Путь предателя

Глава 32

Трибунал по делу о государственной измене собрался в приемном зале резиденции, где остановились трое судей. Блеклый свет раннего утра едва пробивался через зарешеченные окна. Фонари отбрасывали зловещие желтые блики на судей, одетых в черные церемониальные халаты и накидки с гербами Токугавы и черные головные уборы; даже рукояти их мечей были черными. Судьи расположились на возвышении. Судебные чиновники и секретари сидели на коленях за столиками. Солдаты охраняли двери. На стенной росписи, выполненной в мрачных тонах, была изображена сцена конной охоты на тигра в лесу.

Сано, обвиняемый, в грязном муслиновом кимоно стоял перед возвышением на коленях на соломенной циновке, постеленной на сирасу: часть пола, покрытую белым песком — символом правды.

— Проводится суд над сёсаканом Сано Исиро, — нараспев произнес судья, который сидел в центре возвышения за столиком, заваленным свитками.

Ему было лет шестьдесят, его лицо с выпяченным подбородком и острыми скулами напоминало вытянутый прямоугольник. Тело судьи было стройным и сильным, посадка прямой.

— Слушание ведут судьи Фумио Сэгава из Хаката и Мория Дазай из Курумэ. — Он отвесил поклоны мужчинам, разместившимся по обе стороны от него; секретари зафиксировали слова судьи. С гор, окружавших город, долетел бой военных барабанов, напоминавший биение сердца огромного чудовища. — И я сам, верховный судья: Кэнзан Такэда из Кумамото. Когда Сано услышал это имя, у него сжалось сердце. Такэда был известен жестокостью приговоров и тем, что выносил обвинительные приговоры в ста процентах случаев. О других судьях Сано не знал ничего. В них сосредоточилась надежда Сано на оправдание, однако их бесстрастные лица не выражали и намека на жалость.

— Подзащитный обвиняется в государственной измене по шести пунктам, — начал верховный судья Такэда. — Организация контрабандной цепочки, гонение на японских подданных, приобретение оружия у голландцев, привлечение их к заговору с целью свержения правительства, обращение к китайцам за военной помощью, отправление христианских обрядов.

Когда Сано готовился опротестовывать обвинения и убеждать судей позволить ему поймать настоящих преступников, его мысли путались от боли, усталости и тревоги. Он провел адскую ночь в грязной тюремной камере. Тюремщики не давали ему ни воды, ни пищи, а каждый самурай в городе, казалось, считал обязанностью прийти и поиздеваться над самым высокопоставленным заключенным, какого видела городская тюрьма Нагасаки. Путешествие из тюрьмы к месту суда отняло у Сано много сил и глубоко ранило его самолюбие. Стражники заставили Сано идти в загоне из лестниц через толпу, из которой в него летели камни и мусор. Болело раненое плечо; саднили ожоги; он прекрасно понимал, что его внешний вид восстановит судей против него не меньше, чем возведенная на него ложь. Хуже всего было то, что тюремщики изъяли украденные им на Дэсиме записи, лишив Сано улик, которые помогли бы ему защищаться.

— Дополнительные обвинения против подзащитного были предоставлены вчера досточтимым губернатором Нагаи, — сообщил верховный судья Такэда. — Незаконное проникновение на Дэсиму и нападение на служащих. Подкуп команды голландского корабля. — Такэда указал на разложенные на столе свитки. — Мы, судьи, изучили показания свидетелей и нашли их убедительными. Таким образом, мы сочли обвиняемого виновным во всех вышеуказанных преступлениях.

Потрясенный Сано не верил своим ушам.

— И это все? — Он изначально понимал, что его шансы на честный процесс крайне малы, но все же не ожидал столь формального подхода. — Разве не будут заслушаны показания свидетелей? И мне не предоставят возможность выступить в свою защиту? — Даже самый последний крестьянин обычно мог высказаться до оглашения приговора и имел возможность посмотреть в суде в глаза тем, кто его обвиняет. — Вы, видимо, шутите!

— Никто не давал вам разрешения говорить, — пробормотал судья Сэгава, крошечное морщинистое существо с чопорно поджатыми губами. Он повернулся к верховному судье Такэде: — Давайте объявим приговор и закончим это неприятное дело так, как хотел досточтимый канцлер Янагисава.

Тучный, с ласковыми манерами судья Дазай кивнул. Сано потерял надежду найти союзников в лице этих людей: ставленники Янагисавы, они хотели добиться похвалы канцлера, уничтожив его. Но он не сдастся без борьбы.

— Обвинения сфальсифицированы! — выкрикнул Сано. — Так называемые свидетели подставили меня, чтобы защитить себя. — Судьи нахмурились, молча выражая недовольство. Чиновники, секретари и стражники с презрением посмотрели на Сано. — Я требую, чтобы мне предоставили шанс доказать свою невиновность!

Когда затихло эхо его голоса, в зале воцарилась тишина, которая, казалось, длилась целую вечность. Затем заговорил судья Сэгава:

— Эта эмоциональная вспышка крайне оскорбительна. Такэда-сан, прошу вас прекратить заседание сейчас же.

Но внимание верховного судьи было полностью сосредоточено на Сано; он с интересом прищурил глаза.

— Ввиду суровости обвинений я разрешаю подзащитному выступить. — Он повернулся к Сано: — Говорите.

Быть может, Такэда было просто любопытно услышать, что скажет Сано. Но Сано заподозрил в верховном судье тот тип чиновника, который хочет верить: все, что делает правительство, справедливо, чтобы и на него упал отблеск славы. Такэда не обратил внимания на халатность своих коллег. Претворяя в жизнь законы, он выступал за суровость наказания, так как считал всякое нарушение личным оскорблением. Он также предпочитал наказать невиновного, чем позволить хоть одному виновному избежать кары. Так или иначе, верховный судья Такэда согласился допросить свидетелей и не стал сразу признавать вину Сано. Однако если Сано правильно понял Такэду, судья не удовлетворится наказанием одного человека, если есть возможность выявить других преступников. И, согласившись слушать, Такэда выказал большую независимость, чем его коллеги судьи.

И Сано произнес самую выразительную, самую отчаянную речь в своей жизни. Он оправдывал свои действия, которые были неправильно истолкованы. Он приводил свой послужной список как доказательство лояльности правящему обществу и добропорядочности. Он ссылался на мотивы убийства Яна Спаена, имевшиеся у заместителя директора де Графа, доктора Хюйгенса, настоятеля Лю Юня и Урабэ. Он объяснял, как ему удалось выявить контрабандную торговлю, излагал свои претензии к служащим Дэсимы, высказал предположение, что Пеон погибла из-за того, что располагала информацией. Сано назвал поджог своего дома свидетельством заговора против него — заговора, в котором явно замешан знающий все в Нагасаки всемогущий губернатор. В заключение Сано сообщил о фальсификации описей, признании старшего чиновника Охиры и своих планах поимки настоящих контрабандистов и разоблачения тех, кто убил Яна Спаена и Пеон.

— Досточтимые судьи, клянусь честью, что все, рассказанное мной, правда, — закончил Сано. Он охрип и дрожал от жестокой физической и душевной нагрузки. — Прошу поверить мне и воздать по закону истинным виновникам!

Чиновники и секретари отложили кисти; стражники стояли, словно неподвижные тени. Сано видел по выражению лиц судей, что они усматривают логику в его показаниях и не могут пренебречь своими профессиональными обязанностями, просто отмахнувшись от них. Он ощутил преждевременную радость.

— Вы располагаете документами, о которых упомянули? — спросил верховный судья Такэда.

— Нет, досточтимый судья, — признался Сано. — Их изъяли при моем аресте.

Судья Сэгава засмеялся. Это было писклявое, мерзкое кудахтанье.

— Скорее всего их никогда не существовало в природе. — Он и судья Дазай кивнули друг другу. Их лица выражали самодовольство: они вот-вот достигнут цели — потрафить канцлеру Янагисаве.

— Но ведь есть признание Охиры, — поспешно добавил Сано. — Он хочет, чтобы восторжествовал закон. Исчезновение записей не повлияет на его решение. — Сано решил выяснить, так ли это на самом деле, только если верховный судья Такэда согласится сотрудничать с ним. — Приведите Охиру. К настоящему времени он уже должен иметь информацию о том, когда и где контрабандисты назначили встречу. Предоставьте мне шанс, и я передам их всех вам.

Верховный судья Такэда сердито сдвинул брови.

— Вы оскорбляете меня, сёсакан Сано, полагая, что я стану порочить других людей на основании безосновательных заявлений человека, которому нечего терять. Вы что, считаете меня глупцом?

Все судьи ухмыльнулись. Сано почувствовал обреченность.

— Оставляется прежний вердикт: виновен по всем статьям, — сказал Такэда. — Сейчас я зачитаю приговор: «Сано Исиро отказался от привилегии сохранения чести путем ритуального самоубийства. Ему публично отрубят голову, а его останки выставят на всеобщее обозрение в назидание потенциальным предателям». — Такэда дважды хлопнул в ладоши.

Стражники подскочили к Сано и схватили его.

— Нет! — крикнул он. — Клянусь, я сказал правду!

Это был самый чудовищный кошмар для самурая: трудиться не покладая рук, жертвовать всем, преданно служа господину, и все же закончить жизнь в позоре и бесчестье. Сано охватил неистовый гнев против его обвинителей, канцлера Янагисавы и всего коррумпированного бакуфу. Отбиваясь руками и ногами, он разметал по полу белый песок правды. Но стражники замкнули железные кандалы у него на руках и ногах.

— Пустите! Я невиновен!

Когда стражники потащили Сано к двери, она внезапно распахнулась. В комнату вбежал какой-то человек, за которым следовала орущая и размахивающая мечами толпа. Несмотря на боль, стыд и гнев, Сано испытал потрясение, узнав вбежавшего человека.

— Хирата? — В его сердце мелькнула радость, потом оно сжалось от ужаса. Солдаты наверняка убьют Хирату. — Нет!

— Сёсакан-сама. Милостивые боги, я не слишком поздно! — Хирата пал на колени перед возвышением и изумленными судьями. На нем не было ничего, кроме набедренной повязки. Тело Хираты покрывали грязь и пот. Самое странное заключалось в том, что он обрил голову.

Кланяясь судьям и тяжело дыша, Хирата заговорил:

— Досточтимые судьи, я пришел молить вас даровать жизнь моему господину. Прошу вашего разрешения доказать его невиновность.

Пока Сано беспомощно наблюдал за этой сценой, толпа окружила Хирату.

— Этот человек проскочил мимо нас, прежде чем мы успели остановить его, — сказал предводитель. — Простите, что прервали вас. — Потом он обратился к своим людям: — Это беглый изменник и убийца. Выведите его во двор и убейте.

Солдаты подняли извивающегося Хирату над головами.

— Нет! — Сано кинулся на помощь к нему, но тюремщики дернули за цепь, и он с грохотом упал. Стражники пронесли Хирату мимо него.

— Подождите! — Голос верховного судьи Такэды прогремел с возвышения, заставив солдат остановиться. — Принесите его назад.

— Что? Почему? — удивился судья Сэгава.

Такэда не обратил на него внимания. Солдаты бросили Хирату лицом вниз перед возвышением. Сано, лежа на полу в цепях, озадаченно наблюдал, как верховный судья изучающе смотрит на Хирату. По странному выражению лица Такэды нельзя было понять, что он намерен предпринять.

— Сядь, — приказал Такэда Хирате, и тот тут же повиновался. — Ты тот человек, которого обвиняют в содействии изменническим действиям сёсакана Сано, проникновении в резиденцию казначея и убийстве солдата?

Хирата поклонился:

— Да, но я невиновен, так же как и мой господин. — Его голос сорвался; он откашлялся и смело продолжил: — Пожалуйста, простите мой непрошеный визит, досточтимый судья, и позвольте мне объясниться.

— Успеется. — Верховный судья смотрел на Хирату с явным интересом. — Как я понимаю, ты скрывался. Чем ты занимался все это время?

В голосе Хираты зазвенела страстная решимость:

— Я собирал информацию на людей, несправедливо обвинивших моего господина.

Сано на мгновение закрыл глаза; он был в отчаянии. Даже находясь в бегах, Хирата не бросил расследования — или деятельности по спасению своего господина. За эту настойчивость Сано любил отважного молодого воина, своего единственного верного друга. Но теперь им предстояло умереть вместе, ибо он понимал, что Хирата не принес никаких вещественных доказательств.

— Тебе известно, что солдаты охотились за тобой днем и ночью, а губернатор Нагаи уже приговорил тебя к смерти? — спросил Такэда.

— Да, досточтимый судья. — Если Хирата и испытывал страх, то Сано не видел этого: Хирата держался прямо, а его обритая голова была гордо поднята.

— И все же ты рискнул прийти сюда и заступиться за господина?

— Да, досточтимый судья.

На суровом лице верховного судьи Такэды отразилась разнообразная гамма чувств.

— Инсётэки — впечатляет, — тихо проговорил он. Откинув рукав кимоно, Такэда утер слезу. — Ярчайшее выражение бусидо: такого я не надеялся увидеть ни сегодня, ни когда бы то ни было вообще.

Будучи историком, Сано знал, как эволюционировал Путь воина вслед за изменяющимся политическим климатом в Японии. Мирному времени недоставало чистой верности и безжалостной простоты войны. Самураю приходилось блюсти лояльность различным начальникам, покровителям, коллегам; удовольствия отвлекали его от выполнения долга; свои интересы зачастую он ставил выше необходимости жертвовать собой. Во время гражданских войн, закончившихся более столетия назад, самураи с радостью погибали в войнах, которые вели их правители. Сегодня было мало возможностей добыть славу — и мало тех, кто их искал. Многие самураи сожалели об утраченной чистоте бусидо; верховный судья Такэда явно принадлежал к таким людям.

— Такая верность должна быть вознаграждена, — провозгласил он. Приказав солдатам покинуть помещение, Такэда обратился к Хирате: — Можешь говорить.

Хирата взволнованно рассказал о том, как изображал полицейского офицера, проводя расследование, о том, как, защищаясь, совершил убийство.

— Урабэ связан с бандитами. Никто не может подтвердить, что он делал во время убийств Спаена и Пеон, а также доказать или опровергнуть его участие в контрабандных операциях. Переводчик Исино тратит на подарки начальникам больше, чем зарабатывает. Как он может себе это позволить, если не добывает деньги преступным путем?

Поражаясь тому, как много узнал Хирата, Сано наблюдал за судьями и их реакцией на эту информацию. Такэда очень внимательно слушал Хирату. Два других судьи почти не скрывали неудовольствия в связи с проявленной начальником слабостью. И то действительно было слабостью, Сано знал это по своему опыту. Бусидо, основа силы самурая, было одновременно его самым уязвимым местом. Канцлер Янагисава не раз использовал развитое в Сано чувство чести против него самого, устраивая происки, которым Сано не мог противостоять, не нарушая жестких правил поведения. Верховный судья Такэда был жесток и несправедлив, но продемонстрированный перед ним образец преданности заставил его соблюсти правила и задуматься. Когда Хирата продолжил, в Сано затеплилась надежда.

— Я представился работником-мигрантом и получил работу в доме удовольствий «Половинка луны». От тамошних служащих я узнал, что и Исино, и ёрики Ота, и губернатор Нагаи присутствовали на вечеринке в ночь убийства Пеон. И еще я нашел одного владельца ресторанчика, по словам которого настоятель Лю Юнь регулярно проникает в квартал под видом японского торговца. В ту ночь он тоже был там. Досточтимый судья, прежде чем вы произнесете приговор моему господину, прошу вас провести собственное расследование в отношении этих людей. Среди них вы обнаружите настоящих изменников.

Хирата поклонился. Верховный судья Такэда погрузился в размышления. Сано с тревогой ждал; неумолкающие военные барабаны вторили ударам его сердца.

Потом Такэда обратился к стражникам:

— Подведите сёсакана Сано.

Стражники подтащили Сано к возвышению. От кандалов у него онемели руки и ноги, но, стоя на коленях рядом с Хиратой, он забыл о физических страданиях. Взгляд верховного судьи уперся в них. Стальные тиски страха сдавили легкие Сано; он чувствовал, что Хирата тоже взволнован. Но благодаря самурайской выучке они сохраняли стоическую бесстрастность, пока ожидали решения верховного судьи Такэды.

— Сёсакан Сано, заявление вашего вассала подтверждает ваши показания, а его преданность красноречиво свидетельствует о ваших и его человеческих качествах. Поэтому я дарую вам возможность доказать свою невиновность.

Потрясенный помилованием, Сано ощутил головокружение, звон в ушах, внезапное расслабление мышц, бывших в страшном напряжении, и учащение дыхания. Ему хотелось прыгать и кричать от радостного облегчения; ему хотелось упасть и рыдать от благодарности. Однако честь и протокол требовали достойного поведения.

— Благодарю вас, досточтимый судья, — тихо сказал Сано.

Потом повернулся к Хирате. Один молчаливый взгляд разрешил все существовавшие между ними разногласия, скрепил их узы. Сано понял, как ему не хватало Хираты и что он не мог — и не должен был — отказывать товарищу-самураю в праве служить чести. Раздобытая Хиратой информация укрепляла подозрения против их обвинителей, но именно его преданность в конечном счете смягчила верховного судью Такэду. Отвергнув такую дружбу, Сано, возможно, избежал бы боли, но обрек себя на постоянное одиночество и проиграл бы баталии, которые не мог выиграть один. Только теперь Сано принял Хирату как настоящего соратника, в славе и в поражении, в чести и позоре. Это был Путь воина: абсолютный, вечный.

В омытых слезами ясных глазах Хираты светились радость и понимание. Казалось, Хирату озарил внутренний свет, словно итог процесса и поощрение верховным судьей Такэдой его преданности подтвердили его достоинства и принесли ему покой. Торжественно поклонившись друг другу, они выразили взаимное уважение.

— Это нарушение закона, — заметил судья Сэгава.

— Канцлер Янагисава не одобрит такого подхода, — добавил судья Дазай.

Когда оба судьи начали спорить, отстаивая прежний вердикт и приговор, у Сано упало сердце. Он понял, что они с Хиратой пока не в безопасности.

— Досточтимые коллеги, не забывайте, что руковожу этим трибуналом я, — произнес верховный судья Такэда. — Ваши возражения должным образом зафиксированы и отклонены.

Сано, однако, сознавал, что Такэда достиг своего положения не потому, что доверял всем без разбора или игнорировал политические реалии жизни бакуфу, и это подтвердили его следующие слова:

— Сёсакан Сано, я сам буду контролировать вашу работу со старшим чиновником Охирой и пойду вместе с вами к месту встречи контрабандистов. Если вам удастся представить преступников, обвинения против вас будут сняты. Если же вы провалите расследование, смертный приговор будет приведен в исполнение — и он распространится не только на ваши семьи в полном составе, но и на всех людей, связанных с вами. Помните об этом, когда мы будем осуществлять ваш план, сёсакан Сано.