Путеводитель по миру Братства черного кинжала

– Она сильная, – сказал Зед. Одобрение сквозило в его тоне.

Бэлла тихо вздохнула.

– Налла? – прошептал он, наклоняясь. Его дочь поморщила маленькие губки и ухватилась за него еще сильней.

– Я не могу поверить ее хватке.

Он позволил своему указательному пальцу слегка потрогать запястье дочери.

– Мягкая... о, мой Бог, она такая мягкая…

Веки Наллы резко поднялись. Его сердце остановилось – он словно смотрел в свои собственные золотистые глаза.

– Привет...

Налла моргнула, дернула его палец и изменила все: время замерло, будто она тронула не только его руку, но и сердце.

– Ты похожа на свою мамэн, – прошептал он. – Ты заставляешь мир остановиться...

Налла продолжала покачивать его рукой и ворковать.

– Я не могу поверить ее хватке...

Он поглядел на Бэллу.

– Она такая…

Слезы текли по лицу Бэллы, она обхватила себя руками, словно боялась рассыпаться на части.

Его сердце снова сжалось, но уже по другой причине.

– Иди сюда, налла, – сказал он, обращаясь к своей шеллан, притягивая ее к себе свободной рукой. – Иди сюда, к своему мужчине.

Бэлла спрятала свое лицо у него на груди. Их пальцы сплелись.

Стоя там и обнимая свою дочь и свою женщину, Зед чувствовал себя высотой в восемь тысяч футов, быстрее, чем его Каррера[15] и сильнее, чем целая армия.

Его сердце наполнилось новой целью. Они обе были его. Его и только его, и он был обязан заботиться о них. Одна была его сердцем, другая – частью его самого. Они дополняли его, заполняя пустоты, о существовании которых он и понятия не имел.

Налла посмотрела на своих родителей, издав удивительно восхитительный звук. Как прекрасно все разрешилось.

Но потом его дочь потянулась другой рукой... и дотронулась до метки раба на запястье.

Зед напрягся. Ничего не смог с собой поделать.

– Она не знает, что это, – мягко сказала Бэлла.

Он глубоко вздохнул.

– Она узнает. Когда-нибудь она узнает, что именно они значат.

Прежде, чем спуститься вниз к доку Джейн, Зед провел много времени со своими дамами. Он заказал еду для Бэллы и, пока ее готовили, впервые наблюдал, как кушает его дочь. Налла заснула сразу после этого, выбрав очень удачный момент, потому что вскоре прибыл Фритц с едой. Зед кормил свою шеллан из рук, испытывая особенное удовлетворение, выбирая самые лучшие кусочки куриного рулета и броколли.

Когда еда была съедена, а вино выпито, он вытер губы Бэллы узорчатой салфеткой. Ее глаза слипались. Уложив в постель, он поцеловал ее, поднял поднос и свой правый ботинок и вышел из комнаты.

Закрывая за собой дверь, он услышал щелчок замка, и чувство глубокой удовлетворенности разлилось внутри него. Его женщины были сыты и спали. Он сделал свою работу хорошо.

Работа? Скорее, цель его жизни.

Посмотрев на дверь детской, он задался вопросом: мог ли мужчина связаться со своими детьми? Он всегда слышал, что это происходит только с шеллан... но начинал понимать, что испытывает к Налле инстинкт защитника. А ведь он еще даже не держал ее на руках. Через две недели, когда он получше узнает ее? Да просто превратится в водородную бомбу, если что-то будет угрожать ей.

Так вот что значит быть отцом? Он и не догадывался. Ни у одного из братьев не было детей, и он не знал никого, у кого мог бы спросить.

Направляясь к лестнице, он хромая шел по коридору со статуями: шаг, статуя, шаг, статуя, шаг, статуя... и всю дорогу смотрел на свои запястья.

Спустившись, он отнес посуду на кухню, поблагодарил Фритца и вошел в туннель, ведущий к учебному центру. Если док Джейн уже ушла, он сам снимет гипс.

Выйдя в офис из шкафа, он услышал скрежет работающей циркулярной пилы и последовал на звук в тренажерный зал. По пути он хотел посмотреть, как продвигается строительство новой клиники Джейн. Три бокса, сформированные из одного помещения, разрабатывались так, чтобы функционировать и в качестве операционных, и в качестве палат для пациентов, были оборудованы по последнему слову техники. Док Джейн вложила деньги в компьютерную аксиальную томографию, рентген с цифровым изображением и ультразвук, наряду с электронным оборудованием и высокотехнологичными хирургическими инструментами – этими запасами вполне могло бы обойтись целое отделение неотложки. Они не хотели зависеть от клиники Хэйверса.

Так было безопасней для всех. Благодаря Ви, дом Братства был окружен камерами наблюдения, чего нельзя было сказать о клинике Хейверса. А то нападение, совершенное прошлым летом? Братьев могли выследить в любой момент, так что стоило держать под рукой кучу нужных вещей.

Зед открыл одну из металлических дверей зала и остановился. Ого. Очевидно, в доке Джейн текла кровь участников «Extreme Home Makeover»[16].

Вчера вечером, когда Зеда привезли сюда, все было как обычно. Теперь же, меньше, чем сутки спустя, на противоположенной стене разверзлась дыра шесть на двенадцать футов, окруженная обуглившимися кирпичами. Она открывала взору зал, который должен был подвергнуться переделке, и супругу Ви, берущую деревянный брус и скармливающую его циркулярной пиле. Ее тело казалось почти прозрачным, но руки были видны хорошо.

Заметив Зеда, она закончила с доской и выключила станок.

– Привет! – крикнула она, как только все стихло. – Ты готов к снятию гипса?

– Да. А ты, очевидно, хорошо управляешься с пилой.

– Лучше верь в это,– усмехнулась она, указывая на отверстие. – Как тебе нравится мой интерьер?

– Ты не сидела без дела.

– Молотки рулят, что я могу сказать?

– Я готов к новой доске, – прокричал Ви из соседнего помещения.

– Она тоже готова.

На вошедшем Ви был одет пояс для инструментов с молотком и несколькими долото. Подойдя к своей женщине, он сказал:

– Привет, Зед. Как нога?

– Будет намного лучше, как только док Джейн снимет эту штуковину. – Кивком Зед указал на противоположенную стену. – Черт, вы, ребята, делаете успехи.

– Да, мы должны позаботиться о раме сегодня вечером.

Док Джейн протянула супругу доску и быстро поцеловала его – при прикосновении лицо обрело отчетливые формы.

– Я сейчас вернусь. Только сниму гипс.

– Не торопись. – Ви кивнул Зейдисту. – Ты хорошо выглядишь. Я рад.

– Твоя женщина – волшебница.

– Это точно.

– Хорошо, хватит чесать за ушком у эго, мальчики. – Она улыбнулась и снова поцеловала своего возлюбленного. – Пошли Зед. Давай сделаем это.

Она развернулась, и глаза Ви проследили за движениями ее тела… это, несомненно, означало, что, как только Зейдист перестанет надоедать им, они начнут трудиться не только над новой клиникой.

Док Джейн и Зед прошли в кабинет физиотерапии, и он запрыгнул на каталку.

– Я тут подумал, что, вероятно, ты бы хотела испробовать на мне ту циркулярную пилу?

– Не. У тебя в роду уже есть кое-кто без ноги. Двое – это уже слишком. – Она мягко улыбнулась. – Боли?

– Не-а.

Она подкатила передвижной рентгеновский аппарат.

– Положи ногу наверх – идеально. Спасибо.

Она снова подошла к нему, принеся просвинцованное покрывало, и он, взяв его, положил на себя.

– Могу я кое-что спросить? – поинтересовался он.

– Ага. Только подожди, пока я закончу.

Она включила рентгеновский излучатель и сделала снимок – в комнате прозвучал короткий жужжащий хлопок. Посмотрев на экран компьютера, расположенного напротив, она сказала:

– На бок, пожалуйста.

Он передвинулся, и она повернула его ногу другой стороной. После очередного непродолжительного жужжания и проверки монитора она сказала:

– Окей, можешь сесть. Нога выглядит замечательно, так что я собираюсь избавиться от этой выдающейся штукатурной работы, которую сама же и делала.

Она протянула ему одеяло и отвернулась, пока он снимал свои кожаные штаны. Затем она взяла пилу из нержавеющей стали и начала обрабатывать его гипс.

– Так что за вопрос? – спросила она, перекрикивая жужжание пилы.

Зед потер метку раба на запястье, потом протянул его, показывая ей.

– Ты, правда, думаешь, что я смогу удалить это?

Не выключая пилу, Джейн остановилась, несомненно, обдумывая не только медицинскую, но и личную точку зрения. У нее вырвался какой-то звук, что типа резкого «ха», а потом она быстро закончила разрезать гипс.

– Хочешь вымыть ногу? – спросила она, протягивая ему влажную мочалку.

– Да. Спасибо.

Он быстро закончил приводить себя в порядок, и она дала ему то, чем можно было вытереться.

– Не возражаешь, если я взгляну на кожу поближе? – спросила она, кивком указывая на запястье.

Он покачал головой, и она склонилась к его руке.

– С людской кожи татуировки лазером удаляются почти так же. У меня здесь нет нужного оборудования, но, если ты мне поможешь, у меня есть идея, как это можно устроить. И кто может сделать это для тебя.

Он уставился на черные метки и вспомнил, как маленькая ручка его дочери касалась плотных темных чернил.

– Я думаю... да, я думаю, что хочу попробовать.

Проснувшись и потянувшись в супружеской постели, Бэлла поняла, что чувствует себя так, словно провела целый месяц на отдыхе. Ее тело наполнилось свежестью, силой... ну и в определенных местах ощущалась боль. Несмотря на душ, который она приняла чуть раньше, запах Зейдиста оставался на ее теле, завершая идеальную картину.

Суда по часам, стоявшим на прикроватном столике, она отключилась часа на два, так что Бэлла поднялась, надела халат и, почистив зубы, подумала о том, что нужно было бы проверить Наллу и, может быть, перехватить чего-нибудь на кухне. Она уже направилась к детской, когда в дверях появился Зейдист.

При виде него она не удержала радостной улыбки.

– Гипс сняли.

– Ммм–хммм... иди сюда, женщина.

Он подошел к ней, обхватил руками и потянул назад так, что ей пришлось схватить его за плечи, чтобы устоять на ногах. Он целовал ее долго, медленно, потираясь бедрами о ее ноги, прижимаясь к ней напряженной плотью.

– Я скучал по тебе, – проурчал он, прикасаясь к ее горлу.

– Но мы были вместе только два часа...

Его язык, скользнувший в ее рот, заставил ее замолчать, этой цели служили и ладони, в конце концов, обхватившие попку. Он поднес ее к одному из подоконников, и, посадив, расстегнул ширинку...

– О, Боже, – застонала она, улыбаясь.

Вот это... это был мужчина, которого она знала и любила. Всегда голодный. Всегда жаждущий близости. Когда он начал медленно двигаться внутри нее, она вспомнила начало их отношений, вспомнила, что было после того, как он, наконец, открылся ей. Ее поразила его потребность быть ближе: во время еды, или когда они зависали с Братством, или днем, когда спали. Словно он компенсировал века, проведенные без единого теплого, заботливого прикосновения.

Бэлла обвила руками его шею и прижалась щекой к уху – его по-детски мягкие короткие волосы ласкали ее лицо, пока он двигался.

– Мне понадобиться... твоя помощь, – сказал он, подаваясь вперед и выскальзывая назад.

– Все что угодно... только не останавливайся...

– И... не... мечтай... – Остальные слова потонули в разбушевавшемся море секса. – О, Боже... Бэлла!

Когда все кончилось, он слегка отодвинулся назад – цитриновые глаза искрились как шампанское.

– Кстати... привет. Забыл поздороваться, когда вошел.

– О, думаю, ты поприветствовал меня просто замечательно, спасибо тебе большое. – Она поцеловала его в губы. – Теперь... помощь?

– Давай тебя вымоем, – протянул он: огонек в его желтых глазах намекал, что купание может привести к еще большему беспорядку.

Что, конечно, и случилось.

Когда они оба насытились, она, как раз приняв свой третий душ, надела халат и начала вытирать полотенцем волосы.

– Ну, так в чем тебе нужна моя помощь?

Зед облокотился на мраморную тумбу рядом с раковинами, и провел ладонью по коротко стриженному черепу, став совершенно серьезным.

Бэлла прекратила вытираться. Он продолжал молчать, и она отступила назад, сев на край джакузи, чтобы дать ему немного больше пространства. Она ждала, то сжимая, то отпуская собственные колени.

Пока он стоял там, собираясь с мыслями, она почему-то подумала о том, сколько всего произошло в этой ванной. Именно здесь она обнаружила его, свернувшегося над унитазом, после того, как он возбудился, прикоснувшись к ней в самый первый раз на той вечеринке. А потом... освободив ее из лессерского плена, он купал ее в этой ванной. А в душе, стоявшем напротив, он кормил ее в первый раз.

Она вспомнила тот тяжелый период их жизни: она сразу после похищения, он в борьбе с влечением к ней. Взглянув правее, она вспомнила, как нашла его сидевшим на плитке под струей ледяной воды: он обдирал свои запястья, веря, что выпачкан, что не способен покормить ее.

Он продемонстрировал огромное мужество. Преодоление всего, что случилось с ним, доверие ей – все это требовало огромного мужества.

Взгляд Бэллы снова вернулся к нему, и, поняв, что он не отрывает глаз от своих запястий, она сказала:

– Ты собираешься попробовать их удалить, так ведь?

Его рот изогнулся в полуулыбке, сторона, искаженная шрамом приподнялась.

– Ты так хорошо меня знаешь.

– Как ты сделаешь это?

Когда он закончил говорить, она кивнула.

– Превосходный план. И я пойду с тобой.

Он посмотрел на нее.

– Хорошо. Спасибо тебе. Не думаю, что смог бы сделать это без тебя.

Она встала и подошла к нему.

– Ты не должен беспокоиться об этом. Глава 9

Офис доктора Томаса Уолкотта Франклина III был вторым в рейтинге лучших офисов комплекса Больницы Святого Франциска.

Когда дело касалось административного имущества, иерархия подчинения определялась доходами, и как над руководителем дерматологии над T.У. был только один начальник.

Конечно, его отделение зарабатывало такие хорошие деньги потому, что он как верный последователь научных умов обеспечивал продажу многих услуг. Под его руководством отделение дерматологии занималось не только телесными повреждениями, раковыми опухолями и ожогами вдобавок к таким кожным заболеваниям как псориаз, экзема и угревая сыпь, но также имело и собственное подразделение косметической хирургии.

Подтяжка лица. Подтяжка бровей. Увеличение груди. Липосакция. Ботокс. Рестилайн[17]. Сотни других процедур. Миссией частной практики стала забота о здоровье, которая представлялась на основе научных разработок, и богатым клиентам нравился такой подход к делу. Они толпами приезжали из Большого Яблока: в первое время они совершали это путешествие из стремления к анонимности, получая первоклассное лечение за пределами тесного манхеттенского сообщества, предоставлявшего услуги пластической хирургии, но потом – потакая своим капризам – они начали гнаться за статусом. Считалось модным «обрабатывать» себя в Колдвелле, а согласно клиническому этикету, только у заведующего хирургией, Мэнни Манелло, вид из окна офиса был получше.

Ну, в ванной комнате Мэнелло также был мрамор в душе, а не только на тумбах и стенах. Но, на самом деле, никто с ним не соревновался.

Т.У. нравился этот вид. Нравился его офис. Он любил свою работу.

Что было хорошо, ведь его рабочий день начинался в семь и кончался… он посмотрел на свои часы… около семи.

Впрочем, сегодня он уже должен был уйти. Вечером каждого понедельника в семь часов Т.У. играл в ракетбол[18] в Колдвеллском Загородном Клубе... так что он пребывал в некотором замешательстве, принимая нового пациента. По каким-то странным причинам он согласился, а его секретарша нашла ему замену на корте, но он ни за что на свете не смог бы вспомнить ни одно «почему?» или «кто?» этих разговоров.

Из нагрудного кармана своего белого халата он вытащил распечатанное расписание и встряхнул головой. Напротив «семи часов» стояло имя «Б.Налла» и «лазерная косметология». Черт, у него совершенно вылетело из головы, каким образом был организован этот прием, кто был пациентом и кто выдал направление... Но в это расписание без разрешения никто не попадал.

Это должен быть кто-то важный. Или пациент кого-то важного.

Очевидно, он просто заработался.

Т.У. зашел в электронную систему медицинских записей и еще раз пробил «Б.Налла» по поиску. Самое близкое совпадение было – «Белинда Налда». Опечатка? Возможно. Но его ассистентка ушла в шесть, а прерывать ее семейный ужин ради «какого хрена ты наделала?» казалось грубостью.

Он встал, проверил узел галстука и застегнул белый халат, потом в ожидании Б.Наллы или Налды решил приняться за документы, которые нужно было просмотреть.

Покидая верхний этаж отделения, где были расположены кабинеты и палаты, он подумал о том, как сильно это место отличалось от нижних этажей, где располагалась частная клиника. День и ночь. Больничный интерьер здесь был выполнен без особого шика: темный ковер с небольшим ворсом, кремовые стены, куча обычных кремовых дверей. Висевшие на стенах плакаты были вставлены в скромные рамки из нержавеющей стали, редкие растения были разбросаны по коридорам на больших расстояниях друг от друга.

Внизу? Курорт высшего класса с личным обслуживанием, предлагающий ту роскошь, которую ожидает любой богач: в палатах были плоские HD-телевизоры, DVD, кушетки, стулья, небольшие морозильники с соком из экзотических фруктов, еда, которая с тем же успехом могла подаваться в ресторанах, и беспроводной интернет для ноутбуков. Клиника даже заключила взаимовыгодное соглашение с Колдвеллским отелем «СтиллУэлл», лучшей пятизвездочной гостиницей верхнего Нью-Йорка, позволяющее пациентам оставаться там на ночь после лечения.

Перебор? Да. Была ли клиника переполнена? Конечно. Но на самом деле, компенсации, поступавшие от федерального правительства, снизились, страховые компании постоянно отказывались оплачивать необходимые медицинские процедуры, а Т.У. нужны были деньги для того, чтобы выполнять свою работу.

Угождение богатым этому способствовало.

Фишка была в том, что у докторов и медсестер Т.У. было два правила. Первое – предоставлять пациентам самый лучший уход и дозу сопереживания. Второе – никогда не отказывать пациентам. Никогда-никогда. Особенно, если это жертвы ожогов.

Не имело значения: ни сколько стоили такие процедуры, ни сколько они длились. Он никогда не говорил «нет». Особенно детям.

Если в нем видели дельца, потакавшего коммерческому спросу? Ладно. Без проблем. Он никогда не раздувал свою работу на поприще бесплатной медицинской помощи, и, если его коллеги из других городов, изображали его жадным до денег, он принимал этот удар.

Добравшись до лифтов, он поднял левую руку – ту, на которой остались шрамы, ту, на которой не было мизинца и кожа была покрыта пятнами.

Он был готов на все, чтобы удостовериться, что люди получают должную помощь. Кое-кто сделал это для него, и это полностью изменило его жизнь.

Спустившись на первый этаж, он прошел по длинному коридору до двери из красного дерева, ведущей в клинику косметологии. На стеклянной табличке небольшими буквами были вырезаны имена: его и нескольких коллег. Но никакого упоминания об услугах, предоставлявшихся внутри, не было.

Пациенты сказали ему, что им нравится этот дух эксклюзивности, атмосфера закрытого клуба.

Использовав пропуск, он вошел. В приемной стоял полумрак, и не только потому, что освещение выключили после того, как рабочий день подошел к концу. Яркий свет не слишком хорошо действовал на пациентов определенного возраста, как и на тех, кто находился в пред- или послеоперационном состоянии. Кроме того, спокойная, расслабленная атмосфера была частью курортного образа, который они пытались создать. Пол был выложен желтоватой плиткой, стены окрашены в приятный темно-красный цвет, а в центре помещения мерцал фонтан, собранный из кремовых, белых и желтовато-коричневых камушков.

– Марсия? – позвал он, произнося имя «МАР–сии–я», на европейский манер.

– Да, доктор Франклин, – послышался ровный голос сзади, оттуда, где располагался офис.

Когда Марсия появилась из-за угла, Т.У. засунул левую руку в карман. Как обычно, она выглядела так, словно сошла с обложки Vogue: уложенные черные волосы и классический черный костюм.

– Ваш пациент еще не пришел, – сказала она с невозмутимой улыбкой. – Но я подготовила для вас вторую смотровую.

Марсия была сорокалетней женщиной, содержавшей себя в превосходной форме. Она вышла замуж за одного из пластических хирургов и была, по мнению Т.У., единственной женщиной, за исключением Авы Гарднер[19], которой шла кроваво-красная помада. Гардероб ее был от Шанель. А саму ее наняли (и хорошо платили ей за это) как живое свидетельство прекрасной работы, выполнявшейся сотрудниками клиники.

Плюсом стал ее аристократический французский акцент. Особый эффект он производил на нуворишей.

– Спасибо, – сказал Т.У. – Будем надеяться, что пациент скоро появится, и ты сможешь уйти.

– Так вам не нужна будет ассистентка, нет?

Вот это было еще одним большим плюсом Марсии: она не играла роль простой декорации – она приносила пользу как полноценно обученная медсестра, всегда готовая помочь.

– Я признателен за предложение, но ты просто пошли его ко мне, я сам со всем разберусь.

– Даже с регистрацией?

Он улыбнулся.

– Я уверен, что тебе хочется скорее попасть домой к Филлиппу.

– О, oui[20]. У нас сегодня годовщина.

Он подмигнул ей.

– Кое-что об этом слышал.

Ее щеки слегка покраснели – это была одна из ее очаровательных черт. Она выглядела шикарно, но при этом оставалась естественной.

– Мой муж, он говорит, чтобы я встретила его у входа. Говорит, что у него сюрприз для жены.

– Я знаю, что это. Тебе понравится.

Да и какой женщине не понравится пара блестяшек от Гарри Уинстона?

Марсия поднесла руку ко рту, скрывая улыбку и внезапное возбуждение.

– Он так добр ко мне.

Т.У. почувствовал моментальный укол совести, подумав, когда он в последний раз дарил своей жене что-то легкомысленное и дорогое. Это было... ну, в прошлом году он купил ей Вольво.

Вау.

– Ты заслуживаешь этого, – резко сказал он, почему-то думая о том количестве ночей, что его жене пришлось провести в одиночестве. – Так что, пожалуйста, иди домой праздновать.

– Так и сделаю, доктор. Merci mille fois[21]. – Марсия поклонилась и подошла к администраторской стойке, которая представляла собой лишь античный столик с телефоном, спрятанным на боку ящика, и ноутбуком, доступ к которому можно было получить, открыв панель из красного дерева. – Я выйду из системы и подожду, чтобы поприветствовать вашего пациента.

– Повеселись хорошенько.

Развернувшись и оставив позади ее сияние, он вытащил левую руку из кармана. Он всегда прятал ее от ассистентки по старой памяти о подростковом прошлом, прошедшем в неразрывной связи с чертовой штуковиной. Это было смешно. Он был счастливо женат, не испытывал никакого интереса к Марсии, так что это вообще не должно было иметь никакого значения. Хотя шрамы оставляли раны внутри тебя, а не до конца исцелившаяся кожа лишь время от времени посыпала их солью.

Три лазера, входившие в оборудование клиники, использовались для лечения варикозного расширения вен, врожденных пигментационных пятен и следов кожных инфекций. Их также применяли для коррекции кожи лица, снятия татуировок у раковых больных, получивших дозу радиационного облучения.

«Б.Налла» может подвергнуться одной из этих процедур. Но, если «оно» было избитым мужчиной, то явится за косметической коррекцией. Это казалось логичным... вечером, в полуподвальной клинике, со странным именем. Несомненно – это один из тех богачей с навязчивой идеей конфиденциальности.

Но, в любом случае, дойных коров стоит уважать.

Отправившись во вторую смотровую, которой он без особых на то причин отдавал предпочтение, Т.У. уселся за стол из красного дерева и вошел в компьютер, просмотрев список пациентов, назначенных на завтрашний день, а потом сосредоточился на отчетах его коллег-дерматологов, которые принес с собой.

Минуты текли одна за другой, и он начал злиться на богачей с их запросами и представлениями о том, что земля крутится вокруг них. Конечно... некоторые были нормальными, и все они помогли ему поддерживать начинания, но, черт, иногда ему просто хотелось выбить из них прерогативу вести себя так...

В дверях приемной показалась высокая женщина, и он застыл. Одежда на ней была самой простой: снежно-белая рубашка, заправленная в суперузкие синие джинсы. Но при этом на ногах у нее были туфли от Кристиана Лабутена с красной подошвой, а с плеч свисала Прада.

Она точно принадлежала к его типу частных клиентов, и не только потому, что носила на себе аксессуары огромной стоимости. Она была... Невероятно красивой, с темно-коричневыми волосами и сапфировыми глазами. Ради ее лица женщины ложились на хирургический стол.

Т.У. медленно встал, засовывая левую руку в карман.

– Белинда? Белинда Налда?

В отличие от других женщин своего класса (очевидно, у них это было в крови), она не провальсировала в кабинет так, словно владела этим местом. Она сделала лишь шаг вперед.

– Вообще-то, Бэлла.

При звуке ее голоса он испытал непреодолимое желание закрыть глаза. Низкий, хрипловатый... но добрый.

– Я..– Т.У. прочистил горло. – Я доктор Франклин.

Он протянул свою здоровую руку, и она пожала ее. Он знал, что продолжал пялиться на нее, и не из профессионального интереса, но ничего не мог с собой поделать. За свою жизнь он видел множество красивых женщин, но такой как она – никогда. Словно она прилетела с другой планеты.

– Пожалуйста... пожалуйста, проходите, присаживайтесь. – Он указал на покрытое шелком кресло, стоявшее рядом со столом. – Сейчас составим анамнез и...

– Я не пациент. Мой хел... муж – пациент. – Она глубоко вздохнула и оглянулась. – Любимый?

Т.У. отскочил назад и с такой силой ударился об стену, что акварель, висевшая рядом, упала на пол. Первая мысль, посетившая его, когда человек вошел в дверь, была о том, что, наверное, стоило бы поближе подобраться к телефону, чтобы вызвать охрану.

На лице этого мужчины был шрам и черные глаза серийного убийцы, а войдя, он заполнил собой всю комнату: он был достаточно велик и достаточно широк, чтобы работать боксером-тяжеловесом, но, Господи, его размеры были самой меньшей твоей проблемой, когда взгляд его падал на тебя. Внутри он был мертв. Никаких эмоций. Что делало его способным на все.

И Т.У. мог поклясться, что температура в комнате действительно начала снижаться, когда мужчина остановился рядом со своей женой.

Женщина заговорила спокойно и тихо:

– Мы здесь, чтобы узнать, можно ли избавиться от его татуировок.

Т.У. сглотнул и приказал себе собраться. Окей, может, этот головорез просто был обычной звездой панк-рока. Музыкальный вкус Т.У. скорее склонялся в сторону джаза, так что он не смог бы опознать этого парня в кожаных штанах, черной водолазке, с туннелем в ухе... что многое объясняло. В том числе, и модельную красоту его жены. У большинства певцов ведь были роскошные женщины, так?

Да... Единственной проблемой в этой теории был черный взгляд. Это была не искусственно вылепленная, коммерчески выгодная, агрессивная внешность. В нем была настоящая жестокость. Далекая от морали и нравственности.

– Доктор? – спросила женщина. – Это может стать проблемой?

Он сглотнул, жалея, что отпустил Марсию. Но она же была женщиной, с детьми и все такое.

Вероятно, безопаснее для нее не быть здесь.

– Доктор?

Он просто продолжал смотреть на парня – тот не двигался, лишь дышал.

Черт, да если бы здоровый ублюдок захотел, он был уже разнес это место к чертям. Но вместо этого?

Он просто стоял там.

И стоял.

И... стоял.

В конце концов, откашлявшись, Т.У. решил, что, если бы и были какие-то неприятности, то они бы уже случились.

– Нет, никаких проблем. Я присяду. Сейчас.

Он опустился на стул, стоявший за столом, и, наклонившись в сторону, открыл ящик холодильника, в котором стоял целый ассортимент газированной воды.

– Могу я предложить вам выпить?

Когда они оба отказались, он вскрыл лимонную Перье и заглотил половину словно то был скотч.

– Так. Мне нужно составить анамнез.

Жена села в кресло, а муж продолжал нависать над ней, не сводя глаз с Т.У. Хотя в них было кое-что странное. Они держались за руки, и у Т.У. сложилось впечатление, что она каким-то образом сдерживает его.

Призывая на помощь опыт, он вытащил свой Уотерман и начал задавать стандартные вопросы. Отвечала жена: никаких известных аллергий; никаких хирургических операций; никаких проблем со здоровьем.

– Эмм... где татуировки?

Господи, пожалуйста, только не ниже талии.

– На его запястьях и шее. – Глаза, обратившись к мужу, засветились – Покажи ему, любимый.

Мужчина закатал рукав. Т.У. нахмурился – профессиональное любопытство взяло верх. Черные отметки были удивительно плотными, и хотя он и близко не стоял к экспертам по татуировкам, он мог с уверенностьютливостью сказать, что никогда не видел такого глубокого проникновения краски.

– Очень темные, – сказал он, наклоняясь. Что-то подсказало ему, что не стоит трогать мужчину, пока это не станет необходимым, и, следуя интуиции, он придержал руки. – Они очень, очень темные.

«Почти как наручники», – подумал он.

Т.У. откинулся на стуле.

– Я не уверен, что вы подходящий кандидат на лазерное удаление. Чернила кажутся такими плотными, что как минимум понадобиться несколько подходов только для того, чтобы проделать в пигментации хоть отверстие.

– Но вы все равно попытаетесь? – спросила жена. – Пожалуйста?

Брови Т.У. взлетели вверх. Слово «пожалуйста» не входило в лексикон его «нижних» клиентов. И тон ее также не соответствовал местным посетителям – тихое отчаяние, сквозившее в нем, чаще слышалось в голосах членов семей пациентов, обследовавшихся на верхних этажах. Для них медицинские решения имели жизненно важное значение, это не были проблемы, связанные с морщинками вокруг глаз или рта.

– Я могу попытаться, – сказал он, вдруг поняв, что, если она снова скажет что-то подобным тоном, он съест собственную ногу только для того, чтобы угодить ей.

Он взглянул на мужа.

– Не могли бы вы снять водолазку и забраться на стол?

Жена сжала его большую руку в своей.

– Все нормально.

Его лицо с провалившимися щеками и суровой линией подбородка обратилось к ней – казалось, он черпает из ее глаз осязаемую силу. Через мгновение он подошел к столу, забросил свое огромное тело наверх и снял водолазку.

Т.У. встал со стула и обошел стол...

Он застыл. Спина мужчины была покрыта шрамами. Шрамами... они выглядели так, словно остались после хлыста.

За всю свою медицинскую практику он не видел ничего подобного, и понял, что это, должно быть, было следствием какой-то пытки.

– Мои тату, док, – резко произнес муж. – Ты должен поедать глазами мои тату, буду за это тебе очень благодарен.

В ответ Т.У. лишь моргнул, и муж покачал головой.

– Ничего не получится...

Его жена подалась вперед.

– Нет, получится. Все...

– Давай найдем кого-то другого.

Т.У. обошел мужчину и, глядя тому в лицо, загородил проход к двери. Он медленно достал левую руку из кармана. Черный взгляд потяжелел, сосредоточившись на покрытой пятнами коже и изуродованном мизинце.

Пациент удивленно посмотрел на его; глаза сузились, словно он гадал: как далеко распространился ожог?

– По всей руке до плеча и на спине, – сказал Т.У. – Дом загорелся. Мне было десять. Был закрыт в своей комнате. Пока горел, был в сознании... все время. Потом провел восемь недель в больнице. Перенес семнадцать операций.

Последовала секунда тишины, словно муж выстраивал цепочку умозаключений в своей голове: если ты был в сознании, ты чувствовал запах поджаривающейся кожи и чувствовал каждую вспышку боли. И в больнице... операции...

Внезапно все тело мужчины расслабилось, напряжение вытекало из него, словно вода из открытого крана.

Т.У. часто видел подобное у своих ожоговых больных. Если ваш доктор знал, что это значит: быть там, где были вы, – и знал не потому, что его научили этому в медицинской школе, а потому, что сам пережил это, с ним вы чувствовали себя в безопасности – вы оба были членами одного эксклюзивного клуба жестокости.

– Так ты можешь сделать что-то с этими штуковинами, док? – спросил мужчина, положив предплечья на бедра.

– Я могу прикоснуться к вам?

Изуродованная губа мужчины слегка приподнялась, словно Т.У. только что получил очередное очко в свою пользу.

– Ага.

Т.У. намеренно работал обеими руками: так пациент мог довольно долго разглядывать его шрамы и сильнее расслабляться.

Закончив, он отступил назад.

– Ну, я не уверен, что получится, но давайте попробуем...

Т.У. поднял глаза и застыл. Радужки мужчины... теперь были желтыми. Ни следа черного цвета.

– Не обращай внимания на мои глаза, док.

Из ниоткуда в его мозгу появилось мысль о том, что нет ничего плохого в том, что он только что увидел. Правильно. Ничего. Особенного.

– На чем я остановился?.. О, да. Давайте дадим лазеру шанс. – Он повернулся к жене. – Вероятно, вы захотите поставить кресло поближе и держать его за руку? Думаю, так ему будет лучше. Я начну с запястья – посмотрим, как пойдет.

– Мне нужно лечь? – мрачно спросил пациент. – Потому что я не думаю, что... да, мне это может не понравиться.

– Да нет, необязательно. Вы можете сидеть, даже, когда будем обрабатывать шею, тогда я дам вам зеркало, чтобы вы видели, что я делаю. Я все время буду объяснять свои движения, говорить, что вы, скорее всего, почувствуйте. Мы можем остановиться в любой момент. Ваше слово – и все закончится. Контроль в ваших руках. Хорошо?

В повисшей тишине они оба уставились на него. А потом неровным голосом жена сказала:

– Вы, доктор Франклин, просто лапочка.

«У пациента невероятная терпимость к боли», – час спустя подумал Т.У., постукивая ногой по деревянной половице, направляя красный луч лазера на чернила, пропитавшие кожу мощного запястья. Просто невероятнейшая терпимость к боли. Каждое прикосновение было равносильно удару резиновым ремешком, что, конечно, было не так страшно, если приходилось вытерпеть один или два раза. Но большинству пациентов нужен был перерыв после нескольких минут работы. Этот парень? Даже ни разу не вздрогнул. Так что Т.У. продолжал и продолжал.

Конечно, проколотые соски, туннель в ухе и все эти шрамы явно демонстрировали его близкое знакомство с болью, как по собственному желанию, так и без него.

К сожалению, его татуировки лазеру совершенно не поддавались.

Выругавшись, Т.У. тяжело вздохнул и встряхнул правой рукой – она начала уставать.

– Все хорошо, док, – мягко сказал пациент. – Ты сделал все, что мог.

– Я просто не понимаю. – Он снял защитные очки и посмотрел на машину. На мгновение в его голову даже закралась мысль о том, что оборудование работает неправильно. Но он видел лазерный луч. – Цвет вообще не изменился.

– Док, на самом деле, все окей. – Пациент снял свои очки и слегка улыбнулся. – Я очень признателен тебе, что ты воспринял это так серьезно.

– Проклятье.

Т.У. чуть откинулся на табуретке и взглянул на чернила.

Непонятно откуда взявшиеся слова сорвались с его губ. Он ничего не мог поделать, хотя и понимал, что это, вероятно, далеко от профессионализма.

– Вы ведь не добровольно их получили, так ведь?

Жена заерзала на кресле, словно возможный ответ тревожил ее. Но муж просто покачал головой.

– Да, док. Недобровольно.

– Проклятье. – Он скрестил руки на груди и обратился к энциклопедическим знаниям о человеческой коже. – Я просто не понимаю, почему… И пытаюсь обдумать какие-то другие варианты. Не думаю, что химическое удаление даст больше эффекта. В смысле, вы взяли от лазера все по максимуму.

Удивительно изящные пальцы мужа пробежали по запястью.

– А мы можем просто вырезать их?

Жена покачала головой.

– Не думаю, что это удачная мысль.

– Она права, – прошептал Т.У., наклоняясь и прикасаясь к коже. – Ваша кожа обладает отличной эластичностью, но вам ведь еще нет тридцати, так что это вполне объяснимо. Придется вырезать полосками, потом зашивать. Останутся шрамы. А вокруг шеи я бы не рекомендовал это делать. Слишком рискованно из-за артерий.

– Что, если шрамы не проблема?

Он не собирался обсуждать этот вопрос. Учитывая спину этого мужчины, шрамы были очень спорным вопросом.

– Я бы не советовал.

Повисла тишина, в которой он продолжал обдумывать альтернативы, а они молчали, стараясь не мешать ему. Так ничего и не придумав, он просто уставился на них. Роскошная жена сидела рядом со своим устрашающим мужем. Одной ладонью она сжимала его руку, другой поглаживала по изуродованной спине.

Очевидно, шрамы не снижали его ценности в ее глазах. Для нее весь он был прекрасен, несмотря на состояние его кожи.

Т.У. подумал о собственной жене. Она была точно такой же.

– Идеи кончились, док? – спросил муж.

– Мне очень жаль. – Он огляделся вокруг, ненавидя ощущение подобной беспомощности. Как врача его учили делать что-то. Как человеку с сердцем ему было необходимо делать что-то. – Мне очень-очень жаль.

На лице мужа снова появилась эта слабая улыбка.

– Ты лечишь много людей с ожогами, так ведь?

– Это моя специализация. В основном детей. Ну, знаете, из-за…

– Да, понимаю. Спорю, ты хорошо с ними обращаешься.

– Как можно иначе?

Пациент наклонился вперед и положил свою громадную руку на плечо Т.У.

– Мы сейчас уйдем, док. Но моя шеллан оставит оплату там, на столе.

Т.У. бросил взгляд на жену, склонившуюся над чековой книжкой, и покачал головой.

– Почему бы нам не разойтись просто так. Я ничем вам не помог.

– Не, мы потратили твое время. Мы заплатим.

Т.У. пару раз тихо выругался. А потом просто выпалил:

– Черт возьми.

– Док? Посмотри на меня.

Т.У. поднял глаза на парня. Черт, это желтый взгляд был совершенно гипнотическим.

– Уау. У вас невероятные глаза.

Улыбка пациента стала шире, показавшиеся зубы… не были нормальными.

– Спасибо тебе док. Теперь послушай. Тебе, вероятно, будут сниться сны об этом, и я хочу, чтобы ты запомнил, что я в порядке.

Т.У. нахмурился.

– Почему мне должны сниться…

– Просто помни: все, что случилось – нормально, я в порядке. Зная тебя, уверен, что именно это будет тебя беспокоить.

– Я все равно не понимаю, почему у меня будут…

Т.У. моргнул и оглядел приемную. Он сидел на маленькой табуретке на колесиках, которую использовал при работе с пациентами, к смотровому столу было подвинуто кресло, а в руках он держал очки, защищающие от лазера… но кроме него в комнате никого не было.

Странно. Он мог бы поклясться, что только что разговаривал с самыми поразительными…

Он потер внезапно заболевшие виски и вдруг почувствовал ужасную усталость… усталость и непонятное огорчение: словно он провалил то, что было для него очень важным.

И беспокойство. Беспокойство о му…

Головная боль усилилась, и он встал и подошел к столу. На нем лежал конверт, простой белый конверт, на котором аккуратным почерком было написано: «В благодарность Т.У. Франклину, доктору медицины, в помощь его усилиям по обеспечению прекрасной работы отделения».

Он перевернул его, оторвал загнутый край и достал чек.

У него отвисла челюсть.

Сто тысяч долларов. Для дерматологического отделения больницы Святого Франциска.

В чеке было казано имя Фритца Перлмуттера, но ничего похожего на адрес, лишь краткое указание: «Национальный Банк Колдвелла, частная клиентская группа».

Сто тысяч долларов.

Воспоминание об изуродованном шрамами муже и прекрасной жене мелькнули в его сознании, но были похоронены под новой волной головной боли.

Т.У. взял чек и просунул его в карман своей рубашки, потом выключил лазер, компьютер и отправился к черному выходу из клиники, по пути он тушил свет.

По дороге домой он вдруг понял, что все время думает о своей жене, о том, какой она была, когда впервые увидела его после пожара столько лет назад. Ей было одиннадцать, и она пришла проведать его вместе с родителями. Он чуть не умер в тот момент, когда она вошла в дверь, потому что, уже тогда влюбленный в нее, лежал прикованным к больничной койке наполовину обернутый бинтами.

Она улыбнулась, взяла его здоровую ладонь и сказала, что, как бы ни выглядела его рука, она все равно хочет быть его другом.

Она сказала это на полном серьезе. И доказала это. Не однажды.

Даже полюбила его больше, чем просто друга.

Иногда Т.У. казалось, что, когда тот, кто важен для тебя, не обращает внимания на огрехи твоей внешности, ты истинно исцеляешься.

По дороге он проехал мимо ювелирного магазина, наглухо закрытого на ночь, а потом мимо цветочного, и мимо антикварного, который так любила его жена.

Она подарила ему троих детей. Почти двадцать лет брака. И время, и пространство, чтобы делать карьеру.

Он одарил ее кучей одиноких ночей. Ужинами только с детьми. Однодневными или двухдневными каникулами, привязанными к дерматологическим конференциям.

И Вольво.

Т.У. потребовалось двадцать минут, чтобы добраться до Ханнафорд, который был открыт всю ночь. Он бросился в супермаркет бегом, хотя никаких временных ограничений на работу тот не предполагал.

Отдел, где продавались цветы, располагался слева от автоматических дверей, через которые он вошел внутрь. Увидев розы, хризантемы и лилии, он подумал о том, чтобы подогнать задом к магазину свой Лексус и завалить багажник цветами. И заднее сидение тоже.

Впрочем, в конце концов, он выбрал один единственный цветок и по пути домой с превеликой осторожностью держал его, зажав между указательным и большим пальцем.

Он заехал в гараж, но не стал входить через кухню. Вместо этого он прошел к парадной двери и позвонил.

Прекрасное, такое знакомое лицо его жены показалось в длинном узком окне, пара которых украшала фасад, выполненный в колониальном стиле. Она была в замешательстве, открывая дверь.

– Ты забыл свои…

Т.У. вытянул вперед обожженную руку с цветком.

Это была одинокая маленькая маргаритка. Точна такая же, как те, что она приносила ему раз в неделю в больницу. Два месяца подряд.

– Я не достаточно отблагодарил тебя за все, – прошептал Т.У. – И не достаточно часто говорил, что люблю тебя. Или что я думаю, что ты такая же красивая, какой была в тот день, когда я женился на тебе.

Дрожащими руками его жена взяла цветок.

– Т.У.… ты в порядке?

– Боже… одно то, что тебе приходится спрашивать об этом только потому, что я принес цветок… – Он покачал головой и притянул ее в объятия, сжимая изо всех сил. – Прости меня.

Их дочь-подросток, проходившая мимо, закатила глаза, направляясь к лестнице.

– Снимите номер.

Т.У. отклонился назад и заправил чуть тронутые сединой волосы жены ей за уши.

– Думаю, нам стоит последовать ее совету, что скажешь? И кстати, мы поедем куда-нибудь на нашу годовщину, и это не будет связано с конференциями.

Его жена улыбнулась и совершенно просияла.

– Что с тобой случилось?

– Сегодня у меня был этот пациент с женой… – Он вздрогнул и потер виски. – То есть… о чем это я?

– Как насчет ужина? – Спросила жена, обнимая его сбоку. – А потом обсудим номер.

Закрывая дверь, Т.У. наклонился к ней. Пока они, обнявшись, шли по коридору на кухню, он поцеловал ее.

– Звучит прекрасно. Просто прекрасно. Глава 10

А в особняке Братства Зед стоял у одного из окон их с Бэллой спальни и смотрел вниз на террасу и сады позади. Запястья жгло в тех местах, где поработал лазер, но боль была несильной.

– Все оказалось не таким уж неожиданным, – сказал он. – Кроме того, что док мне понравился.

Бэлла подошла сзади и обняла его за талию.

– Он хороший парень, правда?

Они стояли вместе, а огромное множество «что дальше?» витало в воздухе. К несчастью, у него не было ответов. Он полагался на удаление меток, словно это каким-то образом изменило бы все к лучшему.

Хотя на его лице в любом случае остался бы шрам.

В детской Налла что-то пробормотала, а потом раздалась икота. И плач.

– Я только что покормила ее и сменила пеленки, – отодвинувшись, произнесла Бэлла. – Даже не знаю, из-за чего это…

– Позволь мне проверить ее, – напряженно прошептал он. – Посмотрим, может я…

Бэлла приподняла брови, и потом кивнула.

– Хорошо, я побуду здесь.

– Я не уроню ее. Обещаю.

– Я знаю. Просто убедись, что поддерживаешь головку.

– Хорошо. Понял.

Заходя в детскую, Зед ощущал себя так, будто выходит невооруженным к толпе лессеров.

Словно почувствовав его, Налла издала свист.

– Это твой отец. Папа. Папочка.

Как она будет его называть?

Он подошел ближе и посмотрел на свою дочь. На ней была пижамка «Рэд Сокс», несомненно, подарок Вишеса и/или Бутча, а нижняя губа дрожала, словно хотела спрыгнуть с подбородка, но боялась падения.

– Почему ты плачешь, малышка? – мягко спросил он.

Она потянулась к нему ручками, и он посмотрел в сторону двери. Обрадовался, что Бэллы там не было.

Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел, как неуклюже он потянулся к кроватке и…

Налла идеально расположилась в его руках, попка – в одной, головка бережно лежала в другой. Когда он, выпрямившись, поднял ее, она оказалась на удивление крепенькой, и теплой, и…

Она ухватилась за его воротничок и потянулась, требуя близости… и подчиниться ей оказалось невероятно легко. Когда он прижал ее к своей груди, она мгновенно успокоилась, сливаясь своей плотью с его телом.

Держать ее в своих руках было так естественно. Он подошел к креслу-качалке и сел в него, отталкиваясь одной ногой, раскачивая их вперед-назад.

Уставившись на ее реснички, пухлые щечки и мертвую хватку на воротничке, он осознал, насколько сильно она нуждалась в нем – и не просто потому, что он защищал ее. Она нуждалась и в его любви.

– Похоже, вы поладили, – тихо произнесла Бэлла, стоя в дверях.

Он поднял глаза.

– Кажется, я ей нравлюсь.

– Разве могло быть иначе?

Снова посмотрев на дочь, он сказал:

– Было бы здорово, если бы их удалили. Татуировки. Но она в любом случае, спросит о шраме.

– Она все равно будет любить тебя. Уже любит.

Он пробежался указательным пальцем по ее ручке, поглаживая, и она еще сильнее прижалась к его сердцу и поиграла в ладушки с его свободной рукой.

Внезапно, он сказал:

– Ты мало рассказывала мне о своем похищении.

– Я… не хотела тебя расстраивать.

– Ты считаешь, меня стоит защищать от вещей, способных огорчить?

– Нет.

– Уверена в этом?

– Зейдист, я так делаю только потому, что думаю…

– Какой из меня мужчина, раз я даже не был рядом, когда был тебе нужен?

– Ты всегда рядом со мной. И мы уже об этом говорили.

– Говорили.

Боже, он чувствовал себя таким дерьмом – ей столько всего приходилось делать одной из-за его долбаных мозгов.

И все же ее голос звучал твердо и уверенно, когда она произнесла:

– Если говорить о похищении… я не хочу, чтобы ты хоть что-то знал. Не потому, что ты не сможешь с этим справиться, а потому, что я не хочу давать этому ублюдку шанс еще хоть как-то влиять на мою жизнь. – Она покачала головой. – Я не стану давать ему возможность разозлить тебя, если того можно избежать. Ни в коем случае – вот в чем правда, и неважно, пережил ли ты что-нибудь травмирующее или нет.

Пробурчав что-то, Зед дал знать, что услышал ее, но не согласился. Он хотел дать ей все, в чем она нуждалась. Она не заслужила меньшего. Но прошлое мучило его. До сих пор. Боже, то, как он вел себя с Наллой…

– Можно я скажу кое-что по секрету?

– Конечно.

– Мэри хочет ребенка.

Глаза Зеда распахнулись.

– Правда? Это отличная…

– Биологического.

– О.

– Да. Она не может иметь своего, и значит, Рейджу придется переспать с Избранной.

Зед покачал головой.

– Он никогда этого не сделает. Он не будет ни с кем кроме Мэри.

– Она тоже так говорит. Но если он не сделает, то Мэри не сможет держать на руках его частичку.

Да, потому что искусственное оплодотворение не действует на вампиров.

– Она еще не говорила с Рейджем на эту тему, потому что хочет сперва разобраться в себе. Она рассказала обо всем, что переживает сейчас, мне, вместо того, чтобы выжимать все соки из него. Порой она так сильно хочет ребенка, что думает, что не сможет вынести это. Но потом все меняется, и она не может допустить даже мысли об этом и подумывает об усыновлении. Я к тому, что ты не можешь решить абсолютно все со своим партнером. И не должен. И, тем не менее, ты был рядом тогда. Ты рядом со мной сейчас. Я не сомневаюсь в этом. Но это не значит, что я должна вытягивать из тебя правду. Исцеление зависит от множества факторов.

Он попытался представить, как рассказывает Бэлле во всех подробностях о насилии, которому подвергался… Нет… он ни за что на свете не разобьет ее сердце гребаным кошмаром, через который прошел.

– Ты обсуждала это с кем-нибудь? – спросил Зед.

– Да, у Хэйверса. И говорила с Мэри. – Последовала пауза. – И я отправилась… туда, где меня держали.

Его глаза взметнулись и уставились на нее.

– Да?

Она кивнула.

– Должна была.

– Ты не говорила мне.

Твою мать, она была там? Без него?

– Мне нужно было. Ради себя. Нужно было пойти одной, и я не хотела спорить. Лишь убедилась, что Роф знает о моем уходе, и сообщила ему сразу, как вернулась.

– Черт… я должен был знать. Чувствую себя дерьмовым хеллреном.

– Кто угодно, только не ты. Особенно сейчас, когда так держишь свою дочку.

Последовала длинная пауза.

– Слушай, – сказала она, – если это поможет, то могу сказать, что никогда не чувствовала, будто не могу с тобой чем-то поделиться. Я никогда не сомневалась в том, что ты поможешь и поддержишь меня. Но просто потому, что мы женаты, еще не значит, что я больше не принадлежу самой себе.

– Я знаю… – Он подумал минутку. – Я не хотел возвращаться туда, где… В этот замок. Если бы она не держала в плену еще одного мужчину в том подвале… я никогда бы не вернулся.

И сейчас он не мог. То место в Старом Свете, где его удерживали, давным-давно продали людям – сейчас там располагается Национальный трест[22].

– Ты почувствовала себя лучше? – неожиданно спросил он. – После того, как побывала в том месте?

– Да, потому что Вишес сжег его дотла. Исцеление стало более полным.

Зед рассеянно потер кругленький животик Наллы, пристально смотря на свою шеллан.

– Странно, что мы раньше не говорили об этом.

Бэлла улыбнулась и кивнула на малышку.

– Нужно было сосредоточить внимание на кое-чем другом.

– Могу я быть честным? Кретину, живущему во мне, нужно удостовериться, что ты знаешь: если бы ты захотела, чтобы я поехал с тобой в это место, я бы сделал это и был бы рядом.

– Безусловно знаю. Но все равно, я хотела поехать одна. Не могу объяснить… я просто должна была это сделать. Вопрос мужества.

Налла, посмотрев в сторону мамы, изогнулась и забормотала, требуя чего-то.

– Думаю, она хочет того, что только ты можешь дать ей, – улыбаясь, произнес Зед, поднявшись с кресла.

С Бэллой они встретились на середине комнаты. Передавая ребенка, он поцеловал шеллан и немного задержался, не отпуская ребенка.

– Мне нужно уйти, хорошо? – сказал он. – Ненадолго.

– Будь осторожен.

– Обещаю. Я же должен заботиться о своих девочках.

Зейдист вооружился и дематериализовался на запад города, где обширный лес протянулся в самой гуще сельской местности.

Впереди, в пятидесяти футах, предстал открытый участок земли, прямо у ручья, но вместо находившегося там пустого пространства между соснами, он представил однокомнатный домик, отделанный фанерой, с жестяной крышей.

Пришедшее ему в голову, было также реально, как и деревья вокруг и звезды в ночном небе: здание было построено на скорую руку Обществом Лессенинг для временного пользования. Но происходящее внутри носило постоянный характер.

Он прошел к пустоши. Ветки лесного настила хрустели под ботинками, напоминая спокойное пламя в камине.

Но мысли его были далеки от спокойствия и дружелюбия.

Пройдя через дверь этого строения, можно было увидеть душевую кабинку и бадью из гипсокартона с туалетным сиденьем сверху. В течение шести недель Бэлла мылась в кабинке четыре на четыре фута и, он знал наверняка, не в одиночестве. Этот ублюдочный лессер наблюдал за ней. Возможно, помогал.

Черт, одна мысль о чем-то подобном снова пробуждала желание поймать подонка. Но Бэлла позаботилась о его смерти, так ведь? Именно она выстрелила ему в голову, пока ублюдок стоял перед ней, плененный своей извращенной любовью…

Черт.

Встряхнувшись, Зед представил, что снова стоит в комнате здания. Слева, на стеллаже, на непрочных деревянных полках, удерживаемых хлипкими кронштейнами, лежали пыточные инструменты. Зубила, ножи, ножовки… он помнил, какими отполированными они были.

Огнеупорный стенной шкаф, с которого он сорвал двери.

И стол для вскрытия из нержавеющей стали, весь покрытый свежей кровью.

Его он отшвырнул в угол, словно кусок мусора.

Он хорошо помнил, как они ворвались в строение. Он искал Бэллу несколько недель, после того, как лессер вломился в дом и похитил ее. Все думали, что она мертва, но он отказывался в это верить. Его мучила необходимость вызволить ее… необходимость, которую он не понимал, но не мог отрицать.

Переломный момент наступил, когда гражданский вампир спасся из центра убеждения, как его называло Общество Лессенинг, и вычислил местоположение, дематериализуясь через каждые сто ярдов от места и оставляя метки. С помощью карты, которую он нарисовал Братству, Зед пришел сюда за своей женщиной.

Сперва, он обнаружил выжженный круг на земле прямо за дверью. Он решил, что это была Бэлла, погибшая на солнце. Он рухнул на колени и дотронулся рукой до круга из пепла, его зрение стало расплывчатым, он не знал почему.

Слезы. В глазах стояли слезы. А он так давно не плакал, что даже не понял, что это.

Вернувшись к реальности, Зед собрался с духом и шагнул вперед, ступая ботинками по короткой, заросшей сорняками траве. Как правило, когда Вишес использовал свою руку, не оставалось ничего, кроме пепла и мелких металлических частиц – это же случилось и здесь. Но из-за подбирающегося все ближе подлеска пустошь должна была вскоре зарасти.

Однако три трубы, врытые в землю, остались. И будут существовать, сколько бы сосен не выросло рядом.

Опустившись на колени, он вытащил свой Маглайт и направил луч в дыру, где держали Бэллу. Отверстие было наполнено сосновыми иголками и водой.

Он нашел ее в этой дыре в декабре и мог только представить окружавший ее холод… Холод, темноту и давление рифленого металла.

Он почти упустил эти подземные темницы. Бросив стол через комнату, он услышал поскуливание – именно оно и привело его сюда, к этим трем трубам. Откинув крышку клетки, откуда раздавался звук, он понял, что нашел ее.

Однако это была не она. Когда он потянул одну из веревок, ведущих в дыру, появился гражданский мужчина, дрожавший словно ребенок.

Бэлла лежала без сознания в одной из других труб.

Пытаясь вытащить ее, Зед получил пулевое ранение в ногу – спасибо охранной системе, которую Рейдж обезвредил лишь частично. Даже с попавшей в ногу пулей, он ничего не почувствовал, когда, опустившись на колени, медленно потянул за веревку. Сначала он увидел красно-коричневые волосы любимой, и головокружительное облегчение окутало его теплым облаком. Но потом стало видно ее лицо.

Ее глаза были зашиты. Зед поднялся на ноги, тело восстало против воспоминания: живот скрутило, а горло сжалось.

Он ухаживал за ней после. Купал ее. Позволил ей пить из него, хотя одна мысль о проржавевшем дерьме в венах выкидывала его на грань истерики.

Он обслужил ее во время жажды. Вследствие чего появилась Налла.

Взамен? Бэлла вернула ему жизнь.

Зед в последний раз оглянулся, видя не пейзаж, но правду. Бэлла могла быть меньше его и на сто фунтов[23] легче, могла быть необучена боевым искусствам и не знать, как стрелять… но она была сильнее его.

Она преодолела то, что с ней сделали.

Он задумался, оглядывая пустошь. Могло ли прошлое быть лишь строением в твоих мыслях, которое можно сжечь и освободиться?

Он прошелся взад-вперед по своим следам на лесной подстилке. Сорняки торчали из земного покрова, словно зеленые усы, распространяясь именно там, где было больше солнечного света.

Новая жизнь возрождалась из пепла.

Зед достал телефон и набрал текст, который никогда бы раньше не набрал.

Потребовалось четыре попытки, чтобы напечатать верно. И нажав отправку, он каким-то образом почувствовал, что изменил направление своей жизни.

«Я могу это сделать, так ведь?» – подумал он, убирая Рэйзер назад в карман.

Ты можешь выбирать одни дорожки, а не другие. Не всегда, конечно. Порой судьба просто ведет тебя к пункту назначения, высаживает там, и ничего с этим не поделаешь.

Но иногда ты сам выбираешь адрес. И если у тебя есть хоть немного мозгов, как бы ни было трудно или странно, ты зайдешь в дом.

И обретешь себя. Глава 11

Час спустя Зейдист находился в подвале особняка Братства, сидя около угольной печи. Эта штука была реликвией из 1900-ых годов, но работала исправно, так что не было причин для ее замены. К тому же, постоянное горение угля стоило усилий, а доджены любили повседневную рутину. Чем больше работы по дому, тем лучше.

У огромной печи спереди было маленькое окошко, сделанное из закаленного стекла дюймом в ширину, а по ту сторону пылало пламя, ленивое и горячее.

– Зейдист?

Он потер лицо и не стал оборачиваться на звук знакомого женского голоса. На каком-то уровне он просто не мог поверить, что собирался сделать то, зачем пришел, а желание убежать стало нестерпимым.

Он откашлялся.

– Привет.

– Привет.

Последовала пауза, а затем Мэри произнесла:

– Пустое кресло рядом с тобой приготовлено для меня?

На этот раз он обернулся. Мэри, стоявшая у подножия подвальной лестницы, была одета как всегда: в штаны цвета хаки и свитер. С левого запястья свисал огромный золотой Ролекс, а в мочках ушей поблескивали маленькие жемчужины.

– Да, – сказал он, – для тебя… Спасибо, что пришла.

Мэри приблизилась, ее мокасины слегка шаркали по бетонному полу. Сев на батистовое кресло, она передвинула его так, чтобы оказаться лицом к Зеду, а не к печи.

Он потер свой бритый череп.

Молчание затянулось, по комнате пробежался холодок... наверху кто-то включил посудомоечную машину… а на кухне зазвонил телефон.

В конце концов, чувствуя себя по-дурацки из-за молчания, он показал ей одно из своих запястий.

– Мне нужно потренироваться над тем, что я скажу Налле, когда она спросит об этом. Мне просто… нужно иметь что-то наготове для ответа. Что-то… правильное, понимаешь?

Мэри медленно кивнула.

– Да, понимаю.

Он повернулся к печи и вспомнил, как горел в ней череп Госпожи. Он понял, что это было равноценно сожжению того места, где держали Бэллу. Он не могспалить замок дотла… однако, было в огне что-то очищающее.

Не сделанное им и было следующей ступенью исцеления.

Спустя какое-то время Мэри спросила:

– Зейдист?

– Да?

– Что это за отметки?

Он нахмурился и взглянул на нее, гадая: знает ли она? Но… хм, она же была человеком. Может и не знала.

– Это рабские метки. Я был… рабом.

– Было больно, когда их наносили?

– Да.

– Это сделал тот же человек, что порезал твое лицо?

– Нет, это был хеллрен моей хозяйки. Моя хозяйка… нанесла эти метки. Но именно он оставил шрам.

– Как долго ты был рабом?

– Сто лет.

– Как ты освободился?

– Фьюри. Фьюри меня вытащил. Вот как он лишился ноги.

– Тебе причиняли боль, пока ты был в рабстве?

Зед сглотнул.

– Да.

– Ты все еще вспоминаешь об этом?

– Да. – Он посмотрел на свои руки. По непонятной причине они внезапно заболели. О, верно. Он сомкнул кулаки и сжал их так сильно, что пальцы едва не отваливались от костяшек.

– Рабство все еще существует?

– Нет. Роф объявил его вне закона. В качестве свадебного подарка для меня и Бэллы.

– Каким именно ты был рабом?

Зейдист зажмурился. О, да. На этот вопрос он и не хотел отвечать.

Какое-то время он мог лишь удерживать себя в сидячем положении. Но потом притворно спокойным тоном, он ответил:

– Я был рабом крови. Женщина использовала меня ради крови.

Последовавшая тишина легла на него ощутимым грузом.

– Зейдист? Можно положить руку на твою спину?

Его голова сделала движение, похожее на кивок, и нежная ладонь Мэри опустилась на его лопатку. Она гладила его медленными, легкими кругами.

– Это правильные ответы, – произнесла она. – Все.

Он быстро заморгал, когда пламя в печном окне стало расплывчатым.

– Думаешь? – хрипло спросил он.

– Нет. Я знаю. Эпилог

Шесть месяцев спустя…

– И что у нас здесь за шум, сокровище?

Зайдя в детскую, Белла обнаружила Наллу, стоявшую в детской кроватке: ее руки сжимали перила, а маленькое личико покраснело и сжалось из-за крика. Абсолютно все было разбросано по полу: подушка, мягкие игрушки, одеяло.

– Похоже, у тебя опять конец света, – произнесла Белла, подхватив свою плачущую дочь и взглянув на беспорядок. – И о чем нам это говорит?

Внимание лишь подстегнуло поток слез.

– Ну хватит, попытайся дышать – так ты станешь еще громче… Хорошо, ты уже ела, и, значит, это не голод. И ты сухонькая. – Еще больше рева. – Кажется, я знаю, в чем дело…

Бэлла посмотрела на часы.

– Мы, конечно, можем попробовать, но я не уверена, что время подходящее.

Наклонившись, она подхватила с пола любимое розовое одеяльце Наллы, завернула в него малышку и направилась к двери. Налла немного успокоилась, когда они покинули детскую и прошли по коридору со статуями к парадной лестнице, а путешествие через туннель к тренировочному центру прошло еще тише – но когда они зашли в кабинет, а он оказался пустым, плач возобновился.

– Держись, мы просто глянем...

Снаружи, в коридоре, группа учеников покидала раздевалку и двигалась в сторону парковки. Было приятно видеть их, и не только потому, что Налла возможно получит желаемое: после нападений на глимеру, занятия для будущих солдат были прекращены. Но сейчас Братство снова занималось следующим поколением – только в этот раз не все из них были аристократами.

Бэлла вошла в спортзал через запасной вход и залилась краской от увиденного. Зейдист был впереди, работал с подвесной грушей. Его сильные кулаки отбрасывали ее назад, пока та не застыла под острым углом. Под светом ламп его обнаженный торс был великолепен, мускулы порочно очерчены, кольца в сосках блестели, а боевая форма была идеальна даже для ее неискушенного взгляда.

В другой стороне стоял полностью остолбеневший ученик, толстовка свисала с его маленькой руки. Он наблюдал за тренировкой Зейдиста, и лицо его выражало смесь страха и восхищения, глаза были широко распахнуты, челюсть отвисла, и рот раскрылся в форме маленькой «о».

Как только крики Наллы раздались в зале, Зед резко обернулся.

– Прости за беспокойство, – произнесла Бэлла сквозь вопли. – Но она хочет к папочке.

Лицо Зеда мгновенно засветилось любовью, жесткая концентрация тут же покинула его взгляд и заменилась на то, что Бэлла называла «Налла–взгляд». Он встретил их на полпути через синие маты, целуя Бэллу в губы и принимая малышку в свои руки.

Налла мгновенно устроилась в объятиях отца, обхватив ручками его мощную шею и прижавшись к широкой груди.

Зед посмотрел на ученика. Низким голосом он сказал:

– Автобус на подходе, сынок. Лучше поторопись.

Когда он снова повернулся, Бэлла почувствовала, как рука хеллрена переместилась на ее талию и прижала ближе к нему. Поцеловав ее еще раз, он прошептал:

– Мне нужно в душ. Не хочешь помочь?

– О, да.

Все трое покинули спортзал и направились в особняк. На полпути Налла вырубилась, и, поднявшись к спальне, они прошли к детской, положили ее в кроватку, и после насладились очень горячим душем – горячим не только от температуры воды.

Когда они закончили, Налла снова проснулась, и настал час чтения.

Пока Бэлла сушила полотенцем волосы, Зед вошел с малышкой на руках, и папа с дочкой устроились на огромной кровати. Бэлла вышла чуть позже и облокотилась спиной на дверь, наблюдая за ними. Парочка прижалась друг к другу так близко, будто они были одним человеком. На Зеде была пара пижамных штанов из шотландки и открытая мужская майка. На Налле – бледно-розовая пижамка с белой надписью «Папина дочка».

– «Места куда пойдешь», – прочитал Зед из книжки, лежавшей на колене. – Доктор Сьюз.

Зед читал, а Налла время от времени похлопывала по страницам.

Это был новый обычай. В конце каждой ночи, когда Зед возвращался с патруля или обучения, он обычно принимал душ, пока Бэлла кормила Наллу, а потом они с дочерью забирались на кровать, и он читал ей, пока та не засыпала.

После чего он бережно относил ее в детскую… а затем наступало время для «мамочки и папочки», как он это называл.

Это чтение и его отношение к Налле были чудом, к которым приложила руку Мэри. Они с Зедом встречались раз в неделю в подвале, около печи. Бэлле дали знать об этих сеансах, а иногда Зед немного рассказывал о происходящем там, но в большинстве случаев обсуждаемое не покидало стен подвала. Бэлла понимала: Зед делился ужасными вещами – после сеансов Мэри частенько запиралась в спальне с Рейджем и долго, долго не появлялась. Но это работало. Зед находил облегчение по-другому, по-новому.

Это проявлялось и в отношение к Налле. Когда малышка ухватывалась за его запястья, он не отталкивал ее, а позволял трогать его и целовать метки. Он разрешал ей лазить по изуродованной спине и тереться личиком о его лицо. И он добавил имя дочери на свою спину: Братья вырезали его прямо под именем Бэллы.

Проявлялось также в том, что кошмары прекратились. Уже много месяцев он не просыпался в поту.

Это было видно и по его улыбке. Она стала шире, появлялась чаще.

Картинка, стоявшая перед глазами, резко поплыла, и, словно учуяв слезы, Зед тут же взглянул на нее. Нахмурившись от беспокойства, он продолжил читать.

Бэлла послала ему воздушный поцелуй, а он в ответ похлопал по матрасу рядом с собой.

– «Итак, в путь!» – закончил он, когда Бэлла подошла ближе.

Налла, издав счастливый вскрик, ударила по книжной обложке, которую только что закрыл Зед.

– Ты в порядке? – прошептал он Бэлле на ухо.

Положив руку на его щеку, она притянула его губы к своим.

– Да. Еще как.

Когда они поцеловались, Налла снова ударила книжку.

– Ты уверена, что все нормально? – спросил Зед.

– О да.

Налла ухватилась за книжку, и Зед ухмыльнулся, слегка потягивая ее назад.

– Эй, ты что делаешь, малышка? Хочешь еще? Тебе уже хватит… ты… о, нет… только не дрожащая губа… о, нет. – Налла хихикнула. – Возмутительно! Ты хочешь еще, и знаешь, что получишь желаемое из-за Губы. Здорово, ты крутишь своим папочкой, как только хочешь, так ведь?

Налла проворковала что-то, когда ее папа снова открыл книгу. Тихим голосом Зед снова начал рассказ.

– «Поздравляю! Сегодня – твой день…».

Бэлла прикрыла глаза и положила голову на плечо хеллрена, слушая сказку.

Из всех мест, где она побывала, это было лучшим. Прямо здесь. С ними двумя.

И она знала, что Зейдист чувствует то же самое. Об этом говорили часы, проведенные с Наллой. Дни, когда он тянулся под простыней к Бэлле, когда они оставались наедине. Он снова начал петь, стал зависать с Братьями не ради тренировок, а ради веселья. У него появилась новая улыбка – та, которую она раньше никогда не видела, а сейчас не могла дождаться, чтобы увидеть снова.

Свет был в его глазах, в его сердце.

Он был… счастлив. И становился все счастливее.

Словно прочитав ее мысли, Зед взял ее руку в свою широкую ладонь и сжал.

Да, он чувствовал то же самое. Это было его самое любимое место.

Слушая историю, Бэлла позволила себе задремать. То же сделала и ее дочка. Они в безопасности; все так, как должно быть.

Их мужчина вернулся к ним… и останется навсегда.

Конец рассказа.

ДОСЬЕ БРАТЬЕВ

Его Королевское Величество Роф, сын Рофа

«Добро пожаловать в прекрасный мир ревности», подумал он. «После вступления вы приобретаете чудовищную головную боль, а также непреодолимое желание совершить убийство, в придачу с комплексом неполноценности».

Гип-гип-ура!»

Возраст

343 года

Принят в Братство Черного Кинжала

Длинная история…

Рост

205 см

Вес

123,6 кг

Цвет волос

Черные, прямые, длиной до поясницы

Цвет глаз

Бледно-зеленые

Отличительные физические черты

Татуировки на предплечьях, указывающие на королевское происхождение. Метка братства на левой части груди. Имя Элизабет на Старом Языке, вырезанное на плечах.

Отметки

Татуировки на предплечьях, указывающие на королевское происхождение; метка братства на левой части груди; имя Элизабет на Старом Языке, вырезанное на плечах.

Предпочитаемое оружие

Метательные звезды

Описание

«Роф был шестью футами шестью дюймами чистого ужаса, одетого в кожу. Его волосы были длинными и черными и падали на лицо прямо от «вдовьего пика». Непроницаемые солнечные очки скрывали глаза, которых никто никогда не видел без них. Плечи были размером вдвое больше, чем у большинства мужчин. С лицом одновременно аристократическим и жестким, он напоминал короля, которым был по праву рождения, и солдата, которым сделала его судьба.» «Темный любовник», стр.3[24]

Супруга

Элизабет Энн Рэндалл

Персональный опросник

Последний фильм, который ты смотрел

«Фрикадельки»[25] (по вине Рэйджа).

Последняя книга, которую ты читал

«До свидания, луна!» Маргарет Вайс Браун[26] (читал Налле).

Любимое телешоу

NBS Вечерние новости с Брайаном Виль­ямсом.

Последнее просмотренное телешоу

Офис[27] (тоже любимый).

Последняя игра, в которую ты играл

Монополия.

Самый большой страх

Смерти.

Самая большая любовь

Бэт.

Любимая цитата

«Правь сердцем и кулаком».

Боксеры или плавки?

Черные боксеры.

Часы

Брайля[28].

Машина

Меня возит Бэт на своей Ауди, или Фритц.

Сколько сейчас времени?

Два часа ночи.

Где ты?

В своем кабинете.

Что на тебе надето?

Черные кожаные брюки, черная фут­болка «Хэйнс»[29], ботинки.

Что у тебя в шкафу?

То же самое, а также черный костюм от «Брук Бразерс»[30], белая роба для аудиен­ций с Девой-Летописицей.

Что ты ел в последний раз?

Сэндвич с ягненком, приготовленный Бэт.

Опиши свой последний сон

Не твое дело.

Кола или Пепси?

Кола.

Одри Хепберн или Мерлин Монро?

Элизабет Рэндалл.

Кирк или Пикар[31]?

Кирк.

Футбол или бейсбол?

Регби.

Самая сексуальная часть тела твоей женщины

Шея моей шеллан.

Что тебе больше всего нравится в Бэт?

Все. Абсолютно все.

Твои первые слова, сказанные ей

«Я подумал, мы попробуем заново».

Ее ответ на них

«Кто ты?».

Последний подарок, который ты ей сделал

Сережки со светло-желтыми бриллиантами от «Graff»[32] в пару к подаренному кольцу.

Твой самый романтический поступок

Ее спросите.

Ее самый романтический поступок

То, как она разбудила меня около часа назад.

Что бы ты хотел в ней изменить?

Единственное - встретить ее на пару столетий раньше.

Лучший друг (исключая шеллан)

Потерял примерно три года назад.

Когда в последний раз ты плакал?

Не твое дело

Когда ты в последний раз смеялся?

Минут двадцать назад, когда Налла впервые увидела свои ноги.

Интервью с Рофом

Один факт о Короле: он соглашается на интервью только на своих усло­виях. Это многое о нем говорит. Все происходит только на его условиях, но, видимо, являясь последним чистокровным вампиром на планете и королем своей расы… ну, будучи настолько же крупным, и если твой взгляд способен резать стекло, словно алмаз, то ты пове­леваешь миром, а не плывешь по течению. Я уже говорила, что на мне сейчас высокие рыболовные сапоги, и я стою по бедро в хо­лодном течении реки Адирондак?

Да, король ловит рыбу.

Морозным ноябрьским вечером, мы с Рофом стоим посреди подвижной, грязной воды, причем холодной. На мне длинные подштанники, у Рофа, уверена, их нет, ведь он не станет волноваться о холоде. Тем не менее, он пошел на уступки и одел гигантские са­поги, которые Фритц заказал специально для пары гигантских ног, каждая из которых размером с мой торс. Я стою сбоку от короля; решила, что если встану спереди или сзади, то окажусь на пути крючка, и, учитывая, что я несколько недель выпрашивала это интервью, совсем не горю желанием попасть в отделение скорой помощи, будучи заброшенной куда-нибудь.

Попутно замечаю, что Роф выглядит измотанным. Вообще-то, он по-прежнему но­мер один в списке Срань-Господня-Мега-Сексуальных-Мужчин, которых я когда-либо встречала, но, честно говоря, можно ли быть сексуальней парня с черными волосами дли­ной до бедер, вдовьим пиком, солнечными очками в твердой оправе? Не говоря уже о та­туировках на предплечьях, его зеленых глазах и…

Слушайте, я никогда не оценивала его задницу. Никогда. Ни разу. Или широченные плечи. Или кубики на прессе.

О, да не смотрите так на меня.

Кстати, где мы? Точно, в течении. Рыбачим.

Мы с королем в полумиле от безопасного дома Ривенджа, в горах Адирондак, возле национального парка «Черный полоз». Роф стоит в пятнадцати футах от меня, размахи­вает правой рукой взад-вперед в медленном ритме, закидывает тонкую, словно паутинку, леску, позволяет потоку захватить ее. Шум воды – словно перезвон китайских колоколь­чиков, она течет между коричневыми и серыми камнями, а деревья по обе стороны бере­гов посвистывают, пока ветер щекочет их ветви. Холодный ветер бодрит, и я радуюсь тому, что оставила яблоки мекинтош [33] в рюкзаке, который мы взяли с собой… осень все­гда приходит с этими кислыми, сочными чертятами.

И еще кое-что важное: под каждой рукой Рофа расположился сорокамиллиметро­вый, а в карманах лежали метательные звездочки. Сороковые я вижу. Про звездочки он рассказал мне.

Дж.Р.: Я могу говорить начистоту?

Роф: Тебе же лучше. Потому что я почувствую, если ты врешь.

Дж.Р.: И то верно. Эм... Я удивлена, что тебе хватает терпения на это. На рыбную ловлю, в смысле.

Роф: (пожимает плечами) Дело не в терпении. Это успокаивает. И нет, я не хожу на йогу. Это удел Рейджа.

Дж.Р.: Он продолжает ходить на занятия?

Роф: Ага, по-прежнему скручивает свое тело в разных позах. Клянусь, растяжка у ублюдка отличная.

Дж.Р.: Кстати, про Мери и Рейджа. Это правда?

Роф: Про усыновление? Да. Когда родилась Налла, они вроде как сели и решили, что да, мы хотим ребенка.

Дж.Р.: Как много уйдет времени на это? И куда они отправятся за ребенком?

Роф: Ты узнаешь об этом, когда все будет сделано. Но нужно время.

Дж.Р.: Ну, я рада за них. (Повисла пауза, в течение которой Роф вытянул леску, а потом забросил в другую часть реки). Ты хочешь...

Роф: Нет. Я по-прежнему не хочу детей. После того, что пережила Белла… (Качает голо­вой). Не-а. И, прежде чем ты спросила, Бэт все устраивает. Думаю, она захочет ребенка в будущем. Просто надеюсь, что это случится скорее позже, чем раньше. К тому же, честно говоря, она еще не прошла через первую жажду, поэтому вопрос неактуальный.

Дж.Р.: Кажется, ты хочешь сменить тему?

Роф: Зависит от тебя. Ты можешь спрашивать что угодно, не факт, что я отвечу. (Смотрит на меня поверх плеча и улыбается.) Но ты же меня знаешь.

Дж.Р.: (смеется) Да, я знакома с правилами. Тогда позволь спросить об Избранных и Фьюри. Что ты думаешь о его преобразованиях?

Роф: Блин… он чертовски сильно впечатлил меня. На самом деле. И я говорю не только про Деву Летописецу. Какое-то время я думал, что мы потеряем его.

Дж.Р.: (думает о Фьюри и героине) Почти потеряли.

Роф: (снова повисло молчание, я наблюдаю, как его рука ходит туда-сюда. Леска с прият­ным звуком пронзает холодный лесной воздух, будто дышит.) Да. Так или иначе, по­этому мы здесь, в доме Рива. Каждые две недели мы с Бэт приезжаем сюда, проверяем, как все протекает с Избранными. Господи, ты можешь представить, как перемены повлияли на Избранных? Перейти от полного заточения к возможности изучить мир, о котором они только читали?

Дж.Р.: Нет, не могу.

Роф: Фьюри просто бесподобен по отношению к ним. Они словно каждую ночь превра­щаются в его дочерей. И они любят его. Он идеальный Праймейл, Кормия – мать-наседка для них. У нее было больше времени, чтобы приспособиться, она во многом помогает им. Я правда рад, что все так вышло.

Дж.Р.: Говоря о родительстве, какой стала жизнь в особняке сейчас, с появлением Наллы?

Роф: (смеется) Без шуток? Эта девчушка – звезда. Она вертит нами, как хочет. Как-то днем я работал в кабинете, а Белла была на прогулке с малышкой… она гуляет с ней по­тому, что в последнее время Налла спит только в движении! Так или иначе, Белла внесла ее в мой кабинет, и они начали ходить. Головка Наллы лежала на плече Беллы, и она мгновенно заснула… кстати, ее реснички длиннее твоей руки. Так, Белла? Она, наконец, опускается на кушетку, чтобы передохнуть, и двумя секундами позже, без шуток, Налла распахивает глаза, и начинает плакать.

Дж.Р.: Бедняжка!

Роф: Ты же Беллу?

Дж.Р.: Ага.

Роф: (смеется) Поэтому мне пришлось подержать Наллу. Белла позволила мне подержать ее. (Было сказано с немалой гордостью.) Я походил с малышкой. И не уронил.

Дж.Р.: (пряча улыбку) Ну, конечно же, нет.

Роф: Она снова заснула. (Бросает мрачный взгляд через плечо.) Ты знаешь, дети засыпают только когда верят, что в безопасности с тобой.

Дж.Р.: (Мягко) С тобой любой будет в безопасности.

Роф: (Быстро отводит взгляд) Так что, да, она – сокровище. Зи все еще немного неуютно рядом с ней. Думаю, это потому, что он боится поранить ее… не потому, что не любит ее. Рэйдж держит ее словно мешок с картошкой, таскает как хочет, что очень нравится Налле. Фьюри аккуратен. Как и Бутч.

Дж.Р.: Что насчет Вишеса?

Роф: А. Думаю, она заставляет его понервничать. Но он сделал для нее кинжал. (смеется) Вот упертый. Ну какой придурок делает кинжал для ребенка?

Дж.Р.: Готова поспорить, он прекрасен.

Роф: Черт, да. Ви приделал всякие… (Король замирает и смотрит на леску, словно ему показалось, будто что-то клюнуло). Он приделал кучу бриллиантов на рукоятку. Работал над ним три дня. Сказал, что кинжал для времен, когда она начнет ходить на свидания.

Дж.Р.: (смеется) Вот уж точно.

Роф: Может пролежать зря. Зейдист говорит, что она никогда не будет встречаться. Ни с кем.

Дж.Р.: О-о.

Роф: Ага. Это малышка Зи! Хочешь стать мужчиной, который пригласит ее? Кааааак же.

Дж.Р.: Я – пас.

Роф: И я. Мне нравятся мои яйца на месте, спасибо великодушное.

Дж.Р.: (после очередного молчания) Я могу спросить о Торе?

Роф: Я так и думал.

Дж.Р.: (ждет, пока он скажет что-нибудь) Так. Я спрошу про него.

Роф: (раздраженно) Слушай, что ты хочешь, чтобы я сказал? Он ушел в леса умирать. Лэсситер вернул его назад к людям, которые ежедневно напоминают ему о его мертвой шеллан. Ему нужно питаться, и он, само собой, отказывается, и я не виню его за это. Он слаб, зол и хочет умереть. Вот как у него дела.

Дж.Р.: (знает, что давить дальше нельзя) Это странно, жить вместе с Лэсситером?

Роф: (напряженно смеется) Ангел – тот еще фрукт. Но я совсем не против него, и, думаю, ему это известно. Однажды он принял предназначенную мне пулю.

Дж.Р.: Я слышала об этом. Ты чувствуешь себя обязанным ему?

Роф: Ага.

Дж.Р.: Они с Ви плохо ладят.

Роф: Это да. (Смеется) За ними весело наблюдать. Они – как два быка в клетке, когда ока­зываются в одной комнате. И, прежде чем ты спросишь, мне не известны подробности, и я не задаю вопросов.

Дж.Р.: Говоря о подробностях… и Глимере…

Роф: Черт, почему ты хочешь испоганить такой идеально приятный вечер?

Дж.Р.: Ну, я собиралась спросить, что ты думаешь о назначении Ривенджа в качестве Ли­дера Совета Принцепсов.

Роф: (разрывается от смеха) Окей, ты прощена. Блин, неожиданный ход. Никому и в го­лову бы не пришло, что такое случится. Симпат. Во главе группы недалеких, предубеж­денных ублюдков? И они понятия не имеют, кто он. К тому же, да ладно, Рив на моей сто­роне в зарождающихся гражданских волнениях, которые они пытаются раздуть после набегов Общества Лессенинг. Они просто назначили кого-то, кто считает аристократов больными и гиблыми. Как и я.

Дж.Р.: Но ты доверяешь Риву?

Роф: Настолько, насколько могу доверять кому-то кроме Братьев и Бэт.

Дж.Р.: Значит, тот факт, что он наполовину симпат…

Роф: Придержи коней. Он – симпат. Неважно, что его кровь пятьдесят на пятьдесят. Если в тебе хоть несколько граммов этого дерьма, ты – симпат. Поэтому создана та колония на севере, они опасны.

Дж.Р.: Поэтому я спрашиваю, доверяешь ли ты ему. Я думала, что все они – социопаты.

Роф: Они и есть социопаты, в том числе Ривендж. Но вот в чем дело… с симпатами, сто­процентно можно полагаться лишь на одно – их личный интерес. Рив любит свою сестру. Белла замужем за Братом. Поэтому, Рив не сделает ничего, что может причинить вред им или мне. Такая математика все объясняет.

Дж.Р.: Ты считаешь, что Глимера несет угрозу твоему правлению?

Роф: На чистоту? Я не люблю их, никогда не терпел, но, ежу понятно, я не желаю им смерти. Сейчас они расколоты, покинули Колдвелл, пытаются выкарабкаться. Чем дольше это будет продолжаться, тем лучше для меня, потому как это даст мне время, чтобы со­брать власть в свои руки и попытаться показать людям, как они смогут пережить произо­шедшее. Заручившись поддержкой большой группы гражданских, я в норме. И, посмот­рим фактам в лицо, Глимера не принимает никого в свои ряды, поэтому вряд ли средне­статистический гражданский почувствует родство с ними.

Дж.Р.: Каково твое видение будущего?

Роф: Перемены. Фьюри абсолютно прав, необходимо адаптироваться, если мы хотим вы­жить, а старые правила убивают нас. Я уже запретил рабство. Сейчас меняю правила от­носительно солдат и Братства. Избранные были освобождены. И есть еще сотни вещей, которые необходимо изменить, переделать, переосмыслить.

Дж.Р.: Относительно Братства. Значит, Блэй и Куин смогут стать Братьями?

Роф: Если накопят достаточно опыта и смогут дорасти по уровню. Установленный порог для вступления в Братство станет очень высоким в плане навыков. Кровь больше не по­может попасть тебе в круг, а способности на поле боя. Я убираю остальные ограничения. Знаешь, Куин – персональный страж Джона, и в прошлом этот факт дисквалифицировал бы его, но не сейчас.

Дж.Р.: Я удивлена, что ты принял их с Блэем в дом. Точнее, рада.

Роф: (спустя мгновение) Ну… Дариус построил этот особняк, ему нравилось, когда во­круг много людей. Парни тесно дружат, и, видит Бог, Куин хорошо поступил по отноше­нию к Джону. Все хорошо. Проблема в том, что тренировочная программа заморожена непонятно до каких пор. Глимера забрала оставшихся сыновей с собой, и, к тому же, все свободные руки заняты в войне. Мне нужны солдаты, а Блэй и Куин – хорошие бойцы. Превосходные, на самом деле. Поэтому мы хотим видеть их в своих рядах.

Дж.Р.: (длинная пауза) Ты счастлив? В смысле, я знаю, как сейчас все сложно, но ты счастливее, чем был пару лет назад?

Внезапно, леска натянулась, и Роф сосредоточенно вытащил то, что оказалось фо­релью. Скользкая рыба блестела в больших ладонях Короля, и Роф чуть не упустил ее, пытаясь вытащить крючок из раскрывающегося рта.

Дж.Р.: Она прекрасна.

Роф: И полна сил. (Он наклоняется вниз и аккуратно опускает рыбу в воду) Спра­шиваешь, счастлив ли я? Ну… после рыбалки я вернусь в теплый дом, в котором ждет меня шеллан. Мы поужинаем, если, конечно, Лейла не спалила кухню, а потом я заберусь в кровать со своей Бэт. Я буду заниматься с ней любовью целый час, а потом усну с ней, лежащей на моей груди. (Он отпускает форель и наблюдает, как та в бешеном темпе исче­зает в грязном потоке). Ты готова?

Дж.Р.: Да. И я ценю, что ты делаешь это.

Роф: Да без проблем. Но, сейчас ты же собираешься отправиться в Колдвелл, чтобы взяться за остальных?

Дж.Р.: Таков план.

Роф: (качает головой) Нет, ты остаешься здесь на ночь. Завтра, поздно днем уедешь. Дорога длинная, а на Северном шоссе полно оленей.

Дж.Р.: (потому что нельзя перечить Королю) Хорошо. Так и сделаю.

Роф: Молодец.

На этом мы переходим реку вброд, к берегу. Роф певрым выходит из потока, по­том протягивает мне руку. Я принимаю ее, и он вытаскивает меня из воды. Он поднимает рюкзак, открывает его и протягивает мне.

Роф: Хочешь яблоко?

Дж.Р.: О, с удовольствием.

Я запускаю туда руку и беру фрукт. Красно-зеленая кожица блестит в лунном свете, и когда я кусаю его, оно хрустит, словно твердая древесина. Сок стекает по моей ла­дони, пока мы с Рофом вместе выбираемся из леса, высокие сапоги хлюпают на ногах.

Дж.Р.: (выйдя из леса и заметив мерцающие огни деревенского дома Рива) Роф?

Роф: Да?

Дж.Р.: Спасибо.

Роф: Это же твое яблоко.

Дж.Р.: Я благодарю не за яблоко.

Роф: (спустя мгновение) Я знаю. Я знаю, чалла.

Он крепко обнимает меня всего мгновение, а потом мы расходимся, но продолжаем идти бок о бок к теплому, гостеприимному дому.

Дж.Р.Уорд о «Темном любовнике»

«Темный любовник» (далее – «ТЛ») остается книгой, которой я горжусь больше всего. По-моему, темп выбран самый подходящий, и в ней я обрела свой «голос». Разуме­ется, было до усрачки страшно писать эту гребаную книгу, ведь она – гигантский скачок вперед для меня как для автора. Гигантский. Никогда раньше я не пробовала писать от не­скольких персонажей и одновременно несколько сюжетных линий, пока не закончу саму серию или просто дам шанс миру. Я понятия не имела, что делаю, когда дошло до… ну, до са­мой истории: хотя «ТЛ» – моя пятая опубликованная книга, был серьезный разрыв между предыдущими, мне стоило начать с черновика.

И до этого я не была профи, ни при каком раскладе.

Мои первые четыре книги – современные любовные романы. Напечатанные под именем Джес­сики Берд, они – продукты нескольких лет увлеченного чтения изданий «Арлекин представляет»[34] и «Специальное издание от Силуэт»[35]. Ну, этого и того факта, что я рождена, чтобы писать. Это часть моей натуры, что-то, что я должна делать, чтобы быть счастливой… и дружить с головой. Но это уже другая история.

Мне нравилось писать книги Джессики Берд, но мой контракт не был продлен… и значит, я осталась без издателя. Я понимала, что должна сменить направление, если хочу остаться при деле, и я попыталась написать пару книг в разных под-жанрах. Я соединила романтику и детектив, но материал оказался недостаточно сильным. Подумы­вала о «женской» литературе… но такое я не читала, вероятно потому, что просто не ле­жала душа к такой тематике. Я также думала остаться в современном романе и попы­таться найти другого издателя, но знала, насколько мала вероятность того, что кто-то примет меня.

В крайне мрачный период, когда в голове не было ничего свежего и интересного, не считая осознания, что моя песенка спета, если я не переосмыслю себя… тогда появился Роф. Хотя я всегда была поклонницей ужасов, мне даже в голову не приходило попы­тать себя в жанре паранормального романа. Но внезапно в моей голове застрял двухсот­фунтовый вампир, и Братья просились наружу, словно запертые в горящем доме.

Окей. Точно. Ужас плюс романтика плюс эротика плюс фантазия плюс рэп. Кожаная одежда, татуировки, драки с битами и цепями, запах детской присыпки и порция Дева-Мария-Матерь-Божья-это-должно-сработать-или-быть-мне-юристом-до-конца-своих-дней.

Да не вопрос.

Черт возьми, помню, как думала, ну почему я не пью? Ну, или хотя бы не объеда­юсь шоколадом?

Что навело меня на первое правило для писателей: «Н-и-Н» просто жизненно необходимы. Настойчивость и Новизна. Если ты плохо продаешься, или не получа­ешь хороших отзывов на свой материал от агентов и издателей, попробуй что-нибудь но­вое, новый способ выражения, поджанр или даже сам жанр. Не сдавайся! Продолжай по­пытки! Поищи новые дороги, которые заинтересуют тебя. Ищи другой путь.

Только это и спасло меня.

Это не значит, что «Н-и-Н» – сплошное веселье. Когда я энергично взялась за план книги Рофа и образцы глав, я одновременно испытывала небывалое вдохновение и была в полном ступоре. Я располагала лишь клубком видений в своей голове, жгучей паникой, что никто не возьмется за серию, никто не купит книги, а также убеждением, что у меня не выйдет описать что-то столь сложное и взаимоувязанное, как мир Братства.

Словно берешься управлять самолетом, когда сам едва способен справиться с ве­лосипедом.

Созерцая огромный чистый лист на экране компьютера, я понимала, что должна унять тревогу, и, учитывая тот факт, что засунуть голову в тиски – вовсе не решение, я за­ключила с собой соглашение: я напишу историю такой, какой она была в моей голове, и сделаю это для себя и только для себя. Не позволю встать на моем пути всяким у-тебя-не-получиться, это-против-правил и лучше-не-рисковать. Увиденное в моей голове окажется на странице.

Мое правило номер два? Пиши. Громко.

Возьми увиденное и воплоти в реальность на максимуме своих возможностей. Все­гда проще сдать назад, чем продвинуться вперед в процессе редакции, и, думаю, чем храбрее ты в своей первой рабочей версии, тем, скорее всего, ты будешь честнее с уви­денным в своей голове.

Поэтому да, таков был план, и я была довольна решением, к которому пришла. Но с готовым решением пришла проблема.

Как мне выполнить план?

Со всем, что я увидела, и несколькими побочными сюжетами и повествованиями, я оказалась в тупике, когда дело дошло до первого наброска истории. После короткого при­ступа паники, я, в конечном итоге, обратилась к своей юридической практике. В юридиче­ском колледже, ты учишься, создавая многотомные конспекты из материала, который дают в классе. Когда ты закончишь приводить все в порядок, успеешь выучить сам мате­риал… то есть сам процесс, не обязательно результат, несет значительную выгоду.

Размашистые конспекты были и продолжают быть самым важным моим инстру­ментом.

До Братьев я начинала с беглого изложения, единственная его цель – передать ре­дактору в качестве наводки на то, к чему я иду. Большая часть моих замыслов реализовы­валась в процессе первого написания… это полностью неэффективное и отчасти опасное дело. Например, я уводила героя и героиню в эмоциональные ситуации, которые не рабо­тали, запутывала их мотивы и проблемы, сбивалась с темпа написания… а порой все и сразу. Конечно, в конце концов, я разбиралась со всем, но приходилось штудировать тонны страниц и сидеть на шее своего редактора в процессе проверки. Более того, из-за трудностей, ре­шения, к которым я приходила, оказывались неверными по причине ступора мозгов в результате путаницы и недостатка ясности.

Мое крайне важное правило номер три – это следствие ко второму правилу и тема, перекрывающая все, что я сделала как писатель: владей своим дерьмом (ну, точнее рабо­той, если выражаться литературно).

И оно зовется дерьмом не потому, что воняет.

Не сваливай на своего редактора или критика разбор сюжетной линии, героя, темпа, контекста, разбивки на страницы… любую из тысячи проблем, с которыми ты работаешь в процессе написания. Изучай свое ремесло, критикуя прочитанные книги, и хорошие, и плохие. Спрашивай себя: «что работает?». Изучай типовые тексты, вроде «Истории» Ро­берта МакКи, или «Написать сенсационную книгу» Дональда Мааса, «Путешествие писателя» Кристиана Фоглера. Говори с другими писателями об их книгах и том, как они написали их.

Потом, обратившись к своей собственной работе, посмотрите на нее как сержант по строевой подготовке, стоящий перед толпой неуправляемых, ленивых тупиц. Для меня трепетное отношение к моей тонкой душевной организации человека творческого, а также купа­ние в материнском молоке из похвалы – верный путь раскиснуть и отупеть. Дисциплина и трезвая оценка своих сил и слабостей на писательском поприще – единственное, что помогло мне. Эго мне не друг, никогда им ни было.

Вернемся к «ТЛ» и конспектам. Картины в моей головы были столь четкими и настойчивыми, что ушло две недели на черновик и правила мира (а также на шестьдесят девять страниц самой книги). Конечно, я совсем не спала, работала без перерывов. Меня целиком и полностью захватил этот неуемный темп, я совсем не хотела сбавлять обороты.

По-прежнему не хочу.

И когда я закончила все, что увидела в своей голове… конспект был в сорок четыре страницы. Я была в шоке. Раньше? Наскребала максимум десять.

Больше всего я боялась, что набросок не станут читать целиком, когда мой агент представит его издателям. Если тебя печатали ранее, ты, как правило, отправляешь на свой страх и риск три пробных главы и краткое изложение… мне же казалось, что я отправляю,… целую книгу. Конечно, это и хорошо. Я знала, к чему стремлюсь, где и в чем будет сокрыта эволюция каждого персонажа. Я со всем определилась в процессе… и поняла, что изменить пару параграфов в кратком изложении намного легче, чем стереть к чертям це­лую главу и написать новую.

К счастью, краткое изложение к серии купили (самый крутой редактор, с которым мне доводилось работать), и я знала, что получу шанс написать, по крайней мере, три книги. Блин, я была в таком диком восторге, но также испытывала ужас, потому как со­мневалась, что у меня получится хорошо. Разумеется, я сказала себе, что мое шикарное, пухлое изложение истории – мой спаситель. Решила, что пока у меня есть набросок, я в шоколаде. Готова стучать по клавиатуре.

Даааааа.

Воплощение идеи оказалось намного коварнее, чем я могла представить, по многим причинам.

Одним из самых серьезных вызовов «ТЛ»-ка – выяснить, как управиться с несколь­кими сюжетными линиями и повествованием от разных героев. Я видела три основных линии в книге: Рофа и Бэт; Мистера Икс и Билли Ридла; и Бутча. В каждой из них открыва­лись разные аспекты мира, позволяя читателю заглянуть в мир расы вампиров, тайную войну с Обществом Лессенинг, скрытое существование среди людей. А это много. И, чтобы не запутать все еще сильнее, эти линии были представлены читателю голосами восьми персонажей, не больше.

Со многим придется иметь дело. За многим успевать.

Многое развивать, от главы к главе.

Правило номер четыре для меня-писателя? Сюжетные линии подобны акулам: они либо постоянно двигаются, либо они мертвы.

Столько всего происходит, и темп критически важен: чтобы добиться успеха, я должна убедиться, что все движется вперед, и это новая реальность для меня как для пи­сателя… следя за тем, как Роф и Бэт дюйм за дюймом сближаются друг с другом, в эмо­циональном и физическом планах, я должна не упустить из виду Бутча и расследование Хосе де ла Круза, которое постепенно приводит Бутча в Братство; также показывать чита­телю грязные делишки Мистера Икс. Тем временем, необходимо представить остальных Братьев, я также должна показывать войну, не забыть про приветственный коврик во вне­земной мир Девы Летописецы.

И я должна сделать все это, не теряя связи между сценами, оставляя эмоции - реа­листичными и четкими, не впадая в мелодраму.

Еще один пример: Бутчу предстояло вступить в Братство, и его путь внутрь лежал через связь Бэт с Рофом. Бутч также должен был в конечном итоге быть с Мариссой. Клево. Супер. Отлично. Проблема в том, как мне вплести его сцены в роман Рофа и Бэт наряду с Мистером Икс и Обществом Лессенинг… и чтобы книга при этом не вышла бес­порядочной и неудобоваримой?

Также сюжет должен достигнуть своего эмоционального пика, в нужной очередно­сти событий. У Рофа и Бэт должен быть невероятно динамичный финал… и, судя по кар­тинкам в своей голове, так и вышло. Но необходимо решить ситуацию с Бутчем, а также Мистером икс и Билли Ридлом… но так, чтобы не приглушить драму между Рофом и Бэт.

Отключка. Мозга.

Лекарство? Правило номер пять, следствие к правилу номер три (Владей своей соб­ственной работой): Кровью. И. Потом.

Закончив первый вариант, я просматривала книгу, снова и снова, и снова. А потом брала неделю перерыва и снова бралась за текст. Я часами переставляла разрывы и главы, подчищала все, оттачивала диалоги, убеждаясь, что я показала все, а не просто рассказала.

И даже читая гранки своего романа – а это последняя стадия – я по-прежнему хо­тела что-то менять. В романе были сильные и слабые стороны, как бывает со всеми кни­гами, но я столькому научилась во время написания «ТЛ». И эти уроки нужны мне для того, что ждало меня дальше в серии.

Хватит о работе, поговорим о Короле и Бэт…

Роф – первый брат, появившийся в моей голове, именно он показал мне мир Брат­ства Черного Кинжала. То, что мне нравится в нем больше всего, прекрасно видно в начале «ТЛ»:

С лицом одновременно аристократическим и жестким, он напоминал короля, ко­торым являлся по праву рождения, и солдата, которым сделала его судьба.

Темный любовник, стр. 6 (в переводе LadyWebNice)

Мне нравится это сочетание… аристократ и воин в одном флаконе… и я верю, что Роф – идеальный лидер для расы вампиров: сильный, жестокий, когда необходимо, руко­водствуется и логикой, и страстью. Ему просто было необходимо осознать, что он может править.

Именно Бэт помогла ему в этом.

Бэт – идеальная пара для Рофа. Она очень сильная, теплая, смело дает ему отпор. Динамика между ними хорошо показана в одной из моих самых любимых сцен. Они гово­рят о его отношении к событиям, во время которых были убиты его родители. Он осуж­дает себя за то, что не спас их, но, будучи в физическом плане претрансом, он по факту не мог ничего сделать. Она злится и ругает его за то, что он слишком строг к себе… именно это ему нужно было услышать, хотя, очевидно, он был не слишком восприимчив к ее сло­вам. Мне нравится, что она не побоялась говорить начистоту, даже когда Роф нависал над ней. И самого Рофа, несогласного с ней, это притягивает еще сильнее. Когда она обуз­дала свое недовольство им, повисла неловкая пауза:

Ах, черт . Вот теперь она напортачила. Парень раскрыл перед ней душу, а она наорала на него. Чудесный способ поддержать между ними близость.

- Роф, прости, мне не следовало…

Он прервал ее. Его голос, равно как и его лицо, были оба подобны камню.

- Никто никогда не говорил со мной подобным образом.

Вот дерьмо.

- Я правда сожалею. Я просто не могу понять, почему…

Роф притянул ее к себе и до боли стиснул в объятиях, вновь заговорив на том, дру­гом языке. Чуть отстранившись, он закончил монолог словом, прозвучавшим как «лилан».

- Это что-то вроде «стервы» по-вампирски? - спросила она.

Темный любовник, стр. 138 (в переводе LadyWebNice)

Дело в том, что Роф – воплощение силы. И тот факт, что Бэт может постоять за себя и свои убеждения, ставит их в равные условия. Дар его уважения столь же ценен, как и дар его любви, и Бэт достойна и того, и другого.

Еще одна моя любимая сцена в книге – когда Бэт выходит из подземной спальни Рофа в особняке Дариуса, сразу после своего превращения. Она гадала, как он отнесется к ней на глазах у Братьев и решила вести себя осторожно, когда вошла в столовую, где собрались все воины. Выяснилось, что у Рофа не было проблем с публичным выраже­нием чувств, и он обнял ее на глазах ошеломленных Братьев, которые раньше не видели его с женщиной. Объяснив ее ценность на Древнем Языке, он уходит, чтобы принести ей две самые желанные вещи – шоколад и бекон – и Братья приветствуют ее по-особенному:

Внезапно раздался скребущий звук отодвигаемых от стола стульев. Все вампиры одновременно поднялись с мест и начали приближаться к Бет.

Она посмотрела на лица тех двоих, которых знала. Они были чрезвычайно серь­езны, и это совсем не воодушевляло.

А потом появились ножи.

С металлическим свистом, рассекая воздух, были вынуты из ножен пять черных кинжалов.

Бет лихорадочно отодвинулась, вытянув руки перед собой. Она врезалась в стену и уже собиралась заорать, чтобы позвать Рофа, когда они опустились на колени, окружив ее полукругом. Единым, как будто заранее отрепетированным движением они вонзили кинжалы в пол у ее ног и склонили головы. Звук резкого удара стали о дерево казался од­новременно и клятвой, и боевым кличем.

Ручки ножей вибрировали.

Продолжал громыхать рэп.

Они, казалось, ждали от нее какой-то реакции.

- Эмм. Спасибо, - сказала она.

Мужчины подняли головы. На их лицах с резко высеченными чертами было напи­сано совершеннейшее благоговение. Даже у парня со шрамом было почтительное выра­жение лица.

А затем вошел Роф с пластиковой бутылочкой сиропа «Хёрши»[36].

- Бекон на подходе, - он улыбнулся. - Эй, а ты им нравишься.

- И хвала господу за это, - пробормотала Бет, опустив взгляд на кинжалы.

Темный любовник, стр. 159 (в переводе LadyWebNice)

Здесь Братья приветствую новую королеву, и хотя Бэт не знает, какую роль сыграет в будущем, поэтому фактически этой ночью она пережила два превращения: первое – она стала вампиром, второе – ее приглашение в частный мир Рофа и Братства в качестве его лилан, его «дорогой».

Одна из самых эротичных сцен в книге? Не считая их первый секс, думаю, их сви­дание у Дариуса. Вечер начинается, мягко говоря, «не очень» (спасибо, ко всему прочему, спору Рофа и Тора, который в итоге заканчивается эпичными словами Тора «Миленький. Гребаный. Костюмчик»). Однако время, проведенное парой наедине, заканчивается… ну, Роф рассказывает, насколько любит персики. На этом атмосфера из мрачной и напряжен­ной становится весьма чувственной:

Бет придвинулась ближе на своем стуле. Наклонившись, она приоткрыла рот и взяла ягоду целиком. При виде ее губ, обхватывающих клубнику, ноздри Рофа раздулись. Несколько капель сока потекло вниз по подбородку, что заставило его зашипеть.

- Я хотел бы слизнуть это, - выдохнул он. Потянувшись к ней, Роф взял ее за под­бородок, и поднял салфетку.

Положив руку поверх его, она сказала, - Так сделай это языком.

Тишину комнаты пронзил низкий грудной звук.

Роф нагнулся к ней, склонив голову. Его губы слегка приоткрылись, и она заметила клыки и кончик языка. Одним быстрым движением он слизнул сок с ее кожи и отстра­нился.

В мерцающем свете свечей он устремил на нее свой пристальный взгляд. Бет от­ветила тем же.

- Пойдем со мной, - сказал он, протягивая руку.

Темный любовник, стр. 113 (в переводе LadyWebNice)

Самая трогательная сцена? Для меня – в клинике Хэйверса, в конце книги. Роф еще слаб после ранения в живот, и только вышел из комы. Бэт пытается общаться с ним, потому что он раздражен и расстроен, но он едва может говорить. Она спрашивает, хочет ли он, чтобы она позвала доктора, еды, воды или крови, но ему не нужно было ничего из перечисленного.

Его взгляд на какое-то мгновение замер на их сомкнутых руках, затем метнулся к ее лицу, упал на их руки и вновь на лицо.

- Я? - прошептала она. - Тебе нужна я?

Роф сжал ее руку, и уже не отпускал.

- О, Роф. Я с тобой. Мы вместе, любимый.

Слезы побежали из его глаз еще сильнее, грудь затряслась от всхлипов, а дыхание стало неровным и резким.

Обхватив его лицо ладонями, Бет попыталась утешить Рофа.

- Все хорошо. Я никуда не собираюсь. Не покину тебя. Обещаю, любимый.

Спустя какое-то время он успокоился. Поток слез стих.

И из его горла вырвался хрип.

- Что? - спросила она, нагнувшись к нему ближе.

- Хотел… спасти тебя.

- И ты спас. Роф, ты действительно меня спас.

Его губы задрожали. - Люблю. Тебя.

Коснувшись его губ легким поцелуем, Бет произнесла. - Я тоже тебя люблю.

- Ты. Иди. Спать. Сейчас.

С этими словами он закрыл глаза от переутомления.

Слезы мешали ей видеть, но, приложив ладонь к губам, она улыбнулась.

Ее прекрасный воин снова с ней. И даже на больничной койке уже вовсю пытался отдавать ей приказы.

Темный любовник, стр. 207 (в переводе LadyWebNice)

Думаю, это хорошо описывает их. Поэтому, здесь я закончу.

«ТЛ» стал трамплином для всех Братьев, не только для Рофа и Бэт. Я четко видела, даже тогда, что ждет первоначальную семерку Братьев, и кто войдет в их ряды. И со всеми книгами, было дано начало сюжетам, которые не увидят свет еще многие годы. И не потому, что я гениальна… просто сцены выстраивались в моей голове и должны были разыграться намного позже.

Как я и сказала, история Рофа – книга, которой я больше всего горжусь… это абсо­лютно новое начало, впервые полностью соответствующее тому, что было в моей голове. Это будет шоком, если я когда-нибудь смогу сделать что-то подобное, настолько мас­штабное. Роф стал поворотом на сто восемьдесят градусов в плане темы, стиля повество­вания, вкупе с необычайно большим для меня размером произведения… написанным в то время, когда я фактически сидела без работы.

Я очень признательна Рофу за то, что он зашел ко мне на посадку и привел с собой Братьев. Его книгу я посвятила ему… и на то была веская причина.

Рейдж, сын Торчера[37]

Aka Хел И. Вуд

Он хотел, чтобы она сказала еще что-нибудь. Например, «соблаз­нительный», «шепот» или «клуб­ника».

Черт, сгодился бы и «анти­дизэстеблишментарионизм».

Возраст

165 лет

Принят в Братство Черного Кинжала

В 1898 году

Рост

2 метра

Вес

126 кг

Цвет волос