Так прошло три месяца. Лето клонилось к закату, и пожелтевшие листья, срываемые ветром, налетающим с Азовского моря, закружились по степи. Травы побурели и пожухли, выжженные летним солнцем и быстро теряющие силу от еще слабеньких утренних заморозков. Степь постепенно вымирала, лишая человека естественных укрытий в виде густых кустарников, рощ и перелесков.
А едва замела по степным шляхам белая пороша, банда Сердюка исчезла, растворилась. Как ни искал ее следы Путник, о котором слава пошла уже по степным хуторам и бандитским логовам – никаких следов банды не находил…
Он понимал, что допустил ошибку, сказав своим хуторянам, которых освобождал из бандитского плена, кто он… Конечно, они не стали держать язык за зубами, а воротившись на хутор, рассказали всем выжившим после той страшной ночи, что их спас Ленька Сербин, перестреляв при этом половину банды. И пошла гулять по степным хуторам легенда, обрастая все новыми и новыми «подробностями», в которых Ленька представал чуть ли не былинным богатырем, в одиночку побеждающим степные банды.
Безусловно, какая-то доля правды была в этих рассказах, потому что за лето в офицерской книжке хорунжего Сербина число уничтоженных им бандитов приблизилось к сотне. Но были это бандиты не только из банды Сердюка, а из разных банд, которые после полного разгрома белых в приазовских степях, расплодились, как грибы после дождя. Большинство банд были малочисленными – в двадцать – тридцать сабель, но встречались и более крупные – до ста и более.
Путник, который обрел теперь в степи имя, выслеживал банды на выходе из их схронов и смело вступал в бой, не давая бандитам возможности выстроиться в боевой порядок. Пластунская наука без промаха стрелять на звук, на вспышку, на отраженную тень, поражать противника рикошетом пули давала ему огромное преимущество перед бандитами, отдавая инициативу в бою в его руки.
Сербин умело путал свои следы, лишая возможности бандитских разведчиков выследить его, и легко уходил от погони, используя малейшие складки местности.
Пару раз побывав на родном хуторе, он узнал, что теперь его ищут и отряды ЧОНовцев, созданные новой властью для борьбы с бандами. Но он не хотел сотрудничать с новой властью ни в каком виде, считая дело расправы с бандой Сердюка только своим личным делом.
Под зиму уже Наталка передала ему письмо, запечатанное в матовый дореволюционный конверт с веселыми зябликами, изящно выписанными художником. Отъехав от хутора, куда Сербин забегал не более чем на пару минут, чтоб не навлечь беду на хуторян, Путник присел на придорожный камень и, распечатав конверт, достал листок бумаги в клетку, явно вырванный из гимназической тетради. Красивым почерком образованного человека в письме было написано:
«Сербину Леониду, хорунжему «Волчьей сотни» 2-го Аргунского полка.
Господин хорунжий!
Вы своими действиями, направленными на уничтожение бойцов отряда «Вольная степь», нанесли огромный урон делу освобождения приазовских степей от заразы большевизма, не понимая того, что ставите свою личную месть превыше интересов народа, не желающего жить под железной пятой большевиков и их прихвостней!
Ваш ум затмила средневековая зараза кровной мести! Вы ослеплены ею и не желаете видеть реалии вокруг себя. Степь закабалена жидо-комиссарами, которые толкают народ в ярмо обобществления собственности, уничтожают казаков, к коему племени причислены и Вы, но Вы упорно не желаете замечать очевидное! Вы, аки слепой котенок уткнулись в прапор своей идеи извести отряд «Вольная степь» и с упорством фанатика следуете ей!
Ваше упорство в достижении цели, безусловно, достойно уважения!
Но смею Вас заверить, что Вы тратите понапрасну свое время и благие, как Вам, очевидно кажется, порывы. Вам никогда не найти меня, поскольку за мною стоят силы, которые Вам не одолеть, как бы Вам этого не хотелось. Я всегда буду на шаг опережать Вас, любезный!
А потому, призываю Вас:
Остановитесь, господин хорунжий! Вспомните, наконец, что Вы офицер, дававший присягу на верность Царю и Отечеству! Займите свое место в рядах славных поборников Святой Руси! Прекратите братоубийство!
К этому призываю Вас я – атаман отряда «Вольная степь» А.Сердюк»
Далее следовала витиеватая подпись и дата.
Сербин долго сидел на холодном камне, размышляя. Сердюк не имел права напоминать ему о присяге, которая была святой для каждого казака. Сердюк сам давно преступил ее, став палачом и убийцей. Убийцей безвинных стариков, женщин и детей. С этим все было ясно… Но никто не лишал Сербина офицерского чина, и как офицер, он должен был сражаться за Отечество. Но вот вопрос: с кем сражаться? За какое Отечество? Ведь нет уже Российской империи, коей присягал он на Верность и Честь… И что делать? Встать в ряды Сердюковской банды и сражаться со всеми подряд, лишь бы прокормить банду? Или пополнить ряды отрядов ЧОН[1], отбирающих у селян последний хлеб? К какому берегу прибиться? Ведь выходило, что и те против народа, и другие не лучше…
Ему вспомнились слова лесного отшельника - «прими власть, ибо другой не будет»… Но принять эту власть Сербин не мог. Все его естество противилось этому, поскольку не от Бога она. Но от беса…
Он встал с камня и потянулся всем телом вверх, к солнцу…
«Надо свершить правосудие!» - подумал он.- «Это сейчас моя главная задача, мой долг перед Господом и памятью хуторян, безвинно убиенных нелюдем!»
И снова потянулись дни поисков и мелких стычек с бандитами. И снова пошла по степи молва о хорунжем Сербине, не дававшим спуску бандам…