Пять недель на воздушном шаре

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Стоя на вахте, Джо около трех часов ночи заметил, что город под ним стал, наконец, удаляться, – «Виктория» тронулась в путь. Кеннеди и доктор проснулись.

Фергюссон взглянул на компас и с удовольствием убедился, что ветер несет их к северо-северо-западу.

– Нам везет, – проговорил он. – Все нам удается. Еще сегодня мы увидим озеро Чад.

– А большое оно? – поинтересовался Кеннеди.

– Довольно большое, дорогой Дик. В самых длинных и широких своих местах оно тянется миль на сто двадцать.

– Полет над водным пространством внесет некоторое разнообразие.

– На однообразие мы вообще жаловаться не можем, да к тому же все протекает при наилучших условиях.

– Что верно, то верно, Самуэль. Ведь, не считая отсутствия воды в пустыне, мы как будто не подвергались другим серьезным опасностям.

– Во всяком случае, «Виктория» все время вела себя как нельзя лучше. Сегодня у нас двенадцатое мая, а вылетели мы восемнадцатого апреля. Итого, в пути мы двадцать пять дней. Еще деньков десять – и мы закончим наш полет.

– Где же именно?

– Вот этого я сказать тебе не могу. Да и не все ли это равно?

– Ты прав. Доверимся провидению, пусть оно направляет нас и хранит, как хранило до сих пор. Разве сейчас мы похожи на людей, пронесшихся через самую губительную страну на свете?

– Видишь, мы были в силах лететь, и мы полетели!

– Да здравствуют воздушные путешествия! – крикнул Джо. – После двадцати пяти дней полета мы вполне здоровы, сыты и хорошо, даже, быть может, чрезмерно хорошо, отдохнули. Мои ноги, например, попросту онемели, и я ничего не имел бы против того, чтобы размять их, пройдя миль тридцать.

– Это удовольствие ты уж доставишь себе в Лондоне, – сказал доктор. – Мы выехали втроем, как Денхем, Клаппертон и Овервег, как Барт, Ричардсон и Фогель, и оказались более счастливыми, чем наши предшественники; мы все еще вместе – все трое. И нам очень важно не разделяться. Если бы один из нас вдруг очутился где-нибудь вдали от «Виктории» в минуту внезапной опасности, когда ей было бы необходимо подняться, – кто знает, быть может, мы никогда больше и не встретились бы. Вот почему, откровенно говоря, я не особенно люблю, когда Кеннеди отправляется на охоту.

– Но все-таки, дорогой Самуэль, ты разрешишь мне еще заняться моим любимым делом? Недурно ведь было бы пополнить наши запасы. Кроме того, вспомни: когда ты звал меня с собой, ты ведь соблазнял меня чудесной охотой. А я что-то мало отличился на этом поприще, не в пример Андерсону и Кёммингу.

– Дорогой Дик, или память тебе изменяет, или ты из скромности просто умалчиваешь о своих подвигах, но мне кажется, что, не говоря уже о мелкой дичи, у тебя на совести жизнь антилопы, слона и пары львов.

– Что все это значит, друг мои, для охотника, у которого под дулом ружья проносятся, кажется, все существующие на свете животные!.. Погляди-ка, погляди! Вон там целое стадо жирафов!

– Так это жирафы? – воскликнул Джо. – Но они не больше моего кулака.

– Это потому, что мы на высоте тысячи футов, а вблизи ты убедился бы, что они раза в три повыше тебя.

– А что ты скажешь, Самуэль, об этом стаде газелей, – продолжал Кеннеди, – или о тех страусах?.. Они мчатся как ветер.

– По-вашему, эти птицы – страусы? – опять удивился Джо. – Но это куры, настоящие куры.

– Послушай, Самуэль, нельзя ли было бы как-нибудь к ним приблизиться?

– Приблизиться, конечно, можно. Дик, но спуститься-то на землю нам нельзя. А тогда, скажи на милость, какой толк убивать зверей, которыми невозможно воспользоваться? Еще будь это лев, тигр, гиена, я, пожалуй, понял бы тебя – все-таки одним свирепым зверем на свете стало бы меньше, – но таких мирных животных, как газель или антилопа, право, не стоит убивать исключительно для удовлетворения охотничьих инстинктов. Вообще же, друг мой, мы теперь будем держаться на высоте футов ста от земли, и если тебе попадется на глаза какойнибудь хищный зверь, – что же? Всади ему пулю в сердце, ты лишь доставишь нам удовольствие.

«Виктория» мало-помалу снизилась, но все еще держалась на порядочном расстоянии от – земли. Ведь в этом диком густонаселенном крае всегда можно было ждать непредвиденных опасностей.

Путешественники летели теперь над рекой Шари. Очаровательные берега ее прятались в густых зарослях деревьев всевозможных оттенков. Лианы и другие вьющиеся растения сплетались, образуя яркую гамму красок. Крокодилы лежали на солнце или ныряли в воду с легкостью ящериц. Играя, они выбрасывались на многочисленные, разбросанные по реке, зеленые островки. Так шар пронесся над цветущей областью Маффатаи.

Около девяти часов утра доктор Фергюссон и его друзья достигли, наконец, южного берега озера Чад. Так вот оно, это Каспийское море Африки, самое существование которого так долго считалось басней, до чьих берегов добрались только экспедиции Денхема и Барта!

Доктор попробовал набросать теперешние контуры озера, уже сильно отличавшиеся от занесенных на карту в 1847 году. Постоянную карту этого озера получить невозможно. Дело в том, что берега озера покрыты почти непроходимыми болотами – в них едва не погиб Барт, – и болота эти, заросшие тростником и папирусом в пятнадцать футов вышиной, время от времени затопляются водами озера. Даже местные города, расположенные на берегу, часто затопляются, как случилось в 1856 году с городом Нгорну; гиппопотамы и аллигаторы ныряют теперь в тех самых местах, где недавно еще возвышались дома жителей Борну.

Ослепительные лучи солнца лились на неподвижные воды озера, смыкавшиеся на севере с горизонтом.

Доктор пожелал попробовать воду – она долгое время считалась соленой. Снизиться над озером можно было без всякой опаски, и «Виктория» как птица пронеслась всего в пяти футах от его поверхности. Джо на веревке спустил в воду бутылку и вытащил ее наполовину наполненной. Вода оказалась щелочной и поэтому малопригодной для питья.

В то время как доктор заносил в записную книжку заметки о взятой в озере воде, рядом с ним раздался выстрел. Это Кеннеди, не удержавшись, выпалил в чудовищного гиппопотама, показавшегося из воды. Но как видно пуля не задела его, а лишь заставила убраться.

– Лучше было бы его загарпунить, – заметил Джо.

– Чем это?

– Да нашим якорем – это был бы подходящий крючок для такого чудовища.

– И правда, Джо осенила блестящая мысль… – начал Дик.

– Которую я вас очень прошу не приводить в исполнение, – перебил его Фергюссон. – Это чудовище не замедлило бы утащить нас туда, куда мы совсем не стремимся попасть.

– Особенно теперь, когда нам известны свойства воды из озера Чад, – вставил Джо. – А кстати, мистер Фергюссон, что, это самое чудовище можно употреблять в пищу?

– Это, Джо, ведь млекопитающее из породы толстокожих. Говорят, его мясо превосходно и служит даже предметом оживленной торговли у прибрежных жителей, – ответил доктор.

– О, тогда я жалею, что мистер Дик промахнулся! – воскликнул Джо.

– Дело в том, что пуля Дика вообще не могла его поразить, – это животное можно ранить лишь в брюхо или между ребер. Вот если местность на севере озера покажется мне подходящей, мы сделаем там привал. Тогда Кеннеди очутится в настоящем зверинце и наверстает все, что он упустил.

– Ну и прекрасно, – воскликнул Джо. – Пусть мистер Дик непременно поохотится на гиппопотамов. Мне так хотелось бы отведать мяса этого земноводного! А то как-то даже чудно: забраться в самый центр Африки и питаться куропатками да вальдшнепами, точно мы в Англии.