Путь бойца: Правдивая история о Брюсе Ли

Глава 10

Джеймс Кобэрн говорит, что к концу жизни Брюс, казалось, постоянно испытывал на себе огромное давление, он словно был придавлен какой-то тяжестью. Со всех сторон и ото всех на него сыпались удары, и он был вынужден ежеминутно защищаться.

То Ло Вей заявил репортерам гонконгских газет, что Брюс пытался ранить его ножом. "Если бы я хотел убить Ло Вей, – горько усмехнулся "маленький дракон", – я бы не стал пользоваться ножом, двух пальцев было бы вполне достаточно".

То критики напали на него из-за того, что он в фильме "Кулак ярости" использовал нанчаки. "Я должен был применить какое-нибудь оружие, – парировал Брюс, – в конце концов, этот парень атаковал меня вооруженный мечом, ни один человек не может противостоять мечу голыми руками". Брюс часто любил повторять, что в реальной жизни, если какой-нибудь головорез нападет на него внезапно, подкравшись к нему в темноте аллеи, то он, Брюс, сделает то же самое, что сделал бы на его месте любой другой смертный, а именно: упадет от полученного удара.

Его второй фильм сделал Брюса, пожалуй, одним из самых желанных (особенно для продюсеров) актеров в мире шоу-бизнеса. На Филиппинах, например, фильм шел в течение 6 месяцев, и правительство было вынуждено в конце концов уменьшить количество импортируемых фильмов, дабы защитить местные кинокомпаиии. В Сингапуре, как и в самом Гонконге, спекулянты получали огромные барыши, сдавая долларовые билеты по 18 долларов за штуку. В ночь премьеры так много почитателей его таланта ринулись в кинотеатр, что огромный поток машин вынужден был остановиться, безнадежно рыча, в результате чего демонстрацию фильма пришлось приостановить на неделю, а за это время дорожные службы перевели поток машин на другие улицы.

Продюсеры со всего Востока стали предлагать Брюсу деньги, некоторые объявили о своих предложениях посредством газет. Без сомнения, для них это был самый дешевый способ приобретения наживы, используя его популярность. "У меня появилось сразу множество проблем, – признался Брюс репортеру "Файтинг Старз": – то вдруг какие-то люди останавливались у моей двери только за тем, чтобы передать мне чек на 200 000 долларов. Когда я спросил у них, за что, они мне ответили:

"Не беспокойся, это всего лишь подарок тебе". Но я не знаю этих людей, я их даже ни разу не видел". Он рассказал также о том, что его самого сильно смущает то обстоятельство, что он стал ужасно подозрительным, чувствуя, что больше не может никому верить. "Меня это сильно озадачивает. Я не знаю, кому я могу верить и начинаю с подозрением относиться даже к своим старым приятелям. Для меня сейчас наступил тот период, когда я совершенно не понимаю, кто именно хочет попользоваться мной. Когда люди одаривают вас такими деньгами как эти, вы совершенно не знаете, что думать. Я разорвал все эти чеки, но поверьте мне, это было очень трудно сделать, ведь я даже не знал, за что мне их дали". Он подчеркнул: "Конечно, деньги необходимы моей семье, но они не самоцель".

Были еще и другие трудности, возникающие как следствие человеческой низости. Каждый раз, как только Брюс снимался в фильме с какой-либо актрисой, так тут же какое-нибудь подлое дерьмо запускало историю, в которой главными действующими лицами были Брюс и эта актриса. После его смерти уже более ничто не могло сдерживать этих подлецов, у них начались дни великой жатвы. Они просто пекли всевозможные истории, упоминая то одну женщину, то другую. Тогда я первый раз подумала: [А не дурачил ли меня мой муж все это время?] Но все, что я могу честно сказать, так это только то, что если так и было, то я об этом ничего не знала.

Все, что я знала, это то, что он сделал меня очень счастливой, он был хорошим мужем и хорошим отцом.

Конечно, я должна признать, что соблазнов у него было так много, что хоть отбавляй. Внешность его была исключительно привлекательна, да и природа наделила его большими сексуальными возможностями. Он много путешествовал, подолгу отсутствовал дома. Но все это для меня не имело никакого значения и, если бы он был сейчас жив, мое поведение было бы совершенно таким же. Женщины, я знаю, попросту преследовали его. Я не говорю сейчас о тех обычных глупых письмах, которые получают все мужчины-кинозвезды. Все эти письма и телефонные разговоры он пропускал без внимания. Но если его начинала преследовать какая-нибудь женщина, то он, как правило, обращался ко мне: [О боже, эта женщина, она не отстает от меня ни на минуту].

Да, это было именно так: просто, прямо и естественно, как и он сам. Конечно, все это я могла понять. Брюс относился именно к тому типу мужчин, который всегда привлекает к себе женщин – [геройский тип], он был человеком, в котором присутствовали самые привлекательные черты Джеймса Бонда – Сина Коннэри. Я считаю, что мне ужасно посчастливилось, что я вышла за него замуж. Он был исключительно притягательной личностью. Конечно, и я часто видела, как на каких-либо публичны сборищах к нему подходили женщины и целовали его, надолго заключая в свои объятия; что поделаешь – это неотъемлемая часть шоу-бизнеса.То, что британцы, я думаю, называют профессиональной общительностью. В такие моменты я никогда не испытывала чувства ревности, возможно потому, что придерживалась принципа – [Давай, давай, дорогая, однако домой он поедет со мной]. Я не помню, чтобы я в действительности думала об этих проблемах так много и часто. Меня много больше волновали дела Брюса. Раз или два за наше десятилетнее супружество мы обсуждали с ним поведение мужчины, а именно супружескую верность. Брюс тогда сказал, что если он изменит мне когда-нибудь с другой женщиной, то это случится спонтанно, что он никогда не будет планировать это заранее, или заводить себе любовницу, или что-то в этом роде. И если это случится, добавил он, это будет не более чем что-то одномоментное, инцидент, который родился вследствие сложившихся обстоятельств. Он добавил, если

это случится, и если ты об этом узнаешь, я хочу, чтобы ты помнила, что это для вас не должно иметь никакого значения. И он был очень милым и задумчивым, когда сказал мне о том, как необходима я ему, как нужны ему наши дети. Он убеждал меня в том, что я данное ему судьбой сокровище. [А неверность, – сказал он, не может реально повлиять на супружество, мимолетное увлечение другой женщиной бессильно по отношению к такой фундаментальной вещи, какой является супружество]. Я, помню, сказала: [Да? Ты серьезно?] [Таковы мужчины],- ответил он. [Хм-м?] у меня даже не было мысли, что Брюс был со мной недостаточно откровенен во время нашей беседы. Для меня было слишком очевидно, что он действительно очень заботился обо мне и наших детях, а потому все остальное не могло иметь для меня никакого значения. Я помню, как имея в виду некоторые известные нам супружеские пары, в которых мужчины время от времени уходили к своим любовницам, а их покинутые жены в течение всех этих лет пребывали в жалком состоянии и бегали от одного к другому поделиться своим горем, ища сочувствия у окружающих, я сказала ему;

[Если это когда-нибудь произойдет между нами, то я мгновенно исчезну]. Он был немного удивлен, услышав твердые, уверенные нотки в моем голосе. [На самом деле?] – спросил он немного разочарованно. [Будь уверен, я так и поступлю], – сказала я. И он почувствовал это.

Конечно, сейчас я ничем не могу остановить этих болтунов, я могу лишь еще раз сказать, что если у Брюса и были с кем-либо близкие отношения, то я от этого не страдала. Единственное, что интересовало меня и что имело для меня значение большее чем то, что позволяет ли он обычным человеческим инстинктам одерживать над собой верх, так это то, что я всегда чувствовала, что семья для него является самой важной его заботой. Он говорил об этом, как о вещи, глубоко пронизавшей его сердце, и тогда, когда в нашей жизни были тяжелые времена, когда он находился под прессом целого ряда проблем. И тогда, когда мы с трудом сводили концы с концами, когда он повредил себе поясницу и все будущее виделось ему в черном цвете.

Когда мы говорили с ним о том, насколько сильно он нуждается в спокойствии, независимости и безопасности, я часто говорила ему, что, возможно, ему намного легче будет достичь своих целей, если ему не надо будет беспокоиться за меня и детей. Я помню, как он ответил мне: "Не имеет значения, не важно то, как тяжело нам сейчас, или какие тяжелые времена нас ждут в будущем. Я хочу только, чтобы ты знала, что для меня самым важным в жизни является то, чтобы ты и мои дети были всегда рядом со мной". И я знала, что он на самом деле этого хотел. Кроме того, наше супружество должно было "сработать", так как наши темпераменты были прямо противоположными.

Брюс был экстраординарное человеческое существо, полное жизненных сил, ужасный экстраверт, чувственный и влюбчивый, с трудом сдерживающий возбуждение. Я, напротив, тихая, уравновешенная, и, если была в том необходимость, то полная безопасности и спокойствия, в которых такой возбудимый человек, как Брюс, всегда нуждался. Мы дополняли друг друга во всем. В конце концов, он должен был жениться на ком-либо, обладающем отличным от его собственного, темпераментом. А если бы у нас были одинаковые натуры? Прекрасно, в таком случае, один из нас убил бы другого, так как ни один из нас не захотел бы покориться другому. А кто жертва? Вряд ли Брюс, я думаю.

В этой книге я процитировала несколько стихов, записанных Брюсом. Некоторые из них, очевидно, являются плодом его собственных усилий, другие были переводами стихов китайских поэтов. Я верю, что они еще полнее раскрывают его чувственную артистическую натуру. Он не был сентиментальным человеком, он ненавидел сентиментальность. Эмоциональным? Да, эмоциональным и высокоинтеллигентным, с гибким и тяготеющим к анализу складом ума.

В последние два года его жизни он часто приходил из студии домой во взвинченном состоянии, бурно переживая проблемы, возникающие во время работы. И по тому, как он себя вел, как он чувствовал, и то, как он говорил о том, что он хотел сделать и не сделал, я сразу же понимала, насколько он выведен из себя. Он часто вынужден был обращаться за помощью к телефону, с тем чтобы выговориться с кем-нибудь, так как порой он был не в состояния остаться один на один со своими переживаниями. Я пыталась помочь ему обнаружить причину затруднений, и часто мне для этого было достаточно лишь связаться с нужным человеком. Порой он ужасно расстраивался, когда вдруг обнаруживал, что он не в состоянии физически выполнить что-либо задуманное. Именно в это время его начала мучить бессонница. Когда он работал на студии и у него что-то не получалось, он часто звонил домой и просил меня к нему приехать. Я не думаю, что я могла сделать для него что-либо существенное, но, находясь рядом с ним, я действовала на него успокаивающе. В целом я уверена в том, что каждый из нас делал все возможное для укрепления наших отношений. Каждый из нас выполнял свою роль так хорошо, как только мог и, возможно, мы поражали друг друга тем, что каждый из нас делал для другого много больше, чем мы могли бы предположить в начале нашей супружеской жизни. Хотя Брюс любил повторять [я в этом мире появился не для того, чтобы удовлетворить твои надежды, и ты живешь не для того, чтобы удовлетворить мои]. И хотя я всегда верила в него, но тем не менее то, что он для меня сделал, намного превышало самые мои сокровенные мечты. Он был личностью, верящей прежде всего в спонтанность, он не желал потакать толпе и мнимым обычаям, особенно, если они основывались на выгодах коммерции. Так например, он игнорировал такие праздники, как День св. Валентина или День Матери, то есть те события, которые рассматриваются богатыми людьми, а ведь теперь и он стал одним из них, как возможность увеличить свою популярность у народа, когда они одаривали бедных людей всевозможными дешевыми подарками, цветами, открытками и т. д. Брюс иногда забывал день моего рождения, хотя всегда помнил о дне нашей свадьбы. И в том, как он вел себя в эти знаменательные для нас дни, опять же прослеживалась исключительная спонтанность его поведения. Когда он возвращался домой после продолжительного отсутствия, он привозил мне часто цветы, какие-нибудь сладости или даже дорогие платья. Но что бы он ни привозил, все это он покупал, не раздумывая долго, а под влиянием внезапно возникшей идеи, условий данного момента, поэтому в его подарке был всегда элемент неожиданности, что делало ею особенно приятным и приводило меня в восторг.

По окончании работы над "Биг Боссом" и "Кулаком ярости" Брюса больше не связывал никакой контракт. Успех "Биг Босса" и "Кулака ярости" еще раз убедил Брюса в том, что он должен создать картину, которая сможет заслужить признание общественности и одновременно заставит еще больше уважать мир воинских искусств.

Ему пришлось выдержать долгую и тяжелую борьбу за то, чтобы достичь того уровня, на котором он теперь находился, но он сознавал, что ему будет очень трудно удержаться на вершине, и это потребует от него дополнительных сверхусилий. Он серьезно работал над еще одним сценарием, представленным ему студией "Голден Харвест", а именно [Желтый тигр], но позже он отказался от него. Пришло время принимать принципиальное решение. Он должен был определить свое личное отношение к фильмам о кунг-фу. Он не собирался почивать на лаврах и жить только за счет прежнего успеха. Каждый фильм, в это он твердо верил, должен быть гораздо лучше предшественника. И он чувствовал, что единственный путь, с помощью которого он сможет достичь лучшего,- его личный контроль за всеми стадиями работы над фильмом, над всеми его составляющими, включая сценарий, подбор актеров, костюмов, выбор места, саму съемку и т. д. Он решил основать свою собственную кинокомпанию "Конкорд" и работать в содружестве с Раймондом Чоу. Он всегда чувствовал неудовлетворение от методов работы местных кинокомпаний, где директора, как правило, начинали снимать фильм, имея на руках лишь наброски сценария и додумывая историю уже по ходу съемок, сама история, в свою очередь, базировалась на удачных сценариях старых фильмов либо на фантастических легендах, которыми так наводнена Азия. Брюс же настаивал на том, чтобы сценарий соответствовал голливудским стандартам, однако когда он делал свои предложения к сценарию "Желтого тигра", а Ло Вей отказался, то Брюс откланялся. Это был риск, но все великие вещи всегда связаны с риском, вот почему не многие в состоянии их создавать. Он купил несколько книг о кинопроизводстве и начал шлифовать свое сценическое мастерство. Он чувствовал, что в китайских фильмах практически отсутствует душа, директора лишь стараются придерживаться существующей генеральной линии, он же был решительно настроев изменить хотя бы в своих фильмах эту дурную традицию. И тогда он решил мужественно пойти на риск – писать самому сценарии, самому директорствовать, снимать и сниматься, иными словами, все целиком делать самому, что само по себе было экстраординарным явлением в мире кинобизнеса. И однажды он, в конце концов, решился на это. Я не думаю, что в то время он заботился о будущем вознаграждении. Он взял на себя всю ответственность и окунулся в работу, как истинно влюбленный человек.

Одной из причин такого его решения было его жгучее желание давать каждому герою, в каждом последующем фильме совершенно новый характер. Он сознавал, что зрители хотят видеть его прежде всего в драках, но нужно было придавать своим персонажам большую глубину, большую индивидуальность. Ни один актер в Китае не решался до него на такой шаг. Он был величайшим нонконформистом, и это особенно проявлялось в отношения его в гонконгскому кинематографу. Он глубоко верил в свои идеи, касающиеся воинских искусств.

Он был новатором, творцом, был человеком, который скорее сам создавал те или иные события, нежели был создан ими. В конце концов, Брюс остановил свой выбор на главной идее сценария "Путь Дракона" (в некоторых странах фильм шел под названием "Возвращение Дракона"). И как только он определился в своем выборе, он тут же начал отрабатывать все детали. Только на обсуждение и доводку сценария ушли целые недели. Много раз он выезжал на место будущих съемок, он так же много часов провел в беседе с ассистентом-директором, который, как правило, приходил для этого к нам домой. Большинство этих встреч происходило в моем присутствии, но так как большую часть времени они говорили по-китайски, то я не могу сказать, что я принимала в этих беседах какое-либо участие. Уже потом, когда мы оставались дома одни, мы вместе обсуждали идеи Брюса, и это порой приводило к тому, что у него внезапно зарождались еще более интересные идеи.

С самого начала он был убежден в том, что кинопроизводство является смесью искусства с коммерцией. И то, что он пригласил с собой в Италию и Гонконг чемпионов США по каратэ Чака Норриса и Боба Уолла, было как эстетическое решение проблемы, так и коммерческое. Учитывая требования коммерции и то, что он, главным образом, обращается в своих фильмах к своим соплеменникам, он понимал, что китайцы получат особое удовольствие, когда увидят, как их китайский герой побеждает людей другой расы.

Если это звучит как расовый предрассудок, то это вполне естественно, если вспомнить историю борьбы Китая против чужеземных захватчиков. Но самым важным для Брюса было то, что снимая фильм, он смог бы сотрудничать с профессиональными каратеистами, а не актерами или танцорами. Он верил, что это придаст еще больше драматизма и достоверности.

Для большинства тех, кто видел этот фильм, возможно, самым странным показался тот факт, что фильм о китайском кунг-фу был снят в Риме, а самая захватывающая сцена – в обители древних гладиаторов – Колизее. Дело в том, что когда Раймонд Чоу, партнер Брюса по производству фильма, заметил, что у него в Риме есть связи с людьми, способными помочь им и с техническим оборудованием, и с костюмами, и с декорациями и т. д., и т. п., то Брюс сразу же ухватился за это предложение, сознавая оригинальность идеи – связать кунг-фу с теми местами. Это сулило большие возможности. Вместе с этим возникло много проблем и, прежде всего, нужно было все логично увязать, чтобы фильм был правдоподобным. Они снимали на улицах, в аэропорту, в окрестностях Рима, в часы усиленного транспортного движения и даже при плохой погоде. Однажды они в течение всего лишь одного дня отсняли около шестидесяти только одних посадок самолета в аэропорту. Брюс постоянно требовал совершенства как от себя самого, так и от всех, кто работал вместе с ним. Не мудрено, что многие жаловались на то, что с ним очень трудно работать, но он всегда знал, чего он хотел и как этого добиться. Он мог быть излишне резок и прям, когда он этого хотел, и таким он был, когда снимал фильм [Остров Дракона], но сейчас он был вежлив и терпелив с актерами и с сотрудниками. Несмотря на то, что он мог мгновенно взорваться, он держал себя в руках в течение всей работы над фильмом. Условия работы над фильмом были чрезвычайно жесткими, съемка производилась в диком темпе – четырнадцать часов в сутки и так семь дней в неделю. В течение двух недель все то, что планировалось отснять в Риме, было отснято, и вся группа вернулась в Гонконг работать дальше. Постановка драк была привилегией и специальностью Брюса. Он хотел быть только совершенным. Вначале каждая драка планировалась на бумаге, каждое движение под каждым углом зрения. Так, например, только его последняя большая дуэль с Чаком Норрисом потребовала двадцать страниц инструкций. Все было схореографировано не менее тщательно, чем сольный номер балетного танцора. Все это Брюс изобретал в своем кабинете дома, часто я помогала ему, играя Чака Норриса. Вдруг у него возникала какая-нибудь новая идея, тогда он звал меня: [Эй, Линда, иди сюда, давай попробуем сейчас вот это]. И мы пробовали воплотить в жизнь его идею, после чего все движения он записывал на бумагу. Для того чтобы облегчить себе задачу, он установил вдоль одной стены зеркала. При этом он постоянно смотрел, под каким углом зрения данную сцену будет лучше отснять, чтобы эта сцена прозвучала более эффектно и убедительно. Он постоянно изобретал что-то новое, применяя различные технические приемы кунг-фу, потому что каждая драка должна была отличаться от всех предыдущих, когда-либо им отснятых. Сцены драк, которые он разрабатывал, были на самом деле потрясающими. В трех первых фильмах, включая и [Путь Дракона], их было около тридцати. Все они отличались друг от друга и были запроектированы только для определенного персонажа фильма. После того, как все движения были тщательно продуманы, наступал момент, когда все это нужно было осуществить вместе с партнерами, учитывая вес, рост, силу оппонента. Брюс также использовал различное холодное оружие – палку в одной сцене, нанчаки – в другой. Он сам сделал себе метательные дротики и использовал их в фильме. Он хотел воспользоваться своими обширными знаниями в области древнего и современного оружия как стран Востока, так и Запада. Сцены драк, в которых ему помогали статисты, не являющиеся профессиональными актерами, требовали особой подготовки. Когда он наносил им удары, то их реакция на эти удары, естественно, была тщательно отрепетирована. Не забывайте, что на самом деле ни один из ударов Брюс не доводил до контакта с человеком, и это только визуально кажется, что удары достигают цели, и, само собой разумеется, это требовало ото всех исключительной четкости и точности действий, достигнутых благодаря многократным повторениям. Его действия в батальных сценах, его хореография, его руководство другими актерами и мастерами воинских искусств было уже само по себе удивительным искусством. Однако не надо забывать, что та техника, которую он демонстрировал в своих фильмах, сильно отличалась от той, что применял бы он в реальной жизни.

Когда работа над фильмом закончилась, начались новые трудности: гонконгская цензура открыла новую кампанию по борьбе против жестокости и насилия в фильмах. На счастье, цензоры настояли на изъятии только одного небольшого куска (он был в дальнейшем восстановлен для демонстрации фильма за океаном), в котором Брюс наносит последовательно один за другим пять ударов ногой в голову Чака Норриса. Это был прекрасный момент – важная часть, которая открывала зрителю психологию драки, и поэтому очень жаль, что пришлось пожертвовать этим куском. В этом фильме был еще один выдающийся новаторский момент. В большинстве своих фильмов китайские продюсеры использовали музыку, уже записанную в исполнении какого-либо оркестра. В этом фильме сам Брюс сидел перед записывающими устройствами и играл на ударных инструментах. Он контролировал полностью всю работу над фильмом, ни одна деталь не ускользала от его внимания – дублирование, устройство декораций, выбор костюмов и т. д., и в заключение, он редактировал и монтировал фильм. Он должен был просмотреть фильм в общей сложности несколько сотен раз как в отдельных кусках, так и в законченном виде.

Его первоначальным планом было показать себя гонконгским зрителям с другой стороны, нежели в первых своих фильмах. Когда он только еще начал работу над фильмом, то он в основном предназначал его только для Южной Азии. Первоначально у него не было намерения представить фильм на мировой рынок, вот почему он написал историю, которая главным образом должна была произвести благоприятное впечатление на китайцев. Поэтому он так же пытался воспроизвести на экране трогательный характер по-деревенски наивного парня, отчаянно пытающегося приспособиться к различным незнакомым ему до этого ситуациям, в которые он попадает в одной из крупнейших столиц Европы – Риме. Это характер, посредством которого он смог очень хорошо показать смешные стороны своего собственного характера, те стороны, которые в ранних своих фильмах он не имел возможности продемонстрировать.

Я думаю, что в данном случае, описывая характер своего героя, Брюс воспользовался своим собственным опытом, вспоминая те первые дни своего пребывания в Сан-Франциско, когда он приехал туда в юном возрасте из Гонконга. Брюс был уверен в том, что этот фильм [побьет] его два предыдущих, по крайней мере, в Гонконге. Он предсказывал, что сбор с этого фильма будет более 5 млн. гонконгских долларов. Ему никто не верил – ведь 5 млн. – это почти в три раза больше, чем собрал фильм [Звуки музыки]. Пресса, узнав о претензиях Брюса, начала немилосердно издеваться над ним. Брюс только посмеивался над их нападками и потом веселился как школьник, когда [Путь Дракона] в итоге перекрыл рубеж 5 млн. долларов.

Дома у него был видеомагнитофон, вмонтированный в телевизор, он записывал на него соревнования боксеров и борцов и различные их показательные выступления. Он также купил специальные фильмы о боксерах, такие, например как [Мохаммед Али в действии]. Все это он тщательно просматривал, изучая их боевую технику, постоянно думая над тем, что он мог бы применить из их арсенала в своих будущих фильмах. Он просматривал свои видеозаписи по несколько раз в день. Для Брюса это были часы упорной творческой работы. В своем интервью журналу [Чайна Мейл] он сказал о том, что он любит простую спокойную жизнь, так и было на самом деле. [Я не люблю многолюдные сборища, я не нуждаюсь в такого рода популярности. Но все это является неизбежной частью жизни кинозвезды, особенно в таком небольшом городе, каким является Гонконг]. Но хуже всего, считал он, то, что вокруг него постоянно вьются люди, которые стараются поддерживать с ним хорошие отношения, хотя он сомневается в том, что делают они это бескорыстно. Он сожалел о том, что боссы кинокомпаний неправильно понимают ею. [Они думают, что меня интересуют только деньги. Вот почему они все пытаются завлечь меня к себе, предлагая только огромные суммы денег и более ничего. Но поверьте мне, мне нужно лишь то, что принадлежит мне по справедливости, только то, что я честно заработал. Все, что меня волнует, – это качество моих фильмов]. В целом он был доволен тем, что смог добиться этого в [Пути Дракона]. Некоторые западные рецензенты критиковали фильм за то, что фабула его слишком наивна, что сделан он дешево в сравнении с голливудскими стандартами. Однако Брюс сознавал, что зрителей Южной Азии невозможно перевоспитать за одну ночь, поэтому он не должен торопить события.

Он инстинктивно чувствовал, с какого рода фильмами он сможет к ним обратиться и что великомасштабное, на манер Голливуда, кинопроизведение не найдет себе отклика в их душах. Дальнейшие события доказали его правоту.