ГЛАВА ТРЕТЬЯ


В сопровождении двух преторианцев он вошёл в шатёр. Супруга, которая лежала в молочной ванне, не удостоила его и взглядом. Несколько минут он простоял перед ней, дрожа, прежде чем пробормотать, заикаясь:

- Могу ли спросить, о дражайшая спутница жизни, как ваше драгоценное самочувствие?

Молчание.

- Мне бесконечно жаль, что вчера я послужил причиной вашему обмороку. Если бы он повлёк за собой тяжёлые последствия - о! я бы этого не пережил.

Молчание.

Тихо и неподвижно, словно труп, покоилась королева, точнее говоря, королевина голова. Добрым казалось её чёрное, сморщенное муравьиное лицо, которое плыло по снежно-белому морю, словно отделившись от туловища...

- Грешен, каюсь, готов искупить. Неужели вы никогда теперь меня не простите, о милосердная? Вечно будете в обиде? И я уже никогда не увижу, как раскрывается улыбкой пунцовый бутон ваших уст?

Снова молчание, непереносимое - а ведь эта женщина так плохо умела молчать. Монарх растерялся: примирение с супругой было исходным пунктом его плана. Он выложил последний козырь:

- Я даже готов из чистосердечного раскаяния ещё раз снести побои подобные вчерашним, но только вечером, потому что днём у меня важные дела, а ещё я торжественно клянусь всегда вести себя хорошо...

Гробовая тишина. В душу короля мало-помалу стало закрадываться ужасное предчувствие. Он осмотрелся.

Гвардейцы хамски пялились в ответ, не отводя глаз и не стесняясь королевского взгляда. Снаружи частили мелкие, лёгкие шаги, словно жаркий шорох в улье, а чёрная голова всё плыла по белой поверхности, без движения, призрачная...

Издалека, почти неслышно, доносился звон колоколов, бивших полдень, печальный, тёмный и замирающий, словно скорбный бой смертного часа, и плавился вместе с монотонным жужжанием полуденной тишины, превращаясь в инфернальный траурный марш. Жёлтые духи полудня - страшного двойника полуночного часа - порхали вокруг. Как по мановению жестокой волшебницы-природы мир на взлёте жизни превратился в одеревеневшего мертвеца.

Король стряхнул оцепенение.

- Я ухожу, но надеюсь застать вас через полчаса в более весёлом расположении духа. Ещё раз прошу, мне нужен ваш солнечный свет, сегодня - особенно, потому что после обеда меня ждут великие дела.

Он вышел. Тут за его спиной раздался ужаснейший смех, словно хрип пасхальной трещотки. Воздух смёрзся у него в горле, волосы встали дыбом... «Так может смеяться только труп, - пронзила его ум мысль. - Может быть, в ванне действительно плавает отрезанная голова?»

Радостная волна захлестнула его душу. Но в тот же миг в противоположной стене шатра отворилась дверь, в которую беззвучно проскользнул Его Преосвященство Ангельшельм, исповедник и фаворит королевы, подлинный правитель государства и второй Ришелье. Снова судорожный страх, ненависть и отвращение исказили черты монарха. Голова королевы пошевелилась, поднялась над ванной, бесстыже высунулись увядшие груди, и королева уселась поудобней в этой кокетливой позе.

- Садитесь, Ваше Величество! - сказал проповедник, жестом повелевая преторианцам удалиться. Король повиновался, и преторианцы тоже. Кардинал заговорил:

- Надеюсь, что в вашей ночной душе ещё сохранилось довольно разума, чтобы понимать, что ваш образ жизни ведёт к разложению народа, самим Господом вам препорученного. Вы были бы величайшим из людей, когда бы ваши добродетели - я не отвергаю, что они у вас есть, даже если я их не вижу - могли сравниться с пороками, из пышного букета которых я отмечу лишь пьянство и склонность к дебошу, жестокость и безмуравейственность, легкомыслие и сумасбродную капризность, свободомыслие и безбожие. Не кроется ли в корне всех этих безобразий пагубное пристрастие к вину? Не скажу наверняка, но глядя на вас создаётся впечатление, будто вы поставили себе целью погасить шнапсом божью искру разума, и я должен воистину воздать честь усердию, с которым вы стремитесь к этой возвышенной цели. Дурными, постыдными следовало бы назвать ваши пристрастия, будь вы обычный поданный, но ведь вам доверена участь миллионов, и потому ваши пристрастия - окаянные, адские. Если пьёт король - пьёт и весь народ, и если король живёт как свинья, то всё государство превращается в свинарник. Ах, моя дорогая Вшивляндия! твой верный сын не может удержаться от слёз, взирая на тебя! Как вечерняя звезда, ты могла бы сиять среди других звёзд, но ты приставлена к позорному столбу несказанного бесславия перед красные глаза насмешников! Словно прокажённый, ты корчишься на земле под их ногами... Всё, всё в тебе искорёжено, всё гниёт, даже живая ещё плоть, и твоя вонь сводит с ума небеса... «Вшивляндец» и «негодяй» превратились во всех языках мира в синонимы. Нет ни одного неподкупного управляющего в нашей стране, ни одного адвоката без судимости, ни одного врача, не распространяющего заразы по всей округе, ни одного учителя, которому ученики не надавали бы оплеух, ни одного офицера, не получившего палок от своих солдат, ни одного генерала, который не был бы педерастом, ни одного священника, не уличённого в разврате, ни одного сенатора, который пришёл бы участвовать в заседании, а не только в банкете, и ни одного министра, который не был бы кретином из кретинов. Опустившийся крестьянин блюёт, его скотина голодает; поля плодоносят пыреем, крапивой и чертополохом. Только пивоварение и водочные заводы процветают - и те в руках евреев. Меркантильность отбросила маску, даже обычное воровство не скрывается. Крадут, разумеется, украденное, но жить на такие доходы это всё равно что питаться собственным дерьмом. Основное занятие мужей - бить жён, а основное занятие жён - блудить, заслуживая побои. Тупая зараза пантеизма ползёт из дома в дом, а в церковь приходят один-два человека; бедняги священники в какие только тяжкие не пускаются, чтобы выжить. Народ медленно вымирает, голод, эпидемии, доктора, аборты, убийства бесчинствуют среди поданных почти наравне с вашей бессмысленной жестокостью, король. Разумеется, наши отряды терпят по всех походах поражение, и не только против Малой Скотинии и Великой Дуринии, но и против Болотии, а ведь Болотия не так давно платила Вшив-ляндии оброк. Нас бы наверняка давно захватила Тупляндия, или же Тупляндия вместе с Великой Ско-тинией, Малой Скотинией и Великой Дуринией, и в четвёртый раз разделила бы на четверти нашу страну, когда б они не боялись вмешательства Бугряндии и Негодянии, Дураковии и Обезьяний. Только чужому убожеству обязано наше убогое существование в тени. Но сколько может продолжаться подобное состояние дел? Прокажённый в конце концов умрёт -и уже не за горами тот день, когда настанет конец тебе, Вшивляндия. О, моя дражайшая, беднейшая, прекрасная, священная Вшивляндия! Неужто ты возродилась только для того, чтобы снова - и в этот раз окончательно - умереть? О горе, горе горькое!

Ангельшельм, глубоко взволнованный, оборвал тираду и закрыл лицо руками. Острые уши его, тем временем, навострились.

«Зачем эта болтовня? - подумал зевающий король. - Неужели всякий раз нужна прелюдия к побоям? Какое мне дело до потрёпанной Вшивляндии? Неужто этот нахал думает, что я обязан ей своим существованием? Что за наглость!» Но он мудро сдержал свой гнев и ответил как подобает, взвешенно и доброжелательно:

- Милый кардиналушко, в преувеличенной картине, которую вы только что написали, есть гран правды. И я добровольно и со всей серьёзностью, улыбаясь, признаю, что я слабое, греховное существо, но одного греха нет у меня за душой - морализаторства, хоть я и изображал настоящего моралиста перед Змеем в предыдущей главе. Но притворство есть virtus regio1 - и никто как король не вправе врать для великолепия; ...и политический король, и интеллектуальный. Но промолчим! Я негодяй, но я отрицаю, что должен нести вину за всё -на меня хотят перевалить всю неизмеримую мерзость Вшивляндии, ха-ха!

Ваше Преосвященство, не только Вшивляндия гниёт, но и всё муравейство загнивает после отвратительнейшего из перемирий, этого слабого исхода мировой войны, в которой победила наполовину Тупляндия, наполовину чернь всех стран. «Наполовину»: математики знают, что половина это меньше, чем ничего... И после этого свинства, этого так называемого мира, всё и началось. Мерзость и истощение; вместо воздуха мир дышит пеплом. Новых героев не народилось, я - как есть свинья - из всех правителей ещё самый героический, причём тут мне приходит на ум, что «герр» по-немецки происходит от греческого «герой», а может быть, и наоборот. Пьян ли я? Или это наш пёсий хвост пьян? Неважно, кто несёт этот вздор, главное, что вздор сказан, как сказал бы Вольтер, если б понимал, что самый поразительный вздор это и есть истина. Где моя фляжка с ромом? Всего капля на дне - ещё!

- Возможно, это последняя капля рома, которую вам суждено выпить на своём веку, - сказал кардинал, но сейчас же снова навострил ослиные уши.

Доблесть королей (лат.)

- «Последняя капля», фиолетовый ты мой кардина-лушко, я тебя понимаю, я всё отлично знаю, пусть мне и приходится снова притворяться, как подобает королю, сейчас вот притворюсь псом - пёс и король это ведь одно и то же, и пусть никто не думает, что мой портрет, нарисованный в предыдущей главе, правдив. На самом деле я пёсий хвост, Наполеон и Сократ в одном лице. Я анархия, превратившаяся в закон, и закон, превратившийся в анархию. Последняя капля? Смотри! - И он вынул из другого кармана штанов вторую полную фляжку рома и выпил её до дна. - Вот так, тупая твоя башка! Твоё предсказание не сбылось, и так же будет со всеми твоими желаниями, червяк, ведь ты всё никак не поймёшь, что великая правда в том, что божественно одарённый холоп останется низким духом, тогда как и самый глупый король - гений. Судьба идёт за мной по стопам, чеканя шаг, запомни, кардиналушко, вопреки всякому разуму. А убожество Вшивляндии всего лишь частный случай общей стагнации человечества после гнилой мировой войны!

- Но ни один народ не загнивает так ужасно, как вшивляндский !

- Ни у одного народа за всю мировую историю не было такого призвания к гниению, как у вшивляндского!

- Это из-за того, что им всегда управляли, к несчастью, ленивые короли и разложившаяся знать!

- Перепутана причина со следствием! Плохие короли, потому что плохой народ. Каждый народ заслуживает своего правителя. Рыба гниёт с головы!

Тут раздался крик... Кардинал и королева вздрогнули, и по лицу последней скользнул луч радости. А Ришелье заговорил в изменившемся, почти хамском тоне:

- Так вот, чтобы уберечь страну от заразы и разложения, сегодня эта самая вонючая голова будет отсечена!

Король, с лицом белее снега, чуть не упал в обморок.

- Не беспокойтесь, Ваше Величество, - священник хитро улыбнулся с явным удовлетворением, - речь идёт не о том, чтобы вас обезглавить, хе-хе-хе. Вас просто освободят от забот по управлению страной, а народ -от вас!

В короле проснулся король,

- Ты хочешь свергнуть меня с трона, подлый пёс? -взревел он так, что перехватило дыхание.

- Тихо, позорный король! - крикнул священник бабским голосом. - Прошли те времена, когда ты мог ругаться!

- Не оскорбляй святого человека, ты, пьяная скотина! - пришла ему на помощь королева.

- Сеян, ко мне! Верные преторианцы, ко мне! Защитите меня от этих подлых изменников! - И монарх прыгнул к выходу из шатра, но вдруг замер, словно поражённый молнией. Вместо преторианцев, обычно охранявших шатёр, её окружали белые солдаты Лилейной гвардии, телохранители его жены и кардинала, и нигде ни следа преторианцев и их зелёных униформ.

- Измена! - закричал он, выскочив из шатра. - В сторону, псы! Вам приказывает король! Где вы, преторианцы, эй!

- Назад! - закричали в ответ белые гвардейцы, и когда повелитель попытался прорваться сквозь их ряды, он впервые ощутил на собственном теле, какие крепкие кулаки у его поданных. Он ещё долго, и вовсе не по-королевски, пытался с ними бороться, а потом, уничтоженный, вернулся в шатёр. И что же увидел?

Шатёр был полон людей, если полубогов - сливки и квинтэссенцию общества - можно называть просто людьми. Тут собрались герцог Тщеслав и кронпринц Цезарь, министр Быкомлечный, министр иностранных дел Пах, председатель парламента Слюнолиз, маршал Шелкопряд, директор госбанка Арон Жопелес, генерал Меммид, глава Лилейной гвардии Нарцисс и - Сеян; немного потрёпанными в этом блистательном обществе казались придворный философ Наведи-Туман и придворный поэт Лужаслез.

Королева восседала в ванне, завернув волосатое тело в ярко-красное, плотно облегающее покрывало. Она - вторая Мессалина - косилась на членов собрания помоложе, когда их взгляды останавливались на её фигуре, извивавшейся в молоке.

Король опустился на стул. «Всё пропало! - рыдала его душа. - В несколько мгновений потеряна власть, они арестуют меня, бросят в темницу, возможно, казнят... В любом случае, моему плану не дано исполниться. Какую хитрость придумать в такой ситуации, в такой час? И даже если бы мой план удался, изменник Сеян наверняка уже разболтал врагу о моих переговорах со Змеем в Адских горах. Они туда ни за что не поедут! Прощай, моя прекрасная великая мечта! Ах, как ужасна моя судьба: от самых дверей к исполнению высшего предназначения упасть в пучину несчастья! Но это моя вина! Зачем я вчера клял жену перед лицом неверной гвардии и зачем потом напился пьян? Я сам ускорил своё падение! О, если бы можно было отдалить катастрофу на три, даже два часа!» И слёзы раскаяния залили его лицо.

Премьер-министр, держа в руках листок бумаги, выступил вперёд. Торжественная, напряжённая тишина... Он начал читать.

- Хи-хи-хи, начнём охоту! - раздался злорадный смешок девятнадцатилетнего кронпринца Цезаря; до сей поры он помалкивал, потому что был занят: извлекал и поедал содержимое своих ноздрей. - Хи-хи-хи, уфр, уфр, уфр! - изобразил он крик куропатки, вскочив с места и похлопывая свой зад.

- Замолчите! - строго приказал кардинал. Но принц нагло показал ему зад со следами побоев.

- Пойди вон, скотина! - крикнула королева своему отпрыску, выскочив из ванны. Тот пустился вон из шатра, клокоча, как вспугнутая птица.

- Гип-гип, ура! - зарычал герцог Тщеслав. - Браво, мой милый наследник! Ты не так бестолков, как это собрание тупиц! И я в твои годы был такой же замечательный парень, да и сейчас ещё могу выкинуть коленце! Смотри, смотри!

И он взобрался на стол, как петух на навозную кучу, открыл рот, как у гиппопотама, и закричал «кукареку!» У обоих идиотов явно был талант к звериным языкам.

Тем временем, королева неспешно вернулась в ванну. Во время не такой уж, должно быть, непредусмотренной охоты её платье открылось сзади, и всему собранию оказались видны её худые ягодицы.

- Немного воспитанности не помешало бы! - прошипел ей в ухо Ангелыыельм, красный от ярости. - А Ваша Светлость могли бы приберечь свои трюки для более подходящего случая. Тише! - прошептал он старику, уже надувшему щеки. - А то вы мне всё испортите и окажется, что дело не стоит и горстки перепелиного дерьма.

Последние слова произвели сокрушительный эффект. Идиот осел, согнулся, как собака под плёткой, и медленно отступил, вращая пустыми глазами и издавая нечленораздельные звуки, потом затих в углу.

Министр-президент стал зачитывать декларацию. Её содержание уже известно читателю, если читатель прочёл обращение кардинала к королю.

Конец же звучал так:

- Quam ob rem,1 согласно всем приведённым объяснениям, доказательствам и свидетельствам, мы с болью, горечью, печалью и отчаянием вынуждены взять бразды правления из рук Его Величества Вши-вия, т.е. отделить королевские привилегии от персоны короля. Его Величество Вшивий, тем не менее, вправе по-прежнему носить королевский титул, а также апанаж, и получать доходы от его латифундий. Его Величеству королю гарантируется полная свобода передвижения, если только он сложит с себя заботы по управлению страной.

Королевские привилегии мы от сего дня перелагаем на Её Величество королеву Кордулу до тех пор, пока Его Высочество наследный принц Цезарь не достигнет совершеннолетия. Если же Её Величество подарит стране ещё одного ребёнка мужского пола, он будет законным наследником Его Высочества.

1 Поэтому (лат.)

^ ^^Vt^Âuptÿ/W, *w*ss Ah ^пии &4«/,.(,,^

„, ■ ^Tlf*H*y ^v&* , & ***у W* À”cUjùt^ Â*»/c cUi w£/*„. /«W* / *,,

*** AS Ï'U***#} л*»к $<*& e&£ù£' -a k^u^Jc «tlZ«»i &U<* Ltv/шлр , /У\,

ïSaàfji* tàn vibfitj ÿ f ai** *

a/ÿcxi'ffa&iuust'ф*/уи*с iïeXScoA/ttx ^*J&tt- J> {a (A м >4 c/n it

kd/e/e ift

’Vt't&kuÂÏ tbk+ihjittv&ft «?| < /htte/t t/tj к!лг&»я&гАи tàn Хг>л<* *fn*4<* A&t*

*£&* kitse* Ум/ь&л*}*»,, %t/auÂu**fM, У àlk**nÂJitnt*-л*4 *-'е>нс*

iwæ®’*,! tu - j.„ Az y/... j tizl. . J.A. ..

m

il$ ftlttOX*., JbfbMm. (W fazivujjftéuy Xnyiti* ûycU\n x>J J?4 Ж* - y

eàt .fftjeit'b*J'à* <%**&*' Z< е»Мшен y /<£&/y»s 4**tj

Щ/$ФУр? ^Atnüi» . Ÿ.J Ж*. *h* *fr* J»te£t *«p *fa,.

:’* bindtx S*u 0£*b ifîbHAÿC, /4to dà &»€KU(n .ûmJ У (-чип t£ä/*fit4

l^T~^l'<1r4lfetf**'|l*>' l»».JI -*411 I-TH,, . ___

(àa^.y^ M,At vj/7AU<, ?iTù,7,

WjppfbÇfentHmj A* *k*#ùUw ЛпЛуснЖк*/г*М*'й*р

4*

WrYttfi^fati wt 4t'(»**'A ьУуЩк^ ru ti<\ ^**4 A f УЖ'

4* ^°a/e **/**&*, +# ttA. 14i'if»b/*yct

ajx. A i^tL ill ^-ч " . t , i % У /f /'. J,-. У* » w*

f HKMk* м'Ы- au%m, Уt/t'utw /bÿ* ft* ,

. . M J. y . Z* */J0O ../Л

Jitefytvj* tfatinvkk*

Sht^t ?i't£

‘bxH* MAtth

У( > *ЫЫ

mi,,u *‘"'"i- *'T- У d‘‘- и

Mbits'»«!** д>•^>л,***/'**•î44&лЗ-*’1< ‘7^ ¥

Также мы выражаем желание, чтобы Её Величество королева Кордула следовала рекомендациям испытанного советника, нашего кардинала Ангельшельма, посланного нам Богом.

Да будет так и да будет славен наш Бог и страна наша, Вшивляндия!

Подписавшиеся : кардинал Ангельшельм наследный принц Цезарь Тщеслав, герцог

князь Быкомлечный, премьер-министр

граф Пах, министр иностранных дел

граф Шелкопряд, маршал

маркиз Нарцисс

князь Сеян

граф Меммид

барон Жопелес

граф Слюнолиз

фон Наведи-Туман

фон Лужаслез

Наследнику престола помогли подписать документ, водя его рукой. Он упрямился, но на его попытки отвертеться не обратили внимания. Почему? Одно из положений декларации отвечает на этот вопрос.

Когда зачитали «Нарцисс» и «Сеян», раздался зубовный скрежет. Когда же - тихо и с запинкой - произнесли «Наведи-Туман» и «Лужаслез», на лицо придворного поэта легла лишь тихая тень, словно облачко барашком набежало на майское солнце. В первый раз от начала мира во Вшивляндии разрешили избранникам народа, так называемым гениям, участвовать в судьбе государства наравне с небожителями!

Но и с души короля, открытой для радости из-за второй бутылки рома, упал несказанный груз. «У меня будет свобода, много денег - и королевский титул! Я этого не ожидал! А кардинал - простофиля, неужто не знает, что титул «король» это тоже привилегия, причём самая большая? Если номинально я король, то и фактически останусь королём. Он вообразил, что обезоружил меня, но самое главное оружие осталось при мне, а с его помощью я отвоюю и остальное. Ведь и у монарха, оставшегося без трона, достаточно власти, чтобы наводить ужас, даже если он дурак дураком: ореола королевского величия кулаком не сбросишь. Правда, Людовика Шестнадцатого, Карла Второго и Николая Второго убили... Но моё положение мало в чём изменилось после сегодняшней комедии. Настоящей власти у меня и раньше не было, она была в руках этой шлюхи, Ангелыиельма и Сеяна. И так же, как они имели власть раньше, я могу завоевать власть, даже если у меня отняли титул ’Ваше Величество’, надо только больше заниматься делами и меньше пить ром и увлекаться гениальными выдумками. Но это на данный момент всё равно: главное, что эта глупая декларация не помешает мне сегодня после полудня... О божественный Змей! Только теперь, когда свершилась эта отвратительная подлость, я понимаю, что ты для меня значишь!»

Теперь на середину выступил кардинал, держа в руке другой документ.

- Насколько можно судить по вашему сияющему лицу, сир, вы цените нашу не заслуженную вами доброту. Так что я надеюсь, что вы подпишете бумагу, в которой откажетесь от королевских полномочий. Это только для порядка... - вот, прошу!

И, положив документ перед правителем, он указал, где подписать.

- Хорошо! - сказал Вшивий, взял документ, развернул, и вдруг у него вырвали бумагу из рук.

- Вовсе не обязательно читать, сир, будет достаточно, если вы поставите подпись. У нас нет времени...

Король снова побледнел. Он прочёл одно слово, ужасное слово: «Sans-espoir».

- Подписать то, чего не прочитал? Это неслыханно! - закричал он, словно помешанный.

- Не раскрывай рта, - завопила королева, переполненная ненавистью, внезапно припомнив ему все неудачные соития. - Прошли те времена, когда ты мог кричать на меня, отвратительный подлец!

- Но вы хотите упечь меня в тюрьму! - продолжал кричать бедняга. - В Бастилию, в замок Sans-espoir! Я видел, видел, и не пытайтесь возражать! Это ловушка, кардинал, а ты - самый большой лгун, которого видел свет!

- Ха-ха! - рассмеялся священник. - У страха и нечистой совести глаза велики. Да, в этом отказе от престола упоминается название замка Sans-espoir. Но не вы, сир, а некоторые ваши советники отправятся в тюрьму. Не бойтесь, подписывайте!

- Не верю, дайте прочесть!

- Я бы с удовольствием, но нельзя терять ни секунды! - Он ударил в ладоши, и трое лилейных гвардейцев вошли в шатёр. Один из них держал в руках цепи. - Или сейчас же подписывайте, и тогда вас ждёт прекрасная, беззаботная, королевская жизнь, или же заключение, процесс, эшафот! Кто знает, может быть, только моя невинная доброта заставила меня так нежно с вами обойтись, поперёк голоса рассудка, который изо всех сил взывал, «раз и навсегда покончи с дурным королём, губителем страны!» Мне даже приятно, если вы не подпишете - так что выбирайте сию минуту!

Гвардеец с цепью подошёл ближе, цепь зазвенела, и король подписал бумагу.

- Должно быть, он не лжёт, - пробормотал он. -Да, со всей очевидностью... Глупое беспокойство... Беспечная, прекрасная жизнь... «Ваше величество»... Да-да, это так.

- А теперь, - торжественно произнёс сияющий кардинал, - да здравствует наша милостивая, добродетельная, сияющая бриллиантовой чистотой, вечно юная и прекрасная правительница Кордула, виват!

И он опустился на колени перед ванной, а за ним и другие.

- Виват, Кордула! - раздался громогласный клич.

Возвышенный момент! Королева прикрыла лицо платком.

- Благодарю вас, благодарю! - отрывисто сказала она. - Обещаю своему народу быть - всегда заботливой -верной - матерью, - и в заключение она разрыдалась. Лужаслез, стоявший на коленях рядом с Наведи-Туманом в последнем ряду, завыл, как пёс на похоронах хозяина... Наведи-Туман усердно стучал лбом в пол.

- Хрю, хрю, хрю, - подала голос свинья рядом с шатром.

- Заткнись, скотина! - закричала королева, и кардиналу пришлось положить руку ей на плечо. Крик куропатки, внезапный смех донеслись из угла, куда уполз Тщеслав и где он теперь лежал в полусне.

- Браво, мой наследничек! Ты не такой, как все эти тупицы. И я в твои годы был замечательный парень и знал немало трюков. Смотри, смотри!

Тут он вскарабкался на стол - и читательница уже читала, что я написал.

- Даже кучки перепелиного дерьма! - крикнул Ан* гель шельм. Герцог в ужасе отполз в свой угол.

Тут раздалось громкое «мяу, мяу» и крик боли. Наследный принц пробрался на всех четырёх в шатёр и, изображая томимого страстью кота, набросился на всё ещё стоявшего на коленях Наведи-Тумана, вонзил зубы ему в шею, обнял его за плечи и, шипя и рыча, стал околачивать обнажённым твёрдым пенисом.

- Ужас, ужас! - стонал старый философ. - Мой возвышенный господин, смилуйтесь над вашим покорным слугой, ой, ой, как больно - нет, это райское блаженство, ужас! Отпустите меня - нет! Пусть вечно продолжается это счастье. Умоляю! Небесный цветок - ангел благодатный - только не выцарапайте мне глаза -

- Перепелиное дерьмо! - кричал кардинал Тщесла-ву, одновременно стараясь удержать прелести королевы в молоке.

- Ха! - воскликнул дядюшка короля, кидаясь на племянника с оплеухами. - Предатель! Опасный преступник! Чёрный предатель! Вон, вон, исчадие ада!

Вопли боли перешли в собачий вой... Преклонение закончилось. Теперь кардинал повернулся к королю, снова воспрянувшему духом.

- Вам дана полная свобода, сир. Но вы поймёте, что после такого поворота дел в государстве ваше пребывание среди народа могут неправильно понять. Поэтому вы даже с удовольствием согласитесь отправиться на несколько дней в безопасное место, где вам никто не помешает. Теперь же вас, - тут три гвардейца выступили вперёд, - свяжут, потому что по дороге всякое может случиться.

- Свяжут? - король хоть и был пьян, но боролся с беспамятством. - Короля? Которому пообещали полную свободу - ах ты лгун, подлец, негодяй!

- Тихо, я повторяю, это всего два или три дня!

-Ия должен тебе верить? Три дня - может быть,

меня за это время обезглавят, грязная твоя душа!

-Довольно! Гвардейцы, свяжите его и заткните ему рот кляпом!

И тут несчастный решился повести себя недостойно, хоть и мудро: он пал на колени перед женой, мучительницей, простить которую было сложнее, чем самого кардинала.

- Моя дорогая, прошу твоей милости! Дай мне время до завтра - или хотя бы три часа! Потом я сам взойду на виселицу, но дай мне лишь три часа на переговоры с тобой, прекрасная! Не прошу ничего иного, как только снова разделить с тобой трапезу! Я любил тебя больше всего на свете, даже больше, чем собственную душу, а то, что происходило между нами в последние годы, всего лишь недоразумение. У тебя благородное сердце; невозможно, чтобы ты так предала своего супруга! Вспомни былые дни, вспомни наши поцелуи, весенние вечера, ночи...

Королева укрыла лицо платьем. У женщин всё же есть сердце или что-то похожее, и этот самый предмет находится у них между ног. Воспоминание о былых ночах охватило её...

Кардинал заметил её нерешительность и решил действовать напрямик:

- Сир, вы зря тратите время! Вашу просьбу невозможно удовлетворить. Свяжите его!

Но реакция на тон его приказа оказалась иной, чем он рассчитывал. Приказ вызвал у королевы раздражение. Она уже давно решила не давать кардиналу над собой воли, тем более, что его пятидесятипятилетнее мясо ей было уже не по вкусу, и вовсе не из-за жилистости. Она воспользовалась моментом, чтобы доказать священнику, что у неё самой есть и воля, и власть, и ответила в ещё более суровом тоне:

- Невозможно, Ваше Высокопреосвященство? Вряд ли, потому что я так хочу, и потому будет, как я повелеваю!

- Вы с ума сошли? - воскликнул он, бледнея. Но сейчас же взяв себя в руки, он прошептал ей на ухо: - Господи Иисусе, я не узнаю тебя, прекрасная, но об этом в другой раз! Неужто ты не понимаешь, как опасно наше положение? Мы словно бы сидим на ящике с динамитом. Твоего мужа поддерживает армия, и ещё больше - народ, пусть не из любви к нему, но из ненависти к нам, клерикалам. Именно ради того, чтобы не раздражать народ, я оставил за ним титул короля в моей декларации. Если он останется здесь и сможет поговорить с солдатами, не кажется ли тебе - ведь женщины уповают на чувство, а не на мысли - что этот случай может оказаться искрой в ящике с динамитом?

- Никто не будет с ним разговаривать, его будут держать под стражей!

- Слух о том, что его здесь держат под стражей, может повлечь за собой нашу гибель!

- Глупости! Кроме того, такой слух не распространится, если ты будешь действовать с умом. Пусть отсюда выедет карета; мы скажем, что король, устав от забот по управлению страной, уехал на свои загородные владения сажать репу и разводить баранов на шерсть. И вообще, Бенедикт, не срами меня перед людьми, не забывай, что это я королева, а не ты, и не скаль зубы; три раза за ночь, и не меньше, у тебя должен стоять, и разгладь морщины на своём лице, потому что мне так хочется. Да, да, и не бледней, фу! Я - королева! А ты - кто ты такой, сын скорняка! Какие ты строишь мины - ха-ха-ха! Вот ещё что я тебе скажу: финансы, сельское хозяйство и систему образования я с радостью оставляю в твоих руках, можешь забрать себе всю политику, если тебе так хочется, но все важные решения, например, объявление войны, я буду принимать сама, заруби себе на носу! И прежде всего я запрещаю тебе вмешиваться в мои частные, в мои семейные отношения!

- Моя прекрасная, ты, ты...

- Лучше молчи! Никогда не видела травы зеленее твоего лица, ха-ха-ха!

- Довольно, это перешёптывание компрометирует нас. Моя дорогая, ты, как и все женщины, в отношении политики полный дальтоник. Я должен взять политику в свои руки, а при этом не вмешиваться в вопросы управления страной? Ужас, что ты говоришь! И неужто ты думаешь, что оставить короля здесь всего-навсего частное дело?

- Дорогой Бенедикт, это просто смехотворно! Как может быть политическим дело то, что я сегодня поужинаю с моим мужем? Все мужчины такие идиоты! В общем, решено: мой муж сегодня обедает и ужинает со мной, а ночью он в последний раз со мной спит - не гримасничай - всё же лучше он, чем ты!

Смертельно бледный, священник отвернулся, помышляя о злодейских убийствах, яде и тому подобных вещах. В этот момент он случайно наткнулся на Наведи-Тумана.

- Где твои глаза, скотина? - зарычал он на философа. Но сейчас же маска ледяного спокойствия легла на его лицо.

- Если Ваше Величество желают, я с большой радостью подчиняюсь. Пусть политически неоправданный, шаг Вашего Величества с человеческой точки зрения вполне объясним. А великодушие, в конечном счёте, разумно, ведь миром правит бог.

Уважаемое собрание! Благородные герцоги и князья, графы, маркизы, бароны, рыцари! Милый Разбери-Туман, дорогой Плошкаслез - или как вас зовут?

- Лужаслез, позвольте доложить.

- Хорошо, Чашкаслез! Так вот - вы совершили великое деяние, но большая часть работы ещё перед нами; захватить страну сложно, но удержать сложнее. Пусть каждый делает, что может! Граф Быкомлечный, напишите торжественное обращение к народу, обещайте всё, что в голову придёт - понижение налогов, цены низкие, как в средневековье, шестичасовой рабочий день, всеобщую амнистию и т.д. Граф Пах, объявите Тупляндии, так и рвущейся захватить побольше земель, что я готов вступить в переговоры о пограничных районах Вшивляндии, если Тупляндия признает наше правительство. Великой Дуринии и Малой Ско-тинии объявите, что мы готовы официально признать, что жители Голь-Вшивляндии и Коль-Вшивляндии нам не кровные братья, а Великой Скотинии, что мы не против принять их протекторат, если они признают нас государством. Князь Шелкопряд, займитесь особами, близкими ко двору! Пообещайте герцогу Гансу Пиявка-Пьяну, что его брата отправят в сумасшедший дом, а сам Ганс будет управлять имением; принцу X. пообещайте, что королева одобрит его мезальянс с развратницей из оперетты; а безбожного, ни перед чем не останавливающегося принца Лукиана прикажите сегодня же отравить. Граф Меммид, всем офицерам, которые сегодня ещё не признали нашего правления, заткните глотку или деньгами, или шпагой, а солдатам обещайте больше маркитанток, водки, разграбления повстанческих городов, вечного мира и повышения жалования. Барон Жопелес, не жалейте казны, и собственных денег не жалейте тоже! Мы восполним казну и отблагодарим вас повышенными налогами, конфискациями, монополиями, привилегиями, ассигнованиями, новыми трастами, синдикатами, мы напечатаем миллиарды новых купюр; княжеский титул уже почти что ваш; ... э, Разведи-Туман, или как вас зовут?

- Наведи-Туман, извольте доложить.

- Правильно, Разгреби-Туман! Вам сегодня поручается сделать доклад в обществе свободомыслящих философов под названием «Вечный категорический императив требует преклонения перед властью, кто бы эту власть ни представлял». Если вы и не убедите свою публику, то наверняка вгоните её в сон, а нам и это сегодня на руку. А Ложкаслез, чтобы не зря ел хлеб, пусть напишет сегодня ночью оду в честь королевы и меня самого и пусть завтра зачитает её перед войском. Вы, граф Слюнолиз, распространяйте слух, что я собираюсь провести выборы, этого будет уже достаточно, чтобы ваша команда подчинилась нам. А вы, маркиз Нарцисс, убедитесь - и тут его голос дрогнул - в верности преторианцев, и распоряжайтесь этим корпусом, как вам будет угодно. Большая часть ваших офицеров уже на нашей стороне, но на некоторых ещё нельзя полагаться, как и на солдат. А вы, князь Сеян, во всём помогайте маркизу Нарциссу.

- Я не ослышался? - воскликнул Сеян. - Помогать ему? Что я, его слуга? Он будет распоряжаться преторианцами? Тысяча чертей! Не забыли ли вы, кардинал, что обещали сделать меня главнокомандующим не только преторианцев, но и Лилейной гвардии, если только я предам короля? Чёрт побери, что за подлость!

- Не кричите так! - крикнула королева из ванны. - А то с вами будет разговор короток!

- Князь, - ответил иезуит, - да, я обещал назначить вас главнокомандующим, но, припомните-ка как следует, сказал ли я, когда вы им станете? В будущем это может случиться, будущее не скупится на подарки. Но если бы это произошло прямо сейчас, что бы вы подумали о моих умственных способностях? Помните ли вы своё прошлое? Вашу ненависть ко мне? Оскорбления самой королевы? И так, как вы предали короля - так же можете предать и нас. Но я надеюсь, что неверность не главное качество вашего характера. Мы хотим в этом убедиться, и тогда уже посмотрим!

- Ты, поп, ты проклятый... но нет, лучше я промолчу! - крикнул солдат охрипшим от ярости голосом. - Но - но - погоди у меня! Если б я знал...

- «Если б я знал» - слова, недостойные настоящего мужчины! Имейте в виду, на этот раз я забуду ваши оскорбления, если вы будете служить мне верой и правдой. Вы знаете, что пути назад нет, вы добьётесь в лучшем случае только того, что пожертвуете своими людьми. Так как же, князь?

- Я буду верно служить королеве, - прохрипел Сеян и снова заскрипел зубами.

- Рабыни! Несите платье! - крикнула королева, поднялась и вышла из ванны, прижимая красный платок к тощим прелестям. - Желаю вам приятного аппетита, господа!

Благородные господа с глубокими поклонами один за другим покинули шатёр. Король встретился взглядом с Сеяном - взгляд был такой красноречивый, что король вздрогнул от радости.

«Он снова на моей стороне! - сказал он себе, оставшись один со стражей в опустевшем шатре. - Если он ещё не разболтал о моих сегодняшних переговорах со слепым Змеем, то будет молчать и впредь. Всё ещё может получиться, должно получиться, моя хитрость должна сработать, я знаю свою жену. О, тысячу раз проклятая сволочь! Ты обязана мне всем, а как ты со мной обращаешься! Задыхаюсь... Но кто знает, чем ещё кончится этот дворцовый переворот. Не сомневаюсь: он ещё обернётся моей победой и послужит моей будущей славе! Мучения, которым она меня подвергла, были нужны для того, чтобы развить во мне волю и силу. Потому что я чувствую, что в решающий момент не нашёл бы в себе сил подать сигнал трубачу. Всё утро меня преследовало это тёмное, гнетущее чувство, хоть я и внушал себе, что справлюсь. Да, я могу хладнокровно, как мальчик, сбивающий палкой цветки с мака, приказать удавить сотню невинных людей, но королеву - мою жену - и этого сатану кардинала? Так обычные люди могут убивать животных без числа, но убить человека способны не многие. Но теперь я знаю, что сегодня не дрогну на Чёртовой вершине. Если не гнев и жажда мщения, то мысль о том, что пути назад нет, сделают меня героем. Я не тешу себя иллюзиями: в когтях Ан-гельшельма и этой мегеры я рано или поздно обречён на смерть.

Либо эшафот, либо солнечное будущее, неведомое смертным: нет места сомнениям. Ха, жалкие псы! Вы думаете, что строите себе дорогу в заоблачные выси, а на самом деле сами роете себе могилу! Господи, преклоняюсь перед неизмеримыми безднами твоего провидения! Смелее, смелее! Не сомневаться, не робеть, не увиливать, не предаваться тяжёлой, как свинец, мысли, что я не справлюсь. Не отворачиваться - это и есть вся сумма мудрости, мистическое ядро мира! Всё на свете возможно, когда бы не проклятая мысль - ’не получится’. Неуспех всего лишь иллюзия. Вперёд, навстречу величию, высоте, навстречу слепому Змею!»

Вскоре он уже сидел за столом, обедая со своей женой. Кроме них в шатре были только кардинал и Сеян. Ангелыиельм боялся Сеяна, жалел, что слишком далеко зашёл, и пытался теперь загладить свою бесцеремонность преувеличенной вежливостью. Но каменное лицо старого вояки оставалось мрачнее смерти.

Королева же была снисходительна к супругу, как никогда. Из жалости ли, из стыда или нечистой совести? Или, может быть, из презрения, свойственного муравью, оскорбившему себе подобного? Из осторожности? Смутно подозревая, что ещё настанет момент, когда её жизнь будет зависеть от его милости? Разумеется, по всем названным причинам, а ещё из других, невыразимых словами соображений.

У короля снова пропала смелость. «Даже если Сеян ничего не сказал о наших переговорах со Змеем, четыреста солдат видели его, слышали наши разговоры, и наверняка не все солдаты молчали. Целая армия уже в курсе дела, а всезнающий кардинал и подавно. А если они знают, то ни за что на дадут заманить себя в Адские горы. Нет, всё потеряно!» Уже минуло два часа дня, и нельзя было терять ни минуты, а растерянный монарх дышал прерывисто и не знал, с чего начать. Вместе с тем, он понимал, что нельзя выдавать, что он торопится.

К счастью, ему помогла королева:

- Не расскажете ли, любезный супруг, чем была вызвана ваша сегодняшняя поездка?

- Я искал слепого Змея!

- А! А зачем вы его искали?

- Хотел только убедиться в том, что он убрался восвояси.-Когда я проснулся сегодня утром, меня охватил страх, что он может вернуться и разрушить наше королевство. Наверное, мне приснился страшный сон о нём. Я хотел отыскать его, чтобы сказать ему, что мои вчерашние слова, произнесённые в опьянении, не надо воспринимать всерьёз.

- Как вы разумны сегодня... И нашли ли вы Змея?

Решающий момент! Король окинул взглядом всех

сидевших за столом. Кардинал сидел с равнодушной миной, думая, по всей видимости, о рябчике, которого жевал; лицо королевы тоже ничего не выражало, даже особенного любопытства. А Сеян кивнул королю со значением, и Его Величество словно бы прочёл в его лице: «Не бойся, они ничего не знают!»

- Нет, не нашёл ни следа Змея! - твёрдо ответил он. Враги сидели всё с теми же равнодушными лицами. «Ура! - воскликнул король в душе. - Это уже полпобеды. Они ничего не знают, слава богу. Если бы моя мегера что-то знала, сколько яда пролилось бы из её отвратительных глаз! И крысиная морда кардинала наверняка перекосилась бы, он слишком злобен, чтобы уметь скрыть свои чувства.» И он пошёл прямиком к цели:

- Я забрался на вершину в Адских горах и убедился, что чудовище покинуло нашу землю. Наверное, оно уползло в нору, вырытую адскими собаками.

- Я думаю, что оно скорее рассеялось в воздухе, само только игра воображения, призрак...

- Что касается его вещественности, то Змей не более призрак, чем мы сами, - заметил Ангелыиельм. - Призрак только то, что вы себе об этом Змее нафантазировали, Ваше Величество.

- Очень метко, господин кардинал! - ответил довольный король. - Так что его нигде не было видно, от

Гималаев до океана Замбези, от Львиной долины до самой Стояндии.

Но вместо Змея я обнаружил нечто прекрасное, нечто несравненное, - и тут он замолк, изображая испуг и восторг.

- Что, что вы нашли? Почему вы вдруг замолчали?

- Я - я решил не говорить вам ничего, а вот всё-таки у меня случайно сорвалось.

- Зачем вы что-то скрываете от супруги? Говорите, я приказываю!

- Если вы приказываете, так тому и быть! Ах! Так вот: на вершине горы я нашёл отшельника. Он живёт там в пещере, питается мхом, ящерицами и жуками. Когда я увидел его, он проповедовал горстке благочестивых слушателей великолепие бога и небесную мудрость людей, умерших с богом. Я стал слушать, позёвывая; моя тень далеко тянулась передо мной, и вдруг я заметил, что тень почти исчезла. Три часа пролетели, как секунда, но в эту секунду я побывал на небесах, как Мухаммед.

Прости, дорогая, что я не могу описать тебе эту проповедь в подробностях, это превосходит человеческие силы.

До той минуты я не знал, что такое проповедник, святой, великий человек. Невозможно услышать этого анахорета и не уверовать. О, если бы ты видела, какие лица были у слушателей! Слёзы катились у них по щекам, некоторые корчились на земле, как змеи, а двоих даже настигла святая смерть.

- Хочу услышать этого человека! - с воодушевлением воскликнула королева. - Как вы посмели молчать о нём, вы же знаете, какая я праведница!

- Ах, если бы - но об этом позже. Когда он закончил проповедь, он подошёл ко мне, и я, хоть и король, пал перед ним на колени. Его взгляд проник в самые тайные недра моей души. Мне казалось, будто мой дух покинул меня и другой, чистый, возвышенный и прекрасный дух объял моё тело. 'Милый, бедный, бедный король, - сказал мне проповедник небесным голосом. - Дома тебя ожидает суровое испытание, я читаю судьбу в твоих глазах...’

- Какое чудо! - крикнула королева вне себя от восторга»

- ’В твоих глазах» » » Да - несчастье, как говорят люди, ожидает тебя, но твоя вечная душа будет спасена...’ И он продолжал глядеть мне в душу, и слёзы текли по его лицу. ’А твоя небесная, ангельски прекрасная жена, - вздохнул он, - о если б она знала, что её ожидает!’

- Господи боже, что? - воскликнула королева, побледнев.

- Я тоже задал ему этот вопрос, но он не стал отвечать. ’Нечто ужасное’ - вот и всё, что он сказал. Но я не хочу тебя пугать. Может быть, даже этот великий провидец заблуждается.

- Нет, нет! - не согласилась королева. - Продолжайте, а то я рассержусь!

- Только несколько несвязных слов пробормотал он: ’Прежде, чем луна трижды сложит рога... морское чудище выйдет на сушу... склепы - летучие мыши - баран с тройной мошной - синяя верёвка...’ Вот и всё.

- Спаси, господи, мою душу! Он прав, мне сегодня снились склепы и медленное гниение моего тела; снился и баран, но не знаю, была ли у него тройная мошна. Может быть, это вообще была овца, а если и не овца, то другое животное! Пророки не ошибаются, господи Иисусе! - она заломила в отчаянии руки.

- Успокойся, милая, возможно, твоё спасение ещё возможно. Слушай: ’Бог наказал мне не рассказывать тебе всего, что свершится, - так продолжал отшельник, - но возможно, я сумел бы прочесть в глазах Её Величества нечто, что я смог бы рассказать только ей и что спасёт её от неминуемой участи. В книге судеб предначертано, что эта благочестивая женщина умрёт внезапной смертью, не исповедовавшись и не приняв последнего помазания!’

Королева опустилась на землю и стала рвать на себе волосы, рыдая.

- ’Но, возможно, божественное указание ещё изменится, - так говорил он, и глаза спасителя свято сияли. - Если королева сегодня посетит меня (а я должен покинуть эти горы в три часа семнадцать минут тринадцать секунд и отправиться в Туплян-дию), то я, может быть, ещё спасу её бессмертную душу с божьей помощью/ и когда он произнёс эти слова, его фигура вдруг выросла до неизмеримой высоты. ’Если она придёт, взойди ко мне на вершину и предупреди меня, чтобы я подкрепил свою душу великой молитвой../

- Колесницу! Самых быстрых коней! - возопила королева. - О, мой верный супруг, если всё получится, я буду очень вам благодарна. Я позабочусь, чтобы у вас всегда было довольно рома и чтобы кардинал не смел тронуть и волоска на вашей голове.

- Ваше Величество, - вмешался священник, - пожалуйста, оцените происходящее здраво! Эта история звучит слишком уж как по писаному и, скажем так, подозрительно. Сплошные чудеса, разве вас это не настораживает?

- Такие речи непозволительны для опоры церкви! - воскликнул король, торжествуя триумф. - Что иное жизнь Христа, апостолов и святых, как не цепь чудесных событий?

- Вот именно! - пришла ему на помощь королева. - И ещё мне кажется, милый кардинал, что ваша набожность и вообще не более чем личина, под которой кроется самый заядлый атеист! Неужто вы не желаете моего спасения? Это не входит в ваши планы? Что? Что за дьявольский смешок? Ах, я знаю, что с вами моя жизнь в опасности. Возможно, святой человек предсказал мою смерть от вашей руки!

- Было бы очень глупо с моей стороны отвечать на ваши нападки. Подумайте, не интрига ли вся эта история. Король, которого только что лишили власти, вполне способен на интригу, не так ли?

-Да что бы я мог придумать? - тихо и смиренно произнёс король. - У меня нет поддержки, я в полной власти у вас, под стражей, захвачен врасплох, так что у меня не было ни времени, ни возможности устроить заговор. Я потерял всё - и только думаю о спасении своей души и о спасении моей дорогой супруги.

- И тем не менее, вы не хотели рассказывать ей этой истории, пока она вас не принудила!

- Это правда! - крикнула королева. - Вы так долго молчали, что мы чуть не опоздали ехать к пророку! Колесницу, коней, скорее! О, если мы опоздаем, тогда смотри у меня, злодей! Почему ты так долго молчал, отвечай!

Король смотрел на землю, горько плача.

- Ах, как жалок человек! Низок и достоин проклятия! Я был почти готов пожертвовать собственному тщеславию самым дорогим, что у меня есть - тобой! Неужели я неисправимый грешник? Смотри, милое моё солнышко, я думал, что если ты поедешь к отшельнику, то я тебя потеряю! Не то чтобы я бо*£1ся, что ты будешь мне изменять - для этого я слишком хорошо знаю твоё чистое страстное целомудрие (о, недурно сказал). Но мне было страшно, что образ этого божьего человека может вытеснить, погасить мой образ в твоей душе так, как солнце разгоняет лунные лучи на омытом росой лице земли. Простишь ли ты мне такой дьявольский эгоизм? О, если бы ты знала, как я тебя люблю, несмотря на все недопонимания, я буду любить тебя вечно!

И из его глаз снова хлынули слёзы, словно Ниагарский водопад. Королева утёрла глаза, и - может быть -пожалела о содеянном.

- Нет, нет, - прохныкала она, - а как он, на самом деле, выглядит?

- Ещё очень молод, примерно лет тридцати пяти. Ангельски прекрасен лицом, возвышенно привлекателен. Аполлон Бельведерский, не побоюсь сравнения. Высок и статен, и, должно быть, во всех отношениях очень силён...

Королева вскочила, сорвав скатерть со стола, так что все тарелки, бокалы, соусы и разносолы полетели во все стороны.

- Так где же колесница? Рабыни! Ко мне! Уложите мне волосы, насурьмите щёки, несите скорее подушки подоткнуть под лифчик!

Кардинал понял, что словами тут не поможешь, только делом.

- Трёх преторианцев ко мне! - приказал он. - По очереди!

Вошёл первый.

- Видел ли ты в Адских горах огромного слепого Змея? - спросил кардинал, встав между преторианцем и Сеяном.

- Огромного Змея? Нет... нет, я ничего не видел.

- Ваше недоверие смехотворно! - сказала королева, а король чуть не упал в обморок.

-Вон! Следующий!

- Колесница ждёт, - доложил камердинер.

- Я тоже - фата - духи между ног - гвоздичку в рот -скорее, уже полтретьего!

- Скажи мне, - спросил кардинал, - когда король разговаривал сегодня с огромным Змеем?

- Когда?... Что? Когда? Что?

- Ты что, ума лишился, что не можешь ответить на такой простой вопрос?

- Ваше Преосвященство, я не видел сегодня никакого огромного Змея. Может быть, другие видели, но я - нет!

Королева засмеялась.

- Мне кажется, что вы немного ревнуете. Ревность не прибавляет ума, как видно по всей вашей фигуре. Так что же, вы едете с нами, или так и будете расспрашивать преторианцев?

- Я был бы очень рад, если бы вы поехали с нами! -сказал король. - Вы наверняка извлечёте пользу из разговора с отшельником.

- Я поеду потому, что я в ответственности за вашу безопасность, мадам, и мне кажется, что есть причины для беспокойства. Дай бог, чтобы мои страхи оказались беспочвенными! Нарцисс и два отряда Лилейной гвардии, Сеян и отряд преторианцев и Меммид со своим полком пусть следуют за нами!

Кардинал прыгнул в колесницу, где уже сидели король с королевой. Быстрее ветра помчались они в сторону синеющих у горизонта Адских гор.

Все складывалось как нельзя лучше. Кроме двух главных врагов - супруги и кардинала - с королём поехали все, кого ему следовало опасаться: Нарцисс, глупый, но влиятельный, его враг, энергичный Сеян, пусть и союзник теперь, но, возможно, опасный соперник в будущем, и Меммид, командир повстанческой армии. Колеблющегося герцога Быкомлечного ему было нечего бояться, как и Шелкопряда - тот вечно на побегушках. Главное - избавиться от основных фигур, а о дядюшке Тщеславе или наследнике престола не стоит и говорить.

Как случилось, что оба преторианца сказали, что не видели, чтобы король разговаривал со Змеем, хотя у Сеяна не было времени поговорить с ними, прежде чем их стал расспрашивать кардинал? Всё просто: уже на пути домой из Адских гор Сеян решился на измену и запретил солдатам говорить о том, что они видели. Сеян надеялся в нужный момент сам всё рассказать кардиналу и тем заслужить доверие. Он бы так и сделал, не оскорби его кардинал, и orbis terrarum сегодня выглядел бы по-другому... Кардинал вёл себя умно - но не мудро; ведь мудрость знает, что ум и разум ничего не стоят перед лицом господа, и что только совершать дикие прыжки - мудрое и достойное занятие, основной принцип морали. Если бы он вместо речи к Нарциссу громко пукнул или, как гениальный принц, по-кошачьи схватил Сеяна за шею и засмеялся, о, что бы тут было! Но не заключай из этих слов, милая читательница, что падение кардинала и королевы Кордулы неминуемо и что их раздавит Змей в страшных горах. Наоборот! Лучше порадуйся, что этот роман от начала до конца только дразнится - так же, как тебя всю жизнь дразнит бог, мир, твоё собственное существование и вся бесконечность.

Конец третьей главы

Загрузка...