Путник часть I

Глава 14

На следующий день доктор все же принес Сербину его револьверы и два плоских германских штыка в ножнах. Путник удивленно рассматривал вычищенное, смазанное и снаряженное полным боекомплектом оружие, прекрасно понимая, что раненный, он не мог ни почистить револьверы, ни набить барабаны патронами.

Заметив его изумленный вид, доктор с тревогой спросил:

- Что-то не так, Леонид? Что случилось-то?

- Кто-то вычистил оружие и снарядил его патронами… - ответил Сербин. – Я не думаю, что это сделали вы, доктор?

- Упаси Господь! – доктор в возмущении даже руками замахал. – Я это бесовское изобретение даже в руки брать боюсь!

- Тогда кто же? – не унимался Путник.

- Так Сидор Макосей его мне и принес в таком виде, в тряпицу завернутым. Он, наверно, и вычистил! Кстати, ему вы, в какой-то мере, и жизнью обязаны…. Я ведь дважды переливал вам его кровь. А потом он дважды еще и брата своего – Василия приводил. Так что, по вашим венам сейчас не только остатки вашей крови бегут, но и кровь братьев Макосеев. Вот так-то, сударь…

- Я обязательно отблагодарю Сидора, - с теплом в голосе сказал Сербин. – Обязательно…

После ухода доктора он разрядил оружие и долго примерялся к револьверам. И очень скоро понял, что «Наган» ему пока не по силам. Он с трудом поднимал его на уровень глаз двумя руками, но спустить курок после этого уже не мог. Силы покидали его. Но зато с «бульдогом» он управился лихо. Легко вскинул его в потолок и подряд три раза спустил курок, но потом руки повело в сторону, и револьвер с грохотом упал на деревянный пол. Фросенька в ужасе закрыла лицо руками.

- Подай, Фросенька, - попросил он.

- Нет-нет –нет, - пролепетала Фрося, не отводя рук от лица. – Ни в коем случае. Я за эту гадость боюсь браться! Она же убивает!

Заскрипев пружинами кровати, Путник вдруг сел, свесив ноги на пол. В глазах его полыхнули ослепительно яркие зарницы, а голова пошла кругом. Во рту сразу пересохло, а спину рванула дикая боль. Он понял, что еще мгновение, и он потеряет сознание.

Но девчушка опередила его. Молнией рванувшись к нему, она уложила его, обняв нежно, как драгоценный стеклянный сосуд. Поправив под головой подушку, она двумя руками с трудом подняла револьвер и вложила его ему в руку.

- Ой, прости, родненький! - запричитала Фросенька. – Я так больше никогда делать не буду! Что скажешь, сразу все сделаю, коль ты такой серьезный человек. Вот уж не думала, что встанешь ты, а ты что? Ты взял и встал! Потому что, тебе нужно! Вот ты какой, оказывается… Все сделаешь по-своему…. Не указ тебе Фрося, которая уж две недели дома не была, тебя стерегла, твои желания угадывала.... Нет, ты решил убить себя и Фросю заодно, потому что так тебе нужно!

Она вдруг упала на свою койку и громко, навзрыд расплакалась. Ее худенькие лопатки, остро натянувшие тонкую ткань халата, крупно вздрагивали, а все тело сотрясалось от рыданий.

Сербин никогда не попадал в такие ситуации с женщинами, да и женщин-то на своем коротком веку он толком не знал, кроме проституток в борделях Польши и Германии. Женская душа для него была полной загадкой, которую у него еще не было времени разгадать. Поэтому то, что сейчас происходило с Фросенькой, больно ранило его сердце. Он чувствовал сейчас свою полную беспомощность и не знал, как остановить этот поток слез.

- Фросенька, - еле слышно проскрипел он чужим голосом и прокашлялся. – Фрося! Я прошу тебя, перестань! Я ведь не хотел причинить тебе боль… Так вышло…, - и, переборов себя, выдавил, - Фросенька, ты уж прости меня…

Девушка понемногу успокаивалась, все еще лежа к нему спиной.

- Фросенька, - серьезно сказал Сербин. – Я сказал тебе то, что должен был сказать. Сказал от сердца. Других слов я не знаю и не знаю, что я должен сейчас сделать, чтоб заслужить твое прощение. Поэтому ничего делать не буду. В твоей власти принять мои извинения или казнить меня, показывая свою спину в знак то, что ты по-прежнему гневаешься на меня. Все! Делай, как знаешь!

Фрося вдруг спрыгнула с койки и упала на колени около его подушки, обливая лицо Леонида горячими слезами.

- Родненький мой! Любый ты мой! – лепетала девушка. – Если б ты знал, как напугал меня! Я ж и подумать не могла, что ты такой решительный, отчаянный! Вот же человек, а?! Встал и всё! И трава не расти! А у меня ж серденько оборвалось, что ты себе вред причинишь, и опять тебя лечить придется сызнова, понимаешь?!

- Фрося, я все понял! – твердо сказал Леонид. – Не продолжай, пожалуйста! И прекрати этот водопад, льющийся из твоих глаз… Он мучает меня.

Фрося, всхлипывая, и по-детски шморгая носом, лежала на его груди, успокаиваясь.

Леонид ласково гладил ее худые, все еще изредка вздрагивающие плечи.

Он вдруг понял, насколько дорога, насколько близка ему эта нескладная девчушка-подросток. Настолько остро он ощутил любовь к ней, что сердце вдруг болезненно сжалось, и слова вышли из его души, помимо его воли:

- Я тебя очень люблю, Фросенька… И никогда не причиню тебе боль… Поверь!

Девчушка вдруг радостно вскинулась и, покрывая все его лицо поцелуями, заторопилась:

- Ой, Ленечка, не говори больше ничего! Не пугай мое счастье! Молчи, ладно? Не говори! Я так ждала этих слов, что сейчас боюсь их. Боюсь, ты от жалости сказал… Не говори, Лень, ладно?

- Да ладно, ладно, молчу я! – Леонид совсем растерялся. – Давай-ка, ложись уже спать! Поздно!

- И то, Ленечка! И то!... – Фросенька задула лампу и тихо зашелестела в темноте одеждами…

И все же не удержалась… Подкралась на цыпочках к его койке и жарко прижалась к его губам раскрытым девичьим ртом…