После падения Осаки Токугава Иэясу начал проводить политику жесткого и скрупулезно разработанного контроля над всеми даймё страны. Он понимал, что, несмотря на тяжелейшие поражения в битвах при Сэкигахаре и Осаке, его враги все еще могли оправиться и нанести ему или его наследникам предательский удар в спину. Поэтому Иэясу приложил все усилия для того, чтобы обезопасить сёгунат от возможных заговоров и мятежей.
Иэясу разделил все дворянство на несколько разрядов и категорий. Придворная аристократия кугэ, составлявшая окружение императора, была объявлена самым высоким разрядом феодального дворянства, хотя и не имела реального экономического и политического влияния в стране. Остальная часть дворян была отнесена к категории букэ — «военных домов», которая реально господствовала в Японии. Букэ в свою очередь разделялись на владетельных князей (даймё) и рядовых дворян (буси), которые, как правило, не имели собственных земельных владений, но получали рисовый паек от своего господина.
Владельцы крупных княжеств стали объектом самого пристального внимания сёгунов. Самый верхний слой даймё составляли симпан, связанные с сёгуном родственными узами. Остальных князей, в зависимости от их участия в битвах при Сэкигахаре и Осаке на стороне Токугавы или его противников, Иэясу поделил на две категории: фудай-даймё и тодзама-даймё. Фудай-даймё поддерживали Токугаву еще до его прихода к власти. С установлением сёгуната они превратились в прямых вассалов военного диктатора. В число фудай-даймё входило свыше 150 князей. Из них составлялись высшие правительственные органы, заполнялись вакансии наместников в провинциях.
Тодзама-даймё были опальной группировкой феодалов. 80 князей, более богатых и влиятельных, чем фудай-даймё, и не уступавших по экономической силе самому дому Токугава, рассматривались сёгунами как постоянные и опасные соперники. Поэтому сёгунское правительство предприняло целый ряд мер, чтобы воспрепятствовать росту их политического и экономического могущества. Тодзама-даймё не разрешалось занимать правительственные посты. В отдаленных районах Кюсю, Сикоку и юга Хонсю бакуфу строило замки и крепости. Ряд княжеств был конфискован государством, чтобы предотвратить создание коалиций против сёгуна.
Для подавления тодзама использовались и явно репрессивные меры. Наиболее серьезно подрывали их мощь и влияние конфискация и перераспределение земельных владений и заложничество. Уже вскоре после битвы при Сэкигахаре, в 1600–1602 гг. были полностью конфискованы владения 72 даймё, 61 князь был переведен из одного района в другой с увеличением владений. Во владениях таких богатых тодзама-даймё как Мори, Уэсуги, Хатакэ, Акита была проведена конфискация земель. И лишь 60 даймё не были затронуты ограничительными мерами. За двухлетний период больше половины княжеств сменили своих владельцев. Конфискация земель отражалась не только на положении даймё, но и на положении его вассалов, поскольку она превращала их в ронинов. В результате сотни тысяч самураев лишались источников пропитания.
Настоящим бичом для тодзама стала система заложничества (санкин котай), которая была официально введена третьим сёгуном Токугава Иэмицу в 1634 г. Иэмицу не был изобретателем системы санкин котай. Попытки ввести ее предпринимались и ранее. Например, еще Тоётоми Хидэёси обязал семьи всех даймё жить не в княжествах, а под постоянным наблюдением в Осаке и Фусими — официальных резиденциях диктатора.
Иэясу в начале правления стремился заставить тодзама-даймё приезжать в Эдо, добиваясь демонстрации признания ими верховной власти дома Токугава. После 1634 г. при сёгуне Иэмицу условия усложнились: все князья были обязаны через год приезжать в столицу с семьей и свитой. По истечении года даймё возвращались в княжества, а жены и дети оставались при дворе сёгуна в качестве заложников. Неповиновение, попытка создания антиправительственной коалиции вызывали незамедлительные репрессии в отношении членов семьи даймё. Кроме того, санкин котай возлагала на князей и дополнительное финансовое бремя: постоянные переезды, жизнь в столице, строительство и содержание там собственных дворцов ослабляли княжество, одновременно обогащая и украшая столицу Эдо.
Для надзора за деятельностью всех слоев населения и, в первую очередь, за тодзама-даймё была создана мощная система сыска и тайной полиции. Особое место в ней занимали особые чиновники, называвшиеся «мэцукэ» — «цепляющие к глазам». Деятельность мэцукэ была направлена на выявление нарушений интересов сёгуна. Будучи независимыми от должностных лиц и совмещая функции полицейского и прокурорского надзора, мэцукэ осуществляли тайную и явную слежку за служилым самурайством центрального и местного аппарата и всеми даймё.
Мэцукэ сильно разнились по своим функциям и положению. Так назывались и высокопоставленные чиновники, которые контролировали деятельность губернаторов городов или провинций, и рядовые, никому неизвестные шпионы, совершенно неотличимые от серой массы горожан или крестьян. В мирное время в низовом звене мэцукэ различались хасири-мэцукэ — «бегающие мэцукэ», сёнин-мэцукэ — «карликовые мэцукэ», сэнтэ-гуми-но досин — «стражники отряда упреждения», о-нивабан — «садовники», тайоку-кэйко — «охрана внутренних покоев» и некоторые другие. Собственно тайные агенты, скрывавшие принадлежность к аппарату мэцукэ, назывались «оммицу» — «темная тайна».
Начальником над вновь созданным ведомством, или о-мэцукэ, был назначен знаменитый мастер кэн-дзюцу школы Ягю Синкагэ-рю и личный учитель фехтования сёгуна Ягю Дзюбэй Мицуёси, в семье которого передавалась и особая традиция нин-дзюцу, восходящая к Катори Синто-рю. Полагают, Ягю Дзюбэй был прекрасно знаком с работой мэцукэ на всех уровнях, вплоть до низового тайного агента. В его биографии есть один любопытный эпизод, который отмечают все историки нин-дзюцу. Однажды Дзюбэй неожиданно исчез из столицы и не появлялся целых 12 лет. Что он делал в этот период своей жизни, одному богу известно, но предполагают, что все это время он проработал рядовым ниндзя сёгуна. Причем для прикрытия накануне его исчезновения Токугава даже учинил скандал, обвинив Дзюбэя в пьянстве и официально уволив его с поста о-мэцукэ. Интересно, что по возвращении через 12 лет, Ягю Дзюбэй был немедленно восстановлен в прежней должности.
Первыми мэцукэ на службе сёгуната были ниндзя из отрядов Кога-гуми и Ига-гуми. Именно из них набирались оммицу, а также охрана сёгуна. Хотя новая работа сильно отличалась от прежнего ремесла лазутчика, многие шпионские навыки пригодились новоявленным полицейским. Характерно, что переквалифицировавшиеся шпионы продолжали сохранять многие традиции ниндзя. Например, мэцукэ, следуя своему неписанному кодексу, скрывали свое имя, не рассказывали о задании, месте назначения, нанимателе и т. д.
Сёгунат располагал колоссальным аппаратом мэцукэ, который позволял ему контролировать абсолютно все слои населения. Любой человек мог быть шпионом бакуфу. Существует легенда, что даже величайший японский поэт, сочинитель хайку Басё Мацуо был шпионом сёгуната. Хотя большинство историков со скепсисом относятся к этой версии, можно привести и некоторые факты в ее подтверждение. Известно, например, что Басё был уроженцем г. Уэно провинции Ига и свободно перемещался по всем провинциям, для чего требовалось особое разрешение мэцукэ.
В первые годы после окончания войн большой проблемой для правительства было наличие огромного количества бесхозных самураев-ронинов, сюзерены которых были казнены или лишились своих владений. Однако аппарат мэцукэ и эту сложную ситуацию сумел использовать себе на пользу. В это время появилась особая буддийская секта Фукэ-сю, связанная с Дзэн-буддизмом. Комусо, последователи Фукэ-сю, являлись членами закрытой общины и выделялись своим необычным обликом: нестандартным монашеским одеянием, плетеной из тростника и полностью закрывающей голову и лицо шляпой-тэнгай и длинной бамбуковой флейтой сякухати. Членами секты могли быть только самураи, простолюдинов в секту не допускали. Особым уложением секта Фукэ-сю была объявлена подподающей под юрисдикцию только самого сёгунского правительства. Ее членам предоставлялась неограниченная свобода передвижения, они освобождались от повинности платить пошлину на таможенных заставах и имели возможность проникать в любые места развлечений. Такая организация позволяла бакуфу легче контролировать большие группы ронинов. Кроме того, комусо использовались как шпионы и осведомители.
Воинам из Ига-гуми кроме работы тайных агентов была доверена и охрана самого сёгуна. Существовало несколько групп ниндзя из Ига-гуми: акиясики-бан — «сторожа нежилых усадеб», о-хироясики-бан — «сторожа главных усадеб», сёфусин-гата — «служащие мелкого ремонта усадьбы», ямадзато-кэйби — «охрана горных деревень» и т. д.
О-хироясики Ига-моно охраняли вход во внутренние покои сёгуна. Интересно, что пост охраны в прихожей даже получил название «Ига-цумэдокоро» — «Пост службы Ига». Кроме того, Ига-моно следили за порядком во дворце. Особая группа этих охранников называлась «тэмбан» — «сопровождающие стражи». В обязанности тэмбан входило эскортирование членов государственного совета, гонцов и служанок при их выходе за пределы дворца. Тэмбан в числе 30 человек являли собой высший слой телохранителей сёгуна. Им разрешалось входить во дворец в сандалиях на кожаных подошвах с мечом в руках. За свою службу они получали по 100 мешков риса каждый — в 10 раз больше, чем обычный самурай. Охрана же прихожей, которая называлась «Ига-сю цумэдокоро-яку» — «Воины из Ига на посту», получала несколько меньше — по 30 мешков риса, но имела свои привилегии: ей разрешалось носить в замке гербовую куртку хаори и хакаму. У Ига-сю цумэдокоро-яку хранились ключи от запасного выхода. При входе они принимали мечи посетителей и сопровождали пожилых чиновников.
Акиясики-бан Ига-моно осуществляли надсмотр за приездом даймё и хатамото в столицу в целях заложничества и их отъездом в свои владения. Обычно они действовали тройками. Командир тройки получал за свою службу жалованье трех самураев.
Сёфусин-гата Ига-моно подчинялись столичному префекту и надзирали за ремонтом дворцовых сооружений, чтобы враги не могли раздобыть точные планы потайных комнат и выходов. Их начальник получал жалованье четырех воинов.
Ямадзато Ига-моно охраняли загородные резиденции сёгуна и получали оплату в размере 30 мешков риса каждый.
О-нивабан несли ночное дежурство в замке сёгуна, патрулировали цитадель, а также, по особому распоряжению сёгуна, выполняли функции оммицу. О-нивабан разделялись на 2 категории: рёбан-каку и сёдзюнин-каку. Охранники первой категории имели право на аудиенцию у сёгуна и получали жалование в размере 100 мешков риса, охраняли комнаты замка. В случае постоянного проживания в замке они получали жалование 20 воинов. Рёбан-каку было всего 6 человек.
Сёдзюнин-каку правом аудиенции не располагали и получали меньше, их было 8 человек.
При исполнении обязанностей оммицу, о-нивабан с бамбуковой метелкой в левой руке падали ниц у дороги, по которой несли паланкин с сёгуном, тем самым выражая свое почтение и одновременно приглядывая за окружающей толпой и заставляяее тоже выказывать признаки уважения.
При отдаче о-нивабан приказа отправиться на задание в качестве оммицу, им либо вручали на дорожные расходы столовое серебро, либо выдавали через казначейство необходимую сумму денег. Кроме того они получали поручение к губернатору места назначения об уплате всех расходов. Если оммицу не хватало денег, он был вправе явиться к местному губернатору и на основании поручения потребовать от него уплаты всех своих расходов. Выполнив задание, оммицу отчитывался о результатах своего путешествия лично сёгуну или его секретарю. Существует легенда, что эти доклады проходили во время прогулок сёгуна по внутреннему двору замка, и что иногда сёгун лично отводил нужного ему о-нивабан в заросли бамбука, чтобы дать тайное поручение. Иногда оммицу действовали и по поручению государственного совета.
Для пресечения разглашения государственных тайн оммицу были разделены на несколько групп, которые проживали в разных местах: в укреплении клана Набэсима, где находилась одна из усадеб сёгуна, в усадьбе за воротами Тигра неподалеку от Эдо, внутри замка у моста «Пестрого фазана» и т. д. Им запрещалось иметь всякие контакты с посторонними людьми. Всего было 17 семей о-нивабан, которые служили бакуфу до самого падения сёгуната в 1867 г.
Стража внутренних покоев охраняла все входы и выходы из замка и пресекала все возможные контакты его жителей с внешними недругами сёгуна, препятствуя возникновению заговора в самом замке.
Сохранился любопытный анекдот о службе Ига-моно и Кога-моно в резиденции сёгуна в Эдо. В замке Тиёда, где жил сёгун, существовал обычай в период празднования нового года устраивать снежные баталии между красными и белыми отрядами служанок. Обычно на этих потешных сражениях присутствовал сам сёгун, его приближенные и совет старейшин. Во время баталий Кога-моно выстраивались рядами поодаль, чтобы охранять своего господина. А стражники Ига стояли спиной к полю боя и, взявшись за руки, образовывали живую стену и обозначали заднюю границу боевых порядков обеих «армий» прислужниц. При этом злонравные служанки, прийдя в возбуждение от битвы, нередко принимались пулять снежками по головам и спинам Ига-моно. Рассказывают, что сёгун весело смеялся, наблюдая за забавными содроганиями тел ниндзя, когда оледеневшие снежки попадали им в спину или голову.
В 1637 г. в Симабаре на о. Кюсю поблизости от Нагасаки вспыхнуло крестьянское восстание. Вызвано оно было притеснениями местного даймё. Вследствие широкого распространения христианства на Кюсю восстание проходило под христианскими лозунгами. Крестьяне, среди которых было немало ронинов, были вооружены огнестрельным оружием, полученным от миссионеров. 40 000-ная армия повстанцев укрылась в древнем замке Хара, который располагался на южной оконечности полуострова Симабара, и успешно оборонялась в течение 10 месяцев против 130 000-ной армии сёгуната. Отсутствие единства в стане даймё, низкая боеспособность самураев того времени долгое время не позволяли бакуфу одолеть врага и привели к ряду неудач. Так во время одного из штурмов погиб главнокомандующий князь Итакура. В том же бою тяжелые ранения получили специально присланные из столицы мэцукэ Иситани Дзюдзо Садакиё, Мацудайра Дзиндзабуро Юкитака и другие. Участвовавший в разработке провалившейся операции мэцукэ Иситани Дзюдзо позже даже оказался под следствием по обвинению в нарушении служебных обязанностей.
Поскольку восстание вызывало большое беспокойство у Токугавы Иэмицу, он назначил главнокомандующим своего верного вассала Мацудайру Идзу-но Ками Нобуцуну. Во время поездки в Симабару Мацудайра проезжал через станцию Мидзугути провинции Оми, где собралось около сотни ниндзя из Кога. Из их числа он отобрал 10 лучших профессионалом «плаща и кинжала»: Мотидзуки Хёдаю (63 года), Мотидзуки Ёэмон (33 года), Акутагава Сэйэмон (60 лет), Акутагава Ситиробэй (25 лет), Яманака Дзюдаю (24 года), Бан Гобэй (53 года), Нацуми Какусукэ (41 года), Угаи Канъэмон (54 года), Иванэ Камбэй (45 лет), Иванэ Кандзаэмон (56 лет). Все они были представителями известных родов из 53 кланов Кога.
К тому времени осада замка продолжалась уже 9 месяцев, и продовольственные запасы осажденных подходили к концу, но защитники крепости отчаянно защищались, воспринимая происходящее как мученичество за веру.
4 января 1638 г. Мацудайра Нобуцуна вместе с отрядом в 1300 воинов, 200 полицейских (ёрики) и стражников (досин) прибыл в Симабару. Мацудайра принял ряд мер для организации правильной блокады крепости. Диспозиция была в это время такова: в Хигасигути, напротив замка Хара, находились лагеря Хосокавы, Татибаны, Мацукуры, Аримы, Набэсимы, Огасавары и Тэрадзавы; на северном побережье — Симадзу; в Хамадэ, к западу от замка — Куроды. Основной лагерь всех даймё находился в Мидзуно. Ставка расположилась в Мидзугути, позади позиций Итакуры и Татибаны. Все базовые лагеря даймё были укреплены пуленепробиваемыми связками бамбука, зигзагообразными траншеями. В главной ставке была установлена высоченная наблюдательная вышка.
Отряд ниндзя расположился в лагере Накафусы Мино-но Ками. Им было предоставлено разрешение свободно перемещаться по всем позициям осаждающей армии. В обязанности ниндзя из Кога входило наблюдение за врагом из-за заградительного вала бамбука и с наблюдательной вышки, а также еженощная разведка обстановки в лагере врага. Результаты ее каждое утро сообщались непосредственно Мацудайре Нобуцуне. Действия отряда ниндзя из Кога были подробно описаны в записках Угаи Кацуямы, прямого потомка участника той операции Угаи Канъэмона.
6 января 1638 г. ниндзя получили приказ провести общую разведку укреплений замка Хара. Они измерили расстояние от оборонительного рва лагеря Аримы до второго пояса укреплений замка, глубину рва, высоту стен, установили условия подхода к крепости, наличие амбразур для стрельбы из лука и ружей. Результаты разведки были перенесены на карту, которую с гонцом отправили в Эдо. 19 января эта карта была представлена сёгуну Иэмицу.
21 января по приказу Нобуцуны ниндзя проникли во вражеский стан из лагеря Куроды и захватили 13 мешков продовольствия. Той же ночью они вновь проникли во вражескую крепость и подслушали вражеский пароль.
27 января главнокомандующий Мацудайра, не имевший никаких сведений о положении внутри замка, отдал ниндзя приказ, в котором говорилось: «Я хочу знать о положении в замке. Поэтому вы должны, используя свои уловки, прокрасться в замок и выяснить ситуацию. Даже если из вас десятерых в живых останутся 2–3 человека, я буду ждать вашего возвращения».
Ночью 5 ниндзя: Мотидзуки Ёэмон, Акутагава Ситиробэй, Нацуми Какусукэ, Яманака Дзюдаю и Бан Гобэй — приступили к выполнению операции. Переодевшись стрелками-асигару (тэппо-гуми), они пробрались на нейтральную территорию из лагеря Хосокавы Эттю-но Ками и произвели залп из мушкетов в воздух, чем переполошили весь вражеский лагерь. Военачальник повстанцев Амакуса Сиро подумал, что начался вражеский штурм и приказал свесить со стен замка фонари сару-би, которые светят и вверх и вниз, и бросать факела со стены. Он усилил оборону так, что и муравей не мог проскочить в крепость. В это время пятеро ниндзя спрятались в кустарнике и стали поджидать удобного момента, чтобы проникнуть в замок. Дождавшись пока во вражеском лагере все успокоилось, при помощи специальных веревочных лестниц они перебрались через стену. Акутагава Ситиробэй и Мотидзуки Ёэмон, которые первыми пробрались в замок, имели неосторожность свалиться в волчью яму. Враги, которые услышали шум падения, подняли крик: «Шпионы! Шпионы! Враги! Враги!» Тогда Ёэмон стал втягивать Ситиробэя обратно наверх, но как раз в это время набежала куча врагов. Поскольку было очень темно, а оба ниндзя были переодеты во вражескую форму, они затесались в толпу и начали бегать вместе с ней. Поэтому враг никак не мог их обнаружить. Однако, когда мятежники запалили факела, обман раскрылся, и ниндзя пришлось удирать. Кога-моно вырвались из вражеской толпы, схватили один из штандартов с крестом, какие во множестве развевались на стенах замка, и бросились через стену. Тут враг обрушил на них град камней, так что ниндзя свалились вниз полуживыми. Видевшие это Нацуми Какусукэ, Яманака Дзюдаю и Бан Гобэй, бывшие в резерве, немедленно бросились на помощь, подхватили их на плечи и вынесли с поля боя.
Наутро трое ниндзя явились в ставку главнокомандующего и доложили о результатах разведки. Мацудайра Нобуцуна был очень доволен и никак не мог нарадоваться на своих шпионов. Акутагава Ситиробэй и Мотидзуки Ёэмон, получившие тяжелые раны были переданы в руки лучших лекарей.
20 февраля повстанцы организовали вылазку. Воспользовавшись суматохой, ниндзя проникли в крепость и узнали, что из продовольствия у армии Амакусы остались только морские водоросли — голод был не за горами.
27 февраля начался генеральный штурм крепости. Ниндзя находились в непосредственном подчинении главнокомандующего, участвовали в захвате второго и третьего поясов обороны и до самого падения замка осуществляли связь со всеми даймё во время боя.
1 марта Мацудайра предал огню замок Хара. 12 мая он с триумфом вернулся в Эдо и на следующий день получил аудиенцию у сёгуна Иэмицу и сделал подробный доклад о кампании. Ниндзя получили большую награду. А в письме Дзимбо Сабуробэя, которое было адресовано Мотидзуки Хёдаю, Акутагаве Ситиробэю и другим ниндзя и ныне хранится в доме Иванэ Камбэя говорилось о том восхищении, которое вызвали у главнокомандующего подвиги ниндзя. Сам Дзимбо получил 500 коку за свою службу. А Мацудайра назвал свой замок в провинции Мусаси «Оси-дзё», где «оси» записывается тем же иероглифом, что и «синоби». Возможно, это было сделано в память о подвигах ниндзя во время осады Симабары.
Начиная с эпохи Канъэй (1624.II-1644.XII) наметилась новая тенденция в развитии секретной службы оммицу. К этому времени ситуация в стране в значительной степени стабилизировалась, и период опасливого отношения к потенциальным мятежникам-даймё ушел в прошлое. Тайные агенты все меньше и меньше использовались для слежки за князьями и их вассалами, и в целом их численность резко сократилась. Однако система секретной агентуры не разрушилась окончательно, хотя и претерпела коренные изменения. Этому в немалой степени способствовало бурное развитие городов, прежде всего Эдо, Киото и Осаки, формирование городского сословия, увеличение численности населения в стране, рост числа крестьянских выступлений. В этих условиях усилия тайной службы все чаще направлялись на поддержание порядка и контроль за настроениями масс. Таким образом система мэцукэ постепенно трансформировалась из секретной службы политического и военного характера в полицейский аппарат. В этот период многие специалисты по нин-дзюцу стали переходить под начало городских и храмовых управляющих (бугё). А деятельность по контролю за даймё, хотя и не была полностью свернута, но продолжалась в гораздо меньших масштабах.
Так, многие ёрики (полицейские) из числа Кога-моно заняли важные посты в полицейской структуре, а Ига-моно по большей части остались на прежнем месте службы, в качестве садовников-телохранителей и лишь некоторые из них поступили на службу в полицию. Такая разница в судьбах Ига-моно и Кога-моно объясняется различиями в их подготовке. Дело в том, что Кога-моно по большей части были выходцами из слоя тюнинов. Поэтому они владели не только приемами рукопашного боя, разведки и маскировки, но и навыками анализа, оценки ситуации, глубоко разбирались в человеческой природе. А вот ниндзя из Ига, комплектовавшие ряды «садовников», владели, в основном, приемами уровня гэнин — могли тайком прокрасться куда надо, убить кого нужно и бесследно исчезнуть. Только все это для полицейского-стражника большого значения не имело.
Переход из службы безопасности сёгуната в полицейское ведомство не мог не повлиять на содержание подготовки бывших ниндзя. Теперь им приходилось разоблачать и задерживать разного рода преступников. Отсюда повышенный интерес к технике обезоруживания, связывания, конвоирования, пыток и допроса свидетелей. С другой стороны, старинные шпионские методы проникновения в охраняемые помещения и крепости, сближавшие ниндзя с ворами, из системы обучения полицейских агентов были изъяты. Фактически, это привело к полному пересмотру наследия нин-дзюцу, которое теперь рассматривалось с точки зрения преследователя, а не с точки зрения преследуемого.
Интересно, что даже многие приемы боя новых полицейских были позаимствованы из арсенала синоби периода Сэнгоку-дзидай. Так классическим оружием мэцукэ стали дзюттэ (затупленная металлическая дубинка с «усиком» для защемления меча), манрики-гусари (цепь с грузиками на концах) и рокусяку-бо (шест около 180 см длиной). Эти 3 вида в период Токугава назывались «мицу-догу» — «3 приспособления». Они считались наиболее эффективными видами оружия в бою с фехтовальщиком, вооруженным мечом. Кроме того, манрики-гусари и дзюттэ можно было легко спрятать в складках одежды, чтобы не выдавать свою принадлежность к мэцукэ, и использовать в толпе или тесном пространстве. Известно, что древнейшей школой бу-дзюцу, специализировавшейся в овладении манрики-гусари, была Масаки-рю, которую основал Масаки Тосимицу, начальник охраны центральных ворот Эдо. По легенде, он стремился исключить всякую возможность вооруженного конфликта в таком ответственном месте. Однако, по мнению известного американского исследователя японских бу-дзюцу Дона Дрэгера, использование этих видов оружия отражало снижение мастерства фехтовальщиков, поскольку только в этом случае мэцукэ мог приблизиться достаточно близко к своему противнику, чтобы использовать такое короткое оружие как дзюттэ. Для сравнения, в период Сэнгоку-дзидай в число мицу-догу входили такие мало известные ныне виды оружия как сасумата (двузубое копье), содэгарами (багор с шипами для зацепления клинка противника) и цукубо (Т-образное шипастое оружие). Эти 3 вида оружия имели длинные древки, позволявшие держать мастера кэн-дзюцу на дистанции.
Спрос на подготовленных ниндзя катастрофически упал. Многие отпрыски старинных семей, практиковавших нин-дзюцу, забросили тренировки по дедовским рецептам. И вправду, зачем было им истязать себя до изнеможения на протяжении целого ряда лет, если потом от полученных навыков все равно не было никакого проку? Период расцвета нин-дзюцу уже миновал, и оно неуклонно деградировало. Лишь единицы во всей стране Восходящего солнца овладевали приемами нин-дзюцу в полной мере. Те из них, кто не находил себе применения на государственной службе или на службе даймё, становились разбойниками. Возможно, именно поэтому документы XVII–XIII вв. содержат столь много сообщений о супер-ворах.
Но, что любопытно, именно в этот период японской истории было написано большинство наставлений по нин-дзюцу и кодифицировано множество школ этого искусства: Дзэн-рю (Итидзэн-рю; основана Токугавой Ёсимити в 1-й половине XVIII в.), Коё гункантэки-рю (одна из ветвей Кога-рю, основана Охарой Кадзумой во 2-й половине XVIII в.), Курама Ёсин-рю (Сиода Ёсин-рю; основана Сиодой Дзиндаю во 2-й половине XVIII в.), Мацуда-рю (основана Мацудой Кинситиро Хидэто, в начале XVII в.), Мори-рю (создана в середине XVII в.; использовалась Мори-гуми, одним из отрядов оммицу сёгуната), Мугоку Рёдзё-рю (возникла в середине XVII в.), Накагава-рю (создана Накагавой Кохаято, в середине XVII в.), Санто-рю (создана Сасаки Какоу Мунэ в начале XVIII в.), Таки-рю (создана Таки Фуюки во 2-й половине XVII в., соединила Ига-рю и Кога-рю), Унсю-дэн Ига-рю (основана Иноуэ Сёдзаэмоном Масаясу в середине XVII в.), Ямагата-рю (создана Ямагатой Сёгэном в 1-й половине XVII в.) и другие. По-видимому, в мирное время у ниндзя было больше времени, чтобы как-то осмыслить и систематизировать свой опыт и на этой основе разработать собственную школу. Характерно также, что большинство школ нин-дзюцу, появившихся в XVII–XVIII вв. были связаны не с сёгунатом, а с тодзама-даймё, которые опасались агрессии со стороны правительства.
В XVII в. многие даймё, отчасти в подражание бакуфу, отчасти для борьбы с его тайными агентами, стали создавать аналогичные службы оммицу. И надо отметить, что центральное правительство этому никак не препятствовало, тем более, что по «Уложению о военной службе» («Гунъяку ситэй»), принятому в 1651 г., всем даймё предписывалось содержать определенное количество синоби на случай войны.
В функции этих секретных служб входило наблюдение за порядком в княжестве, обеспечение безопасности даймё, а также выявление и обезвреживание соглядатаев сёгуната. Костяк этих разведывательно-контрразведывательных подразделений составляли все те же Ига-моно и Кога-моно, которые во множестве распространились по территории страны.
Характерным примером такой службы является отряд в 50 ниндзя из княжества Окабэ — Окабэ-хан годзюнин гуми. Происхождение его таково. Сёгунский отряд Кога-гуми состоял из 100 стражников-досин, во главе которых стояло 10 десятников — «полицейских» (ёрики). В число этих ёрики входили Умэда Такэдзаэмон и Вада Сохэй. Они снискали расположение Окабэ Найдзэнсё Нагамори, владельца замка Огаки, что в провинции Мино, и предложили ему создать собственный отряд из ниндзя Кога.
Нагамори, который был свидетелем храбрости и замечательного мастерства ниндзя из Кога во время обороны замка Фусими, пришел в восторг от такого предложения и собрал собственный отряд из 50 ниндзя из Кога. Произошло это в 1632 г. Позже, когда наследник Нагамори поселился в замке Кисивада в провинции Идзуми, с ним переехал и отряд из 50 ниндзя Кога. Согласно записям Накаи Ситироэмона, одного из этих ниндзя, Кога-моно, поселившиеся у замка Кисивада и состоявшие на действительной военной службе, получали за нее по 15 коку. Отставной синоби получал специальное денежное вспомоществование для обзаведения хозяйством в размере 5 коку и 5 то[67]. Само собой разумеется, что вышедшие в отставку не прекращали тренировок по стрельбе из лука и мушкета и должны были в случае чрезвычайных обстоятельств немедленно явиться к замку и составить охрану князя. Записи Накаи датируются августом 1738 г. и в настоящее время хранятся в святилище Хатиман-гу г. Конан префектуры Сига. Согласно этому источнику, среди ниндзя этого отряда, кроме Накаи Ситироэмона, были также Охара Магобэй, Охара Какуэмон, Охара Канъэмон и другие.
Нередко для того, чтобы скрыть существование секретной службы, даймё прибегали к различным уловкам. Например, до наших дней сохранился поселок Курия-тё — «Дом среди каштанов» — в Огаки префектуры Гифу. Окусэ Хэйситиро указывает, что «Домом среди каштанов» даймё Огаки называл штаб-квартиру отряда ниндзя из Ига.
Даймё, боявшиеся происков бакуфу, прилагали все усилия, чтобы создать действительно мощную службу шпионажа и контрразведки и нанимали на службу лучших специалистов. Благодаря этому в ряде княжеств оммицу очень долгое время сохраняли высокий уровень шпионской подготовки. Помимо уже упоминавшейся традиции нин-дзюцу княжества Сацума, которое традиционно находилось в оппозиции правительству, здесь нужно отметить также отряд ниндзя из княжества Цугару.
Этот отряд появился во 2-й половине XVII в. при даймё Цугару Гэмбане. Цугару Гэмбан слыл большим поклонником «темного» искусства ниндзя и сумел собрать блестящую команду лазутчиков, которую возглавил знаменитейший «невидимка» по имени Накагава Кохаято (первое имя этого человека было Сёгэнта, но в 1681 г. он поменял его на «Кохаято»). Некоторые источники описывают Кохаято как настоящего кудесника. Например, в одном из преданий о нем говорится так: «Он мог превращаться в крысу или паука, мог трансформироваться в птиц и животных». В действительности же мы знаем лишь, что под началом у Кохаято состояло сначала 10, а затем 20 молодых самураев, упражнявшихся в приемах нин-дзюцу день и ночь, а также, что к тому месту в южной части двора замка, где они тренировались, было запрещено приближаться под страхом смерти. Этот отряд ниндзя назывался «хаямити-но моно» — «люди быстрой дороги», что отражает специфику его работы. Дело в том, что словом «хаямити» в средневековой Японии называли профессиональных гонцов-скороходов. По некоторым данным подчиненные Накагавы Кохаято совершили десятки покушений на других даймё и держали в страхе всю округу.
Цугару Гэмбан чрезвычайно высоко ценил своего «хаямити-но моно хирай гасира» — так звучало официальное звание Накагавы — и назначил ему огромное жалованье в 200 коку.
Накагава Кохаято стал основателем школы Накагава-рю (Накагава Хаято-рю). Считается, что это была одна из самых сильных школ ниндзя за всю историю Японии. Техника Накагава-рю держалась в строжайшем секрете, и до сих пор о ней известно очень немногое, хотя некоторые приемы все же можно восстановить по косвенным данным.
Например, одна из легенд подробно описывает испытание, которое прошел Накагава Кохаято при поступлении на службу к Гэмбану.
… Цугару Гэмбан давно искал отменного мастера нин-дзюцу для подготовки своих лазутчиков, но никак не мог найти достойного претендента на должность наставника. Наконец, к нему тайно явился Накагава Кохаято, представился знатоком нин-дзюцу Ига-рю, но своего имени называть не стал. Гэмбан тщательно осмотрел его и стал расспрашивать о тонкостях шпионской работы. Сделав вид, что он согласен взять незнакомца к на службу, он вдруг спросил:
— А сумеешь ли ты вытащить подушку из-под головы спящего, да так, чтобы тот ничего не заметил?
— Конечно, — уверенно отвечал ниндзя. — Я с детства натренирован в таких уловках.
— Ну что ж, — заявил Гэмбан, — тогда попробуй свое искусство на мне сегодня ночью!
Возможно, Гэмбан узнал в пришельце великого мастера Кохаято, о котором ходили слухи, что он в совершенстве владеет искусством незаметного проникновения в дома, похищения ценных документов и устранения знатных даймё. Цугару не сомневался в мастерстве ниндзя. К тому же ему очень польстило, что столь знаменитая персона желает наняться к нему на службу. Однако он считал себя специалистом в шпионских уловках и решил посостязаться в мастерстве с самим Кохаято.
В ту ночь Цугару Гэмбан был настороже, но прикинулся спящим и даже начал сладко посапывать, чтобы обмануть Кохаято. Прошло несколько часов, близилось утро, но все было спокойно. На улице моросил дождь. Двери спальни князя были крепко заперты, снаружи стояла вооруженная охрана. Подушка по-прежнему находилась под головой Цугару. Неожиданно ему на лицо упала капля холодной воды. Цугару вздрогнул, приоткрыл глаза. Тут новая капля ударила его по щеке. Цугару посмотрел вверх и увидел, что на потолке расплывается мокрое пятно. Самурай с досадой подумал, что потолок прохудился, и немного приподнял голову, чтобы рассмотреть получше повреждение. Когда же он опустил голову назад, оказалось, что подушка уже исчезла! Цугару резко повернулся и увидел у своего изголовья усмехающегося Кохаято.
После этого случая Накагава Кохаято был допущен к обучению шпионов князя и создал особый центр по подготовке суперагентов. Его ученики продолжили его дело, и должность хаямити-но хирай-гасира благополучно просуществовала до периода Хоряку (1751.10–1764.6), когда почетная должность начальника «гонцов» была по какой-то причине упразднена тогдашним князем. Впрочем, через несколько лет она была восстановлена и по некоторым сведениям дожила до ХХ в. Во всяком случае, еще в 60-х гг. некий Оцу Икусукэ утверждал, что является мастером школы нин-дзюцу Накагава-рю.
Как уже говорилось, ниндзя из Ига разбрелись по всей стране Восходящего солнца. И где только их не было! Ведь уже начиная с конца XV века, группами по 30–50 человек они стали покидать родную провинцию и наниматься на службу к враждующим даймё. Восстание в Ига годов Тэнсё, подобно взрыву, разметало их во все стороны. Именно в это время на службе у Маэды Тосииэ появился отряд в 50 ниндзя из Ига, которые несколько позже создали самостоятельную школу нин-дзюцу Этидзэн-рю. Точно также после того, как к князю Фукусиме Масанори прибились несколько десятков беглецов из Ига, возникла школа нин-дзюцу Фукусима-рю. Этот список можно продолжать и дальше. Но думается, что приведенных примеров достаточно, чтобы понять, сколь много ниндзя из Ига состояло на секретной службе у различных феодалов.
Большинство ниндзя, происходивших из небольшой гористой провинции с маленьким населением были так или иначе связаны друг с другом — были выходцами из одних и тех же деревень, служили у одних и тех же дзёнинов, доводились друг другу родственниками. Но, когда по всей стране разгорелась тайная шпионская война, многие Ига-моно оказались по разные стороны баррикад и были вынуждены убивать друг друга темными ночами. Такая ситуация их совершенно не устраивала. И тогда руководители различных отрядов ниндзя из Ига собрались на совет, на котором была заключена «конвенция» о ненападении и взаимопомощи. Суть ее заключалась в том, что ниндзя стали воспринимать себя как самостоятельную организацию, имеющую свои собственные цели и задачи — сохранение жизней родственников и земляков. В связи с этим было решено организовать в рамках единой шпионской сети, которая фактически охватила всю Японию взаимообмен информацией и сделать это так, чтобы нанимателям об этом ничего не было известно. Как же реализовалось это на практике?
Предположим, что оммицу, состоявший на службе у сёгуната, получал приказание разведать положение дел в каком-нибудь далеком княжестве, например, в Токусиме на острове Сикоку. У своего начальника он прежде всего узнавал, состоит ли кто-нибудь из Ига-моно на службе в Токусиме. Если такой человек имелся, оммицу стремился заручиться поддержкой его родственников или попросту просил рекомендательное письмо. После этого он отправлялся на Сикоку, встречался с искомым ниндзя (Из наставлений по нин-дзюцу школы Ига-рю известно, что, отправляясь в другую провинцию ниндзя брал с собой факел особого вида. Он служил условным знаком, по которому его мог опознать сородич.) и получал от него всю необходимую информацию без всякого риска быть схваченным контрразведкой местного князя. При этом он, как правило, делился со своим приятелем собственными знаниями о планах бакуфу в отношении княжества, тем самым поддерживая паритет между сторонами, которые теперь были прекрасно осведомлены о намерениях друг друга. Такая система позволяла не только обезопасить тайного агента, но и получить необходимую информацию в кратчайшие сроки. Это сильно поднимало ценность Ига-моно в нанимателей, которые представления не имели о том, каким способом добывались разведданные. Именно поэтому власти стремились нанимать на должности тайных агентов именно выходцев из Ига. К тому же, как правило, все они были гэнинами, а следовательно и платить им можно было меньше.
Не так обстояло дело с Кога-моно. Как уже говорилось, в большинстве своем они были выходцами из слоя госи и занимали положение тюнинов. Соответственно, чтобы задействовать тюнина, требовалось больше платить. Да и мобильность у них была гораздо меньше — если гэнина из Ига можно было послать хоть к черту на куличики, то с офицером дело обстояло сложнее.
При Ёсимунэ — восьмом сёгуне династии Токугава — основное место в системе аппарата оммицу стали занимать ниндзя из Нэгоро, оттеснив Ига-моно и Кога-моно на вторые роли. С одной стороны, это объяснялось тем, что они прибыли вместе с Ёсимунэ из его вотчинной провинции Кии, а с другой, — тем разочарованием, которое у нового сёгуна вызвало качество подготовки наследников ниндзя из Ига и Кога.
К власти Ёсимунэ пришел путем упорной борьбы и тайных интриг. Дело в том, что после смерти его предшественника, у кабинета министров не было единого мнения, кого из претендентов следует возвести на трон. Часть министров поддерживала семью Токугава из провинции Овари, другая — Ёсимунэ из Кисю. Между двумя группировками долгое время существовало напряженное противостояние, за кулисами которого развернулась война между секретными службами обоих претендентов. При этом противники Ёсимунэ опирались на штатную структуру оммицу сёгуната, то есть на Ига-моно и Кога-моно, а Ёсимунэ имел под началом отряд ниндзя из Нэгоро, владевших нин-дзюцу школы Кисю-рю. Начальником над Нэгоро-моно был Оока Этидзэн-но Ками Таданокэ — бугё сёгунской вотчины Ямада. Он-то и возглавил все тайные операции ниндзя из Кисю. После победы Ёсимунэ назначил Ооку Этидзэн-но Ками управляющим Минами-тё в Эдо передал в его ведение всю секретную службу. Оока предпринял немало усилий, чтобы вычистить ее от агентов, поддерживавших противоположную сторону и укомплектовал службу оммицу ниндзя из Нэгоро, которые, начиная с этого момента, стали называться стражниками из Нэгоро — Нэгоро-досин. Именно в это время в столице появился квартал Досин-тё. Таким образом ниндзя из Нэгоро заняли главные посты в столичной полиции, разрушив монополию Ига-моно и Кога-моно. Видимо, работали они на совесть, и Оока Этидзэн-но Ками стал одним из самых состоятельных и влиятельных людей в столице.
После свержения династии Токугава многие потомки ниндзя из Ига, Кога и Нэгоро продолжили службу в императорской полиции в качестве тайных агентов, сыщиков, следователей. Это подтверждается в частности регистрационными книгами полицейских служащих. По-видимому, по крайней мере некоторые из них еще владели секретным искусством нин-дзюцу. Так в период Тайсё одним из лучших сыщиков в Эдо был Фудзита Мориносукэ, потомок знаменитого ниндзя из Кога, Вада Ига-но Ками, и отец и наставник в нин-дзюцу последнего настоящего ниндзя Фудзиты Сэйко.
Отголосок существования мощных служб оммицу у провинциальных даймё мы находим в знаменитой истории о 47 ронинах, в действиях которых явно проглядывают характерные уловки ниндзя.
… В замке сёгуна несли службу два знатных самурая — Кира Ёсихиса и Асано Наганори. Кира имел ранг Великого мастера церемоний, а Асано владел замком Ако и был наследником очень богатого и знатного рода. На службе у него состояли 300 самураев.
Жизнь в замке шла своим чередом до тех пор, пока Кира не воспылал страстью к молодой и красивой супруге Асано. Он даже попытался соблазнить ее, но она хранила верность своему мужу и гневно отвергла все притязания наглеца. Кира решил выместить злобу на Асано, которого он считал теперь свои главным врагом. Однако Кира был потомственным воином и прекрасно знал, что каждую минуту своей жизни он должен следовать кодексу бусидо, который запрещает делать все что ему вздумается. Злой ум Кира подсказал ему: надо заставить Асано нарушить бусидо. Удобный случай вскоре представился.
В марте 1701 г. сёгун принимал в своей резиденции трех посланников императора. На Асано лежала обязанность достойного приема. Кира отказал Асано в помощи, а в день официального приема всячески критиковал и открыто смеялся над ним, оскорбляясамурая перед всем двором.
Асано побледнел и поднес руку к своему мечу, который был неразлучно с ним. Перед Асано встала сложная проблема. Если он ответит на оскорбление, то он нарушит бусидо, согласно которому дворец сёгуна является священным местом, где под страхом смерти нельзя обнажать меч. Но если проигнорировать оскорбление, он станет трусом в глазах окружающих, и только смерть смоет позор. После недолгих колебаний Асано выхватил меч и ранил обидчика. Гнусный план Киры удался: Асано был тут же схвачен стражниками. Приговор сёгуна был жесток: сэппуку.
В молчании Асано вернулся в свой замок. Он был спокоен, так как знал, что его храбрый поступок зачтется ему на небесах и дарует ему новое перерождение в лучшем мире. Тщательно облачившись в белые ритуальные одежды, Асано написал прощальное стихотворение, воскрешая в памяти «свои 36 лет, опавшие как лепестки цветов в одночасье». Далее согласно обычаю он удалился в специальный павильон и совершил харакири по всем правилам.
Все имущество Асано было автоматически конфисковано, а его 300 вассалов в одночасье превратились в ронинов. После траурной церемонии все они разошлись кто куда. Все, кроме 47. Ведь согласно бусидо, хотя Асано и смыл свою «ошибку» кровью, он завещал своим верным вассалам отомстить за себя. Они должны либо сразу последовать за своим господином в загробный мир, либо смыть оскорбление, павшее на весь их клан.
И вот они в последний раз в доме господина — 47 верных вассалов, мужественных и благородных воинов. Все вспоминали тот день, когда поклялись хранить верность своему господину до конца дней своих. В тот день кисточкой, смоченной своей собственной кровью, на листе бумаги они записали клятву верности. Затем сожгли ее перед алтарем и, смешав золу с сакэ, выпили этот напиток до дна. Выполняяклятву верности, самураи решили отомстить Кире за своего господина.
Кира догадывался о возможном отмщении. Удалившись в свой замок, он удвоил, а затем и утроил охрану, зная, что отныне его жизнь в опасности. Но Оиси Кураносукэ, предводитель ронинов, нашел способ усыпить подозрения Киры. Нарочно стали распускаться слухи, что ронины из Ако позабыли своего господина и их больше заботит собственное благосостояние, чем память об Асано. Они разошлись в разные стороны, и каждый занялся своим делом. Кто совершенствовался в кэн-дзюцу, кто нанялся телохранителем к богатому купцу. А Оиси, за которым неотступно следовал подосланный Кирой шпион, проводил все время в злачных кварталах Киото, предаваясь пьянству и разгулу, чтобы усыпить подозрения соглядатая. В течение двух лет ронины скитались по стране. Их очевидное забвение своего господина вызывали презрение и ненависть у других самураев. Над ними все потешались. И постепенно Кира забыл свои страхи и убрал охрану.
И вот декабрьской ночью по сигналу предводителя все 47 ронинов собрались вместе и направились к замку негодяя. Падающий снег заглушал шум их шагов, и они бесшумно проникли в замок, прошли многочисленные коридоры и подобрались к спальне Киры. После непродолжительной схватки его голова покатилась по полу.
Одного из самураев послали известить семью Асано о свершении справедливого возмездия. После этого ронины торжественной процессией направились к замку Сэнгакудзи, где был похоронен Асано. Там они положили на его могилу голову обидчика и кинжал, которым она была отсечена. Затем все 47 самураев сдались властям. Их приветствовал народ. Сам сёгун выразил восхищение их беспредельной верностью и отвагой. Но закон есть закон. 4 февраля 1703 г. все они были приговорены к сэппуку, умерли достойно и были похоронены рядом со своим господином.
В деревне Мионо провинции Ига (в настоящее время Ига-тё уезда Аяма) до сего времени проживает старинная семья ниндзя Савамура. Упоминания о ней имеются в «Ига-цуки сасидаситё»[68], где говорится что ниндзя Савамура Санкуро получает содержание в размере 15 коку. В этой семье по настоящее время хранится документ, написанный на английском языке, как гласит предание Савамура, самим командором Пэрри, эскадра которого посетила Японию в 1853 г. История, объясняющая происхождение этого документа весьма любопытна. 8 июля 1853 г. американская эскадра под командованием Пэрри вошла в бухту Урага, что к югу от Эдо. Пэрри передал сёгуну письмо от президента США с предложением о начале переговоров об «открытии» Японских островов для проникновения туда иностранных держав. Это предложение было поддержано десятками пушек эскадры, дула которых уставились в сторону японского берега. Все это вызвало немалый переполох. Администрация сёгуна не знала, что делать. В этой ситуации было решено прибегнуть к помощи ниндзя, чтобы выяснить истинные планы «заморских дьяволов». Однако столичные ниндзя уже окончательно утратили свою квалификацию, поэтому спешный гонец во весь опор помчался в Ига с приказом срочно направить в столицу лучших ниндзя. В результате в Эдо прибыл «невидимка» из семьи Савамура, имя которого неизвестно. По заданию японских властей он пробрался на флагманский корабль и обшарил его сверху донизу. С борта корабля он вернулся с карманами, набитыми всякой всячиной, наворованной у американских матросов. Среди предметов были: свечка, спички, кусок мыла, а также листок бумаги, исписанный непонятными «хитроумному» ниндзя знаками. Все эти предметы в процессе разбирательства сёгунской комиссии куда-то запропастились, а вот листок бумаги почему-то остался у семьи Савамура, которая на протяжении долгого времени считала его ценнейшим документом — каким-то приказом или секретной инструкцией. Где-то в 60-х гг. нашего века специально, чтобы познакомиться с этим документом, семью Савамура посетил один из крупнейших специалистов по истории нин-дзюцу Окусэ Хэйситиро. Когда же он увидел этот загадочный листок, то разразился смехом. Текст начинался словами: «Француженки — хороши в постели, немки — на кухне…» и т. д. Это были строки удалой матросской песни, в которой обсуждались достоинства женщин всего мира. По-видимому, Савамура был первоклассным ниндзя, но абсолютно не знал европейских языков…
Долгое время этот эпизод считался последним случаем, когда были задействованы ниндзя, но тщательные изыскания показали, что ниндзя использовались и позже.
Окусэ Хэйситиро приводит еще 2 эпизода, в которых, по его мнению, участвовали ниндзя. Первый из них вошел в историю как «Инцидент с прокламациями храма Исэ». По одной из версий его организаторами были два онива-бан из княжества Сацума: Сайго Такамори и Якимицу Кюносукэ, которые сыграли огромную роль в свержении бакуфу. Дело было так. Однажды в Эдо с неба посыпались бумажные прокламации Исэ-дзингу, крупнейшего храма главной японской богини Аматэрасу Омиками. На них было написано: «Бакуфу пускает в Японию иностранцев и оскверняет землю страны богов. Божество храма Исэ рассержено этим и осыпает своими амулетами Эдо. Воля неба — изгнать варваров». Это происшествие произвело настоящий фурор среди богобоязненных японцев и усилило антисёгунские настроения. На деле же все это было подстроено двумя ловкими ниндзя, которые однажды вечером, когда бушевал тайфун, поднялись на гору Айсэки и с ее вершины рассыпали тысячи заранее заготовленных прокламаций. Ветер, бушевавший всю ночь, разнес их по всему региону, и можно легко представить, какое впечатление это произвело на местных жителей, которые то и дело находили эти непонятно откуда взявшиеся листки на полях, крышах домов, на деревьях и кустах. Судя по всему эта операция имела колоссальный успех. Результатом ее стали массовые беспорядки и выступления против сёгуната. Таким образом старый рецепт «Сёнинки», известный под названием «Тэндо тидо-но нараи» — Изучение движений неба и движений земли — еще раз доказал свою эффективность.
Еще несколькими годами позднее уже после революции Мэйдзи, когда часть консервативно настроенного самурайства вступила в борьбу с новым буржуазным правительством, на стороне мятежников в районе Тохоку сражался отряд, называвшийся Кога-гуми. Во главе его стоял потомок знаменитого рода ниндзя из Кога Охара Кадзума из местечка Охара. Его отряд был сформирован из призывников, которые должны были идти служить в императорскую армию. Полагают, что этот отряд Кога-гуми целиком состоял из потомков ниндзя, которые все до единого в той или иной степени владели нин-дзюцу.