Рита только успевала записывать впечатления очевидцев — людей так и распирало после происшествия в цирке. «Субинтегральной личности крупинки», стали называть их в шутку в редакции. Зрители с первого представления так и «шли косяками» — просили напечатать их воспоминания.
— За неимением лучшего, — выразительно посмотрела на Риту главный редактор, — записывай хотя бы, что люди говорят…
Светлана Галкина очень хотела, чтобы журналист получила эксклюзивное интервью или у Тимура, или у самого Султана. Не выдержав давления, Рита набрала номер Тима и честно призналась, что звонит лишь по поручению руководства. Она прекрасно понимала, что Тимуру сейчас не до нее. Именно так он и сказал. Выполнив задание для «галочки», Рита развела руками перед редакторами. Увы, поручить подобное интервью другому журналисту не могли — у кого еще такие «завязки»? Поэтому сейчас Рита и сидела в шумной журналистской, и возле нее на скрипучих стульях собралась целая очередь посетителей первого представления.
— А вы работу нашли? — расспрашивала она возбужденного «очкарика», для которого размашистая жестикуляция была явно нетипичной.
— Да, понимаете, так на душе легко стало, — поправил он на носу очки и залился краской от пристального взгляда красивой Риты. — Сначала было так скверно внутри, как будто душу наизнанку вывернули. Зато потом — как бы парил над землей. Как в игре компьютерной… — ожидающе посмотрел вверх на Риту с низкого стула парень. — Мир как бы стал ярче, легче, проще… Я и думаю — позвоню-ка я в одну большую фирму. Конечно, они только совсем крутых программистов нанимают, но почему бы не попробовать? Ведь все вокруг так ясно и просто… И, знаете, меня сразу соединили с отделом кадров — обычно дальше секретарши я не пробиваюсь. А потом назначили собеседование, и…
— Рита, тебе еще долго? — на пороге комнаты стояла внушительная фигура Катерины. — Надо бы с цирком связаться, их там народ звонками завалил, спрашивает про следующее выступление Тимура. Третьи сутки после первого представления подходят к концу, но цирк так и не объявил о точном времени возобновления работы. Я слышала, что почти все артисты затеяли переделку своих номеров. Директор цирка, вроде бы, всем и всегда дает интервью… Вот и сделаешь официальное дополнение к разговорной полосе.
— А?.. — Рита вопросительно кивнула на ожидающих ее внимания людей.
— Мы это поручим Эльвире, — из-за спины Кати выглянула тоненькая фигурка практикантки. — Ей полезно с людьми пообщаться.
Рита с облегчение поднялась со стула и полетела в цирк.
Тим щелкнул переключателем каналов в комнате отдыха своего кабинета и поморщился — опять одно и то же! Новости всех станций говорили только об Институте надвремени. Ладно хоть про его первое представление стали немного забывать — например, сегодня один из каналов рассказывал о новом способе быстрого извлечения полезных ископаемых прямо из горных пород. Его, разумеется, изобрели в Институте физики надвремени.
— Скоро не нужно будет проходить шахты и копать карьеры, — восторженно докладывал телезрителям диктор. — В будущем не потребуются и обогатительные фабрики с металлургическими комбинатами. Институт физики надвремени предложил уже сейчас использовать новый способ для добычи драгоценных и редких элементов. И это обещает потрясающую рентабельность!
На экране замелькали кадры с взволнованными лицами брокеров — на фондовых биржах началась паника из-за резкого падения цен на драгоценные металлы. Тим поморщился и решил связаться с Сержем:
— Секретарь, соедини меня с Сергеем Прозоровым.
— КОМАНДА ПРИНЯТА, МИНУТКУ… ГОВОРИТЕ.
— Алло, Серж. Поздравляю! Институт опять «засветился» на экранах телевизоров!
— А, это… — Серж явно думал уже о чем-то новом и почти забыл о «давнишнем» интервью.
— Объясни, я не понял, как, например, можно добывать железо, не выкапывая руду из земли? — поинтересовался Тим.
— Это так же просто, как ты на моей кухне отделял соль от сахара, — пошутил старый друг.
— Ну, в той куче крупинки соли и сахара были сами по себе. А, насколько я помню химию, железо в руде находится в химическом соединении с другими элементами. Вдобавок горная порода хорошо спрессована, — высказал свои сомнения Тим.
— Это хорошо, что спрессована, — пояснил Серж. — Чем меньше геологических нарушений, тем лучше. А по поводу химической связи — так в «воде надвремени» концентрация энергии почти на четыре порядка выше! Поэтому и нет проблем разложить вещество на атомы. Проблема в недостаточной концентрации на Земле «воды надвремени» и в утилизации ее после использования. Из-за этого пока придется ограничиться драгоценными металлами…
— Боишься создать новый вид загрязнения окружающей среды? — понял Тим. — Ой, извини, ко мне один из твоих консультантов пожаловал! — Тим глазами показал на кресло мужчине средних лет в строгом костюме.
— Понял. Ответ на твой вопрос — да… — начал закругляться Серж. — Кстати, Тоня сообщила, что завтра она возвращается. Прилетай. Поболтаем.
— Хорошо, до встречи!
— АБОНЕНТ ОТКЛЮЧИЛСЯ, — сообщил «секретарь из перстня».
Тим закончил мысленный разговор, поднялся и протянул руку вошедшему в кабинет. Его отчет о пребывании в прошлом расширился до бесед с историком и социологом. Один из них и сидел сейчас перед циркачом.
— Вениамин Гусев, консультант по истории вневремени, — солидно представился мужчина и разложил на столе несколько толстых тетрадей, исписанных мелким убористым почерком. Тим немного стушевался от такой серьезности и честно признался, что совершенно не интересовался историей в разных стратах. Единственное, в чем он уверен, что в страте-1 нападения фашисткой Германии на СССР произошло в июле, а Берлин капитулировал в апреле, не дожидаясь его штурма. Но историк небрежно махнул рукой на такие глобальные события («Нам это известно», бросил он мимоходом) и стал спрашивать про множество мелочей, которые происходили в родном городе Тима. Последнему этот интерес был не понятен, в конце концов он не выдержал и задал вопрос:
— Скажите, ведь вы сейчас можете вмешаться в прошлое и предотвратить вторую мировую войну. Почему вы этого не делаете?
— Если бы начало второй мировой войны зависело от двух или десятка человек, то проблемы не было бы, — ответил Вениамин Алексеевич. — Беда в том, что ее хотели сотни миллионов человек. В СССР народ мечтал о торжестве коммунизма во всем мире. В Германии народ мечтал о торжестве национал-социализма. И те, и другие были готовы отдать жизни за свою веру. Весь смысл их жизни был в этом горении… Ну а властьимущие мечтали о богатстве и еще большей власти.
— А у Японии не было этих великих идей, — заметил Тим, — но она тоже в эту войну ввязалась…
— И у Японии были проблемы с верой, — слегка стукнул ручкой по столу Гусев. — Для большинства людей того времени «вторая мировая» была войной убеждений. Невинных ягнят не было… Да и позицию ягненка нельзя приветствовать, — развел руками в сером пиджаке консультант по истории.
— А если бы большевики не разгромили церкви, то в СССР не было бы проблем с верой и он не воевал бы с Германией? — продолжал соединять звенья исторических событий в произвольном порядке Тим.
— Это ничего бы не изменило, — отрезал историк. — В Германии, например, церкви фактически благословили войну. А потом, в СССР и не могло быть иначе. Православие вросло в царизм и стало неотъемлемой частью государства, а потому и было разрушено вместе с государством. Собственно, оно нарушило свой же постулат: Кесарю — кесарево, Богу — богово… — хитро улыбнулся Вениамин Алексеевич.
— Но можно было попытаться объяснить это людям, и тогда… — Тим никак не мог поверить, что такие кровавые события, как минувшая война, нельзя предотвратить с высоты приобретенных знаний.
— Бесполезно, — пожал плечами историк. — Вера и разум — вещи не стыкуемые. А посему прогресс идет через «…опыт — сын ошибок трудных», — процитировал он известную фразу поэта Александра Сергеевича Пушкина. От лирики мысль Тима перескочила на физику:
— А еще можно было предотвратить создание ядерной бомбы… — выпалил он.
— Ядерное оружие было создано вовремя! — уверенно качнул головой Вениамин Гусев. — Не раньше и не позже… Благодаря ему человечество перешло от непосредственного ведения войны и тактики к стратегическому мышлению. Это необходимый и закономерный этап развития цивилизации…
— И в результате в Хиросиме и Нагасаки погибли тысячи людей… — возбужденно перебил его Тим.
— Если бы страны не перешли на стратегическое противостояние, то последующие войны унесли бы гораздо больше жизней. Подумайте об этом, молодой человек! — историку явно нравилось пикировать с Тимом.
— А без ядерной бомбардировки было никак нельзя? — Тим подозрительно прищурил глаза.
— Не обжегшись, человек не поймет, что значит горячо, — почти торжествующе проговорил Гусев. — Такова природа «homo sapiens»…
— А какое отношение к необходимости имеют массовые репрессии 30-х годов? — вспомнил Тим другую трагедию целого народа. — Их-то можно было предотвратить?
— Опять же расправы с «врагами народа» хотел не один человек. Ее хотели большинство людей Советского Союза, и зачастую это же множество маленьких людей и попадало под репрессии… Я думаю, репрессии — это закономерная необходимость. После революции народившееся государство должно избавиться от революционеров, иначе оно не сможет перейти в фазу стабильности. Обычно смутьянов посылают на войны, специально развязанные с соседями, а уцелевших добивает государственный аппарат, обвинив, например, в измене, — Вениамин Алексеевич откинулся на спинку стула после долгой фразы и с ожиданием посмотрел на Тима — что-де он на это скажет?
— Но постойте, если бы не было Советского Союза, то, по-вашему, не было бы и войны с Германией?! — не разочаровал его циркач.
— Тогда бы история развивалась несколько иначе, но войны все равно были бы, хоть и по другому поводу. И вооруженное противостояние было даже необходимо, поскольку наметился застой в развитии цивилизации, — довольно улыбнулся Гусев. — К тому же, демократия и социальная защищенность, которой гордятся сегодня развитые страны, во многом сформировались благодаря тому, что существовал СССР…
— Получается, в истории было все неспроста… — разочарованно протянул Тим.
— Да. И, более того, все было спланировано заранее, — Гусев назидательно поднял указательный палец и торжествующе блеснул стеклами очков.
— Ого!.. Так почему бы ни спланировать так, чтобы людям было хорошо!? — быстро парировал его Тим.
— Что значит «хорошо»? По критериям какой утопии должно быть хорошо?.. Утопия… хорошо звучит в русском языке, — произнес историк, пощелкав языком, словно пробуя слово на вкус. — Утопия, утопленники, утопить…
— Да при чем тут утопия! — не на шутку распалился Тим. — Неужели нет ни одного толкового учения?
— Учения учат правилам, но не мудрости, — быстро проговорил Вениамин Алексеевич.
— А что, мудрости нельзя научить? — не понял Тим.
— Сомневаюсь… — с горечью в голосе сказал консультант. — Во многом это опыт жизни, который «…сын ошибок трудных…». В тепличных условиях его трудно приобрести. Вот так и возникает потребность в исторических событиях, которые мы имеем. Остается только искать оптимум… Историю направляют наши потомки, приобретая опыт более высокого уровня. Они не диктаторы и не садисты, они только выбирают оптимальный вариант из возможных путей развития цивилизации. Так, например, наши потомки спланировали и очень талантливо направили нас по пути удивительно «мягкой» революционной смены социального строя и развала Советского Союза. Без их вмешательства могло быть похуже Югославии…
— «Мягкой»? А война в Чечне? — наконец смог вставить Тим «горячую точку», которая давно беспокоила его ум.
— Она тоже была нужна, — произнес свою излюбленную фразу историк. — Например, для того, чтобы умерить наметившиеся великодержавные амбиции россиян того времени… Мы, в нашем времени, пока еще только-только начинаем осознавать истинные закономерности развития цивилизаций. И мы еще очень плохо представляем взаимосвязь между прошлым, настоящим и будущим. Потому-то я и имею к вам множество вопросов… — со вздохом Вениамин Алексеевич прервал интересную дискуссию и попытался направить консультацию в запланированное русло. — И вообще, первый признак разумности — это умение находить стратегические цели и достигать их при минимальных усилиях и минимуме нежелательных последствий. Увы, в деле творения истории мы пока не можем назвать себя разумными…
И он опять начал задавать вопросы про незначительные на взгляд Тима детали времени, в котором он побывал.
Социолог также не задавал глобальных вопросов, в основном ограничившись сопоставлением характеров знакомых людей в прошлом и настоящем. Но Тим заметил, что этот консультант особо интересовался вероисповеданиями и убеждениями людей прошлого:
— Почему вас так интересуют убеждения людей? — подметил Тим во время паузы в разговоре.
— Переход от убежденности к осознанию и пониманию — это важная черта развития цивилизации… — пояснил консультант. Задавать другие вопросы и начинать новую дискуссию Тиму не хотелось. Эти беседы выматывали его больше, чем нудное составление отчета — ему приходилось вспоминать то, что в повседневности ускользает от нашего внимания. Поэтому он сконцентрировался и постарался закончить социологическую консультацию побыстрее.