Глава 2 «Цимбелин»

В «Цимбелине» Шекспир переходит от откровенно легендарной эпохи «Короля Лира» (написанного четырьмя годами ранее) к времени, когда благодаря приходу римлян впервые встречаются краткие упоминания о Британии в исторических источниках.

Римляне появились в Британии в 55 г. до н. э., когда Юлий Цезарь, завоевывавший Галлию, совершил первый из своих двух походов на северный остров. В результате этих походов острова не вошли в состав Римского государства, около века Британия имела собственных правителей. Именно в этот век и жил вождь бриттов Кунобелин, которого Шекспир называет Цимбелином.

По мере усиления власти Рима в Галлии, находившейся по ту сторону Ла-Манша, усиливалось и влияние римлян на Британию (по крайней мере, экономическое). Ведя торговлю с Галлией, британцы сталкивались с римской цивилизацией и все более зависели от нее. Южные племена бриттов, которыми правил Цимбелин (он не был королем объединенной Британии), даже начали чеканить на своих монетах латинские девизы.

Холиншед (см. с. 8), скудные упоминания которого о Цимбелине не ускользнули от внимания Шекспира, сообщает, что этот монарх взошел на престол в 33 г. до н. э. и правил тридцать пять лет — иными словами, до 2 г. н. э. Можно с уверенностью утверждать, что Холиншед состарил Цимбелина на целое поколение, ибо надежные римские источники указывают, что тот умер незадолго до установления постоянного господства Рима над Британией. Следовательно, можно предположить, что Цимбелин правил приблизительно с 5 до 40 г. н. э.

Если так, то среди «римских» пьес Шекспира «Цимбелин» занял бы место сразу вслед за «Антонием и Клеопатрой» и перед «Титом Андроником», действие которого происходит примерно на пять веков позднее.

«За сына той вдовы…»

За исключением самого Цимбелина, в пьесе нет ни одного действующего лица или события, которое имеет отношение к реальной истории. Таким образом, «Цимбелина» следует считать чистым вымыслом.

Действие начинается с описания сложной ситуации (сюжет «Цимбелина» куда более замысловат, чем в других пьесах). У Цимбелина было трое детей, двое сыновей и дочь. Сыновей похитили, когда они были детьми, и больше о них никто не слышал. Наследница престола дочь Цимбелина Имогена.

Жена Цимбелина (мать Имогены) умерла, и король женился снова. Вторая жена, прекрасная вдова, имеет большое влияние на мужа. У королевы есть сын от первого брака по имени Клотен, у Цимбелина на него свои планы.

Первая сцена происходит при дворе Цимбелина (место не указано). Два дворянина обсуждают сложившуюся ситуацию. Первый дворянин объясняет ее Второму так:

Он прочил дочь, наследницу престола,

За сына той вдовы, с которой он

Недавно повенчался; дочь же мужа

Достойного, но бедного нашла.

Она заточена, он изгнан…

Акт I, сцена 1, строки 4–8 (перевод А. Курошевой)

Мотивы Цимбелина нетрудно понять. В полуварварском племенном обществе женщина не могла править, не имея влиятельного мужа; более того, чтобы держать в узде буйных вассалов, этот муж должен был занимать определенное общественное положение. Человек, за которого вышла замуж Имогена, для этой роли не подходит, потому что он беден и (как вскоре выяснится) занимает при дворе незначительное положение.

Однако вдова, которая стала новой королевой, и ее сын Клотен принадлежат к высшим слоям общества. Если бы Клотен женился на Имогене, они могли бы править вдвоем и установить четкое престолонаследие. Цимбелин правил много лет, и, выполняя свой последний долг перед государством, он должен оставить после себя сильного короля. Неудивительно, что он так раздосадован поступком Имогены.

Следует заметить, что на этот замысел Шекспира могла вдохновить реальная историческая ситуация, в которой оказался римский император Август (Октавий Цезарь из «Антония и Клеопатры»), который в этой пьесе является современником Цимбелина.

У Августа тоже не было собственных сыновей, которые могли бы унаследовать трон. От первого брака у него тоже была дочь Юлия. Август тоже женился на прекрасной женщине Ливии, но она была не вдовой, а разведенной и имела сына от первого брака (как вскоре выяснилось, она была беременна и вскоре родила второго сына).

Дочь Августа Юлия вышла замуж за Агриппу и родила нескольких детей, в том числе двоих сыновей. Однако ее муж умер в 12 г. до н. э. Если бы Август внезапно умер, его наследниками оказались бы двое маленьких внуков. Поэтому Август выдал Юлию замуж за своего пасынка Тиберия; то же самое хотел сделать Цимбелин, выдав Имогену за Клотена.

Конечно, между пьесой и реальной историей есть различия. В истории вступать в брак не хотел пасынок, а в пьесе этого не желает дочь. В истории план успешно претворили в жизнь, потому что к моменту смерти Августа (14 г. н. э.) его внуки умерли и Тиберий унаследовал трон на совершенно законных основаниях. В пьесе план Цимбелина провалился еще до начала действия.

«С Кассивеллауном…»

Второй дворянин резонно интересуется, за кого вышла замуж Имогена, и получает ответ:

Его отец, Сицилий, против римлян

С Кассивеллауном заключил союз…

Акт 1, сцена 1, строки 28–30[21]

Благодаря запискам Цезаря мы знаем, что Кассибелан — это Кассивеллаун. Во время второго похода Цезаря на Британию (54 г. до н. э.) Кассивеллаун правил территорией, расположенной непосредственно к северу от Темзы, и отчаянно сопротивлялся захватчикам.

Сицилий — слишком римское имя для бритта времен Войны за независимость; впрочем, это личность вымышленная, а Шекспир часто называл своих героев римскими и итальянскими именами даже в тех случаях, когда это было совершенно неуместно. (Впрочем, имя Клотен, которое Шекспир дал сыну королевы, вполне подходит ему. Именно так звали легендарного короля Британии, правившего за пятьсот лет до Цимбелина.)

За участие в войнах против римлян Сицилий получил и второе римское имя. Его прозвали Леонатом (что значит «Рожденный львом»).

Два сына Сицилия погибли на этой войне. Сицилий не перенес такого горя и умер, когда его жена была беременна. Она родила ребенка уже после смерти мужа. Как объясняет Первый дворянин,

Король младенца принял под защиту;

Его назвал он Постум Леонат,

Взрастил, к себе приставил…

Акт I, сцена 1, строки 40–42

«Постум» по-латыни означает «последний». Ребенка, родившегося после смерти отца, называли так, поскольку он действительно был у этого человека последним. Сына, родившегося после смерти отца, римляне часто называли Постумом. Когда дочь Августа Юлия осталась вдовой после смерти Агриппы, она была беременна. Поэтому родившегося сына назвали Агриппой Постумом; таким образом, в пьесе вновь слышатся отзвуки ситуации, сложившейся в семье Августа.

«В Риме…»

После выяснения семейных обстоятельств начинается действие. Входит королева с Имогеной и Постумом, которому она выказывает фальшивую симпатию и сочувствие. Постум, которого осудили на изгнание, печально прощается с Имогеной и сообщает ей свой будущий адрес:

Остановлюсь я в Риме у Филарио:

Он дружен был с отцом моим…

Акт I, сцена 1, строки 97–98

Вполне естественно, что тех, кого высылали из стран, находившихся на окраине Римской империи, влек к себе Рим. Там было средоточие власти, и сенат (а впоследствии император) мог не только вернуть изгнанника на родину, но и возвести его на трон.

Что же касается исторического Цимбелина, то его сын (а не зять) Админий действительно был по неизвестной причине отправлен в ссылку. Это случилось в 40 г. н. э.

«…В Британии»

Действие перемещается в Рим, однако при этом происходит скачок не только в пространстве, но и во времени. Внезапно мы оказываемся не в Риме времен первых императоров, а в Италии эпохи Возрождения, наступившей только через 1400 лет. Само имя Филарио, в доме которого собирается поселиться Постум, скорее итальянское, чем римское. В пьесе до конца продолжается смешение Рима времен Августа с ренессансной Италией.

Шекспир заимствовал этот «итальянский эпизод» из «Декамерона» Джованни Боккаччо, но проявил небрежность или лень и не придал ему подлинного римского колорита.

В Риме Филарио и его друзья беседуют о Постуме. Один из друзей говорит:

Поверьте мне, я знал его в Британии.

Акт I, сцена 4, строка 1

Реплика принадлежит Якимо; это один из многочисленных вариантов имени Яков (в английской версии — Джеймс)[22]. Якимо — тоже имя не римское; оно характерно для средневековой Италии.

Еще один из сидящих за столом дворян (обозначенный в списке действующих лиц как Француз) говорит:

Я знал его во Франции…

Акт I, сцена 4, строка 11

Конечно, во времена Цимбелина не было ни Франции, ни французов. В пояснениях перед началом сцены сказано, что в ней принимают участие также голландец и испанец, однако это роли без слов. Присутствие испанца возможно, если считать его представителем кельтских племен, заселявших полуостров, который римляне действительно называли Испанией. Однако голландец невозможен так же, как и француз.

Когда прибывает Постум, француз приветствует его и напоминает о предыдущей встрече:

Сударь, мы встречались с вами в Орлеане.

Акт I, сцена 4, строка 36

Что верно, то верно: во времена Цимбелина галльское поселение на месте современного Орлеана уже существовало. Его захватил и разрушил Юлий Цезарь в 52 г. до н. э. Позже римляне восстановили город и назвали его Аурелианумом (в честь императора Марка Аврелия); Орлеан — это искаженное Аурелианум.

Несмотря на анахронизмы, по небрежности допущенные Шекспиром в этой сцене, он не делает грубой ошибки и не называет Постума англичанином. Когда входит Постум, Филарио говорит:

А вот и бритт.

Акт I, сцена 4, строка 29[23]

«…Феникс аравийский»

Сразу по прибытии Постум вступает в спор о сравнительных достоинствах женщин разных национальностей и красноречиво говорит о верности своей Имогены. (Это очень напоминает трагическое хвастовство Коллатина во время осады Ардеи, см.: Шекспир У. Лукреция).

Якимо берется доказать, что он сумеет склонить Имогену к измене. Ему нужно всего лишь рекомендательное письмо от Постума. Он ставит большую сумму денег против бриллиантового кольца Постума (подаренного Имогеной) и клянется привезти в Рим доказательство своей связи с ней.

Пари заключено, и Якимо едет в Британию. Однако при виде Имогены римлянин падает духом. Красота и явное благородство этой женщины пугают его. Якимо признается:

Коль так же редкостна душа ее,

То предо мною феникс аравийский!

Я проиграл!

Акт I, сцена 6, строки 16–18

Согласно легенде, феникс жил в Аравии. На свете существовал только один феникс; прожив пятьсот лет, он воспроизводил сам себя: построив гнездо из веток ароматического дерева, феникс сжигал его. Он умирал в пламени, исполняя мелодичную песню, а из пепла рождался новый феникс. (Может быть, это символ единого солнца, которое садится в пламя и заново появляется на следующее утро?)

Феникс — символ неповторимости, и Якимо сравнивает с ним Имогену, потому что он циник и не верит в женскую добродетель.

«Как парфянин…»

Все же Якимо намерен овладеть Имогеной, и, если прямая атака не удастся, он прибегнет к обману. Римлянин говорит:

Будь мне подругой, дерзость,

И с головы до ног вооружи!

Иль, как парфянин, отступлю я с боем,

Верней же в бегство обращусь.

Акт 1, сцена 6, строки 19–20

Было известно, что парфянская конница обычно налетает скопом, а потом устремляется в бегство. Если парфянских всадников преследовали, они вставали в седлах даже на полном скаку, поворачивались и выпускали в противника тучу стрел. Эта «парфянская стрельба» наносила врагу большой урон; парфяне использовали этот маневр, чтобы заставить противника пуститься в беспорядочную и неорганизованную погоню.

«Купить подарок Цезарю…»

Прямой штурм Якимо не удается. Он говорит, что Постум в Риме предается разврату, и предлагает Имогене отплатить мужу той же монетой. Имогена отказывается верить этому и гневно отвергает подобное предположение. Якимо тут же делает вид, что просто испытывал ее, и меняет тактику. Он говорит:

Мы, римлян несколько, и ваш супруг, —

В крыле у нас он лучшее из перьев, —

Купить подарок Цезарю сложились…

Акт I, сцена 6, строки 185–187

Если Шекспир следовал датировке Холиншеда, то упомянутый здесь римский император — это Август. Действительно, согласно Холиншеду, Цимбелин умер на двенадцать лет раньше Августа.

Однако куда более вероятно, что Цимбелин правил позже, поэтому последние годы его правления (а именно это время описано в пьесе) приходятся на царствование либо пасынка Августа Тиберия, который умер в 37 г. н. э., либо правнука Августа, Калигулы, умершего в 41 г. н. э.

«Наш Тарквиний…»

Якимо говорит, что блюдо и драгоценные камни, купленные для императора, лежат в большом сундуке, и просит позволения оставить сундук на одну ночь в спальне Имогены. Завтра он уедет обратно в Рим и заберет сундук.

Имогена соглашается, и сундук действительно приносят в ее спальню. Однако никаких драгоценных камней там нет. Когда Имогена засыпает, сундук открывается, и оттуда вылезает Якимо. Он подходит к ложу Имогены и говорит:

Так наш Тарквиний,

По тростнику подкравшись, разбудил

Невинность оскорбленьем. О Венера,

Как ложе украшаешь ты!

Акт II, сцена 2, строки 12–15

Это намек на легенду о римской матроне Лукреции, обесчещенной Секстом Тарквинием. Цитерея[24] — одно из имен Венеры.

«Узел гордиев…»

Однако Якимо — не Тарквиний. Он не пытается надругаться над Имогеной; ему просто нужно выиграть пари. Римлянин запоминает подробности убранства комнаты и в качестве вещественного доказательства того, что он был с ней, снимает с руки спящей Имогены браслет. Браслет легко соскальзывает с руки, и Якимо говорит:

Так же снять его легко,

Как узел гордиев распутать трудно.

Акт II, сцена 2, строка 34

Греческий миф о гордиевом узле очень древний. Когда в IX в. до н. э. малоазийское царство Фригия было охвачено волнениями, оракул предсказал, что следующий царь скоро приедет на телеге, поэтому прибывшего таким образом крестьянина Гордия тут же провозгласили царем. Гордий посвятил свою телегу Юпитеру (Зевсу) и привязал оглоблю телеги к ярму очень сложным узлом, концы которого были спрятаны внутри.

Впоследствии возник миф, что тот, кто сумеет развязать «гордиев узел», завоюет весь Восток. Несколько веков все попытки развязать узел оставались тщетными, поэтому выражение «гордиев узел» стало означать любую сложную и даже неразрешимую задачу. Наконец в 333 г. до н. э. Александр Великий, проходя мимо старой фригийской столицы (называвшейся Гордиум), легко решил проблему. Он разрубил узел мечом и отправился завоевывать Восток.

«…Историю Терея…»

Якимо даже поинтересовался тем, что читала Имогена перед сном:

Она сейчас читала

Историю Терея; загнут лист

На месте, где сдается Филомела.

Акт II, сцена 2, строки 44–46

Видимо, это были «Метаморфозы» Овидия, написанные во время правления Августа. По представлениям Шекспира о времени пьесы они считались тогда бестселлером. Эта книга была у Шекспира настольной, а миф о Терее вдохновил драматурга на создание «Тита Андроника».

Затем начинают бить часы (тот же анахронизм Шекспир допускает в «Юлии Цезаре»), и Якимо уходит.

«Юлий Цезарь высмеивал…»

Тем временем между Римской империей и островом Британией возникают трения. Дань, которую платит Британия, запаздывает, и Август направляет туда посла с требованием ускорить выплату. Филарио рассказывает об этом Постуму и выражает уверенность в том, что бритты предпочтут заплатить, а не воевать.

Однако Постум с жаром доказывает, что война будет. Он говорит:

Британцы

Обучены с тех пор, как Юлий Цезарь

Высмеивал неловкость их, хоть гневом

Их храбрость удостаивал…

Акт II, сцена 4, строки 20–23

Цезарь узнал о Британии в ходе завоевания Галлии; выяснилось, что галлы получают помощь от своих родственников кельтов, проживающих на острове. Он решил, что бриттов необходимо как-то урезонить, но не хотел направлять туда слишком большие силы, оставляя в тылу непокоренную Галлию. У бриттов (как сообщает Шекспир устами Постума) не было такой дисциплины, как в римских легионах, но дрались они с отчаянной храбростью, как все кельты.

Через три недели Цезарю пришлось отозвать отряд, который понес большие потери, но ничего не добился. Чтобы сохранить лицо, ему пришлось подготовить второй план вторжения, на сей раз намного более обширного, оно должно было состояться на следующий год.

«…Гордой Клеопатры…»

Беседу прерывает возвращение Якимо, который заявляет, что выиграл пари. Постум ему не верит, но Якимо принимается описывать спальню Имогены:

…на обоях из шелка с серебром изображен

Рассказ о встрече гордой Клеопатры

С Антонием; там Кидн вздымает волны…

Акт II, сцена 4, строки 68–71

Речь идет о первой встрече Антония и Клеопатры в Тарсе на реке Кидн, которая произошла примерно за сорок лет до событий этой пьесы по расчетам Холиншеда и за восемьдесят лет по нашему расчету.

Эта подробность, за которой следуют и другие, убеждает Постума. Ощущая стыд и отчаяние, он срывает с пальца кольцо с бриллиантом и отдает его Якимо, воскликнув:

То — василиск[25]: одним своим лишь видом

Меня он убивает.

Акт II, сцена 4, строки 107–108

«…Сатурна»

Оставшийся в одиночестве Постум тяжело переживает мнимую измену Имогены. Теперь добродетель жены кажется ему лицемерием. Он говорит:

От ласк моих законных отстранялась,

Просила воздержанья от меня;

И розовой стыдливостью могла бы

Воспламенить Сатурна…

Акт II, сцена 5, строки 9–12

Сатурн (латинский вариант греческого Кроноса) был предводителем титанов и отцом Юпитера (Зевса). Мысль о Сатурне (Кроносе), более старом, чем сам глава богов, действительно вызывает ощущение древности. В результате сходства слов «Кронос» и «Хронос» (Время), которое в конце концов побеждает всех, Сатурн (Кронос) превратился в Отца-Время и стал еще более древним, чем прежде.

Иными словами, Имогена могла бы пробудить желание даже в глубоком старике.

«…Трех тысяч фунтов Риму обязался»

Ко двору Цимбелина прибывает римский посол Кай Люций (личность полностью вымышленная) и требует уплатить дань, произнося следующие слова:

…твой дядя, Кассивеллаун, от Цезаря хвалы

Своими подвигами заслуживший,

В уплате каждый год им и потомством

Трех тысяч фунтов Риму обязался,

Ты ж прекратил ее.

Акт III, сцена 1, строки 5–10

Обложение бриттов данью возникло в результате второго похода Цезаря, предпринятого в 54 г. до н. э. На этот раз Ла-Манш переплыли восемьсот кораблей, на которых разместили не менее пяти легионов, в том числе двухтысячную кавалерию. Мало-помалу Цезарь оттеснил бриттов к Темзе, где их возглавил Кассивеллаун (Кассибелан). Он сражался очень решительно, при отступлении применял тактику выжженной земли и пытался подговорить южные племена сжечь корабли римлян. Однако ни воинское искусство, ни решимость не помогли Кассивеллауну, в конце концов он был вынужден капитулировать.

«Пришел, увидел, победил…»

Однако поражение бриттов не было позорным. Как говорит жена Цимбелина,

Что-то вроде

Победы Цезарь одержал здесь, только

Не здесь «пришел, увидел, победил»:

Он со стыдом, испытанным впервые,

Был дважды отнесен от берегов…

Акт III, сцена 1, строки 22–26

Считается, что Юлий Цезарь вторгся в Малую Азию в 47 г. до н. э., после короткой остановки в Александрии. В Малой Азии против него выступил Фарнак, правитель Понта — царства, которое сорок лет упорно сражалось с Римом. Однако силы Понта истощились, и в битве при Зеле (городе на западной границе Понта) войско Фарнака было разбито и обратилось в бегство. Юлий Цезарь отправил в Рим лаконичное послание, которое должно было продемонстрировать быстроту одержанной победы: «Veni, vidi, vici». Обычно это послание переводят на английский «Я пришел, я увидел, я победил» («I came, I saw, I conquered»), но перевод Шекспира («Саше and saw and overcame») тоже неплох. (Я придумал собственный довольно неуклюжий вариант, позволяющий передать аллитерацию оригинала: «Went, watched, won».)

И все же королева слегка льстит себе. Первый поход Цезаря действительно закончился бесславно, но второй принес ему несомненную победу, причем довольно легкую. На острове Цезарь не остался, но обложил его формальной ежегодной данью. В общем, бритты легко отделались, так как Цезарь не хотел держать в Британии постоянный гарнизон, пока Галлия оставалась непокоренной. Спустя век ситуация сложилась совсем по-другому.

«…Город Люда…»

Далее королева говорит, что Цезарь мог потерпеть полное поражение, поскольку буря повредила часть его кораблей. (На самом деле это произошло во время первого похода.) Когда это случилось, Кассивеллаун

Огнями город Люда озарил —

И бритты возгордились.

Акт III, сцена 1, строки 32–33

Город Люда — это Лондон; название возникло благодаря мифотворцам, придумавшим, что у ранних бриттов был некий король Люд, который якобы основал город на месте современного Лондона. Так, Джеффри Монмутский делает Люда братом и предшественником Кассивеллауна; в результате получается, что Лондон был основан около 66 г. до н. э.

На самом деле нам известно, что Лондон был крепостью, основанной римлянами во время их завоевания острова. Это произошло вскоре после смерти Цимбелина, то есть лет через сто после псевдооснования города Людом. Кроме перенасыщенного легендами труда Джеффри Монмутского и ему подобных, нет никаких оснований считать, что на свете вообще существовал король по имени Люд (возможно, он, как и Лир, первоначально был каким-то кельтским божеством) или что Лондон когда-то называли «городом Люда».

«Мульмуций…»

Затем Цимбелин приступает к изложению славной и древней истории бриттов:

Мульмуций, Законы давший нам…

Акт III, сцена 1, строки 55–56

Согласно легендам, Мульмуций был шестнадцатым королем Британии. Он правил около 400 г. до н. э. и учредил первый свод законов. Мульмуций был сыном Клотена — того самого, имя которого носит пасынок Цимбелина.

Однако Цимбелин относит правление Мульмуция к еще более древним временам, утверждая:

…из бриттов первый

Свое чело короной увенчал

И королем назвался.

Акт III, сцена 1, строки 59–62

Если верить его словам, то получается, что Мульмуций правил до Лира, то есть до 800 г. до н. э., еще до основания Рима. Иными словами, Цимбелин претендует на то, что британская королевская власть и, следовательно, цивилизация намного древнее римской.

«Паннонцы и дал маты…»

Цимбелин не испытывает настоящей вражды к римлянам, хотя кое-какие трения между ними есть. Он говорит послу Каю Люцию:

Привет тебе, Кай Люций!

Твой Цезарь сделал воином меня:

Я в юности служил ему…

Акт III, сцена 1, строки 69–71[26]

Упоминание об этом есть у Холиншеда; конечно, под Цезарем имеется в виду не Юлий Цезарь, а Август.

Вряд ли Август посвятил Цимбелина в рыцари в средневековом смысле этого слова; известно, что у римлян был обычай воздавать вассальным королям незначительные почести. Королям это доставляло удовольствие и заставляло их хранить верность метрополии. Во время своего правления Цимбелин установил с Римом дружеские связи, и ничего не стоящие титулы наверняка сыграли тут свою роль.

Однако в пьесе Цимбелин не пытается сохранить мир; наоборот, он по-прежнему не платит дани. Им руководит не дикий шовинизм; король уверен, что может это себе позволить:

Паннонцы и далматы защищают

Свои права оружьем; если бритты

С них не возьмут пример, в них кровь остыла.

Акт III, сцена 1, строки 73–76

Паннонцами называли племена, населявшие территорию современной Венгрии к западу от Дуная. Далматы жили в центральной части нынешней Югославии и действительно воевали с Римом.

Виноват в этом был Август. Он был штатским человеком и, в отличие от своего двоюродного деда Юлия Цезаря, не блистал талантами полководца. Когда после поражения Марка Антония Август получил власть над всей Римской империей, его главной заботой стало укрепление границы, в пределах которой империя могла бы наслаждаться благами мирной жизни.

Он решил, что на севере граница пройдет по Дунаю. Однако для этого пришлось развязать откровенно захватническую войну с независимыми племенами, которые еще жили к югу от этой реки. В 9 г. до н. э. римские легионы достигли Дуная по всей его длине; эта река действительно стала прочной границей империи и оставалась ею около четырех веков.

Но упрямые паннонцы и далматы не смирились с римской оккупацией. В последние годы правления Августа они то и дело поднимали восстание, и римлянам не раз приходилось проводить карательные экспедиции. Собственно говоря, именно необходимость удерживать северную границу не позволяла Августу и его преемнику Тиберию мечтать о заморских авантюрах. Поэтому племена бриттов были в полной безопасности независимо от того, платили они дань или нет.

Ситуация на северной границе разрядилась только после смерти Тиберия, после чего стало возможно переплыть Ла-Манш и оккупировать Британию.

«В Камбрии…»

Между Римом и Британией назревает война, но обезумевший Постум помышляет только о мести. Он велит своему верному слуге Пизанио передать Имогене письмо, которое выманит жену из дворца и заставит ее отправиться на поиски. Во время этих поисков Пизанио убьет ее.

Испуганный и сбитый с толку Пизанио отдает письмо Имогене. В нем говорится, что Постум тайно вернулся в Британию, чтобы повидаться с женой, несмотря на то что, если его обнаружат, ему грозит смертная казнь. В письме указано:

…знай, что сейчас я нахожусь в Камбрии, в Мильфордской гавани…

Акт III, сцена 2, строки 43–44[27]

Камбрия — часть Британии, которая теперь называется Уэльсом. Однако название Уэльс появилось лишь после вторжения англосаксов, через четыреста лет после правления Цимбелина. Это производное от слова, которое на староанглийском языке означает «иностранец».

Сами валлийцы называли свою страну Кимру, то есть земля кимри (вольных крестьян); латинизированная форма этого названия звучит как Камбрия.

Милфорд-Хейвен — очень удобная бухта в юго-западном углу Уэльса. Город с таким названием находится на северном берегу этой бухты по сей день.

«Наследник Цимбелина…»

Действие перемещается в Уэльс, куда спешат Имогена и Пизанио. На сцене появляются старик и два крепких молодых человека. Читатель, привыкший к рыцарским романам, сразу догадается, что молодые люди — пропавшие сыновья Цимбелина, похищенные в детстве. Старик называет себя верным британским воином, которого осудили, облыжно обвинив в измене. Его имущество было конфисковано, а он сам отправлен в изгнание. В отместку (как старик рассказывает публике) он похитил сыновей короля и воспитал их в глуши. Вот что старик говорит о старшем из них:

Вот Полидор,

Наследник Цимбелина и Британии,

Которого Гвидерием назвал он…

Акт III, сцена 3, строки 86–88

Далее он называет младшего:

…Кадвал

(когда-то Арвираг)…

Акт III, сцена 3, строки 95–96

О том, что сыновей Цимбелина звали Гвидерием и Арвирагом, сообщает Холиншед и добавляет, что старший из них (Гвидерий) стал наследником Цимбелина. Конечно, о похищении детей и их жизни в глуши у хроникера нет ни слова; все это чистый вымысел.

Впрочем, Гвидерия и Арвирага могли выдумать мифотворцы, чтобы заполнить пробел в истории.

В римских источниках сыновей Цимбелина называют несколько по-другому: Карактак (латинский вариант распространенного у бриттов имени Карадок), семь лет героически сражавшийся с римлянами. Второй сын короля, Тогодум, погиб в битве с римлянами, а третий, Админий (см. в гл. 2: «В Риме…»), оказался предателем.

Что же касается псевдонимов, данных братьям ссыльным воином, то Полидор — имя греческое, но имя Кадвал звучит скорее как кельтское. Его носила одна реально существовавшая историческая личность (иногда это имя писали как Кэдвалла или Кадвалладер). Этот валлийский полководец в 633 г. н. э. разбил английского короля Нортумбрии и во время последнего большого наступления валлийцев на вторгшихся англосаксов разорил всю Северную Англию. Кроме того, Кадвалладером звали одного валлийского принца в середине XII в.

Старый воин взял псевдоним и себе:

А я, Беларий, Морганом зовусь!

Я за отца им.

Акт III, сцена 3, строки 106–107

Морган — тоже кельтское имя, все еще распространенное у валлийцев. Но самым известным Морганом кельтских легенд является женщина: злая колдунья Фата-Моргана (Морганле-Фей), сестра короля Артура и главная виновница всех бед героев этой легенды.

«Плач Синона…»

На сцене появляются Пизанио и Имогена, прибывшие в Уэльс. Пришло время, когда Пизанио должен либо подчиниться хозяину и убить Имогену, либо ослушаться его. Он выбирает последнее и показывает Имогене приказ убить ее, присланный Постумом.

Бедная Имогена застывает на месте. Отныне она не поверит ни одному красивому молодому человеку, потому что:

Как честных, что в речах уподоблялись

Лжецу Энею, за лжецов считали;

Как плач Синона святость слез позорил…

Акт III, сцена 4, строки 59–61

Измена Энея (сына Афродиты и троянца Анхиса) Дидоне (карфагенской царице) и притворство Синона в истории с троянским конем — любимые темы Шекспира.

Пизанио обещает написать Постуму, что Имогена мертва, убеждает ее переодеться в мужское платье и остаться в Милфорд-Хейвене, где скоро высадится римское войско; может быть, вместе с ними прибудет и Постум.

Кроме того, Пизанио дает ей некое снадобье от расстройства желудка. Ранее слуга получил его от королевы и не догадывается, что это яд. Во всяком случае, так считает сама королева. Она не знает, что не доверяющий ей врач Корнелий дал ей не яд, а сонное зелье.

Затем Пизанио возвращается ко двору, чтобы его не обвинили в помощи побегу Имогены.

«Пока не перейдете Северн…»

Посол Люций в сопровождении Цимбелина и всего двора также отправляется на запад, в сторону Милфорд-Хейвена. Проводив римлянина до максимально возможного пункта, Цимбелин посылает с ним эскорт со следующими словами:

Друзья, пока не перейдете Северн,

Не покидайте Люция.

Акт III, сцена 5, строки 16–17

Устье Северна является границей между Англией и Уэльсом. Северн — самая длинная река Англии; в ней 210 миль (336 км). Римляне называли ее Сабриной; как английское имя (Северн), так и валлийское (Хафрен) происходят от этого названия.

Главный приток Северна — Эйвон, впадающий в Северн с востока, примерно в 20 милях (32 км) от устья. На Эйвоне (примерно в 25 милях (40 км) выше впадения Эйвона в Северн) стоит город Стратфорд-на-Эйвоне, обессмертивший себя благодаря тому, что в нем родился Шекспир.

«Фиделе, сударь»

Имогена, одетая в мужское платье, натыкается на пещеру, которая служит домом Беларию и его предполагаемым сыновьям (то есть ее родным братьям). Пещера пуста, потому что хозяева отправились на охоту. Голодная Имогена входит в пещеру и начинает есть. Охотники возвращаются и, пораженные красотой «юноши», сразу заводят с ним дружбу. (Вся эта сцена подозрительно похожа на эпизод из «Белоснежки и семи гномов».) Молодые люди спрашивают имя гостя, и Имогена отвечает:

Фиделе, сударь. Родственник мой хочет

Из Милфорда в Италию отплыть…

Акт III, сцена 6, строки 60–61

Так она объясняет свою поездку на запад. Выбранное ею имя — производное от латинского fidelis (верный), что свидетельствует о добродетели, в которой ошибочно усомнился Постум.

«Терсит…»

Из короткой сцены становится ясно, что Фиделе присоединился к братьям и их предполагаемому отцу и ведет идиллическую жизнь на лоне природы.

Однако сюда приползает змея в образе Клотена. Он заставил Пизанио рассказать, где находится Имогена, переоделся в платье Постума и решил изнасиловать Имогену, отплатив ей за прежнее унижение.

Однако вместо Имогены он сталкивается с Гвидерием (своим сводным братом). Возникает ссора, перерастающая в поединок. Гвидерий убивает Клотена, отрезает ему голову и бросает ее в ручей.

Тем временем Фиделе возвращается в пещеру, страдая от боли в животе, выпивает лекарство, которое дал Пизанио, и впадает в транс, похожий на смерть.

Братья находят Фиделе, решают, что он умер, и рвут на себе волосы от горя. Затем они совершают над ним похоронный обряд, а заодно и над Клотеном, который как-никак принц. Последнее им не по душе, но Гвидерий уныло говорит:

Принесите труп.

Терсит не хуже, чем Аякс, раз оба

Они мертвы.

Акт IV, сцена 2, строки 251–253

Терсит считался воплощением злоязычного и бесчестного воина, в то время как подвиги Аякса во время осады Трои уступали только подвигам Ахилла.

«Нога Меркурия…»

Спев над телами погребальный гимн и осыпав их цветами, Беларий и братья уходят.

Имогена просыпается, видит рядом с собой труп, по одежде определяет, что это Постум, и говорит:

То форма ног его; его рука;

Нога Меркурия и бедра Марса,

А плечи — Геркулеса. Только нет

Лица Юпитера.

Акт IV, сцена 2, строки 309–311

«Нога Меркурия» в бреду Имогены означает, что Постум был быстроногим, поскольку Меркурий, к сандалиям которого были прикреплены крылышки, являлся вестником богов. Мускулистые голени Марса и бедра Геркулеса тоже на месте, но лицо, величественное, как у Юпитера, исчезло.

Имогена приходит к выводу, что Пизанио лгал ей и все было задумано с целью заманить ничего не подозревавшего Постума в ловушку, расставленную Клотеном. Она проклинает отсутствующего Пизанио:

Пизанио, проклятия Гекубы

На греков — пусть разят тебя с моими!

Акт IV, сцена 2, строки 313–314

Гекуба, престарелая царица Трои, считалась символом несчастья, которое сводит человека с ума.

«Брат Сьены…»

Тем временем вторжение римлян приближается. Посол Люций спрашивает, какие силы прибудут, и капитан отвечает ему:

Брат Сьены предводительствует ими, Якимо храбрый.

Акт IV, сцена 2, строки 339–341

Перед нами еще один пример смешения Рима со средневековой Италией: Якимо оказывается братом герцога Сиенского. Сиена — город в 120 милях (192 км) к северо-западу от Рима. Говорить о герцоге Сиены можно было бы в эпоху Возрождения, но не в эпоху Рима времен императора Августа.

За этим анахронизмом тут же следует другой: наткнувшись на Имогену, все еще оплакивающую тело без головы, Люций спрашивает, как зовут убитого. Имогена скрывает правду и говорит:

Ричард дю Шан.

Акт IV, сцена 2, строка 311

Это идеальное имя для французского норманна, но норманн мог появиться в Уэльсе лишь через тысячу лет после эпохи Цимбелина.

Люций тут же проникается симпатией к Имогене (которая по-прежнему в мужском платье) и берет «его» на службу в качестве пажа.

«Легионы галльские…»

Начинается война. К Цимбелину приходит некий вельможа и отвлекает короля от размышлений об исчезновении Клотена. Вельможа говорит:

Уж легионы галльские на берег

Сошли с судов…

Акт IV, сцена 3, строки 24–25

Начнем с того, что во время правления Цимбелина никакого вторжения римлян не было. Возникла всего лишь незначительная угроза такого вторжения, когда сын Цимбелина Админий перешел на сторону Рима.

Админий попросил помощи у Калигулы (третьего римского императора, который, в отличие от двух первых, был молод и совершенно безумен), чтобы получить британский престол.

Вообще-то Рим помогал тем, кто просил такой помощи, ибо это позволяло ему получить еще одного короля-марионетку и в конечном счете присоединить к себе его королевство. Однако в данном случае Калигула ограничился тем, что выдвинул армию на галльский берег пролива Ла-Манш. Попытка форсирования пролива казалась ему слишком рискованной; игра не стоила свеч. Возможно, в этот момент у Калигулы наступило просветление. Позднейшие историки, единодушно не сочувствовавшие Калигуле, писали, что он велел солдатам собирать ракушки и считать их своими военными трофеями.

Настоящее вторжение состоялось только после смерти и Цимбелина, и Калигулы.

«Стой!»

Получив весть об убийстве Имогены, Постум горько раскаивается в своем поступке, хотя продолжает верить в измену жены. Чтобы наказать себя, он приезжает в Британию, переодевается в крестьянское платье и решает сражаться с римлянами, пока не погибнет в бою.

В Уэльсе, неподалеку от пещеры Белария, начинается битва между римлянами и бриттами. Постум, переодетый крестьянином, вступает в поединок с Якимо и обезоруживает его. Якимо, посрамленный каким-то крестьянином, считает, что это наказание за предательство Имогены, и кается в грехах.

Бритты проигрывают сражение, и Цимбелин попадает в плен. Однако тут на помощь бриттам приходят Беларий, Гвидерий и Арвираг. Они занимают позицию в узком проходе, где несколько крепких воинов могут задержать целую армию. Беларий восклицает:

Стой! Перевес на нашей стороне.

Проход у нас в руках; ничто не может

Нас выбить, — только трусость.

Акт V, сцена 2, строки 11–13

К ним присоединяется Постум в крестьянском костюме. Они спасают Цимбелина, воодушевляют бегущих бриттов и изменяют ход битвы. На сцене появляются Якимо и Люций и заявляют, что римляне потерпели поражение.

Видимо, Шекспир позаимствовал этот эпизод пьесы у Холиншеда, описывавшего вторжение датчан в Шотландию в 976 г. н. э. Когда скотты были разбиты, шотландский крестьянин Хей и его два сына обороняли узкий проход так же, как в пьесе это делают Беларий и его сыновья. Скотты воспрянули духом, а датчане решили, что противник получил подкрепление; в итоге победа осталась за шотландцами.

«О громовержец…»

В конце битвы Люций попадает в плен. Постум, также схваченный бриттами, заявляет, что он римлянин, и готовится к казни, считая, что он заслужил ее. В тюрьме Постум засыпает и видит сон. В этом сне все его умершие родные — отец, мать и два брата — обращаются к Юпитеру и доказывают, что Постум не заслужил такой участи.

Сипилий, отец Постума, говорит:

О громовержец, не являй

Немилость тле земной;

На Марса прянь, с Юноной спорь,

Ревнивою женой,

Что мстит тебе.

Акт V, сцена 4, строки 30–32

Громовержец — это Юпитер (Зевс), оружием которого являются «громовые стрелы» (молнии). Сицилий предлагает Юпитеру помериться силами с тем, кто ему ровня; в греческих мифах содержится множество свидетельств того, что иногда Юпитер откликался на такие просьбы.

Например, в Илиаде описывается его короткая размолвка с Марсом (Аресом). Когда Диомед ранил Марса, бог войны пошел жаловаться к Юпитеру, который ответил ему: «Смолкни, о ты, переметник! не вой, близ меня воссидящий! Ты ненавистнейший мне меж богов, населяющих небо![28]»

Конечно, Юнона (Гера) знаменита тем, что ревновала Юпитера к его многочисленным любовницам. Многие мифы рассказывают о том, как она бранила его и с мрачной решимостью преследовала не только любовниц мужа, но и детей, которых они родили от царя богов.

«Люцина…»

Мать Постума с плачем упрекает богов за то, что они с самого начала были против ее сына:

Люцина мне не помогла,

Взяла средь мук родов;

Сын вырезан был из меня…

Акт V, сцена 4, строки 37–38

Люцина — римская богиня деторождения; считается, что она со временем отпочковалась от Юноны, которая в качестве царицы небесной и супруги Юпитера отвечала за всех жен и матерей. В данном качестве Юнону часто называли Юноной Люциной; эти слова матери Постума означают, что она умерла при родах.

Появляется сам Юпитер, разгневанный жалобами на него, и восклицает:

Прочь, тени жалкие, в Элизий; в кущах

Неувядающих покойтесь там…

Акт V, сцена 4, строки 67–68

Элизий — это рай греческих мифов. Юпитер заверяет их, что позаботится о Постуме:

Он родился под нашею звездою,

Венчался в нашем храме.

Акт V, сцена 4, строки 75–76

Звезда Юпитера — это планета Юпитер, которую астрологи считают счастливой для тех, кто родился под ее знаком.

«Август жив…»

Юпитер делает на груди Постума метку, которую Постум обнаруживает, проснувшись. Эта метка четко предсказывает его будущее. Перед отправкой на виселицу его вызывает король.

В последней сцене пьесы полно разоблачений. Во-первых, приходит весть о смерти королевы, не вынесшей исчезновения сына. Перед смертью она призналась, что вышла замуж ради власти, а не по любви и замышляла погубить сначала Имогену, а потом и самого Цимбелина, чтобы расчистить путь Клотену.

Появляется пленный Люций и предупреждает, что проигранная римлянами битва — только начало кампании. Он говорит:

Но Август жив и будет это помнить…

Акт V, сцена 5, строка 82

Это эхо битвы, которая действительно имела для Августа жизненно важное значение. Во время правления Августа никакого проигранного сражения в Британии не было, зато такое сражение произошло в Германии. В 9 г. н. э. бездарный римский полководец Публий Квинтилий Вар завел три легиона в дремучие немецкие леса, где они попали в засаду и были уничтожены германскими племенами.

Такого поражения римская армия не знала более двухсот лет. Август впал в уныние от горя. Он «томился об этом», но не мог отомстить. В то время у него просто не было возможности набрать три новых легиона; для этого пришлось бы обложить всю империю непосильными налогами. Согласно легенде, Август бился головой о стену дворца и кричал: «Вар, Вар, верни мне мои легионы!»

«…Дань выплатить…»

Разоблачения продолжаются одно за другим. Имогена (все еще в образе Фиделе) спрашивает, где Якимо взял кольцо с бриллиантом, которое он носит на пальце, и тот признается в своем подлом обмане. Вслед за этим Постум и Имогена воссоединяются (правда, перед этим несчастный Постум бьет Имогену в мужском наряде). Затем выясняется подлинное происхождение Гвидерия и Арвирага.

Люция отпускают на свободу, и пьеса заканчивается пиром. Цимбелин говорит Люцию:

…хотя мы победили, Кай Люций, все же Цезарю и Риму

Мы подчиняемся и обещаем

Дань выплатить обычную…

Акт V, сцена 5, строки 460–462

Кажется, таким способом Шекспир хочет сказать, что Британия стала частью Римской империи, нанеся римлянам поражение, а после этого добровольно надев на себя ярмо. Конечно, это смешно, но на что не пойдешь ради удовлетворения национальной гордости?

Согласно Холиншеду, как только Цимбелин умер и королем стал Гвидерий, платить дань тут же перестали, и война началась снова.

Похоже, что сыновья Цимбелина действительно относились к Риму более враждебно, чем их отец. По крайней мере, так считали сами римляне. В 43 г. н. э., когда к власти пришел новый император, Клавдий, в Британию наконец вторглась армия под командованием Авла Плавта.

В юго-восточной Англии высадилось около сорока тысяч римских легионеров. Вскоре они подчинили всю территорию к югу от Темзы, убили нескольких сыновей Цимбелина (Кунобелина), и борьбу продолжил один Карактак (Карадок).

Карактак отчаянно сопротивлялся несколько лет, потом бежал на территорию современного Уэльса и воевал в горах до 51 г. н. э. Затем он был взят в плен и отправлен в Рим. Семья поехала вместе с ним и была радушно принята Клавдием, который оказался вполне приличным императором.

Затем начался период Римской Британии, во время которого страна жила намного лучше, чем до и после этого; так продолжалось триста пятьдесят лет.

Загрузка...