Пьесы

А л е к с е й.

О т е ц.

М а т ь.

М а р и я.

Ф е д о р.

В э п и з о д а х:

Л и ф т е р ш а.

Ч е л о в е к в р а с с т е г н у т о м п а л ь т о.

Д о м о у п р а в в п а п а х е.

П а р е н е к в к о р о т к о м п а л ь т о.

Д е в у ш к а и з а д р е с н о г о б ю р о.

С т а р и к с т р о с т ь ю.

Ж е н щ и н а в п л а т к е.

С е д а я ж е н щ и н а.

В ы с о к и й п а р е н ь Н и к о л а й.

Т о т, к о т о р о г о и с к а л и.

ВСТУПЛЕНИЕ

На город падает снег. Луч света освещает человека. Это П а р е н ь лет девятнадцати. Он держит в руках распечатанное письмо.

П а р е н ь (читает адрес). «Город Москва, Арбат, тридцать, квартира три… Балашову В. А.» Распечатано… (Читает письмо.) Да… (Кладет письмо в карман.)

Сцена освещается.

Это подъезд большого московского дома. Появляется Л и ф т е р ш а. Она долго смотрит на Парня.

Пауза.

У вас такой живет? (Показывает письмо.)

Л и ф т е р ш а. Ты что, сам не видишь? Вон список жильцов. Потом, там же «Арбат» написано, а у нас — Большой Афанасьевский переулок.

П а р е н ь. А почему оно у вас тут, в подъезде, валяется?

Л и ф т е р ш а. Мало ли что у нас валяется… (Пауза.) Ты что тут второй час околачиваешься?

П а р е н ь. Жду.

Л и ф т е р ш а. Больно долго ты ждешь. Вот на прошлой неделе в четырнадцатом доме квартиру обворовали. И разговоры у тебя странные… Кого ждешь-то?

П а р е н ь. Ее.

Л и ф т е р ш а. Это кого — ее? Из какой квартиры?

П а р е н ь. Не знаю. Нездешняя она.

Л и ф т е р ш а. Что? Нездешняя? То есть как это нездешняя? А ты кто такой? Кто ты?

П а р е н ь. Я… Гамлет…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Комната в одной из обычных московских коммунальных квартир. В комнате много вещей, потому что она является для своих жильцов и спальней, и гостиной, и столовой. Здесь живут трое: отец, мать и сын. Сегодня вечером дома только О т е ц и М а т ь. Мать ставит в вазу букет свежих подснежников. Она выглядит молодо, и к тому же она красива. На диване сидит Отец. Это крупный человек лет пятидесяти. Он читает вечернюю газету.

М а т ь. Жаль, что ты сегодня не смог поехать со мной на дачу к Наташе. Целый день мы с ней гуляли, и я ни капельки не устала. Такой воздух — просто чудо. И эти подснежники… Ты поставил чайник?

О т е ц. Во-первых, я недолюбливаю твою Наташу, а во-вторых, я не очень люблю гулять по грязи. У меня после этого целую неделю ноги ломит.

М а т ь. Ты чайник поставил?

О т е ц. Поставил.

М а т ь. Смотри, убежит.

О т е ц. Я по часам заметил.

М а т ь. Никакой грязи не было. Вот странно — тепло и не тает. А подруг моих ты всех недолюбливаешь.

О т е ц. Почему всех? Я просто не люблю, когда ты так долго задерживаешься, как сегодня. Прихожу с работы — тебя нет.

М а т ь. Мы с Наташей заболтались, и уже темно стало. А ты же знаешь, что я с детства боюсь темноты.

О т е ц. В прошлый раз, когда ты пришла в три часа ночи с именин, ты темноты не боялась?

М а т ь. Не говори глупости: в городе — это совсем другое дело. А там мы боялись одни идти на станцию. Пришлось ждать Наташиного соседа. Он очень приятный человек, кстати, в детстве он занимался боксом. Вот почему я и задержалась.

О т е ц. Вскипел. (Уходит.)

М а т ь (одна). Вечно он ворчит.

Возвращается О т е ц. Начинают пить чай.

О т е ц. Дача у Наташи большая?

М а т ь. Комнаты три, терраса и сад приличный. Вообще там места довольно красивые. Река, лес, летом много грибов. Говорят, там была дача Керенского, а он бы в плохом месте жить не стал.

О т е ц. Послушай, комнату там нигде нельзя снять? А то мне наше Востряково до чертиков надоело. Надо, надо уже думать о лете. А то опять просвистим, как в прошлом году. Снова какой-нибудь мальчишка, вроде как у Егоровых. Он, по-моему, с пяти часов утра начинал вопить. Сахарницу дай мне, пожалуйста. И вообще мне надоели эти перенаселенные дачные поселки. За керосином всегда очередь, леса нет, кинофильмы вечно старые. Нет, надо, надо уже думать о лете.

М а т ь. Как вы тут без меня управились? Ты Алексея сегодня видел?

О т е ц. Нет, целыми днями где-то шляется. Вот погоди, я крепко за него возьмусь, не то что ты.

М а т ь. А он все-таки на курсы поступил. Говорят, с этих курсов легче в институт попасть.

О т е ц (рассмеялся). Не с курсов, а с производства.

М а т ь. Знаю, только понять этого не могу. Почему все обязательно должны идти на завод. Ведь везде пишут — потомственный сталевар, потомственный плотник. А у нас на заводе никто не работал. Один мой дядя был даже гобоистом.

О т е ц. Двенадцать часов, а Алексея еще нет. Неужели их так долго на этих курсах задерживают? Мог бы позвонить, предупредить.

М а т ь. А ты поволнуйся, поволнуйся. У тебя, может быть, сердце от этого лучше станет. Наташа мне сегодня рассказывала, что у нее знакомый, мужчина твоих лет, умер от инфаркта.

О т е ц. Как мы живем? Ложимся черт знает когда, не высыпаемся.

Хлопает входная дверь.

Он… явился.

М а т ь (выглядывает за дверь). Нет, это Семеновы из кино вернулись. Странные люди — любят ходить на последний сеанс.

О т е ц. Просто билеты легче достать.

М а т ь. А потом они ждут, когда заснет их Юрка.

О т е ц. Между прочим, из этого Юрки растет форменный бандит. Нет, надо, надо срочно меняться. Невозможно жить в такой квартире.

М а т ь. А где же все-таки Алексей? Может, он целую ночь прошляется? А может, его?..

О т е ц. Что его?

М а т ь. Ничего.

О т е ц. Вечно ты преувеличиваешь. Ничего с Алексеем не случится. Хотя в прошлом году, когда он в гостях задержался, он позвонил, предупредил.

Хлопает входная дверь. В комнату входит А л е к с е й. Это тот парень, которого мы видели в подъезде.

Где ты был так долго?

А л е к с е й (раздеваясь, хмуро). На курсах задержался. Пять раз капитель рисовать начинал, так и не кончил.

О т е ц. А-а…

М а т ь. Так можно было хотя бы позвонить, предупредить, а то мы ждем, волнуемся.

А л е к с е й. До чего надоело! Не мог, значит, не мог. А подснежники откуда?

О т е ц. Это с дачи, с Наташиной.

А л е к с е й. С дачи? Хорошо, наверно, на даче?

М а т ь. Ты так грубо со мной разговариваешь, что мне не хочется тебе ничего рассказывать.

А л е к с е й. Ладно, давай есть.

М а т ь. Сам возьми. Не маленький.

А л е к с е й. Пришел с курсов. Устал. Трудно поесть дать.

Мать дает еду Алексею.

О т е ц. Зря ты ему потакаешь. Сам бы взял.

М а т ь (не слушая отца). Целый день где-то ходишь. Даже этот… капитель нарисовать не можешь. Попробуй только в этом году не поступить в институт.

А л е к с е й. Слушай, дай поесть человеку!

М а т ь. Отец в твои годы работал. Деньги зарабатывал. А ты что делаешь? Ничего! Не умеешь ничего делать и не хочешь.

А л е к с е й. Да, да, ладно.

М а т ь. Не знаю, что из тебя получится.

А л е к с е й. К черту. (Бросает ложку.) Не буду есть! Пришел, так хотел есть, а теперь не буду.

О т е ц. Тихо, тихо…

М а т ь. Ну и не ешь.

А л е к с е й. И не буду. (Берет хлеб, жует.) Жужжит, жужжит все время! Надоело до Чего.

М а т ь (отцу). А ты что молчишь? Ну да тебе все равно, он скоро нас с тобой из квартиры выгонит.

А л е к с е й. Брось ты глупости говорить!

М а т ь. Это ты глупости говоришь, а не я. На тебя смотреть противно. Видишь ли, забастовку объявил — есть не буду. Ну и не ешь.

А л е к с е й (принялся было за еду, опять бросает ложку). Ах, так! Я вообще тут есть не буду!

О т е ц. Испугал.

А л е к с е й. «И жизнь хороша, и жить хорошо…»

М а т ь (отцу). Слыхал?

А л е к с е й (срывает пальто с вешалки). Ладно. Ухожу. (Уходит.)

М а т ь (после паузы). Что ты сделал? Зачем так грубо? Не поел. Ушел куда-то…

О т е ц. Ничего. Явится. Куда ему идти?..

Представьте себе Москву в час ночи.

Скоро перестанут ходить троллейбусы, закроется метро.

Все меньше людей на улице. И по этому ночному городу, от памятника Пушкину до памятника Тимирязеву и дальше, к памятнику Гоголю, идет А л е к с е й.

Здесь у него происходят встречи, ночные встречи.

А л е к с е й. Федор? Здорово.

Ф е д о р. Здравствуй.

А л е к с е й. Постой, ты куда?

Ф е д о р. В аптеку. Мать у меня болеет. Сегодня хуже стало.

А л е к с е й. Что с ней?

Ф е д о р. Сердце. Хочу ее какому-нибудь профессору показать. Как ты думаешь? Только у меня знакомств никаких нет. Может, ты поможешь?

А л е к с е й. А чем я могу помочь?

Ф е д о р. У нее всегда сердце болело. Ей совсем волноваться нельзя. Вот… Я побегу. Ты звони.

А л е к с е й. Понятно. Беги. Не буду задерживать.

Ф е д о р. Просьба у меня к тебе…

А л е к с е й. Какая просьба?

Ф е д о р. Ты сейчас занят?

А л е к с е й. Час ночи. Делать нечего. А что?

Ф е д о р. Понимаешь, я тут с одной девчонкой познакомился. Она со мной на одном заводе.

А л е к с е й. А ты по-прежнему на заводе? А как же с институтом?

Ф е д о р. У нас при заводе вечерний открыли.

А л е к с е й. Значит, учишься и работаешь?

Ф е д о р. Значит.

А л е к с е й. А дальше что?

Ф е д о р. Там посмотрим.

А л е к с е й (после паузы). Какая просьба?

Ф е д о р. Она в вечернюю смену работает. Я ее всегда здесь встречаю. Сегодня никак не могу. Сам понимаешь. Ты ей только скажи, чтобы она завтра мне позвонила. Можешь?

А л е к с е й. Могу. Только как я ее узнаю?

Ф е д о р. Сейчас на бульваре никого нет. Увидишь девушку в голубом берете. И глаза у нее красивые.

А л е к с е й. Ясно. Смотри не влюбись.

Ф е д о р. А что?

А л е к с е й. Ничего хорошего все равно не получится.

Ф е д о р. Ты это брось. Я серьезно. Она одна такая. Я иногда ночами под ее окнами хожу.

А л е к с е й. Ладно, беги.

Федор хочет уйти.

Ф е д о р. Забыл. У тебя как дела? Я слышал, ты по конкурсу не прошел.

А л е к с е й. Верно. Не прошел. Прощай.

Ф е д о р. Ты звони.

Федор уходит.

А л е к с е й. Постой, а как ее зовут?

Но Федор уже ушел. Алексей остался один.

Одно… Второе… Третье… Гаснут окна. А за тем окном живет Коперник. У него есть лунные часы, и он уже знает, что луна — это совсем не то, что мы о ней думаем. Сколько нужно ждать? День?.. Неделю?.. Год? А может быть, я вообще не имею права говорить о том, что я узнал сегодня? Как могло случиться, что в огромном городе, до отказа набитом людьми, я чувствую себя одиноким? Кто мне даст совет? Я кончил школу. Я вышел в жизнь… Жизнь… Она оказалась совсем не такой, какой мы знали ее по учебникам… Разве так легко прожить эту жизнь! Нам много говорили о счастье. А что такое счастье? Почему десять лет нам на все давали готовые ответы, и все казалось очень ясно? А теперь мы вышли в жизнь, беззащитные перед ней… Почему нам боялись говорить о горе, лжи, предательстве и трагедиях?

Разве девятнадцать лет — это так мало?

А может быть, не только я? Может быть, все люди по-своему одиноки… Я, те двое на углу и те далекие люди, историю которых я узнал случайно. И тысячи, тысячи других людей… одиночество… Зря говорят, что звезды одиноки. У каждой звезды есть свой Коперник. И она живет в предчувствии того, что ее откроют. Она ждет, она еще знает, что она будет, потому что каждая звезда — это целый мир.

Но ведь есть звезды, которые погасли!..

Около скамейки стоит Д е в у ш к а. Подходит А л е к с е й. Тронул ее за плечо.

Д е в у ш к а (оборачивается). Что?

Говорят одновременно.

А л е к с е й. Ты?

Д е в у ш к а. Ты?

А л е к с е й. Встретились…

Д е в у ш к а. Встретились…

А л е к с е й. Востряково…

Д е в у ш к а. Волейбольная площадка…

А л е к с е й. Мария!

М а р и я. Алексей!

Пауза.

А л е к с е й. Но я узнал, что ты меня разлюбишь.

М а р и я. Потому ты и уехал тогда?

А л е к с е й. Да, поэтому. И еще экзамены в институт.

Пауза.

Девушка в голубом берете… красивые глаза. Ты кого ждешь?

М а р и я. Одного парня.

А л е к с е й. Федора?

М а р и я. Ты откуда знаешь?

А л е к с е й. Учились в одной школе. Он раньше на два года кончил. Он сегодня не придет.

М а р и я. Почему?

А л е к с е й. Он просил, чтобы я передал девушке в голубом берете, с красивыми глазами, что у него заболела мать и чтобы она позвонила ему завтра утром.

М а р и я. Благодарю.

А л е к с е й. И давно ты на заводе?

М а р и я. С лета.

А л е к с е й. Это, конечно, самое легкое. Институт тютю, и сразу на завод. Оригинального здесь мало.

М а р и я. Ну, а ты как?

А л е к с е й. Да! В архитектурный.

М а р и я. Что же ты, архитектор, делаешь здесь так поздно?

А л е к с е й. Я влюблен.

М а р и я. Тогда понятно.

А л е к с е й. Ты не смейся. Девушка с красивыми глазами. Она одна такая. Вон видишь окно? Я иногда по ночам под ее окнами хожу. И для нее я решил построить город. Дома там будут без стен. Одно стекло. Вся жизнь будет как на ладони. Жители будут знать друг о друге все, и там исчезнет многое.

М а р и я. Что именно?

А л е к с е й. Например, измены… неправда…

М а р и я. А… троллейбусы уже не ходят…

А л е к с е й. Ты живешь на какой-то набережной.

М а р и я. Помнишь? На Фрунзенской.

А л е к с е й. Далековато. Хочешь, провожу?

М а р и я. Но ты ведь занят.

А л е к с е й. Видишь, свет в окне погас. Делать нечего. Куда мне идти? Ладно, если не хочешь, тогда прощай. Может быть, когда-нибудь и встретимся.

М а р и я. Может быть. Прощай.

А л е к с е й. Федор — хороший парень… У вас все будет очень мило.

М а р и я. Остришь?

А л е к с е й. Предсказываю будущее. Ты, наверно, счастлива: весна, любовь, Федор…

М а р и я. А ты?

А л е к с е й. Я?.. Конечно, я тоже должен быть счастлив. Да, я счастлив. Очень счастлив. Особенно когда в твои руки попадаются вот такие письма. Например, нашел сегодня. Прочти. (Протягивает Марии письмо.)

М а р и я (читает). «Здравствуй, отец… В первых строках моего письма я сообщаю тебе, что у нас случилось горе — умерла мама. Она болела только три дня, но доктор сказал, что она была больна уже давно. Почему ты так давно не писал и не присылал денег? Я хожу в школу, а Петя еще нет. Ты сам воспитывался в детском доме, а деньги ты нам прислал только в августе, а теперь не присылаешь. Сейчас я в семье за старшую и пишу за Петю. До свидания, папа. Как твое здоровье? Пришли деньги».

А л е к с е й. А сейчас уже март. Вот видишь.

М а р и я. Что ты хочешь делать с этим письмом?

А л е к с е й. Я должен найти этого человека. Мне нужно взглянуть ему в глаза. Я должен поговорить с ним!

М а р и я. С такими не стоит разговаривать. Здесь надо действовать.

А л е к с е й. Тебе этого не понять. Прощай.

М а р и я. А может быть, мы найдем этого человека вместе?

А л е к с е й. Мы? А при чем тут мы?

М а р и я (пауза). Алексей, дай мне это письмо.

Пауза.

А л е к с е й. На… (Протягивает письмо, потом убирает его.)

М а р и я. Значит, завтра?

А л е к с е й. Хорошо. Завтра.

Посредине комнаты стоит Ч е л о в е к в р а с с т е г н у т о м п а л ь т о. В руках у него яркая косынка. Стук в дверь.

Ч е л о в е к. Кто?

Входит М а р и я.

Нина… Нинка… (Падает на колени перед ней.)

М а р и я. Что с вами?

Ч е л о в е к. Я знал… Я знал, что неправда… Нина…

М а р и я. Что вы…

А л е к с е й (входит). Мария…

Ч е л о в е к (долго смотрит на Марию и Алексея, опускает руку). У тебя закурить нет?

А л е к с е й. Нет, не курю.

Ч е л о в е к. Ау меня все папиросы кончились. Все из-за папирос… Не пошел бы я за ними, может быть, не случилось ничего. Прихожу… Три года как один день… Любили…

М а р и я. Три года… Бросить детей…

Ч е л о в е к. Каких детей?.. Нет никаких детей…

А л е к с е й. Простите, вы Балашов В. А.?

Ч е л о в е к. Какой Балашов?

А л е к с е й. Это квартира три?

Ч е л о в е к. Три… три…

А л е к с е й. Что же, Балашов здесь не живет?

Ч е л о в е к. Нет.

А л е к с е й. Простите. (Хочет уйти.)

М а р и я. Подождите. Вы вспомните. Может быть, он здесь когда-нибудь жил? Может, уехал куда-нибудь? Вы вспомните…

Ч е л о в е к. Что ты ко мне пристала, девушка? Ничего я не помню. Не хочу я ничего помнить. Ну, не живет здесь ваш знакомый, он не живет. Уходите…

Мария и Алексей идут к двери.

Подождите, как вы сказали — Виктор?

М а р и я. Да. В. А.

Ч е л о в е к. Виктор Анатольевич… Он тут до нас… до меня жил. Потом переехал, а мы сюда въехали.

А л е к с е й. Куда он переехал?

Ч е л о в е к. Не помню, а, может быть, вообще не знал.

М а р и я. Что же нам делать?

А л е к с е й. А работал он где?

Ч е л о в е к. Шофер он был… Профессия бродячая.

А л е к с е й. Ну что ж, спасибо. (Идет к двери.)

Ч е л о в е к. Вы в домоуправление зайдите. Во дворе направо… там спросите…

М а р и я. Ясно…

Пауза.

А вы что ж пальто не снимаете?

Ч е л о в е к. А-а… Пальто…

М а р и я. Жарко…

Пауза.

Сегодня воскресенье. Народу на улице, и девчонки маленькие, из деревни, наверно, приехали, ходят целой оравой и продают вербу… Правда, Алексей? Я, когда смотрю на вербу, почему-то зайцев вспоминаю…

Ч е л о в е к. Ребята… что ж о мне делать?

М а р и я. Вы только успокойтесь…

Ч е л о в е к. «Успокойтесь»!.. У меня жена умерла…

А л е к с е й. Умерла?

Ч е л о в е к. Не могу понять. Мне все время кажется, что Нина сейчас придет. Три года… Тоже геолог… Мы с ней полсвета прошли. А потом я нес ее через тайгу на руках… Она умерла на берегу Чулыма… Есть такая река… Сегодня я вернулся домой… Это ее… (Показывает на косынку.)

М а р и я (после паузы, подходит к Человеку). Вы ее очень любили. Я понимаю, вам сейчас трудно помочь… Но вы ее очень любили… Поэтому все на свете будет хорошо… Обязательно… Смотрите — солнце…

Ч е л о в е к. Эх, девушка… Спасибо…

М а р и я. До свидания…

Человек один.

В комнате так тихо, что слышно, как за стеной говорит радио: «Московское время двенадцать часов пять минут… Передаем краткий обзор центральных газет…»

Человек подходит к зеркалу, долго смотрит на себя.

Ч е л о в е к. Побриться надо…

Темнота. Звонок. Он звонит долго.

Сцена освещается. Это домоуправление. Перед пустым столом, на котором звонит телефон, сидят М а р и я и А л е к с е й.

М а р и я. Может быть, снять трубку?

А л е к с е й. Как хочешь.

Мария снимает трубку. Входит Д о м о у п р а в. Это полная женщина средних лет, с ярко накрашенными губами. На голове у нее лихо надвинутая цигейковая папаха.

Д о м о у п р а в. Положите трубку, гражданка.

Мария положила.

Вам кто давал разрешение для переговоров через служебный телефон?

М а р и я. Никто. Это вам звонили.

Д о м о у п р а в. Мне? Зачем вы тогда трубку положили? А может, мне кто сейчас по важным делам звонит.

М а р и я. Я думала…

Д о м о у п р а в. Меньше думать надо. (Села за стол, набирает номер.) Так какие просьбы?

А л е к с е й. В вашем доме…

Д о м о у п р а в. Минуточку. (В трубку.) Макарыч, что сейчас в природе начинается… Да не квартал, не квартал…

М а р и я. Алексей, в твоем лунном городе будут домоуправления?

А л е к с е й. Ты не видела даже чертежей этого города…

Д о м о у п р а в (в трубку). Весна начинается? Это значит, предвидится таяние снегов в переулке.

М а р и я. Наверно, ты их никому не показываешь, кроме той девушки?

А л е к с е й. Почему? Могу показать и тебе. Заходи в гости. Например, сегодня.

Д о м о у п р а в. У тебя там что, затор с лопатами? Ты давай действуй. Через десять минут буду. Жди! Кончаю беседу. (Положила трубку.) Так. Какие просьбы?

А л е к с е й. В вашем доме…

Д о м о у п р а в. У меня домов много… Номер какой, фамилия какая?

А л е к с е й. Тридцать.

Д о м о у п р а в. Это кто — тридцать?

А л е к с е й. Дом тридцать, квартира три…

Д о м о у п р а в. Так и говорите.

А л е к с е й. Балашов Виктор Анатольевич…

Д о м о у п р а в (протягивает руку). Очень приятно, вот и познакомились.

А л е к с е й. Да нет, я не Балашов. Балашов Виктор Анатольевич жил в этом доме. Можно узнать, куда он выехал?

Д о м о у п р а в. Какой номер?

А л е к с е й. Тридцать, квартира три.

Д о м о у п р а в. Как фамилия?

А л е к с е й. Балашов.

Д о м о у п р а в. Возможно, и жил.

А л е к с е й. А куда он выехал?

Д о м о у п р а в. А вам зачем?

А л е к с е й. Надо, по личному делу.

Д о м о у п р а в. Кем вы ему приходитесь — родственники или снакомыс?

М а р и я. Ни то ни другое.

Д о м о у п р а в. Посторонним справки выдавать не имеем права.

А л е к с е й. Послушайте, это очень важно.

Д о м о у п р а в. У меня, молодой человек, справок много, и все важные.

М а р и я. Но поймите, это необходимо.

Д о м о у п р а в (встала, тихо и внушительно). Я прошу, гражданка, на меня не кричать — я женщина в служебном положении.

А л е к с е й. Мы вам можем паспорт показать, если хотите.

Д о м о у п р а в. Зачем мне ваш паспорт? Сами признались, что к этому гражданину Балашову отношения не имеете. И вообще у меня делов много. Так что, пока, граждане.

А л е к с е й. Значит, не скажете?

Д о м о у п р а в. Пока, пока… (Набирает номер.)

М а р и я. Нам для дела нужно, для дела.

Д о м о у п р а в. Для какого именно дела?

Мария кладет перед ней письмо. Домоуправ берет письмо, читает.

Ну и что?

А л е к с е й. Как — что?

Д о м о у п р а в. Что вы от меня хотите?

А л е к с е й. Разве вы теперь не понимаете, для чего нам нужен Балашов?

Д о м о у п р а в. Будет он вас слушать! Мало ли таких детей…

А л е к с е й. Видала, Мария? Вот, пожалуйста…

М а р и я. Как вам не стыдно? У вас, наверно, тоже дети есть…

Д о м о у п р а в. Ты, гражданка, моих детей не трогай. Я мужа в сорок первом похоронила. Я троих ребят на своих плечах через войну вынесла.

М а р и я. Да как же вы не можете понять?

Д о м о у п р а в. Почему не понимаю? Да понимаю я вас… только нет у меня таких справок. Вы в адресное бюро сходите… А они нам не докладывают, куда выезжают…

День. Начинается весна.

В комнате А л е к с е й.

Напротив, на углу улицы, под часами, — М а р и я.

Вот их мысли.

М а р и я. Ну вот, на пять минут пришла раньше. Неудобно. Подожду здесь. Интересно, где его окно? Ждет или не ждет?..

А л е к с е й (читает книгу, бросил. Пауза). Любовь, верность, ожидание. Люди строят каналы, гидростанции, запускают спутники. Но пройдут десятки лет, над стальными конструкциями города будущего, как и сейчас, будет идти мокрый снег, будет начало весны. Как сейчас, будут разгуливать пары, прикрывая словом «любовь» пошлость и измены. Любви не существует! Любовь — это самый трагический обман человечества…

М а р и я (ждет). Любовь… Это всегда неожиданно. Сначала в нее трудно поверить. А потом уйдет человек, пройдут дни и ночи, и ты поймешь, что любовь — это правда.

А л е к с е й. Но я действительно любил Марию… Почему же я тогда уехал из Вострякова? Все было хорошо. В Марию были влюблены все ребята из дачного поселка. А она выбрала меня. Но мне казалось, что это ненадолго. Каждый день я боялся прочесть в ее глазах «не люблю». Потом этот четверокурсник, она каталась с ним на лодке, один раз он даже пригласил ее в кафе «Лето»… Я решил уехать, тогда у меня оставалась хотя бы надежда. Полгода во мне жила эта надежда. Но теперь я встретил Марию и прочел «не люблю» в ее глазах. Я врал ей про любовь, про какую-то девушку. Никто не хочет быть жалким. Как это удобно — врать друг другу. Прошло всего полгода…

М а р и я. Прошло всего полгода. Еще вчера мне казалось, что я никогда больше не увижу его. Я ехала в метро, я шла по бульвару. И вдруг неожиданно я встретила Алексея…

А л е к с е й. А Федор? Зачем я позвал ее сюда? Зачем? Ведь она не любит меня.

М а р и я. Письмо. Теперь у нас есть общая цель. Вот начало наших поисков. Мы будем искать. Мы должны найти.

А л е к с е й. Зачем я связался с этим письмом? Все равно когда-нибудь найдут и без нас. Хватит, я скажу ей, и все кончится. Мы прекратим наши поиски.

Во входную дверь стучат.

Мария!

Голос из-за двери: «Алеша, это вы насорили в коридоре?»

А л е к с е й (зло). Я!

Голос из-за двери: «Подметите, пожалуйста».

Алексей берет веник, идет к двери. Открывается дверь, входит М а р и я.

М а р и я. Вот я и добралась! Не опоздала? Я так торопилась.

А л е к с е й (растерянно). Ты здесь раздевайся, а не в коридоре.

М а р и я (смеется). Соседи?

А л е к с е й. Это наша Анфиса — старая дева.

М а р и я (после паузы). Я звонила Федору и все рассказала.

А л е к с е й. О чем?

М а р и я. О письме.

А л е к с е й. Ты давно его знаешь?

М а р и я. Федора? Давно, месяца три.

А л е к с е й. Он хороший парень.

М а р и я. Хороший.

А л е к с е й. Он тебя любит?

М а р и я. А что?

А л е к с е й. Нет, ничего.

М а р и я (после паузы). Как же нам все-таки найти этого Балашова?

А л е к с е й. Наверно, он давно уехал из Москвы.

М а р и я. Все равно надо искать. Обязательно. Во-первых, надо сходить в адресное бюро. Может быть, там узнаем.

А л е к с е й. Ерунда! Ничего у нас не получится, и никого мы с тобой не найдем.

М а р и я. Я не понимаю, почему ты так уверен, что мы не найдем Балашова?

А л е к с е й. Думаешь, я тебе сказал все. Наверное, люди вынуждены быть одинокими!

М а р и я. Чепуха! И вообще мне сегодня не хочется мрачных мыслей.

А л е к с е й. Почему ты думаешь, что на свете все так весело?

М а р и я. А ты думаешь, что на свете все грустно?

А л е к с е й. Все люди несчастны.

М а р и я. Не говори за всех людей. Посмотри в окно — весна, солнце, идут люди, с ними их дети. Кто-то ест мороженое… Почему они должны быть несчастные? А вон там…

А л е к с е й. Откуда ты знаешь? Идет человек, ест мороженое, а ты уже говоришь, что он счастлив. И вообще, когда люди слишком много говорят о счастье, то это уже неправда.

М а р и я. Нет, ты не прав. Ты это выдумал. Счастье… подумай, Алексей, огромное государство, масса народу, и у всего этого огромного государства одна мечта. Ну, какая мечта, например, у Бельгии?.. А у нас есть мечта. Разве это не счастье?

Стук и голос из-за двери: «Алеша, может быть, вы все-таки подметете в коридоре?»

А л е к с е й. Хорошо, сейчас. (Выглянул в дверь.) Ведь ничего и нет.

Голос, удаляясь: «Тихо вокруг, голубые туманы…»

М а р и я (смотрит на портрет). Это твоя мама?

А л е к с е й. Да, в молодости.

М а р и я. Ты кого больше любишь, отца или мать?

А л е к с е й. Это детский вопрос.

М а р и я. А у меня отец чудной. Вышел на пенсию, сразу заболел. Потом выздоровел, снова пошел работать. «Надо работать, говорит, а то умру».

А л е к с е й. А мать?

М а р и я. Обыкновенная. (Подходит к окну.) Какое солнце! Нет, Алешка, что бы ты ни говорил, а я все-таки люблю эту жизнь. Хватит, показывай свои чертежи, лунатик.

А л е к с е й. У меня чертежей нет.

М а р и я. Как нет?

А л е к с е й. Нет.

М а р и я. Что ж ты наврал?

А л е к с е й. Вообще у меня чертежи есть. Только они не на бумаге, а в голове. (Садится рядом с Марией, кладет ей руку на плечо.) Почему ты сегодня такая грустная?

М а р и я. Я не грустная. Убери руку…

А л е к с е й. Пожалуйста. Нет, грустная. Посмотри, какие у тебя глаза.

М а р и я. Ты будешь рассказывать?

А л е к с е й. А зачем, зачем города на Луне? Вот и у нас в классе училась такая Танька Васильева. Поступила в инженерно-технический, я ее недавно встретил. Говорит, кончу институт, буду строить космические ракеты, полечу одной из первых на Марс или на Луну. А я точно знаю, что она Достоевского совсем не читала и вряд ли прочтет…

М а р и я. А может, не она полетит, а ты…

А л е к с е й. Я? Ты так думаешь…

М а р и я. Я думала, ты серьезно про город, а ты…

Алексей молчит.

Чертежей, значит, нет? Тогда я пойду.

А л е к с е й. Уже уходишь?

М а р и я. Да, мне надо идти.

А л е к с е й. Иди. Я очень ждал тебя. Сегодня мне показалось, что я не так одинок…

М а р и я. Что с тобой?

А л е к с е й. Целый день мы с тобой снова знакомы.

М а р и я. Снова знакомы? А помнишь, как мы познакомились с тобой на танцах в Вострякове?

А л е к с е й. Ты думаешь, между Востряковом и Москвой тридцать километров? Нет, между ними гораздо большее расстояние, и дело здесь не только в километрах.

М а р и я. Верно. Мы тогда были еще никто. Только что кончили десятилетку… Ты гонял целыми днями на велосипеде…

А л е к с е й. А он уже был студент. Человек с большими планами на будущее. Четверокурсник. Он тебе нравился поэтому.

М а р и я. Почему нравился, ты это сам выдумал.

А л е к с е й. Ладно. Теперь это уже неважно.

М а р и я. А сейчас ты уже студент, и скоро опять лето.

А л е к с е й. Скоро опять лето.

М а р и я. До завтра.

А л е к с е й. Мария!..

М а р и я. Что?

А л е к с е й. Давай… бросим дело с письмом.

М а р и я. Как — бросим?

А л е к с е й. Зачем мы встречаемся?

М а р и я. Мы должны найти этого человека.

А л е к с е й. Если так — ищи его сама… Вместе с Федором.

М а р и я. Ты стал другим, Алексей… Другим…

А л е к с е й. Сейчас для тебя это все равно.

М а р и я. Неужели? (Подходит и целует Алексея.)

Открывается дверь, входит М а т ь.

(После паузы.) Здравствуйте.

М а т ь. Здравствуйте.

Пауза.

А у нас лифт опять не работает, пришлось пешком подниматься.

А л е к с е й. Мама, это Мария… Помнишь, в Вострякове…

М а т ь. Нет, что-то не помню. Очень приятно. Что же ты Марию чаем не угостишь?

А л е к с е й. Ты хочешь чаю?

М а р и я. Нет, спасибо.

Пауза.

М а т ь. А отец куда ушел?

А л е к с е й. Как — куда? Он у дяди Васи.

М а т ь. Мария, где вы учитесь?

М а р и я. Я работаю.

М а т ь. Работаете? Где?

А л е к с е й. Она работает на заводе.

М а т ь. Боже мой! Вот видишь, а ты сегодня опять не занимался!

А л е к с е й. Заниматься я вечером буду.

М а т ь. Сейчас нельзя ни минуты терять. Вечером убежишь куда-нибудь.

М а р и я. Разве у тебя, Алексей, уже начались зачеты?

М а т ь. Какие зачеты?

М а р и я. В институте.

М а т ь. В каком институте?

М а р и я. Как — в каком? В его, в архитектурном.

А л е к с е й. Мама…

М а т ь. Что? При чем тут архитектурный институт?

М а р и я. Но он же там учится.

М а т ь. Учится? Это он вам сказал? Зачем же ты говоришь неправду?

А л е к с е й. Мама, я прошу…

М а т ь. Ты просишь меня врать?! Я не хочу этого делать, и тебя я всегда учила говорить правду.

А л е к с е й. Правду?

М а р и я. Подожди, Алексей. Не все ли равно — учишься ты или нет.

М а т ь. Как это — не все ли равно? Вот вы не учитесь, вам, конечно, все равно. А мальчик должен учиться.

А л е к с е й. Мама, ты говоришь совсем о другом.

М а р и я. Я просто говорю, что мое отношение к Алексею не изменится.

М а т ь. Отношение? Я не знаю, конечно, Алексей уже считает себя взрослым. Кстати, сейчас все себя считают взрослыми. Кончают десятилетку — и сразу замуж.

М а р и я. Замуж? (Улыбнулась.)

М а т ь. Конечно, это может показаться смешным, но родители от этого страдают в первую очередь.

А л е к с е й. Хватит, не говори глупостей!

М а т ь. Вот, вот, слышите! Другого ничего не услышишь от него. Я устроила его на курсы с таким трудом. Просила, унижалась…

А л е к с е й. Ну и зря унижалась.

М а т ь. Ах, значит, эти курсы нужны мне? В институт, значит, должна поступать я?

А л е к с е й. Я! Я! Все я. Только знай, я уже месяц не хожу на эти твои курсы. Надоело!

М а т ь (после паузы, тихо). Ты что? Ты понимаешь, что ты сделал? Мария, вы слышали?

А л е к с е й. Мария здесь ни при чем.

М а т ь. Мария, я вас умоляю! Хоть вы повлияйте на него.

А л е к с е й. Мама…

М а т ь (кричит). Замолчи… Ты же опять не поступишь в институт. Я умру из-за этого болвана. Мария, вы посмотрите, в чем он ходит. Этот пиджак я купила ему в девятом классе. (Алексею.) Замолчи! И не проси у меня больше ничего. Так и будешь ходить оборванным и заросшим. (Марии.) Посмотрите, он так обленился, что три месяца даже в парикмахерской не был.

М а р и я. Простите, мне пора идти.

А л е к с е й. Я провожу тебя.

М а т ь. Никуда не пойдешь!

А л е к с е й. Нет, пойду!

М а т ь. Нет, не пойдешь!

М а р и я. Не надо. Я сама дойду. Извините. До свидания.

А л е к с е й (кричит вслед). Я тебе позвоню, в ресторан пойдем.

М а т ь. Прощайте.

Мария уходит, оставляя дверь полуоткрытой.

На какие деньги ты пойдешь в ресторан? Ты что, воруешь? Дожила. У меня сын — вор?

А л е к с е й. Ты думай, что ты говоришь? Хватит!

Голос из-за двери: «Вы ножички будете точить?»

М а т ь. Какие ножички?

Голос из-за двери: «Пришел точильщик».

М а т ь (подходит к двери). Нет, не буду. Да, Анфиса Степановна, я заходила на Петровку, там фарша нет. (Закрывает дверь, Алексею.) Отойди. Отойди от двери. Ты хочешь, чтобы все знали, что у меня растет сын — идиот?

А л е к с е й. Мне наплевать на твоих соседей!

М а т ь. Очень ты расплевался. Подожди, придет отец, будет крупный разговор. Врун паршивый! (Берет кастрюлю, хочет идти на кухню.)

А л е к с е й (после паузы). Подожди. А ты?

М а т ь. Что я?

А л е к с е й. Ты никогда не врешь?

М а т ь. Нет. (Хочет уйти.)

А л е к с е й. Поставь, поставь кастрюлю…

М а т ь. Ты не командуй!

Пауза.

Кому я врала? Тебе?

А л е к с е й. Это неважно — кому!

М а т ь. Да, я говорила неправду, когда ты был маленьким. Я покупала тебе подарки, а говорила, что их прислал Дед Мороз.

А л е к с е й. Стой! Это было давно. Я уже не, маленький. Я знаю, что ты скажешь. Мать — это святое. Но святые не лгут.

М а т ь. Замолчи! Когда я лгала? Когда?

А л е к с е й. Когда? Ты не ездила на дачу. Это было четыре часа дня. Я шел по Арбату, падал мокрый снег. Сначала мне показалось, что это не ты. Это не могла быть ты. Ведь ты уехала на дачу. Ты была не одна.

М а т ь. Замолчи!

А л е к с е й. Он не был нашим знакомым, этот высокий мужчина. Вы прошли по Афанасьевскому переулку. Вошли в дом, это был старый дом. Вы поднялись на лифте, а я стоял и ждал. И это он подарил тебе подснежники.

М а т ь. Это неправда! Нет!

А л е к с е й. Правда!

М а т ь. Алексей, ты что это выдумал? Да как ты подумать мог такое?

А л е к с е й. Что! Это неправда? Ты действительно была на даче и я ошибся?

М а т ь. Да, я не ездила на дачу. Да, я шла не одна по этому переулку, и я действительно заходила в этот дом. Ну и что?

А л е к с е й. Но ведь ты отцу и мне говорила неправду!

М а т ь. У меня и у отца есть свои дела. Мы совсем не обязаны отчитываться в них перед тобой.

А л е к с е й. Но ведь отец тоже думал, что ты на даче?

М а т ь. Откуда ты знаешь, что думал отец?

А л е к с е й. Значит, по-твоему, отец знал, что ты не поехала на дачу?

М а т ь. А почему это тебя так волнует?

А л е к с е й. Неужели ты все-таки не скажешь правды?

М а т ь. Какой, какой правды?

А л е к с е й. Тогда я мог бы тебя простить.

М а т ь. Простить? Ты? Меня? Ничтожество! Жалкое ничтожество, которое ничего не умеет делать! Ничего не может и не хочет делать. Еле десятилетку кончил, по всем предметам учителей нанимали, в институт попасть не смог. Связался с какой-то заводской девчонкой…

А л е к с е й. Замолчи!

М а т ь. У меня же берешь деньги, чтобы повести ее в кино.

А л е к с е й. У тебя — деньги! Это отец зарабатывает деньги, а не ты. И ты могла променять отца, такого человека, на какую-то дрянь…

М а т ь. Алексей…

А л е к с е й. Да, да, дрянь! Так как ты можешь учить меня правде? Ты, которая связалась с каким-то подонком и пошляком?

М а т ь. Замолчи! (Бьет Алексея по лицу. Неожиданно опускается на стул, закрывает лицо руками.) Прости, Алексей, я действительно сказала неправду. Прости, Алексей!

А л е к с е й. Мама… Я знаю, что ты теперь сама скажешь. Ведь иначе нам нельзя жить!

М а т ь (смотрит на Алексея). Хорошо. Я скажу, но только…

Слышно, как открывают ключом входную дверь.

Это отец. Скажу… но только…

Шаги Отца в коридоре.

(Другим тоном.) Опять ты купил черствый хлеб? Неужели так трудно…

Открывается дверь, входит О т е ц.

О т е ц. Опять баталия. Бросьте вы это. Есть дела поважнее. Голоден я как собака.

М а т ь. Обед, наверно, уже готов. (Пошла на кухню.)

О т е ц (вслед). А за обедом я вам сообщу кое-какую новость. (Алексею.) Тебе привет от дяди Васи. Обижается, что не заходишь.

А л е к с е й. Да некогда. Вообще зайду как-нибудь.

О т е ц. Некогда. (Смотрит книгу на столе). Занимаешься?

А л е к с е й. Готовлюсь.

О т е ц. По программе?

А л е к с е й. По программе.

О т е ц. Как дела на твоих курсах?

А л е к с е й. Ничего…

О т е ц. Почему ты врешь нам?

А л е к с е й. Как — вру?..

О т е ц. Я был там. Ты уже месяц не ходишь на эти курсы.

А л е к с е й. Надоело… Снова чувствуешь себя десятиклассником.

О т е ц. Надоело! А для чего же врать? Я привык, что между нами тремя нет тайн. Ну хорошо, ты не сказал мне… Но матери… Сколько она пережила, чтобы устроить тебя… А ты…

А л е к с е й. Хорошо, я могу сказать…

О т е ц. Подожди. Сейчас не надо. Не надо ее волновать. Ты часто грубишь ей… Я понимаю, тебе трудно. А думаешь, матери легче? И вообще ты слишком долго готовишься… Пора заниматься делом. Пора…

Входит М а т ь.

М а т ь. Давайте обедать.

О т е ц. Сейчас, сейчас. Только руки вымою. (Уходит.)

М а т ь. Отец что-нибудь рассказывал?

А л е к с е й. Нет.

М а т ь. Да, он ведь обещал рассказать за обедом.

Пауза.

А л е к с е й. Тянуть время и ждать — это хуже.

М а т ь. Хорошо, я скажу.

Входит О т е ц.

О т е ц. Я готов.

Начинают обедать.

А л е к с е й. Какая же новость?

О т е ц. Что-то суп несоленый.

М а т ь. Я солила. Не знаю. Посоли еще. (Дает солонку.) Так что ты хотел рассказать?

О т е ц. Никогда ты хорошо не посолишь суп.

А л е к с е й. Какая же новость?

О т е ц. Это моя тайна.

А л е к с е й. Тайна?

О т е ц. Хорошо. Это касается нас троих… Да… Наташа с дачи еще не вернулась?

М а т ь (растерянно). По-моему, нет…

О т е ц. А разве, когда ты была у нее, она тебе ничего не сказала?

М а т ь. Она говорила, но я забыла…

А л е к с е й. А что?

О т е ц. Значит, ты говоришь, у нее дача большая?

М а т ь. Комнаты три, терраса…

А л е к с е й. А в чем дело?

О т е ц. Не мешай. Ну?

М а т ь. И сад большой… Вообще там места довольно красивые, речка, лес, летом много грибов…

О т е ц. Это правда?

А л е к с е й. Мы хотели сказать…

О т е ц. Нет, это я вам скажу. Представьте себе, какое произошло совпадение?

А л е к с е й. Отец!

М а т ь. Не надо. Я сама…

О т е ц. Почему это ты сама? Я все обдумал. Оказывается, Василию носит картошку человек как раз из того места, где Наташина дача. Вы можете себе представить?

М а т ь. Нет…

О т е ц. Как же вы не можете понять! (Смеется.) Это же счастье! Он, этот товарищ, сдает комнаты, недорого. И когда он снова приедет к Василию, тот с ним обо всем договорится и сразу же нам позвонит.

А л е к с е й. Отец…

О т е ц. Нет, я не понимаю, почему вы это как-то спокойно воспринимаете? Это же счастье — такое совпадение! Об этом проклятом Вострякове можно забыть. Не будет никаких Егоровых. Хорошо, легко. Очень вкусное второе сегодня.

М а т ь. Чай будем пить?

О т е ц. Попозже. Ого, уже пятый час! Как быстро летит время. Вот и воскресенье прошло. Я полежу. Почему по воскресеньям не приносят «Вечерку»? Непонятно.

Отец ложится на диван. Мать убирает со стола. Алексей сидит молча.

А л е к с е й. Мама, я пойду…

М а т ь. Иди…

А л е к с е й. Отец…

Отец не отвечает.

Спит.

З а н а в е с

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Вернее, ото уже не встреча. Это ее продолжение. А л е к с е й рассказал М а р и и о матери. Они сидят на лавочке, таких много на Страстном бульваре.

М а р и я. Она и сейчас красивая.

А л е к с е й. Да.

М а р и я. Значит, отец ничего не знает?

А л е к с е й. Слушай, твоя мать любит твоего отца?

М а р и я. Они никогда не говорят об этом.

А л е к с е й. А почему ты думаешь, что это правда?

М а р и я. Тогда они бы не могли жить вместе.

А л е к с е й. Ага! А мои-то живут. И кто догадается? Мать скажет отцу, но это совсем не значит, что она снова будет любить отца. Так на кой черт они будут жить вместе?! Ради меня? Но я уже вырос. Понимаешь, я не могу их судить. Кто же все-таки виноват?.. Я бессилен что-либо сделать.

Пауза.

Мария, тебе иногда кажется, что ты одна? Что ты живешь на Луне?

М а р и я. Одна… Это бывает.

Пауза.

Когда я была маленькая, я любила сидеть у окна по вечерам, и когда было особенно тихо, мне казалось, что где-то далеко шумит море…

А л е к с е й (усмехается). Просто сосед принимал на ночь ванну.

М а р и я. Нет, это шумел город. И с тех пор мне все время кажется, что кроме каждой нашей жизни есть еще одна, огромная жизнь. Жизнь этого города, жизнь всех нас вместе… Я прожила в Москве всю жизнь, но знаешь, кто мне рассказывал об этом городе что-то новое… Это ты, Алексей…

А л е к с е й. Это было очень давно. Это было летом…

Начинает играть музыка. Наступает лето. На дороге при свете фонаря в красном платье стоит М а р и я. Она только что пришла, она никого не знает. Она стоит чуть смущенная, растерянная. К ней подходит А л е к с е й.

А л е к с е й. Девушка, почему вы такая грустная?

М а р и я (улыбнулась). Я не грустная…

А л е к с е й. Посмотрите, какие у вас глаза.

М а р и я. Обыкновенные…

А л е к с е й. Тогда почему вы не танцуете?

М а р и я. Я жду.

А л е к с е й. Меня?

М а р и я (улыбнулась). Может быть…

А л е к с е й. Разрешите вас пригласить…

М а р и я. Разрешаю.

Они танцуют.

А л е к с е й. Не обращайте внимания, что я танцую отвратительно.

Они танцуют, и музыка старой, заезженной пластинки кажется им звенящим оркестром. Постепенно свет раскачивающегося и мигающего на ветру фонаря превращается в свет бешено мчащихся электричек. Алексей и Мария стоят на насыпи. Им кажется, что они одни. Они не замечают, как их огромные тени от света электричек падают на темную, глубокую гладь озера.

(Кричит.) Я счастлив, Мария! Я счастлив! Посмотри — там, в тридцати ночных бешеных километрах, лежит огромный город. Он весь пересечен бульварами, насквозь пронизан ветрами путешествий и находок, ветрами разлук и встреч. В этом городе живут люди — строители и поэты. И я счастлив, что ты и я, что мы тоже живем в этом городе. Я счастлив. Я сча…

Алексей кричит, и еще долго слышен голос: «Я счастлив…» Но пронеслись электрички, исчезли огромные тени на ночном озере, исчезло и само озеро.

И снова начало весны в Москве. Снова бульвар. А л е к с е й и М а р и я сидят на лавочке.

Я врал тебе про Москву и про счастливых людей на этом бульваре.

М а р и я. А если нет, если ты говорил правду?

А л е к с е й. Откуда ты знаешь?

М а р и я. Иначе я бы не говорила тебе. Да ты и не мог врать тогда. Ты был человеком того города.

А л е к с е й. А теперь? Что же изменилось?

М а р и я. Да, что же изменилось?

Пауза.

Изменился ты, Алексей. Ты уже не кричишь: «Я счастлив…»

А л е к с е й. А разве это обязательно? Разве люди станут счастливее, если на каждом шагу будут кричать: «Я счастлив», «Мы счастливы», «Все счастливы»?..

М а р и я. Не обязательно кричать. И даже, верно, не нужно кричать. Но главное — надо верить в него…

А л е к с е й. Мария, для каждого человека жизнь начинается со счастья, с любви к матери. А сейчас я сомневаюсь в том, что я любил.

М а р и я. А я верю в счастье. Мне всегда кажется, что счастье впереди. Только тебе это трудно понять.

А л е к с е й. Почему?

М а р и я. Тебя сейчас интересуешь только ты сам. Тебе неважно все остальное.

А л е к с е й. А что же мне делать? Забыть, что я не попал в институт, что моя мать изменила отцу. Это будет счастьем?

М а р и я. Это будет благополучием. Не надо путать благополучие и счастье.

А л е к с е й (не сразу). А что ты так волнуешься за меня? Тебе-то какое дело?..

М а р и я. Полгода назад я любила тебя, Алексей.

А л е к с е й. Любила. Неужели любила? Какое красивое слово — любовь. Только все это ложь. Это была обычная дачная трехнедельная любовь. Прошло всего полгода, и от нее ничего не осталось.

М а р и я. Ах, вот что… Теперь я понимаю… Да, да, это обычная дачная трехнедельная любовь…

А л е к с е й. Какой дурак выдумал слово «верность»?

М а р и я. Верность. Нет, я не завидую этой твоей девушке.

А л е к с е й. Девушке. (Рассмеялся.) Сейчас придет Федор. Послушай, Мария, выходи за него замуж. У вас будет крепкая семья, уютная квартира и много детей. Иногда ты будешь изменять ему, но, в общем, у вас будет здоровая и дружная семья. А когда твои дети вырастут, тебе уже будет все равно…

М а р и я. Замолчи! Ты что говоришь, Алексей?.. Все… С меня хватит…

А л е к с е й. Ладно, хватит… (Хочет уйти.)

М а р и я. Алексей…

Алексей оборачивается.

Неужели я действительно любила тебя? Тебя… Нет, я любила того человека, которого бы я провожала в дальнюю дорогу и встречала после трудных дел. Я бы слушала его рассказы. Я бы гордилась им. А сейчас? Что ты можешь рассказать мне сейчас?

Ф е д о р. Здрасте… Мария, тебе мама большой привет передавала.

М а р и я. Ей стало лучше?

Ф е д о р. Да. Сейчас собирался, а она даже телевизор стала смотреть. Только зря я ей про ваше письмо рассказал. Она вдруг разволновалась.

А л е к с е й. Незачем было рассказывать.

Ф е д о р. Вы завтра с Алексеем в адресное бюро идете? Эх, жаль, мне в дневную смену. Да, Алешка, ты знаешь Славку Виноградова из десятого «А»?.. Я его сейчас встретил.

А л е к с е й. Это такой высокий? Все на вечерах выступал.

Ф е д о р. Точно. Так он, оказывается, поступил в театральный институт и, конечно, сразу же вышел замуж.

М а р и я. Наверно, женился?

Ф е д о р. Да, я всегда это путаю. Она, говорят, где-то в кино снималась. Только я название картины забыл. Повезло. Да… А вечером мне надо еще к бригадиру зайти.

А л е к с е й. Ты слышишь, Мария? Федор уже по службе продвигается.

М а р и я. Бригадир — хороший парень. Зовут Николай Архипов.

Ф е д о р. Детей-то двое?

М а р и я. Двое. Бригадир Федора на год старше.

Ф е д о р. Мы с Николаем вместе в институте занимаемся. Боевой парень. Мечтать умеет. О больших делах. Только жалко, ты не поймешь.

А л е к с е й. Куда мне…

Ф е д о р. Ты не обижайся. Трудно тебе это понять. Как бы тебе объяснить? Ведь вот скоро заводы самыми красивыми зданиями в городе будут. Стекло сплошное. Солнце. Машины. А вместо грохота — музыка. На весь такой завод — всего пять человек. Рабочие в белых халатах, руки как у хирурга. И каждый — ученый. Понимаешь? Ты вот что, заходи к нам на завод. Там поймешь. Правда, Мария, пусть заходит.

А л е к с е й. А получаешь ты сколько?

Ф е д о р. Пока немного, Конечно.

А л е к с е й. Тогда понятно. Профессора больше зарабатывают. Только мне время по вашим заводам ходить…

Ф е д о р. А ты что все время — «завод, завод»… Ты хоть раз там был? Да завод — это… соображать надо.

А л е к с е й. Слушай, ты… Ты что, учить меня собрался? По какому праву?

Ф е д о р. Да по такому праву. Я восемь часов в день работаю, что-то делаю для людей, значит, и для тебя делаю. И ты пользуешься моим трудом. Поэтому я имею право спросить тебя, почему я должен работать на тебя, а ты, ничего не делая, ходить по скверам, вздыхать и считать себя выше людей, которые трудятся?

А л е к с е й. Почему выше?

М а р и я. А разве это неправда? Пойми, я скажу откровенно: ведь так жить, как живешь ты, — это хуже, чем равнодушие.

А л е к с е й. Что?

М а р и я. Алексей, это правда.

А л е к с е й. Значит, ты тоже? Ясно.

Ф е д о р. Вот сразу обиделся. Я же по-хорошему. Ладно, пойдем в кино…

А л е к с е й. Идите вдвоем в кино, в адресное бюро, а я… Я никуда не пойду…

М а р и я. Алексей!

А л е к с е й. Что Алексей?.. Я равнодушный, даже хуже, чем равнодушный. Спокойной ночи, прощайте…

Алексей уходит.

Ф е д о р. Что это с ним?

Мария молчит.

П а р е н е к в к о р о т к о м п а л ь т о стоит на бульваре и горестно рассматривает порванную яркую рубаху.

А л е к с е й стоит в стороне и наблюдает за Пареньком. Паренек немного выпил и поэтому говорит вслух.

П а р е н е к. Судьба играет человеком, а человек играет на трубе. Один неверный шаг, и мечты по швам. Вот начало, и вот конец. Сегодня я пошел вдоль жизни. Даже для свободного человека бывают иногда тяжелые дни. И вот они пришли… (Смотрит на рубаху.) За это Бэбби Гинзбург кинул бы мне две бумаги. А теперь я буду три дня во тьме. Кому будет нужна эта штопка? На Христе теперь много не заработаешь. Им торгуют еще мальчики. Пронюхали, гады! О, как я одинок в этом мире!

А л е к с е й. Тебе помочь?

П а р е н е к. Теперь, мой юный друг, мне уже ничем нельзя помочь.

А л е к с е й. А что это?

П а р е н е к. Это африканский пейзаж с воротником и манжетами.

А л е к с е й. А кому он нужен?

П а р е н е к. Ты не знаешь Бэбби Гинзбурга. Он бы икал от удовольствия.

А л е к с е й. А кто такой Бэбби?

П а р е н е к. Бэбби? Это бог.

А л е к с е й. А ты кто?

П а р е н е к. Я — поэт-песенник.

А л е к с е й. Брось врать!

П а р е н е к. Вчера прилетел из Амстердама. Был там в творческой командировке.

А л е к с е й. Кончай свистеть.

П а р е н е к (вынимает бумаги). Пожалуйста. Билет Нидерландской авиакомпании.

А л е к с е й. Ладно. (Хочет уйти.)

П а р е н е к. Минуточку. Прошу прощения. Одолжите пять рублей.

А л е к с е й. Я слышал, поэты-песенники много зарабатывают.

П а р е н е к. Будем откровенны, я не поэт-песенник.

А л е к с е й. А кто ты?

П а р е н е к. Я христопродавец.

А л е к с е й. Что?

П а р е н е к. Я прихожу в гостиницу, ну, например, «Метрополь», и произвожу обмен сувенирами с иностранными туристами. Я даю им икону с изображением Христа или, в крайнем случае, Коли-угодника. А они мне дают кое-какие вещички не нашего производства. Да, кстати, могу продать чуть начатую пачку сигарет «Честерфильд».

А л е к с е й. Это, по-моему, пошло.

П а р е н е к. Что — пошло?

А л е к с е й. Заниматься этим.

П а р е н е к. Каждый хочет пожевать и запить свой кусок.

А л е к с е й. Скажи, ты счастлив?

П а р е н е к (с вызовом). Счастлив, а что?

А л е к с е й. Ничего.

П а р е н е к. Нет, ты скажи.

Алексей молчит.

Я знаю, что ты скажешь. Иди работай, вкалывай. Дураков мало. Ну что ты меня не агитируешь — агитируй. А мне плевать. Я свободный человек…

Пауза.

Купи «Честерфильд». Ну? Ах, ты так… (Замахивается на Алексея, тот отталкивает его.)

Паренек падает.

Так сразу и бить. (Отвернулся.)

А л е к с е й. Ты плачешь?

П а р е н е к. Да… Да… А что же мне делать? У тебя, наверно, есть друзья? У меня их нет. Ну, какой друг Бэбби Гинзбург? Ему нужны пейзажи. Я завидую тебе. У тебя есть дело, есть будущее. Что я могу? Будем откровенны — я ничего не умею. Мне нечего ждать хорошего.

Пауза.

А все-таки я счастлив. Я счастлив. Я сча…

А л е к с е й. Подожди. Как тебя зовут?

П а р е н е к. Алексей…

А л е к с е й один. Это одна из первых по-настоящему теплых ночей. Тает снег. Набухают почки. В мокрых мостовых отражаются постепенно гаснущие рекламы. На углах прощаются люди. Алексей идет по ночной Москве, по ее улицам, скверам и переулкам. Звенят уходящие в парк трамваи, перекликаются дворники, гаснут окна. Алексей выходит на площадь. Алексей думает. Вот его мысли.

А л е к с е й. Небо. Как близко от нас звезды! Эй, звезды! Я любуюсь вами. Я горжусь землей. Я чувствую себя счастливым. Счастливым?.. Ложь. Ложь и правда. Какая между ними разница. А не одно ли это и то же. Я не могу пережить ложь своей матери. Но ведь я сам лгал ей. Стоишь, смотришь на звезды и обманываешь себя счастьем. А может быть, это тоже ложь? Тогда что же настоящая правда? Балашов, парень, торгующий иконами, ночные бульвары?.. Или это люди, идущие сквозь тайну, — Мария, Федор, их друзья, их завод, их дело?.. Я должен понять это. Нельзя больше так жить. Надо знать, кто мои друзья и кто мои враги. А кто же я сам? Человек? Или только жилец? Жилец квартиры номер тринадцать…

Адресное бюро. За столом сидит Д е в у ш к а. Около нее стоит в ы с о к и й С т а р и к с увесистой тростью и Ж е н щ и н а в теплом платке и валенках.

Д е в у ш к а. Все, граждане. Обеденный перерыв.

С т а р и к. Я вас умоляю, милочка. Я не могу ждать… У меня заседание художественного совета…

Ж е н щ и н а. Куда же мне еще час ждать? Я из-за города… приехавши… Скажи мне только, где проживает Шаберкин Петр Кузьмич…

Они произносят слова, не останавливаясь, перебивая друг друга: «Шаберкин… милочка… из-за города… художественный совет…» А Девушка уже думает совсем о другом. У нее уже обеденный перерыв. Вот ее мысли.

Д е в у ш к а. …Будет ли он там сегодня обедать? Закусочная «Спорт». Всегда напротив меня садится. Целую неделю. Не опоздать… не опоздать… А потом где его увидишь? Скорее, скорее… (Собирает бумаги.) Сказал, что уполномоченный уголовного розыска. А Зойка говорит, что он продавцом в Мосторге. Скорее, скорее… (Всем.) Обеденный перерыв. Никаких справок не даем.

Перед столом Девушки стоит А л е к с е й. За его спиной бушуют двое.

А л е к с е й. Девушка, это очень важно.

Д е в у ш к а. Я же вам сказала.

А л е к с е й. Если это все-таки очень важно.

Д е в у ш к а. Мало ли что важно? У меня обеденный перерыв. Все. Все.

А л е к с е й. А если вы прочтете это письмо? (Вынимает письмо.)

Д е в у ш к а. Ничего я не буду читать.

А л е к с е й (кладет перед ней письмо). Прочтите.

Д е в у ш к а (читает). Ой, что же вы мне сразу не сказали? Простите меня. Сейчас, сейчас… все будет… Одну минутку… Минуточку… (Убегает.)

Ж е н щ и н а (вслед). И Шаберкина посмотри… Заодно посмотри… Петра Кузьмича…

Д е в у ш к а. Нет, нет, только этому товарищу.

С т а р и к. Молодой человек, здесь пожилые люди стоят, а вы без очереди.

Ж е н щ и н а. А еще городской. Письма какие-то подсовывает. А еще городской.

А л е к с е й. Извините, но это письмо я нашел.

С т а р и к. Нашел? Это занятно.

А л е к с е й. Дети в Сибири. У них умерла мать. А отец живет в Москве и ничего не посылает. Вот мы и хотим найти его.

С т а р и к. Вот оно что. Тогда прошу прощения за резкость. Похвально. Очень похвально.

Ж е н щ и н а. И как же он о детях своих не помнит? Несчастье-то какое.

А л е к с е й. Да разве он один?..

Ж е н щ и н а. Э-э… милый. Не скажи. Вот мне бог детей не дал. А дети-то ведь — это… счастье.

А л е к с е й. Счастье? А может, его вообще нет на свете?

С т а р и к. Странно! Странно! Дело вы делаете похвальное, а мысли у вас какие-то не те… Не те. Знаете что, вы очень на моего сына похожи. Очень. И знаете, такие же мысли были. Правда, сейчас он служит в армии. И пишет совсем другие письма. Совсем другие.

Ж е н щ и н а (сочувственно). У меня племянника тоже этой весной забрали…

С т а р и к. Позвольте узнать, вы учитесь или работаете?

А л е к с е й. Да я… только в этом году десятилетку кончил. Я пока… так. Готовлюсь.

С т а р и к. Мгм… Понимаю. Так сказать, не трудящийся элемент.

А л е к с е й. Почему?

Ж е н щ и н а. Значит, у мамаши с папашей на шее сидишь?

С т а р и к. Очень вы на моего сына похожи.

А л е к с е й. А в чем дело?

Входит Д е в у ш к а.

Д е в у ш к а. Все готово. «Балашов Виктор Анатольевич… девятнадцатого года рождения… Проживает: город Москва, Стародедовский переулок, дом три, квартира одиннадцать…»

А л е к с е й. Спасибо.

С т а р и к. Благодарим вас, девушка. Большое спасибо.

Ж е н щ и н а. И как быстро ты это, милая…

С т а р и к. Значит, вы сейчас на Старедовский? Желаю успеха.

А л е к с е й. Вы верите?

С т а р и к. Верю! И в вас я верю. Делом вы человеческим занимаетесь. А мысли вы эти бросьте. Мне шестьдесят пять лет, а я влюблен в жизнь, как Ромео был влюблен в Джульетту!

Ж е н щ и н а. С богом, милый, с богом…

Уходят. Алексей тоже идет к двери и сталкивается с Марией.

М а р и я. Ты здесь?

А л е к с е й. Здесь.

М а р и я. Ты зачем пришел сюда?

А л е к с е й. Но письмо все-таки нашел я.

М а р и я. Ты же отказался.

А л е к с е й. Ты поверила?

Мария молчит.

Неужели ты поверила, что я равнодушный?

М а р и я. Узнал адрес?

А л е к с е й. Да, узнал. Пойдем вместе.

М а р и я. Пошли, Алексей. (Уходят.)

Д е в у ш к а (одна). Влюбленные… А я, дура, опоздала. Я вот знаю только, что зовут его Петя, и никакое адресное бюро мне не поможет. Эх, была не была! Если он продавец в Мосторге, то я его найду, а если он из уголовного розыска, то он сам меня найдет.

Комната в Стародедовском переулке. Комната, где много фотографий, где пахнет сухими листьями. Где каждое утро солнце приносит в эту старую комнату неожиданную молодость.

В комнате С е д а я ж е н щ и н а.

А л е к с е й. Простите.

С е д а я ж е н щ и н а (выронила книгу). Как похож!

А л е к с е й поднял книгу.

М а р и я. Простите. Можно нам увидеть Балашова?

С е д а я ж е н щ и н а. Ах, Балашова? Его сейчас нет.

А л е к с е й. Вы его мать?

С е д а я ж е н щ и н а. Нет, он снимает у меня комнату.

А л е к с е й. А когда он будет?

С е д а я ж е н щ и н а. Я не могу вас сказать. Он бывает редко и не говорит, когда вернется.

А л е к с е й. А вы не знаете, где он может находиться?

С е д а я ж е н щ и н а. Я, право, не знаю.

М а р и я. Извините.

С е д а я ж е н щ и н а. Вы не от Прохора?

А л е к с е й. Нет…

С е д а я ж е н щ и н а. Вы знаете, вот что значит старость: он мне сказал, что если его будут спрашивать от Прохора, чтобы я посылала по одному адресу…

А л е к с е й. Вы помните этот адрес?

С е д а я ж е н щ и н а. Кажется, он где-то у меня был записан. (Смотрит на Алексея.)

Очень тихо начинается мелодия славного и трагического времени. Взрыв. Зарево. Колонны рейхстага, к одной из колонн прислонился умирающий Б о е ц. С другой стороны сцены смотрит на него м а т ь.

Б о е ц. Мама… мама… Ты чувствуешь — победа. Я знал! Я верил. Не плачь, мама… Да, я не вернусь… Ты пойдешь на вокзал, будут приходить эшелоны. Ты будешь искать меня взглядом, но я не вернусь. Не плачь, мама, вернутся тысячи моих друзей… Мальчишки будущего!.. Когда вы пойдете весенними вечерами по московским скверам, когда вы будете стоять у Москвы-реки, разговаривать со звездами, смотреть в глаза любимой… Вы вспомните обо мне, обо всех нас, которым в сорок первом исполнилось девятнадцать…

С е д а я ж е н щ и н а. Как похож.

А л е к с е й. На кого?

Б о е ц. Почему так тихо? Мама, ты слышишь, как поет воробей? Ведь это только мы с тобой знаем, что воробьи умеют петь. Помнишь, очень давно мы шли с тобой по Страстному бульвару. Помнишь?

С е д а я ж е н щ и н а. Помню.

Б о е ц. Ив небе раздалась птичья трель…

С е д а я ж е н щ и н а. Помню.

Б о е ц. И ты мне сказала, что это поют воробьи.

Взрыв. Музыка. Встал на ноги Боец.

Я счастлив! Я счастлив!

С е д а я ж е н щ и н а. …На моего сына. В сорок первом году он кончил десятилетку. И вместо института они пошли воевать. Вы, наверное, тоже только что кончили десятилетку?

А л е к с е й. Да.

С е д а я ж е н щ и н а. Мой сын погиб весной сорок пятого.

Пауза.

Я с вами заговорилась и совсем забыла про адрес. Вот он. (Протягивает бумагу.)

М а р и я. Спасибо.

С е д а я ж е н щ и н а. Вы что, брат и сестра?

А л е к с е й. Нет.

С е д а я ж е н щ и н а. Понимаю…

А л е к с е й. Как звали вашего сына?

С е д а я ж е н щ и н а. Алексей.

Алексей и Мария уходят.

А мой сын так и не успел полюбить.

Бульвар. Ф е д о р.

Входят А л е к с е й и М а р и я.

Ф е д о р. Ну как, нашли Балашова?

А л е к с е й. В общем, так. Через три дня он будет в Москве. Адрес я его узнал. Так что поговорим.

Ф е д о р. А может быть, с ним не стоит разговаривать?

М а р и я. Как — не стоит?

Ф е д о р. А вот так. Зачем нам Балашов?

А л е к с е й. Как — зачем? А его дети?

Ф е д о р. А мы детей решили усыновить.

М а р и я. Кто это мы?

А л е к с е й. Ты, что ли?

Ф е д о р. Не только я. Весь завод.

А л е к с е й. Какой завод?

Ф е д о р. Наш завод. Тот завод, над которым ты вчера острить пробовал. В перерыве рассказал я об этом только Иванову. Собрали ребят. Мы не стали вздыхать и распускать нюни. Мы пошли в комитет, пошли в партком. Шум на весь завод подняли. И все, как один, решили: детей усыновляем, деньги высылаем. В Москву перевозим. Понял, Алешка? Здорово?

М а р и я. Жалко.

Ф е д о р. Что жалко?

М а р и я. Жалко, что меня там не было. Все без меня решили. Вообще это просто здорово! Был же сын полка… А у нас будут дети завода.

А л е к с е й. А Балашов?

Ф е д о р. Что — Балашов?

А л е к с е й. Может, он не захочет, чтобы его детей усыновляли. А потом, может быть, он порядочный человек.

М а р и я. Порядочный человек двух детей не бросит.

А л е к с е й. Мало ли что бывает. Детям отец нужен… Я все-таки встречусь с Балашовым.

Ф е д о р. А наш завод — отец мировой. Дай бог, чтоб у каждого такой папаша был. Да, Мария, сейчас на завод надо зайти.

М а р и я. Пошли.

Ф е д о р. Звони, Алексей, а лучше заходи.

А л е к с е й (про себя). Ясно…

Ф е д о р. Так вот, Мария, какое дело.

М а р и я. Какое?

А л е к с е й. Все. (Незаметно уходит.)

Ф е д о р. Надо же кому-нибудь ехать за ними в Сибирь…

М а р и я. Подожди, а где Алексей?

Ф е д о р. Алексей? (Оглядывается.) Наверно, домой пошел.

М а р и я. Неудобно получилось.

Ф е д о р. Да нет. Он же понимает.

М а р и я. Что понимает?

Ф е д о р. Понимает… Ты… я… И вообще ребята говорят, чтобы мы вдвоем с тобой поехали.

М а р и я. А почему мы вдвоем?

Ф е д о р. Ну как же. Все-таки все знают, что мы с тобой… Всегда вдвоем…

М а р и я. Ну и что?

Ф е д о р (смущенно). Вроде… любовь у нас.

М а р и я. Любовь… Но почему, если двое ходят вместе в кино, в театр, разговаривают, провожают друг друга, почему считают, что это уже любовь?

Ф е д о р. А разве нет? Я ведь действительно…

М а р и я. А я?.. Разве я тебе когда-нибудь говорила?..

Ф е д о р. Нет.

М а р и я. Федор, ты очень хороший парень. Ты мой большой друг… Но любовь — это, наверно, что-то совсем другое. Я люблю, но не тебя.

Ф е д о р. Алексей?

М а р и я. Алексей.

Пауза.

Я должна была сказать тебе раньше…

Ф е д о р. Мария…

М а р и я. Но это все так неожиданно.

Ф е д о р. Не надо. Не надо меня успокаивать. Мы с тобой обойдемся без этого. Лучше, когда все ясно.

М а р и я. Все ясно? Какой-то ты спокойный…

Ф е д о р. «Спокойный»… как пульс покойника…

Пауза.

Нас никто не учил говорить о любви… Вот у тебя глаза серые… Курносый нос, волосы обыкновенные, даже не вьются… А уйти мне от тебя трудно… Трудно… Завтра утром я поеду в Спасск. Нельзя терять время.

М а р и я. А твоя мать? Останется одна?

Ф е д о р. Мне обязательно надо уехать.

М а р и я. Поезжай. И не беспокойся. Ведь я остаюсь в Москве. Ты скоро приедешь. И все будет хорошо.

Ф е д о р. До свидания, Мария.

М а р и я. До свидания…

А л е к с е й идет по городу.

В ы с о к и й п а р е н ь. Сколько времени?

Алексей молча показывает на часы.

Сейчас он прилетит. Тихо, сейчас объявят. Прилетела.

По радио начинают передавать музыку.

(Хватает Алексея за руку.) Почему же не объявляют? Какую-то музыку передают…

А л е к с е й (освобождая руку). Это Чайковский.

В ы с о к и й п а р е н ь. Что они там, в радио? Не соображают, что ли? Все ждут, а они музыку завели.

А л е к с е й. Ждут? Кого?

В ы с о к и й п а р е н ь. Как — кого? Ты кого ждешь?

А л е к с е й. Я… Предположим, ее.

В ы с о к и й п а р е н ь. Вот и я. И все ее ждут.

А л е к с е й. Не понимаю.

В ы с о к и й п а р е н ь. И я не понимаю. А может, пока данные оттуда идут? Все-таки время нужно?

Алексей молчит.

(Доверительно.) Я, понимаешь, с работы иду. Думаю, до дома не дойду — объявят. Представляешь — объявят, а я в это время на лифте поднимаюсь.

А л е к с е й (неуверенно). Представляю.

В ы с о к и й п а р е н ь. Я же об этом знаешь как мечтал! Меня влечет простор и расстояние. Честно! Мне даже космические сны снятся.

А л е к с е й. Ты что, астроном? Из планетария?

В ы с о к и й п а р е н ь. Да нет. Я слесарь. Только я все равно туда полечу. Вот ракету на Луну запустили…

А л е к с е й. Что? Подожди, подожди… Ракету?

В ы с о к и й п а р е н ь. А что же? Объявить должны… а они музыку завели.

А л е к с е й (ошеломленно). Верно. Сегодня. Ракета. Как же я мог забыть?

В ы с о к и й п а р е н ь. Забыть. Ты понимаешь — на Луну.

Пауза.

Как тебя зовут?

А л е к с е й. Алексей.

В ы с о к и й п а р е н ь. Меня — Николаем. Ты где работаешь?

А л е к с е й. Я?

Пауза.

Угадай.

Н и к о л а й. Подожди. Тихо.

В репродукторе пауза. И снова начинается музыка.

Опять сплошной Бетховен. Учишься, что ли?

А л е к с е й. Не угадал.

Появляется П а р е н е к в к о р о т к о м п а л ь т о.

П а р е н е к. Ждете… Музычку слушаете… Ну и что? Прилетит, не прилетит. Какая разница? (Алексею.) А, друг, привет.

Н и к о л а й. Вот оно что… Вот ты, оказывается, из каких…

П а р е н е к. Шум-то подняли. Смешно. Одни разговорчики. (Алексею.) Друг!

А л е к с е й. «Друг»! Ты мне не друг.

П а р е н е к. Размечтались! А мне наплевать, что там, на Луне, будет. Мне что от этого прибавится? Хоть бы на Земле жизнь пошикарнее сделали. А то… (Алексею.) Друг…

А л е к с е й. Иди отсюда! Уйди! Неужели я дошел до того, что эта мразь называет меня другом? Николай, пойми, он мне не друг. Я не такой. Пойми…

Н и к о л а й. Да что ты на него нервы тратишь? (Пареньку.) О жизни болтает! Конечно, тебе от этого ничего не прибавится. И не жди. Не веришь! Кому нужна твоя вера?

П а р е н е к. Брось вопить. Лучше бы делом занимались. Адью ваша ракеточка.

Музыка неожиданно кончается. Звучит голос диктора: «Сегодня в ноль часов две минуты двадцать четыре секунды советская космическая ракета доставила на поверхность Луны…»

Что… Что… Прилетела. Мальчики, вы что молчите, прилетела ведь!.. Жюль Верна к черту, значит?! Что вы молчите… Значит, правда…

Николай медленно надвигается на Паренька.

(Испуганный, пытается крикнуть.) Ура… а… а…

Н и к о л а й. А теперь беги. Беги отсюда, а то…

Паренек в ужасе скрывается. Николай протягивает Алексею руку.

Значит, не угадал, чем занимаешься. У нас завод огромный. Всех не упомнишь. Я сначала думал, ты у нас работаешь. Ну, я теперь прямо в планетарий побегу. Представляешь, на Луну!

А л е к с е й (один). Как я мог забыть?

Прошло несколько дней. Та же комната. В комнате ничего не изменилось. Тихо играет музыка.

В комнате М а т ь и А л е к с е й.

А л е к с е й. Мне сегодня никто не звонил?

М а т ь. Нет. Никто.

А л е к с е й (после паузы. Прислушивается). Ты слышишь?

М а т ь. Что?

А л е к с е й. Слышишь, как шумит море?

М а т ь. Нет. (Внимательно смотрит на Алексея.) Что это у тебя уши красные? Ты что, заболел?

А л е к с е й. Нет.

М а т ь. Поставь градусник.

А л е к с е й. Не буду я ставить градусник.

М а т ь. Поставь градусник!

А л е к с е й. Не буду я ставить градусник!

М а т ь. Поставь градусник!

А л е к с е й. Зачем? Я здоров.

М а т ь. А почему у тебя уши красные?

А л е к с е й. Откуда я знаю.

М а т ь. Вот, пожалуйста.

А л е к с е й. Хватит со мной нянчиться! «Градусник»! «Уши красные»!

М а т ь. Ты что, волнуешься?

А л е к с е й (пауза). Когда придет отец?

М а т ь (взорвавшись). Почему ты каждую минуту об этом спрашиваешь?

А л е к с е й. Как — почему?

М а т ь. Тебе очень хочется поссорить меня с отцом?

А л е к с е й. Поссорить?

М а т ь. Не знаю, поссорить, не поссорить… Не знаю. Пойми, я не могу сказать.

А л е к с е й. Ты же обещала.

М а т ь. Не знаю, не знаю. Но все это не так просто.

А л е к с е й. Ты больше не видела этого человека?

М а т ь. Видела.

А л е к с е й. Ты не скажешь отцу?

М а т ь. Алексей, ты не любишь меня. Я столько тебе отдала. Из-за тебя я не заметила, как постарела. Из-за тебя у меня не было, молодости…

А л е к с е й. Значит, во всем виноват я?..

М а т ь. Ты не хочешь меня понять. Хорошо, я расскажу. Понимаешь, я вышла замуж за отца совсем девчонкой. Тогда я только что приехала в Москву. Ты ведь знаешь, я родилась в Кимрах, на Волге. Это очень маленький городок. Мне казалось, что мне оттуда лучше уехать. Я думала, что все люди в Москве живут очень весело и интересно. Я хотела поступить в географический институт и стать путешественницей. В этом городке жил один парень, он любил меня. И мы вместе хотели стать путешественниками. Но я уехала в Москву, познакомилась с твоим отцом. В институт не поступила. Тогда было другое время. Мне было так интересно жить! Потом родился ты, а через год началась война. Не знаю, как для кого, но для меня, когда горе, время летит быстрее. Во время войны мне было очень трудно. Я беспокоилась за отца, заботилась о тебе. На это уходило все время. Потом война кончилась. Отец вернулся с войны совсем другим. Ты вырос. Пойми, я ничего не умею делать. И мне было уже поздно чему-нибудь учиться. Этот маленький круг из тебя и твоего отца, он замкнулся. И как-то вдруг, неожиданно, я поняла, что мне уже нечего ждать, что я уже прожила свою жизнь. А потом я снова встретила его, того парня из моей юности. А он все-таки стал капитаном дальнего плавания, путешественником. Да, и это он подарил мне подснежники, да, мы шли с ним по Арбату, и падал мокрый снег. Да, мы заходили в этот дом и вспоминали. И это совсем не то, о чем ты думаешь. Нет, нет, ты только не подумай, я не хочу себя оправдывать. Вот и все.

А л е к с е й. Мама, я прошу тебя, скажи…

М а т ь (после паузы). А ты думаешь, после этого что-нибудь изменится?

В коридоре слышны шаги Отца.

Отец…

О т е ц (входя). Что это у вас радио так орет?

А в это время по радио передают сообщение о постройке гидростанции на одной из великих сибирских рек.

А л е к с е й. Подожди. Дай послушать.

Мать выключает радио.

О т е ц (Матери). Что-нибудь поесть дашь?

М а т ь. Рыбу холодную будешь?

О т е ц. Ну что ж, давай холодную.

А л е к с е й. А в каком году Днепрогэс построили?

М а т ь. Я что-то не помню…

А л е к с е й. Как не помнишь? Мама, ведь вы же ее современники.

О т е ц. Днепрогэс построили десятого октября тысяча девятьсот тридцать второго года.

Отец берет полотенце, уходит.

М а т ь. Ты видишь, как отец устал? Он всю жизнь работает.

А л е к с е й. Отец работает на нас, а мы будем врать ему?

М а т ь. Замолчи!

А л е к с е й. Я скажу. Сейчас.

Входит О т е ц.

Отец…

О т е ц (открывает тарелку с едой). Знают, что я не выношу запаха трески, так мне дают треску.

М а т ь. Хочешь, я поджарю яичницу?

А л е к с е й. Отец!

О т е ц. Что?

А л е к с е й. Мама не ездила тогда на дачу.

О т е ц. На какую дачу? (Матери.) Это верно, сделай лучше яичницу.

Мать уходит.

Да, тебя можно поздравить с первым днем?..

А л е к с е й. Мама не ездила тогда на дачу. В общем, она… встречается с одним человеком… Понимаешь?

Пауза. Отец медленно поднимается со стула.

Папа, что с тобой? Ты успокойся!..

Отец медленно подходит к Алексею.

Что с тобой? Тебе плохо?

О т е ц. Да как ты смеешь говорить такое о матери?

А л е к с е й. Что?

О т е ц. Молчать! Ты соображаешь, что ты сейчас мне сказал? Как ты мог подумать такое о матери?

А л е к с е й. Я же сам видел!

О т е ц. Что ты мог видеть?

А л е к с е й. Я…

О т е ц. Замолчи! Я не хочу тебя слушать…

А л е к с е й (открывает дверь). Мама… мама…

Входит М а т ь.

Он мне не верит. Скажи ему сама…

О т е ц. Отойди от матери! Слушай, как ты допустила, чтобы он говорил тебе такие вещи? Чтобы я больше не слышал ничего подобного! Иначе я с тобой не так поговорю!

А л е к с е й. Мама, почему ты молчишь?

М а т ь. Я…

О т е ц. Я ничего не хочу слышать! Да как ты мог подумать такое о матери! Неужели ты не можешь понять, Алексей, что кроме любви есть еще дружба, что у каждого человека есть своя жизнь, свои друзья. И это надо понять и уважать. Мне стыдно тебя слушать. Мне стыдно за тебя, Алексей. Хватит. Да, сегодня на работу мне звонил Василий, насчет дачи. Он договорился, так что все в порядке. Все в порядке.

Пауза.

А л е к с е й (долго смотрит на Отца). Мама… Отец… Значит, вот в чем вопрос… (Уходит.)

Пауза.

Голос из-за двери: «Это ваша яичница подгорела? Я уже выключила».

М а т ь. Спасибо. Почему ты молчишь?

Отец молчит.

Почему ты все время молчал? Ты не хочешь говорить со мной… Если тебе больно, я больше не увижу этого человека… Никогда.

О т е ц. Я все понимаю, но все-таки иногда бывает грустно.

М а т ь. Я рассказывала тебе о нем. Помнишь?

О т е ц. Капитан дальнего плавания.

М а т ь. Помнишь…

О т е ц. Вот и все.

М а т ь. Ты будешь есть?

О т е ц. Нет, не хочется.

М а т ь. И с Алексеем что-то творится. Куда-то ушел. На ночь глядя…

О т е ц. Ничего. Все равно придет.

М а т ь. А ты уверен?

О т е ц. Он растет. Он собирается с мыслями. Вырастет, станет спокойнее… (Смотрит на Мать.) Что-то ты изменилась? Похудела, что ли?

Пауза.

Время летит быстро.

Голос за дверью: «Тихо вокруг, голубые туманы…»

Пауза.

(Неожиданно.) Действительно, почему так тихо?.. Включи радио. Быстрей…

Мать включает радио. Музыка.

Опять… пропустили.

М а т ь. А разве еще что-нибудь случилось?

О т е ц. Сегодня в Сибири построили огромную гидростанцию… Самую большую в мире… Впервые…

М а т ь. Мы вообще сейчас много строим…

О т е ц. Мы… Значит, сегодня мы с тобой построили эту гидростанцию. Подожди, не улыбайся… Мне сейчас стало так стыдно. Я представил себе, что пройдет время, и люди будут думать, что это все действительно сделали мы. Но ведь я помню, когда строили Днепрогэс. Я сам строил его. Это правда. Это — моя молодость. А теперь? Почему же так случилось? Как мы могли привыкнуть к тишине?..

З а т е м н е н и е

Вечер. Поздно.

Около неосвещенного подъезда стоит А л е к с е й.

Слышно, как подъехала машина. Останавливается. Идет Ч е л о в е к в кожаной куртке.

А л е к с е й. Стой! Балашов?

Ч е л о в е к. Балашов.

А л е к с е й. Дай закурить.

Ч е л о в е к. Что, от Прохора?

А л е к с е й. Пожалуй.

Ч е л о в е к. Груз есть?

А л е к с е й. Как в прошлый раз.

Ч е л о в е к. Сколько?

А л е к с е й. Как всегда.

Ч е л о в е к. Мало, не поеду.

А л е к с е й. Ладно. Где твоя жена?

Ч е л о в е к. При чем тут жена? Я неженатый.

А л е к с е й. А в Спасске кто у тебя живет?

Ч е л о в е к. Живет одна. А что?

А л е к с е й. Твоя жена умерла.

Ч е л о в е к. Брось!

А л е к с е й. Точно.

Ч е л о в е к. Отмучилась, значит. Откуда ты знаешь?

А л е к с е й. Случайно.

Ч е л о в е к. Красивая была. Как же она? Вроде и нестарая. А я думал, еще встретимся.

Пауза.

С грузом-то как?

А л е к с е й. Все-таки сволочь ты, Балашов!

Ч е л о в е к. Ты что, парень?

А л е к с е й. Двое детей осталось.

Б а л а ш о в. Чьих детей?

А л е к с е й. Твоих.

Б а л а ш о в. Нет у меня детей!

А л е к с е й. Врешь! Я все знаю. Ну?

Б а л а ш о в. Я ведь им посылал…

А л е к с е й. В августе.

Б а л а ш о в. Да кто ты такой?

А л е к с е й. Ошибся. Не от Прохора я.

Б а л а ш о в. Так откуда ты?

А л е к с е й. Я от твоих детей. Письмо привез!

Б а л а ш о в. Дай.

А л е к с е й. У тебя больше нет детей.

Б а л а ш о в. Как это — нет? Я — отец…

А л е к с е й. Какой ты отец?

Б а л а ш о в. А кто? Ты, что ли? Ты? Какое право имеешь?

А л е к с е й. Значит, имею. И не один я имею такое право!

Б а л а ш о в. Слушай, к чему ты так? Я деньги вышлю. Не знал я. А мне дети нужны. Боюсь я. Давай по-хорошему.

А л е к с е й. По-хорошему? Не жди.

Б а л а ш о в. Ах, ты так! (Неожиданно бьет Алексея.)

Алексей падает.

И не лезь не в свое дело, щенок.

Балашов уходит.

А л е к с е й (один). «Оленя ранили стрелой…»

М а р и я. Алексей…

А л е к с е й. Ты.

М а р и я. Я искала тебя, Алексей…

А л е к с е й. Но ведь все уже сделано. Я встретился с Балашовым, наши поиски кончились. Прощай, Мария…

М а р и я. Подожди.

А л е к с е й. Что?

М а р и я. Я люблю тебя, Алексей…

А л е к с е й. Меня?

М а р и я. Я всегда любила тебя, Алексей.

А л е к с е й. Любила?

Пауза.

М а р и я. Вот я и сказала тебе. Молчишь? Что же. Прощай, Алексей… Неужели наши поиски действительно кончились?

А л е к с е й. Люблю… Значит, это тоже правда. Я люблю… Быть счастливым? Это, оказывается, очень трудно. А я выдумал из себя Гамлета, выдумал свое одиночество. И ведь так могла пройти вся моя жизнь… И как последняя электричка, умчаться, сверкая огнями, унося вперед мое поколение. Вот тогда действительно наступило бы одиночество. А сейчас… Неужели поздно? Нет. Мир открыт передо мной. Мир открыт перед нами. Нас ждут встречи и расставания, нас ждут горе и радость. Это — жизнь, которую можно прожить равнодушно, не заметив, за личными невзгодами. Это — жизнь, которую нужно понять, взять в сердце и пронести, как высшее счастье человечества.

Это было время года, когда зима еще не кончилась, а весна началась, но еще не наступила.

З а н а в е с