Путь Сашки. Книга пятая

Глава 11

Гвендел, граф Снурский, уже больше года, с той неудачной для него засады против графа Ксандра, находился в дурном настроении. Слишком дорогой ценой она ему досталась. Граф потерял почти всех своих солдат — обратно в столичный графский город вернулось только четверо из его личной полусотни. Погибли и большинство баронов, присоединившихся к походу на земли Каркела. А ведь это были его лучшие вассалы, поддержавшие своего графа против вольницы ставленников из лоэрнских кланов, приближенных к его величеству.

И сам Гвендел в ночной атаке, организованной людьми Ксандра, был ранен. К счастью, рана оказалась не опасной. Несмотря на задержку в пути, граф вовремя сумел добраться до своего города. Как раз подоспело известие о том, что мятежный граф Эймуд вновь, как и два года назад, собрался вторгнуться на земли Снури. Тогда Гвендел сумел хорошенько потрепать войско врага, Эймуд это не забыл и, узнав, что снурский граф вернулся в город, решил повторно не рисковать, повернув свое войско обратно.

Но это известие совсем не облегчило положение Гвендела. Он прекрасно понимал, что получил всего лишь очередную передышку на юге, где Снури граничило с Эймудом. Но и с трех других сторон опасности никто не отменял. На западе был Лоэрн, которому он служил. Но как отнесется его величество к неудачным действиям снурского графа? И не окажется ли этот просчет отличным поводом для лоэрнских приближенных отомстить Гвенделу за то, что тот принудил своих новых баронов уплатить давно просроченные налоги?

Но Пургес Первый, как ни странно, сердиться не стал, чем ввел Гвендела в большое удивление. То ли невезение последнего времени, то ли снурский граф не сумел правильно просчитать ситуацию, но он был совсем не готов к реакции короля на его неудачную засаду. А ведь понять Пургеса было совсем не трудно, если хорошо разобраться в характере короля. Тот, поощряя Гвендела после каждого его успеха, опасался своего графа и завидовал его полководческим успехам. Зато теперь у Гвендела случилась осечка, да и не одна, к тому же. И очень удачно лучшие люди королевства, приближенные к королю, обрисовали конфликт снурского графа с его новыми баронами. Пургес с удовлетворением принял к сведению информацию о конфликте Гвендела с новой снурской знатью. Вот пусть и погрязнет во внутренних проблемах своего графства.

На востоке от Снури лежали земли Пирена. Как теперь относиться к своему восточному соседу Гвендел не знал. То ли враг, то ли как бы союзник. По крайней мере, союзник против двух ларских графов, Дарберна и Ксандра. И как отнестись к тому, что полсотни пиренских гвардейцев ушли с места засады, не добив остатки охраны Ксандра? Если вновь появится пиренский граф Бертис, Гвендел хотел вот так прямо и спросить, хотя понимал, что ему в ответ скажет пиренец. Ведь до этого точно также поступили и снурские бароны, отступившие перед остатками солдат Ксандра, желая вывести их на пиренцев.

А еще раньше сам Гвендел вместе со своими солдатами не стал добивать ларский отряд, увидев, что цель засады достигнута: окруженный со всех сторон и оставшийся в одиночестве Ксандр был поражен ударом снурского меча в спину. А не уйди Гвендел в лес, то его войско смогло бы перебить всех ларцев и захватить тело Ксандра. Но Гвенделу не захотелось рисковать жизнями солдат своей полусотни, в итоге он её почти всю и потерял.

А самая большая проблема Гвендела лежала на севере — Каркельское графство, во главе которого вновь встал поправившийся ненавистный граф Ксандр. К счастью, там поднялся мятеж, охвативший добрую половину графства. Да и его величество Пургес Первый на этот раз не пустил все на самотек, а направил в помощь мятежникам тысячу наемников. Хотя у Ксандра войск было намного больше. Но всё оно останется на стенах мятежного замка барона Зардога. Гвендел сам лично не видел новые стены его замка, но посланные люди подробно их описали. Чтобы взять такой замок и десяти тысяч солдат не хватит.

Но Ксандр, как выяснилось, штурмовать замок пока не стал, оставив под его стенами тысячу солдат, остальные же большими отрядами разошлись по землям графства, захватывая замки мятежных баронов и рыцарей. И весьма в этом преуспели. Уже к середине зимы пал последний, кроме замка Зардога, оплот мятежников. Да и то его могли взять намного раньше, но Ксандр по — прежнему практиковал принцип победы малой кровью. Вместо быстрого штурма замка, в котором укрепился местный барон с десятком своих солдат и парой сотен ополченцев, Ксандр приказал разрушить стены своими ужасными каноне, вот и провозился лишний месяц. Зато теперь над уцелевшими стенами замка раскачивался труп мятежного барона, а крестьяне мятежника, жизнь которых удалось сохранить, теперь будут поселены на опустошенных мятежниками землях верных Ксандру баронов.

Теперь, когда на земле Каркела в руках мятежников остался лишь прекрасно укрепленный замок барона Зардога, Гвендел ждал, когда Ксандр им займется. Сможет ли захватить? И если сможет, то какой ценой? От ответа на эти вопросы зависело будущее самого Гвендела. Ведь он накануне той засады приказал повесить захваченного в плен каркельского рыцаря вместе с его юным сыном. А Ксандр такое не простит. Хорошо еще, что Гвенделу тогда удалось повязать убийством рыцаря и его сына всех снурских баронов. То — то они так испугались и, заплатив просроченные налоги, бросились выезжать в Лоэрн. Уехать — то уехали, а вот сейчас все давно уже вернулись, посчитав, что после мятежа барона Зардога у Ларска не будет ни сил, ни времени мстить за позорную казнь рыцаря Усмета. Да и состояние Ксандра после двух ранений было неважным. А без юного графа ларские войска уже не выглядели такими непобедимыми, как при Ксандре. Разгром отряда, возглавляемого самим Дарберном, наглядно это продемонстрировал.

Гвендел по — прежнему периодически доставал из тайника серебряный череп, а поздним вечером засыпал в ожидании очередного пророческого сна. Но сны не шли. Только недавно ему приснился какой — то мятеж. Непонятные люди бежали, скакали и что — то кричали. Лишь пару раз он различил слово «Мятеж». И на этом сон закончился. Мятеж в Каркеле? Но что всё это значит? И к чему бы такой неконкретный сон? Или это был вовсе не пророческий сон, навеянный созерцанием серебряного черепа, а оказался самым обычным сном, которые Гвенделу снились, время от времени. Тогда нечего его и разгадывать. Нет там ничего. Просто сейчас все ждут, чем же закончится каркельский мятеж и кто кого одолеет. Вот и сам Гвендел думает об этом, а потому и снятся такие сны.

Но в эту ночь Гвенделу приснился настоящий сон. В смысле — настоящий пророческий сон. И тоже про мятеж. Только не в Каркеле, а у него в Снури. Во главе заговорщиков, к удивлению Гвендела, оказались бароны Бастер и Пузен, оба ставленники лоэрнских кланов. Гвендел удивился не тому, что лоэрнцы решились на заговор, здесь как раз ничего странного не было. Удивило снурского графа другое. Ведь Бастер с Пузеном друг друга недолюбливали. Это еще мягко сказано. И каждый из них стремился к личному лидерству. Но двух равноправных вождей в заговоре, да еще и с такими несносными характерами, быть не могло. А приснившийся сон говорил об обратном.

Гвендел, долго не мог встать с постели, переваривая приснившееся. Верить ли всему этому? И еще, что ему, оказывается, показалось странным, и о чем Гвендел только сейчас обратил внимание. Барон Пузен в этом сне поддакивал барону Бастеру. И это Пузен! Если бы было наоборот, Бастер слушал Пузена — то тогда еще можно было не очень сильно удивиться. Но сейчас все было наоборот. Почему?

Пузен получил один из лучших снурских замков по прямому указанию короля. Это понятно: ведь он был мужем сестры барона Табура, в то время возглавлявшего личную королевскую сотню. Но два года назад его величество со скандалом прогнал Табура, заменив его на барона Шогена. С тех пор барон Табур так и не получил никакой придворной должности, но тем не менее всегда считался человеком, которому Пургес доверял. Да, он воровал, но кто же в Лоэрне не ворует? И чем влиятельнее человек, тем ворует сильнее. Табур имел множество любовниц, на которых тратил большие деньги. Пургес к таким слабостям относился тоже хорошо, даже в открытую говорил, что он завидует таким вот ловеласам. Не известно, на самом деле завидовал или нет, но местные ловеласы не чувствовали на себе королевской немилости.

Зато прошлым летом произошел неприятный случай с королевскими гвардейцами. Полтора их десятка, кстати — все хаммийцы, в одном из трактиров поссорились с неполным десятком наемников. Те были сильно пьяны, зато хаммийцы только собирались повеселиться. Чувствуя себя в явном превосходстве, как в численности, так и в физическом состоянии (наемники, говорят, уже еле держались на ногах), хаммийцы затеяли ссору. Слово за слово, брань за брань, все схватились за мечи. Восемь еле стоящих на ногах против пятнадцати трезвых. Шестерым хаммийцам удалось убежать. Шестеро были убиты, а трое остались калеками. Наемники потеряли одного убитым и двоих ранеными.

Говорят, когда известие дошло до Пургеса, он, вызвав Шогена, закатил целую истерику. А Шоген в ответ выложил королю все свои доводы. Все пятнадцать хаммийцев были приняты в личную королевскую сотню еще при бароне Табуре. Шоген напомнил королю, что он дважды пытался прогнать самых нерадивых гвардейцев, но каждый раз сам король ему в этом отказывал. Пургес помнил эти два случая. Оба раза за хаммийцев заступались верные ему придворные, приводя какие — то доводы. Да какие там доводы! Заплатили тем придворным, вот и бросились к королю заступаться за хаммийцев. И он, Пургес, принял сторону этих придворных. А всё почему? Потому что не хотел слишком сильного возвышения Шогена. Вот и сдерживал его по таким мелочам. А сейчас это все аукнулось. Шоген — то оказался прав.

Но Пургес не мог открыто в этом признаться. Значит, надо или гнать Шогена или находить виновного на стороне. А таким виновным мог быть только тот, кто в свое время принял в королевскую сотню таких неумех. Барон Табур. С того времени влияние клана Табура стремительно пошло вниз. И барон Пузен, как сейчас вспомнил Гвендел, стал заметно тише. А влияние барона Бастера, наоборот, только усилилось.

Что же получается? Если верить сну, а не верить в них пророческие сны повода ни разу не давали, сейчас в его графстве организуется заговор во главе с Бастером и в качестве пристяжки Пузеном. Выходит, и предыдущий сон был о том же. На что рассчитывают заговорщики? Его убить, а Бастеру занять графский престол? Но отдаст ли Пургес графскую корону Бастеру? Тот был родственником одного из влиятельнейших лоэрнских аристократов. То есть шанс был и шанс неплохой. Вот только Пургес, как всегда, мог поступить неожиданно. Он мог отказать своему придворному по причине боязни усиления его клана. Отказать и передать графскую корону в руки более слабого клана.

А что может стать с заговорщиками? Пургес отправит их на плаху? Это вряд ли. Или пожурит, может, сильно отругает, даже погрозит опалой, но все кончится тем, что в лучшем случае, крайними король назначит мелких сошек. Впрочем, может пожертвовать Пузеном, чтобы показать всем, что он не потерпит заговорщиков. Ведь сегодня те убьют Гвендела, а завтра другим захочется свергнуть и самого Пургеса. Но Бастер выкрутится.

Теперь оставалось дождаться нового сна и узнать, что конкретно задумали заговорщики. Свою погибшую личную полусотню Гвендел давно уже восстановил — спасибо собранным налогам, правда, теперь у него было всего тридцать солдат вместо прежних пятидесяти. Теперь денег у него хватало. И еще он мог рассчитывать на стражников Лафета.

Но новый сон так и не приходил, а тем временем в городе появились основные действующие лица из числа новых баронов. И солдат у них в этот раз было как никогда много. Значит, их замки оказались почти оголенными, оставленные под защитой лишь ополченцев из крестьян. И Гвендел начал заметно нервничать. Шутка ли — численность сил вероятных заговорщиков уже в несколько раз превышает число верных ему людей.

В очередную ночь ему приснился новый сон. Какой — то дворянин объезжал дома новых баронов и уточнял детали заговора. Но этого человека Гвендел видел впервые. И лишь в самом конце сна неизвестный дворянин возвратился, судя по всему, в свой дом. К удивлению Гвендела, он, всмотревшись в лица сопровождающих дворянина людей, узнал в них солдат, что сопровождали пиренского графа Бертиса, приезжавшего в Снури.

Так, значит, душой заговора является Пирен! Ах, Черный Герцог! Теперь понятно, почему и Бастер и Пузен на это решились. Иметь за своей спиной поддержку не только своих кланов, но и Пирена, вполне достаточный аргумент для участия в заговоре. Вот откуда так много солдат у заговорщиков! Пирен дал им денег для найма дополнительных сил.

А ночью пришел еще один сон. Совсем коротенький. Гвенделу приснилось, что к нему в спальню врывается несколько десятков заговорщиков. С обнаженных мечей некоторых из них капает густая темно — красная кровь. Солдаты расступаются, и вперед выходит барон Бастер, а за ним следом появляется и барон Пузен. Оба зловеще улыбаются. А затем Бастер приказывает: «Убейте его!». Двое ближних солдат подбегают и вонзают Гвенделу в грудь свои мечи. Все начинает кружиться, переворачиваться и вот уже Гвендел парит над всеми присутствующими в его спальне, а на его ложе он видит знакомое, забрызганное кровью тело. Заговорщики покидают комнату, оставив его и мертвеца одних. А затем дверь осторожно приоткрывается и внутрь комнаты проскальзывает тот самый пиренский дворянин. Он осматривается и уверенно движется в угол спальни, останавливаясь перед одной из стен. Затем нажимает потайную пластину, открывается ниша, где лежит его серебряный череп. Пиренец хватает его и прячет под плащом. И Гвендел просыпается.

Уже раннее утро, заговорщиков нет, хотя в этом сне все происходило ночью. Значит, скорее всего, его зарежут следующей ночью. И заберут серебряный череп. Вот, значит, почему так активен был Пирен все эти годы. Черный Герцог каким — то образом прознал про его артефакт и решил им завладеть. Потому — то в свое время и Эймуда наслал на Снури, намереваясь после падения города войти в него, как союзник, и найти череп. И граф Бертис подставив его под ларскую сотню, хотел убить двух зайцев: покончить с Ксандром и убрать его, Гвендела. Пятидесяти пиренским гвардейцам, действуя внезапно, было вполне по силам убить Гвендела на обратном пути.

И сейчас он вдруг вспомнил странное сообщение, которому он тогда не придал значения. После покушения на Ксандра Гвендел возвратился в Снури раненый и с большой задержкой. Один из баронов, приехавший с севера в город незадолго до появления в нем Гвендела, рассказал, что в пятнадцати верстах от города он видел отряд пиренцев. То, что это были пиренские гвардейцы, ходившие вместе с ним для засады на Ксандра, Гвендел не усомнился. Кстати, так и было. Только тогда он посчитал, что пиренцы слишком медленно возвращались к себе в Пирен, вот почему их спустя седмицу после той засады и увидел барон. Но сейчас Гвендел понял настоящую причину задержки гвардейцев на его земле. Они ждали его! Ждали, чтобы убить. Но он из — за ранения ноги и ларцев, перекрывших часть дороги на Снури, задержался в замке на севере графства. И эта задержка его спасла.

Теперь же пиренцы, не добившись успеха, решили организовать заговор, убить его руками Бастера и Пузена, а затем захватить серебряный череп. И это произойдет следующей ночью. Если он ничего не предпримет, то сон сбудется. Бежать? Но куда? За городом он станет еще более легкой добычей, чем здесь в его замке.

Дождаться ночи и устроить на заговорщиков засаду? Уже лучше. Но даже с учетом внезапности силы слишком неравны. Вот если бы их было меньше… Меньше… Точно, меньше! И тогда не этой ночью, а сегодня днем. Пригласить главарей и поговорить по душам!

Оба барона, как и ожидал Гвендел, оказались осторожными, взяв с собой в графский замок всех своих солдат, а это целых семьдесят человек. Гвендел же мог рассчитывать только на шестьдесят своих гвардейцев и стражников. А ведь бароны, наверное, радостно потирают руки от его предложения, подумал Гвендел. Как же: не надо дожидаться ночи, а прямо сейчас, пользуясь тем, что семьдесят их солдат свободно пройдут до его покоев, взять, да и убить снурского графа. И делиться славой с другими предателями не нужно. Поэтому сейчас для Гвендела главное: не дать заговорщикам напасть на него раньше, чем он сам это решит.

Мажордом, встретивший на пороге замка баронов Бастера и Пузена, сообщим милордам, его светлость граф Снурский имеет чрезвычайно важное сообщение, которое он сообщит в малой комнате переговоров. Бароны переглянулись и, пропустив вперед мажордома, зашептались. Если бы мажордом не отошел на двадцать шагов, а оказался поближе, то он, наверное, смог бы услышать отрывки их разговора.

— …комната с одной дверью, за ней уличная стена…

— …никого там не спрячешь…

— … вначале узнать, что за столь важное сообщение…

— … никуда он не уйдет…

— … главное, чтобы солдаты были рядом…

— …не разделяться…

Командиры охраны баронов первыми заглянули в малую комнату переговоров. Достаточно было одного взгляда, чтобы убедиться, что никого, кроме снурского графа там нет. И спрятаться негде. Почти пустая небольшая комната, из мебели только три изящных стула. И всё. А вот и успокоенные командирами бароны. Самоуверенные и ужасно довольные.

Пригласив милордов сесть, Гвендел прошел до двери и закрыл ее на крепкий запор.

— Так будет надежней, господа. Я хочу вам доверить слишком большой секрет.

— Вот как? — усмехнулся Бастер. — И что это за такой секрет, что граф боится всего в своем собственном замке?

— Заговор, господа, заговор. Черный Герцог мутит воду, подкупает моих баронов. Денег не жалеет.

Бастер побагровел, а Пузен, наоборот, побледнел.

— И кто эти люди? — спросил Бастер.

В это время за дверью раздался шум. Не просто раздался, а тишина буквально взорвалась криками ярости, боли и смерти.

— Успокойтесь господа, — Гвендел обнажил меч, — всего — навсего уничтожают заговорщиков. Солдат, нанятых на пиренские деньги. Неплохо платит Черный Герцог, если у двух баронов численность собственных солдат возросла в несколько раз.

Бастер взревел, и тоже выхватив меч, бросился на Гвендела. А вот Пузен дрожащей рукой долго не мог вытащить из ножен меч, а когда сумел его достать, то встал в дальнем углу, ничего не предпринимая.

Бастер оказался неплохим мечником, но его подвела горячность. Если бы он действовал хладнокровнее, то удача еще могла повернуться лицом к нему. Но Гвендел рассчитал правильно: противники опешили, попав в ловушку, став вместо охотников дичью. Бастер быстро допустил ошибку, открывшись противнику, и Гвендел воспользовался этим, погрузив свой меч в грудь врагу. А Пузен так и не сдвинулся с места. Увидев оседающего на пол союзника по заговору, барон Пузен бросил меч на пол и тонким фальцетом воскликнул:

— Не убивайте! Я сдаюсь!

Но в расчеты Гвендела это не входило, поэтому граф, подойдя к барону, вонзил меч в солидное брюшко второго своего врага. Теперь многое зависело от того, чем закончится сражение в коридоре. Семьдесят наемников мятежников были окружены внезапно появившимися солдатами графа, вооруженными арбалетами. Тридцать взведенных арбалетов в руках личной полусотни графа и тридцать таких же арбалетов у графских стражников. Стража владела арбалетами даже лучше, чем мечами. Когда преследуешь преступника, меч будет нужен, если перед твоими глазами возникнет лицо или спина бандита. Но для этого его еще нужно догнать. Но бандит бежит налегке, на нем нет тяжелой кольчуги, нет шлема, рукавиц. Такого разве догонишь? А вот арбалетный болт — догонит.

Вот и сейчас одновременный выстрел из шестидесяти арбалетов скостил половину мятежников. Солдаты графа отбросили ставшими ненужными арбалеты и, выхватив мечи, бросились на оставшихся в живых мятежников. А тридцать графских стражников лихорадочно вновь взводили арбалеты и накладывали болты.

В завязавшейся схватке небольшое численное превосходство в первые секунды боя было на стороне мятежников. Но скоро стоявшие чуть поодаль стражники подняли взведенные арбалеты, полетели болты, выискивая в гуще схватки мятежных солдат, и картина боя стала резко меняться. Когда снурский граф распахнул дверь, то мятежников оставалось в живых не больше десятка. Через десять секунд упал последний из них. С верхушкой заговора было покончено. Остальные мятежники теперь выступить не посмеют.

Но что дальше делать ему, Гвенделу? Он собственноручно убил двух ближайших родственников лоэрнских аристократов. Пусть один из них сейчас как бы в опале. Но другой, наоборот, на вершине силы и влияния. Что скажет Пургес? Как доказать наличие заговора? Все отопрутся. И того пиренца не сыскать. Рассказать королю, что о заговоре Гвендел узнал из своего сна? Это совсем не смешно. Может, и про череп рассказать? Заодно его и подарить. А самому лечь на плаху. Только не сразу. Пургес долго будет его пытать, рассчитывая узнать еще что — нибудь о других магических артефактах, которых у Гвендела нет, и не было.

Графская корона, конечно, хороша. И смотрится славно на графском челе. Но головы у Гвендела скоро не будет. Так зачем ему корона? И Ксандр придет в Снури, рано или поздно. Скорее, рано. Сейчас Гвендел как — то сразу уяснил, что с мятежниками в Каркеле Ксандр разберется быстро. Не будет замок Зардога неприступной преградой. И через несколько месяцев под стенами Снури будут стоять тысячи солдат Ксандра. И что же его, Гвендела, здесь еще держит? Надо забрать все деньги, остатки листьев хачху, личную полусотню, правда, уменьшившуюся на треть, и бежать отсюда. Бежать! Куда? На запад? Или на юг, в Хаммий? Можно и в Хаммий. Не зря говорят: с Хаммия возврата нет. А можно податься и на Дикие земли. В пустошах затеряться легко. Ни Пургес, ни Ксандр, ни Черный Герцог его не найдут. А еще можно поискать южные острова, что лежат к западу от Хаммия. Там, говорят, тоже пустынно. Опасно, конечно, но у него есть двадцать солдат. Стражников он брать с собой не будет. Только остатки личной полусотни.

Понимая, что известие о резне в графском замке быстро распространится по городу, а дальше поскачут доброхоты с известием в Лоэрн, Гвендел развернул бурную деятельность по сборам в дорогу, но выехать до наступления темноты все же не удалось. Перенеся на раннее утро выезд, граф вновь достал свой драгоценный артефакт, а затем лег спать в надежде на новый пророческий сон, который позволил бы ему принять нужное решение. Но ничего не приснилось.

Рано утром в плохом настроении он выехал из городских ворот, в последний момент решив взять с собой двадцать стражников. Кто знает, не решится ли кто — нибудь из заговорщиков напасть на него? Эскорт в сорок хорошо вооруженных человек смотрелся весомо, а бароны, назначенные из Лоэрна, как помнил Гвендел еще с историей с уплатой налогов, храбростью не отличались.

Снурский граф, теперь уже бывший, но об этом знал только он один, направился на запад в сторону Лоэрна. Но не заезжая в королевскую столицу, свернул на юго — западную дорогу, которая должна была привести его либо в Тарен и далее в сторону Хаммия, либо, сменив направление на запад, а затем и северо — запад, он мог направиться в Амарис или даже Гендован. Гвендел выбрал Хаммий, но вначале отпустил стражников, оставшись с двадцатью солдатами его личной охраны.

Теперь он торопился, хотя понимал, что известие о нем быстро до Пургеса не дойдет. Все будут думать, что он задержался перед въездом в Лоэрн. А когда, наконец, поймут, в чем дело, вышлют погоню, он удалится от преследователей на значительное расстояние.

Его расчеты сбылись, по крайней мере, погони до самого Хаммия не было, а в Хаммии его уже никто не тронет. Были бы деньги, а они у него есть. Эх, деньги, деньги… Двадцать солдат съедали по двадцать золотых каждый месяц. И у него самого расходы тоже были. На оплату придорожных гостиниц, еду — да мало ли трат! Денег хватит на два, в лучшем случае — на три года. А что делать потом? Мешок с листьями хачху он продал за семьдесят золотых, оставив себе чуть — чуть. Больше продавать было нечего. Разве что коней. Ну, это на крайний случай, когда совсем не останется денег. А они закончатся. Идти в наемники? Граф Снурский — и в наемники!

Можно, конечно, избавиться от половины солдат. Растянуть начало безденежья еще на пару лет. Но ведь все равно, рано или поздно, но деньги закончатся. И мешков с хачху для продажи не будет. Не будет? А почему не будет? Он же знает, где находится та плантация. Кто еще знает? Пургес. Но после исчезновения нескольких экспедиций за листьями, Пургес мог прекратить эти попытки. Если не прекратил, то можно нарваться на отряд лоэрнцев. Или наоборот, лоэрнцы нарвутся на его солдат. Силы почти равные, но преимущество засады должно сыграть в пользу его солдатам. Залп из двадцати арбалетов из умело подстроенной засады сразу же уполовинит вражеский отряд, а остальное довершат мечи. И плантация будет его! За год можно насобирать листьев на пару тысяч золотых. Если продавать в Хаммии. Быстро, конечно, не купят, но он ведь и не торопится. Главное — создать достаточный запас.

Зимний сбор урожая уже пропущен, теперь следующий будет в конце весны. Успеть можно, только добираться надо не по суше, через весь Атлантис, где его сейчас могут искать, а ехать лучше морем — за несколько седмиц можно будет заранее достичь заветного места. И будет время, чтобы узнать, нет ли конкурентов. Проверить не сложно: если зимние листочки на месте, значит, никого нет. Если ободраны, тогда придется устроить засаду на соперников.

Добравшись до хаммийского побережья, Гвендел принялся искать галеру, которая смогла бы его довести к юго — западному побережью Атлантиса. А оттуда до плантации будет всего пять — семь дней пути. Но легко найти корабль не удалось — бывший снурский граф неудачно попал на сезон штормов, и местные моряки желания отправиться в плавание не испытывали. Хаммийцы по своей натуре не любили необоснованный риск. Правда, двое судовладельцев согласились перевезти Гвендела и его людей, но цену заломили слишком большую — десять золотых. Но главное было то, что их галеры произвели отталкивающее впечатление на Гвендела, как грязью на палубе и, особенно в трюме, так и ветхостью самих кораблей.

Лишь на третий день удалось найти крепкую и довольно чистую большую галеру. Но ее уже нанял какой — то купец, судя по внешности, хаммиец. Зная, что хаммийцев можно перекупить, предложив большую плату, Гвендел обратился с таким предложением к капитану этого судна.

— Жаль, уважаемый, что твою галеру уже наняли. Не подскажешь, за сколько?

— Подсказать можно, милорд. Только зачем?

— Хотелось бы знать реальную стоимость найма, а то тут меня осаждают несколько капитанов с предложениями. Боюсь обмануться.

— Галера галере рознь, милорд. Разве можно сравнить такой великолепный корабль, как тот, на который вы смотрите, с какими — то дырявыми и грязными корытами, полными крыс? Крыс там столько, что порой нельзя шагнуть, чтобы не наступить на одну из них. Сейчас — то они все попрятались, но как только галеры выйдут в море, эти твари сейчас же появятся. На моем корабле крыс не бывает.

На корабле нет крыс? Гвендел этому не поверил. Набивает себе цену, решил он. Хотя в чем — то капитан и прав. Действительно, те галеры представляли жалкое зрелище в сравнении с его кораблем. Да и крыс там должно быть препорядочно.

— Седмицу пути можно побыть и на грязных галерах. Главное — цена.

— А зачем деньги мертвецу? Сейчас сезон штормов и эти лоханки дойдут ли до берега? Лучше заплатить на пять золотых больше, зато доехать живым и невредимым. И пробыть в тепле, чистоте и уюте.

— Назови цену, уважаемый.

— Пятнадцать золотых.

— Это очень много.

— Но купец даже не спорил со мной по цене.

— Десять золотых — это я еще понимаю.

— Двенадцать — и только из — за уважения к милорду.

Гвендел отчетливо понял, что дал маху: купец, у которого он хотел перенять найм, сторговался, наверное, за пять — шесть золотых. Вот что значит забыть, как эта чернь любит набивать цену, которую можно опустить в несколько раз.

— Десять… Кстати, ты же сейчас сказал, что купец предложил тебе пятнадцать золотых. Как же так?

— Да, пятнадцать, но кто он такой? Купец из чужестранцев. Зато вы — благородный милорд.

— Я думал, что он из хаммийцев. Такой же смуглый и носатый.

— Нет, он не из наших. Я и так теряю только ради уважения к милорду целых три золотых. А какие у меня матросы! Разве можно сравнивать с другими. На всем побережье Хаммия лучше не сыскать.

— Хорошо, пусть будет одиннадцать, но ни медянкой больше. Или найму другого.

— Ах, милорд, я столько теряю!

— Так ты согласен или мне пойти к другому?

— Только ради уважения к милорду.

Уважению? Да ты сейчас будешь плясать от радости, получив в два раза больше, чем предложил тот купец. Жалко денег, но будет обидно, если придется проторчать здесь еще несколько седмиц. А вот и тот купец. Ого, десяток наемников, надсмотрщики, подгоняющие полсотни рабов — крепких молодых мужчин, несущих большие тюки. Сейчас купец узнает, что галера перекуплена другим желающим совершить плавание.

Гвендел приготовился получить удовольствие от растерянного лица этого купца. Наверное, купец подумает, что конкурент предложил на золотой больше. Будет ли купец набавлять цену? Если решится, то смеху будет, когда узнает, сколько посулил капитану Гвендел. Ну — ну.

На всякий случай бывший снурский граф дал команду своим солдатам быть настороже — ведь не знаешь, что у купца на уме, ведь здесь не Атлантис, где эти торговцы знают свое место и всегда почтительны с аристократами. В Хаммии такого нет, поэтому расслабляться нельзя. Гвендел приблизился к капитану и купцу на расстояние, с которого все было слышно. Он как раз успел к началу разговора.

— Слушай, кто платит больше, тот едет. Хочешь уехать ты, а не милорд — заплати больше.

— Сколько этот… — купец оглянулся и увидел слушающего их разговор Гвендела, пересчитал глазами его солдат и, нахмурившись, продолжил:

— … этот господин предложил?

— Одиннадцать золотых, уважаемый.

— Сколько?! Но это же на шесть больше, чем мы договаривались!

Точно, Гвендел переплатил в два с лишним раза. Между тем купец продолжил:

— Даю двенадцать золотых! — громко и с вызовом поднял цену купец.

С лица графа сошла улыбка, он никак не ожидал такого от купца, думал, что тот, если и будет торговаться, то больше восьми — девяти золотых не предложит.

— Тринадцать! — Гвендел поднял цену.

— Пятнадцать! — не задумываясь, ответил купец.

Пятнадцать золотых вместо первоначальных пяти — однако! Но ехать надо, да и победа в споре теперь дело чести и принципа.

— Двадцать! — Гвендел, желая показать, что он богат, снял с пояса кошелек и высыпал на ладонь кучку золотых монет. При этом большая часть кошелька осталась не распотрошенной. А купец стоял и молча раскрывал рот. Понятно — сильно опешил. А вот и конец торговли: неудачник повернулся и медленно поплелся прочь.

Гвендел, наслаждаясь победой, смотрел купцу вслед и поэтому увидел продолжение. К медленно уходящему конкуренту подбежал второй мужчина, тоже похожий на купца, но одетый похуже, что — то спросил, купец ответил. Слов Гвендел не слышал, но догадывался, о чем шла речь. Затем стали долетать отрывки разговора, видимо от волнения оба повысили тон.

— Господин Шемел… надо срочно… скажет наш господин…

— … что — нибудь…

— … опасно… надо… торговаться…

— … деньги… спросят с меня… решит, что прикарманил…

— … но опасно… на остров…

— … искать другую…

Ага, младший купец предлагал старшему торговаться дальше, а тот, боясь, что их господин обвинит в растрате денег, решил нанять другую галеру, хотя это и опасно. Кстати, старшего купца звать Шемел и они упоминали какой — то остров. Туда, наверное, хотят ехать, рабов везут.

Гвендел повернулся к капитану галеры, тот уже подбежал к нанимателю и с жадностью смотрел на золото в руках Гвендела.

— А скажи — ка, уважаемый, куда этот купчишка хотел ехать?

— На запад, милорд. На самый край Атлантиса. Хотел, чтобы я довез его до какого — то острова и там оставил, а через седмицу я должен был вернуться и забрать его обратно.

— А если ты передумал бы, что стало бы с купцом? Как ему выбраться с острова?

Капитан довольно хихикнул.

— А он, милорд, сказал, что там есть большая лодка. Когда сезон штормов пройдет, на ней можно до берега доплыть, а там пешком.

— А что купцу нужно на острове?

— Не знаю, милорд. Я там не был.

Гвендел задумался. Зачем везти на какой — то остров полсотни рабов — мужчин? Не иначе, там какой — то рудник. Золото, серебро, олово? Ну, не листья же хачху, для их сбора столько рабов не нужно. Кстати, о сборе листьев. Не самому же ему их рвать? А солдатам знать про точное место не следует. Поэтому граф озаботился решением вставшей проблемы и отправил пару солдат на рабовладельческий рынок, наказав купить четверых подростков. Обойдутся они ему в полтора золотых. После того, как урожай будет собран, слишком много знающих рабов придется зарезать. Полторы золотых монеты убытка — мелочь в сравнении с обещанными капитану двадцатью золотыми. Впрочем, все окупится многократно.

Дождавшись, когда посланные на рынок солдаты пригнали четверых юных рабов, Гвендел поморщился: кожа да кости, не иначе, как солдаты сэкономили на выделенных деньгах, купив товар подешевле. Ладно, пусть такие будут, не бревна им поднимать, а всего — то листочки собирать. Справятся за две — три седмицы, а потом без разницы: что худые и слабые, что жилистые и сильные — конец один — зарезать и в землю.

Плавание через бурлящее море, пусть даже почти вдоль берега, досталось Гвенделу тяжело. Большую часть поездки он пролежал в трюме, мучаясь от морской болезни. Его солдаты были не в лучшем положении. Когда приставшая к берегу шлюпка высадила бывшего графа на твердую землю, он упал обессиленным. И сразу же ему вспомнился тот купец. Плыть на утлом суденышке, которое должно было достаться неудачнику, было большим риском. Даже их хорошая галера пару раз чуть не утонула, попав в центр шторма, а те две оставшиеся на выбор купцу обветшалые галеры были явно меньше. Как, кстати, на такую галеру поместятся все люди торговца? Нет, всем не поместиться. Придется купчишке нанимать оба суденышка.

Теперь, когда трудности морского перехода позади, следует найти плантацию. Дождавшись, когда выгрузят коней, Гвендел повел свой отряд на север. Дорогу до плантации, как выяснилось, он не забыл. Через шесть дней появилась знакомая возвышенность. Но сразу идти к месту сбора листьев он не стал, проявив осторожность и решив пока остановиться в долине. И вот первая неприятная неожиданность. За прошедшие пять лет кто — то построил хорошо укрепленный форт. К счастью, им давно никто не пользовался. Хотя в полное запустение форт прийти не успел.

Послав солдат на разведку, Гвендел вздохнул с облегчением: вернувшиеся наемники не нашли следов жилого. Теперь оставалось проверить саму плантацию. Понимая, что нельзя раскрывать тайну места, где произрастают драгоценные листочки, граф направился на плоскогорье один. Опасно, конечно, но другого варианта нет. Или идешь с охраной, и тогда все узнают про плантацию или идешь один, рискуешь, но тайна остается с ним.

Вернулся Гвендел в форт в хорошем настроении. Кустарники давно никто не обирал. Минимум год, а то и два. Теперь нужно дождаться срока сбора урожая. За седмицу до срока граф перевез свои вещи на плоскогорье, заняв пещеру рядом с плантацией. Там же, в укромном месте, припрятал серебряный череп. Нельзя оставлять артефакт в форте, ведь придется несколько седмиц заниматься сбором листьев. Ведь кто знает, вдруг окажется кто — нибудь из его солдат любопытным, увидит череп и… всё, пойдут гулять пророческие сны.

Гвендел теперь каждый день поднимался на плоскогорье, осматривал плантацию и доставал череп, а вечером в форте ждал сна. И он пришел. Ему приснился какой — то военный отряд, во главе которого ехал молодой человек, еще безусый юнец. И направлялся он как раз к форту. А на одном из щитов Гвендел заметил ларский герб. Проснувшись в холодном поту, он долго не мог сосредоточиться. К чему этот сон? Сюда едут ларцы? За ним? Но как они узнали, куда он поедет? Выдал капитан корабля? Но хаммиец не мог знать, в какую сторону Гвендел поведет свой отряд. Или это после одно — двухлетнего перерыва возвращаются хозяева форта? Ларцы? Но разве солдаты Ксандра применяли настойку из листьев хачху? Впрочем, может и применяли. Только держали это в тайне. Вот оттуда и успехи этого Ксандра!

Приказав отогнать коней подальше, Гвендел велел своим людям затаиться. Неизвестно, действительно ли сюда едут люди, но осторожность нужна. Поэтому сидеть теперь они будут тихо, дожидаясь появления отряда врагов.

Опасения, что придется ждать долго, не сбылись: уже во второй половине дня на горизонте с севера появились всадники. Когда те приблизились, Гвендел насчитал три десятка солдат. Теперь всё зависело от того, попадутся ларцы в ловушку, приблизившись к форту, или нет.

В смотровую щель граф видел, как небольшая фигурка, явно не солдат, вытянув руку в их сторону, что — то говорила и показывала одному из всадников, вероятно, тому самому юнцу из его сна. Немного постояв вдалеке перед фортом, отряд двинулся дальше, а вперед вырвались трое всадников, желая первыми достигнуть форта. Как назло основной отряд ехал не спеша, шагом.

Когда трое ларцев их обнаружат и соберутся подать сигнал об опасности, основная группа будет досягаема только для выстрелов из луков, арбалеты вряд ли достигнут ларцев. Жаль, ведь половина его солдат как раз с арбалетами, лишь десяток вооружен луками.

Тем временем тройка вражеских солдат достигла ограды форта, один из них уже собирался открыть ворота. Сейчас он увидит, что те заперты изнутри и поднимет тревогу, и ларцы успеют закрыться щитами. Гвендел взмахнул рукой. Щелкнули арбалеты, сметая с коней троих приблизившихся ларцев, в сторону основной группы полетели десять стрел. Надо было приказать, чтобы лучники выбрали разные мишени, но поздно. Несколько стрел его солдаты послали в главную цель — в того самого юнца, что командовал ларским отрядом.