Путь к жизни

V

Прошло много лет. Во время свадебного путешествия он остановился со своей молодой женой в Монтрэ, чтобы провести несколько осенних дней у Женевского озера. И теперь, когда он бродил в этой местности, вдруг перед ним выступили воспоминания, которые он уже давно считал мертвыми.

То, что никогда не исчезало совершенно из его души, эта старая боль незажившей раны, боль утихшая, но не покидавшая его многие годы, при нахлынувших воспоминаниях ощущалась все яснее и яснее.

Инстинктом животного он чувствует, что где-то близко здесь страдает другое существо, здесь, около него... Да, близко, совсем близко, и он должен пойти к вилле в Вевэ, чтобы, наконец, избавиться от своего мятежного чувства!

И однажды, когда его жена вместе со всем пансионом отправилась на экскурсию в горы, какая-то сила удержала его дома.

Когда все ушли, он пошел к пристани.

Пароход был почти пуст. Сезон кончен. Стоит ясный прохладный, покойный день. Озеро, как и тогда, совершенно зеленое. Вон знакомый горный силуэт и далее ледяной зубец, там на фоне голубого неба.

Вилла выплывает — и снова исчезает перед его взорами.

Все здесь, как прежде, только садик разросся, дом почти совсем утопает в богатой листве.

Он сошел с парохода на берег, на маленький искусственный остров и направился к виллам.

Перед закрытой решеткой стоит он, как прежде... и вдруг вздрогнул... Вся кровь отхлынула от сердца!.. Там, за решеткой, совсем близко стоит женщина. Она нагнулась и занята пересадкой цветов. На ней темное платье, а верхнюю часть тела покрывает грубый шарф.

Это она! Он узнает ее по пышным русым косам, которые спускаются над шерстяным шарфом. Но фигуру узнать он не может — она стала другой, и что-то больно кричит в нем, когда он всматривается в нее. Его охватывает трепет, словно он видит под неряшливым платьем линии скелета.

Несколько мгновений стоит он, не будучи в состоянии двинуться с места. Затем тихонько раскрывает решетку и нерешительно входит в сад.

В этот же момент она оборачивается к нему странным резким движением, будто не слышала шагов входящего, но почувствовала всем своим существом его близость. Он видит бледное, изнуренное лицо. В следующее мгновение — глубоко впавшие глаза, мертво и тупо выглядывающие из черных глазных впадин, вдруг оживают с выражением безграничного ужаса, словно она увидала привидение.

Тогда он понял все, что было... По крайней мере ему кажется, что теперь он знает все, и сердце его больно сжимается.

— Mademoiselle Claire! — говорит он, как раньше, но с другим выражением в голосе, и берет ее руку.

Проходит мгновение. Она отнимает свою руку. Жизнь угасает в ее глазах, лицо ее каменеет.

— Вы? Вы здесь? — говорит она равнодушно, голосом, лишенным всякой мелодичности.

Но так как он ничего не отвечает и стоит, не отрывая глаз от нее, — она направляется усталой, странно тяжелой походкой к беседке, пододвигает ему стул и сама устало опускается в другой.

Он садится против нее.

Проходить несколько мгновений, в продолжение которых все так безмолвно в них и вокруг них, будто колесо жизни приостановилось.

Затем она говорит равнодушно, беззвучным голосом:

— Да, здесь многое изменилось. Остальные все умерли. И я сама, как видите, почти что не принадлежу более этому миру.

Он чувствует, что душа его коченеет, словно от холода, язык его не повинуется ему. Это неестественное спокойствие кажется ему страшнее, чем уродливое проявление страдания, более жутким, чем само безумие. Ему страшно, — он сам не знает, отчего. Он чувствует страх перед ней, перед самим собой, перед жизнью!..

— Я виноват? — спросил он хриплым голосом.

Она сидит молча и глаза ее устремлены на зеленое Женевское озеро, на Dent du Midi, белый и холодный на фоне голубого неба.

— Виноваты? — повторяет она после недолгого молчания, и в глазах ее появляется такое выражение, словно в них отражается вся картина природы.

— Что такое вина? Кто ж виноват?.. Жизнь ушла из меня — вот и все, все, что я знаю. Вы взяли то, что я дала вам и все это было глубже, чем простая вина. Можно ли говорить здесь о любви? Любили ли вы меня? Любила ли я? Можете ли вы ответить на эти вопросы? Я не могу ответить на них... Я знаю только, что с того момента, как я встретилась с вами в коридоре и пожала вашу руку, какой то тайный родник открылся в глубине моего существа, и я почувствовала, как все жизненное тепло мое и сила моя переливаются в вас. И когда вы уезжали, я чувствовала, что здоровье, с которым вы уходите, — моя собственная жизнь, которую я утратила... И когда вы писали, что должны вернуться на родину, не заезжая к нам — я почувствовала себя такой слабой, будто потеряла половину своей крови. И я знала, что то, что раскрылось во мне, уже не сомкнется более, и что все, что еще осталось во мне, осуждено погибнуть без пользы, капля за каплей и теперь я — как пустой сосуд...

Потухшие глаза ее глядели безнадежно куда-то в даль и в них вспыхнула знакомая ему игра огней. И на худое бледное лицо ложится нежный румянец, словно слабый отблеск жизни, словно оставшийся на снегу бледный отсвет зари от ушедшего солнца.

Затем она продолжает:

— Сама ли я отдала свою жизнь? И принадлежало ли мне то, что я отдавала? .Не было ли все это сама жизнь, которая отражалась в наших ничтожных судьбах? Не было ли это обычной, вечной игрой жизни, которая дарит и отнимает, губит и обновляет? Ясно только одно: вам было суждено жить, мне — умереть. Все остальное — загадка.

Она встает и медленно направляется в дом. Он следует за ней, как лунатик. Когда они очутились у веранды и она поднялась на ступеньку-она еще раз обернулась к нему с потухшими глазами и равнодушным лицом.

— Прощайте! — сказала она деревянным голосом, вяло подавая ему холодную руку.. Молча и тяжело подымается она по ступеням и исчезает в бесшумно закрывающихся дверях.

Он остается внизу, стоит, стоит, словно ждет чего-то, словно ждет, что он проснется от сна, — ждет и прислушивается. Но все тихо за дверью и за окнами, закрытыми зелеными ставнями, тихо. Словно одиночество сторожит здесь мертвеца у его изголовья.

...И медленно идет он обратно, идет через сад, выходит через калитку, и одиноко плетется по дороге.

Одиноко.

Но позади него, невидимо для всех следует она, только что исчезнувшая в дверях виллы. Он слышит ее шаги, он чувствует ее за собой. И он знает, что так будет она следить за ним до конца его дней.