Квирина, Сантэя.
1
Серж опять — до невозможности серьёзен. И встревожен — будто за пределами казармы полыхает пожар на пол-Сантэи. Или Анри Тенмар вновь решил приговорить к смерти Роджера Ревинтера-Николса.
— Подполковник Тенмар! — Всё-таки тогда Анри умудрился напугать мальчишку не на шутку! Со дня, как они вызволили Сержа из тюрьмы, по имени он Тенмара не назвал ни разу. — Подполковник, разрешите — с Роджером буду драться я!
Ну, конечно. Именно об этом Серж и собирался просить страшного подполковника.
— Дерись, — разрешил страшный. — Только я тебе уже обещал его не трогать.
Это Анри решил еще по дороге в тюрьму. Загадал — если с Сержем ничего не случится…
В конце концов, сбежать Николс не пробовал. За друга — насколько Тенмар вообще разбирается в людях! — встревожился по-настоящему. Да и пощаду вымаливать не пытался.
Николс мерзавец и слабак — это да. Но не трус и не слизняк, что удивило.
— Это вы не тронете! — серьезности во встревоженном взгляде не убавилось ни на меар. — А остальные — запросто.
Остальные тоже не тронут — даже Конрад! Но в это Серж поверит не скоро.
Эверрат для мальчишки — почти смертельный враг. А на Рауля юный Кридель волком смотрит. Волчонком. На здоровенного матерого медведя.
Анри когда-то знал барона Ива Криделя. Тот всегда был мягким, сдержанным человеком. А Серж за четыре месяца умудрился оказаться на ножах чуть не со всеми.
Скорее всего, он и в ставке Всеслава был одинок. И именно там Николс к мальчишке ключик и подобрал. С неизвестными целями.
— Я еще хотел сказать… — И глаза — в пол. Будто в омут сейчас. Головой. — Подполковник Тенмар, можно вызвать сюда целителя? — Резко вскинутая голова, диковатый взгляд. — Только не Шарля!
— Можно, если очень нужно, — невольно улыбнулся Анри. Серж сейчас напоминает щенка-переростка. Не слишком ловкого, но осмелевшего до одури.
Потребуем и целителя, но чем таким Шарль не устраивает? С ним мальчишка еще не ругался. Или — уже? Или целитель нужен не ему?
— Для кого?
— Поклянитесь, что никому не скажете!
Ой, как страшно и таинственно! Тенмар едва не заулыбался вновь.
— Ну, клянусь.
— Для Роджера.
Ясное дело, но почему? Шарль отказался лечить? Быть такого не может. Клятву Аристида Эрвэ соблюдал всегда.
— Что с твоим другом?
М-да. Таким тоном спрашивают о любимой собаке.
— Роджеру кошмары снятся! Всё время. Он почти не спит!
— Серж, здесь кошмары снятся всем. А что касается Роджера Ревинтера — прости, но он свои заслужил.
— Ты не понимаешь… — мальчишка упрямо замотал головой. Даже сбился с «вы». — Ему не снится, что он убивает или… — Серж, покраснев, отвел глаза. — Или еще что-нибудь… Ему всякая запредельная жуть снится!
Анри невольно вспомнил старого лекаря в родном замке. Худого как жердь.
Тот потчевал Катрин Тенмар от бессонницы травяными настоями. Качал седой как лунь головой и повторял: «У госпожи герцогини расшатались нервы. Ей нужен покой. Попейте травок с медом, не думайте о плохом…»
И чем лекарь поможет Николсу? «У господина гладиатора расшатались нервы. Ему нужен покой…»
И квиринский лекарь наверняка шпионит на квиринского же генерала. Поппея Августа, загнавшего их в эти казармы!
Через шесть с половиной лет они получат свободу и местное гражданство. Если Империя сдержит слово. А она его держит не всегда.
Через шесть с половиной… Отцу уже — семьдесят два. И деду Конрада — не меньше.
Зато доживут отец и мать Сержа. Родители других. Жена и дети Рауля.
И скорее всего — мать. Она на двадцать лет моложе отца. Раньше это бросалось в глаза. Теперь… теперь — неизвестно. Анри не видел ее два года. А отца — много дольше.
За выбор всегда платишь, неважно — правилен он или нет. Арно Ильдани был одним из благороднейших людей, рожденных в подзвездном мире. За него нельзя было не мстить. За друзей мстят, а врагов ненавидят.
Но плата — горе уже твоих родных. Ни в чём не виновных.
— Подполковник, вы поможете Роджеру?
Наивные глаза мальчишки. Одного из немногих, перед кем Анри еще ни в чём не успел провиниться.
В отличие от сотен других. Кого завел на смерть или в квиринскую трясину. Где они уже два года барахтаются. В Месяце Сердца Весны будет ровно два…
— Постараюсь, Серж… — вздохнул Анри.
— Полковник!
Центурион. Тот самый. Повязанный тем побегом.
Серж нахохлился не хуже зимнего воробья. А вояка в его сторону покровительственно кивнул. Помню, дескать. «Наш». Вместе спасали!
— Полковник Тенмар! — Почему он всегда повышает в звании? Нарочно? — Поговорить бы надо!
— Серж, тебя ждет друг. У вас обоих первый бой.
— Да, Анри! — Мальчишку унесло вихрем. Радости.
Даже забыл, что по имени решил не обращаться.
Еще бы! Помощь заклятому врагу Тенмар пообещал, назвал его другом Сержа. Значит — вроде как и дружбу одобрил.
И на бой идут вместе. Да еще и в паре. Много ли для счастья надо? В восемнадцать лет.
— Слушаю вас, центурион.
— Полковник, вы туда сегодня двоих новичков берёте?
— Жеребьевка… — Анри насторожился.
Не поставят же драться с посторонними. Это оговорено в условиях. Только со своими.
— Вы бы там сегодня поосторожнее, полковник. Квириты бурлят — крови потребовать могут…
— Не получат. — С этим центурионом можно говорить свободно. Хотя бы о боях. Не убивать друг друга — тоже оговорено. — А что с квиритами? Перепились с полудня?
Обычай валять дурака после двенадцати дня так и остался для Тенмара признаком глупости. Квиринского плебса. И не только его.
— Да нет, — центурион нахмурился. — Там виргинку поймали с полюбовником. И как раз перед вашим боем казнят.
Только этого не хватало! Вальдена можно оставить. Николс тоже ничего нового не увидит. Но Сержу там не место. Хоть связанный и с кляпом, но останется в казарме. В другой раз с другом пофехтует.
— Полковник! — стражник из десятка центуриона почтительно замер в трех шагах. Почтительно? — Полковник Анри Тенмар, вас хочет видеть генерал Поппей Август.
2
Есть в мире вещи неизменные. Например, отвращение при лицезрении генерала Поппея Августа — Кровавого Пса.
Анри едва сдержал усмешку. Представил лицо генерала — если пленный офицер обратится к нему данным врагами прозвищем. Дескать, язык плохо выучил. Думал, это — почетный титул…
Увы, такая шутка уместна для лейтенанта. Не для подполковника, рискующего не только своей шкурой, но еще и тремя сотнями чужих. Которые ему далеко не «чужие».
— Подполковник Тенмар! — Лицо резко обернувшегося к Анри красы и гордости квиринской армии вряд ли могло быть злее. Даже прочти он мысли пленника. — Вы уже слышали о случившемся в Сантэе?
Центуриона мог подослать и сам генерал, но это — маловероятно.
— Вы о краже воды из Сантэйского водопровода?
Новость прошедшей недели. Впрочем, в казармах ее обсуждают до сих пор. Эвитанцы так и не смогли толком понять. Вода — практически общая и ничья. Так почему ее воровство приравнивается к убийству?
Генерал досадливо поморщился. Явно не понимает — издевается собеседник или нет.
Видимо, выбрал второе. Потому что зло дернул плечом:
— Стал бы я лично вмешиваться — из-за суда над придурком, которому воды мало!
А по закону — нужно. Но когда же тут менять законы — если они вместо этого «Величеств» меняют раз в месяц?
А гвардии — не до законотворчества. Немудрено, что Всеслав разбил их в пух и прах.
Впрочем, тут злорадство — неуместно. Тенмара и его товарищей он тоже разбил. Два года назад…
— Речь об оскорблении богов… — начал генерал. Но оборвал сам себя:
— Служившая Вирге дура не могла подождать двадцать лет!
Сами виноваты. Нечего отбирать по знатным семьям маленьких девочек. И заставлять их по двадцать лет служить закосневшей в девичестве Вирге. После крещения для приличия объявленной святой Виргинией.
Любой взбесится — заставь его провести лучшие годы в монастыре.
Хотя молчал бы ты, эвитанец. В Квирине хоть через двадцать лет отпускают. А в твоей родной стране если уж запрут молиться — то навсегда.
— Короче… Виргинку и ее любовника казнят перед вашим выступлением. Чернь захочет еще крови. И она должна пролиться.
Кто, чернь?
— Эвитанцы не убивают друг друга. — Тенмар надеялся, что льда в голосе достаточно. — Это было оговорено.
— Я этого и не требую! — раздраженно рявкнул Кровавый Пес. — Убейте, кого хотите. Но кровь на арене должна пролиться!
— Кого хотим? — бровь Анри поползла вверх.
Как когда-то отца раздражала эта привычка! «Ты надо мной издеваешься⁈» — рычал старый герцог Тенмар…
— Выберите любого гладиатора. Из любой страны! — Похоже, Поппей сдерживается из последних сил. — Хоть чернокожего рубийца! Кровь у всех одинаково красная!
— Ни я, ни мои люди не станут убивать никаких чернокожих рубийцев! — отчеканил Анри. Моля Творца или Темного — кто услышит! — чтобы сейчас хоть немного напоминать отца. В его лучшие годы.
«Никогда не сомневайся, что люди выполнят твой приказ. И они его выполнят. Никто не должен усомниться в твоих словах. И в первую очередь — ты сам!»
— Мы — солдаты, а не рабы. Это тоже оговорено.
— Будь по-вашему, — Поппей Август только что сквозь зубы не цедит. Ничего, прикажет другим. Не эвитанцам. — Да, еще, подполковник… Напоминаю, казнь состоится до боя. Приятного зрелища… солдат.
3
Хорошо, что им не придется убивать. Точнее, придется не им.
Плохо, что бой после казни. А еще хуже, что, пока Анри любовался поганой рожей Поппея, остальных увезли в амфитеатр. Сержа уже не заменить. Сегодня он увидит, как человека медленно забивают насмерть.
Увидит — перед первым боем на арене.
За два последних года Анри заставил себя измениться. Импульсивный и прямолинейный в юности — вынужден был стать хладнокровным и невозмутимым. Насколько сумел.
Хватало несдержанных подчиненных. Если еще и командир начнет вести себя так же…
Только потому ему не хотелось убить квиринскую чернь. По-настоящему — ни разу. За все эти месяцы.
Плебс жаждет крови и зрелищ. И радостно рукоплещет одному из любимцев — гладиатору Анри Отважному.
Он ненавидел их. Но не настолько, чтобы желать им смерти.
До сегодняшнего дня.
Остальные уже ждут за кулисами. Николс с Сержем — рядом, Жан — в стороне.
Мелькнула надежда, что здесь их и продержат. До самого выступления.
Крики слышны будут. Но слышать и видеть — не одно и то же…
Тенмар едва сдержался, чтобы не садануть кулаком в стену. Прямо в присутствии всех.
Квиринское правосудие насмерть забьет кнутом любовника монахини-виргинки. А ее заживо замурует в подземном склепе. Этой же ночью. Таковы законы. И чья смерть хуже — еще спорный вопрос.
Квирина безжалостно расправляется с обидчиками языческих богов. Пусть и перекрашенных в святые.
А еще она превращает в военнопленных поверивших ей союзников. Но в Эвитане заправляют тупой недоумок-короленыш и продажный Регентский Совет. А половина монастырей — под контролем леонардитов. Чей основатель всю жизнь посвятил совершенствованию пыточного искусства.
Сволочей полно везде. Но невозможно спасти всех их жертв. Власти у Анри такой нет.
Поэтому — смотри, слушай. И знай, что не можешь спасти!
Жан держится хорошо. Особенно в сравнении с двумя другими. Нет, если они когда-нибудь вернутся в Эвитан — Тенмар добьется для парня личного дворянства.
А вот Серж и Роджер — один бледнее другого. И Николс сейчас выглядит ничуть не взрослее друга. Да и на сколько он старше? Года на три?
— Корнет Кридель, выше голову. Вы — эвитанский дворянин!
Ничего умнее в голову не пришло.
Да и что нужно сказать? «Серж, держись. Часов через пять всё кончится. И мы вернемся в казарму»?
Кажется, подействовало. Мальчишка даже улыбнуться попытался. Бескровными губами.
Николса Анри ободрять не стал. У того это — не первый бой. Разве что первый — бескровный.
«Роджеру кошмары снятся! Он почти не спит!»
Темные круги вокруг глаз. Смертельно бледное лицо. Действительно мучается? Натворил больше, чем в силах выдержать? Семье Эдварда от этого не легче. Ничуть.
— Господа вольные гладиаторы!
Сунувшийся за кулисы стражник даже не издевается. Увы. Так что повода дать в морду — нет.
Вольнонаемные гладиаторы — действительно «господа». Даже если не имеют права не только выехать из Сантэи, но и из казарм без разрешения выйти. Даже если за побег одного казнят троих.
— Господин генерал Поппей Август приглашает вас занять положенные места.
Кто здесь надеялся отсидеться за кулисами? А приглашение на зрелище мучительной казни не желаешь?
— Никаких драк, понятно⁈ — прошипел Вальден. Развернулся к обоим новичкам — едва стражник убрался восвояси.
Смотрит Жан при этом больше на Николса. Сынок Ревинтера драку закатит, ага! Один и без папочки.
— Он прав. Ведите себя спокойно.
Вальден — молодец. Но эти двое сейчас вспомнят, что он — не дворянин.
— Мы, увы, не в Эвитане. Не стоит развлекать квиринскую чернь больше, чем обычно, — Тенмар смотрел на Сержа.
Только повторения рыночной сцены им и недостает!
Тот кивнул:
— Анри… а что там сейчас произойдет?
— Я… думал, их предупредил Рауль… — смешался Жан.
Конечно! Дураку понятно, что один юный балбес набит спесью по самые уши, а другой — сын Бертольда Ревинтера. И никогда они не заговорят с простолюдином. Без крайнего повода.
А простолюдин — с ними.
Дураку-то понятно. Но Тенмар оказался еще глупее!
— Там сейчас на наших глазах убьют человека. — Анри положил руку на плечо Сержу. — Убьют жутко. Мы будем на это смотреть. На нас будут смотреть. Потом мы будем драться. А затем вернемся в казармы. Всё.
Времени не осталось — сейчас генеральский холуй вернется. Или не холуй. Но Тенмар слишком зол, чтобы выбирать выражения.
— Это сейчас не люди, Серж. Это — толпа. Представь, что их там нет. И выдержи. Мы выдержим вместе. Всё, идем.
4
Вот она — толпа. Аж рычит от предвкушения крови!
С выделенного «господам гладиаторам» помоста что-что, а толпа видна прекрасно. Стая зверей. В лохмотьях — и в парче с шелками. Воняют смесью лука с потом — и напомажены, завиты и раздушены.
Хлещут дешевое пиво. Смакуют вино по тысяче золотых за бутылку. Лениво отщипывают от грозди виноградины.
Звери в амфитеатре — и звери в ложах. С помоста их видно даже слишком хорошо.
Увы, широкую арену — еще лучше.
— Анри Отважный! — бешеными кошками вопит толпа. Та, что внизу.
Наконец разглядела любимца.
Звериные морды зашлись ликующим ревом. Костей дали, дармового пойла налили. А сейчас еще и развлекут. Не жизнь, а сказка! Кошмарная.
— Олаф Великолепный! — заорали с другой стороны. Чуть потише, но тоже вполне оглушительно.
Рослый белокурый красавец — пленный бьёрнландец. С другого помоста по ту сторону безумия приветственно машет толпе. Та радостно взорвалась новыми воплями.
Его товарищи плебс игнорируют. Но Олаф, похоже, наслаждается славой. Что ж — есть и такие…
Да заканчивайте уже с этим скорее! Убивайте кого хотели, гоните нас на арену и убирайтесь к змеям до завтра!
— Господин Анри Отважный! — тот самый стражник. — Вас зовет в ложу господин генерал Поппей Август.
— Вот как? — Тенмар зло усмехнулся. — Это приглашение или приказ?
— Приказ, господин гладиатор.
Ну что ж. Если не пойти — «господин генерал», чего доброго, вызовет в ложу не только «господина Анри Отважного». Еще и Сержа.
Тенмар взглядом указал Вальдену на мальчишку. Жан чуть заметно кивнул.
Корнет — бледнее мела. А Ревинтер вот-вот в обморок грохнется.
— Капитан Николс, вы за старшего! — резко бросил ему Анри, чтобы встряхнуть.
Помогло бы — будь Роджер Ревинтер настоящим военным. А так — лишь привычно вздрогнул. И потерянно кивнул.
Поппей Август выделил для Тенмара место справа от себя. Увы, отсюда отлично видно не только толпу, арену, помост с эвитанцами и помост с Олафом.
Еще и самого генерала. Облизнувшего губы, когда юного смертника подтащили к столбу. Рывком сорвали тунику, прикрутили. Подступил мясник с кнутом…
В уголках губ Кровавого Пса показалась слюна. Анри от отвращения чуть не передернуло.
Вальден что-то втолковывает Сержу. Тот явно не слышит. Или не слушает.
А «оставленный за старшего» Роджер изображает статую. Даже не бледную, а мраморно-серую.
Чтобы не смотреть на арену и генерала, Тенмар перевел взгляд на Олафа. Тот хоть красоток из толпы выглядывает, а не казнью любуется.
— Хороша! — протянул Поппей. — Но глупа. Женщины — как цветы. Красивы и недолговечны…
Змеев садист уже сообщницу жертвы разглядывает, чтоб ему!
Третий помост оцеплен стражей. Закутаны в одинаково белые покрывала жрицы-виргинки. В их кругу дрожит приговоренная грешница.
Ее зовут Юлией. Невысокая, хрупкая, совсем юная. Примерно столько же было в ту безумную весну Ирии Таррент.
Но Ири — львица. А Юлия кажется ланью — до безумия перепуганной.
Белая туника, распущенные золотистые волосы, бледное личико. Ни платка, ни покрывала. Их не полагается отвергнувшей церковный закон преступнице. Сегодня в последний раз видевшей восход солнца…
На заплаканном лице — огромные, отчаявшиеся глаза. Плачущая женщина редко бывает красивой. Но это не о Юлии.
Более чем ясно, почему приговоренный рискнул жизнью. Ради таких глаз…
Но вот зачем — еще и ее жизнью?
Что-то здесь не так! И это «что-то» пронзительно жжет рассудок. Не хуже свиста кнута на арене. И сладострастного воя озверевшей толпы…
Понятно, почему Юлия не смотрит на арену. Если там убивают ее любимого…
Девушка — вовсе не хладнокровна. Она плачет, бросает отчаянные взгляды на ложи с патрициями. Безмолвно молит о пощаде.
Нашла кого просить, девочка…
Она плачет, но не вздрагивает при свисте кнута. Самого Анри прожигало бы до костей — умирай сейчас на арене дорогой ему человек.
Да любого прожжет — на месте Юлии!
Но виргинка оплакивает лишь себя. Не того, кто сейчас гибнет. За то, что рискнул ее полюбить…
Полюбить?
Тенмар только сейчас вспомнил, что приговоренный так ни разу и не обернулся — к той, за кого умирает. Ни когда его волокли, ни когда привязывали.
Погибающие за свою любовь юноша и девушка вели себя как чужие…
Они и есть — чужие.
Ложа с патрициями. Соседняя с поппеевской. Именно с нее не сводит умоляющих глаз Юлия…
А вот Марк Сергий Виррин смотрит одинаково бесстрастно. И на умирающего на арене мальчишку — раба или вольноотпущенника, и на приговоренную к мучительной казни девушку…
— Анри, не отвлекайтесь! — хохотнул Поппей. Как никогда прежде заслуживает свое прозвище. — Этот дурак умрет не сразу! Скоро он будет не кричать, а хрипеть. Потом мы увидим цвет его костей, а потом…
— Прекратите! Сволочи, гады, мерзавцы!.. — Серж бешено забился в руках схватившего его за плечи Вальдена.
Николс шагнул к ним, что-то быстро проговорил. Перехватил мальчишку — буквально принял «из рук в руки». Резко прижал к себе.
Лицо Роджера — бледнее мела. Или смерти. Из прокушенной губы течет кровь. И сейчас он кажется много старше Сержа…
Десятков несколько плебеев отвлеклись от арены — на крик гладиатора. И теперь обрадованно взвыли.
В развращенной Квирине двое обнявшихся полуодетых мужчин вызывают ассоциацию отнюдь не с братьями. И дружбу здесь понимают… несколько иначе, похоже.
Сквозь зубы выругался Олаф.
Устраиваясь поудобнее, завозились на скамьях и креслах зрители.
Лица Криделя Тенмар не видел — лишь вздрагивающие плечи. Зато в глазах Николса — Николса! — прочел отчаянное: «Сделай что-нибудь!»
Если швырнуть в приговоренного кинжал — попадешь без вариантов.
И к столбу привяжут уже одного из эвитанцев.
Причем — не Анри.
— Ты хотел зрелища, Поппей? — Тенмар не узнал собственный хрипло-бешеный голос. — Хочешь увидеть, как я убиваю?
Август должен заподозрить. Ведь далеко не дурак.
— Тебе захотелось крови⁈ — облизнул губы генерал.
Еще бы! Самому-то точно хочется!
Многие не дураки — рабы инстинктов. К счастью для тех, кто не рабы! Будем надеяться…
— Ты говорил, я могу выбрать любого?
— Конечно, не патриция и не всадника! — хохотнул Кровавый Пес. — Да и виргинок лучше не трогать… Даже мечом! — Явно в восторге от собственной шутки. — Бери плебея — если хочешь. Анри Отважному чернь с восторгом скормит любого из своих!
— Я беру раба — с арены! — Тенмар возвысил голос.
Поппей нахмурился.
Анри поспешно продолжил. Громче:
— Я сумею пролить его кровь лучше, чем этот недоумок, называющий себя палачом. Отвяжите его и дайте ему меч. — Тенмар чуть усмехнулся уголком рта. — Он же должен иметь возможность защищаться…
Чернь взорвалась одобрительным хохотом.
— Держите слово, генерал! — Анри надеялся, что не сорвется.
Августа убивать нельзя. А такой сейчас шанс! Но три сотни жизней на одну сдохшую мразь не меняют.
— Бой! — заорали из толпы. — Поединок! Поединок!!!..