Ч а р ы - а г а — крестьянин-бедняк, 50 лет.
Б е г е н ч — его сын, 26 лет.
П а л ь в а н - а г а — крестьянин-середняк, 55 лет.
С а х р а — его дочь, 18 лет.
М я л и к М е р г е н — председатель колхоза.
К а н д ы м — комсомолец.
С л е п о й б а х ш и.
К о р о т к и й.
Д л и н н ы й.
А т а м у р т.
Х р о м а я с т а р у х а.
К ю й к и б а й.
Ч е р к е з — его сын.
Б а с м а ч - м у л л а.
А н н а г у л ь — комсомолка, 20 лет.
К о з л о в — начальник милиции.
С а п а р.
Н е з н а к о м е ц.
К у л а к.
С е р е д н я к.
К о м с о м о л ь ц ы, к о л х о з н и к и, б а с м а ч и.
Действие происходит весной 1930 года в Туркмении.
Окраина аула. У дороги несколько тутовых деревьев. В стороне блестит речка, а за нею виднеется купол мавзолея Солтана Санджара[2]. Слышится песня, она как бы сливается с четкой командой: «Раз-два!» Это идут сельские комсомольцы.
Мы идем через грозные годы,
Мы идем по нелегкой земле.
Незакатное солнце свободы
Нам навек засияло во мгле.
И песня, как птица, стремится в полет.
Смелее вперед, комсомольский народ![3]
На сцене появляется С а х р а. Ей совсем недавно исполнилось восемнадцать лет. Она одета в длинное платье из красной кетени, две толстые косы лежат на груди. К платью приколота гульяка — большая круглая брошь из серебра с мелкими камушками. На голове — тюбетейка с висячими украшениями и помпоном.
Сахра набирает из арыка воду в большой кувшин и прислушивается. А песня звучит все явственнее. И вот мимо девушки строем проходят комсомольцы. Сахра, оставив кувшин, невольно тянется вслед за отрядом.
Крепко держим судьбу поколений
Мы в натруженных наших руках.
И шагает с улыбкою Ленин
В наших строгих и стройных рядах.
И песня, как птица, стремится в полет.
Смелее вперед, комсомольский народ!
Пока сцена пуста, появляется Б е г е н ч в форме красноармейца с рюкзаком в руках. Он смотрит на сверкающий на солнце купол мавзолея и радостно говорит.
Б е г е н ч. Здравствуй, родной аул! Здравствуйте, пески, деревья, мостик, ветер! Нет для меня уголка прекраснее!
Взгляд Бегенча падает на оставленный Сахрой кувшин.
Вот так находка! Чей это кувшин? Наверное, его оставила рассеянная красавица и побежала на свидание к возлюбленному. Но вот и она сама! Какое грустное лицо! (Узнает Сахру.) Сахра?! Ну да, конечно. Сахра! Красавица, не дашь ли напиться?
Сахра в смущении, не глядя на прохожего, протягивает ему кувшин с водой. Бегенч шумно пьет, потом возвращает посудину девушке.
Б е г е н ч. Будь счастлива. Мой армейский товарищ просил передать привет одной девушке из вашего аула…
Сахра подымает голову, пристально смотрит на Бегенча. Тот снимает красноармейскую фуражку. Узнав Бегенча, Сахра от неожиданности роняет кувшин. Вода льется ей под ноги, заливает и сапоги Бегенча, но влюбленные не замечают этого — они не могут оторвать взгляда друг от друга. Но вот краска стыда появляется на лице девушки. Чтобы скрыть смущение, Сахра наклоняется к кувшину.
С а х р а. Вай, вода!
Бегенч первым подымает кувшин и ласково говорит Сахре.
Б е г е н ч. Ты стала еще красивее… Скажи, ты ждала меня?
С а х р а. Зачем ты спрашиваешь об этом?.. Неужели не знаешь?
В это время на заднем плане появляется старуха. Она прихрамывает. Старуха пытается спрятаться за деревом. Влюбленные ее не замечают. Бегенч с нежностью смотрит на Сахру.
Б е г е н ч. Я привез тебе колечко. Возьми его.
Сахра протягивает к нему руку, но тут же поспешно отдергивает ее. Она замечает за деревом хромую старуху.
Б е г е н ч. Сахра? Что случилось? Кто напугал тебя?
С а х р а. Нет, нет… Никто! Бегенч, я лучше пойду, а то будет неприятность. Я ведь не за себя боюсь… Не хочу, чтобы с тобою случилось плохое…
Б е г е н ч. Ради бога, скажи — кого ты испугалась?
С а х р а. Нет, никого, просто… просто… Язык не поворачивается сказать. Меня… меня выдают…
Сахра беззвучно плачет. По лицу Бегенча пробегает тень. После паузы он тихо спрашивает.
Б е г е н ч. Кто же он? Кто твой жених?
С а х р а. Сын Кюйкибая! Но я никогда, никогда не выйду за него! Надень мне свое колечко, Бегенч!
Сахра снова протягивает ему руку. Бегенч надевает ей на палец колечко.
Б е г е н ч. Голубка ты моя! Пойдем! Наберем в твой кувшин воды!
Они идут к речке. За сценой слышны голоса: «Ну, толкай же! Чего ты встал?!» — «Да яма тут, что, не видишь?»
Затем на сцену вваливаются батраки Кюйкибая. Их прозвища — Д л и н н ы й и К о р о т к и й. Длинный тянет арбу, ему сзади помогает Короткий. Одеты они бедно, в лохмотьях, на ногах опорки. Переругиваются.
Д л и н н ы й. Тащу один, как ишак! Ты мне совсем не помогаешь!
К о р о т к и й. Не помогаю? Тогда тащи сам!
Он демонстративно отходит в сторону и садится. Длинный бросает оглобли арбы и укоризненно говорит своему товарищу.
Д л и н н ы й. Бай приказал доставить арбу, пока уста Хайдар не закрыл кузницу. Вставай, а то не успеем!
К о р о т к и й. Так это он тебе приказал, а не мне! Ты и старайся! А я на твоем месте не был бы дураком.
Д л и н н ы й. Зачем ты ругаешься?!
К о р о т к и й. Не хочешь — не буду. Сядь-ка! Слышишь, как комсомольцы песни поют? Так и хочется вместе с ними затянуть!
Д л и н н ы й. Не советую. Они кричат о новом мире, но как бы их баи старого мира не лишили! Глупые желторотые птенцы…
К о р о т к и й. Ослиная твоя голова! Что ты понимаешь!
Д л и н н ы й. Опять говорю — не ругайся!
К о р о т к и й. Да я же по-дружески!
Д л и н н ы й. И по-дружески не надо! Меня и так всю жизнь ругают!
К о р о т к и й. Перестань плакаться! Давай-ка лучше вступим, куда надумали.
Д л и н н ы й. А куда?
К о р о т к и й. Эх, пустоголовый!
Д л и н н ы й. Сказал — не ругайся! Куда вступим?
К о р о т к и й (оглядывается по сторонам. Делает предостерегающий жест). Тихо! Не кричи! Услышит Кюйкибай или его сын — несдобровать нам! Ну, ты согласен вступить?
Д л и н н ы й. Да объясни ты толком. Куда вступать-то? В комсомол или в басмачи?
К о р о т к и й (громко хохочет. Вытирает полой рваного халата глаза). Ну и уморил! В комсомол таких дураков, как ты, не принимают, да и староват ты немного, а для басмача слишком труслив! Больше месяца толкуем, куда вступить. Неужели забыл?
Д л и н н ы й. А, в колхоз! Ха-ха-ха!
К о р о т к и й. Чего ржешь? Вступим в колхоз — с бедностью расстанемся, женимся!
Д л и н н ы й. Да, как же! Женишься! Во сне!
К о р о т к и й. А почему бы и нет! Говорят, теперь калыма не будет, девушек продавать запретят.
Д л и н н ы й. Не дай бог дожить до таких дней! Какая она будет тебе жена, если ты за нее денег не платил? Да и что за дурак выдаст дочь без калыма? Дорого то, за что заплачено!
К о р о т к и й (мечтательно смотрит на реку). Э-э! Ты меня послушай! Бог свидетель — вступим в колхоз, возьмем себе жен без калыма. Я женюсь на красивой, ласковой, жить будем с нею душа в душу. Вечером будем пить чай, обниму я ее вот так…
Он протягивает руку к Длинному, обнимает его за плечи; тот поспешно вскакивает, плюет на землю.
Д л и н н ы й. Тьфу! Уйдем прочь! Что я тебе, бесплатная жена, что ли?
К о р о т к и й. Нужна мне такая саранча! Моя жена будет красавица, с муравьиной талией, глаза как пиалушки…
Д л и н н ы й. Да, да! Сначала ты ее обнимешь, потом — я, а потом еще кто-нибудь… Ведь в колхозе все общее!
К о р о т к и й. Пропади ты пропадом! Объяснять бестолковому — все равно что иголкой колодец копать! Пойми, дурак, жена не кетмень, что передают из рук в руки!
Д л и н н ы й. А ты забыл, что сказывал Кюйкибай? Сожгут все кибитки, снесут все хибарки, а вместо них настроят длинные казармы. Вот и будем жить вместе…
К о р о т к и й. Что-то плохо верится в это!
Он вытаскивает из-за пояса узелок, развязывает его, вынимает половину чурека и начинает есть. Длинный увлеченно продолжает рассказывать.
Д л и н н ы й. Ей-богу! В этих казармах все будет… как это говорят, дай вспомнить… обо… обоб… обобществленное!
К о р о т к и й. Что это за слово?
Д л и н н ы й. Это значит «твое-мое».
К о р о т к и й. Как это «твое-мое»?
Д л и н н ы й. А вот так: хочу взять твое — беру.
Он выхватывает из рук Короткого чурек и с аппетитом жует.
Хочешь взять мое — бери! Даже жену! Ей-богу!
К о р о т к и й. Не болтай!
Отнимает у товарища чурек.
Д л и н н ы й. Не веришь — твое дело! А по мне — и добра от колхоза не надо, и смерти от басмачей не хочу. Был бы кусок хлеба — и довольно!
К о р о т к и й. Значит, ради одного куска хлеба тяни всю жизнь лямку, как ишак?
Д л и н н ы й. Молчи ты! Услышит бай, твой язык через затылок вытянет!
К о р о т к и й. Он-то не услышит, а если ты ему сболтнешь — я твой язык через затылок вытащу!
Д л и н н ы й. Да провались ты со своим языком! Иди вступай в свой колхоз!
К о р о т к и й. И вступлю, а ты иди вылизывай миски бая!
Д л и н н ы й. Помолчи, Короткий, а не то…
К о р о т к и й. Что «не то», что «не то»? (Угрожающе идет на Длинного, тот в испуге пятится.) Благодари бога, что дочь Пальвана идет. Иначе…
Появляется С а х р а, за ней, несколько поотстав, шагает Б е г е н ч. Короткий следит за девушкой восхищенным взглядом.
К о р о т к и й. Ну и девушка! Вот о ком можно сказать — красавица! Соловей! Роза нашего аула! И в раю не отыщешь такой феи!
Д л и н н ы й. Да, подходящая жена для байского сына! Ничего не скажешь!
К о р о т к и й. Порази тебя гром — «для байского сына»! Постой, смотри-ка, возле нее какой-то красноармеец!
Сахра и Бегенч проходят мимо друзей.
Д л и н н ы й (показывая на Бегенча, обращается к Сахре). Сахра, кто это?
С а х р а. А тебе что за дело?
Д л и н н ы й. Знал бы Черкез! А ты не боишься одна к арыку ходить?
С а х р а. Кого же бояться? Тебя?
Д л и н н ы й. Басмачи кругом!
С а х р а. О себе лучше побеспокойся — говорят, им долговязые нужны.
Длинный не понял шутки, насторожился.
Д л и н н ы й. Кто, кто им нужен?
С а х р а. Им нужны длинные дураки, потому что умные к ним не пойдут. Недаром же люди говорят, что у длинного — ум короткий.
Короткий покатывается со смеху. Сахра уходит.
К о р о т к и й. Ну и отбрила!
Д л и н н ы й. «Отбрила»! Вот подожди, нападут они на аул…
К о р о т к и й (внезапно делает испуганное лицо, показывает пальцем вдаль и кричит). Смотри, смотри! Пыль поднялась! Это басмачи скачут! Пропали мы! Прячься, Длинный!
Д л и н н ы й. Где?! Где?! (Прячется за дерево.)
Короткий громко хохочет.
К о р о т к и й. Ха-ха-ха! Когда бог делил смелость, ты, видно, спал?
Д л и н н ы й (сконфуженный, выходит из-за дерева. Отряхивает халат; в сердцах). Только дурак может дружить с тобой!
Б е г е н ч (наблюдавший эту сцену, укоризненно качает головой). Зачем, Короткий, ты смеешься над своим другом?
К о р о т к и й (нисколько не смутившись, восклицает). Смотри-ка! Сын Чары-ага! Привет! Вернулся здоровым и невредимым! А я тебя и не узнал! Настоящий командир!
Д л и н н ы й (растроган заступничеством Бегенча; желая ему добра, предостерегает молодого командира). Спаси тебя аллах от бед, сын Чары-ага! Если узнает Черкез, что ты был с Сахрой у арыка, тебе не поздоровится! Слышишь? Кто-то скачет? Легок этот волк на помине!
К о р о т к и й. Бегенч! Уходи скорее!
Входит Ч е р к е з в красном шелковом халате и курчавом белоснежном тельпеке из шкурок барашка. В руках у него кнут. Он только что слез с коня. Черкез подходит к Бегенчу, касается его плеча.
Ч е р к е з. Приехал? Скажи, разве вашим комсомольским уставом разрешено приставать к чужим невестам?
Бегенч пытается уйти. Черкез гневно хлопает кнутом по своему сапогу.
Нет, ты мне ответь! Видит бог — тот, кто затронет мою честь, живым от меня не уйдет. Будь это хоть сам дьявол! Я сын Кюйкибая! А ты не стоишь и ногтя красавицы Сахры!
Бегенч опять пытается уйти, но Черкез загораживает ему дорогу.
Стой, ничтожество! Когда твой отец ел наш хлеб, ты, как паршивый щенок, ползал у наших ног и подбирал крохи. А сейчас ты решил приставать к моей невесте? Как посмел? Отвечай!
Бегенч лезет в карман, достает кисет, закуривает. Лицо его спокойно.
Б е г е н ч. Собака лает — караван идет дальше…
Черкез в злобе замахивается кнутом и бьет Бегенча. Тот выхватывает у байского сына кнут и наносит ответный удар. Схватка. Длинный любуется их дракой. Короткий делает попытку разнять. Входит с т а р у х а в высоком боруке, она сильно припадает на одну ногу. При виде драки хромая старуха подымает крик.
С т а р у х а. Вай, люди! Вай, вай! Сюда! Убивают! Комсомолец убивает людей!
На ее истошный крик сбегаются несколько крестьян. Среди них К а н д ы м — друг Бегенча. Здесь еще трое мужчин. Назовем их по имущественному цензу — б е д н я к, с е р е д н я к, к у л а к.
К а н д ы м. Бегенч, это ты?
К у л а к (громко кричит). Сын Чары-ага избил сына бая!
К а н д ы м. Бегенч, друг мой, что случилось?
С е р е д н я к. Что случилось?
С т а р у х а. Слава богу, что нет оружия при нем, а то перестрелял бы весь аул!
К а н д ы м. Эй, бабушка! Помолчи-ка!
С т а р у х а. Пусть твоя мать молчит! Ну и время! Всякая голытьба тянет руки к байским невестам!
К а н д ы м. Ты, бабушка, не беспокойся, к тебе руку никто не протянет!
С т а р у х а. Ах ты бесстыдник!
Д л и н н ы й (смотрит на дорогу, неожиданно кричит). Кюйкибай идет!
Он прав, входит К ю й к и б а й. Бай тоже в новом шелковом халате, как и его сын Черкез. Только тельпек на нем из черного каракуля. Лицо Кюйкибая нахмурено. Густые брови сведены в одну широкую темную линию.
К ю й к и б а й. Что за шум? Черкез, ты что здесь делаешь? Почему весь в пыли?
Хромая старуха, ковыляя, выходит вперед и услужливо объясняет.
С т а р у х а. Бай-ага, вот этот беспутник вернулся из армии и чуть не убил вашего сына.
К ю й к и б а й (обращается к сыну). Из-за чего драка?
Ч е р к е з. Отец, если дорожишь нашей честью, сотри этого негодяя с лица земли! Только что заявился в аул и сразу же стал приставать к Сахре, дал волю своим рукам.
К ю й к и б а й. Как? Он тронул обрученную девушку? Не поверю! Бегенч не мог этого сделать! Он же комсомолец! Новая власть, кажется, этому молодежь не учит! Черкез, ты что-то преувеличиваешь!
Ч е р к е з (с обидой бросает отцу). Не веришь мне — поверь вот этой благочестивой мусульманке!
С т а р у х а. Да, да, бай-ага! Я видела своими глазами. Он, бесстыжий, хотел ее обнять!
Б е г е н ч. Что? Обнять?!
С т а р у х а. Не думай, что я слишком стара! Мои глаза еще хорошо видят!
Б е г е н ч. Люди, не верьте! Эта старуха говорит неправду!
С т а р у х а. Неправду! Если ты мужчина, сознайся — брал ее за руку или нет?
Б е г е н ч. Да, за руку брал.
С т а р у х а. Люди, вы слышали?! Слышали?
Ч е р к е з (с криком). Тебе мало за это башку разбить!
Кидается на Бегенча, но Кюйкибай отталкивает его. Черкез снова кидается на комсомольца, тогда бай ударяет сына по лицу.
Ч е р к е з. За что бьешь, отец? Разве я виноват?!
К ю й к и б а й. Да, виноват… Молчи!
Ч е р к е з. В чем же моя вина?!
К ю й к и б а й. В том, что ты кулацкий сын. У тебя нет ни власти, ни чести, ни закона. Власть принадлежит им. Они что хотят, то и делают. Сегодня сын Чары-ага обнял твою невесту, а завтра ограбит тебя — и никто не посмеет остановить его, сказать поперек слова, потому что дехкан лишили всяких прав. Не осталось ни веры, ни чести, ни совести, все это отнял у людей колхоз. О боже! Зачем мы еще живы после всего этого? Почему не наступит конец света? Пойдем, сын кулака, пусть сами люди рассудят этого насильника!
Кюйкибай, Черкез и за ними хромая старуха уходят.
Б е г е н ч. Почтенные односельчане! Я знаю, что вы сейчас плохо думаете обо мне. Возможно, я поступил неправильно, что заговорил с Сахрой, нарушив тем самым наш обычай, но, клянусь, я не задел чести Сахры.
К у л а к. Вот так штука! У девушки два жениха!
С е р е д н я к. А я вам говорю, что Пальван-ага никогда не выдаст свою дочь за сына Чары! Кому не хочется породниться с баем!
К у л а к. Да бай голову оторвет этому Бегенчу!
Пошумев, люди постепенно расходятся, на сцене остаются Короткий с Длинным и Бегенч с Кандымом. Бегенч отряхивает гимнастерку, подымает с земли рюкзак.
Б е г е н ч. Как нехорошо получилось! Но все равно я вырву Сахру из лап дракона, даже если это будет стоить мне жизни!
На сцену быстрыми шагами входит отец Бегенча — Ч а р ы - а г а. Ему на вид можно дать лет шестьдесят. Он в полосатом халате с кушаком, в чокоях. Бегенч, завидев отца, хочет обнять его, но Чары-ага с обидой отстраняется, гневно говорит.
Ч а р ы - а г а. Приехал? Здравствуй! Только скажи мне — для чего ты приехал? В первый же день опозорить меня в глазах всего аула?
Б е г е н ч. Отец!
Ч а р ы - а г а. Мне сейчас все рассказали!
К а н д ы м. Чары-ага, не верьте! Люди неправду говорят!
Ч а р ы - а г а. Нет, язык народа свят: раз говорят, — значит, правда.
Б е г е н ч. Отец!
Ч а р ы - а г а. Какое тебе дело до чужой невесты?
К а н д ы м. Чары-ага, Бегенч и Сахра давно любят друг друга…
Ч а р ы - а г а. Что-о? Нет! В проданном саду деревья не сажают!
Б е г е н ч. Отец, прости! Сахра…
Ч а р ы - а г а. Если ты еще раз произнесешь имя байской невесты, то знай — у меня нет сына!
Чары-ага уходит. Кандым и Бегенч в растерянности смотрят друг на друга. Входит председатель колхоза М я л и к М е р г е н. Он одет в гимнастерку и галифе. На ногах — сапоги. У него большие усы. Голова покрыта тельпеком.
Б е г е н ч. Салам, Мерген-ага!
М я л и к. Салам, Бегенч! Я давно ждал тебя!
Бегенч порывается что-то сказать. Мялик жестом останавливает его.
М я л и к. Не надо… Я все знаю… Тебе, Бегенч, видимо, еще непонятно, в какое время мы живем. Враг хитер, он умеет воспользоваться каждым нашим неверным шагом. (Берет винтовку у Кандыма.) Видишь! Вот такие, как Кандым, молодые люди должны спокойно трудиться, а мы им говорим: трудитесь, но оружия из рук не выпускайте! Охраняйте колхоз от басмачей! Вот какая у нас в ауле обстановка, Бегенч!
Пока он говорит, на сцену выходит А н н а г у л ь. Это — молодая девушка-комсомолка. На ней юбка и блуза защитного цвета, на голове — красная косынка. Аннагуль огорчена. Она подходит, здоровается с мужчинами и негромко говорит председателю.
А н н а г у л ь. Опять двенадцать колхозников не вышли в поле…
М я л и к. Где же они?
А н н а г у л ь. Говорят, какой-то мулла приехал к Кюйкибаю, собрал для проповеди народ… Трудно помешать ему…
М я л и к. Да, нелегко нам приходится, дочка! Но все равно в конце концов мы, а не мулла, будем торжествовать…
Б е г е н ч. Мерген-ага, дайте мне какую-нибудь работу в колхозе!
М я л и к. Это верно. Тебе надо подыскать подходящее место, ведь ты грамотный. Будешь секретарем правления колхоза?
К а н д ы м. Мерген-ага, пусть он будет командиром нашего боевого отряда!
М я л и к. Так… А каково мнение секретаря комсомольской ячейки?
А н н а г у л ь. Думаю, что назначить можно. Прошел военную службу, сын бедняка…
М я л и к. А что сам Бегенч об этом думает?
Б е г е н ч. Доверьте мне отряд, Мерген-ага!
М я л и к. Хорошо! Пошли!
Они уходят. На сцене остаются только Длинный и Короткий.
Д л и н н ы й. Ты слышал, о чем они говорили?
К о р о т к и й. Вах, эти люди ценнее золота! А председатель разговаривает с ними, как родной отец. Давай вступать в колхоз!
Д л и н н ы й. Сам и вступай, а меня не трогай. Толкай арбу!
К о р о т к и й. Вах, длинный осел, вези меня! (Прыгает в арбу.)
Д л и н н ы й (кричит). Слезай, несчастный!
К о р о т к и й. Чош-ш-ш! Вези прямо в правление! Вступаю в колхоз!
З а н а в е с.
На авансцене С а х р а, в руке у нее книга. Она прижалась спиной к стене и плачет. Входит ее отец П а л ь в а н - а г а. У него тоненькая туркменская бородка, одет в новый красный халат. Пальван-ага сурово смотрит на дочь.
П а л ь в а н - а г а. Теперь ты шагу не сделаешь из кибитки! Не только своей читальни — солнца, луны не увидишь! А твоего беспутного комсомольца я уж как-нибудь с божьей помощью усмирю!
С а х р а. Бегенч ни в чем не виноват!
П а л ь в а н - а г а. Не виноват! Чужих невест за руки хватает! Да раньше бы его за одно только это на куски разорвали! Иди домой!
С а х р а. Отец, поверь мне, Бегенч не виноват!
П а л ь в а н - а г а. Тогда кто же виноват? Может быть, ты сама к нему пристаешь?
С а х р а. Я… я сама с ним заговорила!
П а л ь в а н - а г а. Что? Ты первая заговорила с мужчиной? Не верю! Стой, а откуда у тебя это кольцо? Ну, отвечай же!
С а х р а. Это Бегенч…
П а л ь в а н - а г а. Какой позор! О всевышний, ослепи меня! Сделай глухим! Обручена с другим! Ах, негодная…
Он заносит над головой дочери кулак. Сахра вскрикивает. Пальван-ага безвольно опускает руку. Сахра падает к ногам отца.
С а х р а. Отец, не выдавай меня за байского сына! В его доме меня ждут только слезы! Пощади! Я ведь не скотина, а человек! Я тоже хочу познать радость, смеяться, жить среди людей… Пощади!
П а л ь в а н - а г а. О, аллах, недаром говорят в народе: «Пусть верблюд твой не сядет на полпути, пусть жена не умрет без времени!» Была бы жива твоя мать, не допустила бы такого позора.
С а х р а. Матушка никогда бы не отдала меня в дом Кюйкибая. Она ненавидела весь их род. А знаешь почему? Однажды Кюйкибай избил ее кнутом!
П а л ь в а н - а г а. Что? Избил?
С а х р а. Да, избил! Всю жизнь, до самой смерти, она скрывала это от тебя!
Пауза.
П а л ь в а н - а г а. Я занял в счет калыма у Кюйкибая много денег. Думал, свадьбой покрою все расходы. А что я теперь скажу баю? Что скажут люди?
С а х р а. Отец, если не видишь выхода — лучше убей меня! Только не выдавай меня замуж за Черкеза, не оскверняй память матери!
Пауза.
П а л ь в а н - а г а. Не плачь… Я не враг тебе. Против воли не уйдешь из моего дома…
Он уходит. Сахра радостно смотрит ему вслед.
Занавес подымается. Двор Кюйкибая, обнесенный высоким дувалом. Под развесистым тутовником разостланы ковры. В стороне виднеется угол байского дома, а дальше — панорама старого аула. Сегодня в гостях у бая о д и н и з я р ы х б а с м а ч е й. Он в одежде муллы, собрал крестьян и что-то говорит им. Дехкане сидят возле него полукругом. В стороне стоит Ч е р к е з, а с ним рядом — К о р о т к и й и Д л и н н ы й. Подают чурек. Разносят чай.
Б а с м а ч. Бог терпелив, но он не допустит крушения мусульманской веры… Аллахум-массали-алла Мухаммет-вели-али-Мухаммет!
Все подымают к небу руки, молятся.
К о р о т к и й. Мулла-ага, вы сказали, что в колхозе работать грех, а почему?
К ю й к и б а й. Бесстыжий! У муллы не спрашивают — почему! Ему верят!
Б а с м а ч. Пусть спрашивает! Мусульманину я отвечу. Разве вы когда-нибудь слышали у туркмен слово «колхоз»? Не только на нашем языке, но и у арабов и узбеков нет такого слова! В святом Коране тоже его нет! Это слово придумали безбожники! А чем пашут в колхозе? Божьей сохой? Нет! Пашут чертовой машиной. Трактор переворачивает землю, а не пашет ее! Всевышний никогда не говорил, чтобы над землей так издевались. Он накажет людей за это надругательство. Придет время, когда ни одно семечко не прорастет! Гнев аллаха справедлив! И начнется тогда в стране невиданный голод, и этот голод не откинет своих черных крыл от земли, пока все люди не перемрут от истощения! А на том свете придется держать ответ за великие наши грехи! Всем придется пройти по мосту, что тоньше волоска!
С е р е д н я к. Мулла-ага, а почему колхозники получили в прошлом году хороший урожай? Даже самые бедные, вступив в колхоз, стали жить лучше. В колхозе не бьют, но ругают, каждый получает, что заработал. Это ведь неплохо, а?
Б а с м а ч. Эй, верный сын аллаха, послушай меня! Птицелов, желая заманить птицу в клетку, прежде насыплет перед западней зерно, а поймает — и тю-тю! Ни зерна, ни хлебных крошек птахе не видать! Она пригодится только на жаркое. Пока всех затянут в колхоз, многое наобещают, но что будет потом… Не приведи аллах ни одному мусульманину увидеть, что будет после!
Д л и н н ы й. Ну, Короткий, что теперь скажешь? Пойдешь в колхоз?
К о р о т к и й. Заткнись! Я сейчас ему испорчу настроение! (К басмачу.) Мулла-ага, можно еще вопрос?
Б а с м а ч. Спрашивай, мусульманин!
К о р о т к и й. В народе много поговорок. Надо ли им верить?
Б а с м а ч. Например, каким?
К о р о т к и й. Ну вот… «У кого длинная борода, к тому ум приходит к вечеру».
Громкий смех заглушает последние слова Короткого. Басмач покашливает в бороду. Черкез ударяет Короткого по спине кнутом.
К ю й к и б а й. Вон отсюда, греховодник! Я позже сочтусь с тобой!
К о р о т к и й. Я сам приду за расчетом!
Уходит.
Д л и н н ы й. Бай, он хочет вступить в колхоз!
К ю й к и б а й. Вот негодяй! Верни его сейчас же! Скорее! Скотина!
Длинный убегает.
Ч е р к е з. Отец, сюда идет председатель Мерген!
Кое-кто из крестьян подымается и хочет уйти. Кюйкибай взбешен, кричит.
К ю й к и б а й. Куда? Чего испугались? Пусть идет! Мы с ним поговорим.
Входит М я л и к М е р г е н.
М я л и к. Салам! Среди вас есть колхозники? Да, вижу… Сапар, почему ты бросил работу?
С а п а р. Я пришел послушать святого муллу.
М я л и к. Святого муллу можно послушать и после работы.
Ч е р к е з. Председатель, нам нет дела до того, что ты забыл аллаха, но не мешай людям молиться.
К ю й к и б а й. Молчи!
М я л и к. Я не возражаю против молений, но всему свое время. Вот-вот начнется сев, сейчас каждый час дорог, а колхозники ушли с поля. Но ведь даже самые мудрейшие слова почтенного муллы не дадут нам хлеба, если мы вовремя не посеем зерно. Вспомните народное присловье — бездельника и бог не любит.
Два батрака подымаются со своих мест. Сапар остается сидеть.
М я л и к. Сапар, а тебя что, к земле пригвоздили?
С а п а р (заикаясь). Я хочу п-послушать муллу, а если это тебе не н-нравится, выпиши меня из колхоза!
М я л и к. Эх, Сапар! Вижу, и на тебя религиозный дурман подействовал!
Ч е р к е з. Не смей порочить муллу!
К ю й к и б а й. Я сказал — молчи! Многоуважаемый председатель, напрасно ты ругаешь нас: нам все равно. Наоборот, я даже готов помочь колхозу: если у вас не хватает быков и лошадей — бери моих. Ничего ради людей не пожалею. Но не обвиняй нас во всех смертных грехах. Ты видишь — Сапар, слава аллаху, прозрел. Пальван-ага тоже хотел вступить в колхоз, но проклял его потому, что комсомолец Бегенч опозорил его дочь. Вот какие у вас порядки, в вашем колхозе! А у Сапара дочь на выданье. Он не хочет, чтобы ее обобществляли! Живите, как хотите, но нас не вините в своих неудачах. Завтра у вас сломается машина, налетит саранча, град побьет посевы, снова мы будем виноваты?
Ч е р к е з. Недавно ветер опрокинул кибитку колхозника. В этом мы тоже виноваты?
М я л и к. В народе говорят: если побежденный враг пытается мстить — убей его.
Он хочет уйти. Черкез выхватывает из-под полы нож и бросается вслед за ним. Мялик медленно поворачивается.
Брось нож! Брось, говорю! (Кюйкибай выхватывает у сына нож и отбрасывает в сторону.) С моей смертью колхоз не умрет. Скоро в каждом ауле объединятся люди, и, если даже вы зажжете пожар, его погасит река народного гнева. А ты… Смотри! Если я еще раз увижу в твоих руках нож — берегись!
Уходит. Молчание. Крестьяне расходятся.
Ч е р к е з. Отец, пока жив Мерген, нам добра не видать! Он натравливает на нас Бегенча. Надо его в эту же ночь…
К ю й к и б а й. Не торопись, сын мой. Подумать надо, подумать… Значит, их река погасит наш пожар? Так-так… посмотрим…
Входят Д л и н н ы й и К о р о т к и й.
К ю й к и б а й. А! Пришел герой!
Длинный хочет убежать, но Короткий подставляет ему ножку. Длинный падает, кричит.
Д л и н н ы й. Вай! Ты что ноги расставляешь?! Верблюд, что ли?
К о р о т к и й. С тобой поговорю после, а сейчас с баем потолкую. Бай-ага, давай расчет!
К ю й к и б а й. В колхоз вступаешь?
К о р о т к и й. Уже вступил. В первый раз говорили со мной, как с человеком, в первый раз я из уст людей услышал свое имя — Карягды, сын Потды! Запомни, бай, больше на тебя работать не буду! Ты экс… экс-плуататор!
К ю й к и б а й. Комсомольцы тебя научили этому слову?
К о р о т к и й. Не все равно, кто учит правде?
К ю й к и б а й. Ты мне остался должен, а по закону ты никуда не уйдешь, пока я тебя не отпущу! Не будь глупцом! Я куплю тебе дом, женю…
К о р о т к и й. Если бы ты хотел купить мне дом, то давно бы купил. Теперь у меня вот это (ударяет себя по голове) работает лучше. Оставайся со своими обещаниями. Я теперь не твой батрак. Я — Карягды, сын Потды, свободный колхозник.
К ю й к и б а й. Убью, грязная скотина!
К о р о т к и й. Зачем убивать? Убьешь — в тюрьму посадят. Лучше заплати мне за восемь лет, и мы расстанемся подобру-поздорову! Иначе я обращусь к властям! Законы теперь крепкие. Подумай, бай. Я не тороплюсь, подожду немного. (Уходит.)
К ю й к и б а й. Грязная скотина! Проклятый босяк!
Д л и н н ы й. Он с ума сошел! (Тоже хочет уйти.)
К ю й к и б а й. Стой!
Д л и н н ы й. Стою, бай-ага!
К ю й к и б а й. Какие новости в колхозе?
Д л и н н ы й. На днях сев…
Кюйкибай вынимает деньги, дает Длинному.
К ю й к и б а й. На, возьми! Здесь пятьсот рублей.
Д л и н н ы й. Пятьсот? Мне?
К ю й к и б а й. На еще сто!
Д л и н н ы й. Шестьсот рублей! О, аллах! (Прижимает деньги к груди.)
К ю й к и б а й. А тот собачий сын тоже свое получит…
Д л и н н ы й. Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Бай, а ты не шутишь?
К ю й к и б а й. Они твои. Я тебе куплю дом, свадьбу сыграю, сыном мне будешь!
Д л и н н ы й. Пусть бог пошлет тебе долгие дни, бай-ага! Пусть дом твой будет полной чашей, пусть враг твой никогда не узнает счастья! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей!
Опять хочет уйти.
К ю й к и б а й. Стой!
Д л и н н ы й. Стою, бай-ага!
К ю й к и б а й. Сегодня ночью приходи ко мне в кибитку и старуху с собой приведи!
Д л и н н ы й. Я твой раб, бай-ага. Шестьсот рублей! Шестьсот рублей! Шестьсот рублей!
Смеясь, уходит. Бай смотрит ему вслед.
К ю й к и б а й. Кюйкибай денег на ветер не бросает! Ну, Мялик Мерген, теперь померяемся силами! Я еще плюну на твою могилу! Не буду Кюйкибаем, если не сорву тебе сев! Берегись, председатель! Теперь каждое свое дыхание, каждое слово я превращу в яд змеи! Я так буду жалить вас всех, что люди навеки забудут проклятое слово «колхоз»! Не буду я сыном Мовлям-бая, если в живых останется хоть один колхозник! Всевышний да поможет мне!
Б а с м а ч. Бай-ага, ты один?
К ю й к и б а й. Передай Ораз-хану: если он со своим отрядом не нападет в эти дни, будет поздно! Дела плохи!
Б а с м а ч. Не думай, что у нас все идет как по маслу. Оружия нет, людей мало. Милиция, отряды колхозников — все брошено против нас! От вас требуются деньги. Только деньги! А где они?
К ю й к и б а й. Хорошо. Дадим завтра. А сейчас уходи!
Басмач уходит. Вбегает Ч е р к е з.
Ч е р к е з. Отец, я на все готов! Первый возьму против них нож! Только поскорее сыграй свадьбу. Пока к дому не привяжем Сахру, сердце не будет на месте!
К ю й к и б а й. Ладно, сегодня же обо всем договоримся с ее отцом.
Ч е р к е з. И пусть сердце Бегенча разорвется от зависти на моей свадьбе!
К ю й к и б а й. Нет, сынок! Не бывать ему на твоей свадьбе!
Ч е р к е з. Значит, ты решил? Отец, я готов!
К ю й к и б а й. Не будь глупцом! Такие вещи нельзя делать своими руками!
Входит П а л ь в а н - а г а. Лицо его хмуро.
К ю й к и б а й. Ну, Пальван, что нового?
П а л ь в а н - а г а. Бай, мне стыдно поднять на тебя глаза!
К ю й к и б а й. Что было, то прошло. Ты не в ответе за этого босяка Бегенча. Сыграем свадьбу — скандал забудется…
П а л ь в а н - а г а. Нет, бай-ага… Я не должен был приходить к тебе в дом, но…
К ю й к и б а й. Да не мямли! Говори, в чем дело?
П а л ь в а н - а г а. Сахра не хочет выходить за твоего сына, говорит, лучше умрет, чем войдет в твой дом!
К ю й к и б а й. Что такое?
Пауза.
Да как она смеет перечить родному отцу! О аллах! Неужто наступил конец света?!
П а л ь в а н - а г а. Нет, просто наступили новые времена…
К ю й к и б а й. Замолчи! Какие времена?! О боже, такого позора не знали наши отцы! Ты не волен над своей дочерью! Опомнись! Ты должен приволочь строптивую за волосы к моим ногам! Или ты не мужчина! А может, ты стал бабой? Тогда сам Черкез возьмется за это дело!
П а л ь в а н - а г а. Я никому не позволю таскать за волосы мою дочь!
К ю й к и б а й. А мои деньги? Как ты думаешь их вернуть?!
П а л ь в а н - а г а. Деньги верну. Продам все ради моей родной дочери…
К ю й к и б а й. Моя дочь! Моя дочь! А я своего сына на улице нашел, что ли?
П а л ь в а н - а г а. Вот и жените его на дочери иранского хана!
К ю й к и б а й. Эх, ты! Совсем забыл о чести! Твою дочь мужчины прямо на улице хватают за руки, а ты молчишь…
П а л ь в а н - а г а. Бай, оставь эти разговоры. У меня нет для вас дочери.
Хочет уйти. Черкез хватает старика за воротник.
Ч е р к е з. Нет, так легко ты не отделаешься!
П а л ь в а н - а г а. Прочь руки, щенок!
Ч е р к е з. Я — щенок?
П а л ь в а н - а г а. Да, иначе бы невеста не отвернулась!
Ч е р к е з. Ах, вероломный!
Бросается на Пальвана-ага с ножом. Отец останавливает его.
Пусти, отец, пусти!
К ю й к и б а й. Не торопись, сынок, не торопись!
Пальван-ага уходит.
Ч е р к е з. Только и слышу от тебя — не торопись да не горячись! Босяки позорят меня, отнимают имущество, невесту, а ты все держишь меня за руки. Я не буду больше терпеть! Ты стар и немощен! В этой жестокой схватке ты ни защищаться, ни наступать не умеешь, так позволь мне бороться за нашу честь! У нас теперь только один путь — мстить. Слушай меня! Я встал на этот путь, и я докажу, на что способны потомки Мовлям-бая!
К ю й к и б а й. Да что ты собираешься делать?
Ч е р к е з. С надежными людьми надо переправить весь скот в Иран, все имущество превратить в золото и соединиться с людьми Ораз-хана. Весь аул от мала до велика я пропущу через свой нож, а Сахру я украду! Украду, обесчещу и брошу в песках на съедение шакалам! Вот что я хочу сделать! Ну?
К ю й к и б а й. Глупее не придумаешь. Ни бежать в Иран, ни помирать я не собираюсь. Колхоз не вечен. Я снова стану владельцем земли моих предков. Надо только выждать время, и, пока я жив, ты будешь меня слушаться! Меня! И больше никого! Понятно?!
Ч е р к е з. Отец!
К ю й к и б а й. Довольно, мальчишка!
Ч е р к е з. Ну ладно! Увидим!
К ю й к и б а й. Что увидим?
Ч е р к е з. От своего слова я не отступлюсь!
Уходит.
К ю й к и б а й. О аллах! И родной сын против меня! Будь прокляты эти времена!
З а н а в е с.
Уже давно ночь. В читальне идет собрание. За столами, на подоконниках сидят к о м с о м о л ь ц ы, к о л х о з н и к и, к р е с т ь я н е. Некоторые из комсомольцев вооружены. В президиуме — М я л и к М е р г е н, А н н а г у л ь, Б е г е н ч, А т а м у р т.
М я л и к. Нам надо понять, что устав колхоза — закон для всех нас. Каждый должен трудиться, тогда и богатство к нам придет. Колхозники должны быть сознательными, а у нас что происходит? В самый разгар работ Сары храпит в тени под деревом, как терьякеш. Да, да! Не смейтесь! Сапбы с таким трудом ворочает кетменем, словно в его руках палица Рустам-Зала, а почтенный Веллек торгует на байрамалийском базаре кислым молоком! И все это они делают сейчас, когда дорога́ каждая пара рук! Правление решило — с завтрашнего дня бригадиры должны подавать рапорт о том, кто как работал. По вечерам теперь мы будем вызывать лентяев в контору и как следует прорабатывать их. Не поможет — нарисуем в стенной газете, объявим выговор, а то и предложим выйти из колхоза…
Г о л о с а. Правильно!
М я л и к. Но это, товарищи, я говорил только об отдельных людях. Большинство же колхозников честно работают. Как ни сильна кулацкая агитация, к нам идет все больше народа. Бедняки и батраки тянутся в колхоз. Вот недавно подал заявление о приеме байский батрак Карягды…
Г о л о с а. Кто такой? Мы его не знаем!
Короткий встает.
К о р о т к и й. Вы что, меня не знаете?
Г о л о с а. Да ведь это Короткий! Так бы сразу и сказали…
К о р о т к и й. Затвердили — «Короткий» да «Короткий»! Меня зовут Карягды, я — сын Потды, понятно?
С е р е д н я к. Карягды, а ты не боишься своего бая?
К о р о т к и й. А чего мне его бояться? Вот вступлю в отряд Бегенча, возьму в руки винтовку, пусть тогда он меня боится! Да не только он — сам Джунаид-хан от меня побежит!
В зале раздается смех.
М я л и к. Что нужно для того, чтобы пресечь вражескую агитацию и вредительство? Надо быть бдительным! Надо разоблачать на каждом шагу тех, кто таит черные мысли и распространяет гнусные слухи. Иначе не миновать нам многих бед. Разве Сапар не под влиянием вражеской агитации хочет выйти из колхоза?
С а п а р (кричит с места; он заикается). У м-меня своя г-голова на плечах!
К у л а к. Просто он не хочет опозориться, как Пальван-ага!
С а п а р. Я и б-без колхоза не умру с голода. Если у меня не б-будет веры, религии, чести, з-зачем мне жить на свете? Я хочу жить в своем доме, а не в к-казармах!
С т а р у х а. Вах! Пусть я стану его жертвой! Правильные его слова! Зачем ему бросать свою дочь в объятия комсомольцев?!
К о р о т к и й. Не в этом дело! Он просто боится, что колхоз не разрешит продать за калым его косоглазую дочку!
Все смеются.
С а п а р. Это не т-твое дело!
Ч а р ы - а г а. Учти, Сапар! Нам не холодно и не жарко оттого, что ты, лежебока, выходишь из колхоза. Колхоз без тебя проживет, а вот ты…
С а п а р. Ты бы молчал, бессовестный! Вот от к-каких отцов рождаются бесстыдники, как Бегенч!
К у л а к. Мерген, а почему не наказали Бегенча? Бедняга Пальван-ага со стыда из дома не может выйти!
С т а р у х а. В колхозе таких не наказывают, наоборот, делают начальниками!
К а н д ы м. Ты когда-нибудь прикусишь язык, бабушка?
С е р е д н я к. Правильно она говорит! Если Бегенч не будет наказан, ни один отец не выпустит свою дочь на улицу!
Кулак показывает на Аннагуль.
К у л а к. Пусть эта девушка не трогает наших дочерей и жен. Мы не позволим им вступать в комсомол!
С а п а р. Правильно!
А н н а г у л ь. В комсомол никого силой не тащат.
С т а р у х а. Девушек в комсомол заманивают, чтобы они потеряли стыд!
К о р о т к и й. А ты где свой стыд потеряла, старая?
С т а р у х а. Ах ты бесстыжий…
К а н д ы м. Перестань ругаться!
С т а р у х а. Люди добрые, смотрите! Он женщине рот затыкает! Он против нашей свободы! Для чего же мы свергли белого царя?
Зал так и покатывается со смеху.
М я л и к. Тихо, товарищи. Я вижу, случай с Бегенчем стал на руку тем, кто хочет баламутить аул. Пора покончить с этим. Знайте же: Бегенч ни в чем не виноват. Я заявляю об этом от имени правления.
К у л а к. Может быть, правление забыло о чести туркмена?
М я л и к. Довольно! Мы не позволим вам превращать слово «честь» в жвачку! Я, по-вашему, не туркмен, что ли? Но я ничего плохого не вижу в том, что молодые люди любят друг друга. До каких пор лучшие девушки аула должны принадлежать только байским сынкам? И почему до сих пор во многих семьях не дают девушке самой решить свою судьбу? Скажете, мол, об этом туркмен никогда не слышал, этого никогда не знал. А разве когда-нибудь туркмен знал свободу, равноправие? Знал он школу, книгу? Нет, не знал! А вот сейчас узнал. Видел ли когда-нибудь себя бедняк хозяином земли и воды? Нет, не видел! А сейчас увидел, потому что настала новая жизнь, и остановить ее так же нельзя, как нельзя остановить приближение весны! Девушки не хотят больше, чтобы их продавали. И народ проклянет тех отцов и матерей, которые станут продавать своих дочерей. Пройдет десять — пятнадцать лет, и о позорной торговле девушками будут вспоминать, как о самом позорном наследии прошлого.
К у л а к. А если комсомольцы обнимают чужих невест, разве это не позор для их родителей?
М я л и к. Прежде чем обручать девушку, надо спросить ее согласие. Тогда накануне свадьбы она не будет отказываться от своего жениха!
С т а р у х а. А люди говорят, что Сахра вовсе и не любит Бегенча. Просто он напугал ее: мол, если выйдешь за байского сына, советская власть тебя посадит в тюрьму.
Б е г е н ч. Неужели у тебя нет ни капли совести? Зачем ты плетешь этот вздор?
М я л и к. Мы не позволим тебе клеветать на комсомольца!
С т а р у х а. Ты, председатель, не пугай меня. Я своими ушами слышала…
Бегенч вскакивает с места, горячо говорит.
Б е г е н ч. Мерген-ага, прощу вас, позовите сюда Сахру; пусть девушка сама скажет, что я не виноват. Но если она подтвердит слова этой старухи, тогда гоните меня вон из аула, натравите на меня собак. Если же старуха клевещет, если ее слова окажутся ложью, тогда надо заставить замолчать ее, чтобы она не калечила людям жизнь, не позорила перед народом. Аннагуль, прошу тебя, сходи к Пальвану-ага, позови Сахру.
М я л и к. Сходи, Аннагуль.
Аннагуль уходит.
С т а р у х а. Сахра не придет сюда — испугается, а если и захочет, почтенный Пальван-ага не пустит ее срамиться перед народом.
К а н д ы м. Люди, надо спросить у этой старухи, сколько ей заплатил Черкез за эту клевету.
С т а р у х а. Вах, блудный сын! Ты меня взяточницей называешь!
К а н д ы м. Не будь взяточницей — ты работала бы, как другие люди, а не распускала бы свой двухаршинный язык!
С т а р у х а (злобно кричит). Да я тебя за эти слова к прокурору потащу!
Она бросается к Кандыму и хватает его за воротник. Их разнимают.
К а н д ы м. Счастье твое, что ты женщина, а не то…
К о р о т к и й (с умильным выражением лица протягивает руки к хромой старухе, говорит возвышенным тоном). О ты, беззащитное существо, султанша над всеми женщинами Туркмении, о гордость всех аульчан! Потрудись, кроткий ангел, потопай своими прекрасными ножками и выйди вон отсюда, если хочешь, чтобы народ остался тобой доволен!
Собрание смеется.
С т а р у х а. Не тебе меня выгонять!
М я л и к. Нет, нет, пока Сахра не придет, ее никуда нельзя отпускать! А вот и Сахра!
Входят С а х р а и А н н а г у л ь.
М я л и к. Здравствуй, дочка! Знаешь, зачем вызвали тебя?
С а х р а. Нет…
М я л и к. Будь добра, скажи собранию — угрожал ли тебе тюрьмой Бегенч? Запрещал ли он тебе выходить замуж за байского сына?
С а х р а. И во сне я не слышала такого разговора…
М я л и к. Но вот эта старая женщина утверждает, что слышала, как Бегенч угрожал тебе…
С а х р а. Она не могла этого слышать, потому что Бегенч ничего такого мне не говорил…
С а п а р. А как ты посмела, обрученная, разговаривать с мужчиной?
Сахра молчит, опустив голову, потом решительно подымает глаза на Сапара.
С а х р а. Наши сердца не разлучит даже смерть!
Все смотрят на Сахру, хромая старуха незаметно покидает читальню.
С а п а р. Ты позоришь своего уважаемого отца!
Входит П а л ь в а н - а г а.
С а х р а. Я никогда не опозорю своего отца! Он сам знает, как ему сейчас поступать! Он может убить меня или помиловать!
П а л ь в а н - а г а. Молодец, доченька! Ничего не бойся. Расскажи все людям, пусть знают, что ни Бегенч, ни ты ни в чем не виноваты. Виноват только я один. Если бы я послушался совета председателя и вступил бы в колхоз, то не попался бы в сети баев и мне не пришлось бы насильно обручить свою дочь с байским сынком, но я думал, что в колхозе отнимут все мое имущество. Кюйкибай пугал меня этим. Теперь я понял: если будешь честно трудиться — колхоз станет для тебя родным домом. Вот наше заявление. Я и моя дочь просим принять нас в колхоз.
М я л и к. Спасибо, Пальван-ага! Видите, товарищи, и середняк пошел в наш колхоз!
К а н д ы м. Ну, старуха, как себя чувствуешь? Где же она? Убежала! Надо ее вернуть.
Уходит.
К о р о т к и й. Если бы я был на месте Сапара, я бы пошел к Кюйкибаю и сказал бы (заикается, подражая Сапару): «Б-бай-ага, зачем в-вам С-сахра, купите лучше м-мою ангельскую дочь».
С а п а р (от волнения заикается еще больше). Х-хей, К-короткий беспутник!
К о р о т к и й. Меня зовут Карягды!
М я л и к. Вот так, товарищи, постепенно мы разоблачим все проделки врагов. Но главное сейчас для нас — как полагается провести сев. Ведь от этого зависит наша будущая жизнь в колхозе. И еще я хочу вам сообщить радостную весть. На районной конференции секретарь райкома товарищ Анисимов сказал, что партия в ближайшее время направляет к нам из городов двадцать пять тысяч рабочих-специалистов. В Ашхабад уже прибыло пятьдесят человек. Теперь у нас будут и механики, и слесари, и кузнецы! Русские братья помогут нам во всем!
Раздаются дружные аплодисменты. Когда они стихают, слышится истерический крик хромой старухи. Затем входит о н а с а м а. В руках у нее головной убор, волосы распущены, лицо измазано сажей, на нем нарисованы усы и борода.
С т а р у х а. Я не потерплю издевательства над свободной женщиной! Я сообщу об этом в Ашхабад! Бесстыдник бросил мой борук в грязь. Смотрите!
К о р о т к и й. Ха-ха-ха! Да эта старуха в мужчину превратилась! Смотрите, у нее выросли усы и борода!
С т а р у х а. Вай! Вай! Он измазал мое лицо сажей! Я сожгу себя, сожгу!
К о р о т к и й. На́ спички!
М я л и к. Скажи, кто надсмеялся над тобой?
С т а р у х а. Кто? Ваш комсомолец Кандым!
А н н а г у л ь. Кандым?
Аннагуль обменивается с Мяликом Мергеном удивленными взглядами.
З а н а в е с.
Перед занавесом проходит б а с м а ч. Он по-прежнему в одежде муллы.
Б а с м а ч (бормочет молитву). Аллаху акбер! Бисмаллах-рахмани-рахим!
Входит Ч е р к е з.
Б а с м а ч. Никого вокруг?
Ч е р к е з. Никого…
Б а с м а ч. Где деньги?
Ч е р к е з. И деньги и оружие у «Пира». Подожди! Отец не должен знать, что я ухожу с вами! Теперь в моих жилах вместо крови бурлит огонь мести! Уходи, сюда идет какая-то женщина!
Б а с м а ч. Пока не стемнеет, я буду у арыка… Бисмаллах-рахмани-рахим, о аллах, о пророк! (Уходит.)
Черкез смотрит на приближающуюся женщину и узнает в ней С а х р у. Прячется и, когда Сахра поравнялась с ним, внезапно выскакивает. Сахра вздрагивает, хочет крикнуть, но Черкез зажимает ей рот.
Ч е р к е з. Если закричишь, погибнешь! Не бойся — я пришел не убивать тебя. Да, ты смелая стала! С огнем играть взялась!
С а х р а. Дай дорогу!
Ч е р к е з. Нет у тебя дороги! Теперь для тебя все пути закрыты! А, дрожишь? Несчастная, ты сама губишь себя своей изменой!
С а х р а. Пусти, а то закричу!
Ч е р к е з. Закричишь в последний раз.
Сахра хочет уйти, но Черкез загораживает ей дорогу.
Ч е р к е з. Если я этим кинжалом раскромсаю твое сердце, ни одна живая душа не узнает! Но я не кровожадный! Я еще раз взываю к твоему разуму. Ты думаешь, я без тебя не проживу? Таких, как ты, у меня будут десятки, но я люблю тебя! И я защищаю свою честь, честь отца! Ты опозорила весь наш род!
С а х р а. Я никого не позорила. Если бы сразу меня спросили, я бы сказала, что не хочу идти за тебя!
Ч е р к е з. О аллах! Верни зрение этой слепой! Чем Бегенч лучше меня? Богаче? Красивей? Сильнее? Чем? Отвечай!
С а х р а. Может быть, тысячи глаз увидят, что ты и красивей, и сильней. А мои глаза видят другое… Лучше Бегенча никого нет на свете!
Ч е р к е з (потрясает кулаком над головой Сахры. Кричит). Дура! В последний раз говорю — опомнись! Ты или будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов! Я не запачкаю своих рук в твоей крови, но я сделаю так, что ты сама сожжешь себя!
Сахра убегает.
Открывается занавес. Снова читальня. Комсомольское собрание. На сцене А н н а г у л ь, Б е г е н ч, К а н д ы м, к о м с о м о л ь ц ы.
А н н а г у л ь. Значит, решено — сев начинаем с участка Кандыма. Выйдем в поле, как только рассветет. А теперь, товарищи, я хочу поговорить о самом Кандыме.
Кандым встает.
Сядь! Может быть, ты сам оценишь свой поступок? Молчишь? Тогда скажу я — ты подрываешь авторитет нашей ячейки. Тебе доверяют воспитывать молодежь, а ты даешь оружие против нас в руки врага!
К а н д ы м. Сколько раз я просил ее, умолял вернуться на собрание и сознаться в своей клевете, но она не захотела! Нет! Мало я ей еще сделал! Надо было больше измазать!
А н н а г у л ь. И опять он ничего не понял! Поверь, с этой сплетницей нужно бороться иным путем, а совсем не обязательно бросать ее борук в грязь, мазать лицо сажей!
К а н д ы м. А клеветать на Бегенча этой шпионке можно?
А н н а г у л ь. Да пойми — кто ты и кто она! Есть власть, правление, на нее найдут управу. Товарищи, какие будут предложения?
Г о л о с с м е с т а. Выговор дать!
К а н д ы м. За что выговор? За что? Из-за кулацкого прихвостня выговор? Я — против!
А н н а г у л ь. Конечно, ты против! Бегенч, твое мнение?
Б е г е н ч. Товарищи, никто не любит так Кандыма, как я. Я считаю его за родного брата, но его поступок не вяжется с комсомольским уставом. Вы знаете, сколько шума вызвала моя неосмотрительность, а Кандым поступил не лучше. Больше мне нечего сказать!
К а н д ы м. Вот тебе и друг!
А н н а г у л ь. Кто за то, чтобы Кандыму дать выговор?
Кандым хочет уйти.
Подожди, Кандым, собрание еще не окончено. Если хочешь уйти, спроси разрешения!
К а н д ы м. Я не останусь!
Бегенч обнимает его за плечи и сажает рядом с собой.
К а н д ы м. Пусти меня! Эх, ты… друг!
А н н а г у л ь. И третий вопрос…
К а н д ы м. Выговор! Выговор! А из-за кого!
А н н а г у л ь. Кандым, перейдем к третьему вопросу.
К а н д ы м. Я молчу! Переходите хоть к десятому вопросу!
А н н а г у л ь. Товарищи, есть заявление от Сахры… Но где она? Без нее мы не сможем рассмотреть заявление.
К а н д ы м. Выговор! Выговор!
Вбегает запыхавшаяся С а х р а.
С а х р а. По аулу ходит человек в одежде муллы. Но это не мулла!
А н н а г у л ь. Как так?
С а х р а. Когда он пил воду у арыка, у него распахнулся халат, под полой я увидела винтовку…
Б е г е н ч. Винтовку?
С а х р а. Да! Мне кажется, он идет сюда!
Б е г е н ч. Ребята, за мной!
Все выбегают. Остаются только Аннагуль и Сахра.
А н н а г у л ь. А ты не ошиблась?
С а х р а. Нет!
Раздается выстрел.
А н н а г у л ь. Закрой окно!
С а х р а. Я пойду!
А н н а г у л ь. Зачем?
С а х р а. Боюсь за Бегенча.
Выстрелы учащаются.
С а х р а. Пусть лучше пуля попадет в меня, чем в Бегенча.
Хочет уйти.
А н н а г у л ь. Не смей, Сахра. Смотри! Смотри! Вон побежал этот негодяй! Еще скроется! Побегу, сообщу нашим.
С а х р а. Не выходи — тебя убьют!
А н н а г у л ь. Не бойся за меня!
Она убегает. Проходит несколько мгновений. Со звоном вылетает стекло в окне. Через него в читальню влезает м у л л а и прижимается к стене. Сахра в страхе прячется за скамью. К а н д ы м открывает дверь, видит бандита и хочет кинуться на него. Тот целится в Кандыма из винтовки. Тогда Сахра мгновенно оказывается возле бандита, наваливается на него и кусает его руку. Вбегает Б е г е н ч. Вдвоем с Кандымом они обезоруживают басмача и связывают его. Постепенно собирается вся молодежь. Один из юношей ранен. Сахра перевязывает его рану своим платком.
К а н д ы м. Если бы не Сахра, этот мулла отправил бы меня на тот свет!
Б а с м а ч. Если вам дорога жизнь, отпустите меня немедленно! Узнают наши — ни один из вас не останется в живых.
К а н д ы м. Молчи! А то все зло за выговор на тебе вымещу!
Б е г е н ч (басмачу). Ты от Ораз-хана?
Б а с м а ч. Ха-ха-ха! Неужели я буду отвечать тебе, мальчишка?
Входят А н н а г у л ь и А т а м у р т. Басмач, увидев Атамурта, меняется в лице.
А т а м у р т. Молодцы комсомольцы! А ты… Болтаешь о вере, а сам позоришь ее, мулла! Где его оружие? (Берет винтовку басмача.) Иди вперед! А вы, комсомольцы, продолжайте собрание! Я этого муллу передам куда следует! (Уходит.)
А н н а г у л ь. Товарищи, продолжаем собрание!
Б е г е н ч. Дай мне слово. Я предлагаю снять выговор с Кандыма за смелость и находчивость и объявить благодарность.
А н н а г у л ь. Кто за предложение Бегенча?
Все подымают руки.
К а н д ы м. Вот это мне нравится! А то затвердили — выговор да выговор!
Комсомольцы весело смеются.
А н н а г у л ь. Товарищи, у меня в руках заявление Сахры о приеме в комсомол. Все мы ее хорошо знаем, и я считаю, что сегодняшнее ее смелое поведение дает право носить высокое звание комсомольца. Кто за это предложение?
Опять все подымают руки.
Сахра, поздравляю!
Б е г е н ч. Аннагуль! Давайте введем в состав редколлегии стенной газеты Сахру. У нее красивый почерк. Это будет ее первое комсомольское поручение!
А н н а г у л ь. Сахра, ты согласна?
С а х р а. Конечно, согласна!
А н н а г у л ь. Редактор объяснит тебе, что нужно делать.
С а х р а. А кто редактор?
А н н а г у л ь. Бегенч!
Сахра в смущении опускает голову.
А н н а г у л ь. Собрание считаю закрытым.
Комсомольцы расходятся.
Б е г е н ч. Сахра, ты останься. (Он разворачивает большой лист бумаги. Достает тетрадку.) Вот эти статьи надо переписать сюда. Помнишь, как мы в школе делали стенную газету?
С а х р а. Помню. (Пауза.) Я не знала, что ты будешь столько страдать из-за меня!
Б е г е н ч. Я боюсь за твою жизнь, милая… Черкез так просто не отдаст тебя, он совсем озверел.
С а х р а. Он сказал мне — или будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов!
Б е г е н ч. Ах, негодяй! (Порывается бежать.)
С а х р а. Нет! Нет! Если ты еще хоть раз с ним встретишься, прольется и твоя кровь, и его, я знаю. Умоляю, не надо! Я не боюсь его! Я буду остерегаться, и ты побереги себя! Я спокойна, когда ты со мной.
Б е г е н ч. Сердце мое! (Прижимает голову Сахры к своей груди и нежно гладит ее по волосам.)
В это время открывается дверь и в помещение входит раненый и связанный по рукам А т а м у р т с платком во рту. Бегенч кидается к нему, освобождает его.
А т а м у р т. Чуть не убили меня! Три вооруженных всадника… И глазом не успел моргнуть! Догоните их, дети мои! Сообщите в район!
Б е г е н ч. Ах, Атамурт! Идем, Сахра!
А т а м у р т. Догоните ли?
З а н а в е с.
Чуть светает. Слышны отдаленные крики петухов. Они ведут свою утреннюю перекличку. Перед занавесом проходят М я л и к М е р г е н, Б е г е н ч, А н н а г у л ь, А т а м у р т. Последним проходит б а х ш и. Он что-то негромко напевает.
Открывается занавес. Возле сарая лежат замоченные семена хлопка. Ч а р ы - а г а охраняет их. К нему подходит бахши. Затем — Мялик Мерген, Атамурт с ключами. Атамурт отпирает сарай. Там — колхозный инвентарь. Бахши снова начинает негромко напевать.
М я л и к. Здравствуй, бахши! Утренней песней будишь крестьян? Хорошо! И песню хорошую сочинил! Ну, агротехник, а что говорит твоя наука? Не довольно ли семена в воде держать?
А н н а г у л ь. Думаю, что пора начинать сев. (Берет несколько семечек на ладонь и внимательно рассматривает их.)
Мялик тоже берет несколько семян.
М я л и к. Смотрю на семена хлопка — душа радуется! В них все наше богатство, в этих маленьких зернышках! Давайте же так их посеем, чтобы каждое проросло!
А н н а г у л ь. Постойте-ка… Странный вид у этих семян…
М я л и к. Как это странный?
А т а м у р т. Не кажется ли тебе, дочь моя?
А н н а г у л ь. Семена никто не трогал? (Рассматривает их в лупу, нюхает.)
А т а м у р т. Глупая, кто мог их трогать? Ведь сторож не отходил ни на шаг!
Ч а р ы - а г а. Я ни на минуту не сомкнул глаз…
А т а м у р т. Слышала? Мерген-ага, если мы все будем делать по книгам, то никогда не начнем сев. Давайте-ка по дедовским правилам, так вернее!
А н н а г у л ь. Мерген-ага, трудно произнести эти слова, но…
М я л и к. В чем дело, говори!
А н н а г у л ь. Из этой партии ни одно семя не прорастет!
А т а м у р т. Если будем слушать глупости девчонки, солнце сядет. Пора начинать.
М я л и к. Подожди, Атамурт! Дочка, скажи, в чем дело? Чего ты испугалась?
А н н а г у л ь. Эти семена испорчены. Кто-то их обварил кипятком! Свернулись белки.
А т а м у р т. Дьявол, что ли, их сварил?
Ч а р ы - а г а. Пусть я ослепну, если хоть на минуту сомкнул глаза! Никто к семенам не подходил!
А н н а г у л ь. Да, к площадке, может быть, никто и не подходил, но их обдали кипятком, когда они лежали в сарае!
Б е г е н ч. Как могли проникнуть в закрытый сарай? Атамурт, ты где хранишь ключи?
А т а м у р т. Мало ли ключей для тех, кто хочет навредить! (Вошел в сарай, кричит.) Нашел, нашел! Окно разбито! Они влезли через окно!
М я л и к. Кто же это мог сделать?
Ч а р ы - а г а. Я думаю, что надо взять за шиворот Кюйкибая.
А т а м у р т. Ему своего горя хватает! Сын вчера ночью ограбил его и сбежал, говорят, к Ораз-хану.
Б е г е н ч. За этим бегством что-то кроется! Мерген-ага, нельзя терять времени!
М я л и к. Верно! Седлай коня и молнией скачи в район! Проси семян. Пусть дадут, сколько могут. Следом за тобой пошлем фургон.
А т а м у р т. Да, да, я пойду приготовлю фургон!
М я л и к. Нет, ты оставайся здесь. (Пишет записку, передает Бегенчу.) Отдашь по пути Сердару, он направит фургон. Спеши, Бегенч. Мы не дадим врагу посмеяться над нами! Не позже завтрашнего утра мы должны начать сев. Скачи, сын мой!
Бегенч что-то тихо говорит председателю и уходит.
М я л и к. Кандым, пока мы будем составлять акт, собери колхозников и расскажи о случившемся, а ты, Чары-ага, иди отдыхай.
Кандым уходит.
Ч а р ы - а г а. Мне теперь не до отдыха. Сердце горит, председатель! Это байская рука, я уверен!
М я л и к. Чары-ага, успокойся. Пойди отдохни.
Ч а р ы - а г а. Ах, негодные, задержали сев! (Уходит.)
М я л и к. Ну, бахши! Чего голову повесил? Может, сочиняешь песню про бдительность?
Б а х ш и. Нет, сижу думаю…
М я л и к. Хорошо, когда человек думает. Если бы мы всегда думали как следует, этого бы не произошло. Аннагуль, не вешай головы! Найдем выход из положения!
А т а м у р т. Говорил, не надо слушать эту девчонку! Начали бы сев раньше, не было б беды!
Аннагуль плачет.
М я л и к. Не плачь, ты не виновата! Наоборот, тебе надо спасибо сказать. Если бы не ты — мы бы посеяли негодные семена. Вот когда бы нагрянула настоящая беда! Враг на это и рассчитывал. Но не вышло! И не выйдет! Не плачь, дочка! Теперь враг, если даже рыбой станет на дне морском, все равно от нас не уйдет!
А н н а г у л ь. Сердцу больно! Кто мог это предвидеть?
Аннагуль уходит.
М я л и к. А ты, Атамурт, удивительный человек! Вчера упустил бандита, сегодня к тебе на склад залезли враги… Непонятно…
А т а м у р т. Председатель, не везет мне! Несчастный я человек!
М я л и к. Несчастный человек! Иной несчастный сам на себя беду накликает.
А т а м у р т. Твои слова мне непонятны…
М я л и к. Непонятны?
Б а х ш и. Мудрое слово всегда своего хозяина найдет!
М я л и к. Это верно! А ты, бахши, все размышляешь?
Б а х ш и. Да, я думаю о людях. Мы называем хищниками волка, тигра, лисицу, но ведь иной человек куда кровожаднее этих зверей. Разве можно назвать тех негодяев людьми, которые захотели оставить без хлеба ни в чем не повинных детей? Разве это не зверство?
А т а м у р т. Знать бы, кто они, эти звери!
Б а х ш и. Я знаю…
А т а м у р т. Что?! Чего ж ты молчишь, если знаешь?
М я л и к. И в самом деле, бахши, почему не скажешь?
Б а х ш и. В тот вечер я узнал двоих…
А т а м у р т. Кого ты мог узнать, слепой?
Б а х ш и. Говорят, глаза слепого — уши. Я узнал их по голосам. Кроме того, дорогой мой ровесник, есть два рода слепых — одни такие, как я, а у других хоть и есть глаза, но они тоже слепцы. Кто не видит, куда идет жизнь, как развивается история, тот безнадежный слепой. А такой слепец раз споткнется и никогда больше не встанет. Председатель, я много болтаю, а ты, наверное, ждешь, что я назову преступников. Так слушай. Когда я прошлой ночью шел со свадьбы, около сарая услышал шепот людей. Сначала подумал, что это басмачи, хотел уйти, но потом спрятался за дерево. Голоса сказали мне, что у сарая свои, я успокоился и пошел домой. Мне и в голову не пришло, с какой целью явились люди к сараю…
А т а м у р т. Почему же ты скрываешь имена?!
М я л и к. Не надо кричать, Атамурт, бахши сейчас назовет их.
Б а х ш и. Нет-нет, не назову. Боюсь, председатель, боюсь. Не хочу умирать. Жить стало хорошо. Я жить хочу. А если хоть пикну — исчезну, как дым в небе. Ищите вредителей сами.
А т а м у р т (берет слепого за воротник). Нет, скажешь!
М я л и к. Атамурт, оставь в покое почтенного бахши, сегодня не сказал — подумает, завтра скажет! Назовет имена негодяев.
Б а х ш и. Нет-нет! Я вам ничего не скажу, ничего! Они из нашего аула. Есть судьи, прокуроры, следователи. Они найдут…
А т а м у р т. Бахши, а ты, оказывается, трус!
Б а х ш и. И храбрость имеет свои границы…
А т а м у р т. Вот с таким и попробуй построить социализм!
Бахши уходит. Атамурт идет вслед за ним. Мялик остается один. Через некоторое время б а х ш и возвращается.
М я л и к. Бахши? Ты зачем вернулся?
Б а х ш и. Он ушел?
М я л и к. Да.
Б а х ш и. Я при нем не хотел говорить, башлык. Говорят, черви точат дерево изнутри…
М я л и к. Постой, постой! Не Атамурта ли ты узнал по голосу?
Б а х ш и. Нет.
М я л и к. Кого же?
Б а х ш и. Никого.
М я л и к. Как никого?
Б а х ш и. Я тогда неправду сказал.
М я л и к. Не понимаю…
Б а х ш и. Я ничьих голосов не слышал. После свадьбы нигде не останавливался, а пошел прямо к себе домой и лег спать.
М я л и к. Зачем же ты сказал неправду? Почему?
Б а х ш и. Почему? Чтобы враг сам пришел и попал в капкан! В нашей борьбе хитрость — тоже оружие! Как только распространится слух, что слепой бахши узнал врага, тот сам придет ко мне и заставит молчать!
М я л и к. Ты играешь со смертью! Они ж тебя убьют!
Б а х ш и. Они захотят убить, но удастся ли? Об этом я тоже подумал. Дай мне трех-четырех вооруженных комсомольцев из отряда Бегенча, а об остальном не беспокойся.
М я л и к. Бахши, кто назовет тебя слепым — сам слепец!
Входит А т а м у р т.
А т а м у р т. Где слепой?
З а н а в е с.
Перед занавесом нетерпеливо взад и вперед ходит А т а м у р т. Появляется К ю й к и б а й.
К ю й к и б а й. Ну?
А т а м у р т. Бай-ага, плохи дела, все раскрыто!
К ю й к и б а й. Сволочи! Как вы допустили это?
А т а м у р т. Кто знал, что девчонка все разнюхает! Бай-ага, район им дает семена. За ними отправлен фургон. К ночи семена будут здесь.
К ю й к и б а й. Словно сам аллах помогает им. Ну, чего дрожишь?
А т а м у р т. Бай-ага, слепой бахши подкараулил у сарая нас.
Кюйкибай замахивается на Атамурта.
К ю й к и б а й. Ослы! От слепого не могли спрятаться! Сколько трудов и денег потратили!
А т а м у р т. Не время сейчас деньги считать. Минута промедления — и мы погибли. Всех поставят к стенке. Нам Ораз-хан как воздух нужен!
К ю й к и б а й. Ораз-хан! Пока он придет, нас на вертеле изжарят! О аллах! Сын убежал, хозяйство рушится, каждый удар нашего топора приходится по камню! (Пауза.) Надо думать о своем спасении. Если вор, входя в дом, не задушит проснувшегося ребенка, он пропал!
А т а м у р т. Ты считаешь, что слепого бахши надо… (Проводит рукой по горлу.)
К ю й к и б а й. Не нравится этот выход — подскажи другой. Если он назовет хоть одно имя — мы погибли. Послушай, бахши не должен жить ни одного часа, ни одной минуты! Это сделаешь ты! Ночью два человека тебя будут ждать на окраине аула. Ты с одним из них придешь к бахши и пригласишь его на свадьбу в какой-нибудь аул. Надо сделать все, чтобы его выманить из аула, а дальше — сам знаешь. Потом надо преградить путь фургону с семенами. Уничтожить их. Это я беру на себя. Около котлована под утро буду ждать тебя с хорошими вестями, а потом…
А т а м у р т. А потом?
К ю й к и б а й. Потом займемся Мергеном, и на этом с колхозом будет покончено. Понял? Иди! Иди, говорю!
З а н а в е с.
Кибитка бахши. Темно. Слышится шепот. Тихо открывается и закрывается дверь. Б а х ш и начинает играть на дутаре. Немного погодя входит Д л и н н ы й. У него тоже в руках дутар.
Д л и н н ы й. Бахши, ты дома?
Б а х ш и. Разве не слышишь, что я играю?
Д л и н н ы й. Да, слышу.
Б а х ш и. Проходи, Длинный. Я тебя по голосу узнал.
Д л и н н ы й. А почему в темноте сидишь?
Б а х ш и. А какая мне разница? Для тебя зажгу лампу. (Зажигает.)
Д л и н н ы й. Дети спят?
Б а х ш и. Спят.
Д л и н н ы й. А где жена?
Б а х ш и. Тебе нужна моя жена?
Д л и н н ы й. Нет, нет! На кой она мне?
Б а х ш и. Почему тебя не было на прошлой свадьбе?
Д л и н н ы й. Да так… просто не пошел…
Б а х ш и. Почему у тебя голос дрожит?
Д л и н н ы й. Таким меня мать родила.
Б а х ш и (трогает его колени). Да и колени у тебя дрожат. Тоже от рождения?
Д л и н н ы й. Да, такова была божья воля! А я вот зачем пришел к тебе: думаю научиться играть на дутаре. Ведь не плохо играть на свадьбах, а?
Б а х ш и. Если хочешь научиться, научишься. Садись. Слышал, твой друг Короткий в колхоз вступил?
Д л и н н ы й. Да, он жить умеет!
Б а х ш и. А ты по-прежнему батрачишь у Кюйкибая!
Д л и н н ы й. Привык я к нему…
Б а х ш и. Он должен ценить тебя…
Д л и н н ы й. Почему?
Б а х ш и. Ну, это понятно почему!
Д л и н н ы й. Ты… ты что-нибудь знаешь?
Б а х ш и. Ничего я не знаю… Вот ты хочешь научиться играть на дутаре, а там, где играют, не бываешь! Лучше ночами сидеть на свадьбе возле бахши, чем…
Д л и н н ы й. Бахши, на что ты намекаешь? Ты что-нибудь знаешь?
Б а х ш и. Я знаю только то, что ты пришел ко мне учиться играть! Или я неправ? Говори прямо, зачем пришел?
Д л и н н ы й. Я… Я… Меня…
Б а х ш и. Ну, ну! Договаривай!
Д л и н н ы й. Говорят, ты ночью узнал двоих у сарая по голосу… Это верно?
Б а х ш и. Так же верно, как то, что в этой комнате, кроме нас с тобой и детей, никого нет.
Д л и н н ы й. Бахши… я… тебе… меня…
Широко распахивается дверь. В кибитку врывается А т а м у р т.
А т а м у р т. Длинный, что ты здесь делаешь?
Д л и н н ы й. Я… Я пришел учиться играть!
А т а м у р т. Вон отсюда! Мне нужно поговорить с бахши с глазу на глаз!
Длинный, пятясь от страха, уходит. Бахши идет за ним вслед и громко поет.
Б а х ш и.
Бахши говорит, надо ставить капканы.
Лисицы и волки к жилищу подходят!
А т а м у р т. Что за странная песня?
Б а х ш и. Это новая песня, Атамурт! Может, и ты пришел научиться играть на дутаре?
А т а м у р т. Ты все шутишь, старик! Нет, я пришел позвать тебя на той. За тобой прислали лошадь. Я обещал уговорить тебя. Тебе хорошо заплатят…
Входит н е з н а к о м е ц.
Заходи… Вот наш почтенный бахши. Договаривайтесь сами. Я ухожу. (Делает вид, что уходит, но остается стоять в углу.)
Н е з н а к о м е ц. Салам, бахши!
Б а х ш и. Салам, гость!
Н е з н а к о м е ц. Детей у тебя немало.
Б а х ш и. Бог дает богатым достаток, а бедным — детей.
Н е з н а к о м е ц. Это верно. Ты хочешь разбогатеть?
Б а х ш и. Какой дурак этого не хочет?
Н е з н а к о м е ц. Я приехал за тобой — тебя зовут на богатую свадьбу. Говорят, ты идешь по пути Шукур-бахши!
Б а х ш и. Да, я играю, как завещал Шукур-бахши! Свадьба байская?
Н е з н а к о м е ц. Нет, нет! Один середняк женит своего сына, имя его Сахат.
Б а х ш и. Не знаю такого.
Н е з н а к о м е ц. Бахши не обязательно знать всех, кто его знает. Ну, вставай, идем!
Б а х ш и. Что ж… О, аллах! Подержи-ка дутар, гость. А далеко ехать?
Н е з н а к о м е ц. Да нет, верхом час пути.
Б а х ш и. О, это далеко! Я должен предупредить председателя!
Н е з н а к о м е ц. А зачем его предупреждать? Ты что, раб его, что ли?
Б а х ш и. У нас сев начинается. Он не разрешает никому без его ведома уезжать далеко. Я сейчас… (Хочет уйти.)
Атамурт делает знак незнакомцу. Тот преграждает бахши дорогу.
Н е з н а к о м е ц. Постой! Тебя ждут люди, а ты будешь бегать туда-сюда! Так и ночь пройдет! Едем!
Б а х ш и. Нет. Председатель должен знать, где я.
Незнакомец отбрасывает дутар в сторону и закрывает дверь на крючок.
Н е з н а к о м е ц. Председатель не должен знать, где ты!
Б а х ш и. Ты закрыл дверь? Зачем? Кто ты?
Н е з н а к о м е ц. Кто бы ни был, ты подчинишься мне! (Приставляет нож к горлу бахши.) Чуешь?
Б а х ш и. Конечно, чую. Только не буди детей!
Н е з н а к о м е ц. Ты сам лучше не шуми.
Б а х ш и. Атамурт, что вы задумали? Отвечай! Ты думаешь, я не знаю, что ты здесь?
Атамурт и незнакомец связывают бахши руки.
Н е з н а к о м е ц. Ну, слепой, шагай на свадьбу!
Он открывает дверь, но в это время, откинув одеяло, с пола вскакивает К а н д ы м, а с ним еще д в о е к о м с о м о л ь ц е в. Они направляют ружья на пришельцев.
К а н д ы м. Ни с места! Где это видано, чтобы бахши вели на свадьбу со связанными руками?!
После нескольких ударов в дверь отскакивает крючок. Врываются еще д в о е в о о р у ж е н н ы х к о м с о м о л ь ц е в. Они приводят с собой плачущего Д л и н н о г о. Бахши развязывают.
А т а м у р т (Длинному). Ты все рассказал, трус!
Д л и н н ы й. Все пропало! Все пропало!
К а н д ы м. Целый день ждем, чуть не задохнулись под одеялом! Не могли раньше прийти!
Атамурта и незнакомца связывают.
Б а х ш и. Я же сказал — не будите детей!
Входит М я л и к.
М я л и к. Ну, звери, попались в капкан?
К а н д ы м. Своими ножками пришли!
М я л и к. Спасибо, бахши! А я, честно говоря, не верил… Да, ядовитую змею мы пригрели на своей груди! Ну, активный член правления, скажи теперь — кто слепец: ты или бахши? А я вот что тебе скажу — ты и слепой, и сумасшедший, и последняя сволочь! Деньги Кюйкибая довели тебя до этого!
К а н д ы м. Хайт, Атамурт! Чтоб усы твои сгнили!
М я л и к. Кандым, если отдать этого предателя в руки народа, что с ним будет?
К а н д ы м. Во-первых, измажут сажей лицо, а потом… известное дело!
Д л и н н ы й (плачет). Я не хочу умирать!
М я л и к (Длинному). Ну, батрак, озолотил тебя, Кюйкибай?
Д л и н н ы й. Ей-богу, председатель, я только воду таскал, другой вины за мной нет! Я не шпарил семена.
М я л и к. А кто воду кипятил?
Д л и н н ы й. Хромая старуха.
М я л и к. Хромая старуха? Понятно.
Он что-то шепчет одному из комсомольцев, тот убегает.
Д л и н н ы й. Вах! Почему я не послушался Короткого? Вот тебе! Вот! Вот! (Бьет себя.)
Мялик сильно ударяет Длинного по уху. Тот орет благим матом.
М я л и к. Вот как надо бить тебя, чтобы мозги твои стали на место! Давно у меня руки чешутся! Отпустите этого длинного дурня!
К а н д ы м. Как отпустить? Он убежит, Мерген-ага!
М я л и к. Отпустите!
Д л и н н ы й (заикаясь). Ты шутишь, председатель?
М я л и к. Убирайся! Завтра приходи ко мне, поговорим!
Д л и н н ы й (припав к ногам Мялика). Пусть бог продлит твою жизнь! Я готов стать твоим рабом!
М я л и к. Прочь отсюда!
Длинный, что-то бормоча под нос, уходит. Мялик говорит Атамурту.
М я л и к. Не думай, что и ты так легко отделаешься! Но если чистосердечно расскажешь обо всем, возможно, суд смягчит тебе наказание.
А т а м у р т. У меня нет другого пути. Я расскажу все, я жить хочу… Мы хотели убить бахши, потом тебя, а семена задумали сжечь… Бай и его люди поскакали навстречу фургону, который везет из города семена…
М я л и к. Бегенч в опасности! Вот звери! Где они? Где Кюйкибай?
А т а м у р т. Он будет ждать меня у моста. Как только я принесу ему весть о смерти бахши, он поедет убивать тебя…
М я л и к. За мной! Скорее! Нельзя терять ни минуты! Фургон в опасности!
Мерген, комсомольцы и связанный Атамурт уходят. Бахши кричит им вслед.
Б а х ш и. Береги себя, председатель!
З а н а в е с.
Дорога, ведущая из города в аул. Вдали видны огни. Лунная ночь. По обеим сторонам дороги заросли колючих кустарников. На дороге стоит К ю й к и б а й. Взгляд его устремлен в сторону города. Вдруг Кюйкибай издает громкий вой по-шакальи. К нему подходят ч е т в е р о в о о р у ж е н н ы х л ю д е й.
К ю й к и б а й. Вот они! Едут! Совсем близко! Ну, берегитесь! Скоро ваши трупы будут лежать в этих колючках! Везите семена, дьявольское отродье! Они достанутся чертям, как и ваши трупы!
Издали слышна песня Бегенча:
Меня с ума ты не своди.
Не надо, пожалей.
Приди, любимая,
Приди,
Печаль мою развей.
В жару —
Твоя любовь, как тень,
Прохладна и светла.
Зато она в холодный день,
Как солнца свет,
Тепла.
Горит тоска в моей груди.
Скажи, что делать с ней?!
Приди, любимая,
Приди,
Печаль мою развей!
Слышен скрип колес телеги.
К ю й к и б а й. Пой, пой, выродок! Все равно до конца не допоешь! Скоро твой голос смолкнет навсегда!
Четверо байских приспешников прячутся в кустах.
Песня приближается. Вдруг она прекращается на полуслове. Слышен крик: «А-а!» Раненый Б е г е н ч выбегает на сцену с ножом в руках. Его окружают со всех сторон.
Б е г е н ч (кричит фургонщику). Гони! Гони! Подходите, сволочи! Подходите, если жизнь недорога! Гони-и-и!
Голос за сценой: «Я истекаю кровью… Воды! Воды! Воды!»
Б е г е н ч. Гони, тебе говорю! Гони!
К нему подходят вплотную бандиты.
Грязные выродки! Что бы вы ни делали, все равно сев начнем вовремя! Начнем…
На него наваливаются несколько человек, наносят ножевые удары. Бегенч ранит одного из басмачей. Обессилев, падает и кричит.
Гони! Гони! Вперед!
Умолкает. Над ним наклоняется Кюйкибай.
К ю й к и б а й. Все! Да… храбрец! Если бы каждый басмач так дрался, давно покончили бы с коммунистами! Бросайте его в колючки!
Г о л о с р а н е н о г о б а с м а ч а. Умираю! (Стихает.)
Кюйкибай наклоняется и над ним.
К ю й к и б а й. Тоже умер… О аллах! Дай ему лучшее место в раю! Положите его в сторонку, потом похороним.
Слышны стоны умирающего фургонщика.
Жив этот несчастный? Ладно, не будем добивать его, сам подохнет! Тащите семена в яму и жгите!
Двое таскают мешки. Кюйкибай бормочет.
О аллах! Я не кровожаден. Нет в мире человека тише и справедливее меня! И разве я не справедливо поступил? О аллах, сотри колхозы с лица земли, и я пожертвую тебе половину своего богатства! Аминь! Жгите, жгите семена!
Видно пламя.
Теперь, как только придет Атамурт с хорошей вестью, направимся к дому председателя. Я постучу в дверь. Кто-нибудь встанет возле меня, а ты, Дурды, притаишься у окна. Председатель откроет дверь, тут-то ему и наступит конец. А потом… когда соберутся люди у покойника, я, будто бы ничего не зная, войду к нему в дом и скажу: «Салам, председатель!»
Внезапно появляется М я л и к М е р г е н, а с ним н е с к о л ь к о в о о р у ж е н н ы х к о м с о м о л ь ц е в.
М я л и к. Салам, Кюйкибай! (В сторону.) Тушите огонь!
Кюйкибай и его люди ошеломлены. Один из басмачей бросается на председателя, но его хватают за руки комсомольцы.
М я л и к. Я пришел, Кюйкибай, облегчить ваше дело. Что ж, вот он я! Убивайте!
К ю й к и б а й. Кто, кто предал нас?!
М я л и к. Твои же рабы! Где Бегенч?
Кандым замечает распростертое тело Бегенча.
К а н д ы м. Вот он! Он мертв! (Прикладывает голову к груди друга.) Нет, сердце бьется, но он тяжело ранен! (Рвет на себе рубашку и перевязывает раны Бегенча.)
М я л и к. Погасили огонь! Молодцы! Ребята, быстро грузите мешки в фургон! Берите раненых — и в город! Бандитов связать!
К ю й к и б а й. Ах ты неверный!
Выхватывает наган и целится в Мялика. Тот успевает ударить его по руке. Выстрел в воздух. Мялик так сжимает кисть руки бая, что наган падает на землю.
М я л и к (подымая наган). Ну, бай-ага, считай, что твоя игра окончена!
К ю й к и б а й. Ты, председатель, долго торжествовать не будешь! Мой сын отомстит за меня. Раз мне не суждено — он сровняет с землей твой колхоз. И тогда я умру спокойно. О великий аллах! Дай силы моему сыну!
М я л и к. Не на сына ты надеешься, а на Ораз-хана! Учти: и ему скоро наступит конец! Пойми, бай, можно сокрушить самого могущественного царя, страну превратить в руины, но никакими силами не остановить историю! Уведите их!
З а н а в е с.
Кибитка Пальвана-ага. С а х р а низко наклонилась над большим листом бумаги. Она переписывает статью в стенную газету, тихонько напевает.
С а х р а.
Если бы печаль и горе
В ясном солнечном просторе
Навсегда исчезли вдруг,
Это было бы чудесно —
День встречать счастливой песней
О тебе, мой друг!
Если б не было разлуки,
Я к тебе с тоскою руки
Не тянула бы сейчас.
Это было бы прекрасно —
Ежедневно, ежечасно
Видеть свет любимых глаз!
Вбегает К а н д ы м.
К а н д ы м. Сахра! Сахра!
С а х р а. Что случилось? Разве можно так кричать, ты меня напугал. Уже поздно…
К а н д ы м. Сахра… ты знаешь… ты знаешь!
С а х р а. Бегенч? Что с ним? Ты пришел с дурной вестью?
К а н д ы м. Разве Кандым сможет к тебе прийти с дурной вестью? Ты долго ждала Бегенча и…
С а х р а. Ну? Перестань терзать мое сердце! Говори скорее!
К а н д ы м. Ох, как ты спешишь…
С а х р а. Кандым!
К а н д ы м. Ладно, не сердись. Приехал Бегенч!
Сахра бежит к двери, но Кандым ее останавливает.
К а н д ы м. Куда ты спешишь? Пусть хоть солнце взойдет! Ох, и счастливая у вас будет встреча!
Сахра плачет.
Зачем плакать, когда надо смеяться? Бегенч выздоровел и приехал. Если б я знал, что ты будешь реветь, ни за что не пришел бы. (Сам вытирает набежавшие слезы.) Да что я сюда, плакать пришел, что ли?
Оба смеются.
С а х р а. Значит, жив и здоров!
К а н д ы м. Еще как!
С а х р а. А ты его своими глазами видел?
К а н д ы м. Нет. Как только услыхал, что он приехал, сразу же с этой вестью к тебе. Смотри, в каком я виде!
Кандым не замечает, что в кибитку вошел Пальван-ага.
Да, кстати, не говори отцу, что я был у тебя, а то опять начнет на тебя кричать (подражая голосу Пальвана-ага): «Чего этому парню здесь ночью делать?» Как ни говори — отец у тебя человек темный…
П а л ь в а н - а г а. Эй ты, светлый! Что за вид у тебя?
Кандым испуганно вскрикивает и убегает.
Ну и оборванец! Он что, босиком прибежал, чтобы сказать о Бегенче?
С а х р а. Да, отец. Бегенч жив, здоров и вернулся!
П а л ь в а н - а г а. Слава аллаху! Пострадал парень, но зато помог врага уничтожить. И сев провели хорошо. Дочь моя, погаси лампу и ложись спать.
Сахра готовит постель.
С а х р а. Я не хочу спать, отец!
П а л ь в а н - а г а. Погаси лампу. Я не могу спать при свете, а мне рано вставать!
С а х р а. А ты натяни на голову одеяло — будет темно.
П а л ь в а н - а г а. Задохнусь, дочка!
С а х р а. Тогда зажмурься!
П а л ь в а н - а г а. Нет, лучше все-таки погаси свет, не то я просплю, на заре надо поднять бригаду. Ты не забыла, что твоего отца выбрали бригадиром?
С а х р а. Я помню об этом, отец. Но спать не лягу. Газета — мое комсомольское поручение, я должна ее написать к утру.
П а л ь в а н - а г а. Кто среди ночи поручения выполняет? Недавно тоже всю ночь писала! До каких пор ночами спать не будешь?
С а х р а. Я, отец, слово дала! Утром газету должны читать колхозники!
П а л ь в а н - а г а. Что, грамотнее тебя не нашли? Все давно спят, а я должен сидеть всю ночь и ждать, когда ты напишешь свою газету!
С а х р а. Редактор сказал, чтобы к утру газета была готова!
П а л ь в а н - а г а. Опять редактор сказал? Кто он, редактор твой?
С а х р а. Он… он… Пока его не было, но я знаю, что он сказал бы так…
П а л ь в а н - а г а. Да кто же этот редактор, которого не было?
С а х р а. Бегенч!
П а л ь в а н - а г а. Тогда пиши, дочка, пиши! Пусть он завтра прочтет твою газету, порадуется.
Сахра подбегает к отцу, обнимает его.
С а х р а. Отец, какой ты хороший! Я всю жизнь буду около тебя!
П а л ь в а н - а г а. Ты думаешь, я этого не хочу? Ты — гордость моя, радость моей души, но нам придется расстаться. Так уж заведено. Я очень рад, что Бегенч выздоровел. Твой отец устроит такую свадьбу! Из семи аулов приглашу гостей! (Он ложится.)
Сахра начинает писать. Ее клонит ко сну. Она дремлет, просыпается, опять пробует писать, опять засыпает. Встает, умывается, но и это не помогает. Сахра снова дремлет. Где-то кричит петух. Подумав, Сахра берет ножик, чуть надрезает палец и посыпает ранку солью. Сон как рукой снимает. Вдруг слышится яростный лай собак. Сахра пугается. Она тихонько окликает отца, но Пальван-ага крепко спит. Сахра направляется к двери, но тут входят т р и б а с м а ч а в высоких шапках. Лица их до глаз закрыты платками. Сахра хочет крикнуть, ей зажимают рот.
Б а с м а ч. Застрелю, если пикнешь!
Двое других басмачей затыкают рот полусонному Пальвану-ага, связывают его. Сахра долго сопротивляется. Она бьется, вырывается из рук бандитов, кусается, но басмачи все-таки связывают девушку.
Б а с м а ч. Дьявол! Сколько времени отняла! Выносите вещи!
Они грабят кибитку Пальвана-ага. Потом один из басмачей срывает с себя платок. Пальван-ага и Сахра узнают в нем Черкеза.
Ч е р к е з. Что, не ждали? (Басмачу.) Ну, хороша моя невеста?
Басмач снимает платок — это тот человек, что ходил в одежде муллы.
Б а с м а ч. Хороша! Красива, как фея, и храбра, как тигр! Она достойна тебя… Постой! Постой… Да ведь это она выдала меня комсомольцам, сукина дочь! Жаль, что она твоя невеста!
Ч е р к е з. Одним ударом ножа можно заставить ее навсегда замолчать, но Черкез — своему слову хозяин. Помнишь, Сахра, я сказал тебе: или ты будешь моей женой, или станешь пищей для шакалов? (Вдруг кричит.) Выходи! Выходи, царица красавиц! Мы сыграем свадьбу в сыпучих песках, среди храбрых калманов! А какой получишь ты подарок! Драгоценный! Голову Бегенча! Выходи!
Б а с м а ч. Выходи из кибитки, говорят тебе! (Толкает Сахру.)
Ч е р к е з. Стой! Не трогай мою невесту! Я сам! (Вынимает маузер, подходит к Пальвану-ага и вплотную приставляет дуло к его лбу, сам смотрит на Сахру.) Считаю до десяти. Если своими ножками не выйдешь отсюда и не сядешь на коня, спускаю курок. (Начинает медленно считать.)
Сахра, гневно взглянув на Черкеза, подходит к отцу, с жалостью смотрит на него. Тот пытается порвать веревки, но тщетно. Сахра медленно уходит.
Ч е р к е з. Прощай, тестюшка, я дарю тебе жизнь, чтоб ты видел, как умеет мстить Черкез за себя и за отца!
Басмачи завязывают лица платками и уходят. Снова лают собаки. Через некоторое время вбегает вооруженный Б е г е н ч.
Б е г е н ч. Пальван-ага! Сахра! Где Сахра?! (Вынимает изо рта старика платок, ножом разрезает веревку.)
П а л ь в а н - а г а. Ее увез Черкез! Сейчас! Только что!
Б е г е н ч. Они не уйдут от нас! Не уйдут!
П а л ь в а н - а г а. Дайте мне ружье! Ружье мне! (Выбегает вслед за Бегенчем.)
З а н а в е с.
Верхний ярус мавзолея Солтана Санджара. Рассвет. Огромный алый диск солнца окрасил горизонт в кровавый цвет. За стеной слышен топот конницы. Вооруженный Б е г е н ч с биноклем в руках поднимается на развалины памятника. Кричит.
Б е г е н ч. Сойти с коней!
Появляются спешившиеся К а н д ы м и К о р о т к и й.
К а н д ы м. Почему остановились?
К о р о т к и й. Мы же в песках их след потеряем!
Б е г е н ч. Приказ Козлова — держать позицию в развалинах старой крепости!
К а н д ы м. Что нам делать в этих развалинах?
К о р о т к и й. У начальника милиции, видимо, разработан план…
Б е г е н ч. А вон и сам Козлов скачет!
К о р о т к и й. Конная милиция! Ура!
К а н д ы м. Тихо! Не ори!
К о з л о в. Вы уже здесь! Молодцы! Слушайте меня внимательно. Черкез может прорваться в пески по двум дорогам. Мой отряд разделится на две группы. Одна закроет путь в аул, вторая начнет наступление с запада. Басмачи будут вынуждены принять бой в открытом поле. Единственное надежное укрепление на этой безбрежной равнине — мавзолей Солтана Санджара. У басмачей один путь — вернуться сюда и укрепиться в этих развалинах. Мы устроим им здесь засаду и возьмем в плен. Задача ясна?
Б е г е н ч. Ясна. Сейчас объявлю приказ отряду. (Убегает.)
К о з л о в. Смотрите, смотрите, как я и предполагал, басмачи скачут сюда!
К а н д ы м. А если мы бросимся навстречу?
К о з л о в. Нельзя. Это будет стоить многих ненужных жертв. Мы должны здесь расставить крепкий капкан!
К а н д ы м. В Черкеза стрелять опасно — ведь Сахра с ним!
К о р о т к и й. Приближаются! А вот и наши начали преследовать! Басмачи отстреливаются…
К а н д ы м. Идите сюда, сволочи, идите! Капкан вам обеспечен!
К о р о т к и й. Конная милиция идет за ними по пятам!
Прибегает Б е г е н ч.
Б е г е н ч. Все на своих местах!
К о р о т к и й. Эх, с каким бы удовольствием я размозжил Черкезу голову!
Б е г е н ч. Нет. Черкеза мы должны взять живым! Товарищ Козлов! Как только вы дадите сигнал выстрелом из маузера, мы направим огонь на передних лошадей. Задние ряды наскочат на упавших, начнется невероятная толчея… (Убегает.)
Слышен топот коней — скачут басмачи. Они совсем близко.
К о з л о в. Спустимся!
Все спускаются и исчезают за сценой. Подымается частая стрельба. Шум. Крики. Клубы пыли и дыма.
К о р о т к и й (стреляя, постепенно выходит на сцену). Вот еще один стал пищей для сусликов! (У него с головы слетает шапка. Короткий щупает голову.) Голова на месте! Сволочи! Вот вам ответ! (Стреляя, уходит.)
Слышен отчаянный крик Сахры.
Голос Черкеза: «Перехитрили нас!»
Голос Сахры: «Бегенч! Бегенч-джан!»
Голос Черкеза: «Не убегай, застрелю! Не беги, говорю!»
На сцене появляется С а х р а. Она бежит вверх по лестнице. За нею Ч е р к е з.
Голос Бегенча: «Сахра, где ты?»
Сахра с распущенными волосами, в изорванном платье взбегает на башню, кричит.
С а х р а. Бейте гадов! Бейте!
Ее настигает Черкез. Заносит руку с кинжалом и ударяет Сахру. Сахра падает. С возгласом «Бегенч!» она умирает. Вбегает Б е г е н ч.
Б е г е н ч. Сахра! Сахра!
Черкез сверху стреляет. Сраженный пулей, Бегенч падает и умирает. Откуда-то сверху на Черкеза прыгает К а н д ы м и сбрасывает его на землю.
Между тем конная милиция и комсомольский отряд взяли в плен всех басмачей. Связанные б а с м а ч и в стороне, а к о м с о м о л ь ц ы и м и л и ц и о н е р ы обступают мертвые тела Сахры и Бегенча.
Входит раненный в руку М я л и к М е р г е н.
М я л и к (говорит после долгой и грустной паузы). Мы потеряли дорогих товарищей, лучших комсомольцев и верных детей туркменского народа. Цветы завяли, не успев раскрыться… Дорогие наши дети! Мы хотели вам устроить комсомольскую свадьбу, но не пришлось… Мы хороним вас… Но жизнь свою вы отдали не даром, вы погибли, чтобы победила наша правда, чтобы люди узнали счастье! Народ никогда не забудет вас! Прощайте, сердца молодые…
З а н а в е с.
1957
Перевод автора.