А если поискать хорошенько?

— Будто не искали, — отозвалась она. — Мы с ребятами все пробовали делать. Теперь ты понимаешь, какой это старик? Его только Граммофониха ненавидит. Да ты выискался!

— Что вы все ко мне пристали с этой Граммофонихой! — не выдержал он.

— Потому что она нечестная, завистливая, злая! Не хватает слов, чтобы её описать! Стой, а ты-то откуда её знаешь? — подозрительно спросила она.

— На базаре видел. Случайно.

— А на базар ты как попал?

— По пути с моста.

— Ну вот, ну вот, а говоришь, поезжай в поход! Да ты завтра же на телевизионную вышку залезешь! — снова расстроилась она.

Ох уж эти мамины письма! Нет, не узнаёт он тетю Таню.

— Так. С едой покончено наконец. Что ты сейчас должен сделать?

— Сказать спасибо?

— Не юли! Тебе придется сейчас пойти к Артемию Артемьевичу и извиниться.

— К ко-му? — протянул он, будто не понимая.

— Так старика зовут. Всё-то ты знаешь! Хитрец!

— Спать хочу, — громко зевнул он.

— Ну что ж, — согласилась она, подумав. — Пожалуйста. Но утром непременно сходишь!

«Вот тебе и военная хитрость, — вздыхал он, лежа в постели. — Теперь не отомстишь рыжему… Только этого не хватало! С ней не поспоришь — учительница!»

Не везет ему, да и только! Совсем ему нечего делать в Смоленске. Купаться негде — раз! За яблоками лазить не дают — два! Читать нечего — три! И это каникулы? Надо было в Ленинграде оставаться, там хоть с керосинщиками в футбол бы сыграл.

И если по-честному — его тут всё время преследуют неудачи! Старику он чуть-чуть не попался, потом этот рыжий чуть руку не вывихнул. О Василии Ивановиче лучше и не вспоминать! И вдобавок за все беды — иди извиняйся!

Еще целых две недели тут жить! Нет, он наверное, заболеет от тоски. Что бы придумать, что придумать?..

ВНЕЗАПНОЕ РЕШЕНИЕ

Олег уже засыпал, когда она снова пришла к нему в комнату.

— Кисличкин, — окликнула она. — Спишь? Не притворяйся.

Ага, опять Кисличкин! Что-то ей надо?

— Слышишь?

— Сплю, — сурово отрезал он.

— Что же с походом делать? Возьму уж тебя с собой, пожалуй. Передерешься, конечно, с моими мальчишками, но выхода нет. Встаём рано, учти.

Про старика она забыла, что ли?

— А извиняться?

— Ах да! Надо, Кисличкин. Позор на всю Покровку.

Что она сказала?! Олег даже подскочил в кровати. Покровка?.. Стой, стой, он же слыхал это слово от Василия Ивановича! И майор говорил о Покровке…

— Зачем ты вскочил, Кисличкин? В шесть я тебя подниму. Спи.

— А… а где это «вся Покровка»?

Она пристально поглядела на него.

— Что с тобой? Покровка как раз там, куда ты в сад лазил. Всё?

— Не уходите, тетя Таня, постойте. А она большая?

— Да что ты пристал с этой Покровкой? Небольшая. Не очень большая. Спи.

Она пошла к дверям.

— А там старые деревья есть?

— Полно там деревьев, и старых и молодых. Я гашу свет.

— А ручей? Ручей есть?

— Успокойся немедленно, слышишь?

— Ну скажите…

— Есть, есть… Спокойной ночи.

Она потянулась к выключателю, но Олег внезапно простонал:

— Ой, живот, о-о!

— Что такое? — повернулась она.

Он ответил сдавленным голосом:

— Не знаю. Наверное, от этих витаминов. Да вы не думайте, у меня иногда бывает. Надо только дома посидеть. О-о!

Но она раскусила его уловку:

— Не притворяйся, Кисличкин. Ты не хочешь в поход? Так и скажи!

— Я не притворяюсь. Вы поезжайте без меня, а? А я схожу извинюсь и стану книжку читать. Про этого… Пржевальского.

— Ох, не кончится это добром, — покачала она головой. — Отменять поход, что ли? Есть-то ты что станешь?

— Я сварю «витаминизированную»! — воскликнул он, забыв притворяться. — Я у мамы научился. Не отменяйте поход, а?

Она ушла, качая головой.

— Ну, — радостно прошептал Олег, — держись предатель… Покровка! Ручей и старые деревья! Можно же найти окоп Василия Ивановича! План-то ведь я запомнил. Надо будет утром нарисовать его на бумаге. Ну и ну! Вот это дело! Найти окоп да и приехать к Василию Ивановичу! Адрес проще всего узнать.

Он ворочался в постели. Как жаль, что ещё не утро. Скорее бы приступить к поиску. Только надо зайти к этому старикану извиниться. Да, а вдруг тётя Таня отменит поход?

Но когда он проснулся, тети Тани уже не было дома.

Нахальный воробей задорно прыгал неподалеку от Олега, который сидел на траве возле дома старика.

Ох уж эта тётя Таня. Лучше бы наказала!

Вот она, калитка. Рукой подать. А как трудно постучать в неё.

Искупаться бы, с утра такая жарища!

Воробей громко чирикнул и перелетел на яблоню, выглядывавшую из-за забора. Огромные рыжие яблоки насмешливо сверкали на солнце.

— Из-за вас всё. Не торчали бы, ничего б и не было! Ладно, я пошёл. А потом начинаю поиск!

Олег стукнул в калитку и, не дождавшись ответа, прошел в сад. Тишина. Неужели старик ещё спит? Надо постучать в дом. Но не успел он сделать к дому и двух шагов, как затрещали ветви яблони и вчерашний его противник как кошка бросился на него сверху.

— Явился! — заорал он на весь сад. — А мы-то тебя и ждали.

Славка бегал вокруг сарая и заботливо спрашивал:

— Н-ну как, а? Уд-добно? B-воздуху хватает?

Из сарая ни звука.

— Н-ничего, заговоришь! Целый д-день молчать трудно!

Виталька отыскал в сарае щель и пропихнул туда зеленую антоновку:

— Угощайся, Нева! А мы на Днепр сбегаем.

— Так оставлять нельзя. Д-давай Рекса привяжем, — подмигнул Славка.

— Точно. Сейчас схожу за Рексом. А то эта Нева такая хитрая, что-нибудь да придумает. Значит, сейчас на Днепр, а потом ты со мной на базар, да?

— 3-зачем?

— Ты что, забыл? Мамаша посылает яблоки продавать! — вздохнул Виталька. — Лучше бы у нас их вовсе не было! Пойдёшь со мной?

— Ага. А этот пусть сидит! До вечера. Н-нет, до ночи!

— Дед придёт — выпустит. Пожалеет, вот увидишь. Нева заплачет, и его отпустят, я знаю.

— Он ещё не скоро придёт.

Ну и история!

Ну и получилось! Ловко они его!

Олег внимательно оглядел сарай, попинал ногами дощатые стенки. Попробовал нажать на дверь. Удрать невозможно. Сиди тут, как пленный, и жди, когда над тобой сжалятся. Хорошо хоть собаку не привели! Рычала бы тут!

Но что же делать?! У него военное задание, очень срочное и важное. Не может он задерживаться…

Ещё и ещё бродил он по сараю, надеясь отыскать какую-нибудь щель, но все было напрасно. Неужели придется просить старика? Вот беда!

Что это?

В темноте он наткнулся на какие-то вёдра. И вдруг — лопата!

— Постой! — обрадовался Олег. — А пол-то земляной. Ура! Всё в порядке.

Он схватил лопату и попробовал копнуть. Земля поддалась. Ха! Ну и посмеется же он над этими несчастными смоляками!

Он трудился, наверное, не меньше часа, но подкоп удался на славу. Олег выбрался из сарая и, стряхнув с себя глину, лихо прошелся на руках. Во дворе никого. Можно и яблок нарвать. Впрочем, ну их!.. Лучше написать этим лопухам записку, пусть злятся. Ага, вот и карандаш. А записку приколем к дверям сарая. Правильно! Что ж им написать? Постой, постой, он же читал, что победитель должен быть великодушным.

Пожалуйста, не жалко!

И он написал:

«Сегодня вечером будет дождь. Не забудьте надеть галоши».

Всё же надо их позлить! Он приписал:

«Привет от Граммофонихи». — Вот лопнут от злости!

Оставалось только подписаться. Он поставил «О.» и, подумав, добавил: «Нева».

Так, ну а теперь — на разведку!

ГРАММОФОНИХА ДЕЛАЕТ БИЗНЕС

— Яблочки смоленские! Яблочки-и смоленские-е! — гудел над ранним базаром могучий голос. — Яблочки смоленские!

На широком дощатом прилавке грудой были навалены яблоки всех сортов, а над ними возвышалась огромная тетка. Голову ее украшал выгоревший платок с остатками бахромы, на плечах — мужской, сильно засаленный пиджак, не застегивающийся на животе.

— Яблочки смоленские! — Глазки Граммофонихи блаженно поблескивали: день начинался удачно. Груда на прилавке убывала.

Смоленск — город дорог. Через него проходят магистрали на Москву. Здесь всегда много иностранных туристов. Они приезжают в раскрашенных длинных автобусах или в крошечных горбатеньких машинах. Туристы останавливаются в гостинице, а утром с термосами и яркими сумками идут на базар.

Граммофониха любит туристов. С иностранцами она никогда не торгуется. И они почему-то не торгуются. Она думает, что иностранцы не умеют считать по-русски.

Вот и сейчас к ней приблизился турист в коротеньких, до колен, штанах и в шляпе. На плече у него кинокамера. Турист выбрал два яблока и вежливо спросил:

— Сколько сто-и-т?

— Руб, — не моргнув глазом, объявила Граммофониха.

Женщины, стоявшие рядом за прилавком, охнули. Цена яблокам была копеек десять, не больше.

— О кэй, — ответил турист. — Карошо. Немножко бизнес, да?

— Бизнес, — закивала торговка.

— Ну и жаба! — заговорили в один голос женщины.

А Граммофониха уже опять как ни в чём не бывало:

— Яблочки, яблочки-и смо-лен-ские-е!

До базарной площади долетел колокольный звон. На миг Граммофониха умолкла и, закатив глаза, мелко перекрестилась. Женщины заметили это:

— Никак ты, Никоновна, в бога веришь?

— А как же! Всё от бога, без него и яблоко не вырастет!

— И в церковь ходишь?

— Хожу. Неужто не ходить? Это вы, безбожники, господи! Зато разве ваши яблоки сравнишь с моими?

Она подняла на ладони яблоко:

— Такое разве само вырастет? Все от бога.

Немало народа перебывает за день на базаре. Одни прибегают на минутку, чтобы купить пару огурчиков посвежее, другие долго выбирают картофель и покупают сразу целый мешок. Кого только нет на рынке! Вот в толпе мелькнул круглолицый человек с длинными волосами, с реденькой забавной бородкой.

— Смотри, — заговорили женщины, — никак дьячок из церкви.

Дьячок, молодой, с румяными щеками, подошел к прилавку. Граммофониха всё ещё держала на ладони яблоко.

— Здравствуйте, батюшка-а, — медово пропел она.

— Здравствуйте, — покраснел дьячок. Ему было неудобно, что здесь, на базаре, его назвали батюшкой.

— Берите яблочки у нас. Лучше моих на всём базаре не сыщете.

— Вижу, вижу! Такие только в райском саду! — похвалил дьячок.

— Во! — Граммофониха победоносно поглядела на женщин. — Берите, батюшка.

— А сколько с меня?

— За это… — Граммофониха покачала на руке яблоко. — В райском саду такие только?

— В райском. Сколько же?

— Ну… ну тридцать копеек тогда, не больше.

На лице у дьячка появилось такое выражение, как будто он внезапно отхлебнул из кипящего чайника.

— Тридцать копеек! Побойтесь бога.

Граммофониха начала багроветь. Женщины переглянулись.

— Что же мне бояться-то бога, батюшка? — перевесилась к дьячку торговка. — А?

— Да ведь безбожно это, дорого, — отступил тот.

— Ах дорого, — протянула торговка. — Тридцать копеек ему дорого! — Она кинула яблоко на весы и протянула дьячку кулак к носу.

— А ты за тридцать копеек раз кадилом махнешь, а?

Дьячок попятился и замешался в толпе.

— Ты за тридцать копеек и «паки-паки» не скажешь! — полетел ему вдогонку яростный голос.

ВИТАЛЬКИНО ГОРЕ

Виталька тоже продаёт яблоки. Он сидит, навалившись грудью на прилавок, и тоскливо насвистывает одну и ту же мелодию. Не умеет он торговать. Да и какая тут может быть торговля! Наискосок от него орудует Граммофониха. По бокам — две бойкие старухи. Виталька мысленно окрестил их «Правая» и «Левая». Стоит появиться на горизонте покупателю, как старухи, словно заводные, начинают орать — расхваливать товар. И яблоки покупают у них.

Но Виталька и не собирается орать. Он с удовольствием высыпал бы все яблоки на прилавок и сказал: «Берите даром!»

Стыдно ему торговать. Да еще рядом с Граммофонихой.

Только что у него покупал одноклассник. Мальчишка со странной фамилией — Сейго. В прошлом году он немного помогал Витальке по русскому.

— Бери так, Сейго, сколько надо. Хочешь два кило? — щедро предложил Виталька и взвесил ещё больше. Но Сейго кинул ему деньги. Прямо в алюминиевую мисочку.

Не любит Виталька базар. Никогда бы сюда не пришёл. Одно здесь хорошо: разглядывать людей. Разные лица. Мать нередко кричит на него: «Ну что ты уставился на человека? Разиня! Стыдно даже: глядит, глядит, как сыщик!» И Виталька с сожалением оторвется от какого-нибудь потешного носа или удивительной бороды, а через минуту мать снова кричит: «Опять уставился!..»

Иногда Виталька начинает рисовать. Чем попало. Прутиком на песке. Пальцем на запотевшем стекле. Углём, мелом, карандашом. Всем нравится. Говорят, что из него получится художник. Но он не верит. Художник должен всё уметь нарисовать. А Виталька… Виталька не сможет даже того дядьку в соломенной шляпе. Пьяненький. Лицо круглое. Бегающие глаза. (Как их нарисуешь бегающими?) В руке у дядьки здоровенный рак с болтающейся клешней.

Он может нарисовать и шляпу и рака. Но как показать, что дядька — попрошайка и лодырь? Не рисовать же его лежащим на солнце и с протянутой рукой? Он же не лежит на солнце и руку не протягивает! Но Виталька ясно видит, что он — попрошайка и лодырь…

Наверное, из него не получится художника… но ничего! Зато он умеет сочинять рассказы. Про разных людей, которых встречает на улице. Дед и Славка с удовольствием слушают. Никогда не перебивают. Удивляются только, откуда он всё берёт. У него есть даже написанный рассказ. Он к нему и рисунки нарисовал. Получилось, как в настоящей книге. Рассказ он пока никому не показывает. Это его тайна. Ещё он умеет сочинять скороговорки. Сочинил Славке про ужа. Пусть учится не заикаться. Целый месяц сочинять пришлось. Сперва он ему другую сочинил, такую, что не только Славке, а и ему самому не выговорить быстро. Славка её забраковал. Сказал, что непонятная.

Что тут непонятного? Даже картинку можно забавную нарисовать. Сидит тощий голодный журавль на табуретке и клюв широко разевает. А журавлиха в переднике ему жабу огромную на сковородке жарит…

— Виталька! Да Виталька же! — раздался над ухом голос матери. — Вот как ты торгуешь, да? Стою-стою, смотрю-смотрю, а он и не видит! Хоть ты лопни от крика! Опять на кого-нибудь уставился?

Виталька виновато заморгал:

— Ни на кого не уставился. Если не берут…

Мать всплеснула руками:

— Не берут! Да кто к тебе пойдет! Ты же сидишь и ртом мух ловишь! Надо завлекать, завлекать покупателя! Как бабушка делала, вспомни. Постой, а это что? А? Что же ты с прилавком-то сделал? Я тебе карандаш для чего дала? Да это ж… как тебе не совестно, а вдруг увидит, — понизив голос, она испуганно закачала головой. Ещё раз поглядела на прилавок и, не выдержав, прыснула, зажав рот ладонью.

— Ну как ты можешь! — негодовала она. — Не-ет, видно, драть тебя придется!

Виталька взглянул на прилавок. Толстенная Граммофониха в сбившемся набок платке, в мужском пиджаке, лопнувшем на плечах, красовалась на нем во весь рост. В одной руке она держала яблоко, другую, сжав в кулак, протягивала к носу перепуганного до смерти человека с реденькой забавной бородкой.

— Это дьячка она так, что ли? — узнала мать.

— Ну да! — кивнул Виталька.

— Что ты на меня уставился? — снова повысила она голос. — Вот как ты торгуешь. Бабушка старенькая и то по три ведра продавала!

— Да ну… будто мы торговцы.

— Что значить — торговцы! Мы свои продаём. Что им гнить, что ли?

— «Свои, свои»! Вон у Сейго нет яблок, значит, я с него деньги брать должен?

— Зачем с него брать? Ему и так дадим. Пусть приходит.

— А с других можно?

Мать рассердилась:

— Хватит языком чесать! Вот посмотрю, сколько ты сегодня продашь!

И снова стоит Виталька рядом с «Правой» и «Левой», и торговля у него опять не идёт. Погода чудесная, с Днепра доносятся крики мальчишек, а тут считай гривенники.

К Граммофонихе подошел мужчина в соломенной шляпе. Он все ещё размахивал раком с болтающейся клешней. Виталька слышит, как он говорит Граммофонихе:

— Привет тебе, о Дульцинея Покровская! Закуска есть, не хватает на пиво. — И он помахал раком перед самым её носом.

— Васька, не треплись, — гудит торговка. — Хватит хулиганские словечки употреблять!

Но тот, слегка покачиваясь, продолжает:

— Двадцать две копейки отпусти племяннику, Иоланта! Родному единственному племяннику!

Виталька не выдержал и прыснул. Иоланта!

— Что ты всё выражаешься?! Матюжник!

— Тетя, сколько раз говорил: надо читать классическую литературу! — Он снял шляпу и сделал попытку поклониться. — Королева Марго, двадцать две копейки.

— Да провались ты! На, возьми! Постой, у меня к тебе дело есть. — Она понизила голос.

Теперь до Витальки долетали только отдельные слова. Но эти слова заставили его насторожиться. Граммофониха явно говорила о старике. Что-то ей надо было от него. Он запомнил: «И тогда тебе дом, а я уж садом распоряжусь. Хватит тебе в общежитии жить».

Неожиданно среди покупателей Виталька увидел свою классную воспитательницу. Не успел даже отвернуться, как учительница заметила его.

— Здравствуйте, Вера Андреевна, — опустив голову, поздоровался Виталька. Он почувствовал, как жарко запылали у него щеки.

Ответа не последовало. Когда Виталька поднял голову, учительницы не было видно. Не захотела разговаривать!

— Посмотрите тут! — крикнул он старухам и бросился за учительницей. Надо ей объяснить, что не сам он пошел сюда, что его заставили торговать. Но вместо учительницы нос к носу столкнулся со Славкой.

— С-сегодня вечером будет дождь.

— Какой ещё дождь! Жарища.

— Г-галоши не забудь.

— Смеешься, да? У меня тут такие дела.

Вместо ответа Славка протянул ему записку:

— Во, видел? Нева так Нева!

Но Виталька лишь рукой махнул. Ему было не до шуток.

— Да ну тебя с Невой! Меня сейчас Вера Андреевна застукала! Учительница! Брошу я всю эту коммерцию и сбегу.

Славка недоверчиво покосился на друга:

— Не бросишь. Давай торгуй. А мне есть охота! Два часа из Д-днепра не вылезал. Дай тридцать копеек. В столовую пойду.

Виталька немного подумал:

— Пошли! И я с тобой. Бери ведро.

В столовой над столиком висел плакат, призывавший продавать овощи и фрукты тресту столовых. Славка поглядел на плакат, потом сказал:

— 3-знаешь, куда дед ходил?

— Ну?

— В интернат.

— А-а, опять яблоки интернатским дарит? Он каждый год так. То детдому, то в больницу. Мама говорит, что зря он с ними возится, с яблоками со своими. Всё равно сам не пользуется.

— М-машина придёт интернатская. Дед велел нам помогать в ящики упак-ковывать.

Виталька вздохнул. Целую машину отдаёт. А тут трясись над каждым яблоком!

— Чашки деревянные тоже.

— Что — тоже?

— Отдает и-интернатским.

— А-а. Жалко чашки. Точил, точил. Я их разрисовать не успел.

За стол напротив села женщина. Официантка принесла ей меню и поставила на стол вазу с яблоками.

— Господи, — усмехнулась женщина, — на базаре такие яблоки, а тут что?

— Такие к нам несут, — ответила официантка, — а получше на базар!

— Ещё бы! Там можно побольше содрать. Спекулянты!

Поперхнувшись, Виталька стал задвигать ведра с яблоками дальше под стол и уткнулся в тарелку. Который раз сегодня он не мог поднять головы от стыда. И вдруг он решительно вытащил ведра из-под стола и пошел навстречу официантке:

— Где у вас тут яблоки принимают?

Славка не понимал, что случилось с его другом. Словно взбесился. Три раза бегал домой за яблоками и относил в столовую. Ох и попадёт же ему! Но лучше молчать. Вон у него какое лицо! Лежит на песке и ни гу-гу. Даже купаться не хочет. Рисует что-то. Интересно, что? Ух ты, это же Граммофониха! А это — дед. А это он — Славка, Рекс, Нева, какой-то дядька в шляпе, снова Граммофониха. Да-а, как это у него получается? Не глядя рисует! Славка бы целый день рисовал, и ничего бы не получилось, а он запросто.

— С-скажи что-нибудь. М-молчишь все время!

Виталька наконец повернулся к нему:

— Надо что-то с Граммофонихой придумывать. Она деда твоего хочет выселить.

— Ч-что? — всполошился Славка. — Как в-выселить? Давай залезем к ней! П-проверим, от… откуда коробов-ка, — и в милицию!

— Да у неё же забор! Сто метров высота. А там, наверное, двадцать собак. Калитку железом обила. А калитка маленькая-маленькая.

— Собакам мяса дадим. Надо ее разоб… разоблачить!

СТАРОЕ ДЕРЕВО

Покинув сарай, Олег весело вышагивал по Покровке. Что ни говори, а военная находчивость всё же здорово помогает! Вот бы поглядеть на этого Витальку, небось разинул бы рот. Нет, в Смоленске совсем не скучно! Можно даже на Днепр сбегать, купаются же в нем как-то… Но нет. Скорее на разведку!

Вдоль улицы, примыкая один к другому, тянутся заборы. Сколько их на Покровке! Иные совсем старые. Стукни — и отлетят доски. А вот в конце улицы громоздится такой заборище, что только макушки деревьев видны. В нем, как в крепостной стене, маленькая калитка, обитая железом.

Ну и огородился кто-то!

Внимание его привлекло толстое дерево с обломленной верхушкой. Оно росло напротив высокого забора. Лишь одна ветвь, кривая, нависшая над дорогой, шелестела листьями. Остальные ветви были сухими. Кто-то их коротко опилил. Коры на большей части черного, потрескавшегося ствола не было. Какие-то отверстия мелко изрешетили его.

Дерево было старым. Стояло одно. На плане же их было много. Олег хотел уже пройти мимо, но остановился.

— Что это за дырки? — заинтересовался он.

Поискав, он нашел в дорожной пыли проволоку и попробовал сунуть её в одно из отверстий. Проволока не лезла. Он попробовал в другое, в третье, пока проволока не утонула в одном из них.

— А ну-ка сюда теперь? — бормотал он. — Не лезет… А сюда? Уперлась. Что же там такое, а? Кажется… кажется, железо!

Он ещё раз оглядел ствол. А-а, всё ясно! Это — пули. А повыше, возле кривой ветви, впадина — глубокий шрам, наверное от осколка.

Старое, израненное дерево! На Покровке!

Ну и что из этого? На плане их десять, а тут одно. А вдруг за этим забором ещё есть? Да нет же, всё он придумывает! Забор-то вон где, в стороне совсем. А на плане деревья стояли в ряд. Конечно, это другое дерево. И ручья не видать нигде. Конечно, другое. Надо идти домой.

Но не таков был Олег, чтобы взять и просто так уйти. Он уселся под деревом и ещё и еще осматривал местность, мысленно сверяя её с планом. Кое-что сходилось, но не всё…

— А ведь если убрать забор, — вслух подумал он, — местность-то сходится! Ручья нет только! Загадочка-а… Спросить бы кого. А что если постучать в эту маленькую калитку?

Он постучал, но в ответ раздался из-за забора такой злобный и многоголосый лай, что Олег отшатнулся. На стук так никто и не вышел.

— Подождать? Лучше приду вечером.

ПОБЕГ ИЗ ДОМА

Виталькина мать сразу увидела, что яблок в саду сильно поубавилось. «Молодец сынок, — подумала она, — постарался!»

Ещё два года назад они не продавали яблоки. Хотя работала одна мать, на самое необходимое денег им хватало. Витальке выплачивали пенсию за отца, который умер, когда Виталька был маленьким.

Продавать яблоки надумала Виталькина бабушка, приехавшая погостить из деревни. Бабушка оглядела сад и сказала:

— Наложи-ка мне ведёрочко яблок, пойду на базар.

Вечером принесла выручку.

— Оставьте себе, мама, — сказала Виталькина мать. — У нас деньги есть.

Бабушка замахала руками:

— И что ж что есть? Разве спрятать нельзя? Все говорят, война будет. С деньгами и в войну легче. Спрячь!

Она распродала весь сад. Раньше Виталькина мать любила угощать знакомых, набивая им карманы и сумки яблоками.

— Дурость это, — сказала бабушка, — они не бедней тебя, пусть на базаре покупают.

На вырученные деньги купили шубу. Шуба матери очень нравилась, и она осталась довольной. Прошлой осенью, когда яблоки созрели, опять приехала бабушка, и мать сама уже помогала носить ведра на базар, а потом внимательно считала выручку.

В этом году бабушка заболела, не приехала. Пришлось торговать Витальке.

— Постарался все-таки сынок, — повторила вслух Дарья Романовна. — Денег, наверное, выручил… Надо будет купить ему что-нибудь.

Она принялась наводить порядок, как вдруг за окном залаял Рекс.

— Романовна, уйми пса! — послышался со двора зычный голос.

Виталькина мать выглянула во двор и увидела Граммофониху.

— Незваный гость — хуже татарина! — прогудела та. — На минутку, не бойся. Уйми собаку! Ух и злющая, хуже моих. Чистый волк.

В доме, усевшись на скрипнувший стул, Граммофониха спросила воды.

— Селедок наелась, — объяснила она, оглядываясь. — И не знаю, чего это я так селедку люблю!

«Зачем она пожаловала?» — настороженно думала Дарья Романовна.

Граммофониха оглядела всё кругом и продолжала:

— Люблю солёное. И горькое люблю. А сладкое ни-ни. А пришла я к тебе, Романовна, насчет парня твоего. Сердце у меня за тебя болит. Жаль мне вас обоих, — вздохнула она, горестно качая головой.

— Ты про Витальку? — тревожно подалась Дарья Романовна.

— Про него, про него. Такой орел, хоть караул ори! А где он у тебя?

— Ещё не вернулся с базара.

— Да базар-то давно закрыт! Он с базара ещё днём улетел. Не по душе ему там стоять!

— Что натворил? Говори, Никоновна, — взволновалась Виталькина мать. — Я на работе целый день.

— Понимаю, Романовна. Когда тебе ребёнка воспитывать! Так вот. — Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать. — Орел твой сегодня шесть вёдер в столовую стащил…

— Господи, в какую ещё столовую?!

— В комбинатовскую. Ведь это ж убыток, Романовна! В столовой цена жесткая, государственная!

— Не знаю, что и думать. Никогда не обманывал…

— А кто виноват? Зачем ты ему с дедом Артюшкой позволяешь водиться?

Дарья Романовна пожала плечами:

— Ничего плохого от Артемия Артемьича мы не видели. Тихий такой старик. Всё что-то мастерит. Часа не посидит без дела!

— Хитрый он, Романовна, а не тихий! Людей сбивает. Васеньку не хочет осчастливить!

— Какого это Васеньку, племянника твоего?

— Его — сироту, — Граммофониха шмыгнула носом. — Из-за него Васенька наш в общежитии живет. Ни отца у него, ни матери, ладно хоть тетя есть.

— Опять ничего не пойму. Старик-то при чем?

— Не знаешь ты ничего, Романовна. Старик этот какой участок занимает, а?

— Такой, как все. Двенадцать соток, — не понимала Виталькина мать.

— Во! — закивала головой торговка. — А куда ему столько, а? Он и в сторожке может пожить. Всё равно ходит школу караулить. Плохо ли в сторожах? Я б и то пошла, да забот полон рот.

— Постой, а куда же дом с садом? — всё ещё недоумевала Дарья Романовна.

— Пускай мне продаст, — поджала губы собеседница.

— У тебя же свой есть! Говорят, лучше всех, — испытующе поглядела на нее Дарья Романовна. Граммофониха никогда не приглашала к себе.

— Лучше… конечно, лучше всех! Сколько труда положила! Не себе хочу купить, а Васеньке. Теперь поняла? Всё равно продавать придётся, я наведу комиссию! Мне надо своего сироту пристроить! А Вася оженится сразу. Детки народятся, и я в няньки пойду. Всё равно добьюсь! Такой шум подниму — сам отступится, — заверила она, вставая. Отворив дверь, похвалила Рекса: — Ишь! Рычит… Прибери-ка его. Вот бы мне такого, вот бы мне… мои-то что кошки!

Виталька поздно вернулся домой. Весь вечер они помогали Артюше. Дед приготовил специальные ящики, выложил их деревянной стружкой. В ящики он укладывал яблоки.

напевал он.

— Как думаете, понравится наш подарок?

— Еще бы!

— И я так думаю.

Хорошо было у Артюши.

Погладив Рекса, Виталька осторожно открыл двери дома.

Мать не спала. Она искоса взглянула на сына и отвернулась.

— Ужин на столе, — коротко бросила она. — Деньги где?

Виталька положил выручку на стол:

— Пятнадцать рублей восемнадцать копеек. Шестьдесят копеек прообедал.

— Ешь сперва. — В голосе матери слышались недовольные нотки.

Виталька сразу думал рассказать ей, что продал яблоки в столовую. Он хотел и про то рассказать, как ему было стыдно встретиться с учительницей…

— Чего молчишь, мам? — осторожно спросил он, усевшись за стол.

Она сердито двинула стулом.

— Чего молчу? Скажи, ты сад растил? Ты его поднимал? Для того надрывался отец, чтобы ты потом своевольничал, а? Молчишь? Ты что думал, не узнаю, куда ты яблоки дел? А ведь и не узнала бы — спасибо, Никоновна предупредила. Всё мне понятно и без твоих слов. На рынке постоять надо, потерпеть на солнце, а тут раз-два и айда к своему деду! Хоть бы посчитал, сколько мать из-за твоих фокусов денег потеряла!

— Всего-то три рубля, — простодушно ответил Виталька. — Зато как быстро! А то стой целый день, как бобик!

— Всего! Я тебе дам «всего». Ишь, добрый какой! Кто это тебя научил? Старик? Не зря Никоновна говорит, что он тебя с толку сбивает. Сам небось так не сделает!

— Ничего ты о нем не знаешь…

— И знать не хочу, — перебила мать. — Запрещаю ходить к нему, вот и всё!

— Нет, пойду.

— Что?! — крикнула мать и неожиданно хлестнула сына по щеке.

Она тут же отдернула руку, но было поздно. Виталька уже вскочил из-за стола, глаза его были полны слёз. Ни слова не говоря, он метнулся к двери.

— Куда? Смотри, если к Артюшке! Пожалуюсь, куда надо! Чему он вас учит? Тоже мне учителя нашел!

Виталька повернулся:

— Граммофониха твоя — натуральная спекулянтка! — Голос у него срывался, лицо горело. — А дед свои яблоки интернату совсем даром отдал!

— Ну вот! Ну вот! Сам чудит и других подбивает. Правильно Никоновна рассудила.

— За наши в столовой заплатили. Туда, я слыхал, плохие несут, а получше на базар.

— Тебе что, лучше других быть хочется?

— Да там же рабочие обедают, — упорствовал Виталька. — Раньше ты и так яблоки дарила, а теперь, вроде Граммофонихи, побольше содрать хочешь!

— Замолчи! — крикнула мать. Но Витальки уже не было в комнате. Он выскочил на улицу. Навстречу ему радостно кинулся Рекс.

КЛЕОПАТРА-ИЗОЛЬДА, РОБИН ГУД И ВИТАЛЬКА

Тусклым предательским светом горит осветительная ракета. То и дело ухают гранаты. На бруствере окопа яростно стучит пулемет. За пулеметом Андрейка Горикин. Олег не может пошевелиться. Бинты крепко стягивают раненую грудь. Он умоляет Горикина бросить его и поскорей уходить к своим. Андрейка не слушает и продолжает строчить. «Отобьемся, — кричит он, — а потом ты меня примешь в футбольную команду!» На Олега так и сыплются пустые горячие гильзы. Но врагов много. Они всё ближе. Уже слышатся их шаги. «Уходи, — повторяет Олег. — Оставь мне гранату». Но Андрейка строчит. Вдруг пулемет умолкает. «Всё, — говорит Андрейка. — Кончились патроны. Вставай, пошли врукопашную!» Он поднимает Олега. Обнявшись, они идут на врагов. Прямо на их выстрелы. «Это есть наш последний и решительный бой», — запевает Андрейка, и Олег подхватывает…

Олег проснулся. Протер глаза. Как это он уснул в кресле? Ну и сон! Сколько же времени? Он поглядел на будильник. Девять. Что-то он должен сделать… А-а, вспомнил.

Забежав в кухню, он отломил от батона добрую половину, взял из сахарницы два куска сахару и выскочил на улицу.

Вскоре он был у старого дерева.

Самое главное — выяснить, кто же проживает за этим высоким забором. Олег снова постучал, но опять никто не появился из массивной калитки. Вот странный дом!

Иногда из-за забора доносился лай и рычание собак. Интересно, сколько их там? Олег запустил разок камнем в забор, и собаки потом долго лаяли.

«Жил бы какой-нибудь военный, — думалось Олегу, — он бы уж знал, где тут был окоп!»

Снова и снова кружил он возле старого дерева. Ничего нового. Надо ждать. Должен же кто-нибудь появиться у калитки. Совсем стемнело. Тусклая лампочка, раскачиваясь от ветра, освещала кусок дороги и забор. «Интересно, сколько сейчас времени. Хорошо, что тёти Тани нет дома».

Никто не шёл по улице. Олег попробовал залезть на дерево — сорвался. Попробовал ещё раз — получилось. Усевшись на суку поудобнее, снова стал ждать.

Шаги послышались неожиданно. Олег замер. К маленькой калитке подошли двое — высокая полная тетка и мужчина в соломенной шляпе. Тетка всё время оглядывалась. Она достала связку ключей из кармана и, повернувшись к свету, стала их перебирать. Олег тихонько свистнул. Граммофониха! Вот это чей дом…

Торговка, отворив калитку, пропустила вперед мужчину и, ещё раз подозрительно оглядевшись, вошла в неё сама. Олег слышал, как застучали щеколды с той стороны.

— Странно, — прошептал он. — Боится чего-то!

— Привела! — проворчала Граммофониха, затворяя калитку за Василием. — Явился не запылился! Ну чего фыркаешь? Чего фыркаешь? Думаешь, уехал от тети в общежитие, так она о тебе забыла? Не забыла!

Граммофониха занимала обширный дом, но жила в одной комнате. Другие две были заставлены разным хламом, бочками, ящиками, ведрами. Тяжело ступая по немытым половицам, тетка разожгла примус и поставила на него чайник. Она очень любила чай и считала себя растратчицей, так как ежедневно истребляла пачку чая. Вот и сейчас, с трудом дождавшись, пока закипит вода, она высыпала в чайник полпачки и налила себе огромную кружку.

— Благодать, однако, дома, — просопела она, поглядывая на племянника. — Тебе не наливаю, ты ведь у меня другое любишь! Припасла, припасла, кто же тебя пожалеет, кроме тёти! Из рюмки будешь пить или сразу из стакана? Вот, держи-ка!

— А может, не буду, — ухмыльнулся Василий, принимая бутылку.

— Это ты-то! Не болтай! — Граммофониха всплеснула руками. — А Сенька голодный сидит! Я забыла, и ты не вспомнишь.

Она закрыла ставни, прошла в заднюю комнату и принесла оттуда повизгивающего пятнистого поросёнка. Выдвинув ногой из-под стола корытце, накрошила в него хлеба. Поросенок забрался в корытце и стал жадно чавкать.

— Проголодался, бедненький, некогда и за животным приглядеть, господи, — тетка снова принялась за чай. Некоторое время в комнате раздавалось только чавканье и прихлёбывание…

Родители Василия погибли во время войны. Он скитался по стране. В Ярославле выучился на шофера, и тут ему встретилась тётка. Тётка продавала из-под полы самогонку и занималась разными тёмными делишками. Её чуть не засудили за продажу краденого, но она удрала в освобожденный от немцев Смоленск. Василия прихватила с собой. Она и приучила его пить. Она ездила с ним по деревням за продуктами и втридорога сбывала их на рынке. С Василием рассчитывалась водкой.

Так продолжалось до тех пор, пока Василию не дали место в общежитии, куда он перебрался от сварливой тетки. Первое время, придя с работы, Василий ложился на койку и молча наблюдал за соседями по комнате. Один из них — механик по ремонту машин, близорукий Иван, — учился в вечернем техникуме и возвращался поздно. Перед сном он ещё уговаривал второго жильца, токаря, сразиться с ним в шахматы:

— Хоть одну партийку!

Прошло время. Василий сжился с соседями. К тётке не заглядывал. Но однажды она заявилась сама и при всех стала лить слёзы: мол, он позабыл, что она спасла ему жизнь, и не хочет даже навестить больную старуху. Она выла, пока Василий не пошел с ней. Дома тётка объявила, зачем он понадобился. Где-то раздобыла она яблоки, наверное ворованные. Требовалась машина, чтобы перевезти их в Смоленск. Тётка умоляла помочь. Плакала. Уверяла, что к нему последняя просьба.

И Василий сдался. Сгонял на своем самосвале и ночью привёз яблоки. Их было так много, что некуда было прятать. Сонная Граммофониха металась по двору, отыскивая мешки и ящики. Она наполнила всё, что можно, но все равно оставалось еще полкузова.

— Что прикажешь с ними делать? — зло спросил Василий.

Надо было скорей ехать в гараж, ставить машину на место.

— Не знаю, ох, не знаю, Васенька, — стонала Граммофониха.

— Свалю во дворе, и всё!

— Что ты, что ты! — испуганно отозвалась тётка. — Закопать бы, Васенька!

Недалеко от её дома на улице была канава, — собирались когда-то прокладывать водопровод. Водопровод не провели, а яма так и осталась. Граммофониха сбегала к канаве, убедилась, что там никого нет. Василий подъехал и опрокинул в нее кузов.

— Помоги зарыть, Васенька!

— Ну уж нет! — Василий стал разворачиваться.

В гараже ему удалось благополучно поставить машину на место. Он считал, что всё кончилось удачно и теперь он навсегда отделался от тётки. Но не тут-то было!

После того как Василий съездил за яблоками, тётка обнаглела и стала заставлять его выполнять различные поручения. Снова он стал пить. Нарушил правила вождения, и у него отобрали права. Теперь работал в гараже на ремонте машин. Вернее, не работал, а прогуливал. «Раз такая жизнь, — решил он, — пусть всё катится колесом!»

— Ну, — проворчал он. — Говори, чего нужно, Клеопатра!

— Во! Как будто тётя не может тебя просто так угостить.

— Просто так не может. Говори, чего хочешь?

— Сирота ты у меня. Кто о тебе позаботится?

— Хватит! — заорал племянник.

— Какой нервный стал. Это всё общежитие. Жил бы у тети спокойно.

Василий опустил голову на руки. Выпил он немного, но тётка подсунула такую самогонку, что и с трёх стаканчиков замутило.

— Придется и мне огурчик взять, — невозмутимо сказала тетка. — Сладко во рту после чая. Не люблю, когда сладко! — Она громко захрустела огурцом. — Я ж тебе говорила давеча, Васенька, надумала я для тебя домик купить. Хватит тебе по общежитиям болтаться! Ежели ты сирота, так о тебе тётя подумает. Верно?

— Не продаст старик тебе дом. Зря болтаешь!

— Мне-то? Продаст! Я уже тут кое-что сделала. Пустила слух. Да и куда ему? Будет в сторожке жить. Вот схожу к нему, потолкую, припугну, деньги покажу. Всё и получится, Васенька! Документы на тебя и оформим.

— А потом?

— Потом тебе домик.

— А сад тебе?

— Угадал! Угадал, Васенька, — пела она. — Сам подумай, какая прибыль с того сада! Не надо никуда ездить за товаром. Прятать его, беспокоиться! Всё под рукой. Никакая милиция не придерётся. А то торгуй да трясись!

— Да ведь запустишь, и расти не станет. Свой-то запустила. Совсем заглох.

— Некогда мне! — отрезала тетка. — Дела. Сад старика лет десять будет яблоки давать и без ухода. А там посмотрим. Опять пьёшь? Может, отдохнешь пить-то, ведь крепкая!

— В своём-то саду ничего нет, — пьяно твердил Василий. — Заглохло всё — не пройти. Даже ямину эту не закопаешь! Я по пьянке туда два раза свалился.

— Это под сливой, что ли? У забора? От самой войны ямина. Я в неё всякий хлам кидаю. Что её закапывать? Нужна.

— А я с-сейчас закопаю! Где эта… лопата?

— Ты мне о деле говори. Согласен?

— Валяй, Изольда, делай что хочешь! Пусть все катится… этим… колесом! Где лопата? Я трудиться хочу!

— Потом, потом потрудишься, — сказала тетка, нахлобучивая на него соломенную шляпу. — Иди выспись!

Василий, покачиваясь, вышел из калитки и пошел было к себе, но вдруг решил посмотреть, хорошо ли замаскирована канава. Он свернул за угол и от неожиданности замер. На том самом месте, где были зарыты яблоки, топтался какой-то худенький взъерошенный мальчишка. В руках у мальчишки была палка, которой он тыкал в землю. Лицо у него было озабоченным. Вот он отбежал к корявому, засохшему дереву и принялся отсчитывать шаги к тёткиному забору. Василий сразу отрезвел.

— Эй, Робин Гуд, тебе чего надо?

Мальчишка поднял голову, но не ответил.

— Я тебе говорю, давай проваливай. Ну, бегом!

Мальчишка не тронулся с места. Тогда Василий подошёл к нему, взял за плечи и, развернув, дал пинка. Мальчишка отбежал в сторону и погрозил Василию кулаком.

Он был уже неподалеку от своего дома, когда кто-то позвал его:

— Нева!

Присмотревшись, Олег различил Витальку. Что он тут делает так поздно?

— Дай яблочка, — сказал тот, — есть охота!

— Какого яблочка? — удивился Олег.

— Будто не понимаю, чего ты здесь разгуливаешь! Валяй, лазай где хочешь, у Артюши мы уже всё сняли. Опоздал! А здорово ты удрал, только пол в сарае зря испортил. Так не дашь яблочка?

— Нет у меня, вот пристал.

— Ладно. Ну что, не едешь на свою Неву, понравилось у нас?

Олег пожал плечами. К Смоленску он действительно стал привыкать, но не признаваться же в этом Витальке.

— Ничего городок, — процедил он.

— «Городок»! Воображаешь. Почитай сперва историю, потом зазнавайся!

— Побольше твоего читал.

— Ха! Знаешь, сколько наш город воевал?..

— Знаю, тысяча восемьсот двенадцатый год и раньше. — Олег заговорил тоном экскурсовода. — За кинотеатром «Октябрь» вы увидите остатки земляного вала. Это — Шеин бастион. Храбро бился воевода Шеин с осадившими город поляками, бился даже тогда, когда остался почти один. Многими подвигами прославил этот человек свою Родину, а в конце жизни был казнен на плахе изменниками-боярами… Рядом с Успенским собором вы увидите маленькую часовенку. По преданию, в ней молился Кутузов, но это только предание, великий полководец в Смоленске не был… Ну, что тебе ещё рассказать? — отбарабанив, усмехнулся Олег. — Знаю я историю Смоленска получше тебя! Но меня только Великая Отечественная война интересует.

— А в Великую-то Отечественную, — сказал Виталька уже не так запальчиво, — в эту войну здесь бои были не меньше, чем под твоим Ленинградом! Даже здесь на Покровке знаешь какие бои были!

Олег насторожился.

— Какие уж тут бои, — безразличным голосом сказал он.

— Тут? — Виталька опять начал горячиться. — Да тут даже танковые бои были. Спроси деда.

— Когда?

— В сорок третьем, во время штурма.

— В сентябре?

— А ты-то откуда знаешь?

— Вот чудак! Город ваш освободили двадцать пятого сентября.

— Верно. Вот если бы что про Артюшиного сына узнать! — доверительно вздохнул Виталька. — Сколько лет о нем Артюша вестей ждёт. Только и узнал, что погиб он здесь, на Покровке. Покровка большая, попробуй найди.

— Да, большая. — Олег помедлил. — Наверно, и здесь окопы были? — спросил он затаив дыхание.

— Окопы? Да они и сейчас есть!

Олег изо всех сил старался не выдать волнения.

— А ты не врёшь? Что-то я их не видел.

— Вот ещё! Да под горой за ручьём. Хоть кого спроси!

Виталька так и не вернулся домой.

Дарья Романовна то и дело зажигала свет и смотрела на часы. «Пошёл-таки к своему Артюше», — думала она. Но решила выдержать характер и не ходить за сыном.

Подумать только, ещё год назад боялся словечко поперёк вымолвить, а сейчас — видали: «Ты вроде Граммофонихи!» Нет, она сходит утром к старику и поговорит как следует с обоими!

В семь она уже постучала в калитку Артемия Артемьевича. Постучав, подумала, что пришла слишком рано, но из-за калитки сразу же ответили:

— Входите, не заперто!

Увидев ее, старик засуетился:

— Дарья Романовна! Я сейчас.

Он был одет по-рабочему, в клеёнчатый фартук, из-под которого выглядывали короткие, как у мальчишки, брюки, а на ногах стоптанные домашние туфли. В руках старик держал кисть, с которой на землю капала краска.

— Виталька у вас? — спросила Дарья Романовна.

— Не-ет, — удивленно протянул старик. — Вечером был. Разве не дома? — Он с тревогой поглядел на неё.

— Приходил. Потом ушёл.

— Как же так, ночью? Что стряслось, Дарья Романовна?

— Значит, у соседей, — как можно спокойнее сказала она. Ей хотелось скорее бежать, проверить, там ли сын. Но чтобы не подать вида, она спросила: — Что это вы красите?

— Да вот, не спится. Годы спать не дают! Что-нибудь да надо делать. Время убиваю.

Она повернулась к калитке:

— Пойду.

Но и у соседей Витальки не оказалось. Напуганная окончательно, Дарья Романовна побежала домой, надеясь, что сын вернулся.

По улице шли на работу знакомые ткачихи. Они с удивлением глядели на запыхавшуюся Дарью Романовну, которая, едва отвечая на приветствия, пробегала мимо. И вдруг она резко остановилась. Как же она раньше не заметила?!

На пустыре, на столе для пинг-понга, накрыв голову курткой, спал Виталька. Рекс лежал рядом на земле и сторожил его сон.

Дарья Романовна так обрадовалась, увидев его живого и невредимого, что гнев её сразу пропал. Она осторожно подошла к столу и потянула куртку к себе:

— Виталик! Чего же ты спишь тут?

— Я не сплю, — пробормотал он, откидывая куртку и жмурясь от утреннего света.

— Ты что это со мной делаешь, а? — Мать тяжело дышала. — Почему к Артюше своему не пошёл?

ДВЕ НЕУДАЧИ

Петляя, по дну овражка бежит ручей. Он сильно высох и местами прячется в пыльно-рыжей лебеде. Лебеда скрывает от взоров и целую линию старых окопов. Олег насчитал их семь. Шесть в стороне от ручья и один ближе к деревьям. Олег нашел его не сразу. Здесь могли быть только немцы, решил он. Отсюда они вели огонь и отсюда пошли в атаку на горстку израненных бойцов. Достав свой план, Олег проверил свою догадку. Всё совпадало. Но где же тогда наш окоп? Он должен быть наверху за ручьем или на самом берегу ручья… Мог ли ошибиться Василий Иванович? Мог! Он же сам сказал, что уже двадцать лет прошло. И вот, в ещё более густой лебеде, Олег наткнулся на узенький окопчик, на дне которого была вязкая глина, а на стенках торчало несколько бледных поганок.

«Нашел!» — обрадовался Олег и, нашарив острый, похожий на осколок снаряда камень, не раздумывая спрыгнул вниз.

Копать было трудно. Камень царапал пальцы. Окопчик сильно осыпался и стал узким. Пришлось стать на колени. Но Олег работал, не останавливаясь ни на секунду. Даже большая синяя лягушка, свалившаяся сверху, не отвлекла его. Через полчаса он перекопал весь окопчик и остановился, не найдя ничего интересного. Олег отбросил в сторону камень. Он ударился о какой-то металлический предмет. Олег вздрогнул и стал шарить руками. Нащупал что-то твёрдое, принялся подкапывать и наконец вытащил чёрный, тяжелый от спрессовавшейся в нём земли котелок. Сердце громко застучало. Он вылез из окопа. Внимательно огляделся. Никого! Тогда он стал выковыривать из котелка землю. На самом дне оказалась слегка выгнутая квадратная железка. Потерев железку землей, Олег прочитал: «Гот мит унс». Пряжка от немецкого ремня! Почистил и котелок. На нём показались буквы. «Курт» — удалось разобрать Олегу. Он со злостью забросил фашистский котелок. Всё ясно. И этот окоп немецкий. Значит, Герой не ошибся: наши были наверху.

Но там лишь дорога и этот забор…

Наверное, дорога как раз и пролегла по тому месту, где был окоп! Его сровняли с землей, и всё. Надо прекращать поиски.

Они встретились в условленном месте. В руках у каждого был пакет. В пакетах вареное мясо. Верёвку тоже не забыли. Сегодня был день решительного штурма. Правда, штурмовать нужно не крепость, а простой деревянный забор, и за ним не войско осажденных, а всего лишь собаки, но если вы думаете, что это легко, — попробуйте сами!

Было три часа дня — то самое время, когда Граммофониха изо всех сил орёт на базаре. Поэтому они не таясь прошли мимо её дома, обогнули его и огородами проникли к самому глухому углу сада. Потом один подбежал к забору и стал бить в него ногой. В ответ раздался яростный лай. Это как раз и требовалось осаждавшему. Размахнувшись, он перекинул в сад пакет с мясом. Затем бросился к приятелю и быстро подсадил его. Мгновение — и тот уже был на заборе.

— Давай, — шепнул он и поймал второй пакет. Он хотел спрыгнуть в сад, но, поглядев вниз, ахнул, при этом пальцы его сами разжались и пакет полетел на землю.

Снизу, роняя слюну, на него целились две рычащие собачьи пасти. Они как бы говорили: «Ну, что же ты? Валяй прыгай!»

Мясо валялось у них под ногами, но псы не обращали на него внимания. Добыча на заборе казалась им более привлекательной. Они даже подпрыгивали в нетерпении, стараясь ухватить за ноги сидящего на заборе. Были они паршивые низкорослые дворняги, но, видно, очень злющие.

Оставшийся внизу уже раскручивал веревку, чтобы перебросить её на ту сторону приятелю, но тот кубарем свалился с забора.

— Сытые, черти! Ничего не выйдет. Не хотят они мяса.

Понурив головы, зашагали назад. Шли молча, говорить было не о чём. Когда выбрались на дорогу, один признался:

— Влетит мне! Я всё мясо из супа вытащил.

— А я, которое на обед б-было, взял, — вздохнул второй.

ПОМЕСЬ ТАКСЫ С ЧЕМОДАНОМ

Виталька всем говорил, что Рекс — немецкая овчарка. Рекс и в самом деле был замечательным псом. С сильными, тяжелыми лапами. Уши стоят, как у немецкой овчарки. Вот только хвост! Хвост Рекса доставлял Витальке немало огорчений. Любому мальчишке известно, что у настоящей овчарки хвост опущен вниз. Прижат к ногам. У Рекса же похож на крендель.

Пока Рекс был щенком, Виталька ждал, что хвост вот-вот выпрямится. Но шли дни, а крендель и не думал раскручиваться…

— Может, Рекс н-не знает, как хвост держать? — высказался Славка. — Давай научим! В-всё равно делать нечего!

И они приступили к дрессировке. Рекса вывели на пустырь. Виталька коротко держал поводок, заставляя пса идти возле ноги. Славка стегал тонким прутиком по хвосту. От удара хвост на какое-то мгновение опускался вниз. Едва он начинал скручиваться, как снова следовал легкий удар. Так повторялось много раз. Наконец при одном виде поднятого прутика Рекс опустил хвост к ногам.

— B-видал? Уже получается! — заликовал Славка.

— Ну да! Что же, так и ходить за ним всё время?

Рекс старался. Рекс не сводил глаз с прутика. Но что он мог поделать? Хвост его не слушался.

— Н-ни черта не понимает! — разозлился Славка и от огорчения больно хлестнул пса.

Рекс громко взвизгнул.

— Эй вы, живодёры!

Они и не заметили ленинградца! Он сидел на столе для пинг-понга и болтал ногами.

— Ты опять на стол забрался?

— Живодёры! Вы ему лучше гирю привяжите к хвосту!

— А чего он хвост так держит!

— Потому что не овчарка! Помесь таксы с чемоданом!

— Ты откуда знаешь? — крикнул Виталька. — Знаток какой. «Не овчарка, не овчарка»… Научим, и всё.

— Ха, научите. Да если тебя бить за то, что ты не японец! Или вон его давай бей! Всё равно он заикаться будет!

— Ну ты, Нева, потише! — вступился за Славку приятель. — Опять получить хочешь?

— П-пусть л-лучше и-и-идет Граммофонихе п-помогает, — буркнул Славка, низко опустив голову.

Олег понял, что обидел Славку. Ишь, как тот покраснел. Вот-вот заплачет. Не стоило так, конечно. И всё это из-за окопа… Все планы рухнули! Разговаривать неохота. Заняты всякой ерундой и не знают ничего. У него беда побольше. Подумаешь, собачий хвост!

— А собачка-то ничего! — примирительно похвалил он. — Лайка настоящая.

— С тобой не разговаривают. Иди к Граммофонихе.

— П-поцелуй её! В-все равно мы её разоблачим! Т-только в сад залезем.

— Вы-то уж зале-зете! — протянул Олег. — А забор? А собаки? Это вы забыли?!

Приятели разом вздохнули. Олег понял, что они не знают, как попасть в сад к торговке. Ничего у них без него не получится!

— Киньте собакам мяса, — предложил он.

Виталька небрежно усмехнулся:

— Без тебя догадались!

— Ну и что?

— Пошел ты… не берут они ничего, они поумнее тебя!

— А зачем вам к ней надо? — не обратил внимания на обиду Олег.

— Т-т-тебе не все равно?

— Посмотреть хотим. Говорят, что у нее сад лучше, чем у деда. Может, она тебя приглашала? А, Нева? Яблочками хоть угостила? К ней-то не залезешь! Ты к деду залезал и то попался!

Не хотят говорить, не поверил Олег, наверное, у них есть какая-нибудь тайна! Ну и пусть не говорят. Что ему их тайны! Ему ничто теперь не интересно. Он может вообще уехать в Ленинград. Завтра же. Хоть покупается у Петропавловской крепости.

Он так и хотел заявить им. Но тут произошло неожиданное.

Рекс, спокойно сидевший до этого у ног Витальки, вдруг вскочил и рванулся так, что Виталька не удержал в руках поводок.

— Рекс, куда? Вернись! — крикнул хозяин.

Здоровенный лохматый пес, выскочивший из-за угла, не останавливаясь, кинулся к Рексу. Мгновение — и собаки, сцепившись, закружились в пыли.

Псы визжали и лаяли. Клочья шерсти летели во все стороны. Лохматый был больше Рекса. Но тот ему нисколько не уступал. Рекс ловко вывернулся, когда лохматый пытался подмять его, и снова бросался и бросался в бой.

— Что же вы стоите?! Разнимайте! — закричал Олег.

Славка бегал вокруг, не зная, что делать.

— Не поддавайся, Рекс, — повторял Виталька, но голос его дрожал. — Дай ему! Так! Та-ак!

Ободренный голосом хозяина, Рекс навалился на лохматого врага и, видно, здорово укусил его, потому что тот взвыл, вскочил на ноги и с жалобным повизгиванием пустился наутек.

— Ур-ра! Молодец Р-рекс! П-п-пусть не лезет! — ликовал Славка.

А Виталька крикнул:

— Смотрите-ка! Вот здорово!

Рекс тяжело дышал, высунув язык. Уши у него победоносно стояли, а хвост был грозно прижат к ноге, как у самой настоящей овчарки.

— А ведь я придумал, как пролезть к Граммофонихе, — выпалил вдруг Олег.

— Не нужно нам, — покосился Виталька. И, обняв Славку, добавил: — Врешь ты всё! Айда к деду, Славка!

— B-врет он всё, — повторил Славка. — Г-говорил, Рекс помесь какая-то! Те… теперь подлизывается!

Сегодня возвращается тётя Таня. Олег вытащил из стенного шкафа авоську с овощами. Не хватает ещё, чтобы тётя Таня на него сердилась. Но до чего же неохота заниматься этим! Скорее сделать — и в сторону. Ну, раз-два!

Начистил брюквы и морковки. Налил в кастрюлю воды. Положил овощи. Поставил кастрюлю на газ. Покипят овощи — добавить манной крупы, и готова «витаминизированная». Так, кажется, её варят. Если и не так, ничего. Есть он её не будет. Такие дела творятся, а он должен, как маленький, кашку кушать!

Пока овощи варились, выбежал в магазин за молоком. Вскипятил. Влил немного молока в овощи. Засыпал крупу. Вскоре снял кашу с огня.

С этим — порядок. Что ещё? Мамины письма? Пришло три штуки — лежат на окне. Пол не метён? Подметём, пожалуйста.

Ещё что?

Как же он забыл? Извиниться перед стариком!

Бежать к нему скорее…

ОСИНОВЫЕ ЧАШКИ

В Славкиной деревне осину не признают за дерево: на доски не годится, дрова из нее никудышные. Зато дед ценит осину. В сарае у него целый штабель осиновых чурок. Дед их называет «заготовки». Оказывается, нет лучше дерева на чашки. В осиновых чашках можно и воду держать, и капусту рубить. Ещё есть у деда липовые заготовки. Липа идёт на ложки.

Сегодня дед будет точить. С вечера принёс в сени гору заготовок, возился со станком, смазывал, проверял. Рано проснулся Славка, а дед уже в сенях у станка. Сени узкие, вдвоём не развернуться. Славка открыл дверь и стал смотреть прямо с койки.

Дед нацепил фартук на голую грудь, нахлобучил кепку назад козырьком, повернулся, подмигнул из-под очков и включил моторчик. Скорость у станка огромная, чурку совсем не видно. Рядом со станком, на стеллаже, у деда набор стамесок. Большие, маленькие, плоские, выпуклые. Дед на память помнит, где какая лежит. Вот он не глядя взял одну, поправил очки, пригнулся и быстро провел стамеской вдоль чурки. Фонтан стружки ударил в потолок. Дед сменил стамеску — стружка полетела в сторону. Он ещё несколько раз менял стамески, потом взял наждачную бумагу — раздался шорох.

— Ну-ка, держи! Тепленькая. Ну, кому продать опилки, я — директор лесопилки!

— Ма… матрешка, — ахнул Славка. — А быстро! Попрошу Витальку, пусть разрисует.

— А теперь дело начнём.

И дед, уже не отрываясь, принялся точить чашки. У деда полдеревни родни, и всем нужны эти чашки. Много придется точить. Такие чашки иногда продают в райцентре на базаре. Не такие, куда хуже. Дед свои не продаёт. «Моя работа дорогая, — говорит. — Денег не хватит», — а сам отдает даром.

— Учил я, учил Петьку, — крикнул он, не поворачиваясь от станка, — но не дошло до него!

«Петька» — это Славкин отец. Петр Артемьевич — зовут его в деревне. Он счетовод, а деду всё — «Петька»!

— Я его точить не приучил, а он меня деньги считать.

Это верно, отец частенько поругивал деда за то, что тот к деньгам равнодушный.

— А на чёрта их любить, — сказал как-то дед. — Работу любить, это я понимаю. Внуков, всех людей, яблоню — другое дело. А то — деньги! Пенсию мне платят. Корма мне много не надо. Яблок намочу бочку — до следующих живу.

— Новый бы дом поставил, — сказал отец. — Стоит только твои яблоки продать…

— Новый дом? Моя халупка того, конечно. До первого ветра. Зато всё в ней под рукой. А яблоки продать в этот год не могу. Больнице обещал.

— В прошлом году детдому, в этом — больнице.

— Так ведь что сделаешь? Обещал!

— Хороши чашки, внук! Так и быть, порадую деревню.

Славка убирал станок. Целая гора стружек. Мягких, как опилки.

— Было п-полено, стала ч-чашка! Мне бы так!

— Научу ещё. На следующий год. А эти дадим Витальке разрисовать. Чтобы покрасивее были.

— Сбегать?

— За Виталькой? Обожди. Пусть высохнут. Ещё может повести.

— Как это?

— Ну, перекосить, покоробить. Не должно бы. Материал хорош. Охо-хо, прибери-ка, а я полежу. Спина уже не гнётся. Не могу долго работать. А ведь антоновка желтеет, видишь? Лето кончается, скоро уедешь. Ты получше стал говорить, кажется, а?

— Когда не тороплюсь. Хочешь скороговорку?

— А ну!

— Уж у лужи ужинал, — медленно начал Славка. — П-постой, стучит кто-то.

— Пойди посмотри.

Славка побежал, но сразу вернулся:

— Д-дед, дед, Граммофониха!

— Здравствуйте, соседушка, дорогой Артемий Артемьевич!

Славка рот разинул. Что с ней? Вежливая!

— Солнышка у вас в саду сколько. Не то что у меня.

«Будет у тебя солнце, забор до неба», — чуть не брякнул Славка.

— А яблочки — царские, каждое по рублю!

«Ты и по два сдерешь!»

— Что же сесть не приглашаете, соседушка? Или не вовремя?

«Стул раздавишь, садись на крыльцо!» — думает Славка.

— Славка, — скомандовал дед, — принеси стул. Ну здравствуйте. Чем обязан?

«Принести ей ломаный из сеней? Вот грохнется! Жаль, нельзя, — дед заругает».

Граммофониха уселась, поправила на голове новый платок. Она и вся была нарядно одета, не в рыночном мужском пиджаке, а в синей шерстяной кофте.

— Чем обязаны? Ничем! В гости решила, соседи всё ж.

«Звали тебя!» — продолжал думать Славка.

Дед сел напротив неё на крыльцо. Славка заметил, как он из-под очков зорко наблюдал за торговкой. Да и та — глазами по саду, потом на деда. Быстро, словно ненароком. Ждёт, что дед скажет. А дед молчит, щурится, бороду почесывает, опилки вытряхивает…

— Можно же по-соседски? — повторила Граммофониха.

— Можно, — наконец отозвался старик. — Завтра и мы к вам придём. Сад ваш посмотрим, по-соседски.

Ох и дед, хитрый какой!

— Приходите. Только я вечером дома. Когда темно. Все занята, все занята!

— А-а, — протянул дед. — Когда темно, мы не видим. Мы ведь не совы.

Граммофониха так подпрыгнула, что ножки стула в землю ушли.

— Хватит дурить! Клоун старый! Знаешь, зачем пришла, и ломаешься!

— Я не клоун, — нахмурился дед.

Граммофониха сразу опомнилась. Улыбнулась. Снова поправила платок и смирно сказала:

— Я соседушку выручить хочу, а он кобенится.

Дед встал. Славка заметил, как он сжал кулаки.

— Верно, хватит ломаться. Не продаю я участок, Луиза Никоновна, и зря вы сплетничаете, что я мальчишку голодом морю. Вот он, перед вами!

— Что вы, что вы, — запела она, — я нигде ни слова. Это ж люди. От людей не спрячешься. А с участком не торопись, я дело предлагаю. Ты и в сторожке поживёшь, а деньги будут. Много ль тебе жить-то? Старенький уже совсем. Ум теряешь. Отберут участок в школу или ещё куда… Не сообразишь, что и делать. А я честь по чести, деньги уплачу. Много не дам, нет у меня много, откуда… но тебе на старость хватит. Не кобенься. Давай миром.

Калитка была распахнута настежь. Олег удивился и пошёл через сад к домику. Услыхав голоса, он быстро спрятался за дерево. Надо переждать, не будет же он при людях извиняться. Кто же там, кажется, Граммофониха? Интересно. Перебраться бы поближе, вот сюда, так. Ну точно, она самая!

— У тебя земля, как пух! Само всё растет, — жаловалась торговка. — А у меня? Ямы да железо. Осколки да ямы!

Что? Что она говорит? Олег весь превратился в слух.

— За двадцать лет любую землю можно пухом сделать. Только руки приложить, — ответил с крыльца старик. — Здесь тоже железо было. Кругом бои шли. На такой земле красиво надо жить, грех на ней наживаться!

— Астры, что ли, сажать? — презрительно пропыхтела торговка. — Ты давай о деле. Я вот смотрю, как у тебя школьники по саду бегают, и сердце останавливается! Осень придёт — опять, что ли, бегать будут?

— Конечно. У школы приусадебного участка нет.

— О! Продавай скорее мне всё, слышишь? — вскричала она. — Пойдёт директор, куда надо, и всё! И закрепят за ними это всё. — Она провела вокруг рукой. — Директор не дурак. Дураков не назначают.

Дальше Олегу неинтересно было слушать. Он попятился назад. Придется ещё раз прийти. Что же там в саду у торговки, какие это ямы? Вдруг окоп! По плану не получается? Но план-то ведь путаный!

СЛАВКА ДЕЙСТВУЕТ САМ

Было у Славки три рубля. Дал ему отец перед отъездом. Подарил. Славка сперва не знал, что на них купить. На пустяки тратить жалко. Думал-думал и надумал, что купит Витальке красок. Позовет его однажды в магазин и скажет: выбирай любые! Но… пошел Славка на рынок.

— Т-те… тетенька, вы яблоки будете покупать?

— Да, что тебе?

— Ку… купите мне вон у той толстой разных, а?

— А сам-то что?

— Мне она не продаст.

— Это почему же?

— Она… мы… мы ей должны. Она мне не продаст. Отнимет д-деньги, и всё.

— Ну давай. Что с тобой поделаешь!

— Т-только вы разных. У неё много сортов. Так вы уж всяких!

— Некогда мне с тобой возиться. Да ладно! Давай авоську.

— Товарищ лейтенант, разрешите обратиться!

Дежурный лейтенант посмотрел на старшину Солнцева:

— Ну?

— Ничего серьезного. Мальчишка какой-то. То поднимется на крыльцо, то назад. Похоже, хочет обратиться и трусит.

— Давай его ко мне!

Так Славка попал в милицию. Он робко огляделся. За столом сидел строгий дежурный и глядел на Славку в упор.

— Жаловаться на свой рост пришел? — встретил его дежурный. — Или яблоками угостить хочешь? Ишь какие аппетитные. Давай, мы их в два счета оформим.

Славка шагнул вперед и положил яблоки на стол. Были тут и китайка, и анисовка, и огромный, с темными вмятинами, белый налив.

— Угощаешь?

— В-вы посмотрите! И коробовка, и пепинка, и н-налив.

— Верно, все разные, — сказал старшина. Он стоял сзади Славки.

— И что из этого?

— Откуда у неё столько? Она спекулянтка!

— Э-э, — протянул дежурный. — Да ты по делу, оказывается! Ну-ка, ну-ка!

Милиционеры внимательно выслушали Славку. Он думал, что они сразу же пойдут на рынок забирать торговку. Но лейтенант сказал:

— Ладно. Можешь идти. Яблоки пусть у нас полежат. Авоську возьми.

Но Славка не хотел уходить ни с чем.

— И-идемте, я вам покажу её! Она сейчас торгует.

Открыв ящик стола, лейтенант ссыпал туда яблоки и, как показалось Славке, небрежно заключил:

— Ясное дело. Займись как-нибудь на досуге, Солнцев.

— Выполню, — кивнул головой старшина. — Я эту даму знаю. Давно приметил.

— К-когда выполните? — не уходил Славка.

— Иди, иди, малыш! Сказано — на досуге!

Славка вышел из милиции разочарованным. Ничего не получилось, думал он. Пока они займутся, Граммофониха все яблоки распродаст. Нет, надо самим что-нибудь придумывать. И как можно скорее.

НУЖНА СОБАКА И ЕЩЁ ДВОЕ

Если лечь на спину и раскинуть руки и ноги, вода сама держит на поверхности. На Неве у Петропавловской крепости Олег частенько отдыхал таким образом. В Днепре вода теплее, но на спинке не разлежишься, течение сносит к отмели.

Олег выбрался из воды, упал животом на песок и задумался. Неужели ничего нельзя сделать? Неужели окоп на месте, где теперь дорога? Всё тогда пропало… Изучен каждый метр земли, все обыскано, остается только расспросить Граммофониху.

Подслушав разговор Граммофонихи со стариком, Олег возненавидел торговку.

Почему она такая наглая? Почему такие люди, как старик, ничего не могут с ней поделать?

Но как ни ненавистна была ему торговка, а всё же спросить, что у неё за ямы в саду, нужно. Как это сделать? Подождать, когда она с базара пойдет?

На берегу, возле будки, на которой было написано: «Не купаться, штраф», мальчишки устроили трамплин. Они врыли в отмель сваю, положили на нее доску и накатили на один конец доски камень. Разбегаясь, мальчишки подпрыгивали, доска пружинила, и, высоко подлетев, мальчишки ласточкой падали в воду.

Олег никогда не прыгал с трамплина и решил попробовать. Он встал в очередь.

— Ну, — крикнули сзади, — давай же скорее!

Он кое-как оттолкнулся и неумело полетел в воду.

Но смеяться никто не стал.

— Ты сильней толкайся. Ноги вместе держи, — посоветовали ему, когда он снова подбежал к трамплину.

Прыгнув раз десять, он почувствовал, что ударяется о воду не так сильно, как в первый раз. Устав, он растянулся на траве. Рядом плюхнулось несколько мальчишек. Носы у всех пооблупились от солнца.

— Ты откуда? — спросили они.

— Во-он оттуда!

— Так и мы оттуда. Приезжий, что ли?

— Приезжий. Мальчишки вскочили:

— В футбол стучишь? Айда с нами!

Пришли на футбольную поляну. Там уже гоняли в футбол.

— Эй, примите нас!

Капитан свистнул и остановил игру. Олег узнал Витальку.

— Физкульт-привет! — небрежно сказал Виталька. — Сыграем. А этот не нужен. — Он показал на Олега.

«Ну и пусть, — подумал Олег, закусив губу. — Мне и одному хорошо».

Он сел на траву и стал глядеть на играющих. Новенький, хорошо надутый мяч несколько раз подлетал к его ногам. Подняться бы да влепить прямо отсюда гол этому Славке-коротышке! Ещё в ворота встал!

Мяч снова подкатился.

— Ты, подай мяч, не видишь?

Сейчас он им подаст! Постой… постой… да это же она!

Мимо поля, нагруженная корзинами, проплыла Граммофониха. Олег оставил мяч и пустился вдогонку. Ребята видели, как он остановил торговку и взял корзины.

— Ну и ч-человек! — Славка даже сплюнул.

СТРАННЫЙ ДОМ

Обидные слова неслись вдогонку Олегу, а он уже шел рядом с Граммофонихой. В руках у нее осталась одна авоська, из которой торчала безголовая треска.

— Не беги! — командовала торговка. — Не на пожар!

Олег покорно слушался.

Граммофониха сердито вздыхала. День у нее сложился неважно. Какой-то милиционер все время крутился возле прилавка, это показалось ей подозрительным. Пришлось прекратить торговлю.

С рынка она шла устало. Всю ночь сегодня, не смыкая глаз, трудилась, перетаскивая яблоки из канавы. Часть их уже почернела, продать такие невозможно. Она мысленно подсчитывала убыток и вздыхала. Яблоки всё-таки перетащила не все. Если торговля будет идти, как сегодня — за целый день не продала двух вёдер яблок, — то сплошное разорение будет, для чего она так рисковала?!

Что-то плохи ее дела. Старик упрямится, цену, наверное, хочет набить. Но от старика-то она не отступится! Василий вот отбился от рук. Охо-хо… денег требует. Сейчас явится к ней. Уже напился. Придется дать немного, только пусть сперва остальные яблоки перетащит. А Васька таким же был раньше, — поглядела она на услужливого мальчишку.

— Ты чей же будешь, а? Родители есть? — Они уже подошли к её забору.

— Есть. В Ленинграде.

Граммофониха одобрительно кивнула:

— В Ленинграде? Это хорошо… Ага! Ну, помогай старухе. Правильно. Я таких люблю.

— Так я и завтра приду. Хотите утром?

— Пораньше тогда. Я засветло встаю.

— Хорошо, тетенька.

— Луиза Никоновна меня звать. Ну, сколько тебе?

— Мне денег не надо, Луиза Никоновна. Я так вам помог.

Граммофониха заулыбалась:

— Вот это пионер! Это по-божески — старушке помочь!

И тогда Олег, осмелев, спросил:

— Луиза Никоновна, какие там ямы у вас в саду? Вы говорили, от войны. Может, это окопы? Давайте я посмотрю.

Граммофониху как током ударило. Неужели её выследили? От испуга она разинула рот, но, овладев собой, хрипло переспросила:

— Чего? Как ты сказал? Ни про какие ямы не знаю!

Она в упор поглядела на Олега, а он весь так и подался вперед, ожидая ответа.

— Нет тут никакого окопа! Слышишь! — заорала она. — И помощи твоей не хочу! Убирайся, сейчас собак натравлю!

— По плану получается, что есть, — настаивал он.

— Что? По какому ещё плану?

Он достал из кармана курточки свой план. Торговка даже не взглянула на бумагу. Она выхватила её у него, скомкала в кулаке и снова заорала:

— Иди отсюда! Во-он там есть окопы, под горой. А сюда лучше не суйся! Иди, иди.

— Странно, — прошептал он. — Чего она боится? На немецкие окопы показала… Странно! Очень!

Олег снова забрался на свое излюбленное место, на сук изрешеченного пулями вяза.

Что же делать? Скоро в Ленинград, а он ничего не нашёл! Как побывать за этим проклятым забором? Интересно, чего так напугалась Граммофониха? Тут какая-то тайна… А вдруг… Вполне возможно! Надо проверить обязательно!

— Надо ей было тут забор поставить, — пробормотал Олег и, повернувшись на своем суку, замер.

К калитке, покачиваясь, шел знакомый мужчина в соломенной шляпе. Он потоптался, что-то мыча, у забора и вдруг двинулся к дереву.

«Заметил», — понял Олег. Бежать было поздно.

Мужчина подошел и заплетающимся языком приказал:

— Ну!

Олег только крепче вцепился в сук.

— Слазь! Опять ты здесь!

Олег не шелохнулся.

— Сейчас сниму — худо будет!

Мужчина начал карабкаться на дерево. Вяз был толстым, сук — метрах в двух с половиной от земли. Подпрыгнув, пьяный дотянулся до сука, но не удержался и упал.

Он сидел на земле и ругался:

— Тарзан… Я тебе ребра пересчитаю! — Он поднялся и снова принялся карабкаться вверх.

Наконец ему удалось ухватиться за сук одной рукой. Он начал было подтягиваться, но Олег ударил ногой по его пальцам. Пальцы разжались, пьяный полетел вниз.

— Берегись у меня! — зарычал он, подбирая здоровенный камень.

— Дядя, за что вы меня?!

— Мёдом тебе тут намазано, что ли? Чего здесь болтаешься?

— Я ищу.

Мужчина, покачнувшись, спросил:

— Чего ещё ищешь?

Олег решился:

— Дядя, а за тем забором никакой ямы нет? Окопа?

— За забором? — медленно соображая, проговорил тот. — Как же! За забором есть! Там много ям! — Он загоготал. — И окопы там, и долговременные огневые укрепления.

— Нет, верно?

— Говорю. Попробуй погляди!

Он потряс камнем:

— Ну вот что, Робин Гуд, лучше слезай у меня, а то я тебя…

Делать было нечего.

— Ладно, сейчас слезу!

«Срочно нужна собака и ещё двое», — думал Олег, бредя в сторону от граммофонихиного забора.

— Пей да поговорим о деле.

— Денег давай, какое ещё дело? Опять?

Она не ответила. Занялась поросёнком.

— Во, ласковый бесенок! Тпрусь, тпрусь, на яблочка! — Потом она повернулась к племяннику: — Думаешь ты за старика браться?

— Пристала! Пусть живет.

— Пристала не пристала, а больше я тебе гроша не дам! Хватит. На меня милиция косится. Глаз не сводит! Всё. Куплю сад и буду торговать по-честному.

— Как это ты без меня купишь, а? То-то! Давай денег! Ну, Брунгильда!

Она вздохнула. Подвинула к себе огромную кружку:

— Чай остыл.

— Ну, как хочешь, — пригрозил Василий.

— Дам уж, дам. Но ты мне сегодня яблоки перенеси. Слышишь? Много ли я одна могу? Тётя у тебя уже старая. Таскала-таскала, а их ещё воз с верхом! Кто тебя просил их туда сыпать? Высыпал бы в саду в яму под сливой… Сколько я на них денег теряю!.. Чтобы перенести сегодня!

Покачав головой, Василий потянулся к бутылке.

— Во! Пей! — взвилась тетка. — А я огурчика подам. Смотри, прямо с грядки огурчик. Ты ж подумай, какие там яблоки, а? Какие яблоки! Старика ему жаль! Да старик теми яблоками и пользоваться не может. Раздает всё.

Поросенок постукивал копытцами по комнате, тыкаясь пятачком во все углы. Остановившись у набитого мешка, он вопросительно поглядел на хозяйку и хрюкнул.

— Ну и плут, — заулыбалась Граммофониха, — привык к яблокам, шельмец!

Поросенок нетерпеливо повизгивал.

— Из ума не идут яблоки. Неделю в яме лежат!

— Сгниют, — зло кивнул Василий.

— У меня-то? Я своего не упущу!

— Ты поаккуратней с канавой. Поглядывай. А то пацан там какой-то вертится!

Она всплеснула руками:

— Уж не худенький ли? Вихрастый?

Василий изумленно взглянул на тетку:

— Откуда ты знаешь?

Та испуганно молчала.

— Тебя спрашивают?

— Он, — Граммофониха понизила голос, словно кто-то мог подслушать, — он спрашивал про яму.

Племянник одним махом выпил водку, поднялся и направился к выходу.

— Стой! Не уйдешь!

Могучая тетка стала оттирать Василия от двери назад к столу.

— От греха подальше хочешь?! Думаешь, я отвечать буду? Не-ет. Кто мне, Васенька, привез эти яблочки? Не сами они в канавке-то оказались…

— Ух и сильна жаба! — выругался Василий. Но к столу ему пришлось вернуться.

— Не бойсь! — не обратив внимания на ругань, пела тётка. — Никто нас и не видел! А мальчишку… мальчишку отвадь! Тисни разок, он и носа не покажет! Вот, держи. Твоя доля.

Она протянула стопочку денег.

— И это всё? — спросил он удивлённо.

— Перенесешь яблоки, добавлю, — отрезала она. — Привык к подачкам, племянничек. Поработай немного! Мне-то, старухе, шиш кто даром копейку подаст!

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ — СЕМЬ

После неудачного похода Олег вернулся на поляну. Мальчишки всё гоняли мяч. Игра была в самом разгаре. По тому, как важно стоял в воротах Славка, было ясно — его команда выигрывает. Виталька весело носился по полю, покрикивая на игроков.

— Что же делать? — сказал сам себе Олег. — Неужели придется этих просить? Их двое, и у них есть собака!

Он тяжело вздохнул. Всегда и все делал один, а тут! Нет, стоит ему подумать как следует, и он обойдется без этих смоленских. Жаль, что нет времени… Ладно! В конце концов им тоже нужно туда. У них своё дело, у него своё. Важно попасть в сад, а там — прощайте! Уж конечно, он им слова не скажет, зачем лезет. Этого не хватало! У него настоящее военное задание, а не какие-то там яблоки-груши.

А если в саду никакого окопа нет? Скорее всего! Но все равно надо лезть. Разве можно отступать сейчас, когда остался последний шанс. Интересно, где сейчас Василий Иванович? Наверно, уже в Ленинграде и, конечно, забыл его. Да и что же помнить? Как он воображал в купе? Эх, если бы Василий Иванович узнал, что он ищет здесь его окоп! А ведь если окоп не сыщется, он и не пойдёт к нему. С чем он придёт? «Здравствуйте, — скажет, — я целый месяц искал ваш окоп, но, увы, не нашел!» А Василий Иванович и ответит: «Где тебе! Если бы я был уверен, что его можно найти, уж я бы сам поискал!» На этом их разговор и кончится…

«Придётся брать этих смоленских и их помесь таксы с чемоданом! — повторил Олег про себя. — Но просить я их не буду. Я им уже предлагал один раз».

Славка выбивал мяч от ворот. Он поплевал на руки, как классный вратарь, и, отойдя на целых десять шагов, разбежался и ударил, но при ударе зацепил носком землю. Мяч крутнулся и полетел наискосок — прямо Олегу в ноги.

— Ну, подождите, — пробормотал он. — Значит, вы меня не принимаете… Ну-ну!

Он ловко накатил мяч на ногу, подкинул вверх, несколько раз, стоя на месте, подбросил головой.

— Не тяни! — крикнул Виталька. — Давай сюда!

— Вот здорово, — сказал кто-то. — Примем его?

— Подумаешь, Месхи какой! Без него обойдемся!

Ах, так! Ну, получайте…

Переведя мяч вниз, Олег что есть силы пробил по Славкиным воротам. Славка запоздало прыгнул — мяч пролетел у него между рук.

— Го-ол! — заорали противники. — Вот это гол!

— Н-не счи… считается! Я и н-н-не думал держать. П-пусть он с игры за… забьёт, — затараторил, оправдываясь, вратарь.

— Не нужен, — упорствовал Виталька, но капитан противников подбежал к Олегу:

— Вставай на левый край, а?

— К вам? Пожалуйста. А счёт?

— Проигрываем.

Олег встал на левый край. И сразу же ему кинули мяч. Он набирал скорость, несильными толчками ведя мяч и поглядывая, кому бы его лучше отдать. Но тут Виталька прибежал на защиту, и представилась возможность обвести его. Олег пошел прямо на него, чуть замедлив ход. Виталька пятился назад, не сводя взгляда с мяча. «Неплохо ты играешь, — мысленно сказал Олег, — но…» Он сделал вид, что хочет пробить по воротам. Виталька самоотверженно бросился под удар. Но его и не последовало. Перескочив через противника, Олег рванулся к воротам. Маленький Славка тревожно заметался. Прицелившись, Олег нарочно пробил в верхний угол самодельной штанги. Удар получился сильным. «Штука, конечно», — решил про себя Олег.

— 3-зола! — хладнокровно сказал Славка. Мяч был у него в руках.

Верховой взял? Ничего себе, покачал головой Олег. Ну, ладно же. В следующий раз он пробил низом. Но Славка не стал падать. Просто отбил мяч ногой.

— Это т-тебе не на Неве!

Снова и снова перехватывал он мячи Олега, не забывая при этом каждый раз крикнуть что-нибудь обидное. Команда Олега пропустила ещё два мяча, а в ответ не могла ничего сделать.

Вот Виталька забил еще гол.

— На мыло! Ч-четырнадцать — семь! — орал Славка.

Начали вновь с середины поля.

Олег повел. Он решил переменить тактику. Кто-то бросился ему наперерез. Кто-то пытался оттолкнуть от мяча, но он проскочил в штрафную. Славка привычно изготовился. Однако Олег бить не стал а, обведя вратаря, влетел с мячом в пустые ворота.

— Гол!

— Зола! — мстительно бросил он расстроенному Славке и через минуту забил ещё. Чуть ли не с центра поля.

Со Славкой случилось что-то непонятное, он стал пропускать любые удары. Команда Олега быстро отыгралась и уже вышла вперёд.

— На мыло его! — крикнул Олег, еще раз забив. — Стоять не умеет!

Славка выбежал из ворот:

— Я не умею? В де… в деревне лучше всех держал! Н-никто мне не за… не забивал!

— В деревне! — Олег махнул рукой.

— Б-бей десять пе… пенальтиков! Если не забьешь пять, что с то… с тобой делать?

Игра расстроилась. Все собрались возле Славки и Олега. Олег пожал плечами:

— Становись.

Славка, отсчитав одиннадцать больших шагов, поплевал на руки и встал в ворота. Первый мяч он пропустил, зато два других взял.

— Те… тебе и трех не за… не забить, — расхрабрился он.

Но Олег забил подряд семь.

СОБАКА И ЕЩЁ ДВОЕ

На Покровку возвращались втроём. Расстроенный Славка держался позади. Олег был доволен: всё шло как по маслу. Теперь можно начинать разговор о деле.

Но первым спросил Виталька:

— Угостила Граммофониха яблочком?

Олег промолчал.

— Ну, видел ты её сад? Или она тебя к себе не пускает?

— Захочу — и сам пролезу, — начал Олег, — запросто!

— Б-брось! — подал голос Славка. — Н-ам не п-пролезть вдвоем, а он п-пролезет! Не слушай его, Виталька!

— Я зря не говорю. Ты убедился? Или, может, тебе мало?

Славка обиженно засопел:

— Я с-сегодня не в форме.

— А-а, — участливо протянул Олег, — тогда другое дело. Когда будешь в форме, позвони мне в Ленинград.

— Хватит воображать, — прервал Виталька. — Он в деревне живёт, а ты где… А к Граммофонихе слазить надо. Только как? — Он почесал затылок… — Ничего нельзя придумать.

— Н-нева, ты же хва… хвастал, что знаешь, как залезать?!

Тот пожал плечами:

— Очень просто. Но вы же мне не верите. Нужна собака и ещё двое.

Приятели переглянулись. Славка рукой позвал Витальку, они отошли в сторону и стали совещаться. Видно было, что Виталька что-то доказывает приятелю, а тот не соглашается. Олег терпеливо ждал, стараясь не выдать волнения. А вдруг они не согласятся?

Наконец Виталька крикнул:

— Иди сюда, Нева!

Славка не глядя буркнул:

— Ладно, да… давай вместе. Го… говори.

— Стойте, не сразу. Вы сперва дайте слово, что будете меня слушать и делать всё по моему приказу.

— Вот е… ещё!

Олег усмехнулся и сделал вид, что уходит.

— Постой, постой! Не торопись ты, Славка. Конечно, кто-то должен командовать. Нева придумал, как лезть, пусть и командует. Я даю слово, что буду тебя слушать.

— Так. Ну а ты?

— Бу… буду.

— Посмотрим!

И Олег выложил им план штурма.

— 3-здорово! — в первый раз улыбнулся Славка.

— Ничего не здорово! Не дам я Рекса. Вам его не жалко, а мне жалко, — отрезал Виталька.

Этого Олег больше всего боялся, но тут выручил Славка:

— Ты же говорил, что там дворняги! Неужели Рекс двор… няг испу… г-гается? — крикнул он.

— Никого он не испугается, — задетый за живое, отозвался Виталька. — Ладно, так и быть, давайте.

— Смотрите, чтобы не отступать! Потом скажете: мама не пустила или дедушка заболел!

В САДУ

Славка решил не ложиться спать. Опасался, что проспит. В двенадцать надо быть на месте. Уйти ему будет нетрудно: дед в десять засыпает и, хоть из пушки пали, — не разбудишь. Тем более, сегодня он наработался, устал: вон ещё только девять, а он то и дело зевает. Сейчас он, как всегда, возьмёт свою газету, почитает пять минут и захрапит. Но Славке ложиться нельзя. Он спит ещё крепче деда. Мать говорила не раз: «Если мой Славка спит, то свинья ему может пятку отгрызть, он все равно не проснется!»

А здорово же придумал этот ленинградец, восхищается Славка. Не то что он: вздумал в милицию идти. Эх, голова, только деньги на яблоки зря потратил! Будет тебе милиция всякими пустяками заниматься. «Займёмся на досуге»… Будто у них досуг есть! Днём и ночью на посту стоят, откуда у них досуг. Жаль трех рублей… Вот бы Граммофониха посмеялась, если бы узнала, как он её разоблачить хотел. Главное, никому говорить нельзя, даже Витальке. Тот и то высмеет.

Да, а как же Виталька из дома уйдет? У него мать чуткая. Должен уйти, раз обещал ленинградцу. За того-то беспокоиться нечего, тот откуда хочешь уйдет!

— А-а-а, — протяжно зевнул дед. — Ты что же спать не собираешься?

— Сейчас, сейчас. Только жу… журналы погляжу.

— Ну, посиди. Утром подольше поспишь. А я лягу. — Он снова зевнул. — Дай-ка мне, милый, «Известия».

Он лег на свою койку, укрылся солдатским одеялом; Славка подал ему «Известия», подвинул настольную лампу. Дед зашелестел газетой и почти сразу же воскликнул:

— Смотри-ка! Ну просто точь-в-точь! Мать солдатская пишет!

Славка из-за его головы увидел заголовок: «Сад солдата».

— Прочитай вслух, дед, — заинтересовался он.

— «Садик у меня — тридцать сотых гектара. С сыном еще до войны заложили», — читал дед, и голос его задрожал. — Как мы с Андреем…

Дядю Андрея Славка знает только по фотографии, что у деда над койкой. Он был старше Славкиного отца и пошел в армию в первый же день войны. Погиб он в сорок третьем году, здесь, в Смоленске. Но где его могила, никто не знает.

Дед продолжал: «Сад вырос, а сын так и не попробовал спелых черешен. Он не вернулся с фронта…»

— Дед! — закричал Славка. — Не смей плакать! Ну дед… не… не… — У него самого защемило в горле, и он больно закусил губу, чтобы не зареветь.

— Ничего, ничего, Славик. Ну-ка: «Прошу вас помочь сохранить этот садик до конца дней моих… — стал читать он, — как светлую память моему сыну. Ему не поставили памятника. Всем не поставишь. Так пусть же этот сад и станет ему памятником».

Славка сидел на краю койки и, как мог, успокаивал деда.

— Ладно, ладно, — вздыхал тот, — ничего… Двадцать лет прошло, а боль всё та же. Чуть затянуло, словно пеплом подернуло, а тронь — там огонь живой, красный. Но я хочу, чтобы мой памятник не только до конца дней моих остался… сколько мне жить-то ещё… пусть память будет всегда! Отдам я сад, слышишь, Славка? Передам в школу, а сам, пока силы есть, буду ухаживать, ребят учить. Ребята будут всегда-всегда жить…

— И на… написать: «Сад имени А-андрея Вихрова»!

— Не обязательно. Не один он погиб. Память, она сама по себе живёт, её только уважать надо. А такие, как Граммофониха, этого никогда не поймут! На какой земле живут, а? Тьфу!

— А почему она та… такая жадная?

— От лени, внук. От страха. Всю жизнь не работала и теперь боится старости. Мне ничего не страшно, я, пока жив, не пропаду, — работа прокормит! Я после войны сюда на голое место пришёл, а вон, какой сад шумит. А у неё, видишь ли, там осколки да ямы еще! Эх, поглядеть бы, что там делается!

— Посмотрим сегодня, — вырвалось у Славки.

— Что, что? — удивился дед. — Сегодня?

— То есть я хо… хотел сказать, посмотрим когда-нибудь, — покраснел Славка. — Ты спи, дед, я све… свет отверну. А то ты расстроенный очень.

— И ты давай ложись, — отвернулся дед к стенке. Он пошептал ещё что-то про себя и вскоре громко захрапел.

Славку тоже неумолимо клонило ко сну. Он листал «Крокодил», но не видел картинок. Голова стала тяжёлой и все время норовила упасть на стол. Еще немного — и он так и уснул бы сидя.

«Пойду сейчас, — подумал Славка. — На улице подожду».

Он погасил свет и впотьмах потихоньку выбрался за дверь.

Олег лежал в постели с открытыми глазами. Скоро надо выходить. Тётя Таня спала в комнате соседки. Та уехала на юг и оставила ключ. Олег ещё и ещё раз проверял себя, всё ли учтено. Кажется, всё. Если не подведут смоленские — а они дали клятву, — попасть в сад будет нетрудно.

Надо ещё выйти из дома так, чтобы тётя Таня не проснулась. А вдруг проснётся? Придется ей рассказать всё. Она-то поймет. Но лучше не рассказывать. Вообще лучше всё делать самому. Вот теперь гадай: придут смоленские или нет?

А тётя Таня, конечно, поймёт. Мировой она человек! Как он её разыграл в тот день, когда она из похода вернулась! И ничего. Не обиделась, — наоборот, смеялась, а потом сказала: «Даю тебе, Кисличкин, полную свободу».

Смешно тогда получилось. Он прождал до вечера, уже собирался ложиться, думая, что она не приёдет, и вдруг звонок. Открыл, вошла какая-то коротышка с огромнейшим рюкзаком за плечами. Рюкзак был выше её головы, и казалось, вот-вот опрокинет коротышку.

— Помоги, не видишь? — недовольным голосом приказала она. — Мог бы догадаться. Рыцарь!

Олег снял с нее тяжеленный рюкзак.

— Ты что, беспомощный? — спросила она все тем же недовольным тоном. — Не можешь хлеба купить, да? Татьяна Сергеевна должна из похода по булочным бегать! Мы есть хотим, умираем, а у него даже хлеба, наверное, нет.

— Есть у меня хлеб, чего кричишь. Пришла в чужой дом и кричит!

Коротышка обвела его медленным взглядом, нос её презрительно сморщился.

— В чужой, — передразнила она. — Да мы здесь, когда тебя не было, всем классом раз ночевали. Прямо на полу. Мы и сегодня хотели, да ты помешал.

— Ну и дрыхли бы, — пожал плечами Олег. — Подумаешь. Значит, вы есть хотите?

— Мог бы и догадаться! — снова фыркнула коротышка.

— Я и догадался!

Он бросился в кухню, снял с полки кастрюлю с «витаминизированной» и чашку с кипяченым молоком.

— Обождите, — пробормотал он. — Я вас угощу!

Пришла тетя Таня.

— Ничего не купила, — сегодня же воскресенье, и магазины уже закрыты. А есть хочется! Кисличкин, покажись! Как! — всплеснула сна руками. — Царапин не прибавилось, и коленки целы? Паинька! Питался в столовой?

— Дома.

— Ну и ну, ты не болен? Шучу, шучу. Но есть хочется…

— Пожалуйста. Сейчас подам!

Тетя Таня изумилась:

— Неужели, а? Великанова, садись скорее.

— Великанова! — прыснул Олег. — Это ты Великанова?!

— Старо, — невозмутимо бросила коротышка Великанова, усаживаясь за стол, — скажи что-нибудь поновее.

Ох и давились же они его кашей! Тетя Таня пыталась тайком выкидывать брюкву и морковь, а молоко с толстой, похожей на мокрую желтую газету пенкой так и не стала пить.

— Ну Кисличкин, ох и Кисличкин! Я уверена, что ты специально подсунул нам это, а? Признавайся, — смеялась она. — Это непедагогично выбрасывать на стол брюкву, но я не такой герой, как ты! — весело продолжала тётя Таня. — Всё, Кисличкин, кладём крест на кашу! Разрешаю тебе пользоваться полной свободой.

— Полной-полной?

— Полной, — махнула она рукой. — Хоть на голове пляши!

Вот она какая, его тётка! Ей, конечно, можно бы доверить тайну, но самое лучшее, подумал он, самое лучшее — всё делать одному. Так сколько же сейчас времени? Может, уже пора?

Олег вскочил с кровати, стараясь потише шлепать, пробрался в комнату тети Тани и осторожно снял с буфета будильник. Ступая ещё тише, вернулся к себе. Половина двенадцатого. Ого! Через полчаса надо быть на месте. Фонарик с новенькой батарейкой уже лежал в кармане брюк. Во дворе под скамейкой припрятана лопата. Олег ловко оделся в темноте, но ботинки не стал обувать — потом! Снова подошел к двери, прислушался. Кажется, можно. Взяв ботинки, хотел тронуться в путь и вдруг услышал кашель. Кашляла тётя Таня. Олег притаился. Стала кашлять громче…

Что делать? Ждать ещё? А вдруг она увидит, что будильника нет на месте?

Прошло еще немного времени. Кашляла.

Попробовать в окно? И надо же тете Тане жить на втором этаже! Олег отодвинул занавеску. Справа водосточная труба. Под окном небольшой карниз. Если дотянуться до трубы, то спуститься на землю пара пустяков…

А если сорвёшься?

Тетя Таня всё кашляла. Олег подождал ещё и выбросил в открытое окно ботинки. Теперь уж надо лезть!

Он стоял на карнизе и держался за подоконник. До трубы два шага. Всего два. Но как их сделать?

Неожиданно в комнате тети Тани вспыхнул свет. Сейчас она увидит, что нет на месте будильника…

Олег прижался к стене, сделал шаг, еще шаг, а вот и труба! Через минуту он уже сидел на земле и обувал ботинки. Потом поглядел наверх. В его комнате тоже горел свет. Взяв лопату, он выбежал со двора.

На улице шумел дождь. На небе не было ни звездочки. Тусклые фонари еле светили. Олег не раз попал в лужу в темноте. Но дорогу он знал отлично и вскоре был у высохшего вяза. Здесь он обнаружил, что его никто не ждёт. Так он и думал! Натянув на голову курточку, Олег прижался к дереву.

Из темноты кто-то свистнул.

— Эй, Не… Нева, — послышалось сверху, — лезь сюда.

На дереве, съежившись, сидел Славка.

— Це… целый час жду, — объявил он шёпотом. — Спите там! — Славка дрожал.

— Боишься?

— Чего ещё! Те… темень, не увидим ничего.

— Увидим, нащупаем. Фонарь есть.

Оба смолкли, прижавшись друг к дружке. На дороге никто не появлялся. В свете фонаря тянулись нити дождя. Слышалось, как лязгали вагоны внизу на станции.

— Да где же он? — вырвалось у Олега.

— При… придёт, — твердо сказал Славка.

По стволу и веткам дерева запрыгал яркий свет. Из-за поворота вынырнул грузовик. Он протарахтел мимо и скрылся.

Славка задрожал ещё сильнее. Олег понял, что ему невмоготу.

— А ты хорошо на воротах стоишь, — решил он подбодрить мальчишку.

Славка отозвался не сразу.

— Эт-то что, ты бы меня, когда я в фор… форме, увидел! Ну где же он? — простонал Славка.

Холодный дождь не прекращался ни на минуту. Олег почувствовал, что и у него застучали зубы.

— В-все из-за Гра… Граммофонихи!

Олег спросил;

— А если война? И надо наших раненых спрятать от врагов? Граммофониха бы спрятала к себе или нет? Как думаешь? — Эта мысль пришла ему на ум, когда он в прошлый раз сидел здесь на дереве.

— Ты что? — ответил Славка. — И не по… подумала бы! Стала бы она прятать…

— А что бы она сделала? Выдала бы врагам? Могла бы выдать?

— Она-то? За… запросто.

— Я так и думал, — отозвался Олег. — Я так и знал… Она в войну здесь была?

— Ну да! Бу… будет она здесь! В Ташкенте. Дед говорил.

— В Ташке-енте, — протянул Олег. — Значит, это не она…

— Выдала бы, — повторил Славка, — в о… одну минуту!

Наступило молчание. Потом Олег вдруг сказал:

— А я в окно вылез. Со второго этажа.

— По… подумаешь, — нехотя откликнулся Славка.

«Рассказать им, — мелькнуло в голове у Олега. — Они мне, конечно, помогут. А если я сейчас и найду окоп? Сам найду? Нет, сперва в сад, а там видно будет. Я вон сколько ищу, а им теперь расскажи. Как бы не так!»

И снова стучали на станции буфера вагонов. Лил не переставая мелкий дождь. Шло время. Никто не появлялся на улице.

Виталька возник неожиданно. Он появился у фонаря. Ребята увидели, что он держит на поводке Рекса.

— По… порядок! — обрадовался Славка.

Мальчишки разом спрыгнули вниз.

— Ты что? — просипел Славка. — Хочешь, чтобы мы ту… ту… туберкулезом заболели?

— Рекса жалко, — тихо-тихо отозвался Виталька.

— Да ты видел, с каким он справился? Что ему эти дворняги! Только лаять умеют! — успокаивал Олег. Он очень боялся, что союзники внезапно передумают.

По плану Олега у каждого было свое задание. Славка прижался к забору и стал выстукивать каблуком по гулким доскам. В ответ сразу же раздался лай и злобное рычание. Слышно было, как собаки прыгали на забор и царапали когтями доски.

Виталька с Рексом остались у вяза. Виталька с трудом сдерживал собаку, которая рвалась на лай.

— Молчи, Рекс! Тихо! — приказывал Виталька. — Ты уж не сердись на меня. Ты сильный, а они только лают здорово. Ты их напугай, а потом ко мне. Понял? Сразу-сразу ко мне!

Виталька нашел в кармане кусочек сахару и сунул его в пасть Рексу. Пес ненадолго успокоился.

Лопата, которой орудовал Олег, оказалась совсем тупой. К тому же в земле все время попадались какие-то корни, и работа подвигалась медленно. Иногда приходилось включать фонарик, но Олег экономил батарейку, — она ещё должна пригодиться. Он работал изо всех сил, только изредка останавливался, чтобы отдышаться и послушать, как заливаются собаки Граммофонихи совсем в другой стороне, там, где стучал по доскам Славка. Пока всё шло по плану.

Наконец-то Виталька услышал короткий свист. Готово!

— Где ты?

— Здесь.

— Ну как?

— Порядок. Слева за кустом. Такая, что сам пролезешь.

Возле забора виднелась куча земли и неясно темнело отверстие.

— Ну что, давай?

— Давай.

Погладив Рекса, Виталька вздохнул и подтолкнул его к отверстию. Потом отстегнул поводок, поцеловал собаку в морду и приказал:

— Вперед!

Рекс лег и сунул голову в дыру. Замер. Вдруг он взвизгнул и исчез за забором.

— Пошел! — сказал Олег, прислушиваясь к тому, что делается за забором.

Некоторое время в саду было тихо. Смолк визг собак в дальнем углу. Но вот раздался шорох и первое, еще недоуменное рычание.

— Учуяли!

Рычание повторилось, потом было подхвачено с другой стороны. И вот вовсю затрещали кусты, и понесся по саду отчаянный лай.

— Чёрт, — обеспокоился Олег, — не проснулась бы Граммофониха. Всё могут испортить!

К счастью, собаки перестали лаять, они только яростно хрипели и визжали, потом перестали и визжать. Слышны были звуки возни.

— Рекс, держись… — зашептал Виталька.

— Ну, хватит, полезли, — оборвал Олег.

Он первым бросился на землю и нырнул в дыру. Виталька за ним.

— Яблони там, — потянул он за рукав Олега. — Я с забора видал. Надо хоть по одному с каждой сорвать, а то в этой тьме и не увидишь, что там у неё.

Но Олег неожиданно пополз совсем в другую сторону, и вскоре его не стало видно.

— Вот чудак, — удивленно прошептал Виталька.

Шло время. Славка следил за дорогой, в случае опасности он должен был свистнуть. Но Славке не терпелось, так хотелось узнать, что там делается в саду. Наконец он не выдержал и, отыскав подкоп, стал на колени, сунул голову в дырку под забором и крикнул:

— С-скоро вы там?

Никто не отозвался. Тогда Славка сам пролез в сад и опять окликнул Витальку. И снова ответа не последовало. Но мимо него, чуть не сбив с ног, пронесся визжащий клубок дерущихся собак.

— Дер… держись, Рекс! — только и успел крикнуть Славка и стал продвигаться в глубину сада.

Граммофониха заснула поздно. Обычно она любила перед сном плотно поужинать, но сегодня не притронулась даже к чаю. В постели долго ворочалась и причитала:

— Ох, старик, ну, старик, моя бы власть! Но я тебя ещё объегорю! Деньги покажу — не устоишь!

Наконец-то сон сморил её. Засыпая, она услышала лай и проговорила:

— Лайте, лайте, хоть вы-то не подведете!

Но спала она недолго. Разбудила отчаянная возня собак. Даже сквозь ставни было слышно, как они носятся по саду, ломая кусты.

— Что такое, господи?

Трясущимися руками Граммофониха напялила платье и, отомкнув замки, замерла на пороге.

В темноте, задыхаясь и хрипя от злости, неистово рычали собаки.

Схватив подвернувшуюся под руки лопату, торговка на всякий случай отперла калитку и выглянула на улицу. Та же тьма. Никого нет! И вдруг из сада, чуть не сбив ее с ног, выскочили собаки и тут же исчезли в темноте.

— Назад, дьяволы! — крикнула торговка, но их уже и след простыл.

В этот момент в саду кто-то свистнул. Она ахнула и, размахивая лопатой, бросилась на свист. Справа послышался какой-то шорох; она повернула туда, и вдруг кто-то свалился на нее сверху.

— Стой! — не своим голосом заорала она. — Ага, попался!

Схватив за шиворот свалившегося с яблони Витальку, она со всей силой, на какую была способна, втащила его в дом и захлопнула за собой двери.

Славка поднялся с земли и несколько раз свистнул. Никто не отозвался. В саду Витальки уже не было, собаки тоже исчезли. Славка пошел к дому, поднялся на крыльцо и дернул дверь. Заперта. Тогда он припал к ставне, из которой била полоска света.

Прежде всего он увидел Витальку. Друг стоял спиной к окну. Граммофонихи в щель не было видно, но вот появилась и она. Повязывая платком голову, она что-то говорила, говорила, потом подтолкнула Витальку к дверям.

«В милицию поведёт», — понял Славка, отскакивая в сторону. Граммофониха шла быстро. Она цепко держала за воротник Витальку. Мальчишка спотыкался, скользил, попадал в лужи, но молчал. Славка бежал чуть позади. От расстройства он забыл о всякой предосторожности. Торговка обернулась и ловко ухватила за ворот и его.

— Ага! Артюшин внучек попался! Вот чем вы занимаетесь, праведники! Ну и ну… я вас выведу на чистую воду.

Она продолжала разглагольствовать, а Славка шепнул товарищу:

— На… нарвал?

— Нарвал, — так же шепотом ответил тот, — за пазухой. Одни дички. Нет у неё ни черта.

— О чём вы там, милые, а? Сейчас в милиции заговорите! Там шептать не дадут. Ой!.. — закричала она. — Куда, куда, стервец?!

Это рванулся Виталька. Ему удалось освободиться, но он не убежал. Тут же, воспользовавшись замешательством торговки, он вцепился ей в руку, чтобы высвободить и приятеля.

— Готово, беги, Славка.

Но, к его изумлению, тот сказал:

— Ни… никуда не побегу. По… пошли в милицию.

Граммофониха успела опомниться и опять ухватила за воротники обоих.

— Веди, веди, — шептал Славка. — Сейчас будет потеха!

САМА СЕБЯ ПРИВЕЛА

Улицы были совсем пустынны, и она благополучно дотащила мальчишек до отделения. На крыльце у раскрытых дверей курил пожилой милиционер.

— Это еще что? — спросил он. — Почему это?

— Грабителей поймала, — торжествующе пробасила Граммофониха. — Грабят трудящихся по ночам!

— Придется протокол писать, — нехотя отозвался милиционер и вздохнул: — Везет же мне: как ночь, так протокол! Ну, грабители, марш в дежурку!

И он привел их в знакомую Славке комнату. Но там не было ни лейтенанта, которому Славка отдал яблоки, ни старшины Солнцева. «Где же яблоки, — думал Славка, — в столе или их уже съели?»

— Ну, давайте составлять протокол, — протянул милиционер. — Вот ты, маленький, как фамилия?

Но Славка растерянно молчал. Рухнул его план. Он-то рассчитывал, что в милиции будет лейтенант или старшина Солнцев… Славка уже жалел, что не убежал, когда друг освободил его.

— Я тебя, кажется! Как фамилия? Почему молчишь?

— Я скажу, — вмешалась Граммофониха. — Я их, как облупленных, знаю!

— Подождите, — недовольно сморщился дежурный. — Сами должны сказать. Ну?

— Я ска… скажу только старшине С-солнцеву!

— Что? Ты его знаешь? — удивился милиционер. Строгость сразу слетела с него. — Старшина Солнцев… Солнцев сейчас на задании… Больше ты никому не скажешь? Только Солнцеву?

— Е… еще лейтенанту.

— Да-а, — протянул милиционер. — Чудеса!

Он снял трубку:

— Товарищ лейтенант, вы не зайдете? Домой собираетесь? Да, да, поздно. Тут мальчишка пришел, то есть не совсем пришел… его привели. Он желает только с вами разговаривать! Да, только с вами! Зайдёте? Ясно. Подождём.

Дежурный положил трубку:

— Прошу всех посидеть. И вы, пострадавшая, тоже посидите вон на скамеечке.

Граммофониха села на скамью, ребята пристроились с другого конца.

— Я подожду, время терпит. Я их выведу на чистую воду!

В это время раздался стук, и в дежурное помещение вбежала женщина. Видно было, что она одевалась наспех. Из-под пальто выглядывал халат, платок еле держался на голове.

— Татьяна Сергеевна, — шепнул Виталька.

— Ка… какая? — так же шепотом спросил Славка.

— Географию учит. В старших классах. Ты не знаешь.

— А…

— Здравствуйте, Татьяна Сергеевна, — решил поздороваться Виталька.

Но учительница даже не поглядела в его сторону.

— Кисличкин удрал из дома! Вылез со второго этажа… через окно… я все обыскала, — прерывисто произнесла она.

Славик и Виталька переглянулись. Значит, Нева остался в саду?

— Боже мой, — вздыхала учительница, — сотню мальчишек воспитала, а тут что? Всего ожидала… но такое! Месяца у меня не живет…

— Сейчас примем меры. — Дежурный потянулся к телефону. — Успокойтесь.

— Стойте, стойте, — заторопился Виталька, — не надо принимать меры! Он уже дома, наверное!

Учительница подняла глаза на Витальку:

— Ты? Что ты тут делаешь?

— Мы по делу, — сказал Виталька. — Потом расскажем. А Олег, наверное, уже спит дома!

Но приятели и не подозревали, что Олег всё ещё и не думал покидать сад торговки. Убежав от Витальки, он сразу же пробрался к противоположному краю забора и затаился в траве, чтобы оценить обстановку. Надо начинать поиск. Или он сейчас обнаружит окоп, или придётся признаться, что не выполнил боевого задания.

Где-то в глубине сада возились собаки. Рядом темнел забор. По плану окоп мог находиться только здесь, у самого забора. И Олег пополз, шаря по мокрой траве и включая на короткий миг фонарь. Понятно, что окоп могли давно засыпать землей или просто завалить каким-нибудь хламом… Он дополз до конца забора. В траве попадались щепки, скользкие комки глины и камни, но нигде-нигде не было даже маленькой ямки.

Промокший и усталый, он поднялся с земли и хотел уже уходить, но тут в саду послышался грузный топот, потом крик. Олег сообразил, что Виталька попался.

Вот всё снова затихло. Даже не было слышно визга собак. Олег подождал и не таясь пошел вдоль забора, но не сделал и двух шагов, как оступился и съехал в какую-то глубокую яму. На дне ямы загремели железные банки. Падая, Олег почувствовал, как больно резануло его чем-то по левой руке, но он не обратил внимания на боль, а тут же вскочил на ноги и включил фонарик.

Стенки ямы сверху были покатыми, но ниже оказались ровными и плотными. Яма была узкой и продолговатой.

Окоп! Наконец-то!

С разламывающейся от похмелья головой валялся Василий на своей койке в общежитии. Хотелось подняться и сунуться под кран, чтобы холодная струя воды хоть немного освежила, но соседи его сидели за шахматами, и не стоило им показывать, каким он явился домой.

«Ах, тётка, тётка! Будь ты неладна! И чего ты вцепилась в меня, как клещ? Чего вцепилась? — мрачно повторял Василий про себя. — Как мне от тебя отвязаться?!»

— Ага, теряешь лаечку! — послышался радостный голос долговязого механика Ивана.

— Ну уж ладью я тебе не отдам! — вздыхал партнер.

— Не отдашь лайку, тогда ферзь летит за два пешконосца!

Вот люди получают себе удовольствие! А он?! Ах, как хорошо было бы навсегда избавиться от этой тетки… Черт его, дурака, дернул поехать за яблоками. Получается, что стал теперь соучастником её махинаций! Если тётка попадется — он тоже виноват! Она-то его сразу выдаст, это факт. Что делать? А если рассказать всё ребятам? Нет, нельзя, что он — в уме?! Остается сделать, что просит тётка, и отвязаться от неё навсегда…

— А вот тебе еще шах! — ликовал Иван. — Ну как, нравится? По классическим образцам разбил тебя!

— Ладно, сдаюсь! Будем мы сегодня ужинать? У тебя сколько наличных? У меня копеек тридцать, — сказал партнер.

Получка должна была быть завтра.

— Эй, Иван, пойди-ка сюда, — приподнял голову Василий. — Вот, бери.

— Ого, откуда столько?

— Бери, не спрашивай, — махнул Василий.

Иван нахмурился и из-под очков в упор поглядел на Василия:

— Ты что это сегодня?

— Тётка… хватил немного. Принесите пивка, а?

— Вот так немного! Ничего себе!

— Ладно! Довольно меня учить, не маленький! — взорвался Василий. — Сходи в магазин, покупай жратвы какой захочешь, а мне пивка. Держи десятку.

Не взглянув на деньги, Иван вернулся к шахматам.

— Ещё одну сыграем, — предложил он партнеру.

Василий разозлился:

— Не хотите, и чёрт с вами! Уеду от вас.

— Тебе играть чёрными, — не обращая никакого внимания на Василия, сказал Иван.

— Собственный дом будет и сад, какой вам не снился! И пить буду хоть каждый день, и вам никакого дела нет, — ворчал Василий.

Но его никто не слушал.

— Десять, пятнадцать, сорок рубликов! Ай да тётка, не поскупилась! Сидите тут со своими тридцатью копейками, а я пошёл в ресторан. — Василий тяжело поднялся с кровати. — Соскучитесь — прошу в «Днепр».

— Твой ход, Лёнь, — сказал Иван.

Василий очутился на улице. Вокруг было темно и скользко. Не переставая шел дождь. Прохожих почти не было. В ресторан ему идти не хотелось. Но куда деться? Хотелось вернуться и рассказать все соседям. Но Василий только махнул рукой и пошёл к центру города.

Василий прикурил и осветил спичкой циферблат часов. Уже час! Ресторан не помог. Голова по-прежнему болела. Ночной дождь успел промочить его насквозь, и Василий зябко ежился. «Пойду спать! В конце концов, имею я право спать на своей кровати и никому не давать отчёта?» — думал он, а сам не трогался с места. Ишь, какая темень! Самое время перетащить проклятые яблоки в теткин дом. Перетащить и навсегда отделаться от неё.

И он пошел к теткиному дому. По дороге ему никто не встретился, ни один человек.

«Погодка! Хороший хозяин бобика на улицу не пустит, а тут болтайся из-за этой Дульцинеи!» — ворчал Василий.

В кармане он нащупал ключ от калитки. Сунула вчера тетка, сказав: «Мало ли, без меня придешь». Но калитка, к удивлению, оказалась незапертой. Василий вошел во двор. Все вокруг крепко спало. Даже собаки не учуяли его. «А ну их всех, не буду я Дульцинею поднимать, без неё спокойнее!» — подумал Василий и, захватив вёдра и лопату, пошел к месту, где были закопаны яблоки.

Отыскав канаву, он снял лопатой дёрн и, нащупав деревянные перекладины, отодвинул их в сторону. Дальше лежал брезент. Когда Василий стянул его, в нос ударил запах прелых яблок. Наполнив принесенные со двора ведра, он двинулся к дому. Ему всё мерещилось, что кто-то следит за ним. Но улица по-прежнему была пустынна. Тусклый фонарь светил в конце её.

— Да нет никого, чудится! — бормотал Василий, подбадривая себя.

Вытряхнув яблоки, он отправился за новыми. По дороге опять огляделся. Увидев, что никого нет, он подобрал камень и запустил в фонарь. Рука дрожала, и камень пролетел мимо. Вторым камнем Василий все же разбил лампочку. На улице наступила полнейшая темнота.

— Зачем тебе лейтенант? — шёпотом спросил ничего не понимающий Виталька.

— Мо… молчи. — Славка глазами показал на подслушивавшую Граммофониху. — Уз-знаешь. Как ты думаешь, он уже дома?

— Кто? Нева?

— Нева-то дома. Учительница сейчас ему за… задаст, — не повышая голоса, шептал Славка. — А Р-рекс? Где он?

— Вы чего перешептываетесь, а? Сговариваетесь, жулики? — пригрозила пальцем торговка. — Сговаривайтесь не сговаривайтесь, а штраф заплатите. Вот и товарищ командир идёт!

Лейтенант сразу прошел к столу и оттуда оглядел всю компанию. Славка даже приподнялся, чтобы лейтенант смог скорее узнать его. И тот узнал.

— А-а, все ясно, — коротко бросил он. — Значит, это ты?

— Он! — вскочила торговка. — И ещё вот этот, — она показала на Витальку. — Весь мой сад обчистили. Собак чем-то попортили. Дали им чегой-то, наверное.

Лейтенант весело глядел на мальчишек.

— Так, — протянул он. — Пиши, Симагин, с целью ограбления…

— Нечего там грабить! — неожиданно перебил Виталька.

Граммофониха всплеснула руками:

— Видали! Это у меня-то нечего?!

— Совсем нечего, — упрямо подтвердил Виталька.

Он подбежал к столу и, вытащив рубаху из брюк, вытряхнул несколько зелёных ещё яблок. Потом по одному стал подталкивать их к лейтенанту:

— Это вот антоновка, самый поздний сорт, а эти… эти и вовсе как дички! Всё. Больше ничего там нет. Я весь сад облазил. Нет больше!

Лицо Граммофонихи густо покраснело.

— Неправда! — заорала она.

Лейтенант повернулся к ней.

— Что неправда? — спросил он. — Яблоки ваши?

— Мои!.. Какие бы ни были, а мои! И не имеют права их воровать. Я буду в милицию жаловаться!

— Вы и так в милиции. Пиши, Симагин. Гражданка Рябова признала эти яблоки своими.

Славка радостно ерзал на скамейке. Кажется, всё получается.

Лейтенант снова обратился к Витальке:

— А точно, что других нет?

— Честное пионерское!

— Что вы на это скажете, Рябова?

— Мне и этих хватит. Одна живу… А… а откуда фамилию-то мою знаете? — всполошилась Граммофониха.

— Фамилию пришлось узнать! — загадочно ответил лейтенант.

Он вышел из-за стола, подошел к шкафу и вынул оттуда большой пакет.

— Ну, а сейчас что скажете? — спросил он и стал по одному выкладывать из пакета на стол огромные краснобокие яблоки.

— А эти откуда?

— Почем я знаю… — упавшим голосом пролепетала торговка.

— Зато я знаю! — усмехнулся лейтенант. — Эти яблоки… — он чуточку помедлил и подмигнул Славке, — эти яблоки скупил у вас на базаре один Шерлок Холмс! Вы попались, Рябова!

Виталька с изумлением поглядел на Славку:

— Ты что же, а? И ничего не сказал!

— Я не думал, что так по… получится, — ответил тот, сияя.

ВОТ НАТВОРИЛ…

Окоп! Олег ещё и ещё включал фонарик, чтобы убедиться, что это он. Как здорово всё получилось! А он еще хотел бросить поиски! Теперь в Ленинград, к Василию Ивановичу. «Товарищ Герой Советского Союза, я нашел ваш окоп!» — доложит он. А тот будет, конечно, страшно удивлён. «Окоп?! — спросит. — Мой окоп? Неужели! Кто его нашел, ты? Не может быть! Ты же ещё маленький». — «Я не маленький. Я нашел его один. Мне никто не помогал. Я вообще не люблю, когда мне кто-нибудь помогает!» — «Неужели один? — переспросит Герой Советского Союза. — Просто невероятно! Но почему же ты искал один?» — поинтересуется он. «Потому что я самый сообразительный, самый ловкий и больше всех люблю военную историю», — объяснит Олег. «Тогда ты настоящий герой! — похвалит Василий Иванович. — Но скажи, где ты нашёл окоп?» — «Ваш план очень запутан, пришлось все перерыть, — устало ответит Олег, — но в общем вы были правы: окоп оказался за деревьями, а не за ручьем. Найти его было сложно, потому что он находится в саду спекулянтки». — «Как, — ответит Герой Советского Союза, — на том месте, где погибли мои солдаты, живет спекулянтка? На том месте надо жить красиво!»

— Это же старик говорил Граммофонихе, — подумал он вслух. — Герой Советского Союза скажет: «Молодец, Кислицын! В военное время представил бы тебя к ордену и взял в разведку. Такие опытнейшие разведчики мне нужны!» Вот он как скажет.

Боевое задание было выполнено. Но Олег медлил. Не хотелось уходить, слишком сильны были переживания. Он вспомнил о «союзниках» — Витальке и Славке. Тоже — герои! Жалели свою собачонку. Когда идешь на штурм, надо забыть всякую жалость. Ничего он им не расскажет. Военную тайну таким не доверяют. Когда Василий Иванович приедет, тогда и узнают. Вот удивятся… Василий Иванович первым делом прогонит оттуда Граммофониху, а потом начнет поиски.

«Постой, — мелькнуло в голове, — а я? Разве я не могу поискать? Разве я плохой разведчик? Фонарик работает, отгребу хлам и буду рыть. А ну-ка, начали!»

Если б Олег знал, что вскоре будет горько раскаиваться в том, что приступил к раскопкам один, не подождав Василия Ивановича!

Отгрести хлам было совсем не просто. Торговка устроила из окопа мусорную яму. Олег нащупывал консервные банки, дырявые кастрюли и, осветив на всякий случай фонариком, выбрасывал наверх. Он проработал без передышки очень долго, а все не удавалось добраться до дна. Конца не было этим кастрюлям, обрезкам железа. Олег не чувствовал ни страха, ни холода, боялся лишь одного, что поиск окончится крахом, в окопе ничего дельного не найдётся. Ещё он боялся за батарейку. Вот-вот она должна сесть. Придётся кончать работу раньше времени. Он стал экономить свет, предпочитая ощупывать каждую вещь руками.

Какой-то неясный шорох прервал его труды, заставив замереть. Словно кто-то где-то ходил. Шорох не повторился, и Олег, прошептав: «Показалось. Конечно, показалось», начал снова.

Наконец он добрался до дна. Было ясно, что сюда сползло немало земли с бруствера. Совком без ручки, который нашёлся тут же, он принялся ковырять землю. Теперь приходилось то и дело включать свет, чтобы не пропустить чего-нибудь. Но Олегу и этого было мало. Каждый комок он разминал и просеивал сквозь пальцы. Внимание было напряжено, как никогда.

— Только б фонарик не подвел, — бормотал он. — Что-нибудь найти, что-нибудь… портсигар, котелок… а вдруг пистолет!

Он копал и копал. Ничего не находилось.

— Ну, — шептал он. — Одну бы фамилию нам узнать…

Ничего не было.

Наконец он понял, что копать больше не следует. И так забрался гораздо глубже, чем могло быть окопное дно.

— Что же это такое? — кусал он губы. — Вот беда… хоть бы ложку с фамилией!

Теперь он не жалел батарейку. Но все было напрасно. Только из правого угла, чуть повыше дна, торчала какая-то тряпка. Зачем ему тряпка! Граммофониха выбросила. На всякий случай попробовал вытянуть ее. Но истлевший конец легко оборвался.

— Брезент, что ли?.. Ну да, брезент.

Он вновь попробовал вытащить его из земли, но брезент опять оборвался.

— Подкопать надо. А ну… что с него толку! И так устал, — пожаловался Олег сам себе. — Пора уходить.

Но никуда он не ушёл, а начал осторожно обкапывать брезент со всех сторон.

— Что это? — тихонько ахнул он, чувствуя, как заколотилось сердце. — Что это? Свёрток!

Какой-то небольшой предмет был завёрнут в черный истлевший брезент.

— Что это?

В горле у него моментально пересохло. Прижав находку к груди, он стал выбираться из окопа.

Дождь уже перестал. Тяжело дыша, Олег провел рукавом по лицу и немного постоял, прислонившись к забору.

— Есть, — счастливо шептал он. — Ох и повезло!

И вдруг ему пришла мысль, что в брезенте, может, и нет ничего интересного. Он стал осторожно разворачивать его. Е-есть! Под тряпкой была плотная, хрустящая бумага. Она сама рвалась, когда Олег разворачивал ее. Ещё, ещё немного… Что это?! Гильза? Обычная гильза, вернее, патрон. На конце — пуля. Олег покачал пулю, и она легко подалась. Ага! Пулю вставили, чтобы в гильзу не попала вода… Значит, там что-то есть. Записка? Иначе для чего было прятать гильзу в брезент и закапывать? Может, донесение? Или что-нибудь о предателе?

Олег вытащил пулю и постучал гильзой по ладони. Записка не вываливалась, но Олег, посветив фонариком, видел, что она там, внутри. Он ещё постучал. Ничего не получилось. Надо её чем-то вытаскивать. Дома! Это он сделает дома. Скорее отсюда!

Как всё здорово вышло! И без всякой помощи! Пусть знает Василий Иванович, на что способны его земляки!

Олег двинулся было к отверстию в заборе, но передумал, сообразив, что калитка не заперта, раз в неё выскочили собаки. Он свернул к дому. Калитка была приоткрыта. Олег выбежал на улицу. И тут сразу же с кем-то столкнулся в темноте.

— Стой! — взревел над ухом знакомый голос.

Сильные руки рванули Олега с земли.

— Ты что, следить за мной! Ну, уж теперь пиши пропало! Нат Пинкертон проклятый!

Что-то тяжело ударило Олега по голове, и он упал на землю. Рука его разжалась, гильза отлетела далеко в сторону.

— Вот так! — прошипел Василий. — Теперь не станешь больше шпионить! — И, закрыв калитку на ключ, заспешил прочь от теткиного дома.

Хотя ему помешали перенести все яблоки, он счёл свою задачу оконченной. Теперь в общежитие! На душе было всё так же противно. Может быть, поэтому он и сорвал злость на мальчишке. Скорее заснуть и все забыть…

В коридоре общежития лицом к окну стоял человек в промокшей темной накидке с капюшоном. Заслышав шаги, он резко повернулся. Из-под капюшона сверкнул лаковый козырек, блеснула милицейская кокарда. Василий невольно попятился назад.

— Вы кто будете, гражданин? — негромко окликнул милиционер Василия.

Тот, смешавшись, едва проговорил фамилию.

— Из ресторана иду. Гулял на свои трудовые!

— Порядок, — козырнул милиционер. — А теперь вас очень хочет видеть Луиза Никоновна.

— Тетка! — ахнул пораженный Василий. — Где же она?

— Недалеко. У нас в дежурной.

Так старшина Солнцев доставил Василия в отделение.

— Хорош! — сказал лейтенант, осмотрев его. — Хорош… Наверное, всю покровскую грязь обобрал!

Из-за загородки в глубине комнаты на Василия мрачно сверкала глазами Граммофониха.

«Выдала Дульцинея! Всего выдала», — мелькнуло у Василия в голове. Он вздохнул и сказал так, чтоб услышали все в дежурной:

— Ух, жаба! Засосала меня в свое болото. Человеком мог быть!

— Мог бы, — подтвердил лейтенант, — да не стал, кажется?

— Обыск у неё сделайте, — мстительно заявил Василий. — Ворованного полон дом! Такое найдётся — ахнете!

Славка с Виталькой рассмеялись.

Лейтенант подошел к Славке и похлопал его по плечу:

— Молодец. С башкой малыш! Ну, прощай, и ты тоже.

Мальчишки вышли на крыльцо. Постояли. Славка счастливо вздохнул:

— Р-р-разоблачили! Ур-ра!

— Ур-ра! — подхватил Виталька. — Побежали домой! Мамка просила завтра ей помочь с яблоками.

— О… опять?

— Ага, только в столовую понесём. В комбинатовскую. Ур-ра!

Они побежали на свою Покровку. Внезапно Виталька остановился:

— А Нева? Неужели он и верно только за яблоками лазил?

— Про… просто не верится, что они такие жад… жадные до них в Ленинграде, — подхватил Славка.

— Чего он от меня уполз в саду? — недоумевал Виталька. — Ну и пусть! Пошли скорее. Как там Рекс? Прибежал ли?

Они снова побежали.

— Хо… хочешь скороговорку? — на ходу предложил Славка. И, не дождавшись ответа, начал: — Уж у лужи ужинал жареным жуком…

Олег не сомкнул глаз до самого утра. Он еле добрался домой. Тётке сказал, что в темноте налетел на дерево. Он не слушал возмущенную тетю Таню, не обращал внимания на боль.

— Как же так? — с досадой повторял Олег. — Ведь я держал её в руке! Столько искал, и вот…

Вдруг он понял, что если бы с ним были Виталька и Славик, гильза бы не пропала. Разве бы тот тронул троих? Струсил бы. И вообще, нечего воображать, что всё сделал один. Без ребят даже в сад не мог попасть…

— Вот натворил, ох и натворил, — повторял он. — Теперь уж никогда на глаза Василию Ивановичу не покажусь! И отцу нельзя ничего говорить… А воображал — приду, доложу: товарищ Герой Советского… ах шляпа, шляпа! Глотай свою «витаминизированную» и не суйся в военные тайны!

Он ворочался в постели и слышал, что тётя Таня тоже не спит. Ну и доставил он ей беспокойства! А главное — напрасно. Всё равно потерял гильзу.

Скорее бы утро. Может, лежит где-нибудь у дороги… А что, если её поднимут?!

Потом он всё-таки уснул.

И вот настало утро. В комнату вошла тётя Таня. Пощупала его голову, сменила повязку на руке.

— Не знаю, что с тобой делать? — вздыхала она. — Сечь? Непедагогично! И как это бедная Светка с тобой справляется? Так мало у меня живешь, а сколько я натерпелась!

Олег мог выслушать сейчас любые обвинения.

— Лежи. Я в аптеку за бинтом и примочкой.

Как только за тетей захлопнулась дверь, Олег вскочил с постели. Нужно было спешить. Может, и удастся ещё найти гильзу!

Одежды не было на месте. Он пошел в кухню. Его курточка и брюки болтались на верёвке мокрые. Надевать их не было никакой возможности. Олег стащил их с веревки и развесил на окне, на солнце. Может, скорее высохнут?!

Ничего не оставалось делать, пришлось отправляться в кровать.

А в домике на Покровке так же долго не мог заснуть Виталька. Он был очень доволен, что удалось всё же им разоблачить Граммофониху. Не давал спать Витальке ленинградец. Что за мальчишка! Храбрый, настойчивый. Нет, не верится, что такой станет рисковать ради яблок. Может, он тоже хотел разоблачить торговку? Только не говорил им? Узнать бы, что там с ним. Он ведь скоро уже должен уехать в свой Ленинград.

Когда мать ушла на работу, Виталька выскочил во двор и первое, что увидел — пустую конуру. Обычно, стоило только ему показаться, и Рекс рвался, вставал на задние лапы и приветствовал его лаем. Рекса до сих пор не было, и сердце Витальки снова защемило тревогой.

Виталька направился к Красному дому. Несмотря на раннее утро, там уже гоняли в футбол.

— Эй ты, — окликнули его, — иди играть! После воскресенья в школу, тогда не поиграешь.

— Подождите вы! Училкиного Олега не видели?

— Того, что Славке десять голов забил? Нет, не выходил сегодня.

Виталька поднялся на второй этаж и позвонил в дверь.

— Кто? — послышался знакомый голос.

Дверь отворилась. Перед Виталькой в одних трусах предстал Олег.

— А, ты? Проходи, двери закрывай, — хмуро сказал он, шлепая босыми пятками.

— Ну как, — входя, спросил Виталька, — много яблок нарвал? Хотя, какие уж там яблоки! — Он в упор взглянул на Олега. — А с нами знаешь что было?

Олег ничего не ответил, сел на кровати и неожиданно сказал:

— Потрогай, какая шишка!

Виталька потрогал:

— Горячая. Как же ты так?

— Да получилось…

— А здорово мы, а? Граммофониху судить будут. Спекулянтка. — Он улыбнулся. — А без тебя нам бы в сад не попасть. Это ты всё придумал!

— Ничего я не придумал, — кисло отозвался Олег. — Это… Это твой Рекс. Дома он?

— Нет ещё… Вернётся, — вздохнул Виталька. — Ну, рассказывай!

«Рассказывай, — мысленно передразнил Олег. — Как бы не так! Ещё не хватало, чтобы меня эти смоляки презирали. Никому ни слова, и все!»

Так он подумал и отвернулся от Витальки. Уходил бы скорей.

— А ты молодец, — снова сказал Виталька. И тут Олег не сдержался.

— Ты… — вырвалось у него, — ты думаешь, я за яблоками лазил? Врал я!

Виталька весь превратился в слух.

— Я так и знал. За чем же?

И Олег, уже не щадя себя, рассказал Витальке всё-всё, начиная от встречи с Василием Ивановичем. Когда он кончил, Виталька поднялся со стула.

— Эх ты, — сказал он. — А я-то тебя уважать стал!

— Постой, ты куда? Ну посиди, — виновато попросил Олег.

— Да что с тобой сидеть! — И Виталька хлопнул дверью.

Во дворе мальчишки по-прежнему гоняли мяч. Виталька остановил игру.

— Довольно, — сказал он, беря мяч в руки. — Дело ответственное есть!

В это время Славка в отличном настроении бежал к Виталькиному дому. Здорово всё-таки получилось. Граммофониха сама себя в милицию привела. Умрешь со смеху!

Калитка была заперта. Славка напрасно стучал — никто не выходил.

— Ушёл без меня, — удивленно протянул Славка. — Куда, интересно?

Он ещё постучал. Никого. Не лаял и Рекс. Неужели не вернулся?

И тут на улице он увидел собак. Их было три.

— Ре… Рекс, Рекс! — обрадованно закричал Славка.

Рекс вздрогнул, поднял голову, потом повернулся к собакам, как бы желая сказать, что это его зовут, и бросился к Славке. Тот стал гладить его и обнимать, радуясь, что пес оказался невредимым.

Собаки тоже приблизились, но застыли чуть поодаль. Две низкорослые дворняги. Стой, да ведь это сторожа Граммофонихи! Славик не верил своим глазам. Грозные псы торговки мирно махали хвостами.

— Ни… ничего не пойму. Неужели те двор… дворняги? Ну не бойтесь, идите сюда. Жу… жучки! Вы, видно, как хозяйка, только за забором хра… храбрые! Пошли, Рекс, Витальку искать. Вот о… обрадуется!

Меж тем приведенные Виталькой на место, где Олег потерял гильзу, мальчишки шарили по траве. Они искали целый час, наконец Виталька крикнул:

— Смотрите, нашел! Вот она!

Все бросились к нему, разглядывая тёмный патрон с качающейся пулей. Ребята сразу же стихли: там, за тоненькой латунной стенкой, была тайна.

— Чего ждать? — крикнул кто-то. — Открывай скорей! Что там?

Но Виталька покачал головой и спрятал патрон в карман.

— Нельзя, — сказал он. — Без Олега нечестно!

Придя из аптеки, тётя Таня снова занялась одеждой. Олегу было позволено встать с кровати, но о том, чтобы убежать на улицу, нечего было и думать.

Олег от тоски перелистывал старый «Огонек», когда тетя Таня пошла в прихожую на звонок и долго с кем-то препиралась. Вот она появилась в комнате и строго сказала:

— К тебе. Только ты никуда не пойдёшь. Можешь так и сказать своим приятелям!

В дверях стоял Виталька Он торжествующе глядел на Олега.

— Заходи, чего стоишь!

— Я не один, с ребятами.

— Много их?

— Много.

— Много нельзя! Я считаюсь больным, — пожал плечами Олег.

— Хорошо, — сказал Виталька. Он подбежал к окну на кухне и крикнул: — Подождите там, он больной! Сейчас выйду!

Потом повернулся к Олегу. Раскрыл ладонь.

— Гильза! — крикнул Олег так громко, что из комнаты явилась тётя Таня.

— Гильза… — повторял он в каком-то оцепенении. — Ты нашел её…

Виталька отдал ему темную гильзу:

— Держи, она твоя!

Олег сжал её крепко в кулаке:

— Давай вместе посмотрим.

— Там мальчишки, — сказал Виталька, — их много. Они ждут.

«Ну и что!» — хотел было сказать Олег, но осёкся и повернулся к тёте Тане.

— Тётя Таня, ну тётя Таня! Пусть они все войдут, а? Я сам потом подмету и всё сделаю.

Тётя Таня беспомощно махнула рукой.

— Спасибо! — крикнул Олег, и через минуту целая ватага мальчишек ввалилась в комнату.

Олег глядел на гильзу, не решаясь доставать записку.

— Да скорей ты! — нетерпеливо кричали кругом.

Осторожно раскачав пулю, Олег вытащил её и постучал гильзой по ладони.

— Не вылезает. Надо чем-нибудь.

Тётя Таня протянула ему булавку. Олег поковырял ею в гильзе и, зацепив, вытащил на свет жёлтый, свернутый трубочкой листок.

Наступила полная тишина. Олег принялся разворачивать листок. Никто не дышал.

— Химическим написано… буквы расплылись… — сдавленно произнес Олег и принялся разбирать бледные строчки:

— Пат-р-роны… патроны кончились. С… тут стерто — в плен не… бу… е… м. Ага, сдаваться в плен не будем! Понятно?

— А дальше? — спросил кто-то.

— Всё. Одни подписи.

— Ну читай, читай!

— Ан… Андрей, — с трудом разобрал Олег совсем слившиеся буквы. — Фамилию не разобрать, расплылась… Только окончание… хров.

Виталька вздрогнул. Вздрогнул и Славка. В последний момент он, не замеченный никем, появился в квартире.

— Тищенко Гриша, — разбирал по складам Олег. — Кашин, Замтерадзе… имя не разобрать. Тут ещё что-то? Так. С нами полковник. Име… имени не знаем. Он из Ле… не разобрать, совсем стёрлось. — Олег посмотрел на ребят. — Из Ленинграда!

— Не обязательно, может, из Ленинакана! — вставила тётя Таня.

— Из Ленинграда. Это Василий Иванович. Я знаю.

— Тищенко, Кашин… Василий Иванович теперь узнает, кто спас ему жизнь. Я эту записку в Ленинград свезу. От всех нас, — добавил Олег.

— А-андрей, — волновался Славка. — Хров… Вихров. Это де… душкин Андрей? Сейчас де… деда п-позову.

— Зови, — поддержал Виталька, но тётя Таня сказала:

— Обождите!

Все увидели, что и она очень волнуется. Она прижала руки к груди и снова сказала:

— Обождите… Нельзя Артюшу раньше времени тревожить. Скорее всего это наш Андрей. Но пусть Олег узнает получше у полковника.

— Правильно, — кивнул Олег. — Не надо спешить. Увижусь с Василием Ивановичем и потом напишу вам.

«А как же с предателем? — думал он. — Значит, поиск не закончен. Придется ещё искать. Конечно! Отступать не будем. Теперь Василий Иванович возьмет меня в помощники».

— Только напиши, — сказал Виталька.

— Конечно. Поиск ведь не окончен, — сказал Олег, думая о своём.

В раскрытое окно послышался требовательный собачий лай.

— Да это же Рекс, — воскликнул Виталька и бросился к окну. — Рекс! Целый? Откуда же ты?

— Я его при… привел, — сказал Славка. — Он всех победил. Не будет больше сторожей у Граммофонихи!

Я ПРИЕДУ!

До отхода поезда на Ленинград оставалось десять минут.

Тётя Таня пришла на вокзал с портфелем в руках. У неё уже начались всякие заседания. Она посадила Олега в купе и тут же стала прощаться.

— Ну, — с улыбкой поглядела она. — Прощай, Кисличкин-Лисичкин! Вообще-то ты геройский парень, только у тебя ещё того, — она покрутила пальцем в воздухе, — завихрения. И форсу хватает! Но ничего, парнюга! Светке, конечно, с тобой беда! Если уж я… — И она развела руками.

Олег молча улыбался. Он то и дело щупал карман курточки, где лежала драгоценная гильза.

— Завтра буду в Ленинграде, — сказал он, думая о Василии Ивановиче.

— Да, да! Ждёт там тебя эта, — тетя Таня сморщилась, — «ви-та-ми-ни-зи-ро-ван-ная», — произнесла она по слогам. — Светка не посмотрит, что ты — герой! Ну, я побежала, Кисличкин. Педсовет номер один сегодня. Не забудь написать.

— Тетя Таня, это самое… — Олег подставил щеку.

— Ты что, целоваться? Фу! — Она хлопнула его по плечу и выбежала из купе.

Он, высунувшись из окна, долго махал ей.

«Смоленск», — прочитал он высоко на вокзале громадные буквы. До свиданья, Смоленск! Чудесным ты оказался городом. Это верно, что в твой Днепр не могут заходить крейсера, но военной славы у тебя нисколько не меньше, чем у самых знаменитых городов мира. Как хорошо, что удалось познакомиться с тобой!

В кармане у Олега рядом с гильзой лежала фотография Андрея — сына старика. Тётя Таня дала из своего альбома. Может быть, Василий Иванович узнает Андрея? Тогда он напишет им в Смоленск. Надо будет все рассказать Василию Ивановичу про старика. Всё с самого начала. Вчера Олег всё же сходил к нему и попросил прощения. Старик удивился, оказывается, он уже всё позабыл. Эх и хороший старик! А Олег его сперва за такого, как Граммофониха, принял!

А здорово Виталька со Славкой Граммофониху разоблачили! Он-то думал, что с такими ничего нельзя поделать! Можно. Нечего им на нашей земле жить! Вдруг он рассмеялся, вспомнив, какими храбрыми были собаки торговки за забором, а стоило им попасть на улицу, оказались жалкими дворнягами!

— Пассажиры, в вагон, отправляемся! — кричала на перроне молодая проводница.

Поезд уже тронулся, когда в конце перрона Олег увидел Витальку и Славку. Они во всю прыть догоняли его вагон. В руках у Витальки была деревянная чашка.

— Эх, опоздали! Не догонят.

Какая-то девчонка в брючках поравнялась с вагоном.

— Эй! — крикнул Олег. — Видишь вон тех? Ну, один маленький, а другой рыжий? Передай им, что я приеду! Обязательно приеду в Смоленск ещё! Слышишь! Скажи, что мы друзья навеки. Обязательно-о скажи-и!

— Вон он! В-вон он! — кричал Славка, видя размахивающего кепкой Олега.

Но догнать вагон ребята уже не могли. Они давно бы пришли на вокзал, да Виталька в последний момент придумал нарвать Олегу яблок. Пока нашли чашку, пока выбирали в саду самые лучшие яблоки — часов у них не было, — опоздали, поезд отошел.

Уже с перрона уходили провожающие, а мальчишки все глазели вслед удаляющемуся составу.

В это время к ним подошла девчонка в брючках.

— Один маленький, а другой… — вслух сказала она. — Вам мальчик из третьего вагона велел передать, что он ещё приедет в ваш Смоленск! И вы друзья навеки.

— Так и сказал? Вот здо… здорово, — обернулся Славка к молчавшему Витальке.

— Ой, какие яблоки, — протянула девчонка, заглянув в чашку. — Это в Смоленске такие? Неужели!

Друзья переглянулись.

— А ты-то о… откуда? — спросил Славик.

— Из Мурманска.

— Ну? Неужели из Мурманска? Тогда на, бери! — вдруг сунул ей Виталька в руки все яблоки вместе с чашкой.

— Дорого же! У мамы и денег столько нет!

— Вот ещё. Никаких денег. Мы тебе так дарим, — сердито сказал Виталька. — Это яблоки наши, смоленские, поняла?

— На… наши, смо… смоленские, ясно? — повторил Славик.

— Ясно, — ничего не поняла девчонка. — А чашка как же? Тут какие-то фигуры нарисованы. Три мушкетёра, да?

— Бери уж! — махнул Виталька и, обняв за плечи Славку и уже повернувшись вместе с ним к городу, добавил:

— Привет вашим мурманским!