Пятеро детей и чудище

Глава четвертая. КРЫЛЬЯ

На другой день пошел дождик. Из дому выйти было нельзя, а тем более нельзя было потревожить Чудище: оно, как вы знаете, так боялось сырости, что, простудившись много тысяч лет тому назад, до сих пор чувствовало боль в своей левой баке. Время тянулось медленно, и после полудня дети задумали написать письма матери.

Но прежде всего Роберт ухитрился опрокинуть чернильницу, а она, как на грех, в этот день была как-то особенно полна. Чернила пролились на столик Антеи и попали в особое приспособление из картонки с резинкой, которое Антея называла своим потайным ящиком. Собственно говоря, Роберт был не очень виноват; так уж случилось, что он брал чернильницу в то же самое время, когда Антея приподняла крышку стола, а Ягненок, сидя под столом, разломал свою игрушечную птичку, махавшую крылышками, нашел внутри небольшую острую проволоку и попробовал уколоть ею Роберта в ногу. Таким образом, без всякого дурного умысла с чье-либо стороны, потайной ящик был облит чернилами, а затем струя чернил потекла на незаконченное письмо Антеи. После этого происшествия письмо приняло такой вид:

«Милая моя мамочка, надеюсь, что ты совсем здорова и что бабушке теперь лучше. Недавно мы…» Дальше шел чернильный поток, а внизу было приписано карандашом:

Письмо Роберта так и не было начато. Рисуя корабль на промокашке, он все думал, о чем бы ему написать, а тут как раз опрокинулась чернильница и пришлось помогать Антее. Он пообещал ей сделать другой потайной ящик, гораздо лучше прежнего. Антея отвечала: «Хорошо, сделай сейчас». Затем пришлось отправлять письма, а письмо Роберта было не готово. Впрочем, потайной ящик тоже не готов до сего дня.

Сирил очень быстро написал длинное письмо и пошел делать ловушку для улиток, о которой недавно прочитал в «Домашнем садовнике». Когда же надо было отправлять письмо, то оно куда-то исчезло. Должно быть, улитки съели.

Пошло одно письмо Джейн. Она хотела подробно рассказать маме о Чудище и о всех приключениях последних дней — в сущности, все хотели сделать то же самое, — но Джейн так долго думала над письмом, что на подробный рассказ у нее уже не хватило времени и пришлось удовольствоваться следующим:

В это время послышался рожок почтальона и Роберт бросился под дождь, чтобы остановить его и передать письмо.

Вот так и случилось, что, несмотря на общее намерение детей рассказать матери о Чудище, она ничего о нем не узнала. Были еще и другие причины, почему ей никогда не пришлось о нем узнать, но о них я расскажу после.

На другой день приехал дядя Ричард, забрал с собою всех детей, кроме Ягненка, и повез их в городок Медстон. Дядя Ричард был хороший. В городе он повел их в магазин игрушек и, не давая советов покупать что-нибудь поучительное, предложил, чтобы каждый выбрал себе игрушку, не думая о цене. Это очень умно — позволять детям выбирать любую игрушку: дети ведь неопытны, а потому иногда, сами того не желая, выбирают полезные и поучительные вещи. Так и случилось с Робертом: он долго колебался, а в конце концов стал торопиться и выбрал коробку, на которой были нарисованы крылатые быки с человечьими головами и крылатые люди с орлиными головами. Роберт думал, что в коробке окажутся такие же звери, как нарисованы на крышке, а там оказалось лото для изучения древней истории.

Другие дети тоже выбрали себе игрушки и были очень довольны. Сирил нашел себе маленькую модель паровой машины, девочки выбрали по кукле, а кроме того, кукольную чайную посуду «для обеих». Мальчики «для обоих» выбрали лук и стрелы.

Дядя Ричард катал детей на лодке, потом все пили чай в красивой кондитерской, а когда приехали домой, то уже было поздно думать о каких-нибудь желаниях.

О Чудище дяде Ричарду ничего не рассказывали. Почему? Мне это неизвестно. Да и дети сами этого хорошенько не знали. Но вы, быть может, догадаетесь?

Следующий день оказался необыкновенно жарким. В газетах ежедневно печаталось, какова должна быть погода. Люди, заведующие этим, писали потом, что уже много лет не было такого жаркого дня. Накануне они отдали приказ погоде: «теплее, местами гроза». Тепло-то, и правда, было. Но погода так хлопотала о тепле, что на устройство грозы у нее совсем не осталось времени. Потому гроза в тот день так и не состоялась. Приходилось ли вам когда-нибудь в жаркий летний день вставать в пять часов утра? Хорошо бывает в это время: восток горит розовыми и желтыми огнями, на траве и на деревьях роса сверкает, как разноцветные драгоценные камин, и все тени падают не в том направлении, как вы привыкли их видеть вечером, а как раз в обратном, и от этого кажется, что вы находитесь в каком-то другом, новом мире.

Антея встала в пять часов утра. Она заставила себя проснуться в это время. Я расскажу вам, как это делается, хотя мне и придется на минутку прервать свою повесть.

Ложась спать, надо повернуться на спину, выпрямиться и вытянуть руки вдоль тела. Затем скажите сами себе: «Я должен проснуться в пять часов» (или в шесть, семь — словом, когда вам надо). Говоря это, наклоните подбородок к груди и затем откиньте голову назад, на подушку. Если хотите проснуться в пять, сделайте это пять раз, в шесть, — шесть раз и так далее. Конечно, успех зависит от того, действительно ли вы сильно хотите проснуться в названное время. Если ваше желание не очень крепко, то не стоит и пробовать. Должен еще сказать, что в этом деле, как и во всяком другом, только практика ведет к совершенству.

Антея уже достигла совершенства.

Как только она проснулась, старые часы в столовой пробили ровно одиннадцать; по количеству ударов Антея определила, что теперь было без трех минут пять. Старые часы били всегда не то, что следует, но это не большая беда: надо было только знать, что именно они хотят сказать. Часы как будто говорили на иностранном языке, и если этот язык вам знаком, то вы все понимаете так же легко, как будто вам говорят на вашем родном. И Антея знала язык часов. Ей очень хотелось спать, но она поскорее вскочила с кровати и окунула лицо в умывальную чашку с холодной водой. Этот способ как будто волшебством отгоняет всякое желание забраться назад в постель. Наскоро одевшись, взяла она башмаки в руки, потихоньку спустилась по лестнице на нижний этаж, открыла окно в столовой и вылезла в сад. Нетрудно было выйти и в двери, но вылезти в окно было как-то интереснее, да и Марта не смогла бы ее заметить.

— Я всегда буду вставать в пять часов, — подумала Антея. — Рано утром так хорошо на воздухе!

Сердце у нее сильно билось, потому что она шла выполнять свое собственное тайное намерение. Она не была вполне уверена, что ее план хорош, но если бы сказать о нем другим, то все равно он лучше не стал бы. Антея чувствовала, что худо ли, хорошо ли, а ей надо было выполнить свой план непременно одной. Забравшись под веранду и надев там башмаки, она пустилась бежать прямо к песочной яме, отыскала Чудище и выкопала его из песка.

Странное существо было совсем не в духе.

— Это никуда не годится, — говорило оно, вздрагивая от холода. — Температура невозможно низкая, да и теперь едва ли еще не полночь.

— Не сердитесь на меня, пожалуйста, — отвечала смущенная Антея. Она сняла свой передник и прикрыла им Чудище, оставив снаружи только его голову, глаза и уши.

— Благодарю, так немножко лучше, — сказало Чудище. — Каково же ваше желание в нынешнее утро?

— Видите ли, в чем дело, — начала Антея. — До сих пор у нас были постоянные неудачи, я и хотела бы поговорить с вами об этом. Только вы, пожалуйста, не исполняйте никаких моих желаний до завтрака. Ведь так трудно разговаривать, если вдруг исполнится желание, которого совсем не желаешь.

— Так и не надо ни о чем просить, если никаких серьезных желаний нет. В старину люди почти всегда знали, чего им нужно на обед: мегатерия или плезиозавра.

— Я постараюсь ни о чем не просить, — ответила Антея. — Только я хочу…

— Чего? — спросило Чудище предостерегающим тоном и начало раздуваться.

— О нет, нет! Это совсем не то! Для этого желания не нужно никакого волшебства. Я только хотела… пожалуйста, не раздувайтесь так и не делайте ничего для меня сейчас. Подождите, пока придут остальные.

— Ну, хорошо, хорошо! — сказало Чудище снисходительно, хотя и дрожало от холода.

— Быть может… — сказала Антея участливо. — Быть может, вы сядете ко мне на колени? Я заверну вас в подол платья, и вам будет теплее. Я буду очень осторожна.

Она совсем не ожидала, что Чудище согласится на это, но оно согласилось.

— Благодарю, ты действительно заботливая девочка. — И, взобравшись на колени к Антее, оно, словно кошка, устроилось там поудобнее. Антея с робкой заботливостью обняла его обеими руками.

— Итак? — спросило Чудище.

— Вот видите, — отвечала Антея. — Из всех наших желаний до сих пор выходили одни только большие неприятности. Мне хотелось бы, чтобы вы нам дали совет. Вы ведь такой старый и должны быть очень мудрым.

— С моих молодых лет я всегда был очень щедрым, — ответило Чудище. — Во все часы моей жизни, когда я не спал, я всегда кому-нибудь чего-нибудь давал. Только одного я никогда не даю, а именно советов.

— Послушайте, — продолжала Антея. — С нами случилось что-то удивительное.

Мы познакомились с вами, а вы такой добрый и милый, что исполняете все наши желания. И все это пропадает понапрасну, потому что мы глупенькие и сами не знаем, чего нам пожелать.

Антея именно это и хотела сказать, но только не при других. Признаться, что сам глупенький — это одно, а о других так сказать — это уж совсем другое дело.

— Дитя мое, — ответило Чудище сонным голосом. — Одно могу тебе только посоветовать. А именно: думать прежде, чем ты говоришь.

— А мне показалось, что вы никогда не даете советов. — Этот один не в счет, все равно ты его не послушаешь. А, кроме того, он совсем не новый: давно уже во всех прописях прописан.

— Но, быть может, вы мне только скажете… Как вы думаете: что если бы мы вдруг пожелали иметь крылья — это было бы не слишком глупо?

— Крылья? Хм, это не так уж и плохо. Только будьте осторожны и не летайте слишком высоко перед закатом. Слышал я когда-то об одном мальчике из Ниневии — он был сыном царя Сенахериба и от какого-то путешественника получил в подарок Псаммиада. Мальчик держал его на террасе дворца в ящике с песком. Конечно, то было страшное унижение для одного из членов нашего древнего рода, но все-таки мальчик был не кто-нибудь, а сын царя ассирийского! Однажды этот мальчик пожелал иметь крылья и, конечно, получил их. Только он забыл, что при закате солнца они обратятся в камень. И вот, когда это случилось, он упал с огромной высоты прямо на одного из крылатых львов, украшавших лестницу царского дворца. Ты замечаешь это таинственное совпадение: окаменевшие крылья мальчика и каменные крылья льва? Ну, впрочем, это грустная история! Но я уверен, что пока с мальчиком не случилось несчастие, он был очень доволен своими крыльями.

— Скажите мне, — спросила Антея, — отчего наши желания не каменеют, а только исчезают?

— Autres temрs, autres moeurs(1), — ответило Чудище.

— Это по-ниневийски? — спросила Антея, которая не училась никаким иностранным языкам, кроме французского.

— Я хочу сказать, что в старину люди желали себе вещей самых солидных и определенных: мамонтов, мегатериев и тому подобных, которые могли окаменеть. А теперь все желания стали какие-то легкомысленные и фантастические. «Хотим быть прекрасными, как майское утро!» «Хотим, чтобы ребенка каждый хотел взять к себе!» Ну чему тут каменеть? А всякий подарок Псаммиада может существовать только до захода солнца, это закон вечный и непреложный. Поэтому-то теперь все мои дары не каменеют, а только исчезают. Если бы, например, красота могла окаменеть, то она сохранилась бы на очень долгое время. Посмотри хоть на статуи древних греков: в них красота, вложенная в камень, сохранилась на тысячи лет. Однако, прощай! Мне ужасно хочется спать.

Чудище соскочило с колен Антеи, быстро принялось копать песок и исчезло.

К завтраку Антея опоздала. Между прочим, оказалось, что за завтраком Роберт совершенно спокойно вылил на платьице Ягненка целую ложку варенья, так что Ягненка пришлось мыть с ног до головы. Конечно, такой поступок был совсем не красив, но он привел к тому, что, во-первых, доставил очень большое удовольствие Ягненку, который больше всего на свете любил перемазаться в чем-нибудь липком, и, во-вторых, отвлек внимание Марты, так что вся компания смогла удрать к песочным ямам, не взяв с собой Ягненка.

Когда все прибежали в яму, запыхавшаяся Антея поспешила сказать:

— Вот что я вам предложу: давайте придумывать желания по-очереди. Только никто не должен говорить своего желания Чудищу, если другим оно не понравится. Согласны?

— А кто первый будет придумывать? — спросил осторожный Роберт.

— Я, если вы ничего не имеете против, — отвечала Антея. — И я уже придумала — крылья!

Наступило молчание. Другим хотелось бы что-нибудь возразить, но трудно было, потому что при слове «крылья» все почувствовали радостное возбуждение.

— Это не такая уж дрянь, — великодушно одобрил Сирил. А Роберт добавил: — Право, Пантера, ты совсем не так глупа, как кажешься.

— Это будет прелесть как хорошо! — воскликнула Джейн. — Мы будем летать, словно во сне.

Чудище скоро нашли, и Антея тотчас же сказала ему:

— Я хочу, чтобы у нас появились крылья, и мы бы могли летать, как птицы!

Чудище надулось, затем выпустило воздух и в ту же минуту каждый из детей почувствовал какое-то странное ощущение на своих плечах: там стало как-то и тяжело и вместе с тем легко. Чудище склонило голову набок и принялось ворочать глазами, поглядывая на детей.

— Не такая уж дрянь! — сказало оно сонливо. — Хотя, право, Роберт, ты совсем не такой ангел, каким кажешься.

Мальчики едва не покраснели.

Крылья были большие и гораздо более красивые, чем вы можете себе вообразить: гладкие, мягкие, перышко к перышку. Они переливались всеми цветами радуги.

— Ох, как хорошо! А мы можем летать? — сказала Джейн, беспокойно переступая с ноги на ногу.

— Осторожнее, ты мне на крылья наступаешь, — остановил ее Сирил.

— А это больно? — спросила Антея с любопытством. Но никто ей не ответил, так как Роберт в это время распустил крылья, подпрыгнул и стал медленно подниматься на воздух. Вид у него был не очень красивый — к крыльям плохо шли его курточка и короткие штанишки, а особенно башмаки, которые как-то нелепо болтались в воздухе и казались огромными и неуклюжими. Но остальные не обратили внимания на его внешний вид, да и на свой тоже. Они распустили крылья, вспорхнули и полетели.

Конечно, вы знаете, как приятно летать. Каждый видел во сне, что он летает. И делает это легко и просто. Только вот потом трудно припомнить, как именно это делается.

Все четверо детей отделились от земли и плавно поплыли над нею. Свежий ветерок струился им навстречу, мягко овевая их лица. Крылья, стоило их расправить, оказались такими большими, что приходилось держаться поодаль друг от друга, чтобы не мешать полету. Но таким пустякам легко обучаешься.

Ни в одном словаре нет таких слов, которыми можно было бы передать, что человек чувствует, когда летает. Я уж лучше не стану и пытаться описать это удивительное ощущение. Скажу только, что когда смотришь на поля и леса не с земли, а сверху, то они становятся похожи на географическую карту, но вместо тех нелепых красок, что бывают на бумаге, вы видите живые краски самой природы: яркую зелень лугов, покрытые зрелым хлебом желтые поля, переливающиеся под ветром, как волны, леса, освещенные солнцем. Из всех приключений этот полет над землею больше всего был похож на какое-то волшебство. Легко помахивая своими радужными крыльями, дети плавали между зеленью лугов и темно-голубым небом.

Пролетев над железною дорогою, по которой бежали поезда, над широкою рекою, где скользили парусные суда и пароходы, и над шумным городом Рочестером, дети спустились ниже и вдруг почувствовали, что им очень хочется есть. Странно, что голод у них сказался как раз в то время, когда они пролетали над большим фруктовым садом, где были видны спелые сливы.

— Да, конечно! — сказал вдруг Сирил, хотя до сих пор никто не говорил ему ни слова. — Но кража все равно будет кражей, даже если у тебя и есть крылья.

— Ты и вправду так думаешь? — ответила ему Джейн. — Если у нас есть крылья, значит, мы птицы. А если птицы нарушают законы, на это никто не обращает внимания. Ну, быть может, и обращают, а все-таки никто их не бранит, и в тюрьму их не сажают.

Опуститься и сесть на деревья было не так-то легко — крылья были очень уж велики. Но в конце концов дети кое-как устроились, а сливы и в правду оказались превкусными.

Дети успели уже съесть немало слив, как вдруг в саду показался толстый человек с палкою, бежавший прямо туда, где они сидели. По всем признакам, это был хозяин. Завидев его, дети вспорхнули с деревьев.

Садовник разом остановился и даже рот открыл от удивления. Издали он заметил, что в одном углу сада деревья качаются как-то неестественно. «Опять эти безобразники! Ну, я им задам!» — сказал он сам себе и тотчас же схватился за палку (в прошлом году мальчишки из соседней деревни показали ему, что за спелыми сливами надо смотреть в оба глаза). Но теперь, увидав радужные крылья, вспорхнувшие с деревьев, садовник подумал, что он сходит с ума, и это ему совсем не понравилось.

Антея, взглянув вниз, заметила, что хозяин слив стоит с открытым ртом и вытаращенными глазами, а лицо его постепенно становится желто-зеленым с красными пятнами.

— Не бойтесь! — крикнула она ему, и, запустив руку в карман, отыскала там монету в три пенса. Монета была с дырочкою — Антея собиралась надеть ее на ленточку и носить у себя на шее «на счастье». Но теперь, спустившись поближе к садовнику и порхая вокруг него, Антея сказала ему:

— Мы ели ваши сливы. Нам казалось, что это не будет кражей, но теперь я в этом не уверена. Так вот вам деньги за них!

С этими словами она подлетела совсем близко к перепуганному владельцу сада, положила монету в карман его куртки, а потом взмахнула крыльями и присоединилась к своей компании.

Толстяк грузно опустился на землю.

— Господи прости! — шептал он. — Это не иначе, как видение мне было. Ну, а три пенса-то? Вот ведь они! — Вытащив из кармана монету, он куснул ее зубом. — Это уж не видение! Нет, с нынешнего дня довольно мне грешить. От такой штуки на век отрезвеешь. Ладно еще, привиделось мне только что-то вроде птиц, хоть они и говорили человечьим голосом, а кабы еще что похуже?

Тяжело и медленно поднялся он с земли, пошел домой и так хорошо весь этот день обращался со своею женою, что та совсем повеселела и шептала про себя: «Господи, что это с ним приключилось!» Она принарядилась, надела голубую ленточку на шею и стала такой хорошенькой, что садовник сделался еще добрее. Таким образом, быть может, крылатые дети сделали хоть одно хорошее дело в тот день.

Но если так, то это хорошее дело и осталось единственным — ведь с крыльями так легко влететь во всякую неприятность, хотя, с другой стороны, если уж вы попали в скверную историю, то и выбраться из нее всего легче на крыльях.

Так, благодаря крыльям, дети благополучно выпутались из приключения со злой собакой. Подлетев к какому-то хутору, они спустились на землю и, прижав крылья так, чтобы их по-возможности было не видно, пошли попросить хлеба и молока (сливы-то оказались не очень сытными). Вдруг во дворе хутора на них бросилась огромная собака. Не будь крыльев, плохо бы кончилось дело. Но при первом же рычании, крылья были распущены, дети поднялись в воздух, а собака с яростным лаем принялась метаться и прыгать по двору, как если бы тоже собиралась взлететь.

Пробовали дети заглядывать и на другие хутора. Но даже там, где не было никаких собак, тоже не выходило никакого толку: при виде крыльев за плечами у детей люди так пугались, что могли только кричать от страха и ничего от них добиться было нельзя.

Было уже около четырех часов дня, когда дети, усталые и голодные, взлетели на плоскую крышу церковной башни и там устроили военный совет.

— Нельзя нам лететь домой, если мы где-нибудь не пообедаем или хоть не перекусим чего-нибудь, — говорил Роберт мрачно.

— Да, только никто нам ничего не даст, — возражал ему Сирил.

— А может быть, здешний пастор нас покормит, — сказала Антея. — Он нас не испугается: ему ведь известно все про ангелов.

— Он сразу увидит, что мы не ангелы, — печально ответила Джейн. — Посмотри на Робертовы страшные башмаки или на этот мятый галстук у Сирила. — Вот что! — сказал Сирил решительно. — Если находишься в стране, где нельзя купить провианта, то его берут силой. Так всегда бывает на войне, я это хорошо знаю. Да и ни в одной повести хороший брат не заставит своих маленьких сестер умирать с голоду, когда кругом такое изобилие.

— Изобилие? — удивленно переспросил Роберт. Девочки тоже с недоумением оглядели кругом голую свинцовую крышу церковной башни. — Да! — отвечал Сирил твердо. — Возле дома пастора я заметил окно кладовой и заглянул в него. Там оказалось много съедобного: пудинг, цыплята жареные, язык, пирожки, варенье. Окно расположено довольно высоко, но ведь мы с крыльями…

— Какой ты умный! — воскликнула с умилением Джейн.

— Совсем нет, — скромно ответил Сирил. — Всякий хороший главнокомандующий — Наполеон, например, или герцог Мальборо — заметил бы то же самое.

— Это будет совсем не хорошо, — задумчиво сказала Антея.

— Пустяки! — возразил ей Сирил. — Ну что же нам делать, если мы оказались как будто во вражеской стране?

— По крайней мере, мы сложим все наши деньги и оставим их в уплату, — убеждала Антея чуть не со слезами. Ведь нелегко чувствовать себя и страшно голодной, и великой преступницей в одно и то же время.

— Не все деньги, а часть их, — был осторожный ответ.

И вот каждый вывернул свои карманы и высыпал все их содержимое на свинцовые листы крыши, на которых в течение последних полутораста лет посетители вырезывали свои имена. Всех денег оказалось пять шиллингов и семь с половиной пенсов, а потому даже справедливая Антея согласилась, что в уплату за обед для четверых этого, пожалуй, будет слишком много. Роберт полагал, что будет довольно полтора шиллинга. В конце концов решили оставить два.

В кармане Антеи оказался школьный листок с оценками за последнюю четверть. Оторвав название школы и свою фамилию, она написала на нем такое письмо:

— Кончай уж скорее! — хором потребовали остальные. И Антея наскоро приписала:

Когда деньги была завернуты в записку, на душе у детей стало совсем легко: когда пастор записку прочитает, он, конечно, все сразу поймет.

— Все же, — сказал Сирил, — есть некоторая опасность. Поэтому лучше всего, если мы спустимся вниз по ту сторону башни и проберемся по кустарнику. Окно выходит в сторону кустарника и все обросло плющом. Я заберусь внутрь и буду подавать из окна. Антея с Робертом пусть принимают, а Джейн стоит на страже — глаза у нее острые, — и если заметит какую-нибудь опасность, то пусть свистит что есть мочи. Молчи, Роберт, она достаточно хорошо свистит, и даже лучше, что не очень громко — больше будет похоже на птицу. Ну, а теперь идем!

Я не могу сказать, что таскать чужие вещи хорошо. Но для детей это нападение на чужую кладовую казалось теперь совсем не воровством, а вполне добросовестным деловым предприятием. Они еще не знали, что почти целый копченый язык, полтора цыпленка, большой белый хлеб и сифон содовой воды стоят много дороже двух шиллингов. Но именно таково было то «самое необходимое», которое Сирил, никем не замеченный и без всякой помехи, передал из окна кладовой. Он полагал, что не тронуть ни варенья, ни пирога с яблоками, ни сушеных фруктов было немалым геройством с его стороны. Я с ним согласна. Немало он гордился также и тем, что оставил в покое простоквашу, но тут уж я с ним не могу согласиться, потому что простоквашу можно было взять только вместе с посудой, а ее потом трудно было бы вернуть. Таскать же чужие фарфоровые кувшины с розовыми цветочками даже и голодный не имеет права. Другое дело сифон: без питья нельзя было обойтись, а на сифоне был ярлык того аптекарского магазина, которому он принадлежал, и дети были уверены, что где бы они ни оставили сифон, его кто-нибудь да вернет хозяину. Они даже предполагали, что при первом же удобном случае сами вернут его, так как магазин был недалеко, в Рочестере. Все продукты были перенесены на крышу башни и разложены на листе оберточной бумаги, которую Сирил нашел на верхней полке в кладовой. Когда он стал разворачивать бумагу, Антея заметила:

— Мне кажется, это не является «самым необходимым».

— Нет, это тоже необходимая вещь, — ответил ей Сирил. — Надо же где-нибудь разложить всю провизию, чтобы разрезать ее. А я читал недавно, что люди где-то заболели, напившись дождевой воды из лужицы, потому что в той воде живут микробы. На эту крышу часто льет дождик. Потом вода высыхает, а микробы остаются — тут их должно быть великое множество. И если бы мы разложили всю еду прямо на крыше, то микробы попали бы и на хлеб, и на цыплят, и мы все заболели бы и умерли от скарлатины.

— А что это такое микробы?

— Такие маленькие козявки, видимые только в увеличительное стекло, — объяснял Сирил с видом ученого. — От них всякие болезни бывают. Нет, я положительно уверен, что бумага так же необходима, как и все остальное. Ну, будем же есть скорее. Ох, и голоден же я! Дети не могли не одобрить заботливой предусмотрительности Сирила. Девочки даже с некоторым страхом поглядывали на свинцовые листы крыши, где водилось такое множество ужасных микробов. Но вскоре они совершенно позабыли об этой опасности и усердно принялись за еду. Не хочу подробно описывать вам пикник на церковной башне. Вы сами можете вообразить, каково было разрезать язык и цыпленка перочинным ножичком, у которого оказалось единственное лезвие, да и то сломанное пополам. Но кое-как разрезали. Есть при помощи пальцев тоже не очень удобно: руки делаются жирные, а клочки бумаги, служащие тарелками, очень быстро покрываются пятнами и приобретают очень уж некрасивый вид. Но вот чего вы, вероятно, не можете себе представить, так это того, как ведет себя содовая вода, когда ее пьют прямо из сифона — особенно из полного сифона. Впрочем, если воображение вам не поможет, то вы сами можете легко произвести этот опыт, если только взрослые дадут вам сифон. Однако, лучше такой опыт производить где-нибудь снаружи.

Язык, цыплята и свежий хлеб, с какими бы неудобствами их есть ни приходилось, все-таки очень хорошие вещи, а если в жаркий летний день вас немножко забрызгает содовая вода, то это беда небольшая. Итак, обед прошел очень весело, и каждый постарался съесть как можно больше, во-первых, потому что все были очень голодны, а во-вторых, потому что и язык, и цыплята, и хлеб оказались очень вкусными.

Вам, быть может, приходилось замечать, что когда долго ждешь обеда, всегда очень сильно хочешь есть, а потому и съедаешь больше, чем следует. А если после этого еще посидишь под горячими лучами летнего солнца на крыше церковной башни, то вдруг странным образом хочешь спать. Антея и Джейн, Сирил и Роберт во многих отношениях очень похожи на вас, а потому с ними случилось то же самое. Съев и выпив все, что можно, они вдруг захотели спать, особенно Антея, которая в этот день встала очень рано. Один за другим дети умолкали, начинали потягиваться, потирать глаза — и не прошло после обеда и четверти часа, как каждый из них устроился поудобнее на одном из своих мягких крыльев, прикрылся другим крылом и крепко-крепко заснул. А солнце тем временем потихоньку склонялось к закату. Тень от башни пересекла церковный двор, покрыла дом священника и наконец ушла еще дальше в поле. Хорошо было детям спать: мягкие крылья отлично заменяли и матрасы, и одеяла… Но вот тени больше не стало… Солнце закатилось, и крылья исчезли. А дети все еще спали — но спать им оставалось недолго.

Сумерки обыкновенно бывают красивы, но холодны. А вы сами знаете, что как бы крепко вам ни спалось, вы очень быстро проснетесь, если кто-нибудь из ваших братьев или сестер, встав раньше вас, вдруг сдернет с вас одеяло.

Бескрылые дети содрогнулись от холода и проснулись. И вот каково было их положение: на крыше башни, в сумерках, когда на темном небе, сперва по одной, а потом десятками, сотнями и тысячами, стали появляться звезды, за несколько верст от дома, с тремя шиллингами во всех карманах и с сомнительным поступком по части «самого необходимого» на душе, за который придется дать отчет, если кто-нибудь увидит их с сифоном из-под содовой воды.

Дети переглянулись. Первым заговорил Сирил, поднимая сифон:

— Нам надо скорее спуститься вниз и отделаться от этой противной штуковины. Теперь уже настолько темно, что мы, пожалуй, можем оставить его у пастора на пороге. Идемте!..

На площадке башни, в углу, была маленькая башенка с дверью. Дети заметили ее во время обеда, но не обследовали ближе, как, без сомнения, сделали бы на их месте вы. Ведь когда есть крылья и вам открыта дорога по всему небу, то стоит ли обращать внимание на какую-то дверь.

Теперь, однако, пришлось подойти к ней.

— Тут, конечно, есть лестница, ведущая вниз, — сказал Сирил.

Лестница-то была, но оказалось, что дверь заперта с другой стороны.

А ночь становилась все темнее и темнее. А до дому было далеко-далеко. А тут еще этот сифон из-под содовой воды!

Не стану говорить вам, плакал тут кто-нибудь или нет, и если да, то кто и как.

Подумайте-ка лучше, как бы вы поступили на месте детей.