Die Ursache 1929 г.
пер. Т. Путинцевой
Действующие лица:
Убийца.
Хозяйка.
Жилец.
Проститутка.
Господин во фраке.
Учитель.
Высокий ученик.
Маленький ученик(Малыш).
Молодой учитель.
Мать.
Председатель.
Защитник.
Одноглазый — присяжный.
Прокурор.
Судебный пристав.
Тюремщик.
Второй присяжный.
Священник.
Присяжные и зрители в суде.
Грязноватая узкая проходная комната, неряшливо и безвкусно обставленная. В середине, ближе к рампе, — нижняя часть кухонного шкафа, которая служит письменным столом. На первом плане справа — входная дверь, слева — дверь, ведущая в передние комнаты. На втором плане налево — дверь, ведущая в заднюю комнату и на кухню. Зимний вечер. Входит убийца, худощавый мужчина лет тридцати, с острыми чертами лица, в поношенной шляпе и в пальто с поднятым воротником, в элегантных лаковых ботинках. Беспокойно оглядываясь, проходит по комнате, останавливается, раздумывает, начинает расхаживать, садится прямо в пальто и шляпе за письменный стол, лицом к зрителю, и снова встает.
Хозяйка, толстая, с пышной грудью, небрежно одетая, входит так быстро, словно она подслушивала. Некоторое время, вытирая руки о грязный передник, наблюдает за убийцей.
Хозяйка(воинственно). Мешок с вашими вещами у меня на кухне. Мой новый жилец снял две передние большие комнаты, и ваша комната ему тоже понадобилась.
Убийца. Но ведь я еще не отказался от нее.
Хозяйка. Новый жилец заплатил сразу за два месяца вперед… А где вы-то были последние два дня?
Убийца. Через две недели я обязательно получу двадцать марок из редакции. Тогда я и собирался расплатиться с вами.
Хозяйка. Эти двадцать марок из редакции вы должны были… Я уж, право, и не помню, когда вы их должны были получить. Возможно, когда-нибудь вы их и получите, эти двадцать марок… А вот мой новый жилец платит мне вперед.
Убийца. Я тоже заплачу.
Входит жилец, жизнерадостный, элегантный, полный и розовощекий, с маленькими усиками.
Хозяйка. Вы все говорите — заплачу, заплачу… Возможно…
Жилец(весело). А вы, кажется, сомневаетесь в этом, не так ли? (Отдает шубу и цилиндр хозяйке, быстро вытеревшей руки о передник. Кланяется.) Доктор Винер!
Убийца(сухо и холодно кивает, как человеку из другого мира; хозяйке). Отдайте мне мой мешок! Я переезжаю.
Хозяйка(взволнованно). А деньги за комнату? Мои двадцать марок?
Жилец(убийце). Я знаю о вас все. Все! Кроме одного — где вы провели последние два дня. В остальном я вас знаю, как родного брата.
Хозяйка(смущенно). Но, господин доктор!..
Жилец(успокаивающе похлопывает ее по плечу). Ну-ну, почему же не поболтать! (Убийце.) Видите ли, месяца через три я стану хозяином санатория моего старого учителя, а до того времени я буду работать в клинике. Поэтому меня почти целый день не бывает дома. Вы можете спокойно жить в этой дыре… Ведь речь идет об этом, не так ли?
Убийца. Если вы ничего не имеете против… (Смущенно.) Но я мог бы снять и другую комнату.
Жилец. Другую? Да что вы, в такую погоду! Ерунда, вы останетесь здесь!.. У меня хорошо натоплено?
Хозяйка. Ну конечно! Я протопила как следует.
Жилец(направляется в сопровождении услужливой хозяйки к двери). Ну вот и великолепно! (Уходит.)
Хозяйка бросает презрительный взгляд на убийцу и уходит на кухню.
Убийца(ежится от холода, поднимает воротник пальто и озирается вокруг). Что же я теперь, на свои деньги здесь живу или на его? Вот в чем вопрос. (Садится за письменный стол.)
В дверь, ведущую на кухню, влетает мешок из-под картошки, чем-то набитый. Убийца оглядывается и продолжает смотреть на письменный стол.
Хозяйка(останавливается в дверях). Вот ваш мешок… Так где же все-таки вы были последние два дня?
Убийца(не поворачиваясь). Нигде!
Хозяйка(очень быстро). Ни днем, ни ночью вас дома нет! Это никуда не годится. У меня жильцы! И вообще!.. Уже судебный исполнитель приходил. А вчера были из налогового управления. Вы должны сообщить, сколько вы зарабатываете. Они сказали — вы забыли это сделать. Да, говорю, как же, позабыл. Ничего он не позабыл. Ему нетрудно подсчитать, что он ничего не зарабатывает. Он же не работает, а шатается. Где вы были?
Убийца делает единственное, что может заставить хозяйку замолчать и уйти: он медленно поворачивается и молча смотрит на нее. Хозяйка не выдерживает его взгляда и уходит. Из кухни слышится ее ворчание и звон посуды. Убийца встает, закрывает дверь, берет мешок и вытряхивает его. Из мешка вываливаются старые ботинки, куча грязного белья, обрывки рукописи. В дверь стучат.
Жилец(тут же входит; он в стеганой голубой шелковой пижаме). Черт возьми, как тут у вас холодно!
Убийца(отбрасывает мешок; оттуда вываливается кофейная мельница), У меня всегда холодно… Холодно!
Жилец. О, как многозначительно! (Садится на край стола.) Убийца. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, почему все в вашей жизни идет так гладко, в то время как миллионы вынуждены влачить свое существование в нищете и грязи?
Жилец. Ого!
Убийца. А вы даже, может быть, лучше многих вам подобных.
Жилец иронически раскланивается.
Не кажется ли вам, что можно говорить об этих вещах и не будучи глубоким мыслителем?
Жилец. Печально, конечно, что на свете так много нищеты и горя!
Убийца. Подумайте об этом! Кто об этом не думает — просто подлец.
Жилец. Но позвольте!..
Убийца. Быть может, я принимаю несчастья других так близко к сердцу потому, что мне с самого детства нечего было жрать. Из-за нищеты я стал жалкой свиньей… Бедность порождает духовную нищету, поганит душу… Крыса полна гордости и достоинства по сравнению с нами.
Жилец. А вы любопытный сосед.
Убийца. Это потому, что я объяснил вам, что мы оба свиньи?.. Я — потому что всю жизнь занимался всяким унизительным ремеслом, чтобы не умереть с голоду, а вы — потому что вам и в голову не приходит серьезно подумать, отчего это множество людей подыхают от нищеты или становятся свиньями и преступниками… Никто не имеет права жить сытой и благополучной жизнью!
Жилец. Благополучной? А что это такое? У каждого свои заботы.
Убийца. Да, заботы!.. Я знаю человека, который не хуже вас. Так вот он подсчитал, что за четырнадцать лет он обедал по три-четыре раза в год.
Жилец. Это и видно! Вам надо бы принимать железо.
Убийца. Чтобы вызвать аппетит, который нечем удовлетворить?
Оба смущенно опускают глаза.
Вот я разглагольствую о высоких материях, а дело, в сущности, сводится к тому, чтобы занять у вас денег.
Жилец. Послушайте… в конце концов, инстинкт самосохранения дает вам на это право. О чем говорить, сегодня вы мой гость. Решено.
Убийца(гневно). Что же вы не скажете — ерунда?!
Жилец(разводит руками). Видите ли, борьба за существование — закон природы.
Убийца(с отвращением). Земля в состоянии прокормить всех, кто на ней живет.
Жилец. «Земля»! «Земля»! Вам явно недостает здравого смысла. (Доверительно кладет руку убийце на плечо.) Убийца (вспыхнув, отступает назад; презрительно). Ничтожное меньшинство так затуманивает голову миллионам, что они верят, будто нищета неизбежна. И эту низость, омрачающую жизнь, меньшинство объясняет здравым смыслом.
Жилец(одобрительно улыбается). Прекрасно сказано. (Весело, с сознанием своей силы.) Все зависит от силы и удачи. Пробивается тот, кто сильнее, и это в порядке вещей.
Убийца. Побеждать за счет угнетенных — это не порядок. (Поднимает с полу кофейную мельницу.) Это жестоко.
Жилец. Жестоко? То есть, как это — жестоко?
Убийца(крутит ручку мельницы). Хозяева жизни могли бы сказать себе: жестоко и отвратительно наслаждаться жизнью за счет себе подобных.
Жилец. Но позвольте, ваш здравый смысл…
Убийца(бросает кофейную мельницу на кучу грязного белья; горько). У меня его нет.
Жилец. …должен подсказать вам, что образованный человек тоньше организован и у него, соответственно, иные потребности, чем… чем, скажем, у нашей хозяйки… Право же, вы странно смотрите на реальную действительность.
Убийца. Да нет, я человек простой.
Жилец. Но как же вы объясните энергичному, преуспевающему дельцу, что он стоит не больше любого рабочего?
Убийца(отмахивается). Нет-нет-нет! (Проникновенно, с пафосом.) Нельзя же допустить, чтобы путь от истоков человечества до жизни, достойной людей, был длиннее пути от протоплазмы до человека. Угнетенные всей земли должны объединиться.
Жилец(вздрогнув от холода, запахивает пижаму на груди). Здесь ужасно холодно. Выпьем-ка у меня коньяку! (Встает.)
Убийца(жадно). Коньяку?
Жилец. Старый коньяк! Он согревает! Пойдемте ко мне! (Идет первым.)
Убийца следует за ним до двери.
Голос жильца. Закройте дверь, дует!
Убийца останавливается и потирает руки, пытаясь согреть их теплом, идущим из комнаты жильца.
Ну что же вы не идете? Вы ко мне напустили холоду!
Убийца(улыбается и, протягивая руки навстречу теплу, медленно, шаг за шагом снова подходит к двери). Ваш теплый салон и моя холодная каморка — прекрасная иллюстрация к нашему разговору.
Голос жильца. Да закройте же вы наконец дверь!
Убийца Я уже вам говорил, что мы оба свиньи! Я тайком краду тепло, а вы не хотите его отдавать.
Голос жильца. Ах вот как! (Входит с бутылкой коньяка и двумя рюмками в руках. Наливает.) Прошу!
Убийца(берет рюмку, шепотом). Вот уже тысячи лет человек требует, чтобы земля кормила его. Стонет, вопиет, унизительно хнычет… Я ненавижу тех, кто мешает земле кормить людей.
Жилец. Ладно! Ладно! (Пьет.) А теперь мне пора спать. Спокойной ночи! (Уходит.)
Убийца(стоит со все еще полной рюмкой и смотрит жильцу вслед). А теперь я все-таки выпью его коньяк! (Хочет выпить, снова медлит, но в конце концов выпивает и резко, с отвращением к самому себе ставит рюмку на письменный стол.) Мы никогда не справимся с этими господами, никогда, никогда, пока будем принимать от них подачки. (Садится за письменный стол.)
Хозяйка(просовывает голову в дверь). Если не заплатите, завтра же съезжайте. Господин доктор все равно уже снял вашу комнату. (Захлопывает за собой дверь.)
Убийца. Трудновато сделать мою жизнь достойной… Двадцать марок за комнату! Двадцать марок!.. А кто даст двадцать марок человеку, у которого нет здравого смысла? Двадцать марок!.. Все дело в цене! (Задумывается.) Денег она мне даст. Баба она не плохая!.. Но может ли мужчина взять деньги у проститутки? Деньги шлюхи! Ночные деньги! Деньги, которые она зарабатывает своим телом! А что думает по этому поводу здравый смысл? (Подходит к двери.) Господин доктор! Послушайте! Господин доктор! Вы допускаете, что Мужчина, который хоть немного себя уважает, может взять деньги у проститутки?
Голос жильца(испуганно, сквозь сон). Кто там?
Убийца. Как вы думаете, может порядочный человек взять деньги у проститутки?
Голос жильца. У кого?
Убийца. У проститутки!
Голос жильца. Послушайте, ведь я уже сплю.
Убийца. Можно поставить вопрос и так: в конце концов, проститутка тоже двуногое существо и не ходит на четвереньках…
Голос жильца. Пусть идет к ней на содержание! В этом нет ничего нового!
Убийца(про себя). Тогда мы стоили бы друг друга… Всякое решение просто для здравого смысла… Это только мы, погибшие люди, мы уж лучше попросим милостыни у проститутки, чем у здравого смысла. (Медленно подходит к двери, ведущей на кухню и в заднюю комнату, приоткрывает ее, стучит в дверь и тотчас же отступает назад.) Можно вас на минутку?
Голос проститутки. Сейчас приду.
Проститутка(входит в элегантном халате нараспашку, показывает на свою грудь). Вот уже неделя, как у меня здесь болит… Видите синяк?
Убийца(пытается шутить, хотя у него дрожат губы). Что вы опять натворили?
Проститутка. Это уж, во всяком случае, не я натворила! (Ложится на кровать, свернувшись клубочком, как усталая кошка.) Он всегда это делает.
Убийца. Что?
Проститутка. Да с моей грудью!.. А потом требует чего-нибудь невозможного… Ну и пусть! Пускай!
Убийца(про себя). А я еще хотел попросить у нее денег. (Громко.) Бывают вещи, которые действительно невозможны.
Проститутка. Да нет, господи! Все равно!.. Все равно!.. А мне выкладывает на стол двадцать марок.
Убийца. Кто?
Проститутка. Да тот депутат, от которого у меня ребенок.!
Убийца(удивленно). Так он еще приходит к вам?
Проститутка. А почему бы и нет! И у моих родителей он бывает по-прежнему. Ведь я тогда не сказала, что ребенок от него. Родители до сих пор не знают, что этот друг их дома — отец ребенка.
Убийца. Но послушайте, я не из любопытства! Сколько же лет вам тогда было?
Проститутка. Шестнадцать!
Убийца(под влиянием внезапного порыва, серьезно). Хотите, я женюсь на вас?
Проститутка. Я тогда не имела ни малейшего представления об этих вещах. Правда, я не лгу.
Убийца(в тяжелом смятении оглядывается по сторонам, как сумасшедший). Мне крайне нужно двадцать марок. Может быть, вы могли бы дать их мне?.. Но я не шутил, предлагая жениться на вас. Правда, не шутил.
Проститутка(встает, смущенно смотрит на убийцу и отводит глаза; с деланной веселостью). Сейчас у меня ничего нет.
Убийца(удрученно). Теперь вы думаете обо мне точно так же, как и здравый смысл!
Проститутка(по-прежнему смущенно). Как кто?
Убийца(показывает на дверь). Как новый жилец! По его мнению, мне надо пойти на содержание.
Проститутка(немного обиженно, с искренним смущением). А вот это дурно с вашей стороны.
Убийца. Простите!
Проститутка. А где же вы все-таки были эти два дня?
Убийца. Как вы думаете, ваша жизнь сложилась бы по-другому, если бы этот человек, этот самый депутат, не поступил с вами так дурно?
Проститутка. Может, все было бы по-другому, если бы отец не выгнал меня из дому… Эх, да всё равно!
Убийца(с жадным интересом, словно от ответа зависит его спасение). Как вам удается быть такой гордой и спокойной, несмотря ни на что?
Проститутка. Это оттого, что мне все все равно! Все!
Убийца. Даже когда приходит депутат? Когда этот человек приходит к вам?
Проститутка(резко). Он платит. А что вы еще хотите? Он же мне платит… Может быть, будь у меня деньги, я бы его, именно его, и не пустила к себе. Но так — я даже глаза не закрываю. Пожалуйста!
Убийца(жадно). И при этом вы еще думаете «Прошу вас! Пожалуйста, прошу вас! Ломайте хребет моего человеческого достоинства!» Так вы думаете?
Проститутка. Примерно так! Но что такое человеческое достоинство? (Презрительно.) Ведь это совершенно все равно! Все равно!..
Убийца. Если бы я мог достигнуть этого! Нонет, этого я никогда не добьюсь… Хотите знать, где я был эти два дня?
Проститутка. У вас же не было денег!.. Простите! Но где же вы спали? У вас ничего нет. Наша хозяйка ломала себе над этим голову. По десять раз в день приходила ко мне.
Убийца(возбужденно, переходя на шепот). Я был в своем родном городе. Я хотел спастись. Этот город отравил мне душу. Я хотел пойти к своему учителю — учителю, который больше всех издевался надо мной. Обрезал мне крылья, унижал меня, всегда унижал перед школьными товарищами, перед целым классом. Если он теперь попросит у меня прощения, думал я, я обрету силы для новой, достойной жизни.
Проститутка. Ну и что он?
Убийца. А если бы ваш отец сейчас пришел к вам и попросил прощения за свою ужасную несправедливость?
Проститутка(в ужасе и волнении отшатывается). Ради бога! Для меня нет возврата. Лучше умереть.
Убийца. А я, видите ли, был бы рад, счастлив. Я ведь еще не перестал бороться, понимаете?
Проститутка. Значит, он не попросил прощения, этот ваш Учитель?
Убийца. У меня не хватило смелости ступить на лестницу. Я стоял перед дверью дома, читал его имя на табличке, хотел уже открыть дверь, но во мне вдруг проснулся страх школьника. Я вдруг снова превратился в восьмилетнего ребенка… Но мне же все-таки тридцать пять лет, убеждал я себя. Тридцать пять! Но все эти годы, весь мой жизненный опыт исчезли. Словно восьмилетний ребенок, я в страхе бежал из этого переулка на вокзал и вернулся в Берлин.
Проститутка(удивленно). Вы не смогли войти к нему? Не переломили себя? Неужели?
Убийца. Но ведь мне было восемь лет, и я снова стал напуганным, униженным школьником! Поймите вы это!
Звонок. Мгновенно появляется хозяйка.
Она быстро идет через комнату, окинув проститутку взглядом сводни, открывает входную дверь и, уходя, оставляет ее открытой. Слышится пение какого-то пьяного.
Хозяйка(входит снова; шепчет проститутке). К вам пришел какой-то господин. (Громко и грубо, убийце.) А вы идите пока в ванную. Завтра убирайтесь наконец отсюда. Все равно ничего не получается, вы же сами теперь видите. И господа должны проходить здесь. (Скрывается в передней.)
Убийца уходит в дверь, ведущую в заднюю комнату. Появляется господин во фраке, он навеселе, немного пошатывается, цилиндр сдвинут на затылок. Его услужливо сопровождает хозяйка.
Господин во фраке(напевает). Любовь прекраснее всего, на свете лучше нет любви!
Хозяйка уходит.
Проститутка(открывает дверь к себе; спокойным, деловым голосом). Проходите, пожалуйста.
Господин во фраке (проходя, напевает). Любовь прекраснее всего…
На сцене никого. Затем тихо на цыпочках входит убийца.
Проститутка(появляется в дверях; шепотом). Подождите немного. Я вам сейчас дам деньги. (Уходит.)
Убийца отшатывается. Широко раскрыв глаза, прислушивается. Слышится приглушенное пение пьяного господина.
Пение прекращается.
Голос жильца. В чем дело? (Появляется в дверях, на нем пижама.) Что за шум вы тут устраиваете? (Оглядывает комнату.) Что здесь случилось?
Убийца. Женщина зарабатывает себе на пропитание. Ей вообще все совершенно безразлично.
Жилец. Неслыханно! Да здесь публичный дом! Я немедленно переезжаю.
Убийца. Я спрашиваю вас еще раз: может ли мужчина, которому еще не все безразлично, брать деньги у проститутки?
Жилец. Пошли вы к черту! (Уходит, хлопнув дверью.) Убийца (кричит в закрытую дверь). Она зарабатывает их для меня! (Прислушивается — никакого ответа. Пробирается вдоль стены к задней двери. Про себя.) Она их зарабатывает. Сейчас она их зарабатывает для меня. (Прислушивается с таким выражением лица, словно ему угрожает смертельная опасность, затем в ужасе затыкает уши руками, бросается к письменному столу и садится, поставив локти на стол и заткнув уши.)
Хозяйка(появляется, отбрасывает ногой в угол грязное белье убийцы). Барахло тут всякое валяется! И бедной женщине за квартиру заплатить не можете! Завтра же убирайтесь! Во всем должен быть порядок! (Уходит.)
Убийца, не взглянув на нее, снова прислушивается и, видимо, услышав что-то, опять затыкает уши. Приглушенные шаги. Пение пьяного. Хлопает дверь. Тишина.
Проститутка(входит, вытирая руки полотенцем; присаживается на край стола). Я выпустила его через черный ход.
Убийца(поднимает голову, лицо у него измученное; откидывается назад, как от искушения; в ужасе, громко). Я не возьму денег. Это была… Это была только шутка. Шутка! Я не возьму их.
Проститутка(устало и безразлично). Ну почему же нет? Вот они! (Протягивает ему двадцать марок.) Вам двадцать, и мне двадцать!
Убийца съеживается, рот приоткрыт, он хватает деньги, другой рукой берет шляпу со стола и молча, шатаясь, выходит из комнаты. Проститутка спокойно смотрит ему вслед.
Занавес
Зимнее утро. Еще до поднятия занавеса слышится звон церковных колоколов. Кабинет учителя. Дверь в левой стене, ближе к рампе, другая дверь — в задней стене. Кровать и диван, полированная старинная мебель. Направо, около рампы, стоит старый маленький письменный стол, на нем горит лампа под зеленым абажуром, на столе — две стопки синих ученических тетрадей. В глубине — низкие широкие окна, сквозь которые видны церковь и заснеженные домики в стиле барокко.
Учитель — лет шестидесяти, сухопарый, жилистый, лысый. Вокруг лысины остатки рыжеватых волос, окладистая подстриженная рыжеватая борода. Сидит в профиль к зрителю у лампы за письменным столом и поправляет красными чернилами тетради своих учеников. Лицо его непрерывно искажается гримасой ярости и злорадства.
Неслышно входит убийца, колеблется и в испуге застывает, словно он представлял себе учителя совсем другим.
Звон колоколов прекращается.
Убийца(шепотом). Дьявол! Ведь это же дьявол!
Учитель(не поднимая головы). Ну как булочник, разменял ее?
Убийца(почти беззвучно). Доброе утро, господин учитель!
Учитель(вздрогнув, приподнимается и снова медленно садится). Кто это? Кто вы?.. Что вам нужно?
Убийца. Я вое собирался вас навестить. Я ваш бывший ученик. Вы были моим учителем.
Учитель. Не узнаю вас.
Убийца(взволнованно, шепотом). Я узнаю вас. Вы не изменились.
Учитель(внимательно рассматривает убийцу). Мой бывший ученик?.. (Злобно улыбается.) Кажется, вы не многого добились в жизни.
Убийца. Поэтому-то я и пришел.
Учитель. То есть, как?.. Что вы хотите?
Убийца. Вы меня не припоминаете? Меня зовут Антон Зайлер, и я принадлежал к жалким проходимцам, как вы нас называли, к тем самым, которые не брали с собой в школу даже хлеба, потому что дома его не было.
Учитель. Зайлер?.. Зайлер?.. Вы заикались в школе…
Убийца. Я как-то спросил мать, заикался ли я в детстве, пока не пошел в школу.
Учитель. Ну и что?
Убийца. Она сказала, что я был бойким мальчиком и говорил без запинки. Но от страха перед вами я начал заикаться.
Учитель(холодно). Все ученики боятся учителей. Так и должно быть.
Убийца(возбужденно). Нет-нет, это не… не… (начинает заикаться) хоро… рошо, это не… нехорошо.
Учитель. А-а, теперь я припоминаю. Крошечный заморыш, который не мог выговорить ни слова. Конечно, я вспомнил.
Убийца. Задавленный страхом крошечный заморыш, которого вы беспрестанно вызывали, чтобы посмешить класс! Только для этого и вызывали!.. Я стоял, не мог говорить, а вы улыбались классу своей ужасной улыбкой, и дети злобно улыбались вам в ответ. Таким образом вам удалось убить во мне последние остатки собственного достоинства. Тогда и всю жизнь потом я думал, что со мной каждый может делать все, что хочет. Так и до сих пор. Вы понимаете: до сих пор.
Учитель(холодно). Вы же не станете утверждать, что вы… Сколько вам лет?
Убийца. Тридцать пять!
Учитель. …мужчина в возрасте тридцати пяти лет продолжаете страдать от того, что пережили восьмилетним ребенком?
Убийца(молча смотрит на учителя; медленно и отчетливо). Я до сих пор вижу вас во сне… В тяжких, ужасных снах!.. Я, восьмилетний ребенок, по-прежнему стою перед вами, тупо уставившись на доску, не в силах написать, сколько же будет пятью семь… Я, тридцатипятилетний мужчина!
Учитель. Вы, кажется, полагаете, что мальчиков можно воспитывать мягкостью…
Убийца. Страх перед вами задавил меня. А унижения, которым вы меня подвергали, ранили мою душу на всю жизнь.
Учитель. Я должен еще работать. Итак, что вам от меня нужно?
Убийца. Я думал, может быть, вы были тогда сами измучены и озлоблены: вам приходилось кормить большую семью. Слишком много забот! Бедный школьный учитель, которого суровая жизнь превратила в суровую машину наказаний! Но теперь, думал я, теперь вы стали мудрым и добрым стариком. (Умоляюще.) Я же хотел помириться с вами. Вам бы следовало попросить у меня прощения. Это дало бы мне силы для очищения, для новой, достойной жизни — так думал я. Поймите же меня! Помогите мне! Ведь у меня в груди — рана, и она растет, растет вместе со мной. У меня нет человеческого достоинства! И в этом виноваты вы, господин учитель, вы!
Учитель(улыбается с чувством превосходства). Будь вы сейчас моим учеником, я наказал бы вас за непочтительность к взрослым.
Убийца(умоляюще, как школьник). Пожалуйста, не надо, господин учитель, не делайте этого! Помогите мне, господин учитель! От этого зависит вся моя дальнейшая жизнь.
Учитель(презрительно, с насмешкой). Но поскольку вы взрослый…
Убийца(отступает). Все та же улыбка! Вы не изменились. Нет, не изменились.
В дверь стучат.
Входят два восьмилетних ученика; один — повыше и посильнее, упитан и хорошо одет, второй — совсем крошечный, плохо одет. Останавливаются в дверях. Высокий ученик держится свободно, стоит, широко расставив ноги, и уверенно смотрит на учителя. Маленький ученик робко и боязливо оглядывается по сторонам.
Высокий ученик(нараспев, заученно). Мы пришли за тетрадями, господин учитель.
Учитель. Подождать!
Высокий ученик. А вот сто марок. Булочник тоже не мог их разменять. (Протягивает деньги учителю.)
Учитель(убийце). Одну минуту! (Кладет деньги в ящик письменного стола. Продолжает просматривать тетради.)
Маленький ученик напряженно осматривается. Убийца растроганно смотрит на него, словно узнавая в нем себя ребенком. Малыш робко улыбается убийце и испуганно замирает при малейшем движении учителя.
В дверь стучат.
(Не поднимая головы.) Войдите!
Входит молодой учитель с веселым добродушным лицом.
Молодой учитель. Доброе утро, коллега! Немного погуляем перед уроками, а? На улице такая чудесная белизна! Выпал свежий снег!
Учитель. К сожалению, я еще занят. (Показывает на тетради, сердито разводя руками.) В этом году мой класс ниже всякой критики. Особенно по правописанию.
Молодой учитель(смеясь). Да, ребята не сваливаются с неба учеными… Ну, тогда, может быть, завтра утром. (Весело обращается к малышу, который все еще стоит у двери в темноте, рядом с высоким учеником.) А ну лягушонок, сколько будет, если от семи отнять шестнадцать?
Маленький ученик(сначала испуганно смотрит на своего учителя, потом изумленно на молодого; улыбаясь). Так нельзя, господин учитель.
Молодой учитель. Вот как, нельзя? А от шестнадцати отнять семь?
Маленький ученик(нараспев, заученно). От шестнадцати отнять семь будет девять.
Молодой учитель. Браво! (Треплет его по щеке.) Всего хорошего, коллега. (Уходит.)
Учитель исправляет последнюю тетрадь и бросает ее к остальным. Малыш испуганно смотрит. Учитель выравнивает стопку тетрадей, вынимает из ящика два яблока и с яблоками и тетрадями в руках подходит к ученикам.
Высокий ученик быстро сует фуражку под мышку и выступает вперед, на свет. Малыш боязливо подходит поближе.
Учитель(протягивает высокому ученику часть тетрадей и яблоко и только теперь узнает маленького ученика; лицо его искажает презрительная улыбка). А, это ты, Вейгант, пришел ко мне за тетрадями? (Решительным жестом кладет второе яблоко обратно в ящик и достает из стопки тетрадь малыша.) И тебе… тебе не стыдно еще являться ко мне в дом?.. Пойди-ка сюда.
Маленький ученик, замирая от страха, медленно приближается к учителю. Убийца, наклонившись вперед и стараясь скрыть волнение, наблюдает за этой сценой, напоминающей ему его детство.
(Безмолвно переводит несколько раз взгляд с тетради на ученика, затем протягивает руку и взглядом заставляет малыша подставить ухо. Рывком дергает его за ухо и тычет лицом в тетрадь, разрисованную красными чернилами, при этом исступленно кричит.) «Дождь» — через «ш»! «Есть» — без «т»! «Бревно» — через «и»! «Аминь» ты пишешь через два «м»! «Аминь»! (Отшвыривает его через всю комнату к стене.)
Малыш падает, медленно поднимается. В тишине раздается жалобное, тихое хныканье. Высокий ученик стоит спокойно и прямо, как солдат. Убийца наблюдает за всей этой сценой с необычайным волнением.
И ты, наглец, еще смеешь приходить ко мне?! Отвечай!.. Отвечай!
Маленький ученик(всхлипывая). Я тоже хотел понести тетради.
Учитель(наступая на малыша; яростно). «Аминь» — через два «м»? (Чертит перстнем крест на лбу ученика, на коже выступает красный знак. Шипит в бешенстве.) И что только у тебя в голове! (Возвращается к письменному столу.)
Малыш стоит, раскинув руки, прижавшись к стене, как распятый, ухватившись за ручку двери, готовый броситься бежать, глаза широко раскрыты oт ужаса. Багровый знак ясно виден на лбу.
Вон отсюда!
Высокий ученик(крепче зажимает тетради под мышкой; заученно, нараспев). До свиданья, господин учитель. (Уходит вместе с плачущим малышом.)
Учитель. В школе нет покоя целый день, да еще в часы заслуженного отдыха поправляю тетради этих олухов! Ну, что вы на это скажете?
Убийца(шепотом, потом громко, в глубочайшем волнении). Этот знак, знак на лбу, никогда не исчезнет. Вы заклеймили его. А если исчезнет снаружи, то уйдет внутрь, и он вот с таким клеймом будет жить всю жизнь. (Угрожающе.) Сколько детей вы послали в жизнь с клеймом?
Учитель. Как? С клеймом? Я преподаю уже тридцать пять лет. Многих, очень многих подготовил к жизни. А благодарности никакой, поверьте!
Убийца(со сдержанной угрозой, медленно). Вы помните школьную экскурсию в Гутенбергский лес?.. Один из ваших учеников тогда очень развеселился…
Учитель. Через лес в Райхенберг?
Убийца. Он влезал на деревья, смеялся и пел.
Учитель. Когда я показывал классу курганы в лесу и рассказывал о них?
Убийца. Этот ученик был я.
Учитель. Обычно вы были жалким тихоней. Я помню.
Убийца. А в лесу я вдруг стал таким счастливым и резвым. А когда мы подошли к закусочной, вы не разрешили мне войти вместе со всеми (медленно), потому что у меня не было десяти пфеннигов, чтобы купить стакан молока.
Учитель. Да, действительно, в лесу вы вели себя слишком шумно и неприлично.
Убийца. Мне пришлось стоять перед закусочной, за забором.
Учитель. Правильно, вы были единственный, у кого не было денег.
Убийца. Это унижение на глазах у всех товарищей ранило меня тогда в самое сердце. Я был так весел перед этим. (Повышая голос.) И, может быть, с тех пор (поднимается со стула и, протянув руки, наступает на учителя) появилось клеймо… горящее клеймо (душит учителя) у меня в душе…
Учитель, захрипев, падает у стены.
(Продолжает душить учителя.) Горящее клеймо!
Густой звон церковных колоколов. Убийца, тяжело дыша, смотрит на задушенного; оглядывается как безумный и, сгорбившись, делает несколько шагов по комнате, собираясь бежать. Но он растерянно останавливается, увидя в раскрытом ящике стола бумажку в сто марок; берет ее — это поможет ему бежать. Видит яблоко, которое так и не получил малыш. Безумная улыбка удовлетворения мелькает на его лице, когда он вынимает яблоко из ящика и прячет в карман. Взгляд его снова падает на задушенного. Охваченный ужасом, выбегает из комнаты.
Темнеет. Колокола все звонят, постепенно затихая. Мощно вступает орган, и он вскоре замирает… Вступает хор высоких женских голосов в сопровождении органа и сразу смолкает, как только сцена освещается.
Комната родителей убийцы. Таких же размеров, как комната учителя, с тем же расположением дверей. Обставлена бедно.
В дверь слева тихо входит убийца. Он выглядит затравленным, словно за ним гонятся по пятам, размахивает опущенными руками, будто стряхивает с них кровь.
Голос матери. Кто там?
Убийца вздрагивает.
Из дверей в задней стене входит мать, маленькая полная женщина с умным добрым лицом и гладкими седыми волосами.
Мать. Господи, что ты? (Быстро накидывает покрывало на постель.) Я еще не убирала. Вот не думала, что ты приедешь. Долгонько тебя не было.
Убийца(беспомощно опустив руки, словно тюленьи ласты). Мама! Мама!
Мать(испуганно). Сыпок! Что с тобой?
Убийца. А? (Как безумный озирается по сторонам.) Мама, я его убил. (С диким воплем бросается к двери.)
Мать(быстро хватает его за руку и, как ребенка, ведет назад). Что ты, что с тобой? Тебе нужно лечь, ты же болен… Сейчас я тебе сделаю холодный компресс. (Торопливо идет к кровати.)
Убийца(с трудом). Мама, я убил учителя. Тебе придется это перенести!
Мать(резко оборачивается, видит по его лицу, что это правда, тихо вскрикивает и в ужасе кричит). Скажи, что это неправда! Это неправда! Сынок, это неправда!
Убийца(заставляет себя улыбнуться, и это ему удается). Это неправда, мама! (Нежно обнимает дрожащую мать.) Нет, мама, я пошутил, мамочка, пошутил.
Мать(облегченно). Зачем ты меня так напугал? А я-то, дура, поверила. Но выглядел ты и впрямь так, словно это правда. (Улыбаясь.) Знаешь, я за всю свою жизнь не пугалась так сильно.
Убийца(чуть не плача, мягко). Ну вот, мама, и все опять хорошо.
Мать. Ты надолго к нам?
Убийца(испуганно). Не… не знаю.
Мать(показывает на постель). Здесь спит отец… (Озабоченно оглядывается.)
Убийца(притворяясь из последних сил). Я буду спать, как и прежде, на диване под Христом. (Смотрит на стену.) А где же он??
Мать. Я продала его за одну марку.
Убийца(таинственно). Так, значит, ты продала Христа? Нашего Христа?
Мать. Да. О господи! Нельзя было иначе… Чем же мне почистить твои красивые ботинки? Нечем, кроме гуталина… Как я рада. Твоя статья была в газете. Я ее читала. И, знаешь, все поняла. О, я так хорошо поняла твою статью.
Убийца(глядя перед собой). За эту статью меня хотели посадить. Называли меня «реформатором в мировом масштабе».
Мать. Да-да… Вот если отец со следующего месяца начнет получать в неделю на три марки больше, станет немножко полегче. Все будет хорошо.
Убийца(безутешно и горько улыбаясь). Отцу сейчас шестьдесят?
Мать. О, пойдет уже шестьдесят седьмой!
Убийца(с наигранной уверенностью, нежно). Все будет хорошо.
Звонок в дверь. Убийца вздрагивает и дико озирается, охваченный страхом. Мать выходит через дверь в задней стене. Из кухни слышатся неясные слова матери, она кого-то успокаивает, ей кто-то резко отвечает. Мать со смущенным видом появляется снова.
Убийца(в отчаянном страхе). В чем дело?
Мать(покраснев, в смущении). Молоко…
Убийца(в ужасе). Молоко?
Мать. Ну, я не смогла заплатить за молоко.
Убийца(в полном ужасе). За молоко?
Мать(испуганно). Антон! Дитя мое! О господи! Что с тобой? Ну выпей воды!.. Хочешь стакан молока?.. Сейчас принесу тебе. (Быстро убегает на кухню.)
Убийца хочет воспользоваться случаем и незаметно исчезнуть. Но мать тотчас же возвращается с кринкой и стаканом, наливает молоко и протягивает ему.
Убийца(рассматривает молоко, потом взглянув на мать). И за него не заплачено?
Мать(смущенно). Зачем об этом говорить? Все образуется.
Убийца(трагически-серьезным голосом). За молоко нужно заплатить, мама… иначе… иначе потом будешь мучиться двадцать семь лет. А под конец умрешь на плахе. На плахе!
Мать(глотая слезы). Не пойму я тебя.
Убийца(охваченный страшной жалостью). Значит, вы все так же бедны, мама, так же ужасно бедны?
Мать. Ах, Антон! (Снова бодро улыбнувшись.) Если теперь отец будет получать на три марки больше в неделю, у нас все наладится. За будущее мы спокойны.
Убийца(с горечью). Вот тебе и «реформатор в мировом масштабе».
Мать. Да и хлеб, говорят, подешевеет на три пфеннига… Это тоже что-нибудь да значит… Помнишь, как ты мальчиком ходил с мешком к казарме?
Убийца(собрав последние силы, ради матери поддерживает разговор. Но он все время поворачивает голову и смотрит в угол комнаты, словно там уже стоят полицейские и ждут, когда он попрощается с матерью. Говорит быстро и без всякого выражения). Покупать по дешевке хлеб у солдат.
Мать. Им больше нравился белый хлеб.
Убийца. А один раз солдаты вылили на меня ведро помоев.
Мать(смеясь, кладет ему руку на плечо). Ты пришел домой мокрый до нитки. Ты был совершенно мокрый и какой-то жирный.
Убийца. Отец поколотил меня за это.
Мать. Ну да, был испорчен твой единственный костюм.
Убийца(обращается в угол к воображаемым полицейским, вызывающе). Всякое бывало! Всякое!.. А эта история с молоком на глазах у всего класса, под забором… этот стакан молока, за который я не мог заплатить… (Очень громко.) Не мог заплатить! Это было…
Мать(умоляющим голосом). Ну выпей же!
Убийца(берет себя в руки). Да, я выпью!
Мать(радостно суетясь). А сейчас я напеку тебе оладий. (Собирается идти на кухню.)
Убийца(вдруг словно обезумев от уокаса). Нет, мама, нет!
Мать(обиженно, умоляюще). Ты не хочешь у нас поесть? Ты же не станешь меня огорчать? Ведь мы все-таки не так бедны.
Убийца(еле держится на ногах). Хорошо, мама, хорошо, испеки мне оладьи.
Мать(обрадованно). Сейчас, сейчас! (Спешит на кухню.) Убийца. Ей кажется, что я не смогу огорчить ее. (В глубоком волнении, словно прощаясь с жизнью, смотрит по сторонам.) Эти четверть часа — всё, что я был в состоянии еще ей дать! (Тихо уходит в дверь налево.)
Голос матери. С сахаром? А может быть, ты хочешь еще салата?
Слышно, как мать подбивает тесто.
Мать(входит с глиняной миской и большой ложкой. Помешивая ложкой тесто). Я все-таки сбегаю и принесу салата. Ты же ведь его любишь. (Осматривает пустую комнату.) Куда же он делся?.. Я же помню… (продолжает размешивать тесто и при этом медленно поворачивается… Внезапно понимает, что ее сын действительно убил учителя, но продолжает говорить, останавливаясь на каждом слове и машинально мешая ложкой тесто)…что он любит салат. (Широко раскрыв глаза, стоит с ложкой в руках, оцепенев от ужаса.)
Занавес
Зал суда. Через окно сверху падают лучи вечернего солнца.
В глубине от угла левой стены, на треть захватывая рампу, тянется барьер, за которым сидят присяжные. Задняя стена расположена под прямым углом к барьеру. Впереди слева, около барьера, — прокурор. Рядом — еще один барьер, за ним сидят зрители; справа впереди — скамья для свидетелей. Налево от нее, ближе к середине, сидит
Убийца, слева от него — защитник. (Декорации расположены так, чтобы убийца находился точно в центре.) На скамье свидетелей — жилец, хозяйка, два ученик а. (Никого из членов суда не следует изображать в карикатурном виде.)
Председатель(по внешнему виду и по манере поведения несколько похож на жильца). Значит, учитель наказывал вас, когда вам было восемь лет, а теперь, через двадцать семь лет, вы едете на родину и убиваете его за это. (Стараясь убедить убийцу.) Неужели здравый смысл не подсказывает вам, что это нелепость?
Защитник(очень уверенный, ясно понимающий психологические и экономические причины, погубившие убийцу; говорит с легким швабским акцентом, часто с независимой улыбкой, которая придает его словам особую убедительность). Если господин председатель единственно возможный мотив преступления квалифицирует как нелепость, обвиняемый вправе ожидать, что ему будут предъявлены другие мотивы.
Одноглазый(глаз его прикрыт черной повязкой). Мотивы, которыми обвиняемый объясняет свое преступление, мне кажутся совсем не такими уж невероятными.
Председатель(одноглазому, сдержанно). Свое мнение вы можете высказывать только в комнате присяжных заседателей. (Защитнику.) Что же такого ему сделал учитель? (Вопросительно переводит взгляд с защитника на убийцу.) Однажды он заставил вас ждать у закусочной, потому что у вас не было денег, посмеивался над вами. (Настойчиво.) Ну, предположим, он посмеивался. Двадцать семь лет тому назад! И за это вы убили его?
Убийца(бледный, измученный). Он сломал меня и мою жизнь, он заклеймил мою душу.
Председатель(язвительно). Молоком, а? (Смотрит в папку.) Во время своего первого приезда на родину вы уже стояли однажды перед дверью учителя. Почему вы тогда не вошли к нему?
Убийца. Я испугался.
Председатель. Тридцатипятилетний мужчина? Ну послушайте, что вы говорите!
Убийца. В этом ребяческом страхе виновато то же клеймо.
Председатель(с притворным дружелюбием). Видите ли, с этим вашим клеймом я решительно не знаю, что делать.
Убийца(оглядывает присутствующих, затем смотрит на присяжных; удивленно). Неужели ничего подобного никто из вас не испытывал?
Одноглазый(после паузы). Я должен согласиться, с обвиняемым. Я бы тоже задумался, прежде чем пойти к нашему математику. Наверное, я бы испугался.
Председатель вопросительно пожимает плечами, словно он этого никак не может понять.
Вот совсем недавно я его опять видел во сне. Я упал со страху на колени, крикнул ему: «Я же с тех пор (улыбается) открыл знаменитую вакцину и спас жизнь многим тысячам людей!» Но и это мне не помогло. (Серьезно.) Я проснулся в поту и весь дрожал.
Прокурор(с умными злыми глазами и злым ртом; всем своим обликом напоминает учителя). Тем не менее вам никогда не пришло бы в голову убить вашего математика!
Одноглазый. Конечно, нет!
Прокурор. В этом-то и разница. Именно это я и хотел установить.
Одноглазый. Да и кроме того, мой математик уже пятнадцать лет как умер.
Председатель. Итак, вы вернулись в Берлин, а день спустя снова поехали в ваш родной город, решившись на этот раз исполнить свое намерение.
Убийца. Да, непременно. Каждый должен когда-нибудь вернуться в свой родной город, Я видел это во сне, когда снова сидел в поезде. Бесконечная процессия молодых людей тянулась, подобно мне, в ненавистные родные города, чтобы получше рассмотреть тот нож, который подрезал их силу в детстве.
Председатель. От ваших снов никакого толку. Мало ли кому что снится!..
Убийца. Но ведь и господину присяжному — вы слышали это — до сих пор снится его математик, хотя он знаменитый ученый, а математика уже пятнадцать лет нет в живых! Подумайте: уже пятнадцать лет! Значит, все-таки что-то здесь есть, эти сны имеют глубокое значение. Этот страх перед учителем, который давно в могиле…
Председатель(улыбаясь). Но это еще не значит, что можно убивать своих учителей! Во всяком случае, господин присяжный, несмотря на свой страх (короткий поклон и улыбка в сторону одноглазого), стал знаменитым ученым. В противоположность вам! Ему этот страх не повредил. Итак, с того момента, как у вас созрел план убийства… (С деланной мягкостью.) Или вы задумали это в поезде?
Убийца. Я хотел помириться с учителем. Вот об этом я и думал в поезде.
Председатель. Помириться! А вместо этого взяли да убили его? (Иронически усмехается, смотрит в папку с документами.) Фрау Попп. Прошу вас сюда еще разок!
Вперед выступает хозяйка, одетая в свое лучшее платье.
Председатель. Господин Винер!
Вперед выступает жилец.
Вас я тоже хотел бы кое о чем спросить. (Хозяйке.) Не могли бы вы опиеать, как вел себя обвиняемый в вечер накануне преступления? Он был возбужден?
Хозяйка. Я всегда боялась его.
Председатель. Вот как? Почему же?
Хозяйка. Платить он мне не платил… Утром, когда я вставала, ложился спать. От него всего можно было ожидать. И вообще никто не знал, чем он, собственно, занимается. За квартиру он мне до сих пор должен.
Председатель(убийце). Вы что, не работали?
Убийца. Я писал.
Председатель. Мы только что слышали, что вы целыми днями спали. (Подняв брови, вопросительно смотрит на убийцу, тот молчит.) Работать должны все.
Хозяйка. Я ему то же самое говорила.
Председатель. Отвечайте, когда вас спрашивают. (Убийце.) На что же вы жили весь этот год?
Убийца. Этого я и сам не знаю.
Председатель всем своим видом выражает изумление.
(Самому себе.) Я действительно этого не знаю.
Председатель(жильцу). Он брал у вас деньги взаймы, господин свидетель?
Жилец. Денег — нет… Брал тепло!
Председатель не понимает.
Он умышленно оставлял открытой дверь между нашими комнатами, чтобы из моей гостиной тепло шло в его холодную комнатушку.
Хозяйка. Комнатка его так мала, что она нагревалась…
Председатель. Уважаемая, подождите, пока вас спросят!
Хозяйка. …от одной свечки.
Председатель(жильцу). Благодарю вас.
Хозяйка. А вот за уголь он мне так и не заплатил.
Председатель(строго). Садитесь!
Хозяйка неохотно садится.
(Защитнику.) Вы требуете, чтобы обвиняемому, поскольку я не могу поверить в его вздорные объяснения, были предъявлены другие мотивы преступления. (Всему суду.) Из того, что мы вчера и сегодня слышали от свидетелей, совершенно ясно следует, что обвиняемый вел паразитический образ жизни… Другие мотивы? Такой никчемный человек способен на все. Это же понятно. Гораздо понятнее тех мотивов, которые выдвигает сам обвиняемый! Или вы всерьез думаете, что обвиняемый стал бы другим человеком, настоящим человеком, если бы он в своей жизни выпил на один стакан молока больше? (Улыбаясь, обводит взглядом присяжных.)
Некоторые присяжные одобрительно кивают. Одноглазый недовольно и сердито качает головой.
Защитник. Для сына богатых родителей, может быть, не было бы унизительным стоять под забором, пока его товарищи спокойно сидели в закусочной и пили молоко. Для здорового, но бедного ребенка, может быть, тоже нет. Однако если налицо крайняя бедность и особая чувствительность, как в данном случае, подобные унижения могут иметь поистине решающие последствия. В результате этих странных педагогических приемов страдает обвиняемый.
Председатель(с наигранной нервозностью). Но отчего же? Оттого, что он в жизни получил на стакан молока меньше?
Убийца. Не только поэтому. Тем или другим способом он лишил меня множества вещей. Он разрушил во мне чувство собственного достоинства… Подумайте только: если бы он тогда не заставил меня стоять под забором, потому что у меня не было десяти пфеннигов на молоко, быть может, неделю спустя, когда солдаты вылили на меня ведро с помоями, я бы кричал и ругался. А так я подумал, что каждый имеет право делать со мной все, что захочет. (Взволнованно.) В том-то и ужас, что я не ругался, а тихонько ушел. Потом, когда я вырос, я вел себя так же.
Председатель. Да, но чем виноват учитель, что солдаты вылили на вас ведро с помоями? Быть может, они разозлились на фельдфебеля, а тот на капитана, и так далее, вплоть до генерала. Но не станете же вы обвинять в этом учителя?
Убийца(продолжая свою мысль, скорее для себя). Когда я в тот раз сидел в комнате учителя, все унижения, которые он мне причинил, вдруг ожили во мне, и моя ненависть задушила его. Я был лишь орудием убийства, воли у меня не было.
Председатель(сухо). Ах, пожалуйста, оставьте это! Мы уже слышали от экспертов, что вы в состоянии отвечать за свое преступление. Не было воли? Напротив! Вы подождали, пока ушли ученики, потом побеседовали с учителем о школьной экскурсии, причем достаточно подробно, как вы сами заявили, и только потом задушили его. Совершенно спокойно, не спеша. (С сожалением пожимает плечами.) С точки зрения здравого смысла это преднамеренное убийство. (Наклоняется вперед и, ожидая ответа, смотрит на убийцу.)
Убийца. Этот ужасный случай можно сравнить с горным обвалом.
Председатель(со злобным весельем). Вы называете свое преступление несчастным случаем?
Убийца. В глубине земли происходят сдвиги, поверхность смещается, и от этого погибает человек. Все унижения, выстраданные мною, вызвали… неизбежный взрыв ненависти, и от этого погиб учитель… И, может быть, больше по своей собственной вине, чем по моей.
Председатель упирается кулаками в стол и, расставив локти, возмущенно возводит глаза к небу, словно желая сказать: «Это же неслыханно!» Смотрит на прокурора.
Прокурор. То, что обвиняемый, как человек весьма развитой, будет пытаться затемнить ясные причины преступления фантастическими историями, можно было предвидеть и, в конце концов, по-человечески даже и понять. Но что он обвиняет в убийстве свою же жертву, этого старика, вся жизнь которого была полна трудов, и считает его виновным в убийстве, жертвой которого тот стал, более, чем самого себя, — это можно квалифицировать лишь как преступное недомыслие.
Защитник(спокойно, быстро и уверенно). Если отвергнуть эти мотивы, человека можно обвинить в недомыслии. Если признать их, окажется, что он рассуждает логично. (Улыбается с сознанием собственного превосходства.) Все зависит от того, как к этому относиться.
Прокурор(злобно, как учитель, улыбается). Я спокойно могу предоставить господам присяжным судить о том, кто виновен — жертва или убийца.
Председатель(иронически). Итак, по вашему мнению, учитель — жертва несчастного случая, скажем, землетрясения. Так что мы здесь ни при чем… Как же так? Между вами и земным шаром есть все-таки некоторая разница, убийство — не землетрясение. (Улыбаясь, смотрит сначала на присяжных, затем на прокурора.)
Прокурор(присяжным). В таком случае, каждый ученик мог бы убить своего учителя.
Несколько присяжных одобрительно кивают.
Защитник(присяжным). Возможно, обвиняемый справился бы с ядом, которым учитель отравлял его долгие годы, если бы жил в благоприятных условиях. Но обвиняемый с самого детства и до настоящего времени жил в ужасающей бедности. Он и утверждает, что беспрерывные унижения уже в раннем возрасте уничтожили в нем чувство собственного достоинства и сделали его неспособным бороться за свое существование. Обвиняемый является, таким образом, жертвой не только своего учителя, но и определенных социальных условий. И с этой точки зрения вы, господа присяжные, должны судить о том, заслуживает он смерти или же понимания и снисхождения.
Прокурор. Подумайте, пожалуйста, и о том, вправе ли те миллионы честных мужчин и женщин, которые вынуждены в нашей стране вести трудную и подчас безуспешную борьбу за существование, вправе ли они без особых размышлений убивать первого попавшегося человека, более состоятельного, чем они.
Председатель(убийце). Кстати, быть может, вы так и думаете?
Убийца(спокойно). Нет. Но я считаю, что почти все преступления — результат неправильного воспитания и безнравственных социальных условий.
Председатель. А сами убийцы ни в чем не виноваты, не так ли?
Убийца(спокойно). Виновато все человечество. Только эта всеобщая вина приписывается отдельным лицам.
Председатель(весело). Да, так что же нам делать, не можем же мы уничтожить все человечество!
Убийца(спокойно). Мы должны изменить социальные условия, превратившие учителя в то, чем он был.
Председатель обменивается понимающим взглядом с прокурором.
Прокурор. Эти идеи обвиняемый проповедовал и в своих статьях, призывающих народ бороться против существующего строя. Я готов прояснить этот вопрос, если защита полагает, что обвиняемому это поможет.
Защитник(сухо). Ясность никогда не повредит, господин прокурор. Я по крайней мере за то, чтобы общественность узнала, по каким государственным соображениям этого бедняка могут приговорить к смерти… В двадцатом веке.
Прокурор(зачитывает из газеты). Итак, обвиняемый пишет: «Общественные отношения похожи на исполинский водоворот. Наверху плавают сливки общества, равнодушно и безмятежно совершая по большому кругу свой жизненный путь…»
Голос из публики. В мягких креслах!
Председатель(кричит). Тише!
Прокурор. «…Но книзу воронка сужается, и вода кружится там с бешеной быстротой. В нижних слоях люди крутятся как попало, толкаясь и падая: идет ожесточенная борьба за жизнь, за существование… Миллионы людей вынуждены терпеть нищету и погибать в бедности. А того, кто пытается пробиться наверх, на простор, осуждают или казнят». (Опускает газету, смотрит на председателя и присяжных, словно говоря: «Ну, видите, какова его точка зрения?») Председатель. Значит, вы считаете, что человек, для того чтобы улучшить свое положение, вправе убить кого угодно?
Убийца(спокойно). Нет. Но я считаю, что причины преступлений должны быть устранены. Иначе и через сто тысяч лет людей будут сажать в тюрьмы и отправлять на казнь. (Удивленно.) Разве для того создан человек?
Председатель. А вы сами? Вы же сами! Вы же сами приговорили человека к смерти и убили его. Что, в таком случае, с вами делать? (Наклоняется вперед и смотрит убийце в глаза.)
Убийца, не выдержав взгляда, опускает голову.
(Медленно выпрямляется.) Вы ведете безалаберную, паразитическую жизнь, убиваете человека и к тому же еще пишете бунтарские статьи против общества… Общества, кото37рое защищается от подобных типов по принципу: око за око… Надо сказать, жалкая жизнь!..
Одноглазый. Я случайно знаком с этой серией статей. Это, вероятно, был для вас тяжелый и длительный труд?
Убийца кивает и смотрит прямо перед собой.
Защитник. О паразитическом существовании здесь не может быть и речи. (Кладет руку на кипу бумаг.) Целая груда работ. И это за десять лет! Стихи и все что угодно! (С улыбкой.) Ничего не напечатано!
Председатель(улыбаясь). Ну а мы не прочь познакомиться поближе с каким-нибудь из этих так называемых произведений.
Защитник(спокойно). Пожалуйста. (Берет первый попавшийся листок и протягивает председателю.)
Председатель. Благодарю вас! (Читает название.) «Когда я умру». (Читает дату рядом с заглавием.) «Двадцать первое мая»! (Удивленно.) Вы написали это после преступления? Во время предварительного заключения?
Убийца кивает.
(Многозначительно смотрит на убийцу, собирается читать вслух, но останавливается.) Быть может, вы прочтете наизусть сами? (С улыбкой.) Вероятно, у вас это лучше получится, чем у меня.
Убийца(бросив удивленный, беспомощный взгляд; просто).
Когда я умру,
Дитя мое подойдет к саду
И, сев у ограды, залитой солнцем,
Пытливо и робко
Всмотрится в мир —
В расщелины меж камней,
В жуков на кончиках трав.
Дитя мое,
Суждены тебе слезы,
Суждено тебе тяжкое бремя,
Которое ты понесешь,
Как все.
Так пусть же владелица сада
Будет добра к моему ребенку
И протянет ему сквозь решетку
Пригоршню спелых слив.[1]
Волнение среди женщин, присутствующих в зале.
Тишина.
Председатель(следивший глазами по листку, смотрит на убийцу). Разве у вас есть ребенок?
Убийца. Нет. Но я бы очень хотел иметь ребенка… дочку.
Председатель(как бы между прочим). К счастью, его у вас нет.
Убийца низко опускает голову.
В дверях появляется судебный пристав, маленький, высохший старичок.
Судебный пристав. Мы нашли ее, господин председатель.
Председатель. А!.. Давайте ее сюда! (Глядя на дверь, возвращает защитнику листок со стихотворением.) Благодарю вас! (Снова смотрит на дверь.)
Судебный пристав вводит проститутку.
(Строго.) Вчера, после того как вас вызвали в качестве свидетельницы, вы исчезли. (Резко.) Это неслыханно! Как вы могли позволить себе это?!..
Проститутка(одета скромно и элегантно. Во время допроса держится безукоризненно и говорит тоном человека, стоящего выше всего происходящего. Спокойно и равнодушно). Мне очень неприятно присутствовать здесь.
Председатель. Да что вы говорите! Наверное, все это слишком грубо для ваших нежных чувств.
Проститутка(спокойно). Да.
Председатель. Великолепно.
Проститутка. К тому же я считала гораздо важнее для себя (слегка поворачивается в сторону убийцы) позаботиться о его матери. Она лежит у меня дома, она умирает.
Председатель. Подходящее место для порядочной старой женщины, нечего сказать!
Проститутка. Другого у нее нет. Поэтому я взяла ее к себе, когда она вчера здесь в зале упала в обморок.
Председатель. Во всяком случае, за вашу наглость вы получите несколько дней тюрьмы. Вы меня понимаете?
Проститутка(спокойно). Мне все равно.
Председатель(гневно). Замолчите! Здесь нужно вести себя прилично… Вас вызвали сюда в качестве свидетельницы. Обращаю ваше внимание на то, что вы должны говорить чистую правду, хотя вас и не приводили к присяге. (Перелистывает страницы в папке.) Сколько времени вы знаете обвиняемого?
Проститутка. Примерно год.
Председатель. А как вы познакомились с ним, при каких обстоятельствах?
Проститутка(так же спокойно, как и раньше). Он подобрал меня на улице — я была пьяная — и проводил домой.
Председатель. Как рыцарь, значит!.. А вы, вы, кажется, вообще потеряли всякий стыд, а?
Проститутка. А мне все равно.
Председатель(резко). Что вам все равно?
Проститутка(спокойно, с превосходством). Все, господа!
Председатель(с презрением). Именно такое впечатление вы и производите… В каких отношениях вы находились с обвиняемым в течение этого года?
Проститутка(спокойно). Ни в каких.
Председатель. Так!.. Однако следователь установил, что вечером накануне преступления вы дали обвиняемому двадцать марок.
Проститутка делает едва заметное движение рукой, сопровождаемое взглядом на председателя, как бы спрашивая: «Ну и что?..»
Но ведь чрезвычайно странно, что такая женщина… как вы, ни с того ни с сего дает мужчине деньги.
Проститутка равнодушно молчит, словно считая излишним даже презрительно улыбнуться в ответ на это.
Значит, он попросил вас дать ему двадцать марок. И вы их дали ему сразу же, не раздумывая?
Проститутка. Нет. У меня в тот момент у самой не было денег.
Председатель. И когда вы ему не дали денег, он начал угрожать? Или что там произошло?
Проститутка. Я попросила его подождать несколько минут.
Председатель(всем своим видом выражает вопрос). Как так? Чего надо было ждать? У вас же не было денег!
Проститутка. Ко мне пришел один господин.
Председатель(подумав, грубо). Клиент?
Проститутка(невозмутимо). Да, клиент.
Председатель. И?.. И он ждал в соседней комнате, пока?..
Убийца(сидевший во время допроса проститутки со странным, отсутствующим видом, словно прислушиваясь к далекому голосу своей судьбы, поднимает голову). Пока она зарабатывала для меня деньги.
В зрительном зале и среди присяжных — некоторое движение.
Проститутка(впервые потеряв спокойствие; быстро, желая спасти, что еще возможно). Я попросила его об этом. Я сама попросила его.
Председатель(не хочет, чтобы предыдущее впечатление пропало впустую). Довольно! Садитесь! Нам уже достаточно известно. (Смотрит на прокурора.)
Прокурор. Обвиняемый сказал, между прочим, что он не знает, на какие деньги жил последний год. (Указывая на проститутку, которая садится.) Вот источник. (Присяжным.) Не подлежит сомнению, что таинственная ассигнация в сто марок, относительно происхождения которой обвиняемый отказывается дать показания, получена тоже от этой женщины.
Председатель(убийце). Ваш облик проясняется. Забираете у… проститутки двадцать марок, отправляетесь к себе на родину…
Хозяйка(про себя, тихо и обозленно). Вместо того чтобы заплатить мне за квартиру!
Председатель. …и душите своего учителя (с возрастающим издевательством) за то, что двадцать семь лет тому назад он не дал вам стакана молока, а? (Возмущенно.) Чудовищная наглость! Не согласитесь ли вы теперь наконец, что убили старика только потому, что вы такой, какой вы есть? Что причина вашего преступления кроется в самом вашем характере, в вашей моральной беспринципности?
Убийца(потерянно, про себя; он дрожит). Это он виноват в том, что я стал таким, какой я есть… Но, быть может, ничего ужасного и не случилось бы, если бы я не стал свидетелем этой страшной сцены, когда он бил своего ученика, такого маленького, напуганного… (Начинает волноваться.) Мне пришлось увидеть, как учитель бил малыша, опозорил его по той же причине, из-за которой погубил меня и мою жизнь. Он заклеймил его душу.
Председатель(с ненавистью и в то же время победоносно смотрит на убийцу, словно желая сказать: «Этот обман мы сейчас тоже раскроем». Вынимает карманные часы, смотрит. Затем обращается к высокому ученику). Подойди-ка ко мне.
Высокий ученик свободно и непринужденно подходит к барьеру.
(Весело и тем фальшивым голосом, которым взрослые говорят с детьми.) Теперь скажи-ка мне вот что: вам в школе частенько влетает?
Высокий ученик. Мне никогда не попадало… У меня по арифметике — пятерка, по правописанию — пятерка или четверка, по сочинению…
Председатель. Значит, у тебя хорошие отметки?
Высокий ученик. Поэтому мне всегда и поручали носить тетради.
Председатель. Ну, теперь расскажи-ка мне поподробнее, что, собственно, произошло в тот раз, когда вы пришли за тетрадками?
Высокий ученик(словно на него напали и он вынужден защищаться). Ничего особенного!
Председатель. Но вот твоего же маленького друга… Одним словом, что-то все-таки произошло.
Высокий ученик. Ну, он… это самое… написал «дождь» через «ш», а вместо «Аминь» написал «Амминь». «Во веки веков Амминь!»
Председатель, прокурор, присяжные и некоторые зрители улыбаются.
Председатель(весело). Ну и что?
Высокий ученик. Ну, учитель его… это самое… и стукнул маленько по голове.
Председатель. Это было действительно так больно?
Высокий ученик(пренебрежительно пожав плечами). Не знаю, мне бы это нипочем.
Председатель одобрительно кивает и при этом окидывает взглядом присяжных и прокурора.
А вот яблока ему не дал.
Председатель(выпрямляясь). Ну это было, пожалуй, хуже, а?
Высокий ученик. Ничего, ведь я ему от своего яблока половину отломил.
Председатель(с жестом). Ну и опять нее стало хорошо!
Высокий ученик(наклонившись, словно сообщая нечто очень важное). Но он не взял.
Председатель(делает вопросительный жест, как бы не понимая этого поступка; ласково и осторожно обращается к малышу). Ну а теперь ты подойди-ка сюда.
Малыш испуганно отшатывается и цепляется за жильца, тот поднимает его со скамьи свидетелей и подталкивает вперед.
(Манит его к себе.) Ну подойди ко мне поближе. Здесь тебя никто не тронет.
Малыш робко делает шаг вперед.
(Приветливо, нежным голосом.) Скажи-ка, пожалуйста: ты боялся своего учителя?
Малыш еще шире раскрывает глаза. Молчит.
(Ласково.) Ну скажи мне… Боялся?
Малыш, оцепенев от страха, едва удерживается от слез и отрицательно качает головой.
(Уговаривает его самым ласковым голосом.) Все будет хорошо! Ну конечно! (Показывает ему сморщенное яблоко.) Тебе хотелось получить его, а?
Малыш озирается как сумасшедший и с криком, словно моля о помощи, бросается к убийце. В зале — волнение. Убийца сначала нежно прижимает малыша к себе, затем осторожно поворачивает его и кладет ему руки на плечи. Теперь оба стоят лицом к лицу с председателем.
Убийца(спокойно). Вот свидетель того, что учитель разрушал души. Взгляните на меня: я — постаревшая копия этого ребенка… Яблоко, которое он не получил, будет иметь ужасные последствия. Оно будет определять поведение этого ребенка еще и через двадцать лет.
Председатель(иронически). Видите ли, сегодня мы не можем проверить, что будет через двадцать лет. (Берет яблоко.) Это всего лишь яблоко… Зачем вы, собственно, взяли его у убитого?
Убийца(с заметным волнением). Мне хотелось взять его… Я думал — вот теперь малыш все-таки получил свое яблоко. Теперь и я получил свой стакан молока, думал я.
Председатель иронически улыбается, кивая при этом головой, словно говоря: «Этой ерунды мы уже наслышались по горло». Затем он делает знак судебному приставу. Тот уводит обратно на скамью свидетелей малыша, который долго сопротивляется, в страхе прижавшись к убийце. Жилец усаживает его на скамью и пытается успокоить.
Прокурор. Я бы хотел воспользоваться случаем и обратить внимание на то, как пристрастно и клеветнически описывал здесь подсудимый характер убитого. Учитель, разумеется, не утопавший в роскоши и богатстве, дарил своим ученикам яблоки. Он дарил им яблоки. Господа присяжные заседатели, этот учитель был воспитателем душ, а не разрушителем. Этот учитель был явно очень добрым человеком.
Председатель взглядом требует от убийцы ответа.
Убийца. Доброта — врожденное свойство каждого человека, но жизнь подавляет доброту. И он и я стали жертвами одних и тех же обстоятельств. (Опускает голову.)
Председатель(высокому ученику). Ты можешь сесть. Ты молодец.
Ученик медлит.
Ты хочешь еще что-нибудь нам сказать?
Высокий ученик. Вы же просили, чтобы я рассказал все подробно.
Председатель. Ну?
Высокий ученик. Я ему говорил, чтобы он не ходил со мной к господину учителю, потому что тетради разрешают носить только тем ученикам, у которых хорошие отметки… А он пошел… из-за яблока! Потому что он хотел есть! Он стоял перед булочной, потому что там пахло пирогами. А я как раз должен был разменять сто марок для господина учителя у булочника. Там-то я его и встретил.
Председатель(словно пелена спала с его глаз). Сто марок?.. Для учителя?
Высокий ученик. Да, но булочник тоже не смог разменять.
Председатель(берет со стола ассигнацию в сто марок, пронизывает убийцу взглядом, долго молчит; медленно и торжествующе). Так вот откуда эта таинственная ассигнация, которую у вас нашли!
Прокурор и некоторые присяжные приподнимаются с мест.
В зале — большое волнение. Внезапно наступает полная тишина. Председатель все еще стоит, высоко подняв ассигнацию в сто марок.
Убийца(почти беззвучно). Я сделал это не ради ста марок.
Председатель(торжествующе, язвительно). А зачем же, в таком случае, вы их украли?
Убийца(совершенно растерянно, тихо). Я хотел бежать… Я бы не взял этих денег, если бы не увидел вдруг… резинового шнура.
Председатель(с напряженным вниманием). У вас был резиновый шнур?
Убийца. В комнате учителя вдруг появился толстый резиновый шнур, он со свистом прилетел из Африки. Я ухватился за него и перенесся в Африку по воздуху… Вот тут-то я и взял деньги.
Прокурор(торжествующе и очень быстро). Вот этого шнура нам только и не хватало.
Председатель выпрямляется во весь рост. На лице его, подобно маске, улыбка ненависти и торжества. Эта же улыбка отражается и на лице прокурора. Высоко поднимает ассигнацию и потрясает ею. Убийца стоит низко опустив голову: это конченный человек. Защитник отводит глаза от этой немой сцены, складывает со свойственным ему спокойствием бумаги, словно спасти уже ничего нельзя.
Председатель(после паузы, медленно, пока опускается занавес). Даже если бы вы и не украли эти сто марок…
Занавес
Камера смертников во всю длину сцены, метра два в глубину, с очень высоким потолком. В задней стене слева, под самым потолком, — маленькое квадратное окно с решеткой, ведущее не на улицу, а на галерею перед камерами, а через нее — в закрытый двор, где совершаются казни. В задней стене справа — низкая железная дверь с глазком. В середине задней стены параллельно к ней — узкие нары. У стены справа, ближе к рампе, от пола до потолка — каменный выступ вроде камина, около него — высокий откидной стол, перед ним — привинченная табуретка.
Убийца, бледный как призрак, в серой одежде арестанта, сидит на нарах, покрытых дерюгой. Сидит прямо, неподвижно, опустив руки на колени, в огромном нечеловеческом напряжении от страха. Живут лишь его глаза. Когда где-то едва слышно раздаются шаги или тихий звон ключей, он резко поворачивает голову к двери. При этом тихо стонет от страха. Затем напряженно поднимается и, расставив руки, словно идет по канату, делает на цыпочках несколько шагов назад, в страхе прислушивается и застывает, немного откинув туловище, и, будто защищаясь, поднимает руки. Шаги приближаются. Глазок в двери тихо открывается. Убийца смотрит туда не двигаясь. В глазок смотрит тюремщик.
Открывается дверь. Входит тюремщик. Это пожилой человек с поседевшими усами, худым, желтовато-бледным лицом, в руках у него деревянный поднос с деревянной посудой и полубутылкой вина, под мышкой белый хлеб. Он закрывает за собой дверь и, не здороваясь, подходит к откидному столу, ставит поднос на табуретку.
Убийца(следит за ним безумным взглядом; шепотом, хрипло). Сколько… сейчас… времени?
Тюремщик(спокойно). Половина шестого.
Убийца(тихо). Половина… шестого? (Молчание.) Когда же это будет?
Тюремщик, не отвечая, смотрит на убийцу. Приближается к откидному столу.
(В ужасе бормочет.) Когда… я умру?
Тюремщик(снова смотрит на убийцу; немного помолчав), В шесть. (И сразу же поворачивается к столу.) Пока тюремщик опускает стол, убийца делает несколько шагов назад — в огромном напряжении, чрезвычайно осторожно, словно перед ним тигр, готовый к прыжку…
Убийца(громко и очень отрывисто). Отрубят… голову?.. Всю… голову?.. (Хватается обеими руками за шею.) Перерубят… шею?.. Всю… шею?.. Такую крепкую, живую шею?.. (Орет.) Нет, нет, нет, нет! (Бросается перед тюремщиком на колени, обнимает его ноги. Кричит.) Помогите! Помогите! Помогите!
Тюремщик(освобождаясь из рук убийцы и опуская стол). Возьмите себя в руки. Теперь уже ничего не поможет.
Убийца(высоким гортанным голосом). Да? Ничего не поможет?
Пока тюремщик ставит на стол деревянную тарелку с цветной капустой, полбутылки вина, деревянный бокал и кладет хлеб, убийца, все еще стоя на коленях, издает какие-то нечленораздельные звуки, вроде: «Не поможет! Не поможет! Ничто!»
Тюремщик. Вы предпочитаете красное вино?
Убийца глядит на него, моментально вскакивает, отходит, пятясь к левой стене, чтобы быть хоть чуть-чуть подальше от смерти, прижимается к стене всем телом и руками, как ребенок, который не хочет есть.
Если вы предпочитаете красное вино, вам стоит только сказать.
Убийца. Мне это выпить? (Отводит одну руку от стены и подносит ко рту.) Туда, в рот? А в шесть? Что с ним будет в шесть?
Тюремщик(придвигает тарелку). Цветная капуста.
Убийца(повторяет эти слова с таким видом, будто в них заключен глубочайший смысл бытия). Цветная… капуста.
Тюремщик. Поешьте. Это вкусно.
Убийца(с безумным видом). А как вы думаете, опоясывающие боли жирные?
Тюремщик(бросает быстрый взгляд на убийцу, нисколько не удивляясь, словно ожидал этой перемены, которую нередко наблюдал у других смертников; подвигает хлеб). Теплый еще.
Убийца(будто найдя разгадку, строго и сурово, отчеканивая слова). Опоясывающие… боли… жирные… (Неподвижно смотрит перед собой.)
Тюремщик(как будто говоря себе: «Меня ничем не удивишь»). Да-да. (Идет к двери, открывает ее. Выходит, запирает.)
В камере становится совсем темно. В яркой узкой полосе света, падающей параллельно рампе, справа проходит тюремщик с пустым подносом.
Слева, продолжая разговаривать, появляются защитник весь в черном и одноглазый в сером костюме.
Одноглазый(в чрезвычайном волнении, как человек, обремененный тяжкой виной и мучимый укорами совести). Я предпринял все: я был у министра, я…
Защитник(так же волнуясь, но вместе с тем пытаясь сохранить присущее ему спокойствие). Надо было думать об этом раньше. Почему же вы проголосовали «за»? Теперь уже поздно.
Одноглазый(вне себя, беспомощно). Я хочу видеть его. Он должен знать, что я… Пусть он знает по крайней мере, что я буду горько раскаиваться всю жизнь.
Защитник. К сожалению, ваше раскаяние ему не поможет! (Приставив указательный палец к груди одноглазого, резко.) Вам оно, впрочем, тоже не поможет. Никто на этом свете не снимет с вас ответственности, господин профессор.
Одноглазый(удрученно). Я знаю.
Слева появляется высокий, толстый, добродушный второй присяжный.
Защитник(второму присяжному). Ах, это вы вызывались быть свидетелем при казни. На здоровье! (Резко.) На здоровье, господа! (Хочет уйти.)
Второй присяжный(кричит ему вслед, словно оправдываясь). Я считаю, что, если у тебя было мужество подписать смертный приговор, надо иметь мужество присутствовать при казни!
Защитник. Очень хорошо! Великолепно! Я бы сделал еще один шаг. Если бы я был господом богом в Германии, я бы издал закон: тот, кто подписывает смертный приговор, должен сам рубить голову. Собственноручно! Тогда, быть может, было бы меньше смертных приговоров. Во всяком случае, я так думаю! (Уходит направо.)
Оба присяжных стоят молча.
Второй присяжный(качает головой, задумчиво). Такой спокойный, скромный человек! Он у меня всегда сигареты покупал. Самые дешевые! Пяток за десять пфеннигов! Ведь у меня табачный магазин. Иногда в долг брал. Скромный очень!.. И подумать только, такое натворил! (Лицом к лицу с одноглазым.) А ведь я очень сомневался, подавать ли мне свой голос «за»? И не только я! Еще несколько присяжных. Вы же знаете — мы очень сомневались!.. (Сжимает руки, потрясая ими перед одноглазым; громко.) Но вы нам так великолепно разъяснили, господин профессор, почему общество вынуждено защищаться, как бы ни обстояло дело… так убедительно разъяснили (разводит руками и резко опускает их), что мы уже не могли поступить иначе.
Одноглазый, затаив дыхание, изо всех сил старается не потерять самообладания. Слева входит мать с маленькой дорожной сумкой в руках. Глаза у нее заплаканы. Она беспомощно озирается по сторонам.
(Взглядывает на часы. Торопливо.) Сейчас без четверти шесть! Надо идти вниз. Кажется, пора. (Протягивает руку одноглазому, который, застыв в ужасе, этого не замечает.) Да, тяжело. (Уходит направо.)
Одноглазый(тихо). Вы его мать?
Мать. Да… Ох, господи… Вы один из тех, кто судил его?
Одноглазый невольно кивает головой. Слева направо быстро проходит тюремщик, он в белом фартуке, в руках у него какой-то блестящий инструмент.
Вы поступили с ним несправедливо. Очень несправедливо. (Пауза.) Теперь вот и я умру. Я же его родила. (Семенит дальше.) О господи! (Уходя направо.) Я же его родила.
Одноглазый(с тяжелым чувством). Как чудесно она решает проблему ответственности. Теперь вот и она умрет. Она же его родила. (Тоже уходит направо.)
Освещается камера. Входит тюремщик в белом фартуке, запирает за собой дверь.
Убийца выпрямившись сидит на табуретке спиной к откидному столу и бессмысленно переводит взгляд слева направо, справа налево.
Тюремщик(подходит к убийце, подносит машинку для стрижки волос к его затылку). Так надо.
Убийца, оцепенев от ужаса, сидит неподвижно, лишь иногда косится на тюремщика. Тюремщик стрижет ему затылок наголо.
Убийца ощупывает рукой свой остриженный затылок, медленно поднимается с табуретки, оглядывается на тюремщика, словно сейчас только поняв, почему его остригли, и в невыразимом ужасе застывает, держась за затылок и глядя на тюремщика.
Тюремщик. Вас здесь пришел навестить один присяжный… Если вы его хотите видеть.
Убийца, все еще держась за затылок, в страхе отступает назад, к стене. (Идет к двери, отпирает.) Пожалуйста!
Пошатываясь, входит одноглазый, растерянно смотрит на убийцу.
Убийца(все еще выпрямившись, стоит у стены, разглядывает одноглазого; медленно поднимает указательный палец, негромко). Иуда! Вы поняли меня и все-таки предали!
Одноглазый опускает голову, губы у него дрожат.
(Медленно приближается к одноглазому, останавливается перед ним на расстоянии метра и заставляет его поднять голову. Прижимает руки к вискам. Со слабой, презрительной улыбкой.) Сколько весит отрубленная человеческая голова?.. Вместе со всем мясом?.. Вместе с глазами! Еще теплая! (Пауза.) Четыре кило? Может быть, пять? Когда еще в ней есть кровь!
Одноглазый, дрожа всем телом, снова опускает голову.
Тюремщик, повернувшись к стене, берет табак из табакерки.
Убийца(кладет руку себе на затылок). Моя голова упадет в ящик, покатится, повернется чуть-чуть и затихнет… В профиль! В профиль! (Снимает руку с затылка, рассматривает ее, словно она в крови, опускает ее и встряхивает. Смотрит на одноглазого.) А глаза, мои глаза, они будут тогда закрыты?.. Или открыты?.. Увидят ли мои глаза хоть на секунду стенку ящика? Голова же упадет очень быстро. Вы должны это знать, ведь вы приговорили меня к смерти!
Одноглазый, совершенно сникнув, делает движение, чтобы уйти.
(Строго, шепотом.) Останьтесь!.. И будет ли тогда какое-то время действовать мой мозг? Можно ли рассечь мысли топором? (С неопровержимой уверенностью.) Нет, топором их не разрубить. Чудовищным усилием моя голова, лежа в профиль в ящике, додумает последнюю мысль. (Делает шаг по направлению к одноглазому, останавливается перед ним. Тихо, с глубоким презрением.) Жалкий предатель! (Вдруг с ненавистью.) Уходите!
Одноглазый, шатаясь, уходит.
Тюремщик(отпирает дверь, выпускает его, снова запирает; оборачивается). Ну что, вы хотите видеть ее?
Убийца(с молниеносной быстротой отскакивает в сторону, словно уклоняясь от пули; в ужасе). Я не могу видеть свою Мать!
Тюремщик. Она стоит снаружи… Такая маленькая женщина.
Убийца. Но ведь я же не могу видеть свою мать!
Тюремщик(безжизненно, как и все, что он делает и говорит). Она же здесь. Приехала издалека. (Смотрит на часы.)
Убийца(обессилев). Неужели я все-таки должен увидеть ее?
Тюремщик направляется к двери.
(Кричит.) Стой! Это невозможно!
Тюремщик отпирает дверь.
Входит мать, маленькими шажками бежит к убийце, который нечеловеческим усилием овладевает собой. Протягивает ему руку.
Мать. Не знаю, что и сказать тебе.
Убийца(обычным голосом). Устала?
Мать. Да… Посижу немного. (Осторожно присаживается на нары, на самый краешек, сумочку положив на колени.)
Убийца(помолчав). Что отец?
Мать. Сидит, уткнувшись в свои газеты… Кланяется тебе.
Убийца. И ты… ты тоже поклонись ему от меня.
Мать. Он сказал: наверно, мы должны были дать тебе эти сто марок… Если бы мы все продали: мебель и его серебряные часы…
Убийца(без всякого выражения). Вот как!
Мать(поднимает на него глаза; с болью, словно каждое слово — это капля крови из ее сердца). Скажи, ты ведь это сделал не из-за ста марок, нет? Я же знаю тебя… Отец никогда не отличался особым умом, сколько я его знала. Такова уж твоя судьба, иначе, видно, не могло быть… Я больше не верю в бога. Ведь я молилась.
Убийца, зарыдав, падает перед матерью, пряча голову у нее в коленях.
Мать(наклоняется к нему, гладит по голове). Тебя остригли наголо?
Убийца(выпрямляется со стоном). Иди, мама, иди теперь!
Мать(испуганно, поняв, что она мучает его). Сейчас, сейчас пойду… О господи! (Встает, делает шаг и останавливается.)
Убийца(весь дрожа). Уходи, мама!
Мать(испуганно). Иисусе Христе, ухожу! (Делает еще несколько шагов, снова останавливается, смотрит на нары.) Нары-то здесь жесткие, должно быть. (Вынимает из сумочки маленькую белую подушечку.) Положи ее себе под голову. Я и наволочку свежую надела… Ну, я ухожу.
Убийца, сделав над собой нечеловеческое усилие, берет подушечку.
Вот теперь попрощаемся. (Улыбается странной улыбкой.) Теперь ведь я тоже умру.
Тюремщик отталкивается от стены.
Убийца(изнемогая от любви к матери). Мама! Добрая моя, хорошая моя мама…
Мать(рыдая). О господи! (Быстро семенит к двери.)
Тюремщик следует за ней. Убийца, затаив дыхание, в страхе широко раскрыв глаза, смотрит ей вслед. Когда она выходит, он как подкошенный падает на пол. Пауза. Затем Убийца, шатаясь, медленно приподнимается и садится на полу, глядя перед собой остекленевшими глазами. Серый квадрат окна чуть розовеет, потом освещается солнцем. Тоненький солнечный луч дрожит в камере, он падает на стену, на сидящего убийцу. Щебечет птица. Еще раз — подольше. Убийца поднимает голову, в беспомощном ужасе поворачивается к окну. Кладет обе руки на затылок и кричит протяжно, все громче и громче.
Входят тюремщик и священник.
Убийца(не глядя на вошедших, встает, бросается к священнику и падает перед ним на колени; умоляющим голосом). Помогите!
Священник опускается тоже. Оба на коленях в профиль к зрителю.
Помогите! Помо…гите!!!
Священник. Всемогущий господь… вам поможет. (Молитвенно складывает руки. Беззвучно молится.)
Убийца(резко, гортанным голосом). Господь? (Дико вскрикивает.) Вон! Вон отсюда! (Вскакивает.) Где-то щебечет птица, (Смотрит на окно. И пока он переводит взгляд с окна на стену, па лице его появляется выражение огромного счастья, освобождения. Он сошел с ума.) Река! (Показывает вдаль, словно видит все это.) Чудесное утро! Туман поднимается над лугами. (Присматривается.) Плот! (С восторгом прислушивается.) Вы когда-нибудь слышали, как поют плотовщики? (Поднимает руки, словно берется за рулевое весло, подражая плотовщикам; идет, нажимая на воображаемое весло грудью, через всю камеру, будто правит плотом. Выпрямляется, тянет «весло» на себя; двигаясь в обратном направлении, повторяет все сначала. Вдруг начинает громко петь, расставив ноги, пританцовывая на месте и слегка нагнувшись вперед.)
Река — мой поезд, лес — вагон,
И с ними я лечу
Навстречу той, кем я пленен,
С кем свидеться хочу.
Священник(испуганно и громко читая молитву). Святая Мария, матерь божья, благословенная в женах, благословен плод чрева твоего, Иисус Христос…
Убийца(сжав кулаки, ликующе кричит). Да будет проклят плод женского чрева! (Поет вторую строфу, расходится все больше, приплясывая; ликующе выкрикивает каждое слово.)
Пусть льна светлей
Иль ночи темней
Кудри у девушки той,
Пусть мне она не махнет рукой —
Спешу я к ней.
Пока убийца еще поет, священник поднимается с колен, крестит его и, испуганно пятясь, движется к двери. Тюремщик выпускает священника, запирает дверь.
(Приплясывая.) «…Пусть мне она не махнет рукой…». (Шатаясь, натыкается на нары, падает на них. Сидит, тяжело дышит. Улыбается во все лицо.)
Тюремщик(собирая со стола нетронутый хлеб и тарелку с цветной капустой, про себя). За двадцать лет моей работы это семнадцатый. И все они сходили с ума. (Ставит поднос на табуретку, собирает со стола.) Один съедает сразу целого гуся, другой буйствует, третий становится тихим, как дитя… И все это потому, что они спятили. А вот он поет и думает, что это ему поможет… А может, и так! (Взяв поднос, хочет уйти из камеры.)
Убийца(спокойно протягивает ему маленькую подушечку; деловито, словно между прочим). Положите сюда мою голову и пошлите матери по почте. Говорят, нары здесь такие жесткие…
Тюремщик(не без удивления кивает головой). Да-да. (Уходит с подносом.)
Убийца подходит к табуретке, с лукавым взглядом опускается на колени, кладет голову на нее в профиль так, как это будет делать на плахе, затем мгновенно поднимает голову, снова медленно и осторожно кладет на табуретку, только теперь на левую щеку, и косит глазами на воображаемый, занесенный над ним топор. Слышатся приближающиеся шаги. Убийца поднимает голову, прислушивается, вскакивает, подходит к рампе и с веселым любопытством смотрит на дверь.
Входят тюремщик, прокурор, защитник, второй присяжный, все в черном, и одноглазый, одетый в серый костюм.
Убийца(радостно удивленный). Ах, это вы! (Направляется к вошедшим и, улыбаясь, протягивает им обе руки.)
Тюремщик отводит ему руки назад и надевает наручники.
(Не сопротивляясь, продолжая улыбаться, прокурору.) Скажите, господин прокурор, вы обедаете в ресторане?
Прокурор(растерявшись). Да.
Убийца. И у вас там, конечно, есть салфетка с кольцом?
Прокурор смущенно кивает.
Мне бы очень хотелось узнать: вы и сегодня будете вытирать тарелку для супа свернутой салфеткой?
Прокурор делает тюремщику знак. Тюремщик хочет увести убийцу.
Одноглазый(потеряв самообладание, делает последнюю отчаянную попытку спасти убийцу и бросается между ними. Прокурору, с отчаянной мольбой). Заклинаю вас, вы же не можете, не можете казнить сумасшедшего!
Убийца улыбается, с любопытством прислушивается, словно речь идет не о нем.
Прокурор(взяв себя в руки, деловым тоном). Господин судебный эксперт еще раз подтвердил, что осужденный абсолютно нормален. (Не обращая внимания на застывшего в отчаянии одноглазого, делает знак тюремщику.)
Сознание убийцы вдруг снова проясняется. Он понимает, что ему предстоит. Тюремщик хватает его, он дико вырывается, кричит изо всех сил; его тащат из камеры. Все уходят.
Дверь остается открытой. Крик удаляется. Одноглазый, оставшись в камере, без сил падает на нары, безудержно рыдает, раскачиваясь всем телом. Встает, беспомощно ходит по камере, зажав уши, чтобы не слышать крика; снова падает на нары, дико оглядывается по сторонам. Трогает маленькую белую подушечку, прячет в ней лицо, когда снова раздается крик, полный смертельного страха. Крик затихает.
Тишина. Вдруг издалека снова раздается дикий, протяжный крик ужаса. Одноглазый, широко раскрыв глаза, прислушивается. Крик внезапно смолкает, как обрубленный. Одноглазый падает на колени перед табуреткой и кладет на нее голову так же, как недавно это делал убийца. Потом без сознания падает на пол. Лежит неподвижно. Абсолютная тишина.
Занавес