Очередное заседание совета директоров было несколько необычным, потому что на нем присутствовал раввин, с радостью и благодарностью принявший приглашение Якова Вассермана.
— Конечно, вы не обязаны, — сказал ему Яков. — И мы не станем вменять вам в вину отказ явиться на собрание, как не стали бы сердиться за это на любого члена совета. Я просто хочу, чтобы вы знали: мы будем рады видеть вас там, если вы пожелаете прийти.
Так раввин попал на первое в своей жизни заседание совета. Он внимательно выслушал секретаря, огласившего протокол предыдущего собрания, и чуть менее внимательно — доклады председателей всевозможных комиссий. Оказывается, главным вопросом повестки дня прошлого заседания было предложение осветить храмовую автостоянку.
Предложение это выдвинул Эл Бекер, который теперь и взял слово.
— Я навел кое-какие справки, — заявил он. — Сходил к тому электрику, который обслуживал нас в прошлом, привез его сюда и попросил составить примерную смету затрат. Электрик говорит, есть два способа сделать эту работу. Либо врыть три фонарных столба по тысяче двести долларов за каждый, либо укрепить прямо на крыше храма шесть прожекторов. Это дешевле, но пострадает внешний вид храма. Прожектора можно приобрести по пять сотен за штуку. Всего три тысячи, а не три шестьсот, как за столбы. Но тогда нам понадобятся часы, чтобы свет включался и выключался автоматически. Это недорого, однако ведь и сама электроэнергия стоит денег. Короче, всю работу можно сделать за пять тысяч долларов.
Участники заседания дружно и слаженно застонали, чем немало раздосадовали Бекера.
— Я и сам знаю, что это большие деньги, но без света нам не обойтись. Я рад, что сегодня здесь присутствует наш раввин. Он лучше других знает, что по ночам стоянку необходимо освещать.
— Но подумай, во что это обойдется, Эл. Сколько надо будет выкладывать каждый год. В прожектор не вставишь лампочку на шестьдесят свечей, а зимой свет должен гореть четырнадцать часов в сутки.
— Ты предпочитаешь, чтобы на стоянке паслись влюбленные или повторилась такая же история, какая была недавно? — парировал Бекер.
— Летом эти прожектора будут привлекать тучи комарья!
— Комарье все будет наверху, возле ламп, разве не так? А внизу, на участке, их не останется. Чем не причина провести свет?
— Нет, не так! Если свет привлекает комаров, они лезут во все щели!
— К тому же, живущим по соседству людям не захочется, чтобы огромная автостоянка всю ночь сияла огнями!
Раввин пробормотал что-то нечленораздельное.
— Что вы сказали, рабби? — спросил Вассерман. — У вас есть предложения по обсуждаемому вопросу?
— Я просто подумал, — застенчиво молвил раввин, — что, раз въезд на стоянку всего один, то можно просто навесить там ворота.
В комнате воцарилось молчание. А мгновение спустя все присутствующие вдруг заговорили в один голос, растолковывая друг дружке преимущества такого решения:
— Конечно, там же асфальт. Кто, кроме автомобилиста, сунется туда?
— А вдоль парадного фасада кусты, значит, остается перекрыть только подъездную дорожку…
— Стенли может запирать их вечером и открывать утром…
— А если его не будет в храме в день собрания, мы можем оставить машины на улице…
Гвалт стих так же резко и внезапно, как поднялся, и все участники собрания с уважением и восхищением посмотрели на своего молодого раввина.
Раввин сидел за письменным столом, склонившись над толстым томом, когда в дверях кабинета появилась Мириам.
— Дорогой, приехал мистер Лэниган.
Раввин хотел было подняться из-за стола, но Лэниган остановил его.
— Нет-нет, сидите. Я не помешал? — спросил он, заметив книгу.
— Нисколько.
— Вообще-то я заглянул без определенной цели, — продолжал полицейский. — С тех пор, как мы закрыли дело, мне недостает наших милых бесед. Вот, случилось оказаться поблизости. Дай, думаю, зайду поздороваться.
Раввин радостно улыбнулся.
— Я только что столкнулся с весьма забавным проявлением крючкотворства, которое, возможно, развлечет и вас, — продолжал Лэниган. — Понимаете, дважды в месяц я сдаю на визу городскому инспектору все наши табели. Записываю, сколько часов отработал каждый наш сотрудник, были ли у него сверхурочные или особые задания, потом все это складываю и составляю ведомости, понятно?
Раввин кивнул.
— Ну так вот, сегодня мне вернули всю мою писанину на переделку, — заявил Лэниган, и в голосе его прозвучали нотки досады. — А все потому, что в ведомости значится патрульный Норман со всеми его рабочими часами. Инспектор говорит, что Норману надо урезать зарплату, ибо все время, которое он отработал после убийства девушки, не должно идти в зачет. Мол, Норман уже был преступником и не имел права получать жалование от полицейского управления. Как вам это нравится? Я уж и не знаю, что мне делать — спорить с инспектором или махнуть на все рукой.
Раввин поджал губы, посмотрел на толстую книгу на столе и улыбнулся.
— Может, поищем ответ в Талмуде? — предложил он.