Путешествие слепого змея за правдой

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Адские горы приближались; вначале синие, теперь они посерели. Посерело и небо, которое утром было синим и безоблачным, а к вечеру словно превратилось в пепел, будто белое солнце пролилось по всей его поверхности. Тихо, душно и угрожающе лежала замершая природа, а в её сокровенном, беспросветном, мистическом лоне сидела серая смерть...

- Мне так странно, - прошептала королева. - И страшно... И холодно, будто наступила ночь. Могильный холод, настоящая могильная ночь. Фу! Фу!

- Мне тоже как-то не по себе, - сказал кардинал. -Может быть, это предчувствие большого несчастья, которое вот-вот случится с нами?

- И я ощущаю что-то похожее! - воскликнул король. - Не вернуться ли нам назад, о супруга?

- Тьфу, трус! Но ты лжёшь, это просто твоя ревность не даёт тебе покоя. Уже почти три часа, боже! Быстрее! Развяжите коням крылья, авось не разобьёмся!

Цепь Адских гор поднялась выше над горизонтом. Горный хребет казался страшнее, чем дракон, в чью пасть должны прыгнуть бедные жертвы. Уже можно было различить опасные обрывы, ужасающе изборождённые, словно лицо дьявола, которое искажают боль, злость, насмешка, отвращение, ярость и муки совести. Ни кустарника, ни дерева вокруг, вокруг каменная мёртвая пустыня и смертельная духота. Только над линией горизонта на северо-западе парит небольшое облако, прозрачное, словно привидение.

- Господь бог наш на небесах, - послышалась молитва сквозь стук зубов.

- Что, дорогая, всё никак не справишься с беспокойством?

- Мне всё страшнее и страшнее. Всё вокруг пугает меня. Ваши лица словно мины чертей, мучащих меня в преисподней, а скрип колёс напоминает мне звук комков земли, падающих на гроб, на мой гроб, и даже мой собственный голос ужасает меня, как будто это не я говорю, а чужое привидение. В моих ушах звучит, не прерываясь, мелодия, которую я однажды уже слышала в детстве, когда меня коснулся ангел смерти. Эта мелодия словно встала из могилы моей памяти, чтобы мучить меня. О смерть! Пытка пыток!

- Вероятно, дорогая, это всего лишь влияние призрачной духоты, а ещё воспоминание о твоём сегодняшнем сне о могилах и баране или овце. Или, может быть, ещё каком-нибудь подобном чудовищном животном! - утешил королеву супруг, дрожа от нетерпения.

- Ого, как ты дрожишь! Может быть, у тебя нечиста совесть?

- Если это преступление - дрожать о близком существе, которое дрожит от страха, то я самый преступный преступник на свете. Но давай вернёмся, если тебе так страшно!

- Я присоединяюсь к королю, - сказал кардинал, и сам отчётливо дрожа.

- Вот же два труса! Я почти поддалась искушению повернуть назад, но мужская трусость иногда придаёт женщине отваги. Будь что будет - скорее вперёд!

Адские горы врезались в небо, их отвесные обрывы хохотали, словно молох при виде группки детей, которых привели ему на съедение. Приглушённый гром послышался в отдалении. Колесница обогнула выступ скалы и вдруг остановилась, раскачиваясь из стороны в сторону. Возница испуганно вскрикнул.

Кардинал выпрыгнул из колесницы, не обращая внимания на королеву.

- Что случилось? - воскликнул он, бледный как простыня.

- Не знаю, - ответил возница. - Кони не хотят идти дальше, упираются, что-то их пугает. Наверное, на дороге впереди стоит привидение!

- Глупости!

- Господи Иисусе! Вы видите? Видите? Ужасно!

~ Что там такое? Я ничего не вижу! - крикнул король.

- Невозможно! Ужасная, высокая фигура, наполовину скелет, и мясо отваливается от его костей, это, должно быть, два месяца пролежавший в земле мертвец встал из могилы. Он стоит перед нами, раскрыв объятия, сама смерть! Смотрите - вон он! Исчезает, испаряется, ох!

Она опустилась на дорогу, заваленную камнями. Они остановились как раз на границе того плато у подножия горы, на котором утром решалась судьба королевы.

- Это тебе привиделось, - попытался успокоить жену король.

- Но и лошади видели! - возразил кардинал. - Предчувствие не обманывает нас. Если мы поедем дальше, моя королева, нас ждёт верная смерть. Может быть, где-то рядом скрываются солдаты Тупляндии, это хитрость Его Величества!

-Да, да, давайте вернёмся! - воскликнула королева.

- С удовольствием! - весело сказал король. - Но разрешите мне, так называемому трусу, сказать несколько слов. Во-первых, не исключено, что возбуждение королевы передалось лошадям. Им привиделось нечто, что привиделось и королеве, потому что лошади восприимчивы, они легче поддаются влиянию, чем муравьи. А если у этого видения и есть действительное значение, то вот как я его объясняю: тёмные силы, которые намереваются свести королеву в могилу, делают всё возможное, чтобы помешать её встрече со святым человеком. Они предсказывают ей близкую смерть, чтобы привести её к смерти потом, но зато наверняка. При этом они рассчитывают на женскую слабость...

- Да, может быть, я проявила слабость, - энергично сказала королева.

- Что касается армии в Тупляндии, то неужто вы думаете, кардинал, что целая армия стала бы скрываться в этих горах, чтобы убить одну-единственную королеву? Это был бы самый неслыханный эпизод во всей новейшей истории. В самом крайнем случае, в Тупляндия возьмёт королеву в плен. Именно потому, что туплянды слывут варварами, они стараются вести себя, как цивилизованные муравьи. К тому же, вы сами знаете, кто из нас двоих больше склонен к тому, чтобы вступать с ту-пляндцами в переговоры. Вам известно, что мне никогда и в голову не приходило уступать Тупляндии пограничные регионы, и вам также известно, что мою жену охотно принимают при тупляндском дворе. Вспомните о своих интригах против меня три года назад и держите своё воображение в узде, не покоряйтесь страху!

- Даже если тупляндская армия ни при чём, слепой Змей может, тем не менее...

Король рассмеялся в ответ и повернулся к жене:

- Пусть моё жалкое внутреннее чувство приказывает мне вернуться назад, чувство долга и любовь к тебе зовут вперёд! Ещё несколько шагов - и ты спасена! Видишь ли ты эту скалу перед тобой? На её вершине ждёт твой спаситель. При виде его рассеются все привидения, как туман в лучах солнца.

- Я его вижу, вижу! - вдруг воскликнула королева в экстазе. - Его огромная фигура нависает над вершиной горы. Вот он исчез, но даже издалека он исцелил мою душу! Что же будет, когда я увижу его вблизи! Едем дальше, я решилась.

- Смотрите! - сказал Ангелыиельм, указывая на запад.

Над лесом поднялось огромное синее облако дыма, а

за ним второе, ещё больше, чем первое. Прогремел гром. Повеял свежий ветерок, и дымное облако призрачно быстро приблизилось к группе у подножия горы.

- Похоже, в Тупинии горит лес или город, - заметила королева без тени страха.

- Если только это не сигнал! - сказал кардинал. - Или нас хотят спалить. Дым уже здесь, скоро будет и огонь... Что за чёрт! Пахнет табаком!

- Действительно, чистый табак! - удивилась королева. - Что за исполин курит там за лесом?

- А вдруг это слепой Змей, - сказал Его Преосвященство.

- Дорогой кардинал, - засмеялась королева, - я вижу, что вы сегодня взяли на себя роль придворного шута. Как бы Змей, у которого нет рук, мог набить трубку и закурить?

- А как он жил без глаз тридцать тысяч лет? - возразил кардинал.

«Проклятое змеиное отродье! - выругался в душе король. - Несмотря на мой запрет, курит, хотя уже давно три часа. Полное отсутствие уважения, я его непременно накажу. Я уже давно заметил, что он не признаёт дисциплины. Что хочет, то и делает. Я не был бы король, если бы стерпел такое неповиновение. И всё-таки меня порадовал этот знак моего товарища! И не меньше меня радует то, что трубач стоит на вершине горы. Я ужасно боялся, что Сеян мог отменить мой приказ и послать трубача домой. Это был бы конец! Но он тут! Нет второго такого высокого солдата во всей моей армии. Ха-ха, моя мегера обрадовалась, когда увидела своего палача.» А вслух он сказал:

- Наверное, в Тупляндии горит склад табака. Там теперь господствует мнение, что во всех бедах муравей-ства виноват один лишь никотин, а поскольку Туплян-дия так любит вводить реформы (а там и правда есть что реформировать), то немедленно приговаривает виновных к сожжению.

- Не так уж они там тупы, всё-таки. Скорее продали бы этого врага муравейства соседям с выгодой для себя.

- Хватит болтать! - вмешалась Кордула. - Дорогой супруг, пойдите теперь к отшельнику, и по вашему знаку я поднимусь за вами. Мы же подождём здесь. Через это поле камней всё равно не проедешь. Скорее, скорее, пока он не ушёл! А то меня убьёт молнией в его пещере.

Молнии теперь сверкали одна за другой, раскаты грома не прекращались, пусть и приглушённые. Солнце спряталось за серой завесой облаков, и Кордула снова задрожала. Тем временем, все водска уже доехали до преграды и встали поодаль. Только Сеян, Меммид и Нарцисс по указанию кардинала подошли ближе.

- Четыре отряда по тридцать человек на все четыре стороны света! Пятьдесят всадников, расследовать причину дымового облака! Окружить гору перед нами! Два сильных и проворных гвардейца пойдут с королём на вершину горы!

Кардинал отдал приказ, а король побледнел. Он надеялся, что ему разрешат взобраться на гору одному. Сопровождение гвардейцев грозило разрушить все его планы, потому что с высоты они с лёгкостью могли заметить Змея и сообщить кардиналу раньше, чем удастся взлезть на гору и дать знак трубачу. Он знал, что уже на высоте пятидесяти муравьиных ме-¹ тров станет виден змеиный хвост, а на середине горы Змей будет виден во всю длину. Гора эта была высотой около двухсот пятидесяти метров, то есть, чтобы осве-, жить шкалу в памяти читательницы, около двадцати пяти человеческих сантиметров.

- Но отшельник сказал, что я должен прийти к нему один! - возразил он.

- Отшельник не распоряжается Вшивляндией. Мы не можем позволить Его Величеству идти одному, без стражи, - сказал кардинал королеве. - На горе множество пещер, расщелин, в которых можно спрятаться, возможно, даже подземные ходы. Если сегодня королю удастся скрыться, он завтра же устроит контрреволюцию, и не пройдёт и недели, как нас всех казнят, а его мечта сбудется!

Королева согласилась. Но король ещё пытался сопротивляться.

- На этой горе нет ни расщелин, ни подземных ходов. Я даю честное слово, что я вернусь!

- Не два, а четыре гвардейца пойдут с вами, сир! Ваша настойчивость крайне подозрительна.

Король промолчал, но в душе простился с надеждой.

- Не отпускайте короля ни на шаг, - прошептал кардинал гвардейцам. - В крайнем случае, используйте оружие. Если вы заметите что-нибудь подозрительное, особенно вчерашнего Змея, сейчас же кричите нам! Вы жизнью отвечаете за короля. А теперь идите, сир!

Монарх быстро зашагал через огромные глыбы, некоторые из которых достигали размера овсяных зёрен. Четыре ангела-хранителя шагали у него за плечами. Ветер и гром утихли, но грозовые облака всё ещё покрывали небо. Торжественная тишина сопровождала великое событие, такая полная тишина, что стал слышен стук королевского сердца.

Они стали карабкаться в крутую гору. В тот же миг в лесу исчезла кавалькада, которую кардинал послал разведывать причину дыма.

- Этих мне нечего бояться! - сказал себе король. - Пока они вернутся, я шесть раз поднимусь и спущусь с горы и подам знак трубачу. Опасность грозит только со стороны гвардейцев. Что бы сделать, чтобы отвлечь их внимание от Змея? Много говорить, указывать на что-то с противоположной стороны - только это вряд ли поможет. Они же не слепые. В крайнем случае я попробую бежать, заколю их кинжалом. Но куда мне, старику, сражаться с четырьмя молодцами! Всё потеряно, а цель так близка! Через четверть минуты они уже заметят хвост, встанут и закричат: ’За лесом прячется Змей!’ Потом они спустятся вместе со мной в долину и отдадут меня под суд кардинала. Потом ярость королевы - цепи - эшафот или голодная башня и цианистый калий. Всё потеряно!

И слёзы покатились из его глаз.

Когда человек карабкается на вершину горы в двести пятьдесят метров высотой, не слишком расходуя силы, ему нужно около получаса. Но муравью нужно всего полминуты. Король, правда, шёл гораздо медленней, потому что его возраст и полнота мешали ему идти быстрее, как и то, что он едва стоял на ногах от возбуждения. К тому же, он считал, что королю не подобает быстро ходить.

Пятьдесят метров. Король начал читать конвою лекцию по истории Великой Скотинии и Грязинии, но заметил, что они всё равно всё больше смотрели в сторону Тупляндии. И он тоже со страхом взглянул в ту сторону, но хвоста не увидел!

Как это было возможно? Он не знал, радоваться или огорчаться. «А, не буду вообще об этом думать! Всё в руках божьих. Если он того хочет, всё и так сбудется, а не хочет, отпраздную поражение». И он ускорил шаг.

Сто метров. И по-прежнему ни следа Змея! «Скотина поменял позицию и теперь никогда не найдёт правильного направления! Ах! Так или иначе, все мои планы насмарку!»

Сто пятьдесят. По-прежнему ничего! «Наверное, он уполз, покинул меня, предал. Но нет - он всё ещё курит где-то за лесом. Но может быть, он просто поджёг кисет с табаком, прежде чем скрыться, чтобы обмануть меня!»

Двести. Змей не показывался. Но зато за облаком дыма теперь стало видно что-то странное. Дым расстилался по поверхности земли, но внизу его завеса была тонкая и рваная, и за ней виднелось нечто высокое, круглое, зеленоватое, золотистое и в коричневую крапинку. Гвардейцы тоже сразу заметили этот предмет.

- Это стог сена! - сказал гвардеец А. - Его поджёг бродяга, но сено не горит, потому что мокрое, а только тлеет и дымит.

- Ах, какие стога в Тупляндии! - выкрикнул Б. в экстазе.

- Гораздо лучше жить там, чем в нашем вшивом отечестве!

- Очень скоро мы объединимся с Тупляндией, - сказал В.

- Его Преосвященство знают, как лучше для страны.

- Смотрите, смотрите, стог сена двигается, он повернулся! Где вы такое видели?

- Это так кажется, что стог двигается, потому что он горит - это электродинамический, нет, терапевтический эффект, - заявил Г.

- Или оптический обман! - ответил В.

- Акустический обман, хочешь сказать, - сказал Г. -Таким образом...

- Можно сказать, акустический, а можно - оптический! - возразил В. - Оба слова можно сказать! Но ’оптический’ это более употребляемое слово, а редкими словами не надо пользоваться. Физика это вообще мой любимый предмет, друг!

-Яи сам всё знаю, и нечего меня учить, с какой это стати ты вздумал меня поучать!

С этими словами они достигли вершины горы.

«О, божественный Змей, - молился король, взывая к небесам в своём сердце, - честь тебе и слава во все века, если бы ты послушался и не свернулся клубком, они бы тебя разглядели. Ещё двадцать шагов - и победа за мной! И какая победа, ведь всё складывалось не в мою пользу! Тебе я обязан своей победой, скажу я тебе, о Змей, как сказал Фриц Зайдлицу после битвы у Цорндорфа, и так же, как он, я милостиво прощу тебе неповиновение. Милая скотинушка! Как прекрасны твои дурные и бунтарские поступки! Эти же самые поступки оказываются и хороши, и полезны, ты часть той силы, что хочет зла, а совершает благо. Это о тебе сказал Шиллер: ’Природа и гений связаны неразрывно.’ И теперь я не сомневаюсь, что великое дело свершится, и не вижу других препятствий, если только ты не спутаешь направление, потому что свернулся клубком вместо того, чтобы вытянуть тело по струнке. Но ты - ведь тебе тридцать тысяч лет! - ты как-нибудь узришь внутренним оком, куда ползти. О, вот и вершина горы, наконец!»

ie -к

Но тут последовала целая цепь неожиданных и очень странных событий. Всё произошло буквально за одну минуту. Когда король впоследствии вспоминал случившееся, он всякий раз сомневался в реальности того, что произошло. Ему казалось, что всё это было во сне.

Ровно в тот момент, когда он ступил на вершину горы, издалека послышался оглушительный зевок, а за ним слова: «Ничего нет хуже, чем ждать! Даже трубка мне не по вкусу. Когда ты слеп, и в проклятом курении нет никакого толка!» Потом раздался страшный грохот, от которого гора задрожала до основания. Это Змей, разозлясь, швырнул в неё трубкой. Трубка разбилась на тысячу кусков. Дым вокруг Змея рассеялся, и...

- В сене сидел Змей! - крикнул болван А. - Смотрите, вон голова, вон белёсые пустые глазницы...

- Слепой Змей! - воскликнули трое других. - Надо сейчас же доложить кардиналу.

И тут случилось самое страшное. Откуда ни возьмись, перед ними возник высокий человек в облачении монаха, красивый, величественный, ещё молодой...

- Отшельник! - воскликнул король, покачнувшись. Волосы встали дыбом на его голове. Привидение - или действительно отшельник? - выглядел точно так, как король воображал себе, когда врал королеве. Никогда раньше он не слышал, чтобы в Адских горах жил святой пустынник.

Он невольно опустился на колени, и гвардейцы за ним.

- Позор тебе, отродье вшивляндского народа! - воскликнул великан. - Дрожишь ли ты перед неисповедимой волей божьей? Над тобой самим навис меч, который ты поднял, ты сам себе выкопал могилу, и твою же гибель предскажет баран с тройной мошной. Тебя ожидает смрадное объятие склепа, и уже сплетена синяя верёвка, на которой ты повиснешь.

Страшная молния прервала пророчества отшельника, и совсем рядом прогремел гром. Король потерял сознание.

Когда он снова пришёл в себя, привидение испарилось. Но тут поднялся ужасный ураган. Порывом ветра короля и конвой отбросило к обрыву. Двоим гвардейцам удалось удержаться на вершине горы, а Б. и В. упали в бездну.

- Проклятый ветер стянет мне зад через голову! -услышал король голос А.

- Это, так сказать, не ветер, это, так сказать, воздух, который струится в пространство, из которого, так сказать, молния вытянула воздух. На очень высоких горах, как на этой, до динамо-электрических явлений рукой подать, сто метров, так сказать, или, может быть, сто пять, или даже сто шесть.

- Слушай, ты, бестолочь! Мы ещё не выполнили приказа Его Преосвященства: не сообщили, что в сене скрывается Змей.

И он крикнул в долину громогласно, как Стентор:

- Баше Преосвященство, в сене лежит Змей! Я его первым заметил!

- Это был акустический обман, так сказать! - проревел Г.

- Что? Змей? - голос кардинала был едва слышен.

«Настало время действовать! - пронеслась мысль в

голове кораля. - Кордула, Ангелынельм, Нарцисс, Сеян и Меммид стоят у подножия горы - отлично! Всего двадцать шагов влево, и я смогу подать знак трубачу. Но вдруг его здесь нет, вдруг фигура, которую я видел, был отшельник, точнее, его привидение? Но сейчас нет времени на размышления, будь что будет, пути назад нет. Только вперёд!»

И он бросился к другому краю вершины. Первый порыв ветра утих.

- Мы головой отвечаем за него! - крикнул А., и оба бросились за королём. А. схватил короля, но, пронзённый кинжалом в сердце, тут же рухнул на землю. Король с яростью берсерка обернулся к физику Г., но тот пустился в бегство. Король не стал его преследовать, а припал к скале у самого обрыва.

Он воздел правую руку, подавая сигнал...

* * *

Вернёмся к королеве и кардиналу!

- Снова, - сказала королева, когда король стал подниматься в гору, - снова шевелится в гробу восставший мертвец в болотной топи!

- Твоя вина, дорогая моя! - ответил кардинал, стуча зубами. - О, если б мы только остались дома!

Тишина...

- Моё беспокойство нарастает, как лавина. Что всё это значит? О, Бенедикт, не вернуться ли нам назад, и бог с ним, с отшельником, да и с королём тоже?

- Да, да... Но короля мы не можем здесь оставить. Аве Мария...

Тишина.

- Ветер утих, как раз когда облака сгустились у нас над головой. Но у меня ужасное предчувствие, будто не только облака клубятся над нами, но в любую секунду может разразиться нечто непредсказуемое. О, как я боюсь, Бенедикт, спаси меня, спаси!

- Тише, не дрожи! Но погода действительно страшная. Полнеба темно, словно ад, полнеба блестит серебром, и этот призрачный просвет... Мёртвая земля лежит, как мертвец, вся белая и чёрная. Цвета ночи и скорби обнимают друг друга. Облако выжидает, как тигр в засаде, и вот-вот прыгнет на нас...

- Ты только ещё больше наводишь страху! Не будем стоять, пойдём в сторону горы, это нас развлечёт.

-Хорошо! Сеян, Нарцисс, Меммид, пойдёмте с нами, пожалуйста!

Они дошли до середины поля, усеянного камнями.

- Мы остановимся тут, чтобы видеть, что будет происходить на вершине горы, - сказал кардинал. - Они уже почти добрались до верха.

Тишина.

- Страх растёт и растёт, я задыхаюсь! - не выдержала королева. - Сейчас, сейчас случится что-то ужасное, я чувствую.

Издалека донёсся громовой раскат и страшный, похожий на членораздельную речь, шип и шёпот. Вслед за этим раздался страшный грохот, и с горы посыпались глыбы.

- Конец света! Спасайся, кто может! - закричал Ангельшельм, бросаясь бегом по камням к своим гвардейцам.

- Постыдитесь, Ваше Преосвященство! - вслед ему крикнул Сеян.

- Отшельник! - в тот же момент воскликнула королева, восхищённая. - Смотрите, король стоит перед ним на коленях. Мы спасены!

Кардинал, устыдясь, повернул назад.

- Наверное, тот гром сопровождал появление святого отшельника, - пробормотал он себе в утешение.

- Смотрите, он благословляет короля, он зовёт меня. Иисус - господь с нами! Жива ли я ещё? Отшельник исчез. Держите меня, улетаю...

- А на горе ветер ещё сильнее, - хладнокровно заметил Сеян. - Смотрите, два гвардейца летят нам навстречу, будто у них выросли крылья, ха-ха!

- Они летят примерно с той же скоростью, с которой преторианцы бегут от врага, - нанёс удар Нарцисс.

- Слушайте! - воскликнул Меммид. - Какое-то сообщение.

- Да, ’Змей, Змей/ мои гвардейцы обнаружили Змея, - обрадовался Нарцисс.

- Не говорил я, не предсказывал, что всё дело в Змее? - закричал Ангелыпельм и снова поднял полы кардинальского платья, чтобы было удобнее бежать.

- Бежим скорее к нашим войскам! - закричал Меммид. - Его Величество не боится вас и ваших гвардейцев.

- Скорее черепаха убежит от молнии, - злобно заметил Сеян, - все войска Тупляндии и Великой Скотинии не смогут спасти нас от Змея.

- Смотрите! - крикнул Нарцисс. - Король пустился в бегство. Мои люди хватают его, держите, держите, мои хорошие, но нет! Блеск кинжала!

- Я так и знал! - заныл кардинал. - Ничего не выйдет из моих многолетних надежд и планов.

- Смотрите, как этот гвардеец-герой бежит от старика, разбитого подагрой! - злорадно усмехнулся Сеян.

- Держитесь, сир! - крикнул он, забыв осторожность.

- А теперь король поднимает руку, - застонал кардинал. - О, что это может значить?

Тарара-ра-рара-тарара-ра !

Все, кроме Сеяна, опустились на землю при звуке страшной трубы.

- Сейчас приползёт слепой Змей! - взвизгнула королева, словно прозрев. - Меня охватывает ужас, о, холод склепа!

Шум и шорох, гром и гул послышались, словно из пустоты. Хоть и приглушённый расстоянием, этот шум ошеломлял. Из дальней дали доносился он, внушая адский ужас, но его всеразрушающая мощь заполняла всё вокруг. «Что может быть чудовищней?» - стонали замирающие сердца. И вдруг муравьи увидели источник звука. Словно чёрный сатана, вздымалось над горизонтом чудовище, заслоняя солнце. Если бы две звезды столкнулись, люди на земле, должно быть, услышали бы похожий звук.

Гром нарастал с огромной скоростью. Земля дрожала, муравьи упали на колени. Новая молния - но земной гром заглушил небесный.

И тут над лесом вознеслась к небесам почти прямо над муравьями змеиная голова размером не меньше собора, и в ней - белые и страшные глаза, словно два пруда. Она замерла на секунду, но тут же с невероятной для муравьёв скоростью обрушилась в долину, и десятикилометровое туловище вслед за ней.

Но не в каменную долину, а на полтора километра южнее! Опасения короля оправдались, Змей промахнулся...

Вихрь поднялся вокруг ползущего Змея и, столкнувшись с северо-западным ветром, закрутился циклоном, который почти перевесил притяжение дрожащей земли, затягивая в себя бедных муравьёв. Королева лежала в обмороке, Ангелыыельм хрипел по-звериному, Меммид плакал, а Нарцисс, вне себя, обнимал и целовал Сеяна. Войска разбегались во все стороны, как испуганные овцы.

Летающая гора опрокинулась и исчезла за высокими восточными лесами. Местность, по которой она проползла, изменилась до неузнаваемости. Где были холмы, теперь простирались ущелья, на месте долин возникли возвышенности, леса лежали, как скошенная трава.

Слабее и слабее слышался шум от движения Змея.

- Мы спасены! - воскликнул кардинал. - Должно быть, чудище приползло само, а не по наущению короля.

- Сомневаюсь, - сказал Сеян, с отвращением отталкивая Нарцисса. - Слушайте! Грохот снова нарастает!

И действительно, грохот снова приблизился, в этот раз даже быстрее, чем раньше. И снова показалось зелёное чудище, и ураган и землетрясение снова сопровождали его. Змей прополз почти тем же путём и снова скрылся за лесом на западе.

- Мы спасены! - опять крикнул кардинал. - Отступаем!

- В этом мало смысла, - сказал преторианец. - Бьюсь об заклад, Змей опять вернётся.

Грохот нарастал в этот раз так быстро, что казался раскатом грома. Снова вознеслась до небес громада, снова зелёная молния упала в долину. Змею, по всей видимости, нравилась прогулка после того, как он долго скучал, лёжа на месте. Теперь он полз всё быстрее. Он двигался со скоростью бегущего галопом коня (мы где-то читали, что удавы умеют перемещаться с такой скоростью).

В этот раз Змей прополз на триста метров - ширина его тела! - ближе к тому месту, где стояли муравьи. Он пропал из виду, вернулся, снова пропал за западным лесом и вернулся снова, на триста метров ближе к своим жертвам.

- Теперь всё понятно! - прохрипел Сеян, когда гром снова затих. - Слепой Змей не знает точно, где мы находимся, и потому покрывает всю территорию этого плато. Он действует систематично и с большой точностью. Ещё три раза он проползёт мимо, а там - аминь! Бежать нет смысла; если бы у нас хотя бы были лошади! Я вижу единственное спасение: эту гору. Она почти такой же высоты как сам Змей, и если мы вовремя взберёмся на вершину, то спасёмся от нападения. Чудовище наверняка наползёт на склон горы, но массивный гранит выдержит натиск. Эта гора не сравнится с теми низкими кротовыми горками, которые Змей снёс с лица земли на юге.

- Да, да! - крикнул кардинал. - Ты настоящий мужчина, Сеян, веди нас! Поднимите королеву.

Но им пришлось ждать, потому что Змей снова вернулся и они вцепились в глыбы, чтобы их не сдуло ужасным вихрем. Потом они бросились к горе, подножия которой достигли, когда Змей в четвёртый раз обрушился в долину, снова на триста метров ближе.

Подъём был очень тяжёл. В голове процессии офицеры несли королеву, лежавшую без сознания, а вслед за ней - етарого и валившегося с ног Ангелынельма. Вскоре пошёл дождь, и капли весом в центнер мешали продвигаться к вершине. Всякий раз, когда Змей проползал мимо, им приходилось останавливаться. И тем не менее, они уже стояли на середине горы, когда Змей в первый раз прополз совсем рядом с горой, только слегка задев южный край каменного плато.

Там как раз находился отряд Лилейной гвардии, безрассудно и торопливо отступая, кто на лошадях, кто пешком. Отряд захлестнуло ползучей горой. Но когда гора отползла, поднявшихся с земли ждал сюрприз.

Они ожидали увидеть гору трупов, но это было не так. Да, они увидели отрезанные острыми камнями головы, раздавленные животы, бездыханные муравьиные трупы, но гораздо больше живых, пусть и сильно покалеченных муравьёв с оторванными ногами. Они хромали, брели, ползли. Многие же муравьи вовсе не были покалечены, вставали и шли дальше. Некоторые оказались завалены камнями; были слышны стоны некоторых, полностью вдавленных в землю. А лошади-кузнечки все как один были мертвы.

«Может быть, мы бы остались в живых, если бы были внизу, а теперь точно окажемся в пасти у врага, - подумалось храброму Сеяну. - Погибают только те муравьи, которых питон придавливает к твёрдой поверхности, да и то не всегда. Нередки случаи, когда муравьи остаются в живых после того, как на них наступает человек на мягкой почве, а ведь давление человеческой ноги куда больше, чем змеиного тела. Пусть питон и весит иногда больше, но у человека вес сосредоточен на квадратном дециметре его каблука, а у Змея он распределён по всей поверхности тела. А если муравей попадёт в расщелину между двух камней, то останется совсем не покалечен. Да, милый король, если ты думаешь, как я подозреваю, что при помощи Змея ты уничтожишь все армии мира, тебя ждёт горькое разочарование. Не так страшен чёрт, как его намалевал твой пропитанный алкоголем мозг. Муравьи найдут оружие против твоего Змея. Сегодня ты застал гвардейцев совершенно врасплох, и всё равно Змей не вполне оправдал твои ожидания. Что, например, сможет сделать Змей муравьям, если они храбро закопаются в траншеи, как мыши? Уже в прошлой войне они практиковали такую стратегию. Муравьи, сир, это жёсткий, твёрдый маленький народ, неистребимая нечисть, от которой даже бог отворачивается, сознав свою немощь. Про муравьёв говорят, что они по натуре похожи на лошадей. Это неправда, как видим: бедные, мягкие лошадки все мертвы, а жёсткие, низкие, ядовитые муравьи прыгают дальше, и будут прыгать до скончания века, и жить, и вонять.»

Снова зелёная молния прокатилась по ландшафту, на этот раз всего в двухстах метрах от наших героев. Ураган сбросил Меммида с высоты ста восьмидесяти метров на поле камней, где генерал распластался - с поломанными членами? - вовсе нет! Ни фаланги на пальце ноги не пострадало! Снова подтвердились слова Сеяна о жёсткой муравьиной природе. С высокой человеческой башни можно сбросить муравья, и он спокойно упадёт на зад, поднимется и пойдёт по делам как ни в чём не бывало. Нам даже кажется (хоть это и противоречит законам тяготения), что муравей мог бы и с луны упасть на землю и не расшибиться. Если только с луны вообще может что-нибудь упасть. И если муравей не замёрз бы в океане из эфира и не умер бы от удушья, если там и вправду такой холод и нет воздуха. И если в космосе действительно есть такое вещество, эфир. Но представь себе, собачий читатель, что такое упасть с луны? Что это падение в сравнении с падением с высоты притязания, надежды, мечты, божественного влечения в наш вечно безразличный мирок, в отвратительное земное болото? Но и такое падение из небес в грязь способен, однако же, пережить муравей, это воплощение позора!

Так что Меммид пустился в бегство, а Змей пополз на восток. Остальные странники стали карабкаться выше. Сеян нёс королеву, Нарцисс поддерживал молящегося кардинала.

- Не волнуйтесь, Ваше Преосвященство, - уговаривал кардинала Нарцисс. - Ещё пятьдесят метров, и мы наверху. Скорее всего, король всё ещё там. Разрешите мне, Ваше Преосвященство, без дальнейших разговоров вонзить кинжал в позорное сердце обманщика?

- Ora pro nobis, nunc et in hora mortis nostrae...¹

- Теперь я уже сомневаюсь, - сказал Сеян, - что эта гора выдержит натиск чудовища. Я однажды прочёл у Киплинга, что питон, развив скорость, способен сразить наповал крупных животных, лошадей, быков. Питону по силам может сломать крепко сколоченную дверь, что не по силам трём-четырём людям. Сила питона велика, его объятие способно задушить льва, а этот слепой Змей крупнее всех питонов на свете. Хотя я сомневаюсь в авторитете Киплинга. Дело ведь скорее не в том, что действительно произойдёт, а в том, что этому собачьему прохвосту придёт в голову насочинять. С истиной он обращается, как со шлюхой, пританцовывает с ней, будто истиной можно пренебречь, будто истина это ничтожно малая величина.

- Прекратите же болтать вздор, хотя бы в наш смертный час! - прохрипел кардинал. - Господи, грешен, грехи мои тяжкие... Dies irae, dies ilia...²

- Смертный час, смерть? - рассмеялся преторианец. - Только смерть, и больше ничего, кардинал, о мой герой? Священник всегда останется трусом, даже если прославится на весь свет душевной силой. Вот снова возвращается милое животное, ха-ха!

Змей прополз по полю камней у самого подножия горы, и муравьи, взобравшиеся на гору, увидели, что Меммида разрезало надвое острым краем скалы. Обе части ещё двигались, и передняя страшно кричала: «На помощь, на помощь!»

- Не родился ещё портной, который сшил бы тебя заново! - снова засмеялся Сеян.

-Ты победил страх смерти, верный солдат! - простонал Ан-гелыиельм.-Аменя подстерегает ужас склепа, ужас адский, ох!

¹ Молись за нас, ныне и в час смерти нашей (лат.)

² День гнева, сей день (лат.; здесь и далее слова из "Реквиема" Моцарта)

- Господа, - сказал Сеян, - возможно, сейчас настанет конец игре. Если голова Змея прижмёт нас к обрыву, то убьёт нас всех, как пить дать. Всего тридцать метров до вершины, но из-за того, что нам, милый Нарцисс, приходится нести на себе этих важных особ, и из-за воды, струящейся нам на головы, вероятность добраться до верха вовремя не очень велика. Мы ужасно медленно карабкаемся, и каждая секунда на счету.

- Ваше Преосвященство, может быть, вы можете идти сами? - спросил Нарцисс, которого трясла крупная дрожь, мешая передвигаться.

- Нет... Tuba mirum spargens sonum, per sepulchral regionum...¹

- Я бы с удовольствием бросил старую королеву с обрыва. Не вес её тела, а вонь лишает меня сил.

В тот же миг королева открыла глаза.

- Где я? Где я была? Была на небе - да, сам Господь смотрел на меня, сияющий муравей размером с солнце. Где я, Господи? Что за каменная пустыня, ужасное чёрнобелое небо, холодные капли воды размером с дом, избивающие моё несчастное тело? Господи Иисусе... Неужто я в аду? Уже в аду? Мой сон - и что это за неслыханный страшный грохот вдалеке?

- Этот грохот, Ваше Величество, наверняка отправит вас на небо, во вселенскую пустоту, которая, как божественно сказал Лихтенберг, находится в совершенном равновесии с вечной радостью.

Тут его речь оборвалась - вернулся Змей. К счастью, предсказание храброго и небестолкового командира преторианцев сбылось не полностью. Чудище только коснулось подножия горы, и гора задрожала. Змей отполз в сторону.

- Ещё жива надежда! - воскликнул Сеян. - Ещё двадцать метров. О благоухающая королева, будьте любезны встать на ноги. Проклятый дождь! Сползли на восемь метров. Тысяча чертей, Ваше Величество, постарайтесь двигать ногами вместо того, чтобы стонать!

¹ Вострубит труба нам, звоном предвещая погребенным.

- Ты грубиян или же ты сам сатана, терзающий меня в аду? О Господи, зачем ты разбудил меня! Только для того, чтобы я познала смерть? Бенедикт, спаси меня! Святой отшельник на горе, приди мне на помощь!

- Не слышно грохота, странно! - сказал Сеян. - В первый раз всё стихло! Где Змей? Вытаскивает камешек из сандалии? Или пошёл пописать? А, снова ползёт! В этот раз уже спокойной ночи, дружок. Мы как раз на восточном склоне горы.

Страшная голова снова приблизилась из серых облаков вдали. Она стремительно увеличивалась в размерах, надвигаясь прямо на муравьёв, которым ещё оставалось пятнадцать метров до вершины. Нарцисс бросил кардинала и карабкался через толстые струи воды. Королева истошно вопила.

- Слава богу, конец жизни, конец этой дурной дребедени! - крикнул Сеян. - Да здравствует Змей, да здравствует смерть!

- Смилуйся, Иисусе! Бенедикт, Бенедикт!

- Quid sum miser tunc dicturus - quem patro.

Тупой звериный инстинкт самосохранения, то есть сохранения звериного существования, перевешивает героизм даже в самом героическом муравье. И так случилось, что Сеян прыгнул под откос, как только выкрикнул свой героический призыв. Зелёный Змей на мгновение возник перед его лицом во всей громаде. За Сеяном прыгнули и другие, но на секунду позже, чем сохранявший здравый смысл преторианец.

Он упал в каменистую долину, не покалечившись. Других же морда Змея размазала в алое пятно по скалистой стене.

Раздался оглушительный грохот, сотрясший небеса, и великую гранитную гору вырвало из земли, словно зуб, вросший на двести метров вглубь земли. Гора взмыла в небо и упала на расстоянии в два муравьиных километра в углубление, которое она целиком заполнила, так что на месте воронки в семьдесят метров глубиной образовалось плато.

¹С чем к ответу мне явиться, и кому...

Вечная память горе, незабываемой, как Голгофа. Она поплатилась за свою высоту, и на её месте зияет теперь глубокая пропасть, которую каждый год посещают миллионы паломников, верящих, что здесь можно спуститься в тартарары. А ведь на этом месте когда-то гордо вздымалась к небу огромная скала!

Но и слепой Змей не вышел из боя целым и невредимым. Пусть мы и верим Киплингу, что нос питона способен совершать атлетические трюки, этот самый нос, тем не менее, поцарапался, и Змей свернулся в стороне, шипя от боли, чертыхаясь и проклиная короля. А хвост искателя свинцового медяка отбросил Сеяна далеко в Тупляндию. Поделом Змею за хладнокровное убийство королевы! Используем возможность и торжественно объявим людям, которые захотят обвинить эту историю в аморальности, что мы испытываем отвращение к убийствам королей и возражаем против такой морали, в которой Змей убивает королеву, не запачкав морды в собственной крови.

По долгу летописца сообщу, что некоторые муравьи придерживаются мнения, что эта гора была узким и плоским каменем примерно сорока пяти сантиметров в длину и что камень был вкопан в землю зулусскими мальчишками, чтобы служить воротами в их игре.

Твоё сердечко, милая читательница, должно быть, дрожит от страха о судьбе бравого короля Вшивия, ты хочешь услышать, не умер ли он на горе. Я расскажу тебе об этом, при условии, что [...]*

- Из твоего рассказа я понял, - сказал Змей, -что твои враги погибли и мой труд не пропал зря. Теперь мы можем заняться более важными делами: я расскажу тебе о синем псе, бивагинальном слизистом мешке и свинцовом медяке, а ты снова, как обещал, дашь мне напиться мочи огненного дракона, от которой в моей душе расцветают блестящие симфонии и поют райские сады. Не откажусь и от кроликов. Хотя после такого обеда, как вчерашний, ¹ Здесь в рукописи пропуск.

голод обычно не возникает целую неделю, я опять хочу есть. Наверное, это оттого, что я целый месяц голодал.

- Трижды дурень! - сказал король. - Сейчас нужно заняться вещами поважнее. Думаешь, у меня были полны карманы кроликов и фляжек с ромом, когда я спасался бегством от тебя, бешеного чудища? И не твой дурацкий медяк, а собственный трон волнует меня теперь. Но ты ещё не знаешь, что произошло, когда я пополудни вернулся домой. Я подписал Ан-гелыыельму мандат об отречении от престола. Один сатана знает, что теперь творится среди военных и какая обстановка в столице. Может^вбыть, там разразилось восстание против дворца. Мне нужно явиться там собственной персоной и снова взять управление страной в свои руки. Неотложные дела займут самое меньшее неделю, а там уже я начну думать о твоём синем псе! Но теперь пора подкрепиться, - и он выпил фляжку рома до дна.

- Но дай мне хотя бы напиться святого духа. Если у тебя нет его с собой, я пойду с тобой в твой лагерь, там ты наверняка его найдёшь!

- Нет, дорогой, тебе сегодня никак нельзя напиваться. Ты мне ещё понадобишься!

- А тебе можно напиваться? Думаешь, я не слышу запаха святого духа? Ты только что выпил!

- Мой дорогой друг, что можно мне, тебе нельзя. Мне не повредит, если я буду пьян на виду у всего народа. Во-первых, я веду себя как подобает королю, даже если напьюсь как скотина, а как ты себя вёл, когда напился вчера? Стыдно даже подумать! Во-вторых, ещё никогда мои подданные не видели меня трезвым, поэтому они думают, что я трезв, когда я пьян, а будь я трезв, они бы подумали, что я напился. В-третьих, королю вообще ничто не вредит, совершенно ничто... Ослепительный свет его трансцендентального величия падает на всё, что он творит, он так велик, что и тени превращает в сияние. Чувствуешь ли ты хотя бы крупицу того, что это значит, ощущать себя королём? Чёрта с два ты что-то чувствуешь! Ты народ, Змей, ’народ с тупым взглядом’, как говорит Ницше. Кто был твой отец, а? Небось, колбасник? А твоя мать лоскутница?

- Кажется, ты уже пьян, как скотина. Всё равно: ты обещал дать мне шнапс и обязан держать своё слово!

- Сынок, я и не думал, что ты можешь быть так наивен! Неужели ты действительно такой отсталый, что веришь в то, что король обязан держать своё слово? Это народ держит слово, это его добродетель и его ярмо, и оно держит его в повиновении, как буйвола. А добродетель короля, наоборот, в том, чтобы не держать слова. Я никогда не держал слова в жизни, и горжусь этим, в этом есть действительное величие!

- О да, я восхищён и сражён наповал. До свидания! - И Змей пополз долой.

- Эй, эй, стой! - заревел король в страшном испуге. - Не принимай всех моих слов за чистую монету, глупец! Ну, иногда я всё-таки держал слово, например, когда знал, что не сдержать слова значит получить побои от руки наших скоропостижно скончавшихся. Стой! И шнапс, и еду ты получишь ещё сегодня вечером. Как только справимся с самым важным делом, в котором ты мне поможешь, я дам тебе выпить, а потом я даже готов слушать твои свинские сказки.

- И когда это будет?

- Где-то через три часа. Час мне понадобится, чтобы добраться до моей армии...

- Глупости! Ты доберёшься до своей армии за шесть секунд, если оседлаешь меня.

- Оседлать тебя? Да? - он остановился, растерявшись, но видно было, что мысль о том, чтобы оседлать Змея, была ему приятна. Новые, неизведанные идеи кипели в его муравьиной душе. - Что же, пожалуй. Страшновато, но тем больше величия. Ха! Какой несравненно внушительный вид у меня будет, когда я появлюсь перед своими войсками верхом на стометровом змеином лбу! Какого величия я добьюсь! Кто ещё осмелится восставать против меня? Да, всем бунтам конец после того, как они увидят меня верхом на таком коне! Быкомлечный, Шелкопряд и прочие, о которых я беспокоился ещё секунду назад, не имеют значения. Veniam, videbo или лучше videbo, vincam.¹ Я обращусь к ним с речью, храбрый, как Зевс, и за минуту всё будет улажено! А потом я напьюсь с моей лошадкой до беспамятства, и мы как следует отметим великий день. И в будущем, когда я буду завоёвывать мир, я всегда буду ездить верхом на Змее и нашёптывать ему приказы прямо в ухо. В тысячу раз эффективней такая стратегия, чем подавать сигналы трубой! Хотя сидеть прямо на голове немного неприятно... Но я могу сидеть и на спине, в середине его туловища, а к уху провести телефон. Я построю там дворец из железобетона и разобью огромный сад с холмами, каскадами, запрудами, домашними и дикими животными, беседками, а ещё с прекрасными баядерами, на которых буду лежать, как на тёплых подушках, ведь там, на высоте трёхсот метров над смертными, должно быть весьма прохладно... Но довольно мечтать: не мечты, а дела приблизят меня к тому, о чём я мечтаю.

Хорошо же! Я удостаиваю тебя чести нести короля!

- Так забирайся уже! - сварливо сказал Змей. - Моя немыслимо комическая судьба хочет, чтобы я - а ведь я езжу верхом на вселенной, времени и бытии и даже на самом себе! - чтобы я был конём какому-то королю! И пусть я говорю себе, что в этом-то гротеске и заключается божественное начало, мне нелегко подчиниться. Но на всё моя старая добрая божья воля, и да свершается моя воля во веки веков.

Король Вшивий бесстрашно вскарабкался на голову-гору и приказал трубачу и его кузнечику взобраться вслед за ним.

- Иди очень медленно! - крикнул он Змею. - От твоей скорости зависит судьба моего государства!

Вокруг него поднялся ураган: это Змей медленно пополз в сторону муравьиного лагеря.

¹ Приду, увижу... увижу, побежу (лат.)

Воющий ветер, наслаждение победой, огромные надежды и ром привели короля в состояние, неведомое ему прежде. Этому ощущению не суждено было повториться и в будущем. Одну минуту продолжалась эта поездка - а по муравьиному исчислению пять минут, откроем человечеству секрет - и эта минута была кульминацией всей жизни короля. Он не заметил ни трупов и калек, ни спасшихся и невредимых солдат, которые отступали к основному лагерю и при виде чудища снова испускали страшные вопли. Даже самого стремительно приближавшегося лагеря не заметил король.

Армада, завидев чудище, пустилась наутёк. Вся армия разделилась на две группы, меньшую из которых составляли сторонники короля. Солдаты ещё не знали ничего определённого о перевороте, но слухи уже распространялись. И антиклерикалы уже сплотились в предчувствии контрпереворота. Быкомлечный ещё не опубликовал своей декларации, дожидаясь возвращения кардинала. Новости о том, что произошло в Адских горах, однако, уже достигли лагеря и подлили масла в огонь.

Короля солдаты сначала вообще не заметили, хотя обычно человек человека замечает даже среди вещей, которые в сто раз удивительнее. Они бежали. Король, наконец, очнулся от транса.

- Стоять! - приказал он. - И поднять трубы!

Солдаты только быстрее побежали.

- Труби изо всех сил! - крикнул король трубачу. -Чтобы они остановились и не боялись, потому что это я иду, а не Змей!

Сигнал трубы помог. Постепенно вся армия остановилась, и солдаты, наконец, заметили пурпурный подол короля на змеином темени. И теперь не только та часть, что осталась ему верна, но и сторонники кардинала пали на колени, охваченные несказанным изумлением, страхом и благоговением при виде такого возвышенного действа!

Если ты, моя маленькая читательница, смеёшься и не хочешь замечать величия муравьиного короля, глядя, как он возвышается над огромной горой змеиной головы - а ведь он, к тому же, относится к виду самых маленьких муравьёв - то твоему уму ещё есть, куда расти. Представь себе, что Наполеон явился бы перед тобой верхом на таком чудище... И пойми одну из главных мыслей этой книги: муравьи во многом похожи на людей, но это ты, наверное, и так уже поняла, иначе судьба короля, королевы и прочих оставила бы тебя безразличной. Если только ты нас не обманываешь и действительно следишь за развитием событий. Наполеон тоже выглядел бы смехотворно на таком коне, но ведь от смешного до великого один шаг. Более того, смешное и великое растут из одного корня, потому что величие есть квинтэссенция смеха, а лицедейство и есть ядро мира. Так что если ты хочешь быть действительно мудрой, то опускайся на колени, когда смеёшься, и смейся, только преклонив колени, а иначе пусть любовник поставит тебе холодную клизму!

- Ближе! - заревел трубач по приказанию короля. -Король будет говорить. Выстройтесь полукругом вокруг головы Змея! Кто осмелится не повиноваться приказу, будет раздавлен!

Все повиновались, и никто не обратил внимания на тех, кто возражал, что королю отныне не положено приказывать. Вскоре вся армия простёрлась полукольцом перед великим завоевателем.

И он произнёс речь, оставшуюся единственной в своём роде во всей истории мира.

- Мои дорогие поданные, шакалы мои! Ангель-шельм, моя супруга и другие прохвосты устроили сегодня комедию, объявив, что я лишён престола! Да, вы не ослышались! Меня, вашего милостивого короля, отца земли нашей, наместника Бога и помазанника Божьего хотели лишить трона, и многие из вас, подлецы, вместе с ними чуть не затянули петлю на моей шее. Что же, в эту петлю теперь угодите вы сами, особенно Быкомлечный, Пах, Жопелес, Слюнолиз, Шелкопряд, Лужаслез и Наведи-Туман - да, дружок, не думаешь же ты, что я не вижу, как ты пытаешься пуститься наутёк? Свяжите их, я придумаю для них такие пытки, каких не видел прежде мир.

Несчастных, чей страшный вопль сотряс небеса, связали их же верные слуги. А Вшивий продолжал:

- Я долго поступал по велению моего добрейшего золотого сердца, я милостиво снисходил ко всей этой нечисти, даже, наверное, казался кому-то слабым. Но всему есть конец - а у ливерной колбасы целых два конца. Долго дразнили льва, и он только рычал спросонья, но сегодня он поднял грозную лапу - и вот!

И он бросил мантию кардинала и пурпурное платье супруги вместе с кровавым содержимым в плотные ряды солдат. Жуткий крик передался от солдата к солдату до самого горизонта.

- Я отбросил добросердечие, и теперь земными судьбами будет вершить только мой жестокий рассудок и железная воля. Долго дремала она, моя солнечная воля, но теперь она встала из могилы, поднялась ото сна, в котором божественно беспамятствовало добро, и теперь я хочу проклясть самый язык, на котором разговаривают мои враги, этот собачий язык! Никаких частей Вшивлян-дии я не собираюсь уступать Тупляндии, не то что кардинал, фиолетовый негодяй! Короче говоря, что я хотел сказать? Я пьян до потери пульса... Но всё глупости! Я стою выше всего - не только выше народа, но и выше мыслей и логики, и что я ни скажу, даже если это чистейший вздор, будет считаться божественным, вы чувствуете, собачьи душонки?

- Выше солнца наш король! - раздалось в ответ.

- А вы ниже дерьма, черви! В общем, я изменился, и теперь всё будет по-другому. Моя гигантская сила породила гигантские планы. И я удостаиваю вас чести, посвящая вас в них. Долой притворство, будем играть в открытую, солдаты! На что мне власть цезаря, если я должен прятаться, как мышь? Я хочу помочь осуществиться идее самоопределения народа: я захвачу всю землю и определю, как народу жить. Вот так! Пойдите, висельники, и доложите об этом по всей Тупляндии и Великой Скоти-нии, я боюсь их не больше, чем травяной тли! Но прежде всего я введу в своём государстве новый строй. Сию же минуту! Слушайте, ослиные уши! Я даю моему королевству радикальный деспотизм! Всё в этом государстве это я, я, я! А вы все - только бутафория, кулиса, декорация, если только можно таких негодяев как вы считать чем-то декоративным. Выражаясь вульгарно, я - пёс, а вы - мой хвост! Пёс может прожить без хвоста, но не хвост без пса. Если вы будете вести себя не так, как подобает хвосту, то я обрублю этот наглый отросток прямо у самой дырки в заду, над которой он растёт. Вы должны дрожать передо мной, как дрожит собачий хвост! А я не дрожу ни перед кем, кроме бога, а точнее, и перед богом не дрожу. В детстве я пас с богом свиней, а потом он стал властителем на небесах, а я - на земле, и так оно и будет впредь. Точнее говоря, не будет, потому что небеса это только воздух или пустота, другими словами, синее дерьмо. Земля тоже дерьмо, но она, по крайней мере, липнет к подошве. Я боюсь, что синий бог в своём царстве пустоты разлетелся в ничто. Как бы то ни было, конституцию я отменяю. Вы, депутаты, неужто вы думаете, что я не могу управлять страной без вас? Какого чёрта я должен идти на уступки и подкупать вас, чтобы вы меня поддерживали? То, что моя воля всё равно, в конечном счёте, закон, вы знаете и сами. Идея о том, что делегаты представляют интересы народа, просто болтовня, согласитесь, и придумана для того, чтобы поддерживать мерзкое существование паразитов на народном теле и усложнять правительственные дела. Уже само слово «парламент» говорит о том, что вы собираетесь в нём для разговоров, а не для действий, т.е. для болтовни, потому что слова, не подкреплённые делом, и есть болтовня. Если бы вы хотя бы могли говорить остроумно, а то ведь за годы дебатов от вас не услышишь ни полшутки, как будто все болваны страны собрались у меня в парламенте на рандеву. Приказываю вам сегодня же уехать вон из моей столицы, вшивые псы, а в течении недели - выплатить государству всё, что вы накопили на взятках за последние годы, вы должны мне восемь миллионов вшиводоров, слышали, а иначе плакали ваши головы!

Отменяю и все министерства. В самом понятии «министр» есть нечто такое, будто министр претендует на часть королевских полномочий. «Правительством» называют министров, как будто правительство - это не я! Два правительства в одном государстве это дурная, нездоровая, глупая идея. Любой министр по определению мятежник, изменник. Зачем мне эта банда? Важными делами, которые только-то и имеют значение, я буду заниматься сам, а мелкими заданиями пусть занимаются тихие ослы, бессловесные мулы, то есть, служащие, но их будут звать не министрами, а специалистами. Вместо министра сельского хозяйства у нас будет специалист по сельскомухозяйству, вместо министраживотноводства-специалиет по разведению тли. Министр иностранных дел - специалист по вранью, или просто врун, но эту должность я всё равно скоро отменю. Министр юриспруденции - специалист по казням. Функции министра внутренних дел будет выполнять директор полиции. Министерство военных дел сольётся с постом фельдмаршала, исполнителя моих непосредственных приказов на войне. Министерство культуры и образования отменяю совсем! Школы закрыть! То же самое и музеи и картинные галереи. Театры превратить в арены, актёров - в гладиаторов. С сегодняшнего дня не будет выходить ни одной газеты! Ни одной книги! На месте типографий возведём винные заводы! Я вам дам культуру, бестии муравьиные! На что вам культура? Да, им нужна культура, как плеть гибриду коровы с паршивым псом... Я пьян, так что ж, всякий король бывает пьян! Вы смеётесь? Что, хотите, чтобы мой конь обрушился на вас? Но вы не смеётесь, вы плачете, уничтоженные, или нет?

- Да, да, о король! - и из стотысячной глотки раздался жалостливый стон, плач, рёв.

- Посмотрите на себя, трусливые твари, лицо соседа будет вам зеркалом, в котором каждый из вас увидит своё отражение, потому что всех вас сделали по одному шаблону, вы, каждый из вас - оттиск вечно-тупого начала. Ну скажите, на кой нам культура? Знаете ли вы, что такое настоящая культура? Срать народу в рот. Но ещё не родился такой художник, что смог бы сам себе насрать в рот. Я вам дам культуру! Лопату и тяпку в руки - вот ваши книги! У кого полиция обнаружит хоть одну напечатанную строчку, тот будет с отрезанным туловищем нашаривать собственную голову - sit venia verbo.¹ Кто читает, уже предатель! В настоящем народе не должно быть ни грамма, ни зачатка мысли! Не только аморальней, но и тупее становится грамотный народ. Безграмотный муравей просто осёл, а грамотный - непростой, перекошенный, т.е. осёл вдвойне. На таком осле далеко не уедешь, он забывает не только, как везти, но и как идти. Самый интеллигентный муравей -это самый большой осёл из всего народа. Талант - самый большой мошенник. Только к гению применимо понятие ’культура’, и то не ко всякому гению. Бывают гении, как разноцветные нарывы на теле, но настоящий гений велик, он сравним только с богом. Таких гениев я посажу по правую руку, и пусть они даже учатся читать. К несчастью, среди вшивляндцев таких гениев нет; может быть, они даже вообще не могут родиться в этом зловонном болоте. О них, т.е. о культуре, я позабочусь как следует. Только гений, то есть я сам, способен распознать в муравье гения. Всех детей, которые вам кажутся глупыми, сумасбродными, неловкими и неуклюжими, робкими, боязливыми, упрямыми, злыми, слабыми, болезненными, всех их пусть посылают ко мне, мы с моим конём будем осматривать их собственными глазами. Если эти свойства у них окажутся не признаками гениальности или даже, наоборот, признаками нарыва, я сошлю их на гору Тайгет, а если они будут схожи с богом, мятущимся в муравьином дерьме, то я отправлю их в безвоспитательный дом. Там их ждут одиночество, дикая природа, чистое страдание и умеренное общение с другими гениями.

С вами они не будут иметь никаких отношений, хотя, может быть, пусть они с вами играют, как играют с домашними животными - они будут считать вас

¹ Извините за выражение (лат,)

животными не метафорически, а взаправду. Культура развилась и породила меня - с трудом и в муках, и гениальному духу пришлось перетекать от одного мозга к другому, гений прошёл через топкое болото талантов, интеллигенции, плебеев, чтобы, наконец, достичь истинного адресата. Но сколько гениев было потеряно таким путём! С сегодняшнего дня это высшее общение будет совершаться без вашего грязного вмешательства, от гения к гению, а вы не будете знать ничего о нём, стоящем высоко над вашими головами. Я дам вам культуру!

Религия отменяется, потому что я ваш бог. Священники будут моими телохранителями. Врачи - скорняками, мясниками, могильщиками, палачами и солдатами. Если они и спасают иногда жизнь муравью или приносят пользу, то это исключение из правила. Их может заменить любой деревенский кузнец. Кроме того, будет только лучше, если не все будут умирать здоровыми. Моя основная цель - уменьшать количество моих подданных, я вовсе не собираюсь быть повелителем бесчисленной нечисти.

Ещё я отменяю аристократию. Всех аристократов-ради интересного эксперимента - я сделаю грязными батраками, а их богатство перейдёт в мои руки. По этому случаю я увеличиваю себе размер цивильного листа в шестьдесят раз. Аристократия ведь не более чем тот же народ, только начищенный до блеска и невесть что о себе думающий. Посмотрите только, какие гримасы строит аристократ, покорно склоняясь в три погибели перед королём. Только тот, кто никому не кланяется, настоящий аристократ, только цезарь, только бог, только я сам! Исток благородства не жалкой социальной, а метафизической природы, и аристократия - это трансцендентальность. До сих пор свет не слыхивал настоящей аристократической речи! Лукавые аристократы всегда были врагами как короля, так и народа. Раньше, если король хотел править с аристократами, он поворачивался против народа: вы, должно быть, уж возликовали, вши аристократические, когда я проклинал народ? Вы, наверное, решили, ха-ха, что я не причисляю вас к черни и только кляну плебеев, чтобы делить с вами власть? А ты, милый плебс, не торжествуешь ли теперь, когда я развенчиваю аристократию? И вопреки сказанному, наверное, надеешься в своей животной душе, что я выступаю за народ и против аристократии. Восхищайтесь моей правительственной мудростью! Все короли шли либо за аристократией, либо за народом, а иногда пытались идти за обоими. В первом случае король настраивал против себя аристократию, во втором - народ, а в третьем - и тех, и других, потому что достаточно похвалить народ, и окажешься врагом аристократов, и наоборот. Если же ругать одних, угодишь другим, ведь нет лучше способа подружиться, чем дать пощёчину заклятому врагу. Но поскольку сила народа и сила аристократии в целом равны, их враждебное отношение друг к другу находится в равновесии, а короля оно мало касается. Королю не на кого надеяться, кроме самого себя, его спасает только нимб величия и самодержавия, если он у него есть. Мне эти окольные пути не нужны. Я ругаю аристократию и завоёвываю народ, но сейчас же снова его теряю, потому что кляну его что есть сил; я ругаю народ, и аристократия ликует, но я теряю поддержку аристократии, потому что ругаю и её. Это паралич, но ситуация ничуть не хуже, чем если бы я бесплодно пытался завоевать симпатию той или другой стороны. Я же божественно свободен в своём решении, не пачкаю рук, а исход всё равно такой же, как если бы я ползал на коленках перед вонючими или же перед благоухающими холопами. Единственное условие этого грандиозного предприятия в том, чтобы я был силен духом, чтобы мощь цезаря и слепой Змей были в моих руках!

Слепой Змей оказал мне сегодня немаловажную услугу. Он будет и впредь верно служить мне, а как именно - вам, олухам, знать необязательно! Может быть, я даже изберу его когда-нибудь государственным канцлером. Но уже теперь я приказываю вам безгранично уважать Змея и беспрекословно ему подчиняться!

Тут король остановился перевести дыхание. Им овладела усталость после выпитого рома. Чтобы избавиться от усталости, он выпил до дна ещё одну фляжку. Подкрепившись, он снова заговорил. Но на этот раз его голос зазвучал теплее, а сердце смягчилось.

- Дети мои милые! Грязные подонки! Я люблю вас, очень вас люблю, как отец своих детей. Вы, правда, этого не заслуживаете, но попробуйте сказать матери, что её дитя не вышло лицом или фигурой! Вы не можете себе представить, как велика моя любовь к вам. Смотрите: я милостиво позволяю вам жить, а ведь мог бы раздавить вас всех в одно мгновение. Я разрешаю вам дышать, есть, смотреть, слушать, ебаться, срать, вонять, я разрешаю вам работать и наслаждаться работой, я даже не запрещаю вам умирать за меня на поле битвы, а ведь это огромная честь, букашки вы мои навозные! Могут ли ваши глистоподобные душонки охватить всё величие моей милости? Нет! Ещё я позволяю вам бездельничать после работы, тупо болтать друг с другом, хотя обычный человек заслуживает смерти уже глупостью его разговоров. И я даже не запрещаю вам напиваться, причащаться духом святым. Я дам вам хлеба, но и зрелищ. В ближайшее время я казню тысячи и тысячи людей, чтобы ваши глаза и души насладились изысканным зрелищем. Все, кто участвовал в заговоре, кончат жизнь на виселице, все, на кого падёт малейшее подозрение, и даже те, кто вне подозрений. Ни у кого из вас голова не приделана к туловищу слишком уж крепко! Радуетесь ли вы заранее в предвкушении спектакля?

Но я не сомневаюсь, что и те из вас, кто в этом представлении будут актёрами, рады не меньше зрителей и их сердца ликуют. Потому что я не могу себе представить, что в моём королевстве найдётся подонок, который не жаждал бы в глубине души подчиняться моим приказам, а если он совершит преступление, принять наказание от моей отеческой руки; розга короля - меч. Если вы по-прежнему боитесь отсечения головы, то подумайте здраво, ведь это же простая механическая, вполне обыденная процедура, всё равно что разломить

пополам буханку хлеба! Смейтесь над своим страхом! Вы видите, как я вас люблю. И за все перечисленные возвышенные милости я прошу у вас только одного: беспрекословного подчинения. Всегда ли вы подчинялись мне? Ах! Печальная тема. - И голос короля дрогнул. -Молниеносно ли исполняли мои приказы? Угадывали мои желания по глазам? Делали вдвое больше того, о чём я просил? Приходили ко мне сами, прося наказать вас за проступок? И так далее... Отвечайте! Вы опять плачете? Хорошо, но вам нужны не рыдания, вам нужно излечиться, о неблагодарный сброд! Ах! Если бы вы знали, как страдает король, когда ему не подчиняются даже в самой малости. Малейшее отсутствие расторопности для него адское, незабываемое оскорбление, большее, чем для вас оплеуха! Ах, как велико королевское страдание, это просто ужасно!

Но вам, холопам, не понять психологии короля. На какие адские муки обрекла меня моя любовь к вам, чего я ни выстрадал за мою небесную доброту, вы, тигриные сердца, вши проклятые!

И от жалости к самому себе и от восхищения собственной добротой он завыл, как шакал, и вся армия за ним вслед. Чтобы развеселиться, он снова потянулся за фляжкой, его глаза заблестели, и он продолжил.

- Я ещё многое хотел бы вам сказать. Например, что я образую новое министерство, министерство по перегонке шнапса, которое возглавит ’специалист’, чин которого будет соответствовать бывшему премьер-министру. А ещё - а ещё - короче говоря, я скотски пьян и потому заканчиваю речь: как император Нерон дал своему народу десять заповедей на горе Синай, так и я даю вам теперь десять, а точнее -всего одну заповедь, потому что десять заповедей это ерунда; достаточно одной, в ней - вся мораль человечества, и звучит она так: ’Повинуйтесь королю!’ Только я знаю, что плохо, а что хорошо, я непогрешим, и кто слушается меня, поступает правильно. А если вы будете поступать по собственному разумению, то всё будете делать не так, шакалы!

и А

Теперь принесите мне еды для моего канцлера, побольше рома и шампанского, и ещё две трубки и табаку. Мой канцлер нагло сломал мою старую трубку, но сегодняшний день мы должны отмечать до беспамятства. Армия пусть отправляется восвояси; сегодняшний поход показал, что армия нам не нужна. Скоро я сам предприму такие походы, что всё былое по сравнению с ними покажется детской игрой. Принц Лукиан, до моего возвращения я поручаю тебе руководить страной. Ты злой и опасный пёс, но я всё равно тебя люблю, потому что ты не притворяешься, умеешь и посмеяться, и выпить, и у тебя достаточно ума, чтобы понять, что в нынешней ситуации тебе следует быть на моей стороне. Постройтесь - и марш! Жалкое отребье! И пускай все капеллы играют марш, которого много лет не было слышно: ’Король Вшивий, бог на земле!’

Муравьи принесли и положили на спину Змея двух морских свинок и кошку, табак с трубками и множество ромовых фляжек и бутылок шампанского. Сомкнув ряды и крича королю «виват», армия двинулась на восток. Сорок капелл затянули торжественный гимн королю, который мы, может быть, когда-нибудь запишем, если немецкое стихосложение достигнет нужных высот, если нам захочется и если Бёлеру не вздумается написать музыку и слова к этому гимну прежде нас.